Страница:
Я торопливо затолкал в пепельницу окурок сигареты и принялся набирать номер. Примерно минуту я ждал соединения, затем – еще пять минут – слушал непрерывные продолжительные гудки. Телефон молчал. А у меня в душе начинало замерзать все, что только могло замерзнуть. Боже, какой я идиот! Кретин!! Остолоп!!! Как я мог забыть о ней?!!
Док, вероятно, заметил мое вдруг переменившееся выражение лица, потому что тронул за плечо и спросил:
– Что случилось?
– Ничего особенного, – сквозь зубы процедил я. – Просто перед тобой сейчас сидит самый большой мудак, какие только бывают на свете, – и я коротко рассказал ему о Рамоне.
– Может, ты рано волнуешься? Мало ли куда она могла выйти из дома..
– В три часа ночи?! – категорично парировал я, и вдруг совсем неожиданно у меня перед глазами во всей красе предстала страшная картина измены. Я вдруг понял, что еще может означать ночное отсутствие моей красавицы. Вероятно, у нас с доком существовала какая-то телепатическая связь, потому что он подумал о том же самом.
– Во всяком случае это лучше, чем попасть в лапы к «структуре», храня верность, – не знаю, что именно хотел сказать этими словами Рома, но если он ставил перед собой цель успокоить меня, сделать так, чтобы я перестал волноваться, то ни хрена у него не получилось! А я так углубился в свои мрачные мысли, что чуть не забыл о Саблине и грядущей встрече с сотрудником ФСБ. Когда я в очередной раз набрал номер телефона «Золотого ручья», то Саша уже ждал звонка.
– Все улажено! – сразу же сообщил он. – На пограничном пункте Макаровское вас будут ждать сотрудники областного отдела СБ. Они отвезут вас в Москву своим транспортом. Когда приедете, готовьтесь – сразу же попадете на «ковер» к Самому…
– Напугали бабу членом…
– Мое дело – предупредить, а там сам думай.
– Хорошо, Саша, тогда – до встречи.
– До встречи! И еще, слушай, чуть не забыл…
– Да?
– Не забудь расплатиться с таксистом.
Я улыбнулся, отключил связь и, следуя рекомендации старого друга, попросил дока рассчитать нашего «быстроходного» водителя, с учетом премиальных за скорость. Когда Роман протянул мужику «штуку», тот едва не выпустил из рук руль. Оказалось, что машина способна прибавить еще пару-тройку километров в час к уже и без того сверхвысокой для насквозь проржавевшего двадцатилетнего «жигуленка» скорости. До самой границы мы ехали почти без остановок, только дважды тормознув у бензоколонки и заправив в очередной раз почти опустевший бак. Оказалось, что на предельных оборотах наше «такси» обладает особенностью поглощать бензин с утроенным аппетитом – двадцать пять литров на сто километров. В аккурат как большегрузный «КамАЗ» с прицепом.
Когда после четырехчасового гоночного марафона фары машины высветили раскрашенный «зеброй» пограничный шлагбаум белорусско-российской границы, я в очередной раз попытался дозвониться до Пярну. Но, как и во время десяти предыдущих попыток, мой слух уловил только отчетливо доносящиеся с того конца линии длинные заунывные гудки, очень напоминавшие погребальный звон колоколов… И, честное слово, в тот момент я был готов отдать все на свете, остаться совершенно голым и нищим, лишь бы хоть на секунду услышать нежный и ласковый голос самого дорогого для меня на свете человека!
– Останови здесь, дружище, – я положил свою тяжелую руку на плечо сидящего впереди таксиста. – Спасибо тебе, выручил. Ты даже не представляешь, какое большое дело помог сделать.
– Да ладно! – Мужик поскреб давно небритый подбородок и покачал головой. – Вы более чем достаточно заплатили, чтобы я работал как слон и был нем как рыба. Счастливо вам разобраться со своими большими делами. Пинкертоны…
Мы с доком вышли из машины и направились в сторону КПП, где нас уже поджидала целая делегация, состоящая из сотрудников ФСБ с каменными подбородками в сопровождении нескольких бойцов ОМОНа. Таксист развернулся на «пятачке», посигналил напоследок и рванул обратно в Брест. За несколько часов езды по трассе он отработал свою двухмесячную норму и, вероятно, был счастлив. До нашего же счастья было еще очень далеко.
Возле открытого шлагбаума КПП России уже выстроился целый кордон. Впереди стояли двое крепких, плечистых мужчин, одетых, как и мы, в деловые костюмы. Чуть позади, с автоматами наперевес, несколько омоновцев в зеленом камуфляже и черных беретах. Не менее пятнадцати пар глаз сейчас наблюдали за нашим неторопливым приближением.
– А не закурить ли нам сигаретку, док? – предложил я, хлопнув парня по спине и облегченно улыбнувшись. – Заслужили, как думаешь?
– Почему нет? – Рома пожал плечами, открыл саквояж, не спеша достал оттуда пачку «Мальборо», где оставалось ровно две сигареты, и одну протянул мне. Вторую взял сам. Когда же док вытащил из кармана сверкнувший в предрассветных лучах солнца пистолет-зажигалку, руки омоновцев машинально сжали автоматы. Я мысленно улыбнулся и, наклонившись к голубому пламени, жадно затянулся ароматным американским табаком.
– Да поставь ты чемоданчик на землю! Постоим, покурим спокойно… – Док ничего не ответил на мое предложение, сделал, как я сказал, и, с трудом сдерживая смех, искоса посмотрел в сторону столпившихся в десяти метрах от нас и искренне недоумевающих сотрудников секретного ведомства и милиционеров в бронежилетах:
«Почему эти двое вдруг решили остановиться прямо посередине нейтральной полосы и демонстративно устроить перекур?!» Вероятно, так они и думали. Но молча стояли и ждали целых три минуты, пока мы с доком не соизволили выкинуть и растоптать каблуками «бычки», а затем направиться в их сторону. Когда я поравнялся с двумя сотрудниками ФСБ, один из них тихо кашлянул и холодным металлическим голосом задал первый вопрос:
– Валерий Николаевич Бобров? – Маленькие, чуть прищуренные глазки-пуговицы внимательно изучали мое лицо, словно сравнивая с лежащей во внутреннем кармане пиджака фотографией пятилетней давности.
– Да, это я.
– А ваша фамилия? – заговорил второй «спец», адресовав свой вопрос доку и косясь на зажатый в его руке саквояж.
– Роман Марков. Старший лейтенант медицинской службы. Теперь, вероятно, уже бывший.
– Разберемся, – снова заговорил первый, которого я про себя окрестил подполковником.
Потом оказалось – ошибся. Это и был тот самый знакомый Саши Саблина, генерал-майор ФСБ Шестаков, по совместительству приходящийся моему другу тестем. – Оружие имеется?
Мы молча отдали оба «стечкина».
– Поедете с нами, – буркнул, разворачиваясь, второй и жестом приказал омоновцам приступать к выполнению своих обязанностей. Нас быстро обыскали, у дока забрали саквояж с лекарствами, у меня – спутниковый телефон «Нокиа» и приклеенную к груди компактную видеокассету. Деньги и кредитные карточки «голд-виза» оставили. Это был хороший знак, и я несколько приободрился, Значит, не посадят в камеру «для выяснения формальностей», а – как и предупреждал Саблин – сразу отведут к Самому. Только вот кто он, этот Сам?
– Когда мы будем в Москве? – спросил я, ощутив прикоснувшуюся к запястьям холодную сталь и услышав за спиной щелчок закрывающегося замка наручников. «Подполковник» обернулся, внимательно посмотрел мне в лицо, мысленно взвешивая, стоит ли отвечать на вопрос, а потом довольно небрежно сказал:
– Через пять часов. В одиннадцать тридцать вас ждет заместитель директора СБ. Подумайте, о чем будете ему говорить.
Рядом с будкой пограничников стояли две черные «Волги», милицейский «уазик» и бежевый микроавтобус «Латвия». Нас с доком посадили на задние сиденья легковушек, подперли с боков – вероятно, чтобы мы не упали по дороге – двумя плечистыми парнями в черных беретах, и кортеж тронулся в путь. В одной машине со мной ехал генерал Шестаков. Сначала он молча смотрел вперед, на проносящиеся вдоль дороги деревья и выкошенные поля, а потом все-таки не выдержал и обернулся.
– Значит, это вы тогда сбежали из «Золотого ручья» на вертолете, вместе с генералом Крамским? – Глаза Шестакова блестели, словно он только что «засадил» сотку-другую.
– Не сбежал, а выполнял приказание старшего по званию, – мне не очень хотелось отвечать на так бестактно поставленный вопрос, но в душе я уже приготовился к тому, что именно таким образом, а не иначе, со мной и будут обращаться в ближайшие дни. – Я знал, что спасаю секретную информацию, хранящуюся на дискете.
– Которая на поверку оказалась «липовой», так? – Уголки губ генерала несколько растянулись. – Знаю, знаю… И про похороны с посмертным присвоением звания подполковника, и про дом в Юрмале, и еще про кое-что!..
Вероятно, я действительно выглядел удивленным, потому что сидящий напротив меня вполоборота седоволосый сотрудник ФСБ несколько раз медленно кивнул головой, как бы в подтверждение без труда читающегося на лице собеседника немого вопроса.
– Думаете, в бирюльки играем? Не нужно так думать. Мы работаем! Правда, – генерал несколько сморщился, – не всегда так, как хотелось бы.
Информации – море, а вот реализовать количество в качество… С этим проблема, – Шестаков вздохнул и отвернулся.
Когда я через некоторое время пожаловался на затекшие руки, мне перестегнули наручники вперед, но все же не сняли. И генерал, и бойцы ОМОНа прекрасно понимали – я не стану делать глупости, если сам попросил о встрече со спецслужбами. Но существовала инструкция. Поэтому всю дорогу до Москвы мне пришлось провести в «браслетах». Я сидел и думал о вскользь сказанных Шестаковым словах насчет дома в Юрмале.
Выходит, меня рассекретили уже давно, а я даже не догадывался об этом. Но почему тогда не взяли?
И единственное возможное оправдание, которое пришло мне в голову, было отнюдь не в пользу майора Боброва. Не взяли, потому что не должны были взять! А что, если сейчас меня привезут в один из просторных кабинетов на Лубянке, где я неожиданно встречусь лицом к лицу с самим господином Персиковым, который просто посмеется от души над таким идиотом, как я, а потом…
Потом меня либо подведут под «вышку» на «честном» судебном процессе, либо – я просто пополню число сотен тысяч «без вести пропавших» граждан. Как говорил кто-то из моих знакомых:
«А счастье было так близко, так возможно»…
Я снова вспомнил про молчащий телефон в Пярну и чуть не завыл от злости и беспомощности. Неужели все зря?! Нет, нет, и еще раз – нет!
Такого просто не может быть!
Дорога до Москвы, наполненная для меня всевозможными душевными терзаниями и предположениями, пролетела довольно быстро. За эти несколько часов я столько всего передумал, прокрутив в голове сотни различных вариантов развития ситуации, что в конце концов почувствовал невыносимую головную боль, а глаза, как бывает при длительной работе на компьютере, стали слезиться. Мой мозг уже отказывался снова и снова просчитывать возможные ситуации, но я настойчиво и планомерно продолжал его насиловать.
Я просто не мог не думать о том, что ждет меня в самое ближайшее время.
Тем временем мы миновали центральную часть столицы и по небольшой односторонней дороге внедрялись куда-то в глубь старых районов, с построенными еще при царе Горохе домишками. Наконец колонна из двух «Волг», милицейского «уазика» и микроавтобуса свернула в просторный глухой двор и остановилась.
Ребята из ОМОНа вытянули меня из машины и повели к выкрашенной серой краской металлической двери. Затем один из них нажал на расположенный возле нее звонвк, и минуты через две нас впустили внутрь. Я сразу же вспомнил «проверку на вшивость», учиненную мне Персиковым.
Ни тогда, ни сейчас помещения не отличались особым шармом, а просто и бесстрастно свидетельствовали каждому вошедшему, куда именно занесла его судьба…
Я насчитал не менее восьми камер, пока меня быстро вели вперед по длинному, на удивление ярко освещенному коридору куда-то в его дальний конец. Там оказалась еще одна железная дверь, пройдя через которую мы очутились на уходящей вверх лестнице, совсем не сочетающейся с «прелестями» камерного «отеля», находящегося на первом этаже.
Мы поднялись на третий, последний этаж дома и вошли в еще один коридор, но уже больше напоминающий коридор как минимум государственного министерства, с мягкой и чистой ковровой дорожкой под ногами, одинаковыми, как близнецы, лакированными дверьми и расставленными возле широких окон декоративными пальмами в деревянных кадках. Потом один из бойцов легонько толкнул меня автоматом в бок, второй открыл находящуюся слева дверь, и я очутился в просторной комнате. А взглянув на сидящего за массивным письменным столом человека в форме, невольно сглотнул слюну. Это был сам директор ФСБ, генерал-полковник Старков.
Он поднял на меня взгляд, махнул рукой в сторону ближайшего к нему стула и снова обратился к разложенным на столе документам. Я пересек просторный кабинет и сел, внимательно глядя за периодически поднимающимися и опускающимися бровями Старкова, которого, безусловно, очень занимала находящаяся в документах информация. Но вот он наконец отодвинул в сторону последний лист бумаги и пристально посмотрел прямо на меня, как бы создавая для самого себя мысленное впечатление о человеке, с которым предстоит длинная и серьезная беседа.
Ему понадобилось не больше двух секунд.
Потом генерал по-бизнесменски откинулся на широкую спинку черного кожаного кресла, скрестил на груди переплетенные сетью вен крепкие руки и коротко сказал, не тратя драгоценное время на ненужные приветствия:
– Итак, Валерий Николаевич, я вас слушаю.
Расскажите мне все с того самого момента, как Крамской попросил вас воспользоваться вертолетом для якобы спасения от «мятежников» секретной информации государственной важности.
Ведь так оно и было?
– Так точно.
– Хорошо. Тогда, пожалуйста, начните с этого момента и вспомните все, вплоть до минуты, когда вы встретились с нашими людьми, – Старков заметил, что я периодически кидаю жадные взгляды на лежащую на столе пачку сигарет и, встретившись со мной глазами, разрешающе кивнул.
Когда легкий, чуть пьянящий никотиновый дым в третий раз окутал мои легкие, я перевел взгляд на широкое, выходящее внутрь двора окно с успокаивающими нервы зелеными шторами, несколько долгих секунд понаблюдал за проплывающими по утреннему хмурому небу облаками, а потом, в очередной раз глубоко затянувшись сигаретой, начал свой рассказ…
Порой, по мере углубления в события минувших лет, мне казалось, будто я разговариваю сам с собой и что в этой просторной тридцатиметровой комнате больше никого нет. Генерал не задавал никаких вопросов, а молча слушал, время от времени кивая головой и делая какие-то пометки на чистом листе бумаги, лежащем перед ним на столе. Не знаю, что было причиной того, что за почти полтора часа, пока я мысленно заново переживал все происшедшее со мной за последние пять лет, Старков ни разу не перебил меня, ни разу не задал ни единого уточняющего вопроса.
Может быть, дело во мне, так как я старался излагать события в строго хронологическом порядке, специально останавливаясь более подробно на существенных моментах и лишь вскользь упоминая о ничего не решающих мелочах. Но, так или иначе, я не забыл ничего, ни одного события за последние шестьдесят месяцев, за которые между мной и реальной жизнью обычных людей образовалась гигантская пропасть.
Я курил одну сигарету за другой, наполняя стеклянную пепельницу горой окурков. Когда пачка опустела, Старков молча открыл один из ящиков стола и достал оттуда вторую. Он смотрел на меня, жадно втягивающего дым, неморгающими глазами, и казалось, что этот седой, тысячу раз наученный жизнью человек в форме генерал-полковника не только понимает меня, прекрасно сознавая, что именно руководило мной в той или иной ситуации, а даже испытывает некоторое сочувствие. Как к человеку, вдруг в один прекрасный момент осознавшему, что он находится на самом краю пропасти, за которой начинается чисто мистическое, не подкрепленное духовным миром материальное существование. Сытое и бессмысленное, как у тех бритоголовых бандитов, что тысячами раскатывают сейчас по улицам больших и малых городов в сверкающих иномарках с двухсотграммовыми золотыми цепями на шеях и двумя пальцами «ума» над сдвинутыми к переносице бровями…
И только случай, позволивший мне при помощи вдруг проснувшейся интуиции профессионального диверсанта стать обладателем самой большой и наиболее тщательно оберегаемой тайны «теневой власти», дал реальный шанс снова вернуться в мир нормальных, живущих по человеческим законам людей.
Я воспользовался им на «все сто». Я рассказал все, что знал и о чем догадывался. Теперь я молча ждал решения своей судьбы и постоянно, каждую секунду, думал о Рамоне… Во всем мире для меня существовала только она одна. И только ради нее я решился на то, что мне все-таки удалось сделать в течение прошедшей ночи.
Когда я закончил свой рассказ, Старков тяжело, словно вместе со мной только что вернувшись из другого, параллельного мира, встал из-за стола и медленно подошел к окну. Он открыл его, подставив лицо прохладному утреннему ветру, сложил за спиной руки и долго, наверное, не менее пятнадцати минут, стоял так, напряженно всматриваясь вдаль. И – я был в этом уверен – не замечал ее. Мысли директора ФСБ находились сейчас где-то очень далеко от Москвы, от суеты повседневных дел и содержания лежащих сейчас на столе секретных документов. После моего рассказа он мысленно сравнивал мои и свои возможные поступки в складывавшихся тогда обстоятельствах. И, вероятно, нашел в них очень много общего, так как после того, как повернулся ко мне лицом, я уже не заметил в его глазах того цепкого взгляда, которым он разглядывал меня всего полтора часа назад. Старков медленно вернулся обратно за стол, опустился в кресло и, не сводя с меня взгляда, потянулся за трубкой одного из восьми стоящих на столе телефонов.
– Через тридцать минут у меня должны быть Зверев и Малютин. Все, – он положил трубку на место и, обращаясь уже ко мне, спокойно сказал: – Ваша жена не могла никуда уехать?
Меня искренне поразило, как генерал назвал Рамону. Несмотря на то что знал – официально мы не расписаны. Этой своей умышленной «неточностью» Старков сразу же завоевал мое полное и безоговорочное к себе расположение. Теперь я был полностью уверен – он действительно понял меня! И готов был говорить с ним не как с директором самого могущественного в России секретного ведомства, а как со старым другом, к которому пришел за помощью.
– Я расстался с ней чуть более полутора суток назад. И я бы знал, если она куда-нибудь собиралась.
– Сколько, по вашему мнению, прошло времени с момента, как на базе объявили тревогу, и до вашего звонка в Пярну? – Генерал снова взялся за трубку одного из телефонов.
– Часа четыре, не больше.
Старков нахмурился, достал из папки чистый лист бумаги и протянул его мне вместе с авторучкой.
– Напишите ее фамилию, имя, отчество, адрес и номер телефона, а также координаты нескольких друзей и мест, где может быть ваша жена…
После того как я закончил писать, генерал кнопкой вызвал охрану, а сам приложил к уху до сих пор находящуюся в его руке белую телефонную трубку.
За мной пришли два бойца и отвели в расположенную этажом ниже комнату, очень похожую на номер в недорогой гостинице, но с металлической дверью и решеткой на окне. Я сразу же растянулся на кровати, закрыл глаза и подумал о трех вещах. Первое – что комната эта очень напомнила мне ту, где нас вместе с Рамоной держал Персиков на берегу Чудского озера. Второе – что плечистые парни, которых я первоначально мысленно причислил к омоновцам из-за похожести формы, на самом деле не имеют к ним ни малейшего отношения и являются бойцами спецподразделения ФСБ. И третье – меня не покидала мысль о судьбе неожиданного союзника, дока.
Что ждет его впереди? Ведь он даже не догадывался, в какую именно «воинскую часть» его рекомендовал приятель-сокурсник, когда подписывал контракт. Вряд ли этого молодого парня можно в чем-то обвинить. Разве что в убийстве нескольких паразитов, по которым и без того плакал курок автомата Калашникова…
Зато на столе стоял накрытый чистой матерчатой салфеткой поднос с уже успевшей остыть едой. Не Бог весть что, но есть можно. Особенно если учитывать, что последний раз я питался примерно сутки назад. Быстро ополоснувшись в душе, где был только один-единственный кран с холодной водой и кусок дешевого мыла, я вытерся висевшим на спинке кровати полотенцем, оделся и с волчьим аппетитом набросился на еду.
Спустя пять минут тарелки опустели, и я решил проверить, работает ли стоящий на тумбочке возле стола телефон. Оказалось, это была прямая связь с охраной. На мой вполне естественный в данной ситуации вопрос: «Сколько мне еще здесь находиться?», охранник коротко и ясно ответил, что, мол, пока не выйду, и повесил трубку.
Делать было нечего. Я достал из кармана захваченные с разрешения Старкова сигареты и закурил, размышляя о том, какие именно действия принимаются сейчас ФСБ для нейтрализации готовящегося к осуществлению плана захвата власти под кодовым названием «Кукла», вдруг давшего серьезнейшую осечку из-за желания одного из командиров «структуры» вернуться обратно в нормальную жизнь, попутно подложив всей «теневой власти» самую здоровую свинью, какую только было возможно отыскать. Может быть, пойдя на этот отчаянный шаг, я совершил самоубийство…
Но, и это вполне естественно, больше всего я думал о Рамоне. И в глубине души все еще надеялся, что моя красавица не попала в руки безжалостных головорезов Персикова, а просто решила съездить на пару дней к кому-нибудь в гости. Я даже был готов к тому, что мне предстоит узнать о внезапно появившемся у ней любовнике – высоком светловолосом эстонце, – лишь бы не произошло самого страшного и непоправимого. Док, молодой двадцативосьмилетний ддк, прав – лучше уж измена, чем смерть. Хотя об этом тоже не очень-то приятно думать. Особенно по отношению к любимой женщине.
Следующие два дня я тоже провел в этой комнате. Угрюмый охранник, трижды в день приносящий немудреную еду, на все мои настойчивые попытки хоть как-нибудь объяснить ситуацию, отделывался дежурными фразами, вроде «пока насчет вас никаких распоряжений не поступало».
Я злился, но не показывал вида, прекрасно осознавая, что никто не станет держать меня взаперти вечно. В самое ближайшее время металлическая дверь в очередной раз откроется, и меня снова пригласят в кабинет Старкова.
Так оно и вышло. Наутро третьего дня, часов в семь, за мной пришли двое бойцов в камуфляже и отвели в уже знакомый кабинет директора ФСБ на третьем этаже. Генерал-полковник сидел за столом и разглядывал пачку цветных фотоснимков. Заметив мое появление, Старков коротко буркнул: «Садитесь!», и взялся за телефон.
– Пригласите Красавицкого, – это было все, что он сказал. Затем, положив трубку обратно на рычаг, взглянул на меня, помятого, возбужденного, небритого и непричесанного, и протянул пачку сигарет с зажигалкой. – Курите, Валерий Николаевич.
Данные мне ранее генералом сигареты закончились уже сутки назад, поэтому я с нескрываемым удовольствием щелкнул зажигалкой и вдохнул в себя чуть горьковатый дым от «Кэмела».
Шеф ФСБ дал мне только несколько секунд, чтобы утолить никотиновый голод, а потом скрестил на груди руки и сказал спокойно и, как мне тогда показалось, несколько задумчиво:
– Мы проверили все изложенные вами факты и нашли их полностью соответствующими действительности. Более того – благодаря вашим оперативным сведениям нам удалось предотвратить попытку захвата власти организованными мафиозными группировками. Сегодня утром, два часа назад, поставлена последняя точка в пресечении всего проекта «Кукла». Уже объявлено официально об отстранении пятерых должностных лиц, в том числе и руководителя четвертого отдела СБ…
– Что с ним теперь будет? – Я редко перебиваю собеседника, но в данной ситуации не смог себя сдержать.
– Что-то будет, – Старков едва заметно усмехнулся и продолжил: – Исходя из всего вышеперечисленного, принято решение не привлекать вас к ответственности, ввиду чрезвычайной важности сообщенных вами сведений. Но мы учли также и тот факт, что, вполне вероятно, найдется немало людей, которые желали бы отомстить вам за принесенный организованным мафиозным структурам катастрофический ущерб. К тому же… – генерал сделал паузу, – подполковник Валерий Николаевич Бобров официально считается погибшим в автомобильной катастрофе и похоронен на одном из московских кладбищ более чем четыре года назад. Если же он вдруг «воскреснет», то может возникнуть ненужная шумиха и создаться некий прецедент. Ведь известно, что официально вы служили на одной из офицерских командных должностей в правительственной охране. Сразу пойдут разговоры о спецслужбах и все тому подобное, – шеф ФСБ взял сигарету и неторопливо закурил. – С другой стороны, человек не может существовать без имени, места жительства, социального статуса и источника доходов. Кстати, о доходах. – Старков хитро прищурился и пристально посмотрел на меня, покусывая верхнюю губу. – На вашем счету в Бельгийском банке находятся очень приличные сбережения. Сумму знаете?
Док, вероятно, заметил мое вдруг переменившееся выражение лица, потому что тронул за плечо и спросил:
– Что случилось?
– Ничего особенного, – сквозь зубы процедил я. – Просто перед тобой сейчас сидит самый большой мудак, какие только бывают на свете, – и я коротко рассказал ему о Рамоне.
– Может, ты рано волнуешься? Мало ли куда она могла выйти из дома..
– В три часа ночи?! – категорично парировал я, и вдруг совсем неожиданно у меня перед глазами во всей красе предстала страшная картина измены. Я вдруг понял, что еще может означать ночное отсутствие моей красавицы. Вероятно, у нас с доком существовала какая-то телепатическая связь, потому что он подумал о том же самом.
– Во всяком случае это лучше, чем попасть в лапы к «структуре», храня верность, – не знаю, что именно хотел сказать этими словами Рома, но если он ставил перед собой цель успокоить меня, сделать так, чтобы я перестал волноваться, то ни хрена у него не получилось! А я так углубился в свои мрачные мысли, что чуть не забыл о Саблине и грядущей встрече с сотрудником ФСБ. Когда я в очередной раз набрал номер телефона «Золотого ручья», то Саша уже ждал звонка.
– Все улажено! – сразу же сообщил он. – На пограничном пункте Макаровское вас будут ждать сотрудники областного отдела СБ. Они отвезут вас в Москву своим транспортом. Когда приедете, готовьтесь – сразу же попадете на «ковер» к Самому…
– Напугали бабу членом…
– Мое дело – предупредить, а там сам думай.
– Хорошо, Саша, тогда – до встречи.
– До встречи! И еще, слушай, чуть не забыл…
– Да?
– Не забудь расплатиться с таксистом.
Я улыбнулся, отключил связь и, следуя рекомендации старого друга, попросил дока рассчитать нашего «быстроходного» водителя, с учетом премиальных за скорость. Когда Роман протянул мужику «штуку», тот едва не выпустил из рук руль. Оказалось, что машина способна прибавить еще пару-тройку километров в час к уже и без того сверхвысокой для насквозь проржавевшего двадцатилетнего «жигуленка» скорости. До самой границы мы ехали почти без остановок, только дважды тормознув у бензоколонки и заправив в очередной раз почти опустевший бак. Оказалось, что на предельных оборотах наше «такси» обладает особенностью поглощать бензин с утроенным аппетитом – двадцать пять литров на сто километров. В аккурат как большегрузный «КамАЗ» с прицепом.
Когда после четырехчасового гоночного марафона фары машины высветили раскрашенный «зеброй» пограничный шлагбаум белорусско-российской границы, я в очередной раз попытался дозвониться до Пярну. Но, как и во время десяти предыдущих попыток, мой слух уловил только отчетливо доносящиеся с того конца линии длинные заунывные гудки, очень напоминавшие погребальный звон колоколов… И, честное слово, в тот момент я был готов отдать все на свете, остаться совершенно голым и нищим, лишь бы хоть на секунду услышать нежный и ласковый голос самого дорогого для меня на свете человека!
– Останови здесь, дружище, – я положил свою тяжелую руку на плечо сидящего впереди таксиста. – Спасибо тебе, выручил. Ты даже не представляешь, какое большое дело помог сделать.
– Да ладно! – Мужик поскреб давно небритый подбородок и покачал головой. – Вы более чем достаточно заплатили, чтобы я работал как слон и был нем как рыба. Счастливо вам разобраться со своими большими делами. Пинкертоны…
Мы с доком вышли из машины и направились в сторону КПП, где нас уже поджидала целая делегация, состоящая из сотрудников ФСБ с каменными подбородками в сопровождении нескольких бойцов ОМОНа. Таксист развернулся на «пятачке», посигналил напоследок и рванул обратно в Брест. За несколько часов езды по трассе он отработал свою двухмесячную норму и, вероятно, был счастлив. До нашего же счастья было еще очень далеко.
* * *
Когда мы проходили шлагбаум белорусского пограничного пункта, нас даже никто не окликнул. Дежурные пограничники молча стояли возле своей будки, на крыше которой развевался государственный флаг, провожали цепким и внимательным взглядом неторопливо шагающих мимо них мужчин в черных костюмах. В руке одного из них плавно покачивался небольшой кожаный саквояж. Оба они выглядели усталыми и измученными, хотя держались достаточно уверенно.Возле открытого шлагбаума КПП России уже выстроился целый кордон. Впереди стояли двое крепких, плечистых мужчин, одетых, как и мы, в деловые костюмы. Чуть позади, с автоматами наперевес, несколько омоновцев в зеленом камуфляже и черных беретах. Не менее пятнадцати пар глаз сейчас наблюдали за нашим неторопливым приближением.
– А не закурить ли нам сигаретку, док? – предложил я, хлопнув парня по спине и облегченно улыбнувшись. – Заслужили, как думаешь?
– Почему нет? – Рома пожал плечами, открыл саквояж, не спеша достал оттуда пачку «Мальборо», где оставалось ровно две сигареты, и одну протянул мне. Вторую взял сам. Когда же док вытащил из кармана сверкнувший в предрассветных лучах солнца пистолет-зажигалку, руки омоновцев машинально сжали автоматы. Я мысленно улыбнулся и, наклонившись к голубому пламени, жадно затянулся ароматным американским табаком.
– Да поставь ты чемоданчик на землю! Постоим, покурим спокойно… – Док ничего не ответил на мое предложение, сделал, как я сказал, и, с трудом сдерживая смех, искоса посмотрел в сторону столпившихся в десяти метрах от нас и искренне недоумевающих сотрудников секретного ведомства и милиционеров в бронежилетах:
«Почему эти двое вдруг решили остановиться прямо посередине нейтральной полосы и демонстративно устроить перекур?!» Вероятно, так они и думали. Но молча стояли и ждали целых три минуты, пока мы с доком не соизволили выкинуть и растоптать каблуками «бычки», а затем направиться в их сторону. Когда я поравнялся с двумя сотрудниками ФСБ, один из них тихо кашлянул и холодным металлическим голосом задал первый вопрос:
– Валерий Николаевич Бобров? – Маленькие, чуть прищуренные глазки-пуговицы внимательно изучали мое лицо, словно сравнивая с лежащей во внутреннем кармане пиджака фотографией пятилетней давности.
– Да, это я.
– А ваша фамилия? – заговорил второй «спец», адресовав свой вопрос доку и косясь на зажатый в его руке саквояж.
– Роман Марков. Старший лейтенант медицинской службы. Теперь, вероятно, уже бывший.
– Разберемся, – снова заговорил первый, которого я про себя окрестил подполковником.
Потом оказалось – ошибся. Это и был тот самый знакомый Саши Саблина, генерал-майор ФСБ Шестаков, по совместительству приходящийся моему другу тестем. – Оружие имеется?
Мы молча отдали оба «стечкина».
– Поедете с нами, – буркнул, разворачиваясь, второй и жестом приказал омоновцам приступать к выполнению своих обязанностей. Нас быстро обыскали, у дока забрали саквояж с лекарствами, у меня – спутниковый телефон «Нокиа» и приклеенную к груди компактную видеокассету. Деньги и кредитные карточки «голд-виза» оставили. Это был хороший знак, и я несколько приободрился, Значит, не посадят в камеру «для выяснения формальностей», а – как и предупреждал Саблин – сразу отведут к Самому. Только вот кто он, этот Сам?
– Когда мы будем в Москве? – спросил я, ощутив прикоснувшуюся к запястьям холодную сталь и услышав за спиной щелчок закрывающегося замка наручников. «Подполковник» обернулся, внимательно посмотрел мне в лицо, мысленно взвешивая, стоит ли отвечать на вопрос, а потом довольно небрежно сказал:
– Через пять часов. В одиннадцать тридцать вас ждет заместитель директора СБ. Подумайте, о чем будете ему говорить.
Рядом с будкой пограничников стояли две черные «Волги», милицейский «уазик» и бежевый микроавтобус «Латвия». Нас с доком посадили на задние сиденья легковушек, подперли с боков – вероятно, чтобы мы не упали по дороге – двумя плечистыми парнями в черных беретах, и кортеж тронулся в путь. В одной машине со мной ехал генерал Шестаков. Сначала он молча смотрел вперед, на проносящиеся вдоль дороги деревья и выкошенные поля, а потом все-таки не выдержал и обернулся.
– Значит, это вы тогда сбежали из «Золотого ручья» на вертолете, вместе с генералом Крамским? – Глаза Шестакова блестели, словно он только что «засадил» сотку-другую.
– Не сбежал, а выполнял приказание старшего по званию, – мне не очень хотелось отвечать на так бестактно поставленный вопрос, но в душе я уже приготовился к тому, что именно таким образом, а не иначе, со мной и будут обращаться в ближайшие дни. – Я знал, что спасаю секретную информацию, хранящуюся на дискете.
– Которая на поверку оказалась «липовой», так? – Уголки губ генерала несколько растянулись. – Знаю, знаю… И про похороны с посмертным присвоением звания подполковника, и про дом в Юрмале, и еще про кое-что!..
Вероятно, я действительно выглядел удивленным, потому что сидящий напротив меня вполоборота седоволосый сотрудник ФСБ несколько раз медленно кивнул головой, как бы в подтверждение без труда читающегося на лице собеседника немого вопроса.
– Думаете, в бирюльки играем? Не нужно так думать. Мы работаем! Правда, – генерал несколько сморщился, – не всегда так, как хотелось бы.
Информации – море, а вот реализовать количество в качество… С этим проблема, – Шестаков вздохнул и отвернулся.
Когда я через некоторое время пожаловался на затекшие руки, мне перестегнули наручники вперед, но все же не сняли. И генерал, и бойцы ОМОНа прекрасно понимали – я не стану делать глупости, если сам попросил о встрече со спецслужбами. Но существовала инструкция. Поэтому всю дорогу до Москвы мне пришлось провести в «браслетах». Я сидел и думал о вскользь сказанных Шестаковым словах насчет дома в Юрмале.
Выходит, меня рассекретили уже давно, а я даже не догадывался об этом. Но почему тогда не взяли?
И единственное возможное оправдание, которое пришло мне в голову, было отнюдь не в пользу майора Боброва. Не взяли, потому что не должны были взять! А что, если сейчас меня привезут в один из просторных кабинетов на Лубянке, где я неожиданно встречусь лицом к лицу с самим господином Персиковым, который просто посмеется от души над таким идиотом, как я, а потом…
Потом меня либо подведут под «вышку» на «честном» судебном процессе, либо – я просто пополню число сотен тысяч «без вести пропавших» граждан. Как говорил кто-то из моих знакомых:
«А счастье было так близко, так возможно»…
Я снова вспомнил про молчащий телефон в Пярну и чуть не завыл от злости и беспомощности. Неужели все зря?! Нет, нет, и еще раз – нет!
Такого просто не может быть!
Дорога до Москвы, наполненная для меня всевозможными душевными терзаниями и предположениями, пролетела довольно быстро. За эти несколько часов я столько всего передумал, прокрутив в голове сотни различных вариантов развития ситуации, что в конце концов почувствовал невыносимую головную боль, а глаза, как бывает при длительной работе на компьютере, стали слезиться. Мой мозг уже отказывался снова и снова просчитывать возможные ситуации, но я настойчиво и планомерно продолжал его насиловать.
Я просто не мог не думать о том, что ждет меня в самое ближайшее время.
Тем временем мы миновали центральную часть столицы и по небольшой односторонней дороге внедрялись куда-то в глубь старых районов, с построенными еще при царе Горохе домишками. Наконец колонна из двух «Волг», милицейского «уазика» и микроавтобуса свернула в просторный глухой двор и остановилась.
Ребята из ОМОНа вытянули меня из машины и повели к выкрашенной серой краской металлической двери. Затем один из них нажал на расположенный возле нее звонвк, и минуты через две нас впустили внутрь. Я сразу же вспомнил «проверку на вшивость», учиненную мне Персиковым.
Ни тогда, ни сейчас помещения не отличались особым шармом, а просто и бесстрастно свидетельствовали каждому вошедшему, куда именно занесла его судьба…
Я насчитал не менее восьми камер, пока меня быстро вели вперед по длинному, на удивление ярко освещенному коридору куда-то в его дальний конец. Там оказалась еще одна железная дверь, пройдя через которую мы очутились на уходящей вверх лестнице, совсем не сочетающейся с «прелестями» камерного «отеля», находящегося на первом этаже.
Мы поднялись на третий, последний этаж дома и вошли в еще один коридор, но уже больше напоминающий коридор как минимум государственного министерства, с мягкой и чистой ковровой дорожкой под ногами, одинаковыми, как близнецы, лакированными дверьми и расставленными возле широких окон декоративными пальмами в деревянных кадках. Потом один из бойцов легонько толкнул меня автоматом в бок, второй открыл находящуюся слева дверь, и я очутился в просторной комнате. А взглянув на сидящего за массивным письменным столом человека в форме, невольно сглотнул слюну. Это был сам директор ФСБ, генерал-полковник Старков.
Он поднял на меня взгляд, махнул рукой в сторону ближайшего к нему стула и снова обратился к разложенным на столе документам. Я пересек просторный кабинет и сел, внимательно глядя за периодически поднимающимися и опускающимися бровями Старкова, которого, безусловно, очень занимала находящаяся в документах информация. Но вот он наконец отодвинул в сторону последний лист бумаги и пристально посмотрел прямо на меня, как бы создавая для самого себя мысленное впечатление о человеке, с которым предстоит длинная и серьезная беседа.
Ему понадобилось не больше двух секунд.
Потом генерал по-бизнесменски откинулся на широкую спинку черного кожаного кресла, скрестил на груди переплетенные сетью вен крепкие руки и коротко сказал, не тратя драгоценное время на ненужные приветствия:
– Итак, Валерий Николаевич, я вас слушаю.
Расскажите мне все с того самого момента, как Крамской попросил вас воспользоваться вертолетом для якобы спасения от «мятежников» секретной информации государственной важности.
Ведь так оно и было?
– Так точно.
– Хорошо. Тогда, пожалуйста, начните с этого момента и вспомните все, вплоть до минуты, когда вы встретились с нашими людьми, – Старков заметил, что я периодически кидаю жадные взгляды на лежащую на столе пачку сигарет и, встретившись со мной глазами, разрешающе кивнул.
Когда легкий, чуть пьянящий никотиновый дым в третий раз окутал мои легкие, я перевел взгляд на широкое, выходящее внутрь двора окно с успокаивающими нервы зелеными шторами, несколько долгих секунд понаблюдал за проплывающими по утреннему хмурому небу облаками, а потом, в очередной раз глубоко затянувшись сигаретой, начал свой рассказ…
Порой, по мере углубления в события минувших лет, мне казалось, будто я разговариваю сам с собой и что в этой просторной тридцатиметровой комнате больше никого нет. Генерал не задавал никаких вопросов, а молча слушал, время от времени кивая головой и делая какие-то пометки на чистом листе бумаги, лежащем перед ним на столе. Не знаю, что было причиной того, что за почти полтора часа, пока я мысленно заново переживал все происшедшее со мной за последние пять лет, Старков ни разу не перебил меня, ни разу не задал ни единого уточняющего вопроса.
Может быть, дело во мне, так как я старался излагать события в строго хронологическом порядке, специально останавливаясь более подробно на существенных моментах и лишь вскользь упоминая о ничего не решающих мелочах. Но, так или иначе, я не забыл ничего, ни одного события за последние шестьдесят месяцев, за которые между мной и реальной жизнью обычных людей образовалась гигантская пропасть.
Я курил одну сигарету за другой, наполняя стеклянную пепельницу горой окурков. Когда пачка опустела, Старков молча открыл один из ящиков стола и достал оттуда вторую. Он смотрел на меня, жадно втягивающего дым, неморгающими глазами, и казалось, что этот седой, тысячу раз наученный жизнью человек в форме генерал-полковника не только понимает меня, прекрасно сознавая, что именно руководило мной в той или иной ситуации, а даже испытывает некоторое сочувствие. Как к человеку, вдруг в один прекрасный момент осознавшему, что он находится на самом краю пропасти, за которой начинается чисто мистическое, не подкрепленное духовным миром материальное существование. Сытое и бессмысленное, как у тех бритоголовых бандитов, что тысячами раскатывают сейчас по улицам больших и малых городов в сверкающих иномарках с двухсотграммовыми золотыми цепями на шеях и двумя пальцами «ума» над сдвинутыми к переносице бровями…
И только случай, позволивший мне при помощи вдруг проснувшейся интуиции профессионального диверсанта стать обладателем самой большой и наиболее тщательно оберегаемой тайны «теневой власти», дал реальный шанс снова вернуться в мир нормальных, живущих по человеческим законам людей.
Я воспользовался им на «все сто». Я рассказал все, что знал и о чем догадывался. Теперь я молча ждал решения своей судьбы и постоянно, каждую секунду, думал о Рамоне… Во всем мире для меня существовала только она одна. И только ради нее я решился на то, что мне все-таки удалось сделать в течение прошедшей ночи.
Когда я закончил свой рассказ, Старков тяжело, словно вместе со мной только что вернувшись из другого, параллельного мира, встал из-за стола и медленно подошел к окну. Он открыл его, подставив лицо прохладному утреннему ветру, сложил за спиной руки и долго, наверное, не менее пятнадцати минут, стоял так, напряженно всматриваясь вдаль. И – я был в этом уверен – не замечал ее. Мысли директора ФСБ находились сейчас где-то очень далеко от Москвы, от суеты повседневных дел и содержания лежащих сейчас на столе секретных документов. После моего рассказа он мысленно сравнивал мои и свои возможные поступки в складывавшихся тогда обстоятельствах. И, вероятно, нашел в них очень много общего, так как после того, как повернулся ко мне лицом, я уже не заметил в его глазах того цепкого взгляда, которым он разглядывал меня всего полтора часа назад. Старков медленно вернулся обратно за стол, опустился в кресло и, не сводя с меня взгляда, потянулся за трубкой одного из восьми стоящих на столе телефонов.
– Через тридцать минут у меня должны быть Зверев и Малютин. Все, – он положил трубку на место и, обращаясь уже ко мне, спокойно сказал: – Ваша жена не могла никуда уехать?
Меня искренне поразило, как генерал назвал Рамону. Несмотря на то что знал – официально мы не расписаны. Этой своей умышленной «неточностью» Старков сразу же завоевал мое полное и безоговорочное к себе расположение. Теперь я был полностью уверен – он действительно понял меня! И готов был говорить с ним не как с директором самого могущественного в России секретного ведомства, а как со старым другом, к которому пришел за помощью.
– Я расстался с ней чуть более полутора суток назад. И я бы знал, если она куда-нибудь собиралась.
– Сколько, по вашему мнению, прошло времени с момента, как на базе объявили тревогу, и до вашего звонка в Пярну? – Генерал снова взялся за трубку одного из телефонов.
– Часа четыре, не больше.
Старков нахмурился, достал из папки чистый лист бумаги и протянул его мне вместе с авторучкой.
– Напишите ее фамилию, имя, отчество, адрес и номер телефона, а также координаты нескольких друзей и мест, где может быть ваша жена…
После того как я закончил писать, генерал кнопкой вызвал охрану, а сам приложил к уху до сих пор находящуюся в его руке белую телефонную трубку.
За мной пришли два бойца и отвели в расположенную этажом ниже комнату, очень похожую на номер в недорогой гостинице, но с металлической дверью и решеткой на окне. Я сразу же растянулся на кровати, закрыл глаза и подумал о трех вещах. Первое – что комната эта очень напомнила мне ту, где нас вместе с Рамоной держал Персиков на берегу Чудского озера. Второе – что плечистые парни, которых я первоначально мысленно причислил к омоновцам из-за похожести формы, на самом деле не имеют к ним ни малейшего отношения и являются бойцами спецподразделения ФСБ. И третье – меня не покидала мысль о судьбе неожиданного союзника, дока.
Что ждет его впереди? Ведь он даже не догадывался, в какую именно «воинскую часть» его рекомендовал приятель-сокурсник, когда подписывал контракт. Вряд ли этого молодого парня можно в чем-то обвинить. Разве что в убийстве нескольких паразитов, по которым и без того плакал курок автомата Калашникова…
* * *
Мои мысли мало-помалу затуманились, стали более расплывчатыми, и я довольно быстро задремал. А точнее – забылся глубоким, продолжительным сном без каких-либо сновидений. Когда же все-таки продрал глаза, за окном уже садилось солнце, а золотой «Роллекс» на запястье показывал половину восьмого вечера. Я проспал не менее пяти часов, но никто ни разу не побеспокоил меня.Зато на столе стоял накрытый чистой матерчатой салфеткой поднос с уже успевшей остыть едой. Не Бог весть что, но есть можно. Особенно если учитывать, что последний раз я питался примерно сутки назад. Быстро ополоснувшись в душе, где был только один-единственный кран с холодной водой и кусок дешевого мыла, я вытерся висевшим на спинке кровати полотенцем, оделся и с волчьим аппетитом набросился на еду.
Спустя пять минут тарелки опустели, и я решил проверить, работает ли стоящий на тумбочке возле стола телефон. Оказалось, это была прямая связь с охраной. На мой вполне естественный в данной ситуации вопрос: «Сколько мне еще здесь находиться?», охранник коротко и ясно ответил, что, мол, пока не выйду, и повесил трубку.
Делать было нечего. Я достал из кармана захваченные с разрешения Старкова сигареты и закурил, размышляя о том, какие именно действия принимаются сейчас ФСБ для нейтрализации готовящегося к осуществлению плана захвата власти под кодовым названием «Кукла», вдруг давшего серьезнейшую осечку из-за желания одного из командиров «структуры» вернуться обратно в нормальную жизнь, попутно подложив всей «теневой власти» самую здоровую свинью, какую только было возможно отыскать. Может быть, пойдя на этот отчаянный шаг, я совершил самоубийство…
Но, и это вполне естественно, больше всего я думал о Рамоне. И в глубине души все еще надеялся, что моя красавица не попала в руки безжалостных головорезов Персикова, а просто решила съездить на пару дней к кому-нибудь в гости. Я даже был готов к тому, что мне предстоит узнать о внезапно появившемся у ней любовнике – высоком светловолосом эстонце, – лишь бы не произошло самого страшного и непоправимого. Док, молодой двадцативосьмилетний ддк, прав – лучше уж измена, чем смерть. Хотя об этом тоже не очень-то приятно думать. Особенно по отношению к любимой женщине.
Следующие два дня я тоже провел в этой комнате. Угрюмый охранник, трижды в день приносящий немудреную еду, на все мои настойчивые попытки хоть как-нибудь объяснить ситуацию, отделывался дежурными фразами, вроде «пока насчет вас никаких распоряжений не поступало».
Я злился, но не показывал вида, прекрасно осознавая, что никто не станет держать меня взаперти вечно. В самое ближайшее время металлическая дверь в очередной раз откроется, и меня снова пригласят в кабинет Старкова.
Так оно и вышло. Наутро третьего дня, часов в семь, за мной пришли двое бойцов в камуфляже и отвели в уже знакомый кабинет директора ФСБ на третьем этаже. Генерал-полковник сидел за столом и разглядывал пачку цветных фотоснимков. Заметив мое появление, Старков коротко буркнул: «Садитесь!», и взялся за телефон.
– Пригласите Красавицкого, – это было все, что он сказал. Затем, положив трубку обратно на рычаг, взглянул на меня, помятого, возбужденного, небритого и непричесанного, и протянул пачку сигарет с зажигалкой. – Курите, Валерий Николаевич.
Данные мне ранее генералом сигареты закончились уже сутки назад, поэтому я с нескрываемым удовольствием щелкнул зажигалкой и вдохнул в себя чуть горьковатый дым от «Кэмела».
Шеф ФСБ дал мне только несколько секунд, чтобы утолить никотиновый голод, а потом скрестил на груди руки и сказал спокойно и, как мне тогда показалось, несколько задумчиво:
– Мы проверили все изложенные вами факты и нашли их полностью соответствующими действительности. Более того – благодаря вашим оперативным сведениям нам удалось предотвратить попытку захвата власти организованными мафиозными группировками. Сегодня утром, два часа назад, поставлена последняя точка в пресечении всего проекта «Кукла». Уже объявлено официально об отстранении пятерых должностных лиц, в том числе и руководителя четвертого отдела СБ…
– Что с ним теперь будет? – Я редко перебиваю собеседника, но в данной ситуации не смог себя сдержать.
– Что-то будет, – Старков едва заметно усмехнулся и продолжил: – Исходя из всего вышеперечисленного, принято решение не привлекать вас к ответственности, ввиду чрезвычайной важности сообщенных вами сведений. Но мы учли также и тот факт, что, вполне вероятно, найдется немало людей, которые желали бы отомстить вам за принесенный организованным мафиозным структурам катастрофический ущерб. К тому же… – генерал сделал паузу, – подполковник Валерий Николаевич Бобров официально считается погибшим в автомобильной катастрофе и похоронен на одном из московских кладбищ более чем четыре года назад. Если же он вдруг «воскреснет», то может возникнуть ненужная шумиха и создаться некий прецедент. Ведь известно, что официально вы служили на одной из офицерских командных должностей в правительственной охране. Сразу пойдут разговоры о спецслужбах и все тому подобное, – шеф ФСБ взял сигарету и неторопливо закурил. – С другой стороны, человек не может существовать без имени, места жительства, социального статуса и источника доходов. Кстати, о доходах. – Старков хитро прищурился и пристально посмотрел на меня, покусывая верхнюю губу. – На вашем счету в Бельгийском банке находятся очень приличные сбережения. Сумму знаете?