Грассо Патриция. Обольщение ангела (Сердце ангела)

   – Ой, какая она милая, – проворковала Роберта, прижимая собачку к груди, как ребенка.
   – Это мальчик, – сообщила ей Блайт.
   Роберта подняла глаза на Гордона и уловила нежное волнение в его взгляде.
   – Благодарю вас, милорд, – сказала она. – Это самый лучший новогодний подарок, который я когда-либо получала.
   Именно в этот момент щенок ухитрился лизнуть ее в шею, и она засмеялась от щекотки.
   – Ты ему нравишься, – сказала Блис. – Он с тобой целуется.
   – Значит, так я и назову его. – Роберта заглянула в темные глаза щенка и сказала ему: – Тебя будут звать Смучес, Поцелуйчик. Ты понял, что я говорю?
   Поцелуйчик залился звонким щенячьим лаем. Все громко рассмеялись. А Гордон наклонился ближе и, прикоснувшись целомудренным поцелуем к ее щеке, прошептал:
   – С Новым годом тебя, ангел.
   – Извини, что у меня нет для тебя подарка, – растерянно сказала Роберта.
   Гордон слегка погладил ее пальцем по щеке.
   – Твоя улыбка будет мне подарком, – сказал он ей.
   Словно искра особого волнения прошла между ними, когда Роберта подарила ему ангельскую улыбку.
   В ту ночь Роберта взяла Смучеса к себе в постель. Баюкая его на руках, словно ребенка, она нежно гладила его круглую голову и заглядывала в его темные печальные глаза.
   Ласкать щенка было одно удовольствие. Его шелковистая шерстка напоминала атласное одеяло, в которое ее закутывали, когда она была ребенком, а то, что он такой маленький, с печальным взглядом, вызывало даже материнские чувства.
   – Милый, милый! Чудесный подарок, – ворковала она щенку.
   Но вскоре мысли Роберты перенеслись от Смучеса к тому, кто его подарил ей. Вопреки первому впечатлению, маркиз Инверэри, оказывается, имел добрую струнку в душе. Красивый, богатый, влиятельный, да к тому же еще и добрый, Гордон Кэмпбел был бы блестящей партией для любой женщины, кроме нее. Плохо то, что он не родился англичанином. Они могли бы жить как муж и жена в Англии, но не в Шотландии. И уж ни в коем случае не в Хайленде.
   Роберта попыталась вспомнить его улыбающееся лицо, когда он появился в тот вечер в большом зале. Но все, что ей удалось, это представить его обнаженным, спящим на спине в своей постели, таким, каким она видела его накануне. Она всячески пыталась избавиться от этого обольстительного видения, но безуспешно. Так, неотвязно думая о Гордоне, она наконец и заснула.
 
   Наутро чей-то крошечный язычок, лизнув в лицо, разбудил ее. Тут же открыв глаза, Роберта уставилась в темные глаза щенка. С сонной улыбкой она протянула руку и погладила его.
   – Доброе утро, Смучес, – сонным голосом сказала она.
   Смех шушукающихся девочек окончательно разбудил ее. На краю постели сидели Блайт и Блис, а рядом с ними стояла тетка.
   Роберта зевнула, потянулась, потом села, прислонившись к спинке кровати.
   – С Новым годом, тетя Келли! – сказала она. – С Ноым годом, кузины!
   – С Новым годом, дорогая! Мы принесли тебе завтрак, – сказала леди Келли. – Знаешь, я думаю, Смучеса с первых дней следует приучать «ходить на горшок». Я принесу его сюда позднее.
   – Я даже не подумала об этом, – спохватилась Роберта. – Надеюсь, он не испачкал пол.
   Блайт и Блис засмеялись.
   – Смучес сопровождал меня, когда я гуляла на рассвете, – успокоила ее тетя Келли. – А после этого Дженингс покормил его.
   – Спасибо вам, тетя Келли. Теперь мне, наверное, придется ходить с тряпкой.
   – В этом не будет необходимости, если ты все будешь делать правильно.
   – А мы поможем тебе, – предложила Блайт.
   – Можно мы возьмем его с собой поиграть? – попросила Блис.
   – Конечно, – ответила Роберта. – А я спущусь к вам в сад попозже.
   Блайт взяла Смучеса на руки и в сопровождении сестры направилась к двери.
   – А тебя ожидает кое-кто в кабинете, – сообщила ей леди Келли.
   – Это дядя Генри! – через плечо крикнула Блайт.
   – И он привез тебе подарок, – добавила Блис, исчезая за дверью вслед за сестрой.
   Роберта открыла было рот, чтобы заговорить, но графиня опередила ее.
   – Лорд Кэмпбел уже уехал на свою утреннюю прогулку верхом, – сказала она.
   – Но как вы узнали, что я думаю? – удивленно спросила девушка.
   Графиня многозначительно улыбнулась ей.
   – Быть друидом означает знать. – И с этими словами покинула спальню.
   Даже не взглянув на поднос с завтраком, Роберта вскочила с постели и заметалась по комнате. Ей нужно нарядиться как-то по-особенному сегодня утром, и мысль о том, что Гордон может вернуться, пока она будет с Генри, заставляла ее торопиться.
   Она плеснула в лицо водой, чтобы смыть остатки сна, и поспешно надела то самое изумрудно-зеленое платье, в котором была накануне вечером. Потом схватила гребень и зачесала черные как смоль волосы назад, распустив их пышным каскадом, падавшим по спине до самой талии. И когда показалась из своей комнаты, то выглядела восхитительно растрепанной, точно только что вернулась с любовного свидания, а не встала со своего ложа девственницы.
   Едва она вошла в кабинет, как Генри Талбот с любезной улыбкой шагнул ей навстречу. Спрятав левую руку в складках платья, Роберта пошла ему навстречу.
   – С Новым годом, дорогая! – приветствовал ее Генри, низко склонившись над ее правой рукой.
   – С Новым годом, милорд! – как можно ласковей улыбнулась ему Роберта. – Я скучала по тебе.
   – Я скучал по тебе еще больше, – сказал он.
   – И это среди веселых придворных красавиц? – удивилась она. – Не могу в это поверить.
   – Клянусь, что это правда, – горячо заверил Генри. – Все их прелести бледнеют при сравнении с твоим милым лицом.
   – Благодарю за столь лестный комплимент, – сказала Роберта, невольно одарив его кокетливой улыбкой. – Тебе удалось встретиться при дворе с моим братом Дабом?
   – Да, он человек, которого я буду рад называть своим шурином.
   – А как поживает наша Красавица?
   – Изабель в порядке, но беспокоится о тебе, – сказал Генри. – Твой брат и она много времени проводят вместе. То есть все то время, которое она не посвящает своей мачехе и сводным сестрам.
   – Это просто бессовестно, как они с ней поступают! – воскликнула Роберта, обидевшись за подругу.
   – Дорогая, я проделал весь путь из Хэмптон-Корта вовсе не для того, чтобы обсуждать личные проблемы Изабель Дебре, – сказал Генри. – Хоть я и восхищаюсь твоей преданностью подруге, но мое время здесь ограниченно. – Он достал из кармана камзола маленькую темно-синюю бархатную коробочку и протянул ей. – Я привез тебе новогодний подарок.
   Роберта улыбнулась и взяла подарок со словами:
   – Благодарю вас, милорд. Открыть ее сейчас?
   Генри хмыкнул:
   – А если я скажу «нет», ты будешь ждать?
   – Я люблю получать подарки, – тряхнула она головой, словно маленькая девочка.
   Роберта открыла коробочку, и у нее перехватило дух при виде того, что находилось внутри. Там лежала изумительная брошь в виде двух попугайчиков. Очаровательные золотые попугайчики сидели по обеим сторонам золотого гнезда, в котором лежали четыре жемчужных яичка. Глаза у птичек были рубиновые, так же как и листья на алмазных и золотых ветках, на которых держалось гнездо.
   – Это королевский подарок, – тихо воскликнула Роберта.
   – Позволь мне, дорогая, – сказал Генри, взяв брошь из ее руки. Потянувшись, чтобы приколоть брошь к ее платью, он слегка коснулся кончиками пальцев ее груди.
   От этого случайного прикосновения дыхание у Роберты перехватило и сердце забилось сильнее. Взволнованная этим прикосновением, она, запинаясь, произнесла:
   – Я… я просто… просто не знаю, как благодарить тебя.
   – Поцелуем.
   Роберта вспыхнула и застенчиво опустила глаза в пол.
   – Я дожидался этого целую вечность, – сказал Генри, одной рукой приподнимая ее подбородок. Потом мягко прильнул к ее губам.
   Роберте было приятно ощущать его губы на своих, но внутренний голос говорил ей, что здесь чего-то недоставало, чтобы из теплой привязанности возгорелась пламенная любовь. А опьяняющий поцелуй Гордона Кэмп-бела заставлял ее желать чего-то еще.
   – Убери руки от моей жены! – раздался вдруг рядом гневный голос.
   Роберта отпрянула от Генри и повернулась лицом к двери. И от испуга стала бледной как полотно.
   Гордон Кэмпбел пересекал кабинет по направлению к ним. Гнев, исказивший его черты, не оставлял сомнений в его намерениях.
   – Если ты еще раз прикоснешься к моей жене, – предупредил Гордон, – я убью тебя.
   – Это решит он, – коротко бросил Генри, указав на свой кинжал за поясом. – Роберта тебе еще не жена. Сердце ее принадлежит мне, и тело тоже будет принадлежать, как только вы расторгнете помолвку.
   Гордон устремил на Роберту ледяной взгляд и сказал:
   – Не пора ли все прояснить, ангел? Сама скажешь ему?..
   Роберта почувствовала, что земля уходит у нее из-под ног и весь мир рушится вокруг. Губы ее дрожали, слова выходили, словно болезненный шепот, когда она заговорила:
   – Ты, гнусный негодяй, как ты смеешь…
   – Расскажи Талботу правду, – приказал Гордон.
   – К моему великому сожалению, – сказала Роберта, повернувшись к Генри, – мой отец выдал меня замуж за Гордона, когда мы еще были детьми. – Не в силах перенести то выражение глубокого разочарования, которое появилось в его глазах, она повернулась к Гордону и набросилась на него: – А ты… Ты обещал держать это в тайне до первого дня весны, когда я приму окончательное решение. Ты нарушил свое слово.
   – Я просто потакал тебе в этом капризе, – сказал Гордон ледяным тоном. – Но я никогда не собирался отказываться от тебя.
   – Ты собираешься жить с женщиной, которая любит другого? – спросил Генри.
   – Эта девушка еще сама не знает, что такое настоящая любовь, – возразил Гордон. – Сама того не желая, она провела тебя, как глупца. – И, повернувшись к Роберте, сказал: – Собирай свои вещи, жена. Мы уезжаем в Шотландию через час.
   – Нет! – закричала она.
   – Я сделаю ее вдовой, прежде чем ты хотя бы сдвинешься с места, – пригрозил Генри, вытаскивая кинжал.
   – Считай себя мертвым, Талбот. – Из-за голенища сапога Гордон вытащил свое «последнее средство».
   – Бросьте кинжалы!
   Все трое тут же обернулись на голос. В дверях кабинета стояли граф Ричард и леди Келли.
   – Джентльмены, прошу вас сделать то, что сказал мой муж, – приказала графиня. – Мы не позволим никакого насилия в нашем доме.
   Оба неохотно вложили кинжалы в ножны. При одобрительном кивке своей жены граф Ричард повернулся к своему шурину.
   – Возвращайся ко двору и оставайся там до первого дня весны. Уезжай сейчас же.
   Генри смерил Гордона убийственным взглядом и повернулся, чтобы уйти.
   – Генри, – позвала Роберта, останавливая его. Отколов от платья брошь, она прошла через комнату и протянула ему со словами: – Я не могу принять это сейчас.
   Генри ласково улыбнулся ей и сомкнул ее пальцы вокруг протянутой броши.
   – Она твоя, дорогая, – проговорил он. – Думай обо мне, когда будешь надевать ее. – И тут же исчез за дверью.
   Роберта едва сдерживала навернувшиеся на глаза слезы. Но яростный гнев помог ей справиться с волнением, когда она снова повернулась к мужу. В этот момент она без всяких угрызений совести согласилась бы остаться вдовой.
   – Милорд, я взываю к вашему здравому смыслу, – говорила между тем Гордону леди Келли. Она взяла под руку взбешенного шотландца и мимо Роберты повела его к дверям. – Путешествовать зимой чрезвычайно опасно. Уверяю вас, что ваша жена под должным присмотром и ничего предосудительного между ней и моим братом не было.
   Дверь захлопнулась за ними. В кабинете воцарилась неожиданная тишина.
   Роберта подняла взгляд на дядю, который холодно посмотрел на нее. Невозможно было ошибиться в выражении его лица: он был вне себя.
   – Ты сама виновата в том, что сделала их врагами, – резким тоном сказал ей граф Ричард. – Ты обещала вести себя дружелюбно по отношению к маркизу Инверэри.
   – Но, дядя… – попыталась оправдываться Роберта.
   – Запомни вот что, племянница, – прервал ее граф, – по закону я не могу воспрепятствовать, если Кэмпбел решит насильно везти тебя на север. – Он неодобрительно покачал головой и добавил: – Ты приносишь мне больше хлопот, чем когда-то твоя мать. – И с этими словами граф тоже покинул комнату.
   Оставшись наконец одна, Роберта дала волю слезам. В этот момент она бы никому не могла показаться на глаза, особенно Гордону Кэмпбелу. И потому направилась к самому укромному месту в кабинете: большому глубокому креслу, стоящему возле одного из окон в его дальнем конце. И тому, кто вошел бы сейчас в кабинет, и в голову бы не пришло, что здесь кто-то есть.
   Она плюхнулась в кресло и свернулась там, поджав под себя ноги. Оказывается, Гордон вовсе не намеревался расторгнуть их брак, и, значит, для нее не оставалось никакого выбора.
   Разглядывая дьявольский знак на руке, она спрашивала себя, как ей прожить остаток своих лет. Жизнь в Хайленде просто убьет ее: эти суеверные горцы никогда не примут ее, никогда не простят ей этой метки.
   Может, Гордон окажется более снисходительным, если она откроет истинную причину, почему она отказывает ему? Нет, она никогда не сможет пережить такой стыд: признаться в том, что люди из ее собственного клана избегают ее.
   Все, что было у нее, – это ее девственность и ее гордость. О, Гордон Кэмпбел в конце концов возьмет ее девственность, но она никогда добровольно не смирит перед ним свою гордость.
   Роберта горестно вздохнула и закрыла глаза. Мысль о колкой нотации, которую Гордон непременно прочтет ей при первой же возможности, заставила ее оставаться в своем убежище еще долгое время. Так она и просидела в этом кресле пока ее не сморил сон.

7

   Гордон игнорировал ее целую неделю. При этом он неукоснительно следовал ежедневному распорядку, который принял со времени своего приезда в усадьбу Деверо: по утрам совершал верховую прогулку, днем играл в гольф, а вечером уединялся в кабинете дяди. И вовсе не искал ее общества.
   Встревоженная этим поведением мужа, Роберта чувствовала, что он наблюдает за ней на расстоянии; однако всякий раз, когда она, призвав всю свою храбрость, решалась украдкой взглянуть на него, его внимание было направлено совсем в другую сторону. И все же избавиться от тягостного ощущения, что за тобой наблюдают, было невозможно.
   Каждое утро она надевала заветное ожерелье, чтобы заранее узнать о грозящей опасности, и прятала при себе свой шотландский кинжал, чтобы оказать сопротивление, если Гордон вздумает силой везти ее на север. Но ее звездный рубин ни разу не потемнел, а кинжал – «последнее средство» – оставался в ножнах, привязанных к ноге. К концу «недели молчания» ее измотанные нервы были натянуты до предела.
   Но Смучес снова свел их вместе!
   Восьмой день этой игры в молчанку был промозглым и дождливым. Роберта провела все утро в своей комнате, но во второй половине дня все же отважилась спуститься вниз. Повинуясь какому-то безотчетному импульсу, она надела перчатки, которые Гордон ей подарил. Она надеялась, что это вызовет хоть какую-то реакцию с его стороны. Ей уже стало казаться, что лучше снова поссориться, поругаться, чем все время молча наблюдать друг за другом.
   Сидя в одном из кресел перед камином, Роберта потянулась к своей корзинке для рукоделия за вязанием, которое начала два дня назад. За ее спиной из центра зала доносились звуки мяча: это Гордон тренировался в игре в гольф. Один из серебряных кубков ее тетушки, поставленный на полу, играл роль лунки на зеленом поле. Губы Роберты скривились от сдерживаемого смеха, когда она услышала, как ее шестилетняя кузина изводит своими замечаниями маркиза.
   – Ты упустил его, не попал, – говорила Аврора.
   – Я вижу, малышка.
   – Казалось, что мяч полетит прямо, а потом он свернул в сторону, – сказала девочка.
   – Именно это я и намеревался сделать, – ответил Гордон.
   – Ты учишься проигрывать? – В голосе кузины сквозило искреннее удивление.
   – Да, но так, чтобы это было незаметно.
   – А зачем?
   – Затем, малышка, что проигрывать королю – это хорошая тактика, – объяснил Гордон.
   – Почему?
   – Потому что король благоволит к игрокам, которые ему проигрывают.
   – А почему?
   В голосе маркиза уже слышалось раздражение, когда он ответил:
   – Потому что король любит выигрывать.
   – А ты не любишь выигрывать? – продолжала допрашивать Аврора.
   – Люблю, но предпочитаю доставить удовольствие королю.
   – А почему?
   – Потому что…
   – Аврора, перестань надоедать лорду Кэмпбелу, – позвала тетка из-за стола.
   – Я тебе надоедаю? – спросила Аврора.
   – Нет, малышка, – ответил он. – Но давай мы сделаем перерыв во всех этих наших
   делах.
   Взявшись за свое вязанье, Роберта спросила себя, что означает эта тишина за ее спиной, и вдруг увидела пару черных башмаков на полу перед ней. Медленно подняв взгляд, она встретила испытующие серые глаза мужа.
   – Ты надела перчатки, которые я тебе подарил? – как ни в чем не бывало сказал Гордон.
   Его небрежное замечание застало Роберту врасплох. Из всех слов, которые, как она предполагала, он ей скажет, эти самые невинные почему-то не пришли ей в голову. Она посмотрела на свои руки так, словно желала удостовериться в правоте его слов, и снова подняла взгляд на него.
   – Да, надела, – просто сказала она.
   – И что ты вяжешь? – спросил он.
   – Попонку для Смучеса.
   Гордон улыбнулся, услышав это. Роберта расслабилась и улыбнулась в ответ.
   Но в следующее мгновение их спокойствие было нарушено. Заливаясь звонким щенячьим лаем, в большой зал как бешеный влетел Смучес, а следом за ним вбежали Блайт и Блис, крича, чтобы кто-нибудь поймал его. Все трое были мокры и забрызганы грязью.
   – Боже правый! – вскричала Роберга, вскакивая с кресла, чтобы посмотреть, что происходит.
   А Гордон наклонился, когда Смучес попытался прошмыгнуть мимо него, и подхватил грязного шенка на руки. Не заботясь о платье жены, он кинул щенка ей на колени со словами:
   – Возьми свою собаку.
   – Мы вывели Смучеса на улицу погулять, – объяснила Блайт, – но он принялся кататься в грязи.
   – А потом заставил нас гоняться за ним по всему саду, – добавила Блис.
   – И теперь всем троим нужна хорошая головомойка, – сказала леди Келли, идя к ним через зал. – Дженингс, – бросила она, – распорядитесь приготовить ванну в комнате девочек и еще одну маленькую здесь для Смучеса. Пойдемте, дети.
   Когда перед камином был поставлен большой чан с водой, предназначавшийся обычно для живой рыбы в кухне. Гордон засучил рукава и протянул руки, чтобы взять щенка.
   – Давай-ка его сюда, – сказал он. – Я сам это сделаю, иначе вы оба окажетесь в чане.
   Гордон опустил барахтающегося Смучеса в чан и крепко держал его за загривок. Потом смыл со щенка всю грязь. Когда же Смучес был отмыт, он передал его жене.
   Роберта быстренько вытерла Смучеса и завернула его, как младенца, в сухое полотенце. Когда щенок чихнул, она, с беспокойством посмотрев на мужа, спросила:
   – Тебе не кажется, что он замерз? Я вовсе не хочу, чтобы он простудился.
   – Тогда пошли со мной, – сказал Гордон и направился к выходу.
   Держа Смучеса в руках, Роберта вышла вслед за мужем и поднялась вверх по лестнице. Когда он открыл дверь в свою комнату, она заколебалась на мгновение, но вошла.
   – У меня тут есть кое-что, что быстро его согреет, – сказал Гордон.
   Роберта взглянула на свое ожерелье: звездный рубин светился таким же ясным светом. Она сделала по комнате несколько шагов и увидела, что Гордон роется в своих вещах. Улыбка облегчения осветила ее лицо, когда он повернулся и показал ей шерстяной плед в черно-зеленую клетку клана Кэмпбелов.
   Он развернул плед и, когда Роберта передала ему Смучеса, завернул в него щенка.
   – Хороший мальчик, – сказал он, почесывая щенка за ухом.
   Роберта потянулась за Смучесом, и руки их соприкоснулись. Она быстро подняла взгляд на мужа. Выразительность взгляда его дымчато-серых глаз на мгновение загипнотизировала ее.
   Придвинувшись ближе, так близко, что их разделял только Смучес, Гордон наклонил голову и в замедленном поцелуе приник к ее губам. И Роберта ответила. Она закрыла глаза и возвратила поцелуй, наслаждаясь невероятным ощущением его теплых губ.
   А положил конец их поцелую все тот же Смучес. Зажатый между их телами, щенок отчаянно барахтался.
   Роберта отступила на шаг. Она чувствовала, как от смущения и замешательства щеки ее покрывает густой румянец.
   С обезоруживающей улыбкой Гордон ласково приложил ладонь к ее пламенеющей щеке. Потом шутливо показал ей руку:
   – Чуть не обжегся.
   Совершенно смущенная, Роберта покраснела еще больше.
   – Мне очень жаль, что я не сдержался в тот день в кабинете, – к ее удивлению, стал извиняться Гордон. – Я был не прав, что нарушил свое обещание. Ты можешь простить меня, ангел?
   – Я тебя прощаю, – с лукавой улыбкой сказала Роберта. – Раз ты сам признал свою неправоту.
   Гордон усмехнулся:
   – Ты выявляешь во мне все самое лучшее, дорогая.
   – Я тоже была не права, – сказала Роберта. – Мои родители привили мне понятие о чести, и я бы никогда не позволила другому мужчине поцеловать меня до тех пор, пока связана обязательством с тобой. Генри никогда не целовал меня до того дня в кабинете.
   Гордон криво улыбнулся:
   – Это я уже знал.
   Его ответ озадачил ее.
   – Откуда ты мог это знать? – спросила она.
   – Мужчина всегда поймет, что женщина целуется в первый раз.
   Роберта внутренне застонала. Она, должно быть, неопытна в поцелуях, но откуда ей было набраться опыта?
   – Но как мужчина может это узнать? – наконец спросила она.
   – Ну, понимаешь, теперь ты делаешь это иначе, – объяснил он. – А в тот первый раз ты спросила меня, что тебе делать с твоими руками. Помнишь?
   Роберта с облегчением улыбнулась. Возможно, она не была теперь такой уж неопытной в поцелуях.
   – Может, спустимся вниз и посидим со Смучесом перед камином? – предложил Гордон. А когда она кивнула, добавил: – И пару часов поиграем в шахматы.
 
   С этого вечера Гордон с Робертой вернулись к тому ежедневному распорядку, которому следовали в предыдущий месяц. По утрам они вместе совершали прогулки верхом, днем она училась играть в гольф, а каждый вечер играла с ним в шахматы. Никто не упоминал о Генри Талботе, но так же и о том, что Гордон лишь ожидает первого дня весны, чтобы отвезти ее на север, в Шотландию.
   Чем холоднее становилась зима, тем теплее они относились друг к другу. Январь выдался очень холодным, с замерзшими, покрытыми толстым инеем деревьями и искрящимися сосульками. Но постепенно эти стылые дни прошли, а в феврале потеплело, и снег начал подтаивать.
   Девятого февраля выдалось по-настоящему весеннее утро. Когда рассвело, Гордон с Робертой вышли из особняка Деверо. Во дворе их ожидал графский конюх с оседланными лошадьми.
   Роберта украдкой взглянула на мужа, когда они шли, направляясь к своим лошадям. С ног до головы во всем черном, Гордон опять походил на сатану, одетого щеголевато, чтобы соблазнить как можно больше душ. Если бы дьявол обладал неотразимой внешностью ее мужа, то наверняка целая процессия женщин последовала бы за ним до самых врат ада.
   – День такой прекрасный, что я подумал, а не посмотреть ли нам королевский зверинец, прежде чем мы уедем домой, – сказал Гордон, садясь в седло. – Давай прокатимся в Лондон.
   Роберта согласно кивнула, но, когда они уже поскакали по дорожке, торопясь выехать на улицу, тревожная мысль пришла ей в голову. Еще несколько недель – и наступит первый день весны. И тогда ее увезут на север, чтобы навсегда обречь на несчастливую жизнь.
   – Тебя что-то беспокоит? – спросил Гордон, заметив ее состояние.
   Роберта попыталась весело улыбнуться.
   – Нет, милорд. Просто я сегодня задумчивая.
   – Задумчивая, ты? – шутливо передразнил он. – Приятно узнать, что я женат на женщине, умеющей думать.
   – Ты смеешься надо мной? – спросила она.
   – Нет, дорогая. Твой укор задевает меня.
   – Я спрашиваю, а не укоряю.
   – В таком случае, ангел, – ухмыльнулся Гордон, – могу тебя заверить, что нет.
   Роберта кивнула, но этот ответ не убедил ее. Она ни на миг не поверила в то, что ее муж ценил женщин, которые умеют думать самостоятельно.
   Они проехали усадьбы Лестер и Дарэм, а потом свернули направо на Чэринг-Кросс. Когда въехали в самый Лондон, народу стало неизмеримо больше, что вынуждало их с трудом и с осторожностью продвигаться по узким кривым улицам.
   Доехав до собора Святого Павла, они свернули на Олд-Чендж, а в конце ее на Темз-стрит. В дальнем конце неясно вырисовывался Уайт-Тауэр – цель их поездки.
   Проехав через главные ворота в замок, они остановили лошадей. Два одетых в красное служителя кинулись придержать их поводья, и Гордон бросил каждому по монете.
   Когда они спешились, позади внезапно послышалось свирепое рычание, и Роберта в страхе бросилась в объятия мужа.
   – Не бойся, дорогая, – сказал Гордон, обнимая се. – Ты в безопасности. Эти львы рычат в клетке.
   Успокоив, Гордон взял ее за руку и повел по направлению к Львиной Башне.
   – Твой дядя рассказывал мне, что зверинец был основан, когда французский король подарил Генриху Третьему слона, – сообщил он Роберте.