«…Но среди ночи, проснувшись, он [42] увидел, что телохранители покинули его. Вскочив с постели, он послал за друзьями и, ни от кого не получив ответа, сам пошел к их покоям. Все двери были заперты, никто не отвечал; он вернулся в спальню – оттуда уже разбежались и слуги, унеся даже простыни, похитив и ларчик с ядом. Он бросился искать гладиатора Спикула или любого другого опытного убийцу, чтобы от его руки принять смерть, – но никого не нашел. «Неужели нет у меня ни друга, ни недруга?» – воскликнул он и выбежал прочь, словно желая броситься в Тибр.
Но первый порыв прошел, и он пожелал найти какое-нибудь укромное место, чтобы собраться с мыслями. Вольноотпущенник Фаон предложил ему свою усадьбу между Соляной и Номентанской дорогами, на четвертой миле от Рима. Нерон, как был, босой, в одной тунике, накинув темный плащ, закутав голову и прикрыв лицо платком, вскочил на коня; с ним было лишь четверо спутников, среди них – Спор.
С первых же шагов удар землетрясения и вспышка молнии бросили его в дрожь. Из ближнего лагеря до него долетели крики солдат, желавших гибели ему, а Гальбе – удачи. Он слышал, как один из встречных прохожих сказал кому-то: «Они гонятся за Нероном»; другой спросил: «А что в Риме слышно о Нероне?» Конь шарахнулся от запаха трупа на дороге, лицо Нерона раскрылось, какой-то отставной преторианец узнал его и отдал ему честь.
Доскакав до поворота, они отпустили коней, и сквозь кусты и терновник, по тропинке, проложенной через тростник, подстилая под ноги одежду, Нерон с трудом выбрался к задней стене виллы. Тот же Фаон посоветовал ему до поры укрыться в яме, откуда брали песок, но он отказался идти живым под землю. Ожидая, пока пророют тайный ход на виллу, он ладонью зачерпнул напиться воды из какой-то лужи и произнес: «Вот напиток Нерона!»
Плащ его был изорван о терновник, он обобрал с него торчавшие колючки, а потом на четвереньках через узкий выкопанный проход добрался до первой каморки и там бросился на постель, на тощую подстилку, прикрытую старым плащом. Ему захотелось есть и снова пить: предложенный ему грубый хлеб он отверг, но тепловатой воды немного выпил.
Все со всех сторон умоляли его скорее уйти от грозящего позора. Он велел снять с себя мерку и по ней вырыть у него на глазах могилу, собрать куски мрамора, какие найдутся, принести воды и дров, чтобы управиться с трупом. При каждом приказании он всхлипывал и все время повторял: «Какой великий артист погибает!»
Пока он медлил, Фаону скороход принес письмо; выхватив письмо, он прочитал, что Сенат [43]
объявил его врагом и разыскивает, чтобы казнить по обычаю предков. Он спросил, что это за казнь; ему сказали, что преступника раздевают донага, голову зажимают колодкой, а по туловищу секут розгами до смерти. В ужасе он схватил два кинжала, взятые с собою, попробовал острие каждого, потом опять спрятал, оправдываясь, что роковой час еще не наступил.
То он уговаривал Спора начинать крик и плач, то просил, чтобы кто-нибудь примером помог ему встретить смерть, то бранил себя за нерешительность такими словами: «Живу я гнусно, позорно – не к лицу Нерону, не к лицу – нужно быть разумным в такое время – ну же, мужайся!» Уже приближались всадники, которым было поручено захватить его живым. Заслышав их, он в трепете выговорил: «Коней, стремительно скачущих, топот мне слух поразил» – и с помощью своего советника по прошениям, Эпафродиата, вонзил себе в горло меч.
Он еще дышал, когда ворвался центурион и, зажав плащом его рану, сделал вид, будто хочет ему помочь. Он только и мог ответить: «Поздно!» – и: «Вот она, верность!» – и с этими словами испустил дух» (Светоний. Нерон, 47-49).
Его бывшей любовнице Акте и двум его кормилицам было позволено устроить ему дорогие похороны [44].
Затем его прах в урне из красного мрамора был отнесен в усыпальницу Домициев, что на Садовом холме со стороны Марсова поля под одним из Пинцианских холмов.
К концу 69 года Гальба, Отон и Вителлий – все побывали на троне и уже были мертвы. Спора взял сначала Нимфидий, а затем Отон. Спор покончил жизнь самоубийством, когда Вителлий принудил его играть на сцене роль насилуемой девушки. Нимфидий взбунтовался против Гальбы, но был убит своими собственными преторианцами. Гальба велел провести по улицам Геллия, Патробия и Локусту и казнить. Как сторонники, так и противники Нерона жаждали крови Тигеллина, который покончил с собой по приказанию Отона. «Окруженный наложницами, среди бесстыдных ласк, он долго старался оттянуть конец, пока не перерезал себе бритвой глотку, завершив и без того подлую жизнь запоздалой и отвратительной смертью» (Тацит. История, 1, 72). Отон отказался казнить Кальвию Криспиниллу, которая осталась в живых и умерла в исключительном богатстве. Он подумывал о свадьбе со Статиллой Мессалиной, которая сохранила великолепное положение при Веспасиане и его сыновьях.
Приложение 1. ЛЕГЕНДА О НЕРОНЕ
Приложение 2. ИСТОЧНИКИ ИНФОРМАЦИИ
Приложение 3. МОНЕТНАЯ СИСТЕМА
Приложение 4. СПИСОК РИМСКИХ ИМПЕРАТОРОВ
Приложение 5. ГЕНЕАЛОГИЧЕСКАЯ ТАБЛИЦА
Приложение 6. ЖЕРТВЫ ПРАВЛЕНИЯ НЕРОНА
Приложение 7. ТАБЛИЦА ДАТ
Но первый порыв прошел, и он пожелал найти какое-нибудь укромное место, чтобы собраться с мыслями. Вольноотпущенник Фаон предложил ему свою усадьбу между Соляной и Номентанской дорогами, на четвертой миле от Рима. Нерон, как был, босой, в одной тунике, накинув темный плащ, закутав голову и прикрыв лицо платком, вскочил на коня; с ним было лишь четверо спутников, среди них – Спор.
С первых же шагов удар землетрясения и вспышка молнии бросили его в дрожь. Из ближнего лагеря до него долетели крики солдат, желавших гибели ему, а Гальбе – удачи. Он слышал, как один из встречных прохожих сказал кому-то: «Они гонятся за Нероном»; другой спросил: «А что в Риме слышно о Нероне?» Конь шарахнулся от запаха трупа на дороге, лицо Нерона раскрылось, какой-то отставной преторианец узнал его и отдал ему честь.
Доскакав до поворота, они отпустили коней, и сквозь кусты и терновник, по тропинке, проложенной через тростник, подстилая под ноги одежду, Нерон с трудом выбрался к задней стене виллы. Тот же Фаон посоветовал ему до поры укрыться в яме, откуда брали песок, но он отказался идти живым под землю. Ожидая, пока пророют тайный ход на виллу, он ладонью зачерпнул напиться воды из какой-то лужи и произнес: «Вот напиток Нерона!»
Плащ его был изорван о терновник, он обобрал с него торчавшие колючки, а потом на четвереньках через узкий выкопанный проход добрался до первой каморки и там бросился на постель, на тощую подстилку, прикрытую старым плащом. Ему захотелось есть и снова пить: предложенный ему грубый хлеб он отверг, но тепловатой воды немного выпил.
Все со всех сторон умоляли его скорее уйти от грозящего позора. Он велел снять с себя мерку и по ней вырыть у него на глазах могилу, собрать куски мрамора, какие найдутся, принести воды и дров, чтобы управиться с трупом. При каждом приказании он всхлипывал и все время повторял: «Какой великий артист погибает!»
Пока он медлил, Фаону скороход принес письмо; выхватив письмо, он прочитал, что Сенат [43]
объявил его врагом и разыскивает, чтобы казнить по обычаю предков. Он спросил, что это за казнь; ему сказали, что преступника раздевают донага, голову зажимают колодкой, а по туловищу секут розгами до смерти. В ужасе он схватил два кинжала, взятые с собою, попробовал острие каждого, потом опять спрятал, оправдываясь, что роковой час еще не наступил.
То он уговаривал Спора начинать крик и плач, то просил, чтобы кто-нибудь примером помог ему встретить смерть, то бранил себя за нерешительность такими словами: «Живу я гнусно, позорно – не к лицу Нерону, не к лицу – нужно быть разумным в такое время – ну же, мужайся!» Уже приближались всадники, которым было поручено захватить его живым. Заслышав их, он в трепете выговорил: «Коней, стремительно скачущих, топот мне слух поразил» – и с помощью своего советника по прошениям, Эпафродиата, вонзил себе в горло меч.
Он еще дышал, когда ворвался центурион и, зажав плащом его рану, сделал вид, будто хочет ему помочь. Он только и мог ответить: «Поздно!» – и: «Вот она, верность!» – и с этими словами испустил дух» (Светоний. Нерон, 47-49).
Его бывшей любовнице Акте и двум его кормилицам было позволено устроить ему дорогие похороны [44].
Затем его прах в урне из красного мрамора был отнесен в усыпальницу Домициев, что на Садовом холме со стороны Марсова поля под одним из Пинцианских холмов.
К концу 69 года Гальба, Отон и Вителлий – все побывали на троне и уже были мертвы. Спора взял сначала Нимфидий, а затем Отон. Спор покончил жизнь самоубийством, когда Вителлий принудил его играть на сцене роль насилуемой девушки. Нимфидий взбунтовался против Гальбы, но был убит своими собственными преторианцами. Гальба велел провести по улицам Геллия, Патробия и Локусту и казнить. Как сторонники, так и противники Нерона жаждали крови Тигеллина, который покончил с собой по приказанию Отона. «Окруженный наложницами, среди бесстыдных ласк, он долго старался оттянуть конец, пока не перерезал себе бритвой глотку, завершив и без того подлую жизнь запоздалой и отвратительной смертью» (Тацит. История, 1, 72). Отон отказался казнить Кальвию Криспиниллу, которая осталась в живых и умерла в исключительном богатстве. Он подумывал о свадьбе со Статиллой Мессалиной, которая сохранила великолепное положение при Веспасиане и его сыновьях.
Приложение 1. ЛЕГЕНДА О НЕРОНЕ
Светоний говорит, что, когда Нерон умер, люди радовались, а Тацит считает, что они горевали. По словам следующего императора, Гальбы, «дурные люди будут всегда горевать о Нероне» (Тацит. История, 1, 16).
Отон, убивший Гальбу в январе 60 года, правил до собственной смерти, которая произошла три месяца спустя. Он был одним из тех, кто предал Нерона, но когда сам стал императором, выказывал разнообразные почести своему бывшему другу, так же как и Поппее, которую они оба любили. «Во всяком случае, изображения и статуи Нерона он разрешил восстановить, его прокураторам и вольноотпущенникам вернул их прежние должности и первым же своим императорским указом отпустил пятьдесят миллионов сестерциев на достройку Золотого дворца» (Светоний. Отон, 7). Затем Вителлий, который занял трон впоследствии до декабря того же года, платил ту же дань своей дружбе с Нероном, при всех попросив кифареда «исполнить что-нибудь из хозяина» (Светоний. Вителлий, 11).
К тому же память о Нероне продолжали заботливо хранить на Востоке. С одной стороны, благодарные парфяне и их друзья помнили его за разрешение восточной проблемы, поскольку это было им на пользу; к тому же помнили его за ту пышность, с которой замирение было отпраздновано во время визита Тиридата в Рим. После его смерти, в связи с этим, царь Вологез или Парфия затребовали у Сената почитания его памяти. Более того, Нерон стал одним из избранных правителей, в число которых входили король Артур, Фредерик Барбаросса, Фредерик II и Гитлер – люди, которые подверглись внезапной или загадочной смерти, реальности которой остальные отказывались поверить, слагая вокруг их памяти саги «о возвращении».
Почти немедленно после того, как Нерон умер, к восхищению жителей Греции и Малой Азии, возник псевдо-Нерон. Будучи либо рабом с Понта, либо итальянским вольноотпущенником, он был совершенным кифаредом, который очень походил на покойного императора. Приблизительно ко времени восшествия на престол Отона он объявил, что он действительно Нерон, и вокруг него собралась толпа сторонников. Однако вскоре он был вынужден уехать на эгейский остров Кифн и там был убит. Затем в 79 году некий Теренций Максим появился в своей родной стране в Малой Азии и, в свою очередь, объявил себя Нероном, который в течение одиннадцати лет где-то скрывался. Его с радостью встретили многие легковерные люди и помогли ему встретиться с парфянским царем Артабаном, который затаил зло на Тита, в то время римского императора, и серьезно подумывал о «реставрации» Нерона на троне Рима. В конце концов, однако, Теренций был признан мошенником и передан римлянам, которые, вероятно, предали его смерти, но прежде он побудил еврейских провидцев пророчествовать о царе, который вернется с запада через Евфрат с десятками тысяч воинов. Не исключено, что в 88 году был и третий псевдо-Нерон, который также сбежал в гостеприимную Парфию.
Греческий оратор и философ Дион Хризостом (Златоуст) из Прусы, который в то время путешествовал по Востоку, счел возможным сообщить в начале следующего века, что не было никакой уверенности в самоубийстве Нерона и что очень многие полагали, что он до сих пор жив.
Он говорил как грек, поскольку память о Нероне почиталась греками из-за того, что Нерон дал их родине свободу. Верно, этот дар был очень быстро аннулирован после смерти Нерона из-за беспорядков при Веспасиане. И все-таки, когда Плутарх, сам будучи греком, позднее описывал душу Нерона, ожидающую муки и реинкарнации, он описал голос, исходящий из яркого света и возвещающий, что боги должны воздать ему, потому что он освободил народ, любимый богами, как ни один другой, среди всех подданных империи.
За этот жест Нерона также восхвалял путешественник Павсаний, а позже другой греческий ученый, Флавий Филострат, которому также было что сказать о проекте Коринфского канала.
Тем не менее, если Нерона помнили святым, то он запомнился и дьяволом. Когда неизвестный автор книги Откровений Иоанна Богослова в конце I века н. э. говорит о звере, чье число есть 666 («Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть» [45]), он, вероятно, говорит о Нероне, поскольку еврейские числа, составляющие эту цифру, те же, что буквы, составляющие имя Нерона. Это был зверь, «у которого смертельная рана исцелела» [46], «который имеет рану от меча и жив» [47].
Общее поверье, что Нерон однажды явится, побуждало христиан думать об этом ожидаемом событии как о появлении зловещего двойника, Второго пришествия Мессии, и верить, что сам Нерон был противником Христа, отстаивавшим безнравственные земные радости вместо благ жизни, полной самоотречения. Итак, в то время, как языческие памятные талисманы и геммы чествовали его как возничего колесницы и атлета, христианские летописцы III и IV веков объявляли его антихристом, и, по словам святого Августина, многие полагали, что Нерон восстанет вновь как антихрист. Другие думали, что он не умер, а скрывается, что только предполагается, что он убит, и некоторые считали, что он все еще живет в качестве легендарной фигуры, пребывая в том же возрасте, в каком умер, и что он вернется в свое царство.
Папа Пасхалий II (1099-1118) имел обыкновение прислушиваться к воронам, каркающим на ореховом дереве рядом с усыпальницей Домициев, и он воображал их демонами, служащими Нерону. Поэтому он срыл могилу и воздвиг на этом месте церковь, которая стала современной церковью Санта Мария дель Пополо. Вороны улетели, но в Средние века люди считали, что они все еще служат не обретшей покоя душе императора, потому что она обречена на вечные странствия, пока не придет время вернуться ей на землю, когда сам Христос вернется к нам снова, а Нерон – антихрист – будет похоронен в бездонной яме. И даже в 1900 году легенды о дьявольском зле Нерона все еще ходили в пограничной полосе за Анконой.
Во время Ренессанса Нерона вспомнили по другой причине – из-за того, что выразительность, с которой древние художники изображали его, привлекала скульпторов того времени. А затем эти черты неизбежно привлекали художников барокко, поскольку никто не соответствовал так стилю барокко, как Нерон. Но в результате лишь незначительная часть всех его бюстов, которые мы можем видеть сегодня, относится к его времени.
Что же касается этих скульптурных изображений, а также литературных записей, в следующем приложении будет дано обсуждение больших трудностей в попытке вернуться к отчетам современников и узнать, что же происходило в действительности.
Отон, убивший Гальбу в январе 60 года, правил до собственной смерти, которая произошла три месяца спустя. Он был одним из тех, кто предал Нерона, но когда сам стал императором, выказывал разнообразные почести своему бывшему другу, так же как и Поппее, которую они оба любили. «Во всяком случае, изображения и статуи Нерона он разрешил восстановить, его прокураторам и вольноотпущенникам вернул их прежние должности и первым же своим императорским указом отпустил пятьдесят миллионов сестерциев на достройку Золотого дворца» (Светоний. Отон, 7). Затем Вителлий, который занял трон впоследствии до декабря того же года, платил ту же дань своей дружбе с Нероном, при всех попросив кифареда «исполнить что-нибудь из хозяина» (Светоний. Вителлий, 11).
К тому же память о Нероне продолжали заботливо хранить на Востоке. С одной стороны, благодарные парфяне и их друзья помнили его за разрешение восточной проблемы, поскольку это было им на пользу; к тому же помнили его за ту пышность, с которой замирение было отпраздновано во время визита Тиридата в Рим. После его смерти, в связи с этим, царь Вологез или Парфия затребовали у Сената почитания его памяти. Более того, Нерон стал одним из избранных правителей, в число которых входили король Артур, Фредерик Барбаросса, Фредерик II и Гитлер – люди, которые подверглись внезапной или загадочной смерти, реальности которой остальные отказывались поверить, слагая вокруг их памяти саги «о возвращении».
Почти немедленно после того, как Нерон умер, к восхищению жителей Греции и Малой Азии, возник псевдо-Нерон. Будучи либо рабом с Понта, либо итальянским вольноотпущенником, он был совершенным кифаредом, который очень походил на покойного императора. Приблизительно ко времени восшествия на престол Отона он объявил, что он действительно Нерон, и вокруг него собралась толпа сторонников. Однако вскоре он был вынужден уехать на эгейский остров Кифн и там был убит. Затем в 79 году некий Теренций Максим появился в своей родной стране в Малой Азии и, в свою очередь, объявил себя Нероном, который в течение одиннадцати лет где-то скрывался. Его с радостью встретили многие легковерные люди и помогли ему встретиться с парфянским царем Артабаном, который затаил зло на Тита, в то время римского императора, и серьезно подумывал о «реставрации» Нерона на троне Рима. В конце концов, однако, Теренций был признан мошенником и передан римлянам, которые, вероятно, предали его смерти, но прежде он побудил еврейских провидцев пророчествовать о царе, который вернется с запада через Евфрат с десятками тысяч воинов. Не исключено, что в 88 году был и третий псевдо-Нерон, который также сбежал в гостеприимную Парфию.
Греческий оратор и философ Дион Хризостом (Златоуст) из Прусы, который в то время путешествовал по Востоку, счел возможным сообщить в начале следующего века, что не было никакой уверенности в самоубийстве Нерона и что очень многие полагали, что он до сих пор жив.
Он говорил как грек, поскольку память о Нероне почиталась греками из-за того, что Нерон дал их родине свободу. Верно, этот дар был очень быстро аннулирован после смерти Нерона из-за беспорядков при Веспасиане. И все-таки, когда Плутарх, сам будучи греком, позднее описывал душу Нерона, ожидающую муки и реинкарнации, он описал голос, исходящий из яркого света и возвещающий, что боги должны воздать ему, потому что он освободил народ, любимый богами, как ни один другой, среди всех подданных империи.
За этот жест Нерона также восхвалял путешественник Павсаний, а позже другой греческий ученый, Флавий Филострат, которому также было что сказать о проекте Коринфского канала.
Тем не менее, если Нерона помнили святым, то он запомнился и дьяволом. Когда неизвестный автор книги Откровений Иоанна Богослова в конце I века н. э. говорит о звере, чье число есть 666 («Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть» [45]), он, вероятно, говорит о Нероне, поскольку еврейские числа, составляющие эту цифру, те же, что буквы, составляющие имя Нерона. Это был зверь, «у которого смертельная рана исцелела» [46], «который имеет рану от меча и жив» [47].
Общее поверье, что Нерон однажды явится, побуждало христиан думать об этом ожидаемом событии как о появлении зловещего двойника, Второго пришествия Мессии, и верить, что сам Нерон был противником Христа, отстаивавшим безнравственные земные радости вместо благ жизни, полной самоотречения. Итак, в то время, как языческие памятные талисманы и геммы чествовали его как возничего колесницы и атлета, христианские летописцы III и IV веков объявляли его антихристом, и, по словам святого Августина, многие полагали, что Нерон восстанет вновь как антихрист. Другие думали, что он не умер, а скрывается, что только предполагается, что он убит, и некоторые считали, что он все еще живет в качестве легендарной фигуры, пребывая в том же возрасте, в каком умер, и что он вернется в свое царство.
Папа Пасхалий II (1099-1118) имел обыкновение прислушиваться к воронам, каркающим на ореховом дереве рядом с усыпальницей Домициев, и он воображал их демонами, служащими Нерону. Поэтому он срыл могилу и воздвиг на этом месте церковь, которая стала современной церковью Санта Мария дель Пополо. Вороны улетели, но в Средние века люди считали, что они все еще служат не обретшей покоя душе императора, потому что она обречена на вечные странствия, пока не придет время вернуться ей на землю, когда сам Христос вернется к нам снова, а Нерон – антихрист – будет похоронен в бездонной яме. И даже в 1900 году легенды о дьявольском зле Нерона все еще ходили в пограничной полосе за Анконой.
Во время Ренессанса Нерона вспомнили по другой причине – из-за того, что выразительность, с которой древние художники изображали его, привлекала скульпторов того времени. А затем эти черты неизбежно привлекали художников барокко, поскольку никто не соответствовал так стилю барокко, как Нерон. Но в результате лишь незначительная часть всех его бюстов, которые мы можем видеть сегодня, относится к его времени.
Что же касается этих скульптурных изображений, а также литературных записей, в следующем приложении будет дано обсуждение больших трудностей в попытке вернуться к отчетам современников и узнать, что же происходило в действительности.
Приложение 2. ИСТОЧНИКИ ИНФОРМАЦИИ
Вместо изобилия материала, который ожидает биографов современных выдающихся личностей, свидетельства о людях, которые жили почти две тысячи лет назад, зачастую на самом деле очень незначительны, а иногда, помимо всего прочего, и очень противоречивы. Древние летописцы часто опускают «исторический фон», потому что, хотя нам теперь он нужен, их современникам этого не требовалось.
Кроме того, в Римской империи, как сегодня в самодержавных государствах, существовала дополнительная трудность, состоявшая в том, что правительство часто не хотело, чтобы народ был в курсе происходящего. Это вполне ясно было объяснено в начале III века н. э. историком Лионом Кассием, греком из Никеи в Малой Азии, который к тому же был римским сенатором и знал ситуацию слишком хорошо.
Он говорил, что начиная со времени правления Августа большая часть имевших место событий стала тайной и хранится в секрете. Даже когда делаются официальные заявления, им нельзя верить, потому что их нельзя подтвердить фактами, поскольку существует подозрение, что все сказанное и сделанное относится к политике правителей и их приближенных. В результате многочисленные слухи о том, чего вообще никогда не было, а многое из того, что, по словам Диона Кассия, происходило на самом деле, остается совсем неизвестным.
Что же касается слухов, то они были темой некоторых стихотворений друга Нерона Петрония:
Тацит заостряет внимание на другой проблеме. Каждый историк, по его словам, по каким-то своим личным причинам либо грубо льстил императору (при его жизни), либо презирал его и писал о нем мстительно (после его смерти).
«Правду стали всячески искажать – сперва по неведению государственных дел, которые люди начали считать себе посторонними, потом – из желания польстить властителям или, напротив, из ненависти к ним. До мнения потомства не стало дела ни хулителям, ни льстецам. Но если лесть, которой историк пользуется, чтобы преуспеть, противна каждому, то к наветам и клевете все охотно прислушиваются; это и понятно: лесть несет на себе отвратительный отпечаток рабства, тогда как коварство выступает под личиной любви к правде» (Тацит. История, 1, 1).
Еще один выдающийся историк, Иосиф Флавий, иудей, который писал о Риме по-гречески, категорически утверждает, что Нерон заслужил к себе отношение как благосклонное, так и в равной степени неблагосклонное.
Но если так, что, очевидно, так и было, то мы введены в заблуждение, потому что столь большая часть литературных свидетельств, которые дошли до нас, в основном неблаговидного сорта. Должны же быть к тому же и пронероновские версии. Нерон был, вероятно, во многих отношениях отвратительным человеком. Но абсолютно понятно из разрозненной информации, которая проступает сквозь всю эту грязь, что он и его правительство, к его чести, имело основательные и действительно иногда выдающиеся достижения.
Его собственное представление этих достижений можно увидеть на римских монетах. Здесь, конечно, полное противоречие между всеми обидными литературными сведениями и большим количеством лозунгов для поддержания общественного мнения, которые он сам или его чиновники выбирали для его монет. Естественно, верить всем лозунгам можно не больше, чем верить любой пропаганде любого правительства, даже гораздо менее аристократично управляемого, нежели римское. С другой стороны, действительно хорошая пропаганда – и проницательные попытки твердолобых римлян, конечно, заслуживают быть отнесенными к этой категории – обычно не может расцениваться как абсолютная ложь. Верно, что абсолютная ложь вполне вероятна в очень жестко контролируемых современных государствах, но в Древнем Риме, который не нуждался в необходимости тоталитарного аппарата, правители никогда бы не смогли выйти сухими из воды. Поэтому композиции и надписи на монетах следует изучать с осторожностью, не обязательно как правдивый отчет о событиях, но как свидетельство того, во что власти имели надежду заставить народ поверить. Во всяком случае, довольно часто они дают нам полезные сведения в противовес тому, что говорят летописцы с другой стороны.
Древних авторов, которые оставили нам хоть какое-то значительное повествование о жизни и правлении Нерона, всего трое; и один из них, Дион Кассий, считается менее «важным», нежели другие, потому что во всем, что касается этого периода, он лишь представлен сегодня «жареной» версией, берущей начало из Средних веков. Из оставшихся двоих Светоний, который из излишней скромности не считал себя историком, а называл биографом, воспроизводит древнее представление, что это была скорее скромная деятельность, нежели история. Его версия биографии Нерона в действительности полна очаровательной исторической информации, но она собрана беспорядочно, некритично, а иногда из противоречивых источников, включая и скандального характера.
Единственное полное описание правления Нерона, которое дошло до нас, исходит из «Анналов» Тацита, или, скорее, у нас имеется двенадцать из четырнадцати лет. В отличие от других упомянутых выше авторов Тацит был историком необыкновенного таланта. Действительно, он обладал величайшим историческим умом, который когда-либо обращался к Риму. Но именно по этой причине он не мог не оставить своего отпечатка на событиях, отпечатка своего исключительного римского консерватизма, а если, как некоторые полагают, он не закончил свои «Анналы» до вступления на престол Адриана (117– 138), то и отпечатка раннего кризиса этого правления. Я недавно высказался о результатах этого процесса в своей книге «Древние историки». Но также мы имеем случай проследить за его методами в процессе настоящего исследования жизни Нерона. Общая картина этого императора, которая возникает с изумительных страниц Тацита, достаточно правдоподобна, насколько это возможно, действительно почти навязчива в своей достоверности. Но она зачастую одностороння, а иногда и противоречива к тому же. Его повествование также приукрашено, согласно древней традиции, драматическими диалогами, речами и ситуациями, многие из которых он явно придумал сам или же блистательно выстроил из материала, слишком неадекватного, чтобы быть воспринятым как обоснованная фактами истина.
Но есть и гораздо более серьезная проблема, с которой мы сталкиваемся, и о ней следует упомянуть. Она состоит в том, что долгий период прошел между смертью Нерона и временем, когда эти сохранившиеся до нашего времени исторические свидетельства были написаны. Тацит сочинил свои «Анналы» пятьдесят лет спустя после смерти Нерона, «Жизнь двенадцати цезарей» Светония была написана еще немного позже, а когда прошло еще сто лет, написал свой труд Дион Кассий. Чрезвычайно трудно понять, что же в действительности представлял собой Нерон, когда полагаешься на столь поздние источники. И все труды обсуждаемых писателей в разной степени, но были окрашены теми событиями, что происходили при их жизни. Один из примеров того, как могло это повлиять на Тацита, был уже упомянут, но многие подобные факторы, совершенно неоспоримого характера, можно перечислить во всех трех случаях. Конечно, они пользовались доступными современными им источниками. Но каждый древний историк и биограф лишь цитировал их самым что ни на есть случайным и неупорядоченным образом. И в любом случае каждый из этих оригинальных авторитетных источников в свою очередь имел собственную точку зрения и склонности, которые сегодня иногда могут угадываться, а иногда и нет. Одним из этих авторитетных источников являлся Плиний Старший, которому было тридцать лет, когда Нерон взошел на трон. Мы располагаем его пространной «Естественной историей», кладезем информации, но тридцатитомная история, которую он написал о своем времени, не сохранилась. Хотя «Естественная история» была опубликована лишь после его смерти, в 79 году, период времени, о котором в ней сообщается, затрагивает 41-71 годы, и в любом случае включает весь период правления Нерона. Есть также некий состоятельный Клувий Руф, который был глашатаем Нерона во время вторых Нероний и написал историю, которая была сконцентрирована на его правлении, о чем упоминает Тацит в своих «Анналах» (см.: Тацит. Анналы, XIII, 20, 3; XIV, 2, 1). Должно быть, это была деликатная задача, поскольку Клувий был великим ренегатом, выражавшим свою преданность каждому из правителей по очереди в год правления четырех императоров (69 г.). Еще одна «История» была написана Фабием Рустиком, испанцем, который, вероятно, мог обедать со своим соотечественником Сенекой в тот самый вечер, когда от Нерона пришел офицер с повелением о смерти (см.: Тацит. Анналы, XV, 61).
Современная наука предпринимает значительные шаги к определению, какие из сведений этих людей были воспроизведены в различных отрывках из Тацита, Светония и Диона Касссия. Но ни один из их трудов не дошел до нас полностью.
И мемуаров и донесений великого полководца Корбулона, так хорошо известных в древние времена, точно так же больше не существует. Как и автобиографии Агриппины.
Очевидно, это были довольно занимательные записи, принимая во внимание то, что Агриппина указывает, что совсем не против, чтобы старые скандалы выплыли наружу.
Все эти потери означают, что нам следует компенсировать их всеми возможными средствами. Мы можем выбрать много бесценного материала, гораздо больше, чем это обычно осознается, из исследования сохранившихся до нас произведений того времени, которые вовсе не претендуют на то, чтобы быть историей Рима, а именно из «Естественной истории» Плиния, о которой только что упоминалось, и сохранившихся произведений Сенеки и Петрония. Я попытался в этой книге извлечь пользу из этих работ.
Также следует уделить особое внимание археологическим источникам. Кроме официальных монет Рима и Востока, которые я имел возможность неоднократно описывать, огромное количество монет сохранилось в восточных провинциях, в основном с надписями на греческом. Некоторые из них были отчеканены губернатором Египта, но огромное большинство было отчеканено в больших городах, в Малой Азии и повсюду. Они представляют собой особую ценность, потому что заключают в себе менее осторожный взгляд, чем отчеканенные в Риме. Например, они обожествляют императора более свободно и, в отличие от монет метрополии, иногда дают изображения его сменявших друг друга жен. До начала правления также оценка, касающаяся шансов Нерона и Британика на престол, является ценным свидетельством общественного мнения. Более того, как и во времена предыдущих правлений, в Азии продолжали демонстрировать Нерону то же внимание, какое все еще уделялось памяти Августа. Но начиная с 1917-1920 годов не было предпринято никаких попыток совместными усилиями изучить монеты, ходившие по всей империи при правлении этого императора.
Что касается эпиграфики, то тут дело обстоит лучше – и хотя время правления Нерона в этом отношении ни в коей мере нельзя считать богатым периодом, некоторые сохранившиеся надписи бесценны. К примеру, записи Арвальского братства о жертвах демонстрируют проницательную осведомленность в текущих политических событиях.
И наконец, искусство и архитектура того периода являются чрезвычайно важными историческими источниками – особенно потому, что искусство в жизни Нерона было одним из самых сильных пристрастий. Золотой дворец в Риме и фрески Помпеи и Геркуланума являются замечательными свидетельствами вкуса Нерона, и возможно, в конечном итоге, это лучшее руководство, которым мы располагаем, к тому, что сам Нерон чувствовал и думал.
Кроме того, в Римской империи, как сегодня в самодержавных государствах, существовала дополнительная трудность, состоявшая в том, что правительство часто не хотело, чтобы народ был в курсе происходящего. Это вполне ясно было объяснено в начале III века н. э. историком Лионом Кассием, греком из Никеи в Малой Азии, который к тому же был римским сенатором и знал ситуацию слишком хорошо.
Он говорил, что начиная со времени правления Августа большая часть имевших место событий стала тайной и хранится в секрете. Даже когда делаются официальные заявления, им нельзя верить, потому что их нельзя подтвердить фактами, поскольку существует подозрение, что все сказанное и сделанное относится к политике правителей и их приближенных. В результате многочисленные слухи о том, чего вообще никогда не было, а многое из того, что, по словам Диона Кассия, происходило на самом деле, остается совсем неизвестным.
Что же касается слухов, то они были темой некоторых стихотворений друга Нерона Петрония:
…Ибо скорей человек удержит огонь за зубами,
Нежели тайну в душе. Что доверишь лукавому слуху,
Вмиг излетает на свет, наполняя сплетнями город.
Больше того: из предательских уст разносясь по народу,
Все нарастает молва и все суровее судит.
Как когда-то слуга, горя желанием выдать
Тайну царевых ушей, шепнул ее в малую ямку,
И услыхала земля, и над нею тростник говорливый
Всем разгласил донос о царе фригийском Мидасе.
(Петроний. Фрагменты, 28)
Тацит заостряет внимание на другой проблеме. Каждый историк, по его словам, по каким-то своим личным причинам либо грубо льстил императору (при его жизни), либо презирал его и писал о нем мстительно (после его смерти).
«Правду стали всячески искажать – сперва по неведению государственных дел, которые люди начали считать себе посторонними, потом – из желания польстить властителям или, напротив, из ненависти к ним. До мнения потомства не стало дела ни хулителям, ни льстецам. Но если лесть, которой историк пользуется, чтобы преуспеть, противна каждому, то к наветам и клевете все охотно прислушиваются; это и понятно: лесть несет на себе отвратительный отпечаток рабства, тогда как коварство выступает под личиной любви к правде» (Тацит. История, 1, 1).
Еще один выдающийся историк, Иосиф Флавий, иудей, который писал о Риме по-гречески, категорически утверждает, что Нерон заслужил к себе отношение как благосклонное, так и в равной степени неблагосклонное.
Но если так, что, очевидно, так и было, то мы введены в заблуждение, потому что столь большая часть литературных свидетельств, которые дошли до нас, в основном неблаговидного сорта. Должны же быть к тому же и пронероновские версии. Нерон был, вероятно, во многих отношениях отвратительным человеком. Но абсолютно понятно из разрозненной информации, которая проступает сквозь всю эту грязь, что он и его правительство, к его чести, имело основательные и действительно иногда выдающиеся достижения.
Его собственное представление этих достижений можно увидеть на римских монетах. Здесь, конечно, полное противоречие между всеми обидными литературными сведениями и большим количеством лозунгов для поддержания общественного мнения, которые он сам или его чиновники выбирали для его монет. Естественно, верить всем лозунгам можно не больше, чем верить любой пропаганде любого правительства, даже гораздо менее аристократично управляемого, нежели римское. С другой стороны, действительно хорошая пропаганда – и проницательные попытки твердолобых римлян, конечно, заслуживают быть отнесенными к этой категории – обычно не может расцениваться как абсолютная ложь. Верно, что абсолютная ложь вполне вероятна в очень жестко контролируемых современных государствах, но в Древнем Риме, который не нуждался в необходимости тоталитарного аппарата, правители никогда бы не смогли выйти сухими из воды. Поэтому композиции и надписи на монетах следует изучать с осторожностью, не обязательно как правдивый отчет о событиях, но как свидетельство того, во что власти имели надежду заставить народ поверить. Во всяком случае, довольно часто они дают нам полезные сведения в противовес тому, что говорят летописцы с другой стороны.
Древних авторов, которые оставили нам хоть какое-то значительное повествование о жизни и правлении Нерона, всего трое; и один из них, Дион Кассий, считается менее «важным», нежели другие, потому что во всем, что касается этого периода, он лишь представлен сегодня «жареной» версией, берущей начало из Средних веков. Из оставшихся двоих Светоний, который из излишней скромности не считал себя историком, а называл биографом, воспроизводит древнее представление, что это была скорее скромная деятельность, нежели история. Его версия биографии Нерона в действительности полна очаровательной исторической информации, но она собрана беспорядочно, некритично, а иногда из противоречивых источников, включая и скандального характера.
Единственное полное описание правления Нерона, которое дошло до нас, исходит из «Анналов» Тацита, или, скорее, у нас имеется двенадцать из четырнадцати лет. В отличие от других упомянутых выше авторов Тацит был историком необыкновенного таланта. Действительно, он обладал величайшим историческим умом, который когда-либо обращался к Риму. Но именно по этой причине он не мог не оставить своего отпечатка на событиях, отпечатка своего исключительного римского консерватизма, а если, как некоторые полагают, он не закончил свои «Анналы» до вступления на престол Адриана (117– 138), то и отпечатка раннего кризиса этого правления. Я недавно высказался о результатах этого процесса в своей книге «Древние историки». Но также мы имеем случай проследить за его методами в процессе настоящего исследования жизни Нерона. Общая картина этого императора, которая возникает с изумительных страниц Тацита, достаточно правдоподобна, насколько это возможно, действительно почти навязчива в своей достоверности. Но она зачастую одностороння, а иногда и противоречива к тому же. Его повествование также приукрашено, согласно древней традиции, драматическими диалогами, речами и ситуациями, многие из которых он явно придумал сам или же блистательно выстроил из материала, слишком неадекватного, чтобы быть воспринятым как обоснованная фактами истина.
Но есть и гораздо более серьезная проблема, с которой мы сталкиваемся, и о ней следует упомянуть. Она состоит в том, что долгий период прошел между смертью Нерона и временем, когда эти сохранившиеся до нашего времени исторические свидетельства были написаны. Тацит сочинил свои «Анналы» пятьдесят лет спустя после смерти Нерона, «Жизнь двенадцати цезарей» Светония была написана еще немного позже, а когда прошло еще сто лет, написал свой труд Дион Кассий. Чрезвычайно трудно понять, что же в действительности представлял собой Нерон, когда полагаешься на столь поздние источники. И все труды обсуждаемых писателей в разной степени, но были окрашены теми событиями, что происходили при их жизни. Один из примеров того, как могло это повлиять на Тацита, был уже упомянут, но многие подобные факторы, совершенно неоспоримого характера, можно перечислить во всех трех случаях. Конечно, они пользовались доступными современными им источниками. Но каждый древний историк и биограф лишь цитировал их самым что ни на есть случайным и неупорядоченным образом. И в любом случае каждый из этих оригинальных авторитетных источников в свою очередь имел собственную точку зрения и склонности, которые сегодня иногда могут угадываться, а иногда и нет. Одним из этих авторитетных источников являлся Плиний Старший, которому было тридцать лет, когда Нерон взошел на трон. Мы располагаем его пространной «Естественной историей», кладезем информации, но тридцатитомная история, которую он написал о своем времени, не сохранилась. Хотя «Естественная история» была опубликована лишь после его смерти, в 79 году, период времени, о котором в ней сообщается, затрагивает 41-71 годы, и в любом случае включает весь период правления Нерона. Есть также некий состоятельный Клувий Руф, который был глашатаем Нерона во время вторых Нероний и написал историю, которая была сконцентрирована на его правлении, о чем упоминает Тацит в своих «Анналах» (см.: Тацит. Анналы, XIII, 20, 3; XIV, 2, 1). Должно быть, это была деликатная задача, поскольку Клувий был великим ренегатом, выражавшим свою преданность каждому из правителей по очереди в год правления четырех императоров (69 г.). Еще одна «История» была написана Фабием Рустиком, испанцем, который, вероятно, мог обедать со своим соотечественником Сенекой в тот самый вечер, когда от Нерона пришел офицер с повелением о смерти (см.: Тацит. Анналы, XV, 61).
Современная наука предпринимает значительные шаги к определению, какие из сведений этих людей были воспроизведены в различных отрывках из Тацита, Светония и Диона Касссия. Но ни один из их трудов не дошел до нас полностью.
И мемуаров и донесений великого полководца Корбулона, так хорошо известных в древние времена, точно так же больше не существует. Как и автобиографии Агриппины.
Очевидно, это были довольно занимательные записи, принимая во внимание то, что Агриппина указывает, что совсем не против, чтобы старые скандалы выплыли наружу.
Все эти потери означают, что нам следует компенсировать их всеми возможными средствами. Мы можем выбрать много бесценного материала, гораздо больше, чем это обычно осознается, из исследования сохранившихся до нас произведений того времени, которые вовсе не претендуют на то, чтобы быть историей Рима, а именно из «Естественной истории» Плиния, о которой только что упоминалось, и сохранившихся произведений Сенеки и Петрония. Я попытался в этой книге извлечь пользу из этих работ.
Также следует уделить особое внимание археологическим источникам. Кроме официальных монет Рима и Востока, которые я имел возможность неоднократно описывать, огромное количество монет сохранилось в восточных провинциях, в основном с надписями на греческом. Некоторые из них были отчеканены губернатором Египта, но огромное большинство было отчеканено в больших городах, в Малой Азии и повсюду. Они представляют собой особую ценность, потому что заключают в себе менее осторожный взгляд, чем отчеканенные в Риме. Например, они обожествляют императора более свободно и, в отличие от монет метрополии, иногда дают изображения его сменявших друг друга жен. До начала правления также оценка, касающаяся шансов Нерона и Британика на престол, является ценным свидетельством общественного мнения. Более того, как и во времена предыдущих правлений, в Азии продолжали демонстрировать Нерону то же внимание, какое все еще уделялось памяти Августа. Но начиная с 1917-1920 годов не было предпринято никаких попыток совместными усилиями изучить монеты, ходившие по всей империи при правлении этого императора.
Что касается эпиграфики, то тут дело обстоит лучше – и хотя время правления Нерона в этом отношении ни в коей мере нельзя считать богатым периодом, некоторые сохранившиеся надписи бесценны. К примеру, записи Арвальского братства о жертвах демонстрируют проницательную осведомленность в текущих политических событиях.
И наконец, искусство и архитектура того периода являются чрезвычайно важными историческими источниками – особенно потому, что искусство в жизни Нерона было одним из самых сильных пристрастий. Золотой дворец в Риме и фрески Помпеи и Геркуланума являются замечательными свидетельствами вкуса Нерона, и возможно, в конечном итоге, это лучшее руководство, которым мы располагаем, к тому, что сам Нерон чувствовал и думал.
Приложение 3. МОНЕТНАЯ СИСТЕМА
К сожалению, почти невозможно дать какой-нибудь достоверный современный эквивалент римскому сестерцию. В стоимостном отношении предполагалось, что в тот период он равнялся шестипенсовику, или 2-5 новых пенсам (6 центов), что, возможно, не слишком далеко от истины.
В письменных источниках XIX века, однако, я предпочитал (в качестве наигрубейшего приближенного значения) брать удвоенную эту сумму, хотя мне кажется, что иметь в своем распоряжении один ас (одну четвертую часть сестерция), по-видимому, все равно что иметь двухшиллинговую монету (десять новых пенсов: двадцать четыре цента).
Общее движение цен в ту эпоху невозможно реконструировать.
В письменных источниках XIX века, однако, я предпочитал (в качестве наигрубейшего приближенного значения) брать удвоенную эту сумму, хотя мне кажется, что иметь в своем распоряжении один ас (одну четвертую часть сестерция), по-видимому, все равно что иметь двухшиллинговую монету (десять новых пенсов: двадцать четыре цента).
Общее движение цен в ту эпоху невозможно реконструировать.
Приложение 4. СПИСОК РИМСКИХ ИМПЕРАТОРОВ
До н. э.
31 – 14 Август
Н. э.
14-37 Тиберий
37-41 Калигула (Гай)
41-54 Клавдий
54-68 Нерон
68-69, Гальба
69, Отон
69 Вителлий
69-79 Веспасиан
79-81 Тит
81-96 Домициан
96-98 Нерва
98-117 Траян
117-138 Адриан
31 – 14 Август
Н. э.
14-37 Тиберий
37-41 Калигула (Гай)
41-54 Клавдий
54-68 Нерон
68-69, Гальба
69, Отон
69 Вителлий
69-79 Веспасиан
79-81 Тит
81-96 Домициан
96-98 Нерва
98-117 Траян
117-138 Адриан
Приложение 5. ГЕНЕАЛОГИЧЕСКАЯ ТАБЛИЦА
Приложение 6. ЖЕРТВЫ ПРАВЛЕНИЯ НЕРОНА
Приложение 7. ТАБЛИЦА ДАТ
37 год (15 декабря) – рождение Нерона (Луция Домиция Агенобарба).
39 год – ссылка матери Нерона Агриппины. Нерон взят в дом своей тетки Домиции Лепиды.
40 год – смерть отца Нерона Гнея Домиция Агенобарба.
41 год – Клавдий сменяет Калигулу. Агриппина отозвана из изгнания.
48 год – смерть жены Клавдия Мессалины.
49 год – Клавдий женится на Агриппине. Сенека становится учителем Нерона. Помолвка Нерона с дочерью Клавдия Октавией.
50 год – Клавдий усыновляет Нерона.
51 год – Нерон надевает toga virilis своего совершеннолетия.
53 год – Нерон женится на Октавии. Его первые публичные речи.
54 год (12 октября) – Нерон сменяет на троне Клавдия.
55 год – смерть сына Клавдия Британика.
Агриппина отстраняется от власти.
Корбулон принимает командование на Востоке.
59 год – смерть Агриппины.
Юношеские игры.
60 год – бунт в Британии.
Неронии.
62 год – смерть Бурра, командира преторианской стражи. Тигеллин и Фений Руф занимают его должность. Октавия разведена и убита. Нерон женится на Поппее. Пет сдается парфянам в Рандее.
63 год – рождение и смерть дочери Нерона Клавдии.
64 год – Великий пожар Рима. Преследование христиан. Начинаются работы по строительству Золотого дворца.
65 год – заговор Пизона. Смерти Сенеки и Лукана. Нимфидий Сабин становится вместе с Тигеллином командиром преторианской стражи. Смерть Поппеи.
66 год – смерти Петрония, Тразеи Пета и Бареи Сорана.
Нерон женится на Статилле Мессалине. Начало Иудейской войны. Визит армянского царя Тиридата в Рим. Заговор Винициана. Нерон уезжает в Грецию.
67 год – смерть Корбулона. Нерон объявляет независимость Греции.
68 год – Гальба объявляет себя представителем Сената и римского народа в Испании.
Вергиний Руф побеждает Виндекса при Везонтионе. Смерть Виндекса.
(9 июня) – смерть Нерона.
39 год – ссылка матери Нерона Агриппины. Нерон взят в дом своей тетки Домиции Лепиды.
40 год – смерть отца Нерона Гнея Домиция Агенобарба.
41 год – Клавдий сменяет Калигулу. Агриппина отозвана из изгнания.
48 год – смерть жены Клавдия Мессалины.
49 год – Клавдий женится на Агриппине. Сенека становится учителем Нерона. Помолвка Нерона с дочерью Клавдия Октавией.
50 год – Клавдий усыновляет Нерона.
51 год – Нерон надевает toga virilis своего совершеннолетия.
53 год – Нерон женится на Октавии. Его первые публичные речи.
54 год (12 октября) – Нерон сменяет на троне Клавдия.
55 год – смерть сына Клавдия Британика.
Агриппина отстраняется от власти.
Корбулон принимает командование на Востоке.
59 год – смерть Агриппины.
Юношеские игры.
60 год – бунт в Британии.
Неронии.
62 год – смерть Бурра, командира преторианской стражи. Тигеллин и Фений Руф занимают его должность. Октавия разведена и убита. Нерон женится на Поппее. Пет сдается парфянам в Рандее.
63 год – рождение и смерть дочери Нерона Клавдии.
64 год – Великий пожар Рима. Преследование христиан. Начинаются работы по строительству Золотого дворца.
65 год – заговор Пизона. Смерти Сенеки и Лукана. Нимфидий Сабин становится вместе с Тигеллином командиром преторианской стражи. Смерть Поппеи.
66 год – смерти Петрония, Тразеи Пета и Бареи Сорана.
Нерон женится на Статилле Мессалине. Начало Иудейской войны. Визит армянского царя Тиридата в Рим. Заговор Винициана. Нерон уезжает в Грецию.
67 год – смерть Корбулона. Нерон объявляет независимость Греции.
68 год – Гальба объявляет себя представителем Сената и римского народа в Испании.
Вергиний Руф побеждает Виндекса при Везонтионе. Смерть Виндекса.
(9 июня) – смерть Нерона.