Страница:
– Я тоже, – Прохоров вдруг моментально посерьезнел, его благодушная маска сменилась на гранитное изваяние бездушной скульптуры, он резко встал, достал из стоящей на столе прозрачной пластмассовой коробки форматированную дискету, вставил ее в дисковод главного компьютера и вызвал операцию переноса файла.
– Что ты делаешь, эй! – со скоростью процессора отреагировал Ожогин. Он положил ладонь на манипулирующую «мышью» руку Прохорова. – Инструкции не знаешь?
Но когда Будулай столкнулся взглядом с дьявольски сверкающими глазами Вадима, то рука его непроизвольно ослабла. Он впервые видел на лице коллеги звериную злость. Если бы Ожогин продолжал настаивать на своем, то, вполне вероятно, Прохоров, который был на голову ниже, разорвал бы его на молекулы. Это казалось полной неожиданностью.
– Вадим, ты с ума сошел? – испуганно спросила Наташа, наблюдая за движением индикатора на мониторе. Он уже показывал шестьдесят процентов заполнения. Еще минута, и секретный файл перекочует с жесткого диска памяти на флопидискету. В отличие от операции копирования, оставляющей информацию на ее источнике, перенос файла автоматически стирал его из основной базы данных, переводя на портативный носитель.
А это было категорически запрещено секретной инструкцией, под которой стояли подписи всех без исключения членов экспедиции, в том числе и Прохорова. Неповиновение грозило обернуться наисерьезнейшими неприятностями с курирующей разработки Службой безопасности.
– Ну и что? – Прохоров снова улыбался и как ни в чем не бывало пожал плечами. – И куда я, по-вашему, денусь с корабля вместе с этой дискетой? Поплыву на надувном матрасе обратно в Балтийск? Сейчас вы оба очень напоминаете мне прапорщика, которому приказали заглушить танк, а он начал его перекрикивать. Я просто хочу сделать сюрприз нашему шефу, слишком разочаровавшемуся в проекте в последние две недели, и своему коллеге, Мишке. Пусть учится, пока я жив! – И Прохоров громко рассмеялся. Сейчас он снова был самим собой. И был очень счастлив.
Ожогин расслабился, сел на кресло, молча наблюдая, как завершилась операция переноса файла, как Прохоров вытащил из дисковода маленький черный квадратик и спрятал его в нагрудный карман рубашки. Действительно, что Вадим может сделать с информацией, кроме как удивить ею коллег по работе? Ничего.
Будулай очень серьезно ошибался…
– Ты собрался куда-то? – настороженно спросила Наташа, заметив, как Прохоров подошел к входной двери, ведущей в коридор.
– Да. Пойду подышать свежим воздухом. Я чувствую, что извилины мои вот-вот спляшут ламбаду, – Вадим и впрямь выглядел измученным.
За последние двое суток он очень много работал и всего два часа спал.
– Я с тобой, – Наташа сделала шаг навстречу Прохорову, но тот отрицательно покачал головой.
– Не волнуйся, через десять минут я буду в нашей каюте, – он подмигнул ей весело и непринужденно. – Мне просто нужно побыть одному.
Только что я сделал самую важную работу в своей жизни, понимаешь? – Вадим ласково посмотрел на любимую женщину и, прижавшись к ее щеке губами, нежно поцеловал. – Не знаю, может, на обратном пути разбужу шефа. А может… и нет.
Тогда после завтрака соберемся здесь, и я продемонстрирую ему новый компьютерный мультик!
Старик будет доволен. – Прохоров уже собрался выходить, как вдруг обернулся и добавил. – Кстати, работа закончена. Заберем передатчики из воды и – по коням, в матушку-столицу. Так что собирайте манатки!
Дверь плавно прикрылась, и неторопливые шаги, несколько смягченные тонкой ковровой дорожкой, направились в сторону выхода на палубу.
Штурман же сидел за расположенным в центре помещения столом и лениво раскладывал на нем потертые и замусоленные карты. Он, оказывается, был любителем пасьянса.
Прохоров быстро развернулся, тремя шагами преодолел расстояние, отделяющее его от радиорубки, и тихо постучал в дверь. Два длинных удара, один короткий. Это был условный знак. Радист Игорь, находившийся внутри тесного, напичканного радиотехникой с пола до потолка квадрата два на три метра, уже понял, что пришел Прохоров. Дверь бесшумщ) открылась, и Вадим проскользнул внутрь.
– Надо связаться с базой, – он с трудом перевел дыхание и вопросительно посмотрел на радиста – У тебя ведь скоро сеанс связи с шефом?
– Через… две минуты, – окинув взглядом висящие на стене электронные часы, Игорь заметно насторожился. – А что произошло, что-то серьезное?
– Думаю, да. Я только что замкнул цепь! – Глаза Вадима сияли, как две глубоко посаженные в бесцветные глазные яблоки голубые жемчужины, – Я окончил эксперимент! Понимаешь?! – Прохоров пододвинул ближе к себе стоящее недалеко от него мягкое рабочее кресло на колесиках и быстро опустился на сиденье, положив руки на пластмассовые подлокотники. Сейчас он торжествующе наблюдал, как по лбу радиста начали ползти одна за другой три глубокие морщины. До Игоря дошел истинный смысл слов.
– То есть ты хочешь сказать, что создал оружие? Окончательно?
– Если в общих чертах, то да. Скажем, я уже отремонтировал машину, но еще не успел ее покрасить. Сколько на это потребуется времени?..
Вот ровно через столько и начнет работать психотропный излучатель. Думаю, шеф останется доволен моей работой. Надо будет попросить у него премию! – Прохоров откровенно «тащился», демонстративно нацепив на себя выражение лица, которое говорило бы Игорю о величии сидящего перед ним ученого мужа, удостоившего мафию великой чести трудиться на ее благо.
– Ладно, дам тебе возможность лично передать радостное известие, – небрежно бросил радист, где-то в глубине радующийся скорому завершению экспедиции. Дома были свобода, рестораны, девочки, раскатывание на роскошных автомобилях, а здесь… Скукотища!
Близилось время связи с базой. Игорь встал со своего места, пересек тесную рубку, открыл дверь и на всякий случай оглядел пустынную палубу судна. Никого. Он вернулся к столу, надел наушники и начал вызывать базу. Через минуту получил разрешение говорить со спутниковой связи и, кивнув Прохорову, включил телефонную станцию.
– Привет, шеф! У нас все в порядке… Нет, я лучше дам трубку гению, он сам все расскажет, – Игорь усмехнулся и протянул телефон Прохорову. Сам же подключился к линии и мог слышать содержание разговора через наушники. Прикрепленный же к ним микрофон давал возможность разговаривать.
– Здравствуйте. Хочу сообщить хорошие новости. Я двадцать минут назад закончил создание прибора.. Да, практически полностью. Спасибо…
Нет, все в порядке… Еще не знает… Думаю сообщить ему утром. Дискета у меня в кармане, – Прохоров похлопал себя по плоской груди. – Думаю, через неделю максимум. Плюс одиннадцать дней… Хорошо, сделаю… До свидания, – Вадим Витальевич положил телефон обратно на рычаг, так как Игорь мог разговаривать по линии без помощи трубки, и довольно развалился в кресле, вытянув ноги едва ли не через все помещение.
– Шеф, на борту все спокойно, – продолжил разговор радист. – Даже удивительно. Пока ни один из людей СБ себя не обнаружил. Может, их вообще здесь нет? Два месяца прошло, а тихо, как в колодце… Борис? Порядок, куда он денется. Пашет в машинном отделении вместе со своим напарником, как электровеник…
Радист хотел было рассмеяться, но вовремя подавил в себе это безрассудное желание. Поначалу, связываясь по ночам с человеком мафии, он говорил исключительно тихо, чуть ли не шепотом, но по мере того как время шло, а ситуация на «Пеликане» продолжала напоминать мышиную возню, Игорь окончательно уверовал в отсутствие на корабле «завуалированных» сотрудников Службы безопасности. Единственным человеком, с кем он по-прежнему держался настороже, был сам «кэп» Дорофеев. Штатный радист «Пеликана» приходился Дорофееву племянником и вдруг неожиданно заболел, так же как и второй механик, за день до отплытия, а на его место приказом контр-адмирала Шпаркова назначили Игоря. Возможно, что именно этим и определялось отношение капитана к радисту. Хотя, может быть, и иначе.
Прохоров достал из кармана рубашки, того самого, где лежала дискета, пачку сигарет «Кэмел», протянул продолжающему разговор радисту, но тот только отрицательно замотал головой.
Вадим пожал плечами, щелкнул по дну пачки указательным пальцем, выбив несколько сигарет, зажал одну из них губами, вытащил и поднес к ее концу дорогую американскую зажигалку «Зиппо», подарок Наташи на день рождения. Нажал на золотую кнопку… и от удивления выронил сигарету на пол. Радист поспешно прервал разговор и рывком повернулся в сторону двери.
В проеме стояла Наташа. Она как-то странно взглянула сначала на Прохорова, затем на радиста, потом перевела взгляд на лежащую возле ножки кресла сигарету и все еще горящее желто-синим цветом пламя бензиновой зажигалки. Затем зачем-то машинально провела ладонью по волосам, будто приглаживая растрепавшуюся на ветру челку, и тихо спросила:
– Вадик, что ты здесь делаешь?
– Я… так, зашел… поболтать.
Прохоров плохо соображал, что говорит, рассеянно озирался на Наташу, стоящую в зияющем чернотой тропической ночи дверном проеме, на радиста, будто заживо замороженного. Хотя нет, глаза Игоря были живыми, даже чересчур живыми. Они уничтожающе испепеляли незваную гостью и готовы были выпрыгнуть из орбит, лишь бы только вернуть все обратно, на десять секунд назад Наконец Игорь недвусмысленно взглянул на Прохорова, тот сразу пришел в себя, сотворил на испуганной физиономии жалкое подобие радостной улыбки, подошел к Наташе и обнял ее за плечи.
– Пойдем в каюту, девочка моя, пойдем…
Он едва ли не силой развернул ее на сто восемьдесят градусов, ухватил за руку и потянул вниз по лестнице. Дверь радиорубки тут же захлопнулась, и в замке дважды повернулся ключ.
– Ты что, следишь за мной? – Прохоров быстро шел впереди, не оборачиваясь и не наблюдая за реакцией Наташи на его слова. – Я же сказал тебе, что хочу немного отдохнуть. А тут заметил, что в рубке свет горит, вот и зашел. Штурмана я плохо знаю, да к тому же он слишком увлекся своим пасьянсом… – Вадим Витальевич распахнул тяжелую, ведущую к жилым каютам членов экспедиции дверь, расположенную в носовой части палубной надстройки, и прошел внутрь, увлекая за собой Наташу. Десять ступенек вниз, несколько шагов по коридору, и они уже стояли перед дверью каюты номер пять. Прохоров торопливо достал ключ, открыл и вошел, включив свет.
Взгляд его непроизвольно упал на иллюминатор, сразу же превратившийся в зеркало. Наташа, немного поколебавшись, перешагнула порог и закрыла за собой дверь.
– Налей мне выпить, – попросила она Вадима, слегка дотронувшись до его спины. Позавчера вечером они открыли, чуть пригубив перед сном, бутылку сухого вина, которая сейчас стояла в антснном шкафчике, рядом с Наташиной косметикой и электробритвой Прохорова.
Вадим Витальевич сразу же почувствовал облегчение, кивнул, не оборачиваясь, и повернулся чуть вправо, открывая створки встроенного в стену шкафа. Он достал бутылку «Рислинга», два высоких бокала на витых ножках, разломанную на стеклянном дымчатом блюдце плитку шоколада с орехами и поставил все это на стол.
– В конце концов, сегодня мне совершенно расхотелось спать, – заключил он, разливая вино в бокалы. – И мы обязательно должны отпраздновать наш успех. Это же надо, – он постарался выглядеть как можно более бодрым, поднял, взяв за ножки, бокалы и повернулся, намереваясь своей непосредственной улыбкой окончательно успокоить Наташу, в глазах которой, когда он последний раз в них заглядывал, застыла печать недоверия.
Но, обернувшись, Прохоров едва не выронил, как это уже случилось с сигаретой, наполненные сухим «Рислингом» бокалы из французского стекла. Его натянутые нервы зазвенели, как струны на гитаре сумасшедшего музыканта.
Прямо ему в лицо смотрел своей черной смертоносной дырой зажатый в дрожащей руке Наташи пистолет. Это был довольно редкий для России «браунинг» самой последней модели, калибра сорок пять миллиметров. Одного выстрела из этой игрушки было вполне достаточно, чтобы сквозь дыру в корпусе «Пеликана» тотчас засвистел ночной океанский ветер. При стрельбе из такого оружия с расстояния двух метров шансы Прохорова остаться живым равнялись одному против миллиона.
– Что это значит? – Вадим Витальевич с трудом шевелил моментально пересохшими и слипающимися губами. Взгляд его был полон страха и отчаяния. – Наташа, я…
– Лучше бы тебе помолчать, Вадим. Я все слышала. Какое же ты ничтожество! Надеюсь, теперь тебе будет интересно узнать, что я являюсь сотрудником Службы безопасности. Ты удивлен, милый? Я бы на твоем месте тоже была удивлена.
– Наташа… – Вадим Витальевич, застывший посредине каюты с поднятыми перед собой бокалами с вином, внезапно почувствовал, как у него из-под ног с огромной скоростью вырвалась и стремительно полетела вниз твердая опора. Он не верил тому, что видел, тому, что только что услышал. И все происшедшее в последние три минуты казалось ему каким-то чудовищным, кошмарным сном. Вот сейчас он откроет глаза, обернется и увидит, как обычно, сладко спящую рядом Наташу – близкого, любимого человека. Но секунды проходили, а он все не просыпался. Господи, неужели все это происходит на самом деле?!
– Тебе страшно, Вадим? – Ледяной голос доносился откуда-то с расстояния в несколько километров, причем сопровождался пронзительным, намертво засевшим в барабанных перепонках свистом, словно с неба падала сброшенная с тяжелого бомбардировщика бомба-убийца. К горлу Прохорова медленно поднялся пылающий тошнотворный ком. – Тебе есть чего бояться… Ты – предатель! – Глаза Наташи превратились в яркие раскаленные угли. – Стой на месте и даже не пытайся пошевелиться. Надеюсь, ты понимаешь своим гениальным умом, что оружие не доверяют тому, кому запрещено его применять.
Прохоров уже несколько отошел от первоначального оцепенения и начинал лихорадочно искать выход из создавшейся ситуации. Он ожидал чего угодно, но что Наташа, его любимая Наташа окажется подсадной уткой, специально подстеленной под него предусмотрительными спецами из СБ! Как же ловко она изображала из себя миленького ангелочка, пряча от посторонних глаз смертоносный ствол сорок пятого калибра… А он, лопух, недооценил своих официальных хозяев и теперь вынужден расплачиваться за ротозейство.
Хотя… Ведь не станет же она стрелять в него прямо сейчас, здесь, среди ночи!
Но тут взгляд Вадима Витальевича снова упал на пистолет. И он опять ощутил подкативший к горлу спазм, вот-вот готовый прорваться наружу вместе с содержимым сжавшегося, как заживо содранная и разложенная на палящем тропическом солнце человеческая кожа, желудка.
Только сейчас Прохоров разглядел накрученный на ствол «браунинга» глушитель. Однако она все предусмотрела заранее! Звук выстрела не услышат даже в соседней каюте, за тонкой переборкой из двух листов алюминия и сантиметровой прокладки из пенопласта… Что же делать? Вот так стоять и молча ждать, пока не подоспеет подмога?
Вряд ли она одна на корабле, кто-то неотлучно «пасет» кое-кого из членов команды и группы исследователей. Есть еще как минимум один «коллега», и он тоже с оружием… Надо срочно искать выход, иначе – смерть. Не сейчас, так потом. Не на «Пеликане», так в подвале одного из тайных казематов СБ. Не от спецов, так от мафии. Результат один. Сырая и мокрая земляная яма гденибудь на окраине кладбища… Навсегда. Венки, речи, траурные ленты… Прохоров на секунду представил себе мрачную картину, как гроб с его мертвым телом опускают в могилу четыре дюжих молодца из Службы безопасности с притворными рожами, полными скорби и соболезнований вдове трагически погибшего ученого. Вдруг один из ремней, удерживающих гроб, обрывается, и он глухо, с высоты полутора метров, летит на дно свежевырытой ямы с торчащими по обе ее стороны, похожими на руки самого дьявола, обрывками корней деревьев…
– Наташа, не надо так шутить, – тихо попросил Прохоров и сделал один совсем маленький шаг вперед, но сразу заметил, как напрягся тонкий женский пальчик с накрашенным ярким фиолетовым лаком ногтем, надавливающий на спусковой крючок «браунинга».
Вадим Витальевич тотчас вернул ногу на прежнее место, лицо его стало серым и жалобным.
– Что ты от меня хочешь, сука? – прошипел он сквозь зубы, что как-то не очень вязалось с надетой на физиономию маской оскорбленной невинности. – Ты два года раздвигала передо мной ноги и делала минет только за то, что тебе платили жалкие, ничтожные гроши в кассе твоей секретной конторы! Ты, мерзкая дрянь, говорила мне слова любви, а сама думала о спрятанном под подушкой пистолете! Дешевая ментовская шлюха! – Прохоров уже не сдерживал себя. Он с совершенно нескрываемой неприязнью смотрел на Наташу, а затем смачно и наигранно сплюнул прямо на мохнатый ворсистый ковер на полу каюты.
И тут совершенно неожиданно он краем глаза вдруг заметил одинокую, торопливо сбегающую по ее белой как мел щеке слезу. Что это? Тонкий трюк профессиональной «подстилки» или реальность, вызванная душевной болью оскорбленной женщины?
Ответ дала сама Наташа. Она крепко, до синевы, сжала чуть припухлые губы, глубоко вздохнула и выдавила, словно под прессом.
– Какое же ты, Вадим, все-таки ничтожество.
Ты даже не способен отличить актерскую игру от настоящего чувства, – палец с фиолетовым ногтем, и без того сильно нажимающий на спусковой Крючок, напрягся еще больше. – И пусть ты оказался работающим на мафию подонком, пусть ты нелюдь, согласный передать страшное орудие в руки жаждущих власти ублюдков, я все же хочу, чтобы ты знал… Я действительно любила тебя, но ты, продажный, ничтожный, жадный мерзавец, все испортил!..
Наташа готова была разрыдаться, слезы одна за другой сбегали из ее больших глаз, оставляя на бледных щеках, с которых незаметно пропал красивый шоколадный загар, темные следы размазанной туши для ресниц. Ее тонкая, изящная ручка, словно в судороге крепко сжимающая тяжелый «браунинг», дрожала все сильнее и сильнее. Она прямо на глазах впадала в глубокую, словно океанская впадина, истерику.
И Прохоров понял, что у него появился шанс.
Он не нашел ничего лучшего, чем резко выплеснуть вино из обоих бокалов в лицо Наташе.
Этим ему удалось выиграть ровно секунду. На какое-то время Наташа растерялась, а Прохоров стремительно бросился вперед, буквально на лету хватая женщину за запястье сжимающей пистолет руки, уводя ее в сторону и вверх, а другой сильно толкнул Наташу в грудь. Она вскрикнула, потеряла равновесие, в падении попыталась схватиться свободной рукой за край стоящего рядом стула, как будто он мог помешать ей упасть на пол, а затем сильно ударилась затылком о металлический дверной косяк и сползла вниз. В ту же секунду ее палец чисто машинально нажал на спусковой крючок «браунинга».
Раздался глухой хлопок, чем-то отдаленно напоминающий вырвавшиеся из бутылки с шампанским газы. Пуля ушла в переборку, отделяющую каюту номер пять от каюты номер семь, где жили Славгородский и помощник Вадима, Михаил Гончаров. Входное отверстие чернело на десять сантиметров выше привинченной к полу койки, примерно на уровне груди, если представить себе спящего на ней, как обычно – лицом к борту, человека. Расположение пятой и седьмой кают было абсолютно симметричным, а это означало только одно – одна из двух коек в соседней каюте находилась точно там же, где та стояла в каюте Вадима и Наташи. Часы показывали около половины четвертого ночи. Трудно себе представить, чтобы в такое время или профессор, или Михаил решили прогуляться по кораблю.
От внезапного предположения у Прохорова похолодело внутри. Кто спал на ближней к простреленной переборке кровати, он не знал…
Вадим Витальевич притих, напряженно вслушиваясь в звенящую в ушах тишину, нарушаемую лишь едва уловимым шумом океанских волн, и ничего не услышал. Он взглянул на лежащую с полуприкрытыми закатившимися глазами Наташу, освободил из ее обмякшей руки тяжелый «браунинг», засунул его за ремень на брюках и прикрыл сверху надетой навыпуск рубашкой. Осторожно просунул руки у нее под мышками, постарался приподнять и прислонить к стене. Проверил пульс и место, которым Наташа ударилась об острый угол дверного косяка. Пульс был устойчивый, рана не слишком глубокая. Возможно, здесь даже не понадобится вмешательство врача Прохоров огляделся, ища в каюте подходящий вместо веревки материал, затем быстро достал объемистый дорожный чемодан с Наташиными вещами, взял из него две пары капроновых чулок и крепко стянул ими руки, заломленные за спину, и ноги все еще пребывающей в беспамятстве женщины. Потом с огромным трудом поднял ее на руки и перенес на кровать, подложив под голову чистое полотенце. Этого было вполне достаточно, чтобы вытекающая из раны кровь успела свернуться, не запачкав предварительно все постельное белье. Возможно, этот факт сможет пригодиться в самое ближайшее время.
Прохоров еще раз внимательно оглядел каюту, поднял с ковра чудом не разбившиеся бокалы, поставил их на стол рядом с бутылкой «Рислинга», причесался перед висящим у входа зеркалом, открыл дверь каюты, выглянул. Убедившись в отсутствии в коридоре кого бы то ни было, быстро вышел и запер за собой дверь, положив ключ в карман.
Спустя минуту он уже стучал условным сигналом в дверь радиорубки. И как только Игорь впустил его, Вадим Витальевич начал торопливо, но обстоятельно рассказывать об инциденте в каюте.
Не забыл и про дыру, оставленную в переборке пулей сорок пятого калибра. Радист побледнел, сел на стул и, пристально глядя на Прохорова, дрожащими руками прикуривавшего сигарету, закусил губу.
– Значит, тому и быть, – после секундного молчания выдавил он и стал быстро отбивать одному ему знакомый позывной. Ответили почти сразу и дали разрешение говорить по спутниковой связи. Игорь надел наушники, жестом показав Прохорову, чтобы тот взял трубку. На связи был сам шеф.
– Мастер, у нас ЧП, – ледяным голосом произнес радист. – Нас «раскололи». Пока об этом знает только сучка нашего друга, оказавшаяся сотрудницей СБ, но она надежно изолирована в каюте.
– Что?!! Так…
Персиков быстро взял себя в руки, примерно десять-пятнадцать секунд молчал, обдумывая ситуацию, в которой оказались агенты его структуры на «Пеликане», а потом задал еще несколько уточняющих вопросов, получив на каждый из них быстрые и исчерпывающие ответы. Не узнал он только о выстреле из «браунинга», о котором Игорь и Вадим Витальевич решили до поры до времени не рассказывать. Тем более еще неизвестно, какие он имел последствия… Прохоров даже не хотел думать, что на той кровати спал профессор Славгородский. Это была бы невосполнимая потеря в плане безвозвратно потерянной информации, известной только директору Экспериментального исследовательского центра и, что тоже вероятно, не более чем паре человек из Службы безопасности. Но до Москвы далеко, а профессор был совсем рядом. Со всеми его тайнами. Сейчас, когда наступила патовая ситуация, это имело слишком большое значение.
– Слушайте меня внимательно! У вас в распоряжении не более двадцати-тридцати минут, чтобы полностью захватить корабль, – снова заговорил шеф. На сей раз он почти смог избежать вполне объяснимого чувства паники, охватившего бы любого другого, узнай он о провале секретных агентов. Возможно, что осознание всей огромной ответственности за происходящие на «Пеликане» события помогли ему не потерять драгоценные минуты, в течение которых необходимо было принять серьезное решение. – Поднимайте моториста. На нем захват машины и изолирование «стармеха». Прохоров, слышишь меня?
– Слышу, – Вадим Витальевич ощутил, как конвульсивно затрепыхалось его сердце, словно пойманная опытным птицеловом куропатка.
– Пора размять мускулы. Ты должен любой ценой, не поднимая большого шума, добраться до второй рации, находящейся в каюте капитана, и превратить ее в бесполезный хлам. Если для этого понадобится ликвидировать десять человек, то сделай это. Но помни, что у Дорофеева есть табельный пистолет.
– У меня он тоже есть. Правда, трофейный, – кисло усмехнулся Прохоров и провел рукой по спрятанному за поясом «браунингу».
– Далее. Капсула, надеюсь, в полном порядке?.. Хорошо. Славгородский должен сказать все…
Все, инженер, означает все. Все, что знает! Особенно меня интересует… – И Персиков сообщил самые важные детали, которые он хотел бы узнать и которые предстояло вытянуть из не слишком разговорчивого профессора. – Потом, когда закончишь с ним, необходимо взять контроль над штурманской рубкой. Вахтенному предстоит поработать на нас. Ровно через час к вам пришвартуется океанская яхта, которая стоит у ближайшего из островов Бермудского архипелага. К тому времени все члены команды и ученые должны быть созваны в кают-компанию под любым предлогом и надежно там изолированы, а само судно идти полным ходом курсом на северо-восток, навстречу яхте. Радист остается в рубке и никуда оттуда не выходит, даже если в двери будут въезжать на танке. Оружие держать снятым с предохранителя и не слишком долго думать, когда настанет время стрелять по живым мишеням… Если что, помните – меня интересуют только дискета кодировки, которая наверняка находится где-то у профессора в похожем на портсигар контейнере, новейшая информация, которая сейчас у Прохорова, и та, что пока находится в голове Славгородского, но скоро должна будет ее покинуть, – даже через телефон было слышно, как Персиков усмехнулся. – Все, что касается лично вас…
– Что ты делаешь, эй! – со скоростью процессора отреагировал Ожогин. Он положил ладонь на манипулирующую «мышью» руку Прохорова. – Инструкции не знаешь?
Но когда Будулай столкнулся взглядом с дьявольски сверкающими глазами Вадима, то рука его непроизвольно ослабла. Он впервые видел на лице коллеги звериную злость. Если бы Ожогин продолжал настаивать на своем, то, вполне вероятно, Прохоров, который был на голову ниже, разорвал бы его на молекулы. Это казалось полной неожиданностью.
– Вадим, ты с ума сошел? – испуганно спросила Наташа, наблюдая за движением индикатора на мониторе. Он уже показывал шестьдесят процентов заполнения. Еще минута, и секретный файл перекочует с жесткого диска памяти на флопидискету. В отличие от операции копирования, оставляющей информацию на ее источнике, перенос файла автоматически стирал его из основной базы данных, переводя на портативный носитель.
А это было категорически запрещено секретной инструкцией, под которой стояли подписи всех без исключения членов экспедиции, в том числе и Прохорова. Неповиновение грозило обернуться наисерьезнейшими неприятностями с курирующей разработки Службой безопасности.
– Ну и что? – Прохоров снова улыбался и как ни в чем не бывало пожал плечами. – И куда я, по-вашему, денусь с корабля вместе с этой дискетой? Поплыву на надувном матрасе обратно в Балтийск? Сейчас вы оба очень напоминаете мне прапорщика, которому приказали заглушить танк, а он начал его перекрикивать. Я просто хочу сделать сюрприз нашему шефу, слишком разочаровавшемуся в проекте в последние две недели, и своему коллеге, Мишке. Пусть учится, пока я жив! – И Прохоров громко рассмеялся. Сейчас он снова был самим собой. И был очень счастлив.
Ожогин расслабился, сел на кресло, молча наблюдая, как завершилась операция переноса файла, как Прохоров вытащил из дисковода маленький черный квадратик и спрятал его в нагрудный карман рубашки. Действительно, что Вадим может сделать с информацией, кроме как удивить ею коллег по работе? Ничего.
Будулай очень серьезно ошибался…
– Ты собрался куда-то? – настороженно спросила Наташа, заметив, как Прохоров подошел к входной двери, ведущей в коридор.
– Да. Пойду подышать свежим воздухом. Я чувствую, что извилины мои вот-вот спляшут ламбаду, – Вадим и впрямь выглядел измученным.
За последние двое суток он очень много работал и всего два часа спал.
– Я с тобой, – Наташа сделала шаг навстречу Прохорову, но тот отрицательно покачал головой.
– Не волнуйся, через десять минут я буду в нашей каюте, – он подмигнул ей весело и непринужденно. – Мне просто нужно побыть одному.
Только что я сделал самую важную работу в своей жизни, понимаешь? – Вадим ласково посмотрел на любимую женщину и, прижавшись к ее щеке губами, нежно поцеловал. – Не знаю, может, на обратном пути разбужу шефа. А может… и нет.
Тогда после завтрака соберемся здесь, и я продемонстрирую ему новый компьютерный мультик!
Старик будет доволен. – Прохоров уже собрался выходить, как вдруг обернулся и добавил. – Кстати, работа закончена. Заберем передатчики из воды и – по коням, в матушку-столицу. Так что собирайте манатки!
Дверь плавно прикрылась, и неторопливые шаги, несколько смягченные тонкой ковровой дорожкой, направились в сторону выхода на палубу.
* * *
Вадим незаметно, как ночная тень, проскользнул овальную металлическую дверь, отделяющую коридор от палубы, и оказался снаружи… В лицо сразу ударил ночной океанский воздух. Прохоров секунду постоял, полной грудью вздохнул, ощутив ни с чем не сравнимый аромат соленой океанской воды, водорослей и, видимо, прилетевший сюда с расположенных в нескольких десятках миль Бермудских островов пьянящий дух диковинных тропических цветов. Затем так же, стараясь не попасться на глаза возможному шальному романтику, решившему постоять ночью на темной палубе «Пеликана», вдоль надстройки прошел несколько метров и поднялся по наружной узкой металлической лестнице, ведущей в радиорубку и – соседняя дверь на площадке – на капитанский мостик. И там, и там горел свет. Вадим подкрался на корточках к мостику, вжался в переборку и аккуратно заглянул внутрь ярко освещенного помещения. Кроме самого штурмана, там никого не было.Штурман же сидел за расположенным в центре помещения столом и лениво раскладывал на нем потертые и замусоленные карты. Он, оказывается, был любителем пасьянса.
Прохоров быстро развернулся, тремя шагами преодолел расстояние, отделяющее его от радиорубки, и тихо постучал в дверь. Два длинных удара, один короткий. Это был условный знак. Радист Игорь, находившийся внутри тесного, напичканного радиотехникой с пола до потолка квадрата два на три метра, уже понял, что пришел Прохоров. Дверь бесшумщ) открылась, и Вадим проскользнул внутрь.
– Надо связаться с базой, – он с трудом перевел дыхание и вопросительно посмотрел на радиста – У тебя ведь скоро сеанс связи с шефом?
– Через… две минуты, – окинув взглядом висящие на стене электронные часы, Игорь заметно насторожился. – А что произошло, что-то серьезное?
– Думаю, да. Я только что замкнул цепь! – Глаза Вадима сияли, как две глубоко посаженные в бесцветные глазные яблоки голубые жемчужины, – Я окончил эксперимент! Понимаешь?! – Прохоров пододвинул ближе к себе стоящее недалеко от него мягкое рабочее кресло на колесиках и быстро опустился на сиденье, положив руки на пластмассовые подлокотники. Сейчас он торжествующе наблюдал, как по лбу радиста начали ползти одна за другой три глубокие морщины. До Игоря дошел истинный смысл слов.
– То есть ты хочешь сказать, что создал оружие? Окончательно?
– Если в общих чертах, то да. Скажем, я уже отремонтировал машину, но еще не успел ее покрасить. Сколько на это потребуется времени?..
Вот ровно через столько и начнет работать психотропный излучатель. Думаю, шеф останется доволен моей работой. Надо будет попросить у него премию! – Прохоров откровенно «тащился», демонстративно нацепив на себя выражение лица, которое говорило бы Игорю о величии сидящего перед ним ученого мужа, удостоившего мафию великой чести трудиться на ее благо.
– Ладно, дам тебе возможность лично передать радостное известие, – небрежно бросил радист, где-то в глубине радующийся скорому завершению экспедиции. Дома были свобода, рестораны, девочки, раскатывание на роскошных автомобилях, а здесь… Скукотища!
Близилось время связи с базой. Игорь встал со своего места, пересек тесную рубку, открыл дверь и на всякий случай оглядел пустынную палубу судна. Никого. Он вернулся к столу, надел наушники и начал вызывать базу. Через минуту получил разрешение говорить со спутниковой связи и, кивнув Прохорову, включил телефонную станцию.
– Привет, шеф! У нас все в порядке… Нет, я лучше дам трубку гению, он сам все расскажет, – Игорь усмехнулся и протянул телефон Прохорову. Сам же подключился к линии и мог слышать содержание разговора через наушники. Прикрепленный же к ним микрофон давал возможность разговаривать.
– Здравствуйте. Хочу сообщить хорошие новости. Я двадцать минут назад закончил создание прибора.. Да, практически полностью. Спасибо…
Нет, все в порядке… Еще не знает… Думаю сообщить ему утром. Дискета у меня в кармане, – Прохоров похлопал себя по плоской груди. – Думаю, через неделю максимум. Плюс одиннадцать дней… Хорошо, сделаю… До свидания, – Вадим Витальевич положил телефон обратно на рычаг, так как Игорь мог разговаривать по линии без помощи трубки, и довольно развалился в кресле, вытянув ноги едва ли не через все помещение.
– Шеф, на борту все спокойно, – продолжил разговор радист. – Даже удивительно. Пока ни один из людей СБ себя не обнаружил. Может, их вообще здесь нет? Два месяца прошло, а тихо, как в колодце… Борис? Порядок, куда он денется. Пашет в машинном отделении вместе со своим напарником, как электровеник…
Радист хотел было рассмеяться, но вовремя подавил в себе это безрассудное желание. Поначалу, связываясь по ночам с человеком мафии, он говорил исключительно тихо, чуть ли не шепотом, но по мере того как время шло, а ситуация на «Пеликане» продолжала напоминать мышиную возню, Игорь окончательно уверовал в отсутствие на корабле «завуалированных» сотрудников Службы безопасности. Единственным человеком, с кем он по-прежнему держался настороже, был сам «кэп» Дорофеев. Штатный радист «Пеликана» приходился Дорофееву племянником и вдруг неожиданно заболел, так же как и второй механик, за день до отплытия, а на его место приказом контр-адмирала Шпаркова назначили Игоря. Возможно, что именно этим и определялось отношение капитана к радисту. Хотя, может быть, и иначе.
Прохоров достал из кармана рубашки, того самого, где лежала дискета, пачку сигарет «Кэмел», протянул продолжающему разговор радисту, но тот только отрицательно замотал головой.
Вадим пожал плечами, щелкнул по дну пачки указательным пальцем, выбив несколько сигарет, зажал одну из них губами, вытащил и поднес к ее концу дорогую американскую зажигалку «Зиппо», подарок Наташи на день рождения. Нажал на золотую кнопку… и от удивления выронил сигарету на пол. Радист поспешно прервал разговор и рывком повернулся в сторону двери.
В проеме стояла Наташа. Она как-то странно взглянула сначала на Прохорова, затем на радиста, потом перевела взгляд на лежащую возле ножки кресла сигарету и все еще горящее желто-синим цветом пламя бензиновой зажигалки. Затем зачем-то машинально провела ладонью по волосам, будто приглаживая растрепавшуюся на ветру челку, и тихо спросила:
– Вадик, что ты здесь делаешь?
– Я… так, зашел… поболтать.
Прохоров плохо соображал, что говорит, рассеянно озирался на Наташу, стоящую в зияющем чернотой тропической ночи дверном проеме, на радиста, будто заживо замороженного. Хотя нет, глаза Игоря были живыми, даже чересчур живыми. Они уничтожающе испепеляли незваную гостью и готовы были выпрыгнуть из орбит, лишь бы только вернуть все обратно, на десять секунд назад Наконец Игорь недвусмысленно взглянул на Прохорова, тот сразу пришел в себя, сотворил на испуганной физиономии жалкое подобие радостной улыбки, подошел к Наташе и обнял ее за плечи.
– Пойдем в каюту, девочка моя, пойдем…
Он едва ли не силой развернул ее на сто восемьдесят градусов, ухватил за руку и потянул вниз по лестнице. Дверь радиорубки тут же захлопнулась, и в замке дважды повернулся ключ.
– Ты что, следишь за мной? – Прохоров быстро шел впереди, не оборачиваясь и не наблюдая за реакцией Наташи на его слова. – Я же сказал тебе, что хочу немного отдохнуть. А тут заметил, что в рубке свет горит, вот и зашел. Штурмана я плохо знаю, да к тому же он слишком увлекся своим пасьянсом… – Вадим Витальевич распахнул тяжелую, ведущую к жилым каютам членов экспедиции дверь, расположенную в носовой части палубной надстройки, и прошел внутрь, увлекая за собой Наташу. Десять ступенек вниз, несколько шагов по коридору, и они уже стояли перед дверью каюты номер пять. Прохоров торопливо достал ключ, открыл и вошел, включив свет.
Взгляд его непроизвольно упал на иллюминатор, сразу же превратившийся в зеркало. Наташа, немного поколебавшись, перешагнула порог и закрыла за собой дверь.
– Налей мне выпить, – попросила она Вадима, слегка дотронувшись до его спины. Позавчера вечером они открыли, чуть пригубив перед сном, бутылку сухого вина, которая сейчас стояла в антснном шкафчике, рядом с Наташиной косметикой и электробритвой Прохорова.
Вадим Витальевич сразу же почувствовал облегчение, кивнул, не оборачиваясь, и повернулся чуть вправо, открывая створки встроенного в стену шкафа. Он достал бутылку «Рислинга», два высоких бокала на витых ножках, разломанную на стеклянном дымчатом блюдце плитку шоколада с орехами и поставил все это на стол.
– В конце концов, сегодня мне совершенно расхотелось спать, – заключил он, разливая вино в бокалы. – И мы обязательно должны отпраздновать наш успех. Это же надо, – он постарался выглядеть как можно более бодрым, поднял, взяв за ножки, бокалы и повернулся, намереваясь своей непосредственной улыбкой окончательно успокоить Наташу, в глазах которой, когда он последний раз в них заглядывал, застыла печать недоверия.
Но, обернувшись, Прохоров едва не выронил, как это уже случилось с сигаретой, наполненные сухим «Рислингом» бокалы из французского стекла. Его натянутые нервы зазвенели, как струны на гитаре сумасшедшего музыканта.
Прямо ему в лицо смотрел своей черной смертоносной дырой зажатый в дрожащей руке Наташи пистолет. Это был довольно редкий для России «браунинг» самой последней модели, калибра сорок пять миллиметров. Одного выстрела из этой игрушки было вполне достаточно, чтобы сквозь дыру в корпусе «Пеликана» тотчас засвистел ночной океанский ветер. При стрельбе из такого оружия с расстояния двух метров шансы Прохорова остаться живым равнялись одному против миллиона.
– Что это значит? – Вадим Витальевич с трудом шевелил моментально пересохшими и слипающимися губами. Взгляд его был полон страха и отчаяния. – Наташа, я…
– Лучше бы тебе помолчать, Вадим. Я все слышала. Какое же ты ничтожество! Надеюсь, теперь тебе будет интересно узнать, что я являюсь сотрудником Службы безопасности. Ты удивлен, милый? Я бы на твоем месте тоже была удивлена.
– Наташа… – Вадим Витальевич, застывший посредине каюты с поднятыми перед собой бокалами с вином, внезапно почувствовал, как у него из-под ног с огромной скоростью вырвалась и стремительно полетела вниз твердая опора. Он не верил тому, что видел, тому, что только что услышал. И все происшедшее в последние три минуты казалось ему каким-то чудовищным, кошмарным сном. Вот сейчас он откроет глаза, обернется и увидит, как обычно, сладко спящую рядом Наташу – близкого, любимого человека. Но секунды проходили, а он все не просыпался. Господи, неужели все это происходит на самом деле?!
– Тебе страшно, Вадим? – Ледяной голос доносился откуда-то с расстояния в несколько километров, причем сопровождался пронзительным, намертво засевшим в барабанных перепонках свистом, словно с неба падала сброшенная с тяжелого бомбардировщика бомба-убийца. К горлу Прохорова медленно поднялся пылающий тошнотворный ком. – Тебе есть чего бояться… Ты – предатель! – Глаза Наташи превратились в яркие раскаленные угли. – Стой на месте и даже не пытайся пошевелиться. Надеюсь, ты понимаешь своим гениальным умом, что оружие не доверяют тому, кому запрещено его применять.
Прохоров уже несколько отошел от первоначального оцепенения и начинал лихорадочно искать выход из создавшейся ситуации. Он ожидал чего угодно, но что Наташа, его любимая Наташа окажется подсадной уткой, специально подстеленной под него предусмотрительными спецами из СБ! Как же ловко она изображала из себя миленького ангелочка, пряча от посторонних глаз смертоносный ствол сорок пятого калибра… А он, лопух, недооценил своих официальных хозяев и теперь вынужден расплачиваться за ротозейство.
Хотя… Ведь не станет же она стрелять в него прямо сейчас, здесь, среди ночи!
Но тут взгляд Вадима Витальевича снова упал на пистолет. И он опять ощутил подкативший к горлу спазм, вот-вот готовый прорваться наружу вместе с содержимым сжавшегося, как заживо содранная и разложенная на палящем тропическом солнце человеческая кожа, желудка.
Только сейчас Прохоров разглядел накрученный на ствол «браунинга» глушитель. Однако она все предусмотрела заранее! Звук выстрела не услышат даже в соседней каюте, за тонкой переборкой из двух листов алюминия и сантиметровой прокладки из пенопласта… Что же делать? Вот так стоять и молча ждать, пока не подоспеет подмога?
Вряд ли она одна на корабле, кто-то неотлучно «пасет» кое-кого из членов команды и группы исследователей. Есть еще как минимум один «коллега», и он тоже с оружием… Надо срочно искать выход, иначе – смерть. Не сейчас, так потом. Не на «Пеликане», так в подвале одного из тайных казематов СБ. Не от спецов, так от мафии. Результат один. Сырая и мокрая земляная яма гденибудь на окраине кладбища… Навсегда. Венки, речи, траурные ленты… Прохоров на секунду представил себе мрачную картину, как гроб с его мертвым телом опускают в могилу четыре дюжих молодца из Службы безопасности с притворными рожами, полными скорби и соболезнований вдове трагически погибшего ученого. Вдруг один из ремней, удерживающих гроб, обрывается, и он глухо, с высоты полутора метров, летит на дно свежевырытой ямы с торчащими по обе ее стороны, похожими на руки самого дьявола, обрывками корней деревьев…
– Наташа, не надо так шутить, – тихо попросил Прохоров и сделал один совсем маленький шаг вперед, но сразу заметил, как напрягся тонкий женский пальчик с накрашенным ярким фиолетовым лаком ногтем, надавливающий на спусковой крючок «браунинга».
Вадим Витальевич тотчас вернул ногу на прежнее место, лицо его стало серым и жалобным.
– Что ты от меня хочешь, сука? – прошипел он сквозь зубы, что как-то не очень вязалось с надетой на физиономию маской оскорбленной невинности. – Ты два года раздвигала передо мной ноги и делала минет только за то, что тебе платили жалкие, ничтожные гроши в кассе твоей секретной конторы! Ты, мерзкая дрянь, говорила мне слова любви, а сама думала о спрятанном под подушкой пистолете! Дешевая ментовская шлюха! – Прохоров уже не сдерживал себя. Он с совершенно нескрываемой неприязнью смотрел на Наташу, а затем смачно и наигранно сплюнул прямо на мохнатый ворсистый ковер на полу каюты.
И тут совершенно неожиданно он краем глаза вдруг заметил одинокую, торопливо сбегающую по ее белой как мел щеке слезу. Что это? Тонкий трюк профессиональной «подстилки» или реальность, вызванная душевной болью оскорбленной женщины?
Ответ дала сама Наташа. Она крепко, до синевы, сжала чуть припухлые губы, глубоко вздохнула и выдавила, словно под прессом.
– Какое же ты, Вадим, все-таки ничтожество.
Ты даже не способен отличить актерскую игру от настоящего чувства, – палец с фиолетовым ногтем, и без того сильно нажимающий на спусковой Крючок, напрягся еще больше. – И пусть ты оказался работающим на мафию подонком, пусть ты нелюдь, согласный передать страшное орудие в руки жаждущих власти ублюдков, я все же хочу, чтобы ты знал… Я действительно любила тебя, но ты, продажный, ничтожный, жадный мерзавец, все испортил!..
Наташа готова была разрыдаться, слезы одна за другой сбегали из ее больших глаз, оставляя на бледных щеках, с которых незаметно пропал красивый шоколадный загар, темные следы размазанной туши для ресниц. Ее тонкая, изящная ручка, словно в судороге крепко сжимающая тяжелый «браунинг», дрожала все сильнее и сильнее. Она прямо на глазах впадала в глубокую, словно океанская впадина, истерику.
И Прохоров понял, что у него появился шанс.
Он не нашел ничего лучшего, чем резко выплеснуть вино из обоих бокалов в лицо Наташе.
Этим ему удалось выиграть ровно секунду. На какое-то время Наташа растерялась, а Прохоров стремительно бросился вперед, буквально на лету хватая женщину за запястье сжимающей пистолет руки, уводя ее в сторону и вверх, а другой сильно толкнул Наташу в грудь. Она вскрикнула, потеряла равновесие, в падении попыталась схватиться свободной рукой за край стоящего рядом стула, как будто он мог помешать ей упасть на пол, а затем сильно ударилась затылком о металлический дверной косяк и сползла вниз. В ту же секунду ее палец чисто машинально нажал на спусковой крючок «браунинга».
Раздался глухой хлопок, чем-то отдаленно напоминающий вырвавшиеся из бутылки с шампанским газы. Пуля ушла в переборку, отделяющую каюту номер пять от каюты номер семь, где жили Славгородский и помощник Вадима, Михаил Гончаров. Входное отверстие чернело на десять сантиметров выше привинченной к полу койки, примерно на уровне груди, если представить себе спящего на ней, как обычно – лицом к борту, человека. Расположение пятой и седьмой кают было абсолютно симметричным, а это означало только одно – одна из двух коек в соседней каюте находилась точно там же, где та стояла в каюте Вадима и Наташи. Часы показывали около половины четвертого ночи. Трудно себе представить, чтобы в такое время или профессор, или Михаил решили прогуляться по кораблю.
От внезапного предположения у Прохорова похолодело внутри. Кто спал на ближней к простреленной переборке кровати, он не знал…
Вадим Витальевич притих, напряженно вслушиваясь в звенящую в ушах тишину, нарушаемую лишь едва уловимым шумом океанских волн, и ничего не услышал. Он взглянул на лежащую с полуприкрытыми закатившимися глазами Наташу, освободил из ее обмякшей руки тяжелый «браунинг», засунул его за ремень на брюках и прикрыл сверху надетой навыпуск рубашкой. Осторожно просунул руки у нее под мышками, постарался приподнять и прислонить к стене. Проверил пульс и место, которым Наташа ударилась об острый угол дверного косяка. Пульс был устойчивый, рана не слишком глубокая. Возможно, здесь даже не понадобится вмешательство врача Прохоров огляделся, ища в каюте подходящий вместо веревки материал, затем быстро достал объемистый дорожный чемодан с Наташиными вещами, взял из него две пары капроновых чулок и крепко стянул ими руки, заломленные за спину, и ноги все еще пребывающей в беспамятстве женщины. Потом с огромным трудом поднял ее на руки и перенес на кровать, подложив под голову чистое полотенце. Этого было вполне достаточно, чтобы вытекающая из раны кровь успела свернуться, не запачкав предварительно все постельное белье. Возможно, этот факт сможет пригодиться в самое ближайшее время.
Прохоров еще раз внимательно оглядел каюту, поднял с ковра чудом не разбившиеся бокалы, поставил их на стол рядом с бутылкой «Рислинга», причесался перед висящим у входа зеркалом, открыл дверь каюты, выглянул. Убедившись в отсутствии в коридоре кого бы то ни было, быстро вышел и запер за собой дверь, положив ключ в карман.
Спустя минуту он уже стучал условным сигналом в дверь радиорубки. И как только Игорь впустил его, Вадим Витальевич начал торопливо, но обстоятельно рассказывать об инциденте в каюте.
Не забыл и про дыру, оставленную в переборке пулей сорок пятого калибра. Радист побледнел, сел на стул и, пристально глядя на Прохорова, дрожащими руками прикуривавшего сигарету, закусил губу.
– Значит, тому и быть, – после секундного молчания выдавил он и стал быстро отбивать одному ему знакомый позывной. Ответили почти сразу и дали разрешение говорить по спутниковой связи. Игорь надел наушники, жестом показав Прохорову, чтобы тот взял трубку. На связи был сам шеф.
– Мастер, у нас ЧП, – ледяным голосом произнес радист. – Нас «раскололи». Пока об этом знает только сучка нашего друга, оказавшаяся сотрудницей СБ, но она надежно изолирована в каюте.
– Что?!! Так…
Персиков быстро взял себя в руки, примерно десять-пятнадцать секунд молчал, обдумывая ситуацию, в которой оказались агенты его структуры на «Пеликане», а потом задал еще несколько уточняющих вопросов, получив на каждый из них быстрые и исчерпывающие ответы. Не узнал он только о выстреле из «браунинга», о котором Игорь и Вадим Витальевич решили до поры до времени не рассказывать. Тем более еще неизвестно, какие он имел последствия… Прохоров даже не хотел думать, что на той кровати спал профессор Славгородский. Это была бы невосполнимая потеря в плане безвозвратно потерянной информации, известной только директору Экспериментального исследовательского центра и, что тоже вероятно, не более чем паре человек из Службы безопасности. Но до Москвы далеко, а профессор был совсем рядом. Со всеми его тайнами. Сейчас, когда наступила патовая ситуация, это имело слишком большое значение.
– Слушайте меня внимательно! У вас в распоряжении не более двадцати-тридцати минут, чтобы полностью захватить корабль, – снова заговорил шеф. На сей раз он почти смог избежать вполне объяснимого чувства паники, охватившего бы любого другого, узнай он о провале секретных агентов. Возможно, что осознание всей огромной ответственности за происходящие на «Пеликане» события помогли ему не потерять драгоценные минуты, в течение которых необходимо было принять серьезное решение. – Поднимайте моториста. На нем захват машины и изолирование «стармеха». Прохоров, слышишь меня?
– Слышу, – Вадим Витальевич ощутил, как конвульсивно затрепыхалось его сердце, словно пойманная опытным птицеловом куропатка.
– Пора размять мускулы. Ты должен любой ценой, не поднимая большого шума, добраться до второй рации, находящейся в каюте капитана, и превратить ее в бесполезный хлам. Если для этого понадобится ликвидировать десять человек, то сделай это. Но помни, что у Дорофеева есть табельный пистолет.
– У меня он тоже есть. Правда, трофейный, – кисло усмехнулся Прохоров и провел рукой по спрятанному за поясом «браунингу».
– Далее. Капсула, надеюсь, в полном порядке?.. Хорошо. Славгородский должен сказать все…
Все, инженер, означает все. Все, что знает! Особенно меня интересует… – И Персиков сообщил самые важные детали, которые он хотел бы узнать и которые предстояло вытянуть из не слишком разговорчивого профессора. – Потом, когда закончишь с ним, необходимо взять контроль над штурманской рубкой. Вахтенному предстоит поработать на нас. Ровно через час к вам пришвартуется океанская яхта, которая стоит у ближайшего из островов Бермудского архипелага. К тому времени все члены команды и ученые должны быть созваны в кают-компанию под любым предлогом и надежно там изолированы, а само судно идти полным ходом курсом на северо-восток, навстречу яхте. Радист остается в рубке и никуда оттуда не выходит, даже если в двери будут въезжать на танке. Оружие держать снятым с предохранителя и не слишком долго думать, когда настанет время стрелять по живым мишеням… Если что, помните – меня интересуют только дискета кодировки, которая наверняка находится где-то у профессора в похожем на портсигар контейнере, новейшая информация, которая сейчас у Прохорова, и та, что пока находится в голове Славгородского, но скоро должна будет ее покинуть, – даже через телефон было слышно, как Персиков усмехнулся. – Все, что касается лично вас…