Страница:
– Мне надо как можно быстрее добраться до Уоша, а потом дальше на юг Линкольншира. Дама, чью лошадь ты взял, могла попасть в беду, понятно? Мне нужно найти ее. Поедешь со мной или подскажешь, кого лучше взять?
У Тима округлились глаза. Высокий темноволосый рыцарь был для него словно сказочный герой, придуманный трубадуром. И он просит его помочь!
– Да нет, господин, я сам! Покажу вам дорогу до самого Королевского Линна, а там у меня живет двоюродный брат, он знает все дороги до Бостона.
– И перевезет нас через Уош? – спросил Ричард, прищурившись, ибо вспомнил, как много лет назад все богатства Англии оказались в неукротимых водах Уоша, настигших короля Иоанна в мгновение ока.
– Ну как же, сэр! Он же там вырос!
– Ладно. Возьмем коня миледи. Должен же ты на ком-то ехать. Я тебе заплачу, и твоего брата не обижу.
У Тима загорелись глаза. Мало того что он помогает настоящему рыцарю, так еще поскачет на дорогом коне!
Ричард помог парнишке вскарабкаться на своего коня, и они поехали в деревню, где была таверна, принадлежавшая родителям Тима.
Пьяница, рассказавший «монаху» о Джоанне, слышал разговор Ричарда с мальцом и глумливо усмехался про себя. Сразу два рыцаря бегут за ней вдогонку Это недаром. Что-то еще тут есть, кроме ее красоты. 3абавно было бы посмотреть, что они станут делать, когда узнают друг друга.
20
21
У Тима округлились глаза. Высокий темноволосый рыцарь был для него словно сказочный герой, придуманный трубадуром. И он просит его помочь!
– Да нет, господин, я сам! Покажу вам дорогу до самого Королевского Линна, а там у меня живет двоюродный брат, он знает все дороги до Бостона.
– И перевезет нас через Уош? – спросил Ричард, прищурившись, ибо вспомнил, как много лет назад все богатства Англии оказались в неукротимых водах Уоша, настигших короля Иоанна в мгновение ока.
– Ну как же, сэр! Он же там вырос!
– Ладно. Возьмем коня миледи. Должен же ты на ком-то ехать. Я тебе заплачу, и твоего брата не обижу.
У Тима загорелись глаза. Мало того что он помогает настоящему рыцарю, так еще поскачет на дорогом коне!
Ричард помог парнишке вскарабкаться на своего коня, и они поехали в деревню, где была таверна, принадлежавшая родителям Тима.
Пьяница, рассказавший «монаху» о Джоанне, слышал разговор Ричарда с мальцом и глумливо усмехался про себя. Сразу два рыцаря бегут за ней вдогонку Это недаром. Что-то еще тут есть, кроме ее красоты. 3абавно было бы посмотреть, что они станут делать, когда узнают друг друга.
20
Лошадка, которую Джоанна купила в Скегнессе, ни в какое сравнение не шла с ее Робином, однако делать было нечего. Если бы она не рассталась с Робином и попыталась обогнуть Уошскую бухту, вместо того чтобы плыть на корабле, наверняка быть ей тогда добычей чьей-то жадности. Она заплатила за лошадь, дала денег проводнику и осталась без единого пенни. Ну, да ладно, Уиллоуби не за горами.
Джоанна уже не замечала соленый привкус в воздухе, привыкнув к нему за два дня, прошедших после того дня, как она примчалась в Уэллс.
Вместе с беззубым и кривоногим проводником, не склонным к болтовне, она ехала теперь по направлению к соленой топи. Колдовская дикая красота здешних мест волновала Джоанну, и, как только она без боязни отрывала взгляд от узкой тропинки, смотрела и не смогла насмотреться на оранжевую крушину, алые маки, на лавандовые ковры, словно нарочно брошенные для крашения неоглядных зелено-коричневых просторов. В небе пели жаворонки, совсем не боявшиеся людей, которые лишь ненадолго нарушили их покой. Джоанна видела множество непуганых коричнеголовых пулярок и уток, кормившихся в неглубокой воде рядом с тропинкой, по которой она ехала. Один раз они встретили добытчиков соли. Других людей здесь будто вовсе не было.
– Вот мы и на месте, миледи, – услыхала Джоанна часа через два и очнулась от своих грез, в которых Алисия была живой и здоровой и ждала ее в замке. Подняв глаза, она увидела прямо перед собой ни на йоту не изменившийся Уиллоуби.
Окруженный рвом, заполненным водой из близлежащих болот, он возвышался над окрестностями, построенный на насыпи, над которой потрудилось множество здешних крестьян, прежде чем норманнский барон остался доволен и начал возводить деревянный замок на месте сегодняшнего каменного.
– Я провожу вас до моста и подожду, а то, чего доброго, барон еще вас не примет, – с неожиданной любезностью предложил кривоногий гид.
– Благодарю вас. Он меня примет, – сухо ответила Джоанна, хотя в душе была благодарна своему неразговорчивому провожатому.
Джоанна не сказала ему, что жила здесь в те годы, когда барон Роджер, желая угодить своей юной золотоволосой супруге, зазывал к себе всех, кто оказывался у ворот замка, чтобы послушать о событиях за пределами Линкольншира.
– Эй, стражник! – крикнул проводник, подъехав к башне.
– Кто там? – отозвался тот.
– Леди Джоанна Хокингем, невестка барона Роджера! – с бьющимся сердцем, но довольно твердо произнесла Джоанна. – Прошу барона принять меня.
Ну вот, она и в Уиллоуби. Джоанна не знала, радоваться ей или нет. Надо узнать правду, чем бы это ей ни грозило.
– Проезжайте, леди Джоанна Хокингем, услыхала она, и тотчас заскрежетал опускаемый мост.
Проводник предложил подождать на случай, если барон не разрешит ей остаться, однако Джоанна была уверена, что барон не выгонит ее в тот же день, даже наотрез отказавшись говорить об Алисии.
Она сошла с коня, отдала поводья проводнику и от души поблагодарила его за услугу.
– Добро пожаловать опять в Уиллоуби, – вышел встречать ее во двор управляющий барона. Алан был еще довольно молод, когда она уехала ко двору, а теперь он уже растерял все свои волосы и опирался на палку, только улыбка у него не изменилась, осталась такой же доброй, как раньше.
– Спасибо, Алан. Мне – бы хотелось повидать барона Роджера.
– Я провожу вас к нему, мадемуазель, но должен предупредить, он как раз сейчас занят делами и вам придется подождать.
Как все бароны, сэр Роджер четыре раза в год судил своих подданных. Большой зал в таких случаях бывал заполнен до отказа крестьянами, принадлежащими барону, и его арендаторами, причем каждый считал, что его дело самое важное. Прежде чем что-нибудь решить, барон выслушивал обиженных и обидчивых, споривших о границах своих владений, о справедливости или несправедливости наказания за леность, о том, по доброй воле или насильно дочь одного виллана спала с другим, не желавшим теперь брать ее в жены, хотя у нее уже такое пузо, что на улицу стыдно выйти.
По прошлым временам Джоанна помнила, что барон тратил на это весь день до ужина.
– Тогда, может быть, мне лучше сначала помыться с дороги. Вы вправду думаете, Алан, что он разрешит мне хотя бы переночевать в Уиллоуби? – спросила Джоанна, только теперь поняв, как много прошло времени и как неразумно было с ее стороны врываться непрошенной-негаданной в дом когда-то даже не пожелавшего попрощаться с ней барона.
– Все будет в порядке, – успокоил ее управляющий. – Мой господин всегда был грубоват, а сейчас еще постарел, но родственницу он из своего дома не выгонит. Думаю, он даже будет рад вам, леди Джоанна. Много времени прошло с тех пор...
И он смешался, не зная, что сказать ей.
– С тех пор, как умерла моя сестра, – твердо проговорила Джоанна. – А как вы думаете, он не будет возражать, если я займу мою прежнюю комнату, а, Алан?
– Конечно, нет. В ней никто не живет.
Управляющий сделал ей знак следовать за ним, и они поднялись по внешней лестнице, чтобы не заходить в зал, где вершился суд.
– Барон Роджер женился? – спросила Джоанна.
Если здесь есть хозяйка, Джоанна хотела сначала поздороваться с ней, а уж потом заняться собой. Правда, до нее не дошло никаких известий, но барон не из тех, кто пишет письма.
– Нет, миледи. Прошу прощения, он даже ни одну служанку не зовет к себе согреть постель. Верно, он... оставил все это в прошлом, – сказал Алан, смущаясь собственной откровенности.
– Понятно.
Они остановились возле знакомой двери.
Значит, у барона нет наследника, и замок после его смерти отойдет к королю.
– Спасибо, Алан, все хорошо. Вы пришлете мне сюда кого-нибудь принести воды? Так хочется поскорее смыть с себя грязь и соль.
За четыре года в комнате ничего не изменилось. Ее проветривали и содержали в чистоте, но половики высохли и кололи ступни. Надо бы переменить постель и попросить свечу, но это все мелочи. Джоанна порадовалась, что ей никого не пришлось выселять из комнаты, и вынула из седельной сумки синее платье. Когда принесут воду, надо будет попросить кого-нибудь привести в порядок коричневое.
Джоанна с грустью вспомнила свои шелковые и бархатные наряды, оставленные в Виндзоре, не говоря уж о материи, подаренной ей еврейкой, которую она даже не стала доставать, чтобы не расстраиваться. Как она сказала тогда? «Для свадебного платья». Неужели эта свадьба когда-нибудь будет?
– Дорогая Джоанна, мне очень жаль, что вам пришлось дожидаться меня, – сказал барон, входя в ее комнату. – Мои люди по прежнему ссорятся, и мне надо было во всем разобраться сегодня, чтобы они не пришли еще и завтра.
Сидя у камина, Джоанна уже давно согрелась и почти задремала, поэтому барон застал ее врасплох и она не успела ничего сказать, как уже оказалась в его объятиях.
Пока он целовал ее в обе щеки, Джоанна взяла себя в руки и, насколько могла, скрыла свое изумление. Четыре года – долгий срок в жизни старика, и Роджер Уиллоуби теперь мало походил на вдовца, которого она покинула в дни его траура.
Его серые глаза, острые как у сокола, теперь выцвели, намечавшийся живот исчез, спина согнулась, и ходил он, опираясь на палку. Волосы у него совсем побелели, но еще были густые, как прежде. Со щек исчез здоровый румянец.
– Вы правы, что не стали ничего менять ради меня, – успокоила его Джоанна, – ведь вы меня не ждали. К тому же я зря не теряла время и устроилась, как дома. Вы не против, милорд?
– Совсем нет, совсем нет. Надеюсь, вы побудете у меня подольше.
Джоанна обрадовалась. Барон Уиллоуби принял ее гораздо добрее, нежели она ожидала. В лучшем случае она думала, что он холодно поздоровается с ней и предоставит комнату на ночь, ясно дав ей понять, что сестра его грешной жены не может рассчитывать на большее. Годы и горе смягчили этого некогда сурового человека.
– Несколько дней, если позволите, сэр Роджер, – Джоанна решила, что должна рассказать барону, зачем приехала к нему, и пусть он тогда думает, что с ней делать. – Я хотела бы... Вы должны знать, что я...
В дверь постучали.
– Расскажите мне за ужином, дорогая Джоанна. Я позволил себе приказать, чтобы нам подали наверх. Внизу слишком шумно, как всегда после суда, всем надо все обсудить и придумать на каждый случай более мудрое, чем у меня, решение, – он ухмыльнулся. Завтра вы будете царить за моим столом.
Джоанна была благодарна ему за заботу.
Барон открыл дверь и показал слуге, где расставить блюда с едой. Хорошо, что можно сидеть в теплой комнате и не спускаться в зал, где слуги будут рассматривать ее и обмениваться впечатлениями, насколько сильно она изменилась (или не изменилась) за прошедшие годы. Она боялась, что эти разговоры волей-неволей перейдут в воспоминания о смерти Алисии. В любом случае служанка, которая помогла ей вымыться, наверняка всем расскажет, что приехала сестра жены барона, и к завтрашнему дню, дай Бог, все успокоится.
Вкусный запах жареного мяса пощекотал ей ноздри и напомнил, что она не ела с самого утра.
Ужин прошел в приятной беседе о короле и его придворных. Старый барон остался очень доволен утверждением Джоанны, что Эдуард Длинноногий совершенно не похож на своего неумелого и непостоянного отца и желает мира Англии, но шотландцам и уэллсцам спуску не дает.
– Я при принцессе Элеоноре, – рассказывала Джоанна, – вместе с кастилькой леди Габриэлой. Она приехала в Англию с королевой. Маленькая Элеонора – прелестная девочка и характером вся в отца...
– А здорового наследника у них так и нет? – спросил барон, отщипывая кусочек хлеба и макая его в соус.
Джоанна с удовольствием отметила про себя, что аппетит у барона превосходный.
– Нет. Бог даст, принц Альфонсо окрепнет с годами.
– Хм. Альфонсо – малоподходящее имя для английского короля. Для меня загадка, почему у такого здорового короля рождаются только больные сыновья, обреченные на раннюю смерть, – барон вздохнул. – Хотя, наверно, не мне говорить, ведь обе мои жены не дали мне ни одного сына.
Барон отвернулся, и Джоанна умолкла, пожалев, что мысли сэра Роджера обратились к несчастливому прошлому. Но ведь она тоже приехала говорить с ним не о приятных вещах. И Джоанна засомневалась, стоит ли вообще о чем-либо спрашивать старика.
Прошло много времени, прежде чем барон вновь обратился к ней.
– Когда вы жили здесь, милая девочка, у вас только и было, что острые когти и огромные зеленые глаза. Вы стали очень красивой, Джоанна. Впрочем, вам, наверное, уже не раз говорили об этом придворные кавалеры. Почему же вы до сих пор не замужем? Я хочу племянника, уж коли у меня нет сына.
– О, благодарю вас, милорд, – Джоанна решила отвлечь барона от мрачных мыслей, а об Алисии поговорить с ним позже. – Я помолвлена...
– Хорошо, это хорошо. А ваш рыцарь из хорошей семьи? Что говорит о нем Вильям?
– Знаете, с Вильямом я еще не разговаривала, но сэр Годфри – его кастелян в Лингфилде, так что, наверно, он ему нравится.
Барон задумчиво кивнул.
– Очень хорошо, очень хорошо. Значит, он выбрал для вас мужа, который зависит от него и не изменит своего отношения к нему, что бы ни случилось между вами. Когда же свадьба?
– Я... Я не хочу замуж за сэра Годфри, милорд, – затрепетав от страха, объявила Джоанна.
– Что? Не хотите замуж? Я не ослышался? Вы обручены? – воскликнул в изумлении сэр Роджер и выпил еще вина, чтобы прийти в себя.
– Я влюбилась... в другого человека... барона, – сказала Джоанна, рассчитывая, что сэр Рождер не спросит его имени. Не хватало еще, чтоб он узнал, что она любит и хочет выйти замуж за человека, который, как, верно, барон считает, соблазнил его жену и довел ее до смерти. Джоанна уже пожалела, что заговорила о своей помолвке, и решила поскорее покончить с этой историей. – Я совершила паломничество в Уолсингем. Вот почему я не при дворе, милорд... и я влюбилась. Он думает, что сумеет уговорить короля расторгнуть мою помолвку.
– Думает? Любовь все побеждает. По крайней мере молодые никогда в этом не сомневаются. Ладно. Желаю тебе удачи, девочка, да и барон все-таки лучше, чем простой рыцарь-кастелян, а? Он красивый? Ну, конечно, я вижу это по твоим глазам. И он тебя любит. Это я тоже вижу. Я рад за нас, Джоанна. И рад, что все обернулось к лучшему, несмотря на то, как я выставил вас отсюда.
Глаза барона помутились от слез, и Джоанна порывисто протянула к нему руку.
– Не надо, – сказала она. – Я же знала тогда, как вам тяжело, а теперь понимаю вас еще лучше.
– Я верю тебе, девочка. Да, ты собиралась сказать мне, зачем приехала сюда. Мы как раз поели. Итак, вы были в Уолсингеме. Что привело вас к нам на самый север? Хотите, чтобы я благословил вас? Очень мило с вашей стороны, дорогая Джоанна, но мне сказали, что вы явились сюда с одним только провожатым, похожим на болотную крысу. Где же ваш барон? Почему он отпустил вас одну?
Беспокойство исказило лицо барона и изменило его голос, однако Джоанна не заметила насмешки. Ей было приятно, что сэр Роджер небезразличен к ней.
– Он ничего не знает. Правда, милорд, – призналась Джоанна, не смея поднять глаза на старика. – Я уверена, что он бы мне не позволил. А я должна знать...
– Знать? Знать что? – нетерпеливо перебил ее барон.
– Сэр Роджер, я должна знать правду о моей сестре. Я чув... чувствую, что мне не все сказали, – выложила она, не забыв аккуратненько обойти вниманием Ричарда, того самого Ричарда, который обрюхатил жену барона и дал понять Джоанне, как мало она знает о своей сестре. – Пожалуйста... Я уже не маленькая, милорд. Мне не будет покоя, пока я все не узнаю.
Ну вот. Она все сказала. Теперь барону решать, как поступить.
Барон побелел как полотно и застыл с открытым ртом. Несколько мгновений Джоанна думала, что удар был слишком жестоким, но он встал и подложил полено в затухающий огонь. Посыпались искры. Барон зажег свечу и поставил ее на стол между собой и Джоанной. Когда в комнате опять стало светло, Джоанна увидела на лице барона глубокие морщины.
– Да, вы уже не маленькая. Это правда. Я знал, что вы слишком умны и полуправда вас не устроит. Вы всегда были умной девочкой. А вы выдержите? Вам хватит сил выдержать то, что я вам скажу? Все это не очень приятно, как вы понимаете. И если вы хотите сохранить в душе прелестный золотой облик вашей сестры-ангела, сияющий вам с небес, я ничего не скажу.
Он умолк и вопросительно посмотрел на нее.
Джоанна кивнула. Сердце глухо билось у нее в груди.
Она решила облегчить ему его задачу.
– Я уже знаю, что сестра не была вам верна, милорд. И мне очень... очень жаль.
– Вы тут ни при чем и не стоит извиняться. Да, при дворе любят поговорить. Наверно, кто-то из здешних проболтался.
– Но есть еще что-то.
Сэр Роджер кивнул, глядя в огонь и словно набираясь от него сил.
– Вам тяжело будет это слышать, моя дорогая, не легче, чем мне рассказывать о том, что моя жена сделала...
Он замолчал. Вздохнул раз, другой, третий, словно ему не хватало воздуха.
– Не надо, милорд, прошу вас. Не надо мне ничего рассказывать. Я не хочу, чтобы вы мучились!
Барон побелел как полотно и застыл с открытым ртом. Несколько мгновений Джоанна думала, что удар был слишком жестоким, но он встал и подложил полено в затухающий огонь. Посыпались искры. Барон зажег свечу и поставил ее на стол между собой и Джоанной. Когда в комнате опять стало светло, Джоанна увидела на лице барона глубокие морщины.
– Да, вы уже не маленькая. Это правда. Я знал, что вы слишком умны и полуправда вас не устроит. Вы всегда были умной девочкой. А вы выдержите? Вам хватит сил выдержать то, что я вам скажу? Все это не очень приятно, как вы понимаете. И если вы хотите сохранить в душе прелестный золотой облик вашей сестры-ангела, сияющий вам с небес, я ничего не скажу.
Он умолк и вопросительно посмотрел на нее.
Джоанна кивнула. Сердце глухо билось у нее в груди.
Она решила облегчить ему его задачу.
– Я уже знаю, что сестра не была вам верна, милорд. И мне очень... очень жаль.
– Вы тут ни при чем и не стоит извиняться. Да, при дворе любят поговорить. Наверно, кто-то из здешних проболтался.
– Но есть еще что-то.
Сэр Роджер кивнул, глядя в огонь и словно набираясь от него сил.
– Вам тяжело будет это слышать, моя дорогая, не легче, чем мне рассказывать о том, что моя жена сделала...
Он замолчал. Вздохнул раз, другой, третий, словно ему не хватало воздуха.
– Не надо, милорд, прошу вас. Не надо мне ничего рассказывать. Я не хочу, чтобы вы мучились! – крикнула Джоанна и, бросившись перед ним на колени, схватила его за руки.
Барон посмотрел на нее. Только что бледное лицо стало багровым, словно старику сжали горло, не давая дышать. Какое-то странное бульканье вырвалось у него из горла.
Джоанна опять закричала, а он, хватая воздух руками, повалился на пол.
Джоанна уже не замечала соленый привкус в воздухе, привыкнув к нему за два дня, прошедших после того дня, как она примчалась в Уэллс.
Вместе с беззубым и кривоногим проводником, не склонным к болтовне, она ехала теперь по направлению к соленой топи. Колдовская дикая красота здешних мест волновала Джоанну, и, как только она без боязни отрывала взгляд от узкой тропинки, смотрела и не смогла насмотреться на оранжевую крушину, алые маки, на лавандовые ковры, словно нарочно брошенные для крашения неоглядных зелено-коричневых просторов. В небе пели жаворонки, совсем не боявшиеся людей, которые лишь ненадолго нарушили их покой. Джоанна видела множество непуганых коричнеголовых пулярок и уток, кормившихся в неглубокой воде рядом с тропинкой, по которой она ехала. Один раз они встретили добытчиков соли. Других людей здесь будто вовсе не было.
– Вот мы и на месте, миледи, – услыхала Джоанна часа через два и очнулась от своих грез, в которых Алисия была живой и здоровой и ждала ее в замке. Подняв глаза, она увидела прямо перед собой ни на йоту не изменившийся Уиллоуби.
Окруженный рвом, заполненным водой из близлежащих болот, он возвышался над окрестностями, построенный на насыпи, над которой потрудилось множество здешних крестьян, прежде чем норманнский барон остался доволен и начал возводить деревянный замок на месте сегодняшнего каменного.
– Я провожу вас до моста и подожду, а то, чего доброго, барон еще вас не примет, – с неожиданной любезностью предложил кривоногий гид.
– Благодарю вас. Он меня примет, – сухо ответила Джоанна, хотя в душе была благодарна своему неразговорчивому провожатому.
Джоанна не сказала ему, что жила здесь в те годы, когда барон Роджер, желая угодить своей юной золотоволосой супруге, зазывал к себе всех, кто оказывался у ворот замка, чтобы послушать о событиях за пределами Линкольншира.
– Эй, стражник! – крикнул проводник, подъехав к башне.
– Кто там? – отозвался тот.
– Леди Джоанна Хокингем, невестка барона Роджера! – с бьющимся сердцем, но довольно твердо произнесла Джоанна. – Прошу барона принять меня.
Ну вот, она и в Уиллоуби. Джоанна не знала, радоваться ей или нет. Надо узнать правду, чем бы это ей ни грозило.
– Проезжайте, леди Джоанна Хокингем, услыхала она, и тотчас заскрежетал опускаемый мост.
Проводник предложил подождать на случай, если барон не разрешит ей остаться, однако Джоанна была уверена, что барон не выгонит ее в тот же день, даже наотрез отказавшись говорить об Алисии.
Она сошла с коня, отдала поводья проводнику и от души поблагодарила его за услугу.
– Добро пожаловать опять в Уиллоуби, – вышел встречать ее во двор управляющий барона. Алан был еще довольно молод, когда она уехала ко двору, а теперь он уже растерял все свои волосы и опирался на палку, только улыбка у него не изменилась, осталась такой же доброй, как раньше.
– Спасибо, Алан. Мне – бы хотелось повидать барона Роджера.
– Я провожу вас к нему, мадемуазель, но должен предупредить, он как раз сейчас занят делами и вам придется подождать.
Как все бароны, сэр Роджер четыре раза в год судил своих подданных. Большой зал в таких случаях бывал заполнен до отказа крестьянами, принадлежащими барону, и его арендаторами, причем каждый считал, что его дело самое важное. Прежде чем что-нибудь решить, барон выслушивал обиженных и обидчивых, споривших о границах своих владений, о справедливости или несправедливости наказания за леность, о том, по доброй воле или насильно дочь одного виллана спала с другим, не желавшим теперь брать ее в жены, хотя у нее уже такое пузо, что на улицу стыдно выйти.
По прошлым временам Джоанна помнила, что барон тратил на это весь день до ужина.
– Тогда, может быть, мне лучше сначала помыться с дороги. Вы вправду думаете, Алан, что он разрешит мне хотя бы переночевать в Уиллоуби? – спросила Джоанна, только теперь поняв, как много прошло времени и как неразумно было с ее стороны врываться непрошенной-негаданной в дом когда-то даже не пожелавшего попрощаться с ней барона.
– Все будет в порядке, – успокоил ее управляющий. – Мой господин всегда был грубоват, а сейчас еще постарел, но родственницу он из своего дома не выгонит. Думаю, он даже будет рад вам, леди Джоанна. Много времени прошло с тех пор...
И он смешался, не зная, что сказать ей.
– С тех пор, как умерла моя сестра, – твердо проговорила Джоанна. – А как вы думаете, он не будет возражать, если я займу мою прежнюю комнату, а, Алан?
– Конечно, нет. В ней никто не живет.
Управляющий сделал ей знак следовать за ним, и они поднялись по внешней лестнице, чтобы не заходить в зал, где вершился суд.
– Барон Роджер женился? – спросила Джоанна.
Если здесь есть хозяйка, Джоанна хотела сначала поздороваться с ней, а уж потом заняться собой. Правда, до нее не дошло никаких известий, но барон не из тех, кто пишет письма.
– Нет, миледи. Прошу прощения, он даже ни одну служанку не зовет к себе согреть постель. Верно, он... оставил все это в прошлом, – сказал Алан, смущаясь собственной откровенности.
– Понятно.
Они остановились возле знакомой двери.
Значит, у барона нет наследника, и замок после его смерти отойдет к королю.
– Спасибо, Алан, все хорошо. Вы пришлете мне сюда кого-нибудь принести воды? Так хочется поскорее смыть с себя грязь и соль.
За четыре года в комнате ничего не изменилось. Ее проветривали и содержали в чистоте, но половики высохли и кололи ступни. Надо бы переменить постель и попросить свечу, но это все мелочи. Джоанна порадовалась, что ей никого не пришлось выселять из комнаты, и вынула из седельной сумки синее платье. Когда принесут воду, надо будет попросить кого-нибудь привести в порядок коричневое.
Джоанна с грустью вспомнила свои шелковые и бархатные наряды, оставленные в Виндзоре, не говоря уж о материи, подаренной ей еврейкой, которую она даже не стала доставать, чтобы не расстраиваться. Как она сказала тогда? «Для свадебного платья». Неужели эта свадьба когда-нибудь будет?
– Дорогая Джоанна, мне очень жаль, что вам пришлось дожидаться меня, – сказал барон, входя в ее комнату. – Мои люди по прежнему ссорятся, и мне надо было во всем разобраться сегодня, чтобы они не пришли еще и завтра.
Сидя у камина, Джоанна уже давно согрелась и почти задремала, поэтому барон застал ее врасплох и она не успела ничего сказать, как уже оказалась в его объятиях.
Пока он целовал ее в обе щеки, Джоанна взяла себя в руки и, насколько могла, скрыла свое изумление. Четыре года – долгий срок в жизни старика, и Роджер Уиллоуби теперь мало походил на вдовца, которого она покинула в дни его траура.
Его серые глаза, острые как у сокола, теперь выцвели, намечавшийся живот исчез, спина согнулась, и ходил он, опираясь на палку. Волосы у него совсем побелели, но еще были густые, как прежде. Со щек исчез здоровый румянец.
– Вы правы, что не стали ничего менять ради меня, – успокоила его Джоанна, – ведь вы меня не ждали. К тому же я зря не теряла время и устроилась, как дома. Вы не против, милорд?
– Совсем нет, совсем нет. Надеюсь, вы побудете у меня подольше.
Джоанна обрадовалась. Барон Уиллоуби принял ее гораздо добрее, нежели она ожидала. В лучшем случае она думала, что он холодно поздоровается с ней и предоставит комнату на ночь, ясно дав ей понять, что сестра его грешной жены не может рассчитывать на большее. Годы и горе смягчили этого некогда сурового человека.
– Несколько дней, если позволите, сэр Роджер, – Джоанна решила, что должна рассказать барону, зачем приехала к нему, и пусть он тогда думает, что с ней делать. – Я хотела бы... Вы должны знать, что я...
В дверь постучали.
– Расскажите мне за ужином, дорогая Джоанна. Я позволил себе приказать, чтобы нам подали наверх. Внизу слишком шумно, как всегда после суда, всем надо все обсудить и придумать на каждый случай более мудрое, чем у меня, решение, – он ухмыльнулся. Завтра вы будете царить за моим столом.
Джоанна была благодарна ему за заботу.
Барон открыл дверь и показал слуге, где расставить блюда с едой. Хорошо, что можно сидеть в теплой комнате и не спускаться в зал, где слуги будут рассматривать ее и обмениваться впечатлениями, насколько сильно она изменилась (или не изменилась) за прошедшие годы. Она боялась, что эти разговоры волей-неволей перейдут в воспоминания о смерти Алисии. В любом случае служанка, которая помогла ей вымыться, наверняка всем расскажет, что приехала сестра жены барона, и к завтрашнему дню, дай Бог, все успокоится.
Вкусный запах жареного мяса пощекотал ей ноздри и напомнил, что она не ела с самого утра.
Ужин прошел в приятной беседе о короле и его придворных. Старый барон остался очень доволен утверждением Джоанны, что Эдуард Длинноногий совершенно не похож на своего неумелого и непостоянного отца и желает мира Англии, но шотландцам и уэллсцам спуску не дает.
– Я при принцессе Элеоноре, – рассказывала Джоанна, – вместе с кастилькой леди Габриэлой. Она приехала в Англию с королевой. Маленькая Элеонора – прелестная девочка и характером вся в отца...
– А здорового наследника у них так и нет? – спросил барон, отщипывая кусочек хлеба и макая его в соус.
Джоанна с удовольствием отметила про себя, что аппетит у барона превосходный.
– Нет. Бог даст, принц Альфонсо окрепнет с годами.
– Хм. Альфонсо – малоподходящее имя для английского короля. Для меня загадка, почему у такого здорового короля рождаются только больные сыновья, обреченные на раннюю смерть, – барон вздохнул. – Хотя, наверно, не мне говорить, ведь обе мои жены не дали мне ни одного сына.
Барон отвернулся, и Джоанна умолкла, пожалев, что мысли сэра Роджера обратились к несчастливому прошлому. Но ведь она тоже приехала говорить с ним не о приятных вещах. И Джоанна засомневалась, стоит ли вообще о чем-либо спрашивать старика.
Прошло много времени, прежде чем барон вновь обратился к ней.
– Когда вы жили здесь, милая девочка, у вас только и было, что острые когти и огромные зеленые глаза. Вы стали очень красивой, Джоанна. Впрочем, вам, наверное, уже не раз говорили об этом придворные кавалеры. Почему же вы до сих пор не замужем? Я хочу племянника, уж коли у меня нет сына.
– О, благодарю вас, милорд, – Джоанна решила отвлечь барона от мрачных мыслей, а об Алисии поговорить с ним позже. – Я помолвлена...
– Хорошо, это хорошо. А ваш рыцарь из хорошей семьи? Что говорит о нем Вильям?
– Знаете, с Вильямом я еще не разговаривала, но сэр Годфри – его кастелян в Лингфилде, так что, наверно, он ему нравится.
Барон задумчиво кивнул.
– Очень хорошо, очень хорошо. Значит, он выбрал для вас мужа, который зависит от него и не изменит своего отношения к нему, что бы ни случилось между вами. Когда же свадьба?
– Я... Я не хочу замуж за сэра Годфри, милорд, – затрепетав от страха, объявила Джоанна.
– Что? Не хотите замуж? Я не ослышался? Вы обручены? – воскликнул в изумлении сэр Роджер и выпил еще вина, чтобы прийти в себя.
– Я влюбилась... в другого человека... барона, – сказала Джоанна, рассчитывая, что сэр Рождер не спросит его имени. Не хватало еще, чтоб он узнал, что она любит и хочет выйти замуж за человека, который, как, верно, барон считает, соблазнил его жену и довел ее до смерти. Джоанна уже пожалела, что заговорила о своей помолвке, и решила поскорее покончить с этой историей. – Я совершила паломничество в Уолсингем. Вот почему я не при дворе, милорд... и я влюбилась. Он думает, что сумеет уговорить короля расторгнуть мою помолвку.
– Думает? Любовь все побеждает. По крайней мере молодые никогда в этом не сомневаются. Ладно. Желаю тебе удачи, девочка, да и барон все-таки лучше, чем простой рыцарь-кастелян, а? Он красивый? Ну, конечно, я вижу это по твоим глазам. И он тебя любит. Это я тоже вижу. Я рад за нас, Джоанна. И рад, что все обернулось к лучшему, несмотря на то, как я выставил вас отсюда.
Глаза барона помутились от слез, и Джоанна порывисто протянула к нему руку.
– Не надо, – сказала она. – Я же знала тогда, как вам тяжело, а теперь понимаю вас еще лучше.
– Я верю тебе, девочка. Да, ты собиралась сказать мне, зачем приехала сюда. Мы как раз поели. Итак, вы были в Уолсингеме. Что привело вас к нам на самый север? Хотите, чтобы я благословил вас? Очень мило с вашей стороны, дорогая Джоанна, но мне сказали, что вы явились сюда с одним только провожатым, похожим на болотную крысу. Где же ваш барон? Почему он отпустил вас одну?
Беспокойство исказило лицо барона и изменило его голос, однако Джоанна не заметила насмешки. Ей было приятно, что сэр Роджер небезразличен к ней.
– Он ничего не знает. Правда, милорд, – призналась Джоанна, не смея поднять глаза на старика. – Я уверена, что он бы мне не позволил. А я должна знать...
– Знать? Знать что? – нетерпеливо перебил ее барон.
– Сэр Роджер, я должна знать правду о моей сестре. Я чув... чувствую, что мне не все сказали, – выложила она, не забыв аккуратненько обойти вниманием Ричарда, того самого Ричарда, который обрюхатил жену барона и дал понять Джоанне, как мало она знает о своей сестре. – Пожалуйста... Я уже не маленькая, милорд. Мне не будет покоя, пока я все не узнаю.
Ну вот. Она все сказала. Теперь барону решать, как поступить.
Барон побелел как полотно и застыл с открытым ртом. Несколько мгновений Джоанна думала, что удар был слишком жестоким, но он встал и подложил полено в затухающий огонь. Посыпались искры. Барон зажег свечу и поставил ее на стол между собой и Джоанной. Когда в комнате опять стало светло, Джоанна увидела на лице барона глубокие морщины.
– Да, вы уже не маленькая. Это правда. Я знал, что вы слишком умны и полуправда вас не устроит. Вы всегда были умной девочкой. А вы выдержите? Вам хватит сил выдержать то, что я вам скажу? Все это не очень приятно, как вы понимаете. И если вы хотите сохранить в душе прелестный золотой облик вашей сестры-ангела, сияющий вам с небес, я ничего не скажу.
Он умолк и вопросительно посмотрел на нее.
Джоанна кивнула. Сердце глухо билось у нее в груди.
Она решила облегчить ему его задачу.
– Я уже знаю, что сестра не была вам верна, милорд. И мне очень... очень жаль.
– Вы тут ни при чем и не стоит извиняться. Да, при дворе любят поговорить. Наверно, кто-то из здешних проболтался.
– Но есть еще что-то.
Сэр Роджер кивнул, глядя в огонь и словно набираясь от него сил.
– Вам тяжело будет это слышать, моя дорогая, не легче, чем мне рассказывать о том, что моя жена сделала...
Он замолчал. Вздохнул раз, другой, третий, словно ему не хватало воздуха.
– Не надо, милорд, прошу вас. Не надо мне ничего рассказывать. Я не хочу, чтобы вы мучились!
Барон побелел как полотно и застыл с открытым ртом. Несколько мгновений Джоанна думала, что удар был слишком жестоким, но он встал и подложил полено в затухающий огонь. Посыпались искры. Барон зажег свечу и поставил ее на стол между собой и Джоанной. Когда в комнате опять стало светло, Джоанна увидела на лице барона глубокие морщины.
– Да, вы уже не маленькая. Это правда. Я знал, что вы слишком умны и полуправда вас не устроит. Вы всегда были умной девочкой. А вы выдержите? Вам хватит сил выдержать то, что я вам скажу? Все это не очень приятно, как вы понимаете. И если вы хотите сохранить в душе прелестный золотой облик вашей сестры-ангела, сияющий вам с небес, я ничего не скажу.
Он умолк и вопросительно посмотрел на нее.
Джоанна кивнула. Сердце глухо билось у нее в груди.
Она решила облегчить ему его задачу.
– Я уже знаю, что сестра не была вам верна, милорд. И мне очень... очень жаль.
– Вы тут ни при чем и не стоит извиняться. Да, при дворе любят поговорить. Наверно, кто-то из здешних проболтался.
– Но есть еще что-то.
Сэр Роджер кивнул, глядя в огонь и словно набираясь от него сил.
– Вам тяжело будет это слышать, моя дорогая, не легче, чем мне рассказывать о том, что моя жена сделала...
Он замолчал. Вздохнул раз, другой, третий, словно ему не хватало воздуха.
– Не надо, милорд, прошу вас. Не надо мне ничего рассказывать. Я не хочу, чтобы вы мучились! – крикнула Джоанна и, бросившись перед ним на колени, схватила его за руки.
Барон посмотрел на нее. Только что бледное лицо стало багровым, словно старику сжали горло, не давая дышать. Какое-то странное бульканье вырвалось у него из горла.
Джоанна опять закричала, а он, хватая воздух руками, повалился на пол.
21
Никто не пришел на крик Джоанны, и она вспомнила, что все должны быть в большом зале внизу – едят, пьют и ничего не слышат.
Бросив испуганный взгляд на лежавшего ничком барона, Джоанна выскочила из комнаты.
Она так торопилась, что едва не упала с лестницы, но, как только она, бледная и встрепанная, оказалась внизу, все сразу замолчали.
К счастью, она увидела среди множества незнакомых лиц доброе лицо управляющего.
– Помогите мне! – крикнула она, подбегая к Алану. – Ваш господин упал у меня в комнате. Я боюсь, что он умер!
И сразу же все закричали-завопили. В зале стоял такой шум, что невозможно было ничего расслышать. Несколько человек подбежали к рыдающей Джоанне и ничего не понимавшему Алану. В конце концов управляющий изо всех сил стукнул по столу, призывая всех к порядку, и позвал двух крепких молодцов. Они поднялись в комнату Джоанны.
Барон был жив. Когда Алан вместе со слугами перевернул его, он тяжело дышал и языку него распух и не помещался во рту. От него плохо пахло. Казалось, всего за несколько минут он постарел лет на двадцать.
– Несите его в спальню, – приказал Алан слугам. – Только поосторожнее. Вот так… легче... поддерживайте голову...
Не зная, что делать, Джоанна шла следом, и ей казалось, будто все происходит не в жизни, а в ночном кошмаре. Она смотрела, как бесчувственного барона укладывают в постель.
– Как это случилось? – ласково спросил ее Алан.
То и дело прерывая себя рыданиями, Джоанна рассказала, как они ели, разговаривали, а потом барон стал хватать воздух ртом и словно потерял дар речи.
– Вы говорили с ним о чем-нибудь неприятном?
Джоанна покачала головой, не в силах признать свою вину. И она промолчала, что речь шла о трагической смерти жены барона. «О Боже, если это сон, дай мне силы проснуться!»
– Он умрет? – еле выговорила Джоанна.
– Не знаю. По тому, что вы говорите, похоже, у барона удар. Он может умереть ночью, а может прожить еще несколько недель или месяцев, а то и встать завтра совсем здоровым, будто ничего не было.
– Мне не надо было... Не надо было приезжать. Наверное, волнение. Ничего бы не было...
– Вы напрасно вините себя, миледи. У милорда уже случались головные боли и немели пальцы на руках. Это быстро проходило, а потом опять возвращалось. Он считал, что виноваты годы. Вспомните, леди Джоанна, он ведь уже старик.
Среди ужинавших за большим столом в зале был священник, который теперь вошел в комнату, чтобы причастить барона. Он помазал ему лоб и перекрестил его, повторяя шепотом слова молитвы. Джоанна опустилась на колени, но не могла вспомнить ни слова.
Когда священник наконец ушел, она повернулась к Алану.
– Его нельзя оставлять одного. Я побуду тут ночью.
– Нет, миледи, вы слишком измучены, сказал управляющий. – Я найду какую-нибудь женщину, а потом вы пойдете отдыхать. Завтра вам потребуется много сил... Вы ведь единственная родственница барона и, значит, хозяйка Уиллоуби.
Джоанна удивилась.
– Но вы... вы ведь управляющий. – «Боже, как она устала. Даже сказать ничего не в силах».
– Миледи, я был хорошим слугой моему господину, но я простой человек... В доме нет хозяйки после смерти госпожи Алисии. Ближе вас у него нет родственников.
– Наверно, нам нужно поставить в известность короля... У барона нет наследника, значит, его владения отходят к короне. Правильно?
Алан был терпелив.
– Мадемуазель, сэр Роджер жив... пока. На все воля Божья, но кто-то ведь должен распоряжаться и приказывать. Обещаю, что помогу вам, чем смогу. Но все равно вы должны выспаться. Завтра тяжелый день, – повторил они ушел искать няньку барону.
Вопреки своим ожиданиям Джоанна заснула, правда, только благодаря поссету, поданному ей самой старой служанкой в замке Годой.
Утром она проснулась и поняла, что все, случившееся вчера, не дурной сон.
Прослушав службу, Джоанна откусила кусочек хлеба, выпила разбавленного вина и отправилась в комнату барона. По дороге она встретила Году с грязными простынями. Сэр Роджер не спал.
Рот у него все еще был перекошен, но в глазах кипела жизнь.
Джоанна села в кресло, стоявшее возле кровати.
– Милорд, да вам уже лучше! Боже, как я рада! Простите меня! – радостно бормотала она, схватив его за руку.
Рука была безжизненной и холодной, и барон смотрел на нее, словно удивляясь, зачем она вообще ему нужна. Потом он поднял глаза и попытался что-то сказать, но у него ничего не получилось.
– Миледи, он не может говорить, – укоризненно глядя на Джоанну, сказала Года. – Одна половина у него неподвижна. Попробовала я дать ему кашку, так он сколько проглотил, столько и выплюнул, бедняжка.
Джоанна перевела взгляд на барона и увидела, как по его щеке течет слеза.
– Неужели ничего нельзя сделать? А если послать за лекарем?
– Поблизости лекаря нет, миледи, да если бы и был, управляющий говорит, он ничем ему не поможет.
В голосе служанки явственно звучала обида.
– Мне кажется, я помню, тут была одна... мудрая женщина, – Джоанна говорила все тише и тише, пока не смолкла совсем, изо всех сил стараясь вспомнить лицо старухи, которую видела только издалека.
– А, это Мэг, – Года посмотрела на барона. – Знаете, миледи, она торгует приворотными зельями и амулетами, а больше ничем.
Старуха покачала головой.
Этот день и следующий пролетели, как в тумане. Джоанна нянчила беспомощного барона, приказывала, что готовить на завтрак, обед и ужин, и смотрела за хозяйством. Спальня барона превратилась в хозяйский кабинет, потому что все, кто жил в замке, привыкли получать распоряжения барона каждый день и теперь шли за распоряжениями к Джоанне, так что ей волей-неволей пришлось принимать решения. Всякий раз, когда вопрос был более или менее серьезный, Джоанна советовалась с бароном, несколько раз повторяя одно и то же лежавшему в постели старику. Он был в состоянии ответить только «да» и «нет», кивнув или покачав головой, а более сложные ответы были ему недоступны, и он в бессилии сжимал здоровую руку в кулак и заливался краской.
Джоанна думала о том, какая печальная участь постигла сэра Роджера, живой быстрый разум которого был словно в тюрьме его тела. Жизнь не жизнь и смерть не смерть. Лучше бы ему сразу умереть. Джоанне было жалко этого еще совсем недавно сильного человека, который теперь беспомощно лежал перед ней. Несколько раз в день она растирала ему неподвижную руку, мечтая вернуть ей жизнь, но с каждым разом ей все труднее было разжать пальцы.
Один раз, когда Джоанна покормила барона, он здоровой рукой ухватил ее за юбку и притянул к себе, глядя прямо ей глаза, словно о чем-то спрашивая.
– Хотите еще? – спросила Джоанна.
Он отрицательно покачал головой.
– Вам тепло?
– Да.
– Вам стало хуже? Позвать священника?
– Нет.
Быстрым движением Джоанна проверила простыни, неловко улыбаясь при этом. Он тоже ей улыбнулся. Простыни были чистые.
– Вы жалеете, что не смогли рассказать мне об Алисии, да? – поняла она.
Он кивнул и заплакал.
Все надежды Джоанны рухнули. Роджер уже ничего не расскажет ей, ведь тут не обойдешься одними «да» и «нет».
Бросив испуганный взгляд на лежавшего ничком барона, Джоанна выскочила из комнаты.
Она так торопилась, что едва не упала с лестницы, но, как только она, бледная и встрепанная, оказалась внизу, все сразу замолчали.
К счастью, она увидела среди множества незнакомых лиц доброе лицо управляющего.
– Помогите мне! – крикнула она, подбегая к Алану. – Ваш господин упал у меня в комнате. Я боюсь, что он умер!
И сразу же все закричали-завопили. В зале стоял такой шум, что невозможно было ничего расслышать. Несколько человек подбежали к рыдающей Джоанне и ничего не понимавшему Алану. В конце концов управляющий изо всех сил стукнул по столу, призывая всех к порядку, и позвал двух крепких молодцов. Они поднялись в комнату Джоанны.
Барон был жив. Когда Алан вместе со слугами перевернул его, он тяжело дышал и языку него распух и не помещался во рту. От него плохо пахло. Казалось, всего за несколько минут он постарел лет на двадцать.
– Несите его в спальню, – приказал Алан слугам. – Только поосторожнее. Вот так… легче... поддерживайте голову...
Не зная, что делать, Джоанна шла следом, и ей казалось, будто все происходит не в жизни, а в ночном кошмаре. Она смотрела, как бесчувственного барона укладывают в постель.
– Как это случилось? – ласково спросил ее Алан.
То и дело прерывая себя рыданиями, Джоанна рассказала, как они ели, разговаривали, а потом барон стал хватать воздух ртом и словно потерял дар речи.
– Вы говорили с ним о чем-нибудь неприятном?
Джоанна покачала головой, не в силах признать свою вину. И она промолчала, что речь шла о трагической смерти жены барона. «О Боже, если это сон, дай мне силы проснуться!»
– Он умрет? – еле выговорила Джоанна.
– Не знаю. По тому, что вы говорите, похоже, у барона удар. Он может умереть ночью, а может прожить еще несколько недель или месяцев, а то и встать завтра совсем здоровым, будто ничего не было.
– Мне не надо было... Не надо было приезжать. Наверное, волнение. Ничего бы не было...
– Вы напрасно вините себя, миледи. У милорда уже случались головные боли и немели пальцы на руках. Это быстро проходило, а потом опять возвращалось. Он считал, что виноваты годы. Вспомните, леди Джоанна, он ведь уже старик.
Среди ужинавших за большим столом в зале был священник, который теперь вошел в комнату, чтобы причастить барона. Он помазал ему лоб и перекрестил его, повторяя шепотом слова молитвы. Джоанна опустилась на колени, но не могла вспомнить ни слова.
Когда священник наконец ушел, она повернулась к Алану.
– Его нельзя оставлять одного. Я побуду тут ночью.
– Нет, миледи, вы слишком измучены, сказал управляющий. – Я найду какую-нибудь женщину, а потом вы пойдете отдыхать. Завтра вам потребуется много сил... Вы ведь единственная родственница барона и, значит, хозяйка Уиллоуби.
Джоанна удивилась.
– Но вы... вы ведь управляющий. – «Боже, как она устала. Даже сказать ничего не в силах».
– Миледи, я был хорошим слугой моему господину, но я простой человек... В доме нет хозяйки после смерти госпожи Алисии. Ближе вас у него нет родственников.
– Наверно, нам нужно поставить в известность короля... У барона нет наследника, значит, его владения отходят к короне. Правильно?
Алан был терпелив.
– Мадемуазель, сэр Роджер жив... пока. На все воля Божья, но кто-то ведь должен распоряжаться и приказывать. Обещаю, что помогу вам, чем смогу. Но все равно вы должны выспаться. Завтра тяжелый день, – повторил они ушел искать няньку барону.
Вопреки своим ожиданиям Джоанна заснула, правда, только благодаря поссету, поданному ей самой старой служанкой в замке Годой.
Утром она проснулась и поняла, что все, случившееся вчера, не дурной сон.
Прослушав службу, Джоанна откусила кусочек хлеба, выпила разбавленного вина и отправилась в комнату барона. По дороге она встретила Году с грязными простынями. Сэр Роджер не спал.
Рот у него все еще был перекошен, но в глазах кипела жизнь.
Джоанна села в кресло, стоявшее возле кровати.
– Милорд, да вам уже лучше! Боже, как я рада! Простите меня! – радостно бормотала она, схватив его за руку.
Рука была безжизненной и холодной, и барон смотрел на нее, словно удивляясь, зачем она вообще ему нужна. Потом он поднял глаза и попытался что-то сказать, но у него ничего не получилось.
– Миледи, он не может говорить, – укоризненно глядя на Джоанну, сказала Года. – Одна половина у него неподвижна. Попробовала я дать ему кашку, так он сколько проглотил, столько и выплюнул, бедняжка.
Джоанна перевела взгляд на барона и увидела, как по его щеке течет слеза.
– Неужели ничего нельзя сделать? А если послать за лекарем?
– Поблизости лекаря нет, миледи, да если бы и был, управляющий говорит, он ничем ему не поможет.
В голосе служанки явственно звучала обида.
– Мне кажется, я помню, тут была одна... мудрая женщина, – Джоанна говорила все тише и тише, пока не смолкла совсем, изо всех сил стараясь вспомнить лицо старухи, которую видела только издалека.
– А, это Мэг, – Года посмотрела на барона. – Знаете, миледи, она торгует приворотными зельями и амулетами, а больше ничем.
Старуха покачала головой.
Этот день и следующий пролетели, как в тумане. Джоанна нянчила беспомощного барона, приказывала, что готовить на завтрак, обед и ужин, и смотрела за хозяйством. Спальня барона превратилась в хозяйский кабинет, потому что все, кто жил в замке, привыкли получать распоряжения барона каждый день и теперь шли за распоряжениями к Джоанне, так что ей волей-неволей пришлось принимать решения. Всякий раз, когда вопрос был более или менее серьезный, Джоанна советовалась с бароном, несколько раз повторяя одно и то же лежавшему в постели старику. Он был в состоянии ответить только «да» и «нет», кивнув или покачав головой, а более сложные ответы были ему недоступны, и он в бессилии сжимал здоровую руку в кулак и заливался краской.
Джоанна думала о том, какая печальная участь постигла сэра Роджера, живой быстрый разум которого был словно в тюрьме его тела. Жизнь не жизнь и смерть не смерть. Лучше бы ему сразу умереть. Джоанне было жалко этого еще совсем недавно сильного человека, который теперь беспомощно лежал перед ней. Несколько раз в день она растирала ему неподвижную руку, мечтая вернуть ей жизнь, но с каждым разом ей все труднее было разжать пальцы.
Один раз, когда Джоанна покормила барона, он здоровой рукой ухватил ее за юбку и притянул к себе, глядя прямо ей глаза, словно о чем-то спрашивая.
– Хотите еще? – спросила Джоанна.
Он отрицательно покачал головой.
– Вам тепло?
– Да.
– Вам стало хуже? Позвать священника?
– Нет.
Быстрым движением Джоанна проверила простыни, неловко улыбаясь при этом. Он тоже ей улыбнулся. Простыни были чистые.
– Вы жалеете, что не смогли рассказать мне об Алисии, да? – поняла она.
Он кивнул и заплакал.
Все надежды Джоанны рухнули. Роджер уже ничего не расскажет ей, ведь тут не обойдешься одними «да» и «нет».