– Ну так-таки и в любой?! – фальшиво изумился Флоренский, подняв брови. – По-моему, дорогой Жак, вы сильно перегибаете палку. Европа, если мне не изменяет память, объединяется, и прежние границы в большинстве случаев остались лишь на политических картах. А что касается пересечения границ России и Польши – извольте, я к вашим услугам. Причем мои возможности гнать контрабанду за кордон и обратно, смею вас заверить, во много раз превышают возможности вашего канала. Я могу, если потребуется, отправить фуру с фальшивыми документами в вояж до Лондона и обратно. А вы говорите о доске размером с тетрадный лист… Ведь так?
   – Примерно так, – вынужден был согласиться частный детектив.
   – Вот видите… – развел руками Флоренский. – Возможно, милый Жак, по многим экономическим и политическим показателям Россия и отстает от цивилизованной Европы, но только не в сфере теневого бизнеса. Здесь живут по своим законам и понятиям, которые неведомы Западу, но в сфере внешних отношений мы строго придерживаемся установившихся правил. Так что, – осклабился Леонид Александрович, – я, как и обещал, попытаюсь помочь вашему боссу решить проблему при содействии наших кадров. Но я – бизнесмен, месье Гийом. В первую очередь меня интересуют деньги. Так что передайте уважаемому адвокату наши условия – половина страховочной суммы, из которой четвертая часть должна быть предоставлена в качестве аванса. Ведь организация дела потребует предварительных расходов, а брать их на себя, уверяю вас, даже при возможности получить хороший навар никто не станет… И только когда вы согласуете финансовый вопрос с заказчиком, я начну собирать команду. Уверен, двух суток на консультации вам хватит… Вот, – Флоренский протянул детективу визитку, – мои прямые телефоны. Днем я, как правило, в офисе. В остальное время к вашим услугам сотовая связь. А сейчас я должен извиниться, Жак, но у меня через пять минут важная встреча, а мне еще ехать несколько кварталов.
   – Я понимаю, – сухо ответил француз и пружинисто поднялся. – До свидания, Леонид Александрович. Надеюсь, мы договоримся.
   «Проклятые гангстеры! С ними нужно быть крайне осторожным. Иначе рискуешь не только не получить икону, но и лишиться денег, а то и головы».
   Проходя мимо неподвижно застывшего в холле угрюмого телохранителя, который проводил его долгим подозрительным взглядом, француз ощутил, как по его взмокшей спине пробежал неприятный холодок.
   – Будь здоров, не кашляй. Передавай привет господину адвокату, – послышалось в ответ.
   Если бы не фанатичное упрямство патрона, ноги бы его здесь, в этом крысином логове, не было! Как бывший полицейский, Гийом знал, что делать бизнес с мафией, к какой бы этнической группе она ни принадлежала, так же рискованно, как плыть ночью с закрытыми глазами через реку, кишащую пираньями. И русские здесь – не исключение. Слово «братва» на рубеже веков знал уже каждый европейский коп…
   Однако обещанный стариком миллион швейцарских франков стоял перед глазами парижского частного детектива заветным золотым миражом и не позволил ему дать патрону разумный совет отказаться от сделки с питерскими бандитами.

Глава 31

   Отыскать в Троицком храме нужную икону было нетрудно. Леонид Александрович и его сын Руслан – двадцатишестилетний смуглокожий здоровяк, командир входящей в службу безопасности казино зондеркоманды бойцов – за считаные секунды отыскали предмет вожделений парижского коллекционера.
   Глядя на потемневший кусок дерева, трудно было поверить, что эта икона оценена ведущими страховыми агентствами Великобритании и США в два с половиной миллиона долларов.
   Запалив купленную в храме восковую свечу от одного из множества огоньков, горевших возле иконы, Руслан Флоренский воткнул ее в шандал, неумело перекрестился и, следуя молчаливому кивку отца в сторону выхода, неспешно покинул храм. Возле дверей их ждал бронированный черный «мерседес».
   Руслан сел за руль, запустил мотор и плавно тронул машину с места. Вывернув на оживленную в середине дня улицу, закурил. Поймал застывший взгляд отца в зеркале заднего вида, ухмыльнулся и сказал:
   – Только дебилы, потерявшие счет деньгам, могут отмаксать за такую лажу два лимона! Я бы эту доску даже в туалете не повесил!
   – Прежде чем куда-то ее вешать, нужно сначала снять, – покусав нижнюю губу, резонно заметил Леонид Александрович. – Это не так просто, как кажется. Ты видел защиту? Попы тоже не дураки… раз рискнули в погоне за прихожанами такой шедевр на всеобщее обозрение выставить. Сдается мне, сигнализация на доске та еще. С секретом. Да и мусора с «калашами» круглосуточно возле храма дежурят.
   – Что один умелец сделал, то другой непременно сломать сможет, – изрек Руслан любимую сентенцию всех варваров и сморщился от попавшего в глаза дыма. Отпрыск хозяина казино курил по-шоферски, вынимая сигарету изо рта только для того, чтобы стряхнуть нагоревший пепел. – А мусора… разве это проблема, па?! За хорошие башли можно и мокруху провернуть, делов-то на три копейки. Дал отморозку дуру, отстегнул штукарь гринов и считай, сержанты уже с ангелами беседуют. Кстати, сколько этот пожиратель лягушек готов выложить?
   – Пока жидярится, сволочь. Думает, мы аборигены африканские, на стеклянные бусы золотого истукана променяем. Но я его додушу, вот увидишь. Без лимона зелени я с ним даже базарить не стану, – сухо сообщил хозяин «Полярной звезды». – Не меньше половины этой суммы придется заплатить Тихому, чтобы нашел толкового художника-копииста.
   – Не понял… – после секундного молчания бросил Руслан. – Ты что, фраеров этих вообще кинуть собрался?!
   – Как сказать, – усмехнулся Флоренский. – Кинуть не кинуть, а план у меня уже есть.
   – Давай колись! И почему именно Тихий?
   – Я с клюквенниками дел сроду не имел, но Белов, как мне помнится, в молодости как раз кражами из сельских церквей с подельником промышлял. Подельника потом на лесоповале в Коми бревном придавило… Лет прошло с полста, но связи наверняка у старика остались. Вот пусть и найдет мастера, который сможет изготовить копию, неотличимую от оригинала. А лучше две. Одну мы впарим малышу Жаку, а другую… вернем на место. Словно и не было никакого похищения.
   – Сложно, – языком перекинув хабарик в другой угол рта, скривился Руслан. – Любой эксперт вмиг туфту от раритета отличит!
   – Разумеется, отличит, – в глазах Флоренского сверкнул холодный огонь, – если будет что отличать. И что восстанавливать. Ты, отрок, про литовца-маньяка, который в Эрмитаже кислотой на полотно Рембрандта плесканул, слышал?
   – Да че ты, отец, все вокруг да около ходишь?! Я тебе кто – хер с горы и сбоку бантик?! Выкладывай без понтов, чего намозговал…
   – Ну слушай, дорогой. – От родного сына, которому не раз приходилось в интересах бизнеса «решать вопросы» с помощью оружия и кулаков, у игорного магната секретов не было. – В одну прекрасную ночь пара отморозков гасит охраняющий храм наряд ментов. Все как ты сказал… Затем двое доверенных и не болтливых мальчиков, например ты сам и твой каскадер Спиногрыз, в сопровождении двух спецов – по сигнализациям – тихонько проникаете в храм. Спецы извлекают икону, вешают на ее место подделку, а вы тем временем устраиваете в храме Господнем маленький, аккуратненький погром. Кое-что разбиваете, разрисовываете стены пентаграммами, пишете где ни попадя три шестерки, прибиваете к распятию кошку… Одним словом, как можно естественнее имитируете гнусный сатанинский шабаш. А перед тем как уйти, осторожно вскрываете стеклянный пузырек с «царской водкой» обильно поливаете нашу копию, превращая ее в не поддающийся идентификации кусок дерьма. Спецы подключают сигнализацию, затем вы без шума и пыли сматываетесь с добычей…
   – Ну ты, блин, даешь! – Пораженный столь затейливой комбинацией Руслан покачал головой. – Только на хера нужны две копии, если эту все равно кислотой жечь? Не проще ли обычный кусок доски облить? Дешевле обойдется.
   – Мусора однозначно будут делать экспертизу того, что останется от иконы. Химическую. Должны быть следы краски. К тому же доска, на которой написана икона, должна быть как можно более старой. Короче, это уже не твоя головная боль, а художника!.. Слушай дальше. На следующий день мы, а заодно и все средства массовой информации Питера и Москвы в деталях посвящаем нашего французского гонца в тонкости операции. Даем возможность, так сказать, оценить всю сложность и, не побоюсь этого слова, гениальность реализованного нами плана. – Флоренский расплылся в хитрой улыбке чеширского кота. – Получаем остаток суммы и… всучаем месье Жаку второй экземпляр подделки. И катись ты, голубок, через Попенгаген на все четыре Вроттердама!..
   – Клево, бля буду! – громко рассмеялся Руслан.
   – Общественность, у которой еще на слуху недавний громкий процесс над главарем секты питерских сатанистов Каллистратом, да и многие товарищи из ФСБ неизбежно предположат, что данный акт неслыханного вандализма не что иное, как месть дьяволопоклонников… А что для этих лохматых обдолбанных тварей может быть приятнее, чем гнуснейшее осквернение одного из городских храмов и уничтожение самой почитаемой его прихожанами чудотворной иконы?! Ничего!.. Вот такой план, сынок.
   – Погоди, а… как же адвокат? – вспомнил Руслан, останавливая автомобиль на перекрестке перед красным сигналом светофора. – Если он спец по иконам, то сразу поймет, что его кинули как последнего лоха. С его деньгами этот Боярофф может наделать нам больших проблем. Еще чего доброго съедет с катушек и капнет в ФСБ. Анонимно. Отмывайся потом с «хед энд шолдером»…
   – Если пустить все на самотек, то так оно наверняка и произойдет. А вот чтобы избежать возможных осложнений, придется вслед за детективом отправить в Париж человека, который организует случайное уличное нападение на месье Жака. Гоп-стоп с целью ограбления. Это нам обойдется тысяч в двадцать пять плюс билет туда и обратно, не больше. Сущая мелочь. И если старик попробует рыпнуться, предъявить нам обычный блудняк, случившийся уже на его земле, я найду способ, как без лишних слов заткнуть ему глотку. Сдается мне, в его коллекции Интерпол найдет много находящихся в розыске культурно-исторических ценностей. Как считаешь, сын?
   – Да уж, без добычи Интерпол явно не останется, – хмыкнул Руслан. – А с оригиналом что будем делать? Мы же не спецы. Если первому встречному «коллекционеру» втюхать, так недолго и…
   – Пусть отдыхает иконка до лучших времен, – пожал плечами Флоренский. – Знаешь, как крестьяне говорят: старое говно с годами не киснет, оно превращается в навоз, слеживается и ядренеет.
   – Га-га-га! – взорвался Руслан. – Слышал бы тебя сейчас Белов, па!..
   – Закрой р-рот и меня слушай! – осадил сына Леонид Александрович. – Париж нам на хрен не уперся! В одной только Москве таких коллекционеров черного антиквариата, готовых за краденую доску выложить пол-лимона или больше, – как грязи. Главное, иметь точные выходы на нужных собирателей и не врюхаться в ФСБ…
   – Да, отец, на словах-то оно все и всегда просто безупречно, а вот на деле… Где найти спецов по сигнализации и по снятию брони? Где, мать вашу, найти такого маэстро, чтобы нарисовал две копии, хотя бы на вид, без экспертизы, неотличимые от старой, потрескавшейся доски? И где, скажи, взять сам материал для изготовления икон?!
   – А я, кажется, и не говорил тебе, что все будет очень просто. Для нас с тобой основная задача в том и состоит, чтобы на практике тема сверкала еще красивее, чем на словах, – спокойно ответил Леонид Александрович. Посмотрел на часы. – Слушай, сынок, подбрось меня к Смольному, а сам прогуляйся пару минут, лады? Нужно в темпе перетереть с Андреевым насчет нового здания. Это много времени не займет. – Флоренский хлопнул себя ладонью по нагрудному карману пиджака. – Аргумент дал – аргумент принял. Одна минута…
   – У нас с пацанами через час стрелка – предупредил командир зондеркоманды.
   – Успеешь, сынок, – пообещал Флоренский и легонько похлопал наследника по крепкому, не раз выручавшему в трудную минуту плечу.

Глава 32

   Олег Степанович Белов принял хозяина казино «Полярная звезда» в отдельном кабинете принадлежащего ему бильярдного клуба «Аллигатор». Здесь, в уютно обставленном закутке, где на дне подсвеченного с четырех сторон аквариума неуклюже возлежала зубастая рептилия, старый авторитет мог чувствовать себя совершенно спокойно.
   Долгий, полный четких деталей и полупрозрачных намеков монолог Леонида Александровича Флоренского старик выслушал молча, лишь время от времени менялась мимика сухого, обтянутого желтоватой кожей лица.
   Наконец Флоренский закончил свой рассказ, промокнул покрывшийся испариной лоб носовым платком, закурил свой любимый «Парламент», отхлебнул глоток клюквенной водки из пузатого стакана и вопросительно воззрился на старика.
   – Ну как тебе тема, Олег Степанович?
   Тихий, попыхивая трубкой и выпуская дым через нос, чуть заметно дернул подбородком.
   – Ты молодец, Леня, что пришел сразу ко мне, – похвалил Тихий, – а не стал голыми руками… хватать каштаны из огня. Кстати, ты, когда был в Париже, пробовал эти их жареные каштаны? Я по телику видел – их там на каждом шагу ниггеры продают…
   – Да-да, приходилось, – поморщился Флоренский. – Говно жуткое. Как наши желуди, если зажарить их на костре. Только крупнее и чуть послаще. Сплошное расстройство желудка. Пацанами мы и не такую дрянь пробовали!
   – А человечинку? – словно невзначай спросил Белов, исподлобья взглянув на развалившегося напротив бизнесмена. Добрая треть акций «Полярной звезды» принадлежала старику, правда, об этом знали лишь они двое да доверенный адвокат в столичном юридическом агентстве.
   – Что?! – Леонид Александрович вылупил глаза.
   – Ах да… – словно в забывчивости, примирительно махнул изуродованной артритом рукой Тихий. – Тебя же, сопляка, во время блокады Ленинграда еще и на свете не было. Это мы хлебнули, не приведи Господи… Ну да что это мы с тобой, Ленечка, все про старину да про старину… Давай вопрос твой красивый решать.
   – Давай, отец, – с облегчением ухнул Флоренский и снова вытер лицо носовым платком. Жадно докурил сигарету и с какой-то необычной злостью раздавил ее о дно пепельницы в виде черепа. Желтая такая, с пилообразными трещинками в местах соединения лобовых и затылочных костей.
   А может, это и был самый настоящий череп? Кто его, Тихого, приколы знает…
   – Значит, так, – откинулся на спинку вращающегося кресла авторитет и совсем по-сталински отвел в сторону правую руку с зажатой в ней трубкой. – Дело это верное. Жабоедов мы с тобой разведем. Однако, как ни крутись, настоящие мастера за редким исключением до сих пор все еще на государство пашут. Но ты не очкуй. Есть у меня человечек вот там, – двумя пальцами левой руки Тихий похлопал себя по плечу, а потом указательным ткнул в потолок, – в матушке столице златоглавой. Через него добудем профи, которые расщелкают и твое стекло, и сигнализацию, как Терминатор – грецкий орех… На тебе – мокруха ментовская, организация шабаша в храме и развод жабоедов.
   – Осталось самое сложное, – видя, что Тихий нахмурился и, возможно, думает о том же самом, вставил Флоренский. – Художник, который сможет быстро изготовить две копии… И еще, я так полагаю, после завершения работы мастера придется… обязательно нейтрализовать.
   – Не волнуйся, – Леонид Александрович заметил, как блеснули глаза старого авторитета. – Эту проблему я тоже беру на себя. А теперь, когда предварительный расклад ясен, я предлагаю обсудить нашу с тобой, Ленечка, долю в общем деле. И хоть в народе делить шкуру неубитого медведя считается делом стремным, в нашей профессии без этого нельзя. Согласен со стариком, дорогой?
   – Твоя правда, Степаныч, – сказал Флоренский.
   – Приятно иметь бизнес с грамотным компаньоном! – пыхнув ванильным дымком, сдержанно, с чувством собственного превосходства ощерился Тихий. – Значит, начнем по порядку. Клиент – твой?
   – Мой, – с готовностью кивнул Флоренский.
   – Необычная и красивая идея с подставой – тоже твоя, – загнул второй палец авторитет.
   – Моя, Олег Степанович! – словно извиняясь, развел руками все больше расплывающийся в улыбке честный труженик покера и рулетки.
   – И предложение нарисовать вместо одной копии сразу две, всучить французу туфту, благополучно снять с месье Бояроффа все бабки, отправить гонца с доской за бугор, а уже в Париже организовать ему нечто вроде гоп-стопа, в результате которого икона попадет в полицию, – это тоже придумал ты, – подвел черту под участием в деле Флоренского старик.
   – Я, – оскалив рот, согласился Леонид Александрович. – Адвокат – это не проблема, его я беру на себя.
   – Тогда что же остается у меня?! – с деланной приниженностью скривил синеватые тонкие губы Тихий. – Сущая безделица…
   Вдруг взгляд старика стал холодным как лед. Его пустые темные зрачки буквально вбуравились во Флоренского, тут же присмиревшего. От недавнего торжества не осталось и следа. Треф напоминал кролика, сжавшегося перед готовящимся сдавить свои смертельные кольца удавом.
   А матерый зэк, который не так давно одержал трудную, вызвавшую уважение у всего криминального Питера победу над бандой Мальцева, понял, что Флоренский дошел до нужной кондиции, и продолжил:
   – Я должен беспокоить глубоко законспирированного, обретающегося на самой Лубянке человека из спецслужб, найти и уговорить, причем за огромные деньги, двух лучших спецов с золотыми руками. И я должен в огромной стране отыскать того единственного художника-иконописца, который смог бы, не имея перед глазами оригинала, сделать с Тихвинской Богородицы целых две ни в чем не отличимые от нее копии. И при этом использовать в качестве основы не просто доску, а трехсотлетней давности!
   Закончив монолог, Тихий вытряхнул из трубки пепел, набил ее снова табаком из бархатного вишневого кисета, прикурил, вышел из-за стола и, сложив руки за спиной, принялся мерить шагами комнату, время от времени останавливаясь перед аквариумом.
   – Ты знаешь, как я тебя уважаю, Леня, – сказал Тихий, доставая из-под аквариума невидимую с того места, где расположился Флоренский, маленькую клетку с белыми мышами. – Но давай будем говорить начистоту. Я знаю имя заказчика. Разыскать его и предложить свои услуги мне не составит ни малейшего труда. Это вопрос, самое большое, недели…
   Губы игорного воротилы предательски дрогнули, кулаки сжались. Грудная клетка стала вздыматься выше, на щеках проступили пунцовые пятна. Флоренский понял, что он, сам того не ведая, попался на удочку матерого хищника. И целиком уступил инициативу в блестяще задуманной им операции этому старому пердуну!
   – Про убийство двух рядовых ментов и шабаш в храме даже говорить не хочется – это детский лепет. Одно движение мизинца, и Бульдог заманит в ловушку половину ОМОНа и разорвет их в клочья взрывом фугаса. Специалисты и иконописец тоже на мне… Про французика, гонца адвоката, смешно и вспоминать. Пыль. Слякоть. Вот и получается, что при таком раскладе ты становишься просто лишней пешкой! А?!
   Две белые красноглазые мыши, в ужасе забившиеся перед лицом неизбежной гибели, с тихим плюханьем упали в аквариум, где на дне застыл приподнявший морду крокодил. Вскипевшая вода мгновенно окрасилась алой кровью. Спустя секунду все было кончено, только из пасти снова превратившегося в зеленое бревно каймана торчал одинокий жалкий розовый хвостик. Неуловимое движение рептилии – и вот исчез даже хвостик.
   – Хор-о-оший Буля, хор-о-оший! – ласково, промурлыкал Тихий, попыхивая трубочкой.
   Авторитет обернулся, не спеша снова уселся за стол, сложил руки на груди, взглянул на посеревшее, растерянно-ненавидящее лицо хозяина «Полярной звезды» и, полностью удовлетворившись действием, которое оказала демонстрация его силы и власти на возомнившего себя пупом земли прибандиченного коммерсанта, расплылся в почти дружеской покровительственной улыбке.
   – Но ты, Лешенька, не всякий толопанец с улицы. Мы с тобой, почитай, одной крови, – ослабил смертельную удавку лютый змей. – Вместе тюремную баланду веслами из шлемок жрали, вместе дела серьезные проворачивали. А значит, одна у нас с тобой тропинка. У кого чуть шире, у кого чуть уже. В данном случае это ничего не меняет…
   У Флоренского заметно отлегло от сердца, словно барин вместе с «помилованием» сбросил ему со своего плеча почти новый полушубок. Холоп был рад по-собачьи подползти к господину на брюхе, сказать «тяв!» и благодарно завилять хвостиком. Не выгнал добрый хозяин на холод лютый, позволил у господского огня греться и кости под обеденным столом подбирать. И на том спасибо… А что до нанесенного оскорбления и затаившейся в глубине собачьего сердца обиды – так мы ему еще отомстим. Втихаря, чтобы под кованый сапог не подставляться. А выпадет случай – вообще насмерть горло перегрызем…
   – Какая твоя законная доля, Олег Степаныч? – с огромным усилием сумев не вильнуть взглядом, проблеял Флоренский.
   – Мои условия справедливые, – глухо выдохнул старый авторитет. – Я хочу получить только подлинник иконы.
   – И… это все?! – оторопел Леонид Александрович, совершенно не ожидая от старика такого «альтруизма». На секунду делец даже перестал дышать.
   – Все, – кивнул Тихий. – А рассчитываться с исполнителями ты будешь сам, из денег, которые получишь у адвоката. Меня эта сторона не касается.
   – Но ведь я никого из спецов… кроме отморозков моего Руслана… не знаю! – поспешил сообщить обрадованный Флоренский, в пылу радости даже не заподозрив второго по счету коварного подвоха, на который он купился так же просто, как наивный дворовый хулиган, впервые идущий на гоп-стоп с матерым уркой, покупается на обещание поделить добычу «по справедливости».
   – Ладно, чего не сделаешь для старого кореша. – С явной уступкой в голосе старик согласился стать посредником при передаче гонорара художнику, а также спецам по сигнализации и снятию бронированной защиты иконы. – Но учти, Леня, чтобы с твоей стороны – никакого жлобства, никаких накладок!
   – Да что вы, Олег Степанович! – замахал не гаснущим даже на ветру пламенем только что зажженной золотой зажигалки «Зиппо» собравшийся прикурить коммерсант.
   – Знаю я вас, бизнесменов!.. Оглоеды…
   – Сколько потребуется – столько и дам!
   – Ну, значитца, так тому и быть… Сказано, отмаксать сто, значит – сто! Сказано, дать двести пятьдесят с хвостом, значит, выкладываешь по первому требованию! Или прикажешь мне из своего кармана техникам за работу отстегивать?! – жестко давил на психику Тихий. – Дык что, Леня, теперь твоя главная задача – с жабоедами не продешевить.
   – Не волнуйтесь, Олег Степанович, – облизнулся окутанный облаком табачного дыма хозяин «Полярной звезды». – Уж как разводить лохов, я знаю! Не пальцем деланный – инструментом! Ха-ха!
   – Ну-ну… – поддержал новоиспеченного компаньона Тихий и, словно невзначай, слегка отвернулся, чтобы жадный барыга не заметил лукавых угольков в глубине его воровских глаз.
   Перед тем как расстаться со стариком, раскрасневшийся от крепкой клюквенной «Финляндии» Флоренский уже от дверей торопливо оглянулся на авторитета, снова подошедшего к аквариуму с затихшим кайманом, и полушутя спросил:
   – Олег Степаныч, признайся, а зачем тебе доска-то? После прокола с гонцом вряд ли адвокатишка Боярофф рискнет иметь дела со страшной русской мафией… А вещица-то приметная, во все мировые каталоги внесена. Просто так, с кондачка, не сбыть. А вот спалиться – это запросто… ФСБ и Интерпол такой шум поднимут – туши свет!..
   – А что бы ты сам с ней сделал? – обернувшись, парировал Тихий.
   – Схоронил бы до лучших времен, – пожал плечами Флоренский. – Глядишь, лет через пятнадцать – двадцать шум стихнет… – закончить он не успел, его перебил старик:
   – А я образок у себя в спальне, в переднем углу повешу. И лампадку перед ней зажгу. – Тихий, как показалось Трефу, нисколько не шутил. – Грехи свои смертные замаливать буду. И место, где Богородица Тихвинская нашла себе пристанище, только Бог ведать будет! Но с ним я как-нибудь договорюсь… А ты, Леня, коли жить хочешь долго и беззаботно, с того дня о существовании доски забудешь раз и навсегда!
   – Да я что? Я – могила! – замахал руками Флоренский, даже не подозревая, насколько пророческими окажутся эти слова.
   Лишь по дороге домой, сидя в салоне бронированного лимузина, хозяин элитного ночного клуба с тоской понял, в какой глубокий зиндан к ушлому старику он только что угодил. Не иначе как еще в бытность свою клюквенником Белов сбывал барыгам отнюдь не все добытые в походах по «клюкву» доски. Кое-что, безошибочно определяя самое ценное, оставлял и себе. Пока, наконец, не стал тем, кем он является сейчас, и не собрал все распиханные по стране заначки в один тайник. И сейчас, как пить дать, старый мухомор – один из самых крутых подпольных коллекционеров. Причем в коллекции его – без фуфла – сплошь бесценные раритеты. Когда-нибудь все они достанутся дочери старика – шестнадцатилетней красавице Алене. Да-а, та еще штучка! По такому личику, такой попке и глазищам сам Жан-Клод Ван Дамм сох бы, как вобла на азовском лимане!