Страница:
– Слушай, так я могу?! Если тебе не надо, а все равно оплачено! Возьму девочек, водки, всего-чего, – он заискивающе посмотрел на меня. – Давай заедем, скажешь администратору, что я за тебя, а?
– Две минуты. Мне некогда.
– Конечно, конечно! – Он явно воспрянул духом. – Слушай, а может, и ты с нами?! Такой сейше и организуем – мама родная!
– У меня в этом городе уже был сеишен. Век не забуду…
Как и обещал, я предупредил ддммншгфа-тра гостиницы, что Колесник вместо меня будет пьянствовать «в номерах» в течение ближайших суток, а сам, сделав только небольшой перерыв на посещение междугородного телефонного узла, развернул машину строго на север и помчал к границе с Белоруссией. Впрочем, Рамоны все равно не было дома. Придется нагрянуть сюрпризом.
Мое будто сошедшее с полотна обдолбанного художника лицо произведет на нее неизгладимое впечатление.
За прошедшие с момента переворота чуть более семи месяцев жизнь успела наломать дров.
По дороге до маленького провинциального эстонского городка Пярну мне пришлось пересекать четыре, теперь уже государственные, границы, на каждой из которых неизменно перегарные пограничники по полчаса сличали мою собственную физиономию с той фотографией, что была прилеплена рядом с фамилией Полковников, а бравые таможенники, у которых жажда взятки была написана жирными буквами прямо на лбу, готовы были разобрать автомобиль до последнего винтика, лишь бы в очередной раз предотвратить попытку нелегального вывоза с их исторической Родины двухсот граммов соленого прибалтийского сыра. Но с автотуристом из Западной Украины их ждал конкретный облом. Не повезло, бывает.
В Пярну я въехал уже поздно вечером. В отличие от Львова, здесь снег еще даже не начинал таять. Высокие сугробы были повсюду. Но даже они не могли скрыть под своей толщей всего очарования тихого, уснувшего до очередного пляжного сезона курорта. В тот день я впервые отметил про себя, что все прошедшее время мне не хватало этого города с его уютными кафе, маленькими, почти игрушечными, магазинчиками, никуда не спешащими прохожими и, конечно, морем, скованным сейчас метровым слоем ледяных торосов.
В доме Рамоны горел свет. Если я еще не забыл расположение комнат, то вполне может быть, что она сидела у компьютера и писала свой очередной бестселлер. Я припарковал машину прямо возле ворот, привычным движением открыл калитку, жалобно скрипнувшую на легком морозце, и направился через укрытый пушистыми шапками снега сад к заветным трем ступенькам. Снег, отраженный голубым сиянием появившейся на чистом небе луны, тихо хрустнул под тяжестью моих кожаных подошв. Проезжая через Ригу, я все-таки сменил свою одежду и купил новые туфли. Сейчас я был очень похож на банкира. Только вот физиономия явно не вписывалась в общую картину. Ладно, до свадьбы заживет.
Я поднялся по ступенькам под изящный черепичный козырек у входа и надавил кнопку звонка.
Спустя минуту послышались мягкие торопливые шаги. И… собачий лай. Какой-то удивительный – я раньше не слышал ничего подобного.
Шаги остановились у двери.
– Кто там? – настороженно, но достаточно дерзко спросила Рамона. Я набрал полную грудь холодного морозного воздуха и почти по слогам произнес тщательно заучиваемую на протяжении последних двух часов фразу.
– Хозяйка, не сдадите комнату бездомному майору Советской Армии? – Эти семь с половиной слов я произнес на «чистом» эстонском, едва не сломав свой несчастный язык. Господи, кто только придумал такое ужасное, словно к зубам прилипла искорка, тягучее произношение? Несчастные эстонцы!
Через пять секунд две горячие, нежные ручки обвили мою шею, а чуть влажные мягкие губы намертво прилипли к моим, истерзанным и побитым.
– Я тебя люблю, – шепотом произнесла Рамона мне в самое ухо и тихо, как будто боясь потревожить сон спящих в соседних коттеджах соседей, засмеялась. Затем слегка отстранилась, осмотрела мой смазанный портрет и укоризненно покачала головой: «Что мне с тобой делать, негодный мальчишка! Опять подрался». И все?! Я, понимаете, ожидал бури эмоций, а тут… Что ни говори, а холодный северный менталитет берет свое. Ну ничего, сейчас мы тебя разогреем!
Я снова услышал этот странный лай и вдруг ощутил, как что-то мягкое и гладкое трется мне о ноги и тихо попискивает.
– Познакомься, это Гарик, – Рамона наклонилась, и у нее на руках оказался щенок мраморного дога. Он был как две капли воды похож на того… погибшего. Только в пять раз меньше. И в десять раз – смешнее. – А это, Гарик, тот самый дядя, которого, начиная с сегодняшнего дня, ты будешь регулярно цапать за ноги, а утром стаскивать с него одеяло! – Рамона неожиданно протянула его мне. Едва оказавшись у меня на руках, Гарик со знанием дела обнюхал доселе незнакомое, вдоль и поперек обклеенное лейкопластырем лицо, чихнул и вдруг быстро и точно лизнул меня внос.
– Это значит, что можно войти, – перевела с собачьего Рамона, схватила меня за рукав и быстро втянула в дом вместе с огромным клубом морозного зимнего пара.
9
10
– Две минуты. Мне некогда.
– Конечно, конечно! – Он явно воспрянул духом. – Слушай, а может, и ты с нами?! Такой сейше и организуем – мама родная!
– У меня в этом городе уже был сеишен. Век не забуду…
Как и обещал, я предупредил ддммншгфа-тра гостиницы, что Колесник вместо меня будет пьянствовать «в номерах» в течение ближайших суток, а сам, сделав только небольшой перерыв на посещение междугородного телефонного узла, развернул машину строго на север и помчал к границе с Белоруссией. Впрочем, Рамоны все равно не было дома. Придется нагрянуть сюрпризом.
Мое будто сошедшее с полотна обдолбанного художника лицо произведет на нее неизгладимое впечатление.
За прошедшие с момента переворота чуть более семи месяцев жизнь успела наломать дров.
По дороге до маленького провинциального эстонского городка Пярну мне пришлось пересекать четыре, теперь уже государственные, границы, на каждой из которых неизменно перегарные пограничники по полчаса сличали мою собственную физиономию с той фотографией, что была прилеплена рядом с фамилией Полковников, а бравые таможенники, у которых жажда взятки была написана жирными буквами прямо на лбу, готовы были разобрать автомобиль до последнего винтика, лишь бы в очередной раз предотвратить попытку нелегального вывоза с их исторической Родины двухсот граммов соленого прибалтийского сыра. Но с автотуристом из Западной Украины их ждал конкретный облом. Не повезло, бывает.
В Пярну я въехал уже поздно вечером. В отличие от Львова, здесь снег еще даже не начинал таять. Высокие сугробы были повсюду. Но даже они не могли скрыть под своей толщей всего очарования тихого, уснувшего до очередного пляжного сезона курорта. В тот день я впервые отметил про себя, что все прошедшее время мне не хватало этого города с его уютными кафе, маленькими, почти игрушечными, магазинчиками, никуда не спешащими прохожими и, конечно, морем, скованным сейчас метровым слоем ледяных торосов.
В доме Рамоны горел свет. Если я еще не забыл расположение комнат, то вполне может быть, что она сидела у компьютера и писала свой очередной бестселлер. Я припарковал машину прямо возле ворот, привычным движением открыл калитку, жалобно скрипнувшую на легком морозце, и направился через укрытый пушистыми шапками снега сад к заветным трем ступенькам. Снег, отраженный голубым сиянием появившейся на чистом небе луны, тихо хрустнул под тяжестью моих кожаных подошв. Проезжая через Ригу, я все-таки сменил свою одежду и купил новые туфли. Сейчас я был очень похож на банкира. Только вот физиономия явно не вписывалась в общую картину. Ладно, до свадьбы заживет.
Я поднялся по ступенькам под изящный черепичный козырек у входа и надавил кнопку звонка.
Спустя минуту послышались мягкие торопливые шаги. И… собачий лай. Какой-то удивительный – я раньше не слышал ничего подобного.
Шаги остановились у двери.
– Кто там? – настороженно, но достаточно дерзко спросила Рамона. Я набрал полную грудь холодного морозного воздуха и почти по слогам произнес тщательно заучиваемую на протяжении последних двух часов фразу.
– Хозяйка, не сдадите комнату бездомному майору Советской Армии? – Эти семь с половиной слов я произнес на «чистом» эстонском, едва не сломав свой несчастный язык. Господи, кто только придумал такое ужасное, словно к зубам прилипла искорка, тягучее произношение? Несчастные эстонцы!
Через пять секунд две горячие, нежные ручки обвили мою шею, а чуть влажные мягкие губы намертво прилипли к моим, истерзанным и побитым.
– Я тебя люблю, – шепотом произнесла Рамона мне в самое ухо и тихо, как будто боясь потревожить сон спящих в соседних коттеджах соседей, засмеялась. Затем слегка отстранилась, осмотрела мой смазанный портрет и укоризненно покачала головой: «Что мне с тобой делать, негодный мальчишка! Опять подрался». И все?! Я, понимаете, ожидал бури эмоций, а тут… Что ни говори, а холодный северный менталитет берет свое. Ну ничего, сейчас мы тебя разогреем!
Я снова услышал этот странный лай и вдруг ощутил, как что-то мягкое и гладкое трется мне о ноги и тихо попискивает.
– Познакомься, это Гарик, – Рамона наклонилась, и у нее на руках оказался щенок мраморного дога. Он был как две капли воды похож на того… погибшего. Только в пять раз меньше. И в десять раз – смешнее. – А это, Гарик, тот самый дядя, которого, начиная с сегодняшнего дня, ты будешь регулярно цапать за ноги, а утром стаскивать с него одеяло! – Рамона неожиданно протянула его мне. Едва оказавшись у меня на руках, Гарик со знанием дела обнюхал доселе незнакомое, вдоль и поперек обклеенное лейкопластырем лицо, чихнул и вдруг быстро и точно лизнул меня внос.
– Это значит, что можно войти, – перевела с собачьего Рамона, схватила меня за рукав и быстро втянула в дом вместе с огромным клубом морозного зимнего пара.
9
Ровно год и триста миллионов долларов были потрачены на решение ключевого вопроса схемы.
Оставалось самое главное – механизм восприятия мозгом «куклы» кодированного сигнала, поступающего с излучателя передвижной станции.
И, как нередко бывает в научных разработках, самый последний шаг на пути к вершине оказался практически невозможным. Можно было при помощи сложнейшей и дорогостоящей аппаратуры преобразовать импульсы, поступающие от оператора, в единый сигнал, но человеческий мозг не мог самостоятельно их расшифровать, использовав как сигнал к действию. Единственное, что чувствовали подопытные, в качестве которых использовали приговоренных к смертной казни заключенных и психически больных – это невыносимую головную боль, рвоту, ощущение неосознанного страха, заставляющего даже самых отъявленных головорезов забиваться в угол, словно тараканы, и утробно выть, а также, при длительном воздействии излучателя, наступал неминуемый паралич центральной нервной системы, после которого в первую очередь переставали работать сердце и легкие. Наступала смерть…
Все это заставляло Прохорова и его коллег трудиться как одержимые, нередко опуская от бессилия руки, но затем с утра снова продолжая поиски заветной разгадки, спрятанной в недрах гигантского черного ящика под названием человеческий мозг. Так продолжалось еще год, после которого не менее половины сотрудников Центра, в прошлом – неисправимые оптимисты, то и дело сходились во мнении, что разработки зашли в тупик. С подопытным можно делать все что угодно, даже заставить его покончить жизнь самоубийством, применив программу кодировки, но превратить в послушного робота с двухсторонней зрительно-слуховой связью, увы, нереально.
Наступил глубокий кризис. Люди перестали ощущать полезность работы, более напоминающей мышиную возню. И именно в этот момент в голову Прохорова пришла до умопомрачительности неожиданная и на первый взгляд совершенно абсурдная идея. Виной тому послужили… дельфины!
И Вадим Витальевич понял, что не зря копнул эту интересную тему. Он постарался хоть как-то обосновать некоторые из своих предложений по продолжению разработок и, когда кризис в Центре достиг апогея, преподнес их Славгородскому, к великому удивлению последнего.
Около четырех часов провели за закрытыми дверями директор Экспериментального исследовательского центра и Прохоров. Вадим Витальевич медленно и доходчиво объяснял Славгородскому, чего именно он от него хочет. А хотел инженер-радиотехник совсем немного – снаряжения специальной морской экспедиции, месяца этак на три-четыре, которой предстояло бы бороздить просторы той самой части мирового океана, где, по преданию, затонула великая цивилизация Атлантида. Легенды древности и вполне реальные факты о регулярной пропаже в районе Бермудского треугольника транспортных и прочих судов, военных и пассажирских самолетов, менее всего интересовали целеустремленного ученого. Ему нужны были только дельфины.
– Так вы хотите, если я правильно понял, провести исследования механизма телепатической связи, при помощи которого дельфины общаются, даже находясь в десятках километров друг от друга? – не без интереса спросил профессор, поудобней устраиваясь в кресле. С каждой последующей минутой разговора предложение Прохорова становилось ему более и более интересным.
Как вообще в его голову пришла такая нестандартная идея?
– Не совсем так. Помимо телепатической связи они обладают способностью переговариваться при помощи специальных звуковых сигналов, где в двух секундах умещается поразительное количество информации. Их мозг способен сначала закодировать и сжать весь этот объем, а потом без всякого труда разложить его на составляющие. Не это ли то самое, к чему мы стремимся в своих разработках?
– Так-то оно так, – Славгородскмй поскреб подбородок и вопросительно посмотрел на Прохорова. – Но где гарантия, что доступное им может быть доступно и человеку?
– А не может быть такой гарантии, – с готовностью отозвался Вадим. – Но очевидно одно – это последний шанс найти брешь в биологической защите природы от проникновения в ее сокровенные тайны. Я очень много информации перелопатил зя последние восемь недель, Григорий Романович. В строении мозга дельфина и человека действительно гораздо больше сходства, чем у человека с обезьяной А известно, что мозг – и только мозг – отвечает за телепатию и прочие сложнейшие психологические отношения живых существ между собой. Однажды я даже наткнулся на научную работу двадцатилетней давности, где открыто утверждалась возможность бессловесного контакта между человеком и дельфином, когда во время войны один английский минный тральщик при помощи способностей своего боцмана разговаривать с дельфинами творил просто-таки чудеса!
– Мало ли чего напишут, – отмахнулся Славгородский, хотя на его лице отчетливо читалась заинтересованность. – Здесь, Вадим Витальевич, вопрос стоит таким образом, нам могут выделить очень большие средства, скажем даже – любые, если заказчик будет иметь гарантию на получение положительного результата.
Прохоров только ухмыльнулся и покачал головой. Непробиваемая логика странного симбиоза военных с бизнесменами.
– Вот именно, – согласно скривил губы профессор. – А результат мы им гарантировать не можем…
– Но ведь до сих пор нас финансировали едва ли не лучше, чем космические разработки! А сейчас что? Закрома прохудились, или система уже не заинтересована в получении оружия двадцать первого века? – Вадим даже встал со стула и начал прохаживаться взад-вперед по просторному кабинету Славгородского.
– Если хотите мое мнение, то мне действительно кажется весьма любопытной ваша теория о дельфинах, – утвердительно произнес профессор. – Но не я решаю финансовую сторону дела.
Здесь ведь нужно вкладывать несколько миллионов долларов, фрахтовать подходящее судно, приглашать специалистов по дельфинам, оснащать судно очень дорогостоящей аппаратурой, – Славгородский последовательно загибал пальцы. – А потом… Кого из сотрудников вы хотите взять с собой? – неожиданно спросил он.
– Биолога, еще одного радиотехника, компьютерщика, – было похоже, что Прохоров успел проштудировать этот момент, так как отвечал без малейших раздумий. – Вот список пофамильно.
Вадим достал из кармана чуть помятый листок бумаги, сложенный вчетверо, и положил перед профессором. Тот внимательно пробежал его глазами и спросил:
– Но если я дам всех перечисленных людей, в том числе и Будулая, то кто все это время, пока вы будете шляться по морям и загорать, будет продолжать работать здесь, в Центре?
– Не знаю, – с вполне реальным безразличием повертел головой Прохоров. – Это не моя компетенция. К тому же мало шансов, что в ближайший год здесь вообще разработают что-нибудь более стоящее, чем уже сделано. Мы выжали максимум из имевшегося в распоряжении материала. Нужна свежая струя, иначе… Впрочем, зачем я все это говорю, вы и так прекрасно понимаете, – Вадим достал сигарету и закурил. – Когда можно ждать ответ?..
Обычно на подобное мероприятие уходит не менее полугода. В данном случае все работы завершились за семь недель. А затем «Пеликан» отправился в Балтийск, где ему надлежало принять на борт команду исследователей из одиннадцати человек. Шестеро из них были специально откомандированы из Москвы. Остальные – сотрудники гражданских научных ведомств – незадолго до экспедиции вдруг получили выгодные коммерческие предложения от некоей немецкой фирмы и сочли абсурдом от них отказываться. Тем более что непосредственное начальство приглашенных вдруг проявило завидное понимание, которого так недоставало в повседневной работе…
Тем временем на военном научном судне «Пеликан» совсем недавно пришлось заменить двух, внезапно сильно заболевших членов команды – радиста и одного из мотористов машинного отделения – на двух других, тотчас рекомендованных командиром Мурманской военной базы контрадмиралом Шпарковым. Причем произошло все так быстро и внешне незаметно, что даже главный «куратор» проекта ничего об этом не знал, так как не получил своевременного оповещения об изменениях в ранее утвержденном списке команды.
Уговорить бравого «кэпа» в необходимости маленькой рокировки не составило никакого труда. Всю работу Шпарков проделал совершенно бесплатно, только ради благополучия кое-кого из близких родственников и из страха, что его недавние махинации с продажей пятидесяти тонн мельхиора норвежцам вдруг станут известны Главкому ВМФ России.
Оставалось самое главное – механизм восприятия мозгом «куклы» кодированного сигнала, поступающего с излучателя передвижной станции.
И, как нередко бывает в научных разработках, самый последний шаг на пути к вершине оказался практически невозможным. Можно было при помощи сложнейшей и дорогостоящей аппаратуры преобразовать импульсы, поступающие от оператора, в единый сигнал, но человеческий мозг не мог самостоятельно их расшифровать, использовав как сигнал к действию. Единственное, что чувствовали подопытные, в качестве которых использовали приговоренных к смертной казни заключенных и психически больных – это невыносимую головную боль, рвоту, ощущение неосознанного страха, заставляющего даже самых отъявленных головорезов забиваться в угол, словно тараканы, и утробно выть, а также, при длительном воздействии излучателя, наступал неминуемый паралич центральной нервной системы, после которого в первую очередь переставали работать сердце и легкие. Наступала смерть…
Все это заставляло Прохорова и его коллег трудиться как одержимые, нередко опуская от бессилия руки, но затем с утра снова продолжая поиски заветной разгадки, спрятанной в недрах гигантского черного ящика под названием человеческий мозг. Так продолжалось еще год, после которого не менее половины сотрудников Центра, в прошлом – неисправимые оптимисты, то и дело сходились во мнении, что разработки зашли в тупик. С подопытным можно делать все что угодно, даже заставить его покончить жизнь самоубийством, применив программу кодировки, но превратить в послушного робота с двухсторонней зрительно-слуховой связью, увы, нереально.
Наступил глубокий кризис. Люди перестали ощущать полезность работы, более напоминающей мышиную возню. И именно в этот момент в голову Прохорова пришла до умопомрачительности неожиданная и на первый взгляд совершенно абсурдная идея. Виной тому послужили… дельфины!
И Вадим Витальевич понял, что не зря копнул эту интересную тему. Он постарался хоть как-то обосновать некоторые из своих предложений по продолжению разработок и, когда кризис в Центре достиг апогея, преподнес их Славгородскому, к великому удивлению последнего.
Около четырех часов провели за закрытыми дверями директор Экспериментального исследовательского центра и Прохоров. Вадим Витальевич медленно и доходчиво объяснял Славгородскому, чего именно он от него хочет. А хотел инженер-радиотехник совсем немного – снаряжения специальной морской экспедиции, месяца этак на три-четыре, которой предстояло бы бороздить просторы той самой части мирового океана, где, по преданию, затонула великая цивилизация Атлантида. Легенды древности и вполне реальные факты о регулярной пропаже в районе Бермудского треугольника транспортных и прочих судов, военных и пассажирских самолетов, менее всего интересовали целеустремленного ученого. Ему нужны были только дельфины.
– Так вы хотите, если я правильно понял, провести исследования механизма телепатической связи, при помощи которого дельфины общаются, даже находясь в десятках километров друг от друга? – не без интереса спросил профессор, поудобней устраиваясь в кресле. С каждой последующей минутой разговора предложение Прохорова становилось ему более и более интересным.
Как вообще в его голову пришла такая нестандартная идея?
– Не совсем так. Помимо телепатической связи они обладают способностью переговариваться при помощи специальных звуковых сигналов, где в двух секундах умещается поразительное количество информации. Их мозг способен сначала закодировать и сжать весь этот объем, а потом без всякого труда разложить его на составляющие. Не это ли то самое, к чему мы стремимся в своих разработках?
– Так-то оно так, – Славгородскмй поскреб подбородок и вопросительно посмотрел на Прохорова. – Но где гарантия, что доступное им может быть доступно и человеку?
– А не может быть такой гарантии, – с готовностью отозвался Вадим. – Но очевидно одно – это последний шанс найти брешь в биологической защите природы от проникновения в ее сокровенные тайны. Я очень много информации перелопатил зя последние восемь недель, Григорий Романович. В строении мозга дельфина и человека действительно гораздо больше сходства, чем у человека с обезьяной А известно, что мозг – и только мозг – отвечает за телепатию и прочие сложнейшие психологические отношения живых существ между собой. Однажды я даже наткнулся на научную работу двадцатилетней давности, где открыто утверждалась возможность бессловесного контакта между человеком и дельфином, когда во время войны один английский минный тральщик при помощи способностей своего боцмана разговаривать с дельфинами творил просто-таки чудеса!
– Мало ли чего напишут, – отмахнулся Славгородский, хотя на его лице отчетливо читалась заинтересованность. – Здесь, Вадим Витальевич, вопрос стоит таким образом, нам могут выделить очень большие средства, скажем даже – любые, если заказчик будет иметь гарантию на получение положительного результата.
Прохоров только ухмыльнулся и покачал головой. Непробиваемая логика странного симбиоза военных с бизнесменами.
– Вот именно, – согласно скривил губы профессор. – А результат мы им гарантировать не можем…
– Но ведь до сих пор нас финансировали едва ли не лучше, чем космические разработки! А сейчас что? Закрома прохудились, или система уже не заинтересована в получении оружия двадцать первого века? – Вадим даже встал со стула и начал прохаживаться взад-вперед по просторному кабинету Славгородского.
– Если хотите мое мнение, то мне действительно кажется весьма любопытной ваша теория о дельфинах, – утвердительно произнес профессор. – Но не я решаю финансовую сторону дела.
Здесь ведь нужно вкладывать несколько миллионов долларов, фрахтовать подходящее судно, приглашать специалистов по дельфинам, оснащать судно очень дорогостоящей аппаратурой, – Славгородский последовательно загибал пальцы. – А потом… Кого из сотрудников вы хотите взять с собой? – неожиданно спросил он.
– Биолога, еще одного радиотехника, компьютерщика, – было похоже, что Прохоров успел проштудировать этот момент, так как отвечал без малейших раздумий. – Вот список пофамильно.
Вадим достал из кармана чуть помятый листок бумаги, сложенный вчетверо, и положил перед профессором. Тот внимательно пробежал его глазами и спросил:
– Но если я дам всех перечисленных людей, в том числе и Будулая, то кто все это время, пока вы будете шляться по морям и загорать, будет продолжать работать здесь, в Центре?
– Не знаю, – с вполне реальным безразличием повертел головой Прохоров. – Это не моя компетенция. К тому же мало шансов, что в ближайший год здесь вообще разработают что-нибудь более стоящее, чем уже сделано. Мы выжали максимум из имевшегося в распоряжении материала. Нужна свежая струя, иначе… Впрочем, зачем я все это говорю, вы и так прекрасно понимаете, – Вадим достал сигарету и закурил. – Когда можно ждать ответ?..
* * *
В течение месяца после получения Центром необходимой суммы в несколько миллионов долларов была полностью подготовлена экспедиция в район Бермудского треугольника, для которой выбрали военное научное судно «Пеликан», принадлежащее Северному флоту. На территории Мурманской в/ч 20368 оно было загнано в сухой док, быстро и аккуратно оборудовано всем необходимым, включая батискаф для глубоководного погружения, совершенно новую систему навигации, специальные приспособления для отлова дельфинов, палубный бассейн и многое другое.Обычно на подобное мероприятие уходит не менее полугода. В данном случае все работы завершились за семь недель. А затем «Пеликан» отправился в Балтийск, где ему надлежало принять на борт команду исследователей из одиннадцати человек. Шестеро из них были специально откомандированы из Москвы. Остальные – сотрудники гражданских научных ведомств – незадолго до экспедиции вдруг получили выгодные коммерческие предложения от некоей немецкой фирмы и сочли абсурдом от них отказываться. Тем более что непосредственное начальство приглашенных вдруг проявило завидное понимание, которого так недоставало в повседневной работе…
Тем временем на военном научном судне «Пеликан» совсем недавно пришлось заменить двух, внезапно сильно заболевших членов команды – радиста и одного из мотористов машинного отделения – на двух других, тотчас рекомендованных командиром Мурманской военной базы контрадмиралом Шпарковым. Причем произошло все так быстро и внешне незаметно, что даже главный «куратор» проекта ничего об этом не знал, так как не получил своевременного оповещения об изменениях в ранее утвержденном списке команды.
Уговорить бравого «кэпа» в необходимости маленькой рокировки не составило никакого труда. Всю работу Шпарков проделал совершенно бесплатно, только ради благополучия кое-кого из близких родственников и из страха, что его недавние махинации с продажей пятидесяти тонн мельхиора норвежцам вдруг станут известны Главкому ВМФ России.
10
Балтийск встретил участников экспедиции порывистым ветром и проливным дождем. Тяжелые свинцовые тучи висели прямо над головой, изредка прорываемые белыми стрелами молний и каким-то чудом проскользнувшими сквозь плотную серую мглу потоками света. Прохожих на улицах почти не было, а те редкие, кого текущие дела заставили все же покинуть уютную теплоту жилища, старались как можно быстрее туда вернуться, отчего передвигались почти бегом, обходя все увеличивающиеся в размерах и покрывающиеся дождевой пеной лужи. Проезжающие машины оставляли на асфальте четкий отпечаток протектора, который через секунду уже размывался падающей на город с неба многотонной массой холодной воды.
После вынужденного ухода Балтийского флота из стратегически выгодных портов трех прибалтийских государств часть кораблей и подводных лодок перебазировались на север – в СанктПетербург, а другая – на юг, в Балтийск. Для пятимиллионного Питера пополнение из нескольких сот боевых единиц прошло почти незамеченным, ну а Балтийск с его населением в тридцать тысяч человек ощутил прибавление весьма отчетливо. И на плавучих, и на бетонных пирсах крупнейшей военно-морской базы России на Балтике все места для швартовки были заняты.
Многочисленным СКР, МПК, МРК со звонкими, сразу запоминающимися названиями нередко приходилось швартоваться даже в несколько рядов – одно судно стояло непосредственно бортом к пирсу, а далее борт к борту еще два или три соизмеримых по водоизмещению кораблей. Когда Прохоров впервые взглянул на всю сосредоточенную на небольшом куске береговой линии военную мощь, то нашел, что Балтийск очень напоминает железного, ощетинившегося мачтами и стволами орудий морского ежа. Ядовитого морского ежа, перед которым отступили бы даже такие океанские флибустьеры, как мурены, акулы и осьминоги. Если бы смогли выжить в холодных, грязных и пропахших насквозь нефтью водах Балтийского моря, по сравнению со Средиземным собратом, по глубине и обитающему там животному миру более похожего на застарелую мутную лужу.
«Пеликан» стоял на самом конце длинного, уходящего далеко в море понтонного причала Он не был похож на основную армаду «расквартированных» вокруг кораблей хотя бы тем, что корпус его и палубные надстройки были свежеокрашены в белый, а не традиционный для военных судов серый цвет. Вообще, складывалось впечатление, что это небольшое по размерам, но очень привлекательное на взгляд судно, только неделю назад было спущено со стапелей Николаевского или Североморского судостроительного завода. Каждая хромированная деталь блестела даже в такую скверную пасмурную погоду, каждый канат, который можно было заметить при беглом осмотре, был совершенно новым, и даже тяжелый толстый брезент, прикрывающий укрепленный на юте батискаф, тоже ни разу не пользованным. Курирующее экспедицию ведомство решило не мелочиться, готовя корабль, в течение пятнадцати лет уже интенсивно бороздивший соленые воды, к очередному походу в Атлантический океан. «Пеликан» выглядел как новый.
Шестерка москвичей вышла из широкой боковой двери микроавтобуса и быстро, чтобы окончательно не промокнуть под холодным небесным водопадом, друг за другом поднялась на палубу судна по спущенному на пристань трапу. Там, под навесом возле ближайшей надстройки, их уже встречали несколько человек из команды «Пеликана». Здесь были капитан корабля в звании капитана второго ранга, штурман, боцман, радист и непринужденно покуривавший неподалеку машинист машинного отделения в промасленной синей робе и традиционной для военных моряков тельняшке под ней. Он, казалось, не обращал на гостей никакого внимания, а внимательно наблюдал за сидящей на леере чайкой, занятой чисткой своих совершенно мокрых перьев.
– Ну и погодка тут у вас! – Шедший впереди всех Славгородский быстро заскочил под крышу, отряхнулся и протянул влажную ладонь «кэпу». – Наконец-то добрались… У-ф-ф!
– Здесь это бывает, – как-то слишком по-отцовски, утвердительно ответил капитан, подождал, пока остальные члены экспедиции окажутся рядом, а затем сказал: – Сейчас я покажу вам каюты, определитесь там что к чему, – его взгляд непроизвольно упал на Наташу, и капитан едва заметно улыбнулся: – А девушке нужно отдельную, я так полагаю?
– Совсем даже необязательно, – Наташа взяла под руку Прохорова и демонстративно приклонила голову ему на плечо.
– Раз так, совсем другое дело, – «кэп» еще раз улыбнулся, кивнул стоящему рядом боцману и указал рукой на металлическую, овальной формы дверь, расположенную в нескольких метрах от их убежища от дождя, возле мощной лебедки. – Проходите вниз, боцман покажет свободные каюты. Они совершенно одинаковы, так что нет особой разницы, какую занимать. Впрочем, смотрите сами, – он развел руками. – Хозяин – барин.
Я над вами не командую. Так, Григорий Романович? – Он дружески посмотрел на Славгородского.
– Точно так, командую здесь я. По крайней мере, этими пятью господами.
– Значит, профессор, мы с вами не конкуренты! Тем лучше, будем заниматься каждый своим делом. А сейчас идите за боцманом, только очень аккуратно, лестницы здесь крутые, не упадите, – и капитан снова посмотрел на Наташу.
Взгляд этот не остался для Прохорова незамеченным. Он что-то тихо пробубнил себе под нос, покачал головой, обнял Наташу за плечи и пошел в сторону двери. Правда, там пришлось убрать руку, так как на военных кораблях вряд ли можно найти хоть одну дверь, через которую можно было бы пройти вдвоем. Почти все они, за исключением нескольких внутренних, были одного типа и в случае необходимости герметично задраивались при помощи специальной системы рычагов и механизмов. Даже во время сильного шторма попадание морской воды внутрь практически исключалось.
Боцман быстро скатился по узкой железной лестнице на один уровень вниз и ждал, пока неуклюже и медленно гражданские интеллигенты преодолеют полтора десятка за многие годы отполированных ботинками матросов ступеней. Когда, кряхтя и чертыхаясь, последним сошел непревзойденный компьютерщик Ожогин по кличке Бодулай, боцман прошел вперед по длинному коридору и остановился в его дальнем конце. По обе стороны находились выкрашенные синей краской двери кают.
– Располагайтесь, господа ученые, будьте как дома, – он открыл ближайшую дверь и протянул руку в образовавшийся проем. – Душ и туалет в каждом номере, еще один есть на нижней палубе.
Но он вряд ли вам понадобится, это для матросов и механиков. Постельное белье меняем раз в неделю, буду предупреждать заранее. В каютах есть селектор и общая связь по кораблю, в экстренных случаях можно ей воспользоваться. Все общие команды – как-то: прием пищи и прочее – сообщаются по всем помещениям судна, поэтому морской закон гласит, что не следует отключать общую связь, даже если она вам спать мешает.
Что еще?.. Согласно плану экспедиции мы будем болтаться по морям довольно долго, так что устраивайтесь поудобнее, с комфортом, – боцман улыбнулся. – Распределитесь по каютам, потом подойдите ко мне, скажите номер, я выдам ключ.
Зовут меня Евгений Гаврилко, я боцман. Если кто еще не запомнил. Мои хоромы в том конце палубы, что понадобится или не ясно – подходите, спрашивайте, не стесняйтесь. Матросы вас беспокоить не будут, работайте спокойно. По-моему, все пока… Я буду у себя, приходите за ключами, – еще раз напомнил боцман, тридцатилетний мужчина с обветрившимся лицом и светлыми волосами, включая брови и ресницы. Он очень походил на скандинава, только вот ростом был всего метр семьдесят, а так – вылитый представитель северных европейских народов. Он еще раз кивнул в сторону открытой двери и направился к себе.
Дождь барабанил по стальному корпусу и палубным надстройкам «Пеликана» все сильнее и сильнее. Маленькое окошко иллюминатора в каюте, где расположились Наташа и Вадим, стало совершенно непрозрачным от обилия разбивающихся о стекло холодных капель. Где-то совсем близко вдруг громыхнул раскат грома, гулко отозвавшись вибрацией всего корпуса «Пеликана».
Военная база Балтийского флота находилась в самом центре бушующего циклона. Согласно прогнозу погоды прояснение должно было наступить не раньше следующего утра, на которое как раз и было назначено отплытие научного судна в длительную экспедицию в район Бермудского треугольника в Атлантическом океане.
Но не это сейчас волновало Вадима Витальевича, а нечто параллельно существующее.
Трудно поверить, что в такое длительное автономное плавание Служба безопасности не послала как минимум несколько своих людей, как это уже сделала мафия. Они тоже находятся среди членов команды или… среди контрактников, что менее вероятно. И там, в далекой от Бермудов Москве, будут пристально следить за каждым его шагом, каждым словом…
Вадим снова посмотрел на мирно спящую Наташу, нежно, чтобы не разбудить, поцеловал ее в горячую и чуть влажную щеку, поднял повыше свою подушку, повернулся на другой бок, закрыл глаза и почти сразу же провалился в сон. Ему снилось, как он разговаривает с дельфинами на равных, причем совершенно не открывая рта. Примерно так же, как боцман с одного из английских минных тральщиков во время второй мировой войны.
Утро действительно было великолепным. Совершенно пустынное море, с разорванным над ним оранжево-серым небом, легкие волны, блики на кажущейся почти черной воде, оставляемые пробивающимися сквозь мглу лучами встающего солнца, и одинокий корабль, больше похожий на мираж, в том самом месте, где, как говорили древние индусы, небо сходится с водой. На краю мира.
Наташа услышала шевеление и обернулась. На ее лице, каком-то спокойном и задумчивом, появилась милая улыбка.
После вынужденного ухода Балтийского флота из стратегически выгодных портов трех прибалтийских государств часть кораблей и подводных лодок перебазировались на север – в СанктПетербург, а другая – на юг, в Балтийск. Для пятимиллионного Питера пополнение из нескольких сот боевых единиц прошло почти незамеченным, ну а Балтийск с его населением в тридцать тысяч человек ощутил прибавление весьма отчетливо. И на плавучих, и на бетонных пирсах крупнейшей военно-морской базы России на Балтике все места для швартовки были заняты.
Многочисленным СКР, МПК, МРК со звонкими, сразу запоминающимися названиями нередко приходилось швартоваться даже в несколько рядов – одно судно стояло непосредственно бортом к пирсу, а далее борт к борту еще два или три соизмеримых по водоизмещению кораблей. Когда Прохоров впервые взглянул на всю сосредоточенную на небольшом куске береговой линии военную мощь, то нашел, что Балтийск очень напоминает железного, ощетинившегося мачтами и стволами орудий морского ежа. Ядовитого морского ежа, перед которым отступили бы даже такие океанские флибустьеры, как мурены, акулы и осьминоги. Если бы смогли выжить в холодных, грязных и пропахших насквозь нефтью водах Балтийского моря, по сравнению со Средиземным собратом, по глубине и обитающему там животному миру более похожего на застарелую мутную лужу.
«Пеликан» стоял на самом конце длинного, уходящего далеко в море понтонного причала Он не был похож на основную армаду «расквартированных» вокруг кораблей хотя бы тем, что корпус его и палубные надстройки были свежеокрашены в белый, а не традиционный для военных судов серый цвет. Вообще, складывалось впечатление, что это небольшое по размерам, но очень привлекательное на взгляд судно, только неделю назад было спущено со стапелей Николаевского или Североморского судостроительного завода. Каждая хромированная деталь блестела даже в такую скверную пасмурную погоду, каждый канат, который можно было заметить при беглом осмотре, был совершенно новым, и даже тяжелый толстый брезент, прикрывающий укрепленный на юте батискаф, тоже ни разу не пользованным. Курирующее экспедицию ведомство решило не мелочиться, готовя корабль, в течение пятнадцати лет уже интенсивно бороздивший соленые воды, к очередному походу в Атлантический океан. «Пеликан» выглядел как новый.
Шестерка москвичей вышла из широкой боковой двери микроавтобуса и быстро, чтобы окончательно не промокнуть под холодным небесным водопадом, друг за другом поднялась на палубу судна по спущенному на пристань трапу. Там, под навесом возле ближайшей надстройки, их уже встречали несколько человек из команды «Пеликана». Здесь были капитан корабля в звании капитана второго ранга, штурман, боцман, радист и непринужденно покуривавший неподалеку машинист машинного отделения в промасленной синей робе и традиционной для военных моряков тельняшке под ней. Он, казалось, не обращал на гостей никакого внимания, а внимательно наблюдал за сидящей на леере чайкой, занятой чисткой своих совершенно мокрых перьев.
– Ну и погодка тут у вас! – Шедший впереди всех Славгородский быстро заскочил под крышу, отряхнулся и протянул влажную ладонь «кэпу». – Наконец-то добрались… У-ф-ф!
– Здесь это бывает, – как-то слишком по-отцовски, утвердительно ответил капитан, подождал, пока остальные члены экспедиции окажутся рядом, а затем сказал: – Сейчас я покажу вам каюты, определитесь там что к чему, – его взгляд непроизвольно упал на Наташу, и капитан едва заметно улыбнулся: – А девушке нужно отдельную, я так полагаю?
– Совсем даже необязательно, – Наташа взяла под руку Прохорова и демонстративно приклонила голову ему на плечо.
– Раз так, совсем другое дело, – «кэп» еще раз улыбнулся, кивнул стоящему рядом боцману и указал рукой на металлическую, овальной формы дверь, расположенную в нескольких метрах от их убежища от дождя, возле мощной лебедки. – Проходите вниз, боцман покажет свободные каюты. Они совершенно одинаковы, так что нет особой разницы, какую занимать. Впрочем, смотрите сами, – он развел руками. – Хозяин – барин.
Я над вами не командую. Так, Григорий Романович? – Он дружески посмотрел на Славгородского.
– Точно так, командую здесь я. По крайней мере, этими пятью господами.
– Значит, профессор, мы с вами не конкуренты! Тем лучше, будем заниматься каждый своим делом. А сейчас идите за боцманом, только очень аккуратно, лестницы здесь крутые, не упадите, – и капитан снова посмотрел на Наташу.
Взгляд этот не остался для Прохорова незамеченным. Он что-то тихо пробубнил себе под нос, покачал головой, обнял Наташу за плечи и пошел в сторону двери. Правда, там пришлось убрать руку, так как на военных кораблях вряд ли можно найти хоть одну дверь, через которую можно было бы пройти вдвоем. Почти все они, за исключением нескольких внутренних, были одного типа и в случае необходимости герметично задраивались при помощи специальной системы рычагов и механизмов. Даже во время сильного шторма попадание морской воды внутрь практически исключалось.
Боцман быстро скатился по узкой железной лестнице на один уровень вниз и ждал, пока неуклюже и медленно гражданские интеллигенты преодолеют полтора десятка за многие годы отполированных ботинками матросов ступеней. Когда, кряхтя и чертыхаясь, последним сошел непревзойденный компьютерщик Ожогин по кличке Бодулай, боцман прошел вперед по длинному коридору и остановился в его дальнем конце. По обе стороны находились выкрашенные синей краской двери кают.
– Располагайтесь, господа ученые, будьте как дома, – он открыл ближайшую дверь и протянул руку в образовавшийся проем. – Душ и туалет в каждом номере, еще один есть на нижней палубе.
Но он вряд ли вам понадобится, это для матросов и механиков. Постельное белье меняем раз в неделю, буду предупреждать заранее. В каютах есть селектор и общая связь по кораблю, в экстренных случаях можно ей воспользоваться. Все общие команды – как-то: прием пищи и прочее – сообщаются по всем помещениям судна, поэтому морской закон гласит, что не следует отключать общую связь, даже если она вам спать мешает.
Что еще?.. Согласно плану экспедиции мы будем болтаться по морям довольно долго, так что устраивайтесь поудобнее, с комфортом, – боцман улыбнулся. – Распределитесь по каютам, потом подойдите ко мне, скажите номер, я выдам ключ.
Зовут меня Евгений Гаврилко, я боцман. Если кто еще не запомнил. Мои хоромы в том конце палубы, что понадобится или не ясно – подходите, спрашивайте, не стесняйтесь. Матросы вас беспокоить не будут, работайте спокойно. По-моему, все пока… Я буду у себя, приходите за ключами, – еще раз напомнил боцман, тридцатилетний мужчина с обветрившимся лицом и светлыми волосами, включая брови и ресницы. Он очень походил на скандинава, только вот ростом был всего метр семьдесят, а так – вылитый представитель северных европейских народов. Он еще раз кивнул в сторону открытой двери и направился к себе.
Дождь барабанил по стальному корпусу и палубным надстройкам «Пеликана» все сильнее и сильнее. Маленькое окошко иллюминатора в каюте, где расположились Наташа и Вадим, стало совершенно непрозрачным от обилия разбивающихся о стекло холодных капель. Где-то совсем близко вдруг громыхнул раскат грома, гулко отозвавшись вибрацией всего корпуса «Пеликана».
Военная база Балтийского флота находилась в самом центре бушующего циклона. Согласно прогнозу погоды прояснение должно было наступить не раньше следующего утра, на которое как раз и было назначено отплытие научного судна в длительную экспедицию в район Бермудского треугольника в Атлантическом океане.
* * *
Вернувшись обратно в каюту после трехчасового совещания команды в кают-компании, Прохоров долго не мог заснуть, несмотря на то что постоянно барабанящие по корпусу надстройки и металлической палубе капли дождя очень способствовали приятным сновидениям. Он уже знал, что радист и один из мотористов – тот, который находился на палубе в момент их приезда, – являются людьми мафии. И он должен время от времени сообщать им специфические детали происходящих на борту «Пеликана» исследований по интересующей теме, чтобы они были немедленно отправлены хозяевам.Но не это сейчас волновало Вадима Витальевича, а нечто параллельно существующее.
Трудно поверить, что в такое длительное автономное плавание Служба безопасности не послала как минимум несколько своих людей, как это уже сделала мафия. Они тоже находятся среди членов команды или… среди контрактников, что менее вероятно. И там, в далекой от Бермудов Москве, будут пристально следить за каждым его шагом, каждым словом…
Вадим снова посмотрел на мирно спящую Наташу, нежно, чтобы не разбудить, поцеловал ее в горячую и чуть влажную щеку, поднял повыше свою подушку, повернулся на другой бок, закрыл глаза и почти сразу же провалился в сон. Ему снилось, как он разговаривает с дельфинами на равных, причем совершенно не открывая рта. Примерно так же, как боцман с одного из английских минных тральщиков во время второй мировой войны.
* * *
Утром тучи над Балтийском стали понемногу расступаться, и появились первые проблески восходящего на востоке солнца. Дождь полностью прекратился, более того – стих и ветер. Над военной базой и городом повисла необычная, если принять во внимание вчерашнее буйство стихии, тишина. В какие-то мгновения казалось, что все вокруг вымерло, и только редкие машины, с шумом проносящиеся по еще мокрому асфальту, нарушали покой раннего воскресного утра… Проснулся Прохоров оттого, что нос его неожиданно ощутил ворвавшийся в каюту свежий морской воздух. Он полуоткрыл глаза, все еще пребывая в состоянии легкой дремы, и сразу заметил стоящую в одной ночной сорочке возле открытого иллюминатора Наташу. Она молча всматривалась вдаль, наблюдая, как где-то на линии горизонта едва заметно двигается маленький, как точка, силуэт рыболовного сейнера.Утро действительно было великолепным. Совершенно пустынное море, с разорванным над ним оранжево-серым небом, легкие волны, блики на кажущейся почти черной воде, оставляемые пробивающимися сквозь мглу лучами встающего солнца, и одинокий корабль, больше похожий на мираж, в том самом месте, где, как говорили древние индусы, небо сходится с водой. На краю мира.
Наташа услышала шевеление и обернулась. На ее лице, каком-то спокойном и задумчивом, появилась милая улыбка.