Большую часть жизни Рибера провел в Неаполе, но никогда не забывал родину, отмечая свои полотна подписью: «Хосе-испанец». Его современник Франсиско Сурбаран преклонялся перед итальянской культурой, однако связывал свое искусство только с Испанией. Работая по заказам монастырей Севильи, он создавал большей частью спокойные, величавые образы. Фигуры на его картинах объемны, монументальны, рельефны. Лица героев суровы и выразительны, как, например, у святого Лаврентия из одноименной композиции. Сурбаран наделил патрона Эскориала взволнованным лицом и тяжелой фигурой, четко выделяющейся на фоне пейзажа. Несправедливо обвиненный в преступлении, он добровольно идет на смерть, держа в руке решетку, как некогда нес на себе орудие убийства Иисус Христос. Чувствуется, насколько плотна и жестка ткань его расшитой золотом одежды. Сверкающая вышивка, темно-красный, гранатовый цвет одеяния, белая рубашка, расцветка высокого неба создают богатый колорит, которым так славился автор картины.
Благодаря Веласкесу в галерее Эскориала скопилось немало живописных работ, созданных итальянскими художниками, в том числе венецианскими мастерами XV–XVI веков. В богатом торговом городе, куда стекались сокровища Востока и всех средиземноморских стран, живописцы не испытывали недостатка в заказах и чаще всего писали для церкви. Итальянская Мадонна всегда парила в небесах, окруженная сонмом ангелов и святых. Иногда в глубине картины виднелся далекий пейзаж: горы, отдельные растения или группы деревьев на горизонте.
Сияющая палитра итальянцев поражала яркостью и свежестью, поскольку венецианские мастера раньше других начали применять масляные краски. Джованни Беллини изображал объемные фигуры, умел передавать глубину пространства и динамику воздушной среды. Его ученик Джорджоне сумел превзойти наставника, несмотря на то что умер от чумы совсем молодым и оставил незаконченным шедевр «Спящая Венера». Работу друга завершил великий итальянец Тициан, создатель лучшего портрета Филиппа II. Произведения этого мастера сближают энергия цвета, жизнерадостный дух, свойственный эпохе Высокого Возрождения. Ко времени работы над изображением испанского монарха его талант достиг зрелости, а слава вышла далеко за пределы Италии.
Свободное воображение художника одинаково хорошо проявлялось и в портретах, и в картинах с религиозным содержанием. Тициан пользовался уважением современников, им восхищалась знать, нередко с трудом добивавшаяся согласия позировать. В зените славы он работал по вдохновению, а не ради денег. Он владел искусством передачи чувств и настроений человека в сочетаниях красок. Колорит помогал ему, например, подчеркнуть в лице ученого одухотворенность; благодаря палитре угрюмым и недоверчивым выглядел папа Павел III, мрачным и суровым – император Карл V, жестким и бескомпромиссным – его сын, создатель Эскориала.
Среди приезжих мастеров не оказалось таких, кто лучше Тициана раскрыл бы особенности местной культуры. Испанские лирики называли его «поэтом сладострастия, дух которого позволяет плоти услышать зов блаженства». В традициях Ренессанса художник наделял человеческой сущностью всех своих героев, не исключая богов. На огромном полотне «Ассунта» представлена сцена вознесения Мадонны. Гибкая фигура героини, ее закинутая голова, восторженно поднятые руки выражают чувства торжества и радости бытия.
В музее Прадо находится ранее хранившееся в Эскориале полотно, где Ева готовится сорвать со священного древа наполненный соком плод. Действие происходит в атмосфере кастильского полдня, не душного, как в реальности, а теплого, одухотворенного, пронизанного мягким солнечным светом. Тонкие ценители прекрасного могут ощутить исходящее от полотна «благоухание красоты». Торжество плоти тогда отличало почти все работы итальянских мастеров. Удивительно, что чувственные картины Тициана, Веронезе, Тинторетто и Рубенса приобретались ревностными католиками и украшали суровую монашескую обитель, какой во все времена считался Эскориал.
Герои картины «Вакханалия» по воле автора хотят слиться с пространством, стать частью неба, оставаясь на земле. Тициан поместил в композиции нагую женщину, представив ее совершенным творением природы, символом свободы и блаженства. Красавица лежит, опираясь на локоть, и не глядя протягивает назад чашу. Ее пальцы касаются музыкального инструмента, превращающего сок виноградной лозы в мелодию. Смысл картины заключается в понимании счастья, которое художник дарит не только своей героине, но тому, кто смотрит на картину. Глядя на синее небо, море, поля, тяжелые грозди винограда, зритель понимает, насколько богат и красив окружающий мир. Взгляд зрителя, наклонно двигаясь в направлении женщины, затем уходит в сторону обнаженного толстого человека с большой глиняной кружкой. Объединяющая всех персонажей линия дополнена парами колоритных фигур. Живые краски полотна усиливают друг друга, например голубое платье смотрится ярче рядом с пурпурной хламидой.
В отличие от ранних в последних работах Тициана нередко звучат трагические ноты. Сюжет законченной в 1560-х годах картины «Кающаяся Магдалина» заимствован из легенды об отшельнице, оплакивающей грехи юности. Эмоциональному характеру образа вторит далекий пейзаж с темным, насыщенным по цвету небом и деревом, в переливах красок которого ощущаются скорбь и тревога. Раскачивая ветви деревьев, ветер приподнимает листы книги, лежащей перед героиней. Человеческий череп включен в композицию как символ отшельничества и бренности земного существования. Последствия долгих молитв – покрасневшие от слез веки, небрежная прическа и опухшее лицо, нисколько не умаляют цветущей, полнокровной красоты, которой художник наделил Марию Магдалину.
Тициан умел находить и отражать прекрасное так же мастерски, как его предшественник Иероним Босх изображал безобразие. Одна из картин знаменитого средневекового символиста украшала личные покои Филиппа в Эскориале. Пристрастие к странному для той поры творчеству отчасти помогает понять характер Филиппа, которого современники называли «демон». Господствуя в одной стране, испанский король сумел настроить против себя все прогрессивное общество Европы; не случайно в посмертных портретах его образ приобрел черты трагического злодея.
Обладая причудливым воображением, мысля нешаблонно и вопреки традициям своего времени, Босх насыщал свои полотна фантастическими образами, чья скрытая символика до сих пор остается тайной. В то же время его творчество глубоко религиозно. Являясь членом братства Богородицы, он не вел дневников, не давал названий картинам, не ставил дат, поэтому специалисты определяют его авторство приблизительно, по внутренней стилистике работ и скупым историческим свидетельствам. Известно, что, рожденный ван Акеном, художник переделал имя на латинский лад, а фамилию взял по сокращенному названию родного города.
Босх происходил из интеллигентной семьи, обладал талантом живописца, но, избрав в супруги богатую даму, стал бюргером и жил на рыночной площади. Будучи моралистом и глубоко религиозным человеком, он выражал свои чувства через живопись. В его картинах заметно презрение к нищим, женщинам легкого поведения, бродягам, пилигримам, вагантам, священникам. Не испытывая благосклонности к низшим сословиям, художник так же зло высмеивал представителей высших кругов, исключая тех, к кому относился сам, – добропорядочных бюргеров. Его картины поражали воображение, вызывая одновременно и гнев, и восхищение. Похожие чувства, видимо, захватили короля Испании, который пожелал видеть в своих покоях «Воз сена» – триптих, повествующий о заблуждениях, грехах и непременном наказании за неправедную жизнь. Обыкновенный воз сена на фоне фантастического пейзажа торжественно движется по направлению к аду. Тянут телегу черти, а позади пышной свитой едут сильные мира сего: император, папа римский и злодей Родриго Борджиа. Рядом с телегой толпится народ, люди с жадностью выдергивают клочки сена, дерутся, убивают друг друга, гибнут под колесами.
Злосчастные души в образе обнаженных людей терпят адские муки. Их терзают бесы, черти, фантастические животные, похожие на антилоп с чешуйчатыми человеческими ногами; кругом огонь, разрушения. В правом нижнем углу зияет отверстие, ведущее в нижние круги ада, где царят горе и ужас. Сцена изобилует символами и намеками. Распростертый на земле человек извивается от боли, пока отвратительная жаба пожирает его гениталии. В Средние века считалось, что такая судьба ожидает всех распутников.
При выборе сюжета автор опирался на старую нидерландскую пословицу «Мир напоминает воз сена, каждый старается урвать с него, сколько может». Композиция с виселицей, шестом для обозрения тела казненного, злой собакой, изнуренным бедняком и грабителями внушает страх и тревогу, то есть чувства, созвучные ощущениям Филиппа в последние годы жизни. Образ странника на полной опасностей дороге жизни был широко распространен в средневековой живописи, и Босх не однажды использовал этот сюжет в своих картинах. Существует два варианта картины «Воз сена», и оба находятся в Испании: один в Эскориале, другой в Прадо.
В Испании того времени, несомненно, торжествовало искусство. Художники проявляли интерес к действительности, к телу и внутренней сущности человека. Однако у прогрессивной живописи существовала и другая, противоположная сторона, которую поэты сравнивали с подземной темницей, символически открывающей дверь в мир страстей, столь приятный сердцу Филиппа II и с годами отразившийся на его лице. Самые ранние упоминания о внешности испанского короля относятся к тому времени, когда посол Марино Кавалли встретил 24-летнего наследника испанского престола в Германии, а самые поздние датируются последними годами жизни монарха. Иностранные дипломаты не могли высказываться откровенно; подобного рода описания весьма осторожны и очень похожи, невзирая на большой промежуток времени. Великий король действительно был небольшого роста, имел хилое тело, бледное лицо с правильными чертами, голубые глаза, светлые волосы рыжеватого цвета и выступающую нижнюю губу, отличавшую всех членов Габсбургской династии. Авторы были единодушны в утверждениях о флегматичном характере Филиппа II, его душевной меланхолии, медлительности, трудолюбии, замкнутости, самообладании. Все они отмечали в монархе прекрасные манеры, умение держаться по-королевски, привитое испанским воспитанием холодное высокомерие, за которое его невзлюбили подвластные народы.
Сохранилось немало живописных и скульптурных изображений Филиппа, исполненных Антонисом Мором, Хуаном Пантохой де ла Крусом, Помпео Леони. Тициан запечатлел правителя Испании смело и откровенно. В дополнение к тщедушному облику на чувственном лице монарха застыло выражение порока. Силой таланта художник раскрыл низменную, не самую похвальную сущность модели. Известно, что в зрелом возрасте Филипп II – всевластный монарх огромной колониальной империи – позировал художнику Алонсо Санчесу Коэльо. Его работа завершилась в 1575 году, и портрет сначала находился в Эскориале, а затем был переправлен в Мадрид.
Работая над изображением столь высокопоставленной особы, художник не избежал сословных предрассудков. Впрочем, все испанские портретисты того времени были связаны нормами придворного этикета, который отличался доходившей до абсурда строгостью. Однако портреты Филиппа принадлежат к числу лучших работ Коэльо. Слишком заметная и, быть может, обязательная скованность, чопорность в них ассоциируются с мертвенным величием королевского двора, где закоснелый, по-монашески однообразный быт подчинялся вековому церемониалу.
Алонсо Санчес Коэльо. Портрет дочерей Филиппа II, инфант Изабеллы Клары Евгении и Катарины Микаэлы
Ледяное спокойствие в облике монарха можно сравнить с холодным величием Эскориала. Королю в то время было 42 года; тогда он находится в расцвете сил, не мечтал об отшельничестве и был настоящим правителем огромного государства.
Портретные работы Тициана, особенно поздние, выглядят гораздо правдивее. Испытывая благоговейные чувства к модели, художник не увлекался деталями. Он выделял обобщенный широкий силуэт на серовато-желтом фоне и очерчивал его плавной линией. Его король пугает бледным, одутловатым лицом; светло-голубые глаза смотрят холодно и бесстрастно. Реально показаны большие белые веки, красиво очерченный чувственный рот, шелковистые светлые волосы. Черный костюм и высокая черная шляпа подчеркивают изящный облик монарха, гордо демонстрирующего орден Золотого Руна. Очень выразительны вялые, женственные кисти рук, перебирающих четки. Ранний портрет Тициана и работу де ла Круса, созданную почти полвека спустя, разделяет большая часть жизни Филиппа. Последнее полотно, по сути, является живописным спектаклем, где главным героем выступает образ старческой немощи, тяжелой болезни и скорой смерти. Однако несмотря на глубокий смысл, эта работа художника оценивается невысоко.
В портретной галерее Эскориала, колоссе из гранита, мрамора и золота, Филипп чаще предстает мрачным привидением, то есть примерно таким, как его изобразил Хуан Пантоха де ла Крус. Здесь он белокурый деспот с толстой, выпяченной губой, холодными голубыми глазами без бровей и ресниц, выдающимися костлявыми скулами, с тонкой, едва заметной складкой на лбу, открытыми маленькими ушами, коротко остриженными гладкими волосами и симметрично расчесанной бородой. Одетый в камзол из темно-зеленого бархата, монарх перебирает четки посиневшими пальцами. Художник показал человека с тихим голосом и вялыми движениями, с легким бесшумным шагом и скупыми жестами, который вел размеренный образ жизни, проводил много времени в молитвах и все же внушал страх. Легко поверить, что именно он, великий монарх и тиран, построил Эскориал, ставший уникальным шедевром архитектуры и памятником оставшейся в прошлом империи.
Мадрид
По мнению историков, со времен вестготов в Испании не было столицы. Честь называться постоянной королевской резиденцией досталась главному городу Кастилии, куда сын Карла V, следуя завещанию отца, переселился из Толедо.
Покойный император подолгу жил в Мадриде и любил его за климат, благотворно влиявший на здоровье. Преимущества края, расположенного в центре плоскогорья Месета, на высоте более 2000 м над уровнем моря, также отмечали астрологи, воздававшие хвалу чистому и ясному небу. Свежий воздух кастильской равнины якобы предохранял от приступов подагры, горячки и лихорадки, которые мучили тех, кто избрал местом жительства низменные, а значит, более жаркие районы.
Являясь самой большой в Европе высокогорной равниной, Месета занимает почти весь полуостров. На колоссальном, хорошо защищенном Пиренеями пространстве еще в древности сложился исторический центр страны, до прихода арабов включавший в себя области Леон, Эстремадура, Кастилия, которые обычно имеют в виду, упоминая об Испании. Последняя всегда была сердцем страны, не случайно кастильский диалект является литературным испанским языком.
Специалисты связывают название «Мадрид» с арабским выражением «macher-it», означающим «источник полных вод». Романтичное мавританское название могло быть связано с подземными источниками, щедро питавшими и город, и окрестности. В христианские времена фраза получила кастильское звучание «Magerit», постепенно преобразившись в современное слово «Madrid».
Единственная столица
Благодаря Веласкесу в галерее Эскориала скопилось немало живописных работ, созданных итальянскими художниками, в том числе венецианскими мастерами XV–XVI веков. В богатом торговом городе, куда стекались сокровища Востока и всех средиземноморских стран, живописцы не испытывали недостатка в заказах и чаще всего писали для церкви. Итальянская Мадонна всегда парила в небесах, окруженная сонмом ангелов и святых. Иногда в глубине картины виднелся далекий пейзаж: горы, отдельные растения или группы деревьев на горизонте.
Сияющая палитра итальянцев поражала яркостью и свежестью, поскольку венецианские мастера раньше других начали применять масляные краски. Джованни Беллини изображал объемные фигуры, умел передавать глубину пространства и динамику воздушной среды. Его ученик Джорджоне сумел превзойти наставника, несмотря на то что умер от чумы совсем молодым и оставил незаконченным шедевр «Спящая Венера». Работу друга завершил великий итальянец Тициан, создатель лучшего портрета Филиппа II. Произведения этого мастера сближают энергия цвета, жизнерадостный дух, свойственный эпохе Высокого Возрождения. Ко времени работы над изображением испанского монарха его талант достиг зрелости, а слава вышла далеко за пределы Италии.
Свободное воображение художника одинаково хорошо проявлялось и в портретах, и в картинах с религиозным содержанием. Тициан пользовался уважением современников, им восхищалась знать, нередко с трудом добивавшаяся согласия позировать. В зените славы он работал по вдохновению, а не ради денег. Он владел искусством передачи чувств и настроений человека в сочетаниях красок. Колорит помогал ему, например, подчеркнуть в лице ученого одухотворенность; благодаря палитре угрюмым и недоверчивым выглядел папа Павел III, мрачным и суровым – император Карл V, жестким и бескомпромиссным – его сын, создатель Эскориала.
Среди приезжих мастеров не оказалось таких, кто лучше Тициана раскрыл бы особенности местной культуры. Испанские лирики называли его «поэтом сладострастия, дух которого позволяет плоти услышать зов блаженства». В традициях Ренессанса художник наделял человеческой сущностью всех своих героев, не исключая богов. На огромном полотне «Ассунта» представлена сцена вознесения Мадонны. Гибкая фигура героини, ее закинутая голова, восторженно поднятые руки выражают чувства торжества и радости бытия.
В музее Прадо находится ранее хранившееся в Эскориале полотно, где Ева готовится сорвать со священного древа наполненный соком плод. Действие происходит в атмосфере кастильского полдня, не душного, как в реальности, а теплого, одухотворенного, пронизанного мягким солнечным светом. Тонкие ценители прекрасного могут ощутить исходящее от полотна «благоухание красоты». Торжество плоти тогда отличало почти все работы итальянских мастеров. Удивительно, что чувственные картины Тициана, Веронезе, Тинторетто и Рубенса приобретались ревностными католиками и украшали суровую монашескую обитель, какой во все времена считался Эскориал.
Герои картины «Вакханалия» по воле автора хотят слиться с пространством, стать частью неба, оставаясь на земле. Тициан поместил в композиции нагую женщину, представив ее совершенным творением природы, символом свободы и блаженства. Красавица лежит, опираясь на локоть, и не глядя протягивает назад чашу. Ее пальцы касаются музыкального инструмента, превращающего сок виноградной лозы в мелодию. Смысл картины заключается в понимании счастья, которое художник дарит не только своей героине, но тому, кто смотрит на картину. Глядя на синее небо, море, поля, тяжелые грозди винограда, зритель понимает, насколько богат и красив окружающий мир. Взгляд зрителя, наклонно двигаясь в направлении женщины, затем уходит в сторону обнаженного толстого человека с большой глиняной кружкой. Объединяющая всех персонажей линия дополнена парами колоритных фигур. Живые краски полотна усиливают друг друга, например голубое платье смотрится ярче рядом с пурпурной хламидой.
В отличие от ранних в последних работах Тициана нередко звучат трагические ноты. Сюжет законченной в 1560-х годах картины «Кающаяся Магдалина» заимствован из легенды об отшельнице, оплакивающей грехи юности. Эмоциональному характеру образа вторит далекий пейзаж с темным, насыщенным по цвету небом и деревом, в переливах красок которого ощущаются скорбь и тревога. Раскачивая ветви деревьев, ветер приподнимает листы книги, лежащей перед героиней. Человеческий череп включен в композицию как символ отшельничества и бренности земного существования. Последствия долгих молитв – покрасневшие от слез веки, небрежная прическа и опухшее лицо, нисколько не умаляют цветущей, полнокровной красоты, которой художник наделил Марию Магдалину.
Тициан умел находить и отражать прекрасное так же мастерски, как его предшественник Иероним Босх изображал безобразие. Одна из картин знаменитого средневекового символиста украшала личные покои Филиппа в Эскориале. Пристрастие к странному для той поры творчеству отчасти помогает понять характер Филиппа, которого современники называли «демон». Господствуя в одной стране, испанский король сумел настроить против себя все прогрессивное общество Европы; не случайно в посмертных портретах его образ приобрел черты трагического злодея.
Обладая причудливым воображением, мысля нешаблонно и вопреки традициям своего времени, Босх насыщал свои полотна фантастическими образами, чья скрытая символика до сих пор остается тайной. В то же время его творчество глубоко религиозно. Являясь членом братства Богородицы, он не вел дневников, не давал названий картинам, не ставил дат, поэтому специалисты определяют его авторство приблизительно, по внутренней стилистике работ и скупым историческим свидетельствам. Известно, что, рожденный ван Акеном, художник переделал имя на латинский лад, а фамилию взял по сокращенному названию родного города.
Босх происходил из интеллигентной семьи, обладал талантом живописца, но, избрав в супруги богатую даму, стал бюргером и жил на рыночной площади. Будучи моралистом и глубоко религиозным человеком, он выражал свои чувства через живопись. В его картинах заметно презрение к нищим, женщинам легкого поведения, бродягам, пилигримам, вагантам, священникам. Не испытывая благосклонности к низшим сословиям, художник так же зло высмеивал представителей высших кругов, исключая тех, к кому относился сам, – добропорядочных бюргеров. Его картины поражали воображение, вызывая одновременно и гнев, и восхищение. Похожие чувства, видимо, захватили короля Испании, который пожелал видеть в своих покоях «Воз сена» – триптих, повествующий о заблуждениях, грехах и непременном наказании за неправедную жизнь. Обыкновенный воз сена на фоне фантастического пейзажа торжественно движется по направлению к аду. Тянут телегу черти, а позади пышной свитой едут сильные мира сего: император, папа римский и злодей Родриго Борджиа. Рядом с телегой толпится народ, люди с жадностью выдергивают клочки сена, дерутся, убивают друг друга, гибнут под колесами.
Злосчастные души в образе обнаженных людей терпят адские муки. Их терзают бесы, черти, фантастические животные, похожие на антилоп с чешуйчатыми человеческими ногами; кругом огонь, разрушения. В правом нижнем углу зияет отверстие, ведущее в нижние круги ада, где царят горе и ужас. Сцена изобилует символами и намеками. Распростертый на земле человек извивается от боли, пока отвратительная жаба пожирает его гениталии. В Средние века считалось, что такая судьба ожидает всех распутников.
При выборе сюжета автор опирался на старую нидерландскую пословицу «Мир напоминает воз сена, каждый старается урвать с него, сколько может». Композиция с виселицей, шестом для обозрения тела казненного, злой собакой, изнуренным бедняком и грабителями внушает страх и тревогу, то есть чувства, созвучные ощущениям Филиппа в последние годы жизни. Образ странника на полной опасностей дороге жизни был широко распространен в средневековой живописи, и Босх не однажды использовал этот сюжет в своих картинах. Существует два варианта картины «Воз сена», и оба находятся в Испании: один в Эскориале, другой в Прадо.
В Испании того времени, несомненно, торжествовало искусство. Художники проявляли интерес к действительности, к телу и внутренней сущности человека. Однако у прогрессивной живописи существовала и другая, противоположная сторона, которую поэты сравнивали с подземной темницей, символически открывающей дверь в мир страстей, столь приятный сердцу Филиппа II и с годами отразившийся на его лице. Самые ранние упоминания о внешности испанского короля относятся к тому времени, когда посол Марино Кавалли встретил 24-летнего наследника испанского престола в Германии, а самые поздние датируются последними годами жизни монарха. Иностранные дипломаты не могли высказываться откровенно; подобного рода описания весьма осторожны и очень похожи, невзирая на большой промежуток времени. Великий король действительно был небольшого роста, имел хилое тело, бледное лицо с правильными чертами, голубые глаза, светлые волосы рыжеватого цвета и выступающую нижнюю губу, отличавшую всех членов Габсбургской династии. Авторы были единодушны в утверждениях о флегматичном характере Филиппа II, его душевной меланхолии, медлительности, трудолюбии, замкнутости, самообладании. Все они отмечали в монархе прекрасные манеры, умение держаться по-королевски, привитое испанским воспитанием холодное высокомерие, за которое его невзлюбили подвластные народы.
Сохранилось немало живописных и скульптурных изображений Филиппа, исполненных Антонисом Мором, Хуаном Пантохой де ла Крусом, Помпео Леони. Тициан запечатлел правителя Испании смело и откровенно. В дополнение к тщедушному облику на чувственном лице монарха застыло выражение порока. Силой таланта художник раскрыл низменную, не самую похвальную сущность модели. Известно, что в зрелом возрасте Филипп II – всевластный монарх огромной колониальной империи – позировал художнику Алонсо Санчесу Коэльо. Его работа завершилась в 1575 году, и портрет сначала находился в Эскориале, а затем был переправлен в Мадрид.
Работая над изображением столь высокопоставленной особы, художник не избежал сословных предрассудков. Впрочем, все испанские портретисты того времени были связаны нормами придворного этикета, который отличался доходившей до абсурда строгостью. Однако портреты Филиппа принадлежат к числу лучших работ Коэльо. Слишком заметная и, быть может, обязательная скованность, чопорность в них ассоциируются с мертвенным величием королевского двора, где закоснелый, по-монашески однообразный быт подчинялся вековому церемониалу.
Алонсо Санчес Коэльо. Портрет дочерей Филиппа II, инфант Изабеллы Клары Евгении и Катарины Микаэлы
Ледяное спокойствие в облике монарха можно сравнить с холодным величием Эскориала. Королю в то время было 42 года; тогда он находится в расцвете сил, не мечтал об отшельничестве и был настоящим правителем огромного государства.
Портретные работы Тициана, особенно поздние, выглядят гораздо правдивее. Испытывая благоговейные чувства к модели, художник не увлекался деталями. Он выделял обобщенный широкий силуэт на серовато-желтом фоне и очерчивал его плавной линией. Его король пугает бледным, одутловатым лицом; светло-голубые глаза смотрят холодно и бесстрастно. Реально показаны большие белые веки, красиво очерченный чувственный рот, шелковистые светлые волосы. Черный костюм и высокая черная шляпа подчеркивают изящный облик монарха, гордо демонстрирующего орден Золотого Руна. Очень выразительны вялые, женственные кисти рук, перебирающих четки. Ранний портрет Тициана и работу де ла Круса, созданную почти полвека спустя, разделяет большая часть жизни Филиппа. Последнее полотно, по сути, является живописным спектаклем, где главным героем выступает образ старческой немощи, тяжелой болезни и скорой смерти. Однако несмотря на глубокий смысл, эта работа художника оценивается невысоко.
В портретной галерее Эскориала, колоссе из гранита, мрамора и золота, Филипп чаще предстает мрачным привидением, то есть примерно таким, как его изобразил Хуан Пантоха де ла Крус. Здесь он белокурый деспот с толстой, выпяченной губой, холодными голубыми глазами без бровей и ресниц, выдающимися костлявыми скулами, с тонкой, едва заметной складкой на лбу, открытыми маленькими ушами, коротко остриженными гладкими волосами и симметрично расчесанной бородой. Одетый в камзол из темно-зеленого бархата, монарх перебирает четки посиневшими пальцами. Художник показал человека с тихим голосом и вялыми движениями, с легким бесшумным шагом и скупыми жестами, который вел размеренный образ жизни, проводил много времени в молитвах и все же внушал страх. Легко поверить, что именно он, великий монарх и тиран, построил Эскориал, ставший уникальным шедевром архитектуры и памятником оставшейся в прошлом империи.
Мадрид
Мадрид – это родина для всех, город, с одинаковой нежностью принимающий в свой маленький мир каждого, кто попал в него хоть ненадолго.
Кальдерон де ла Барка
По мнению историков, со времен вестготов в Испании не было столицы. Честь называться постоянной королевской резиденцией досталась главному городу Кастилии, куда сын Карла V, следуя завещанию отца, переселился из Толедо.
Покойный император подолгу жил в Мадриде и любил его за климат, благотворно влиявший на здоровье. Преимущества края, расположенного в центре плоскогорья Месета, на высоте более 2000 м над уровнем моря, также отмечали астрологи, воздававшие хвалу чистому и ясному небу. Свежий воздух кастильской равнины якобы предохранял от приступов подагры, горячки и лихорадки, которые мучили тех, кто избрал местом жительства низменные, а значит, более жаркие районы.
Являясь самой большой в Европе высокогорной равниной, Месета занимает почти весь полуостров. На колоссальном, хорошо защищенном Пиренеями пространстве еще в древности сложился исторический центр страны, до прихода арабов включавший в себя области Леон, Эстремадура, Кастилия, которые обычно имеют в виду, упоминая об Испании. Последняя всегда была сердцем страны, не случайно кастильский диалект является литературным испанским языком.
Специалисты связывают название «Мадрид» с арабским выражением «macher-it», означающим «источник полных вод». Романтичное мавританское название могло быть связано с подземными источниками, щедро питавшими и город, и окрестности. В христианские времена фраза получила кастильское звучание «Magerit», постепенно преобразившись в современное слово «Madrid».
Единственная столица
Когда возникает вопрос об основании Мадрида, среди специалистов начинаются споры, причем расхождение в датах достигает не десятков и даже не сотен лет, а трех тысячелетий. Археологические раскопки на берегах Мансанарес доказывают, что появление здесь homo sapiens относится к эпохе нижнего палеолита. Несмотря на то что разумные существа обитали на месте испанской столицы около 100 тысяч лет назад, упоминания о ней как о полноценном городе появились значительно позже. Обнаруженные в окрестностях могильные плиты с латинскими именами позволяют предположить, что эти места посещали римляне. Но свидетельств длительного их пребывания здесь не обнаружено, поэтому большинство историков называют основателем Мадрида эмира Кордовы Мохаммеда I.
Вид на Мадрид с моста через Мансанарес
Решив устроить форпост для защиты путей к Толедо, мавританский правитель привел войска на берега реки Мансанарес, где вскоре возникла крепость, упоминавшаяся в арабских текстах под названием Маджирит. С начала VIII века вокруг цитадели кипела жизнь и, конечно, велось активное строительство. Несколько столетий дворцы, усадьбы богачей, ветхие лачуги бедняков сливались в кварталы, пока не образовали единый, хотя и небольшой город, окруженный мощными стенами. Наиболее укрепленной его частью в свое время являлся замок кастильского короля Энрике I Трастамары. Позже он был перестроен в алькасар, на месте которого затем появился дворец Паласио де Ориенте.
В 932 году арабское поселение подверглось набегу отрядов Рамиро, правителя Леона. В хрониках сказано, что «воины, изрядно повредив крепость, в течение одного воскресного дня нанесли большой ущерб и по милости Божьей вернулись в свое королевство с миром». С начала следующего века горожане – и мудрецы, и просто любознательные могли посещать семь школ астрономии. Арабские авторы сообщали об Абуль-Касиме Масламе, астрономе и математике, который в испанских источниках именовался просто мадридцем. Второй интересной личностью был ученый Абу Иусуф, заслуживший уважение как вдумчивый толкователь Корана.
В 1042 году стены Мадрида, называемого летописцами то по-арабски Махеритом, то по-латински Махоритумом, вновь были разрушены соотечественниками. Солдаты кастильского короля Фердинанда Великого жестоко расправились с маврами, заодно разграбив город. Несколькими десятилетиями позже после громкой победы Альфонса VI Мадрид попал под влияние христиан. С того времени мавританский алькасар стал местом временного пребывания королей Кастилии. Крепость не однажды меняла хозяев, подвергалась грабежам, разрушениям, но, имея важное стратегическое значение, упорно поднималась из руин. От арабского владычества в ней почти не осталось следов, поэтому научный интерес представляют даже такие свидетельства, как название города и часть стены характерной кладки, обнаруженной современным археологами.
В 1132 году Альфонсу VII удалось взять замок Вилларубия де лос Орос, окончательно изгнав последних мусульман из окрестностей Мадрида. Его преемник Альфонс VIII объявил город муниципальным образованием с правом не выплачивать некоторые виды пошлин, обязательные для других населенных пунктов Испании.
Башня Луханес
С той поры история Мадрида была свободной от загадок и туманных предположений. В качестве резиденции кастильских королей он часто упоминался в документах. Средневековые монархи любили здешние леса, полные дичи и потому удобные для царской охоты. Далекое от мирской суеты духовенство занималось организацией монашеских общин; вслед за устройством монастырей Сан-Мартин и Сан-Доминго над рекой раскинулся сохранившийся поныне Толедский мост. В начале XIV века в бывшей арабской цитадели начали заседать кортесы – самые ранние на территории Европы сословно-представительские собрания. Конец столетия ознаменовался еще одним важным политическим событием, а именно коронацией прогрессивного и деятельного правителя Энрике III. Плодами его строительного энтузиазма стали новые городские здания и сторожевые башни, укрепившие и одновременно украсившие стены крепости.
План застройки Мадрида принимали уже не кастильские, а Католические короли: Фердинанд и Изабелла, которых считают последними из монархов рода Трастамара. Тогда испанский королевский двор все еще не имел постоянной резиденции. Однако Карл V, как и прежде меняя жилища, чаще останавливал выбор на главном городе Кастилии. Благодаря пристрастию императора герб Мадрида в 1534 году дополнился королевской короной.
В те времена будущая столица не играла особой роли в жизни государства и не отличалась большими размерами. Крупных построек здесь было немного, поэтому каждая хоть однажды посещалась царственными особами. Королевским прошлым своего дома в числе прочих гордились владельцы башни Луханес. Сохранившаяся и поныне, она стоит недалеко от дворцовой площади и, привлекая внимание сложным готическим порталом, является образцом богатых испанских домов эпохи позднего Ренессанса.
По слухам, в 1525 году мрачные покои башни стали тюрьмой для Франциска I. Французский король оказался в Мадриде после поражения в битве при Павии. Впрочем, плен поверженного монарха не был столь тяжким, как думали многие испанцы. В действительности он даже не считался пленным и жил не в Луханес, а в алькасаре, занимая лучшие комнаты императора. В официальных документах говорится, что «пленник въехал в город на доброй лошади, разодетый, как на бал, с насмешливой улыбкой на устах. За ним шествовали 15 генералов, поэты, летописец, шут и множество слуг. В нескольких каретах следовали дамы исключительной красоты. Багаж короля составляли более 500 сундуков с одеждой, утварью, картами. Содержание пышной свиты обошлось победителям в тысячи дукатов. Карл приказал снять со стен своих покоев дорогие гобелены, чтобы украсить ими жилище пленника. Через полгода Франциск отбыл на родину с более тяжелой поклажей, прибавив к собственным сундукам еще 15, набитых драгоценностями и подарками».
Сегодня цитадель Маджирит является историческим центром Мадрида, столичная история которого началась в 1561 году. Несмотря на то что город был объявлен центром королевства, двор Филиппа II прибыл сюда лишь через два года, когда были закончены работы по отделке резиденции.
Толедский мост
Молодой монарх не хотел жить в мавританском алькасаре, где в свое время располагался Карл V с семьей и придворными. Император не слишком усердно заботился о внешнем облике замка. Еще меньше его занимали интерьеры, поэтому к приезду Филиппа дворец подвергся значительным изменениям: было отремонтировано и местами достроено здание, вложены немалые средства в украшение самых древних частей. В некоторых комнатах потолки покрыли позолотой и богатыми резными деталями. На стенах появились обои, в залах и галереях – картины и статуи. Почти все картины принадлежали кисти местных живописцев, представителей художественной школы, которая впоследствии успешно соперничала с итальянской. На расчищенном вокруг дворца участке был заложен рукотворный лес, со временем разросшийся и наполнившийся дичью. После реконструкции старая мавританская твердыня преобразилась в превосходную резиденцию, вполне достойную их величеств.
Испанские короли жили в мадридском алькасаре до 1734 года, когда здание сильно пострадало от пожара. Огонь бушевал почти неделю и от здания остались жалкие руины. Через несколько лет на его месте возник новый дворец, удивлявший роскошью даже французов. Однако и при Филиппе царская обитель отличась немалой величиной, изумляя богатством материала и качеством отделки. Дипломаты, приезжавшие в Мадрид той поры, называли обитель Филиппа «редкостью, какой не обладал ни один из государей во всем христианском мире».
Панегирики, безусловно, не отражали реального положения вещей и в большей мере это касалось города, который выглядел совсем не так, как представлялся в хвалебных одах. Приезжие не могли восхищаться местностью, обдуваемой пронизывающими ветрами, вызывающими кашель и другие печальные последствия. В разреженном воздухе Мадрида, согласно пословице, «с трудом гаснут свечи, и пресекается жизнь человека». Трудно наслаждаться видом пустыни, среди которой расположилась столица, обделенная водой и удобными путями сообщения. Вместо судоходной реки близ нее «плещется славный Мансанарес, летом превращающийся в сухой овраг». Показавшееся вначале выгодным положение города в центре полуострова уже не виделось таковым по прошествии лет. Более того, наследники Филиппа называли неудачный выбор столицы одной из причин упадка империи.
По словам американского историка В. Прескотта, «спустя 200 лет, испытанные неудобства едва не заставили испанских королей перенести резиденцию в Севилью, но было поздно. Мадрид слишком долго являлся единственным центром, куда стекались таланты и богатства со всех концов Испании. С ним соединялось слишком много патриотических чувств. Таким образом, наперекор всем невыгодам он останется, и вероятно навсегда, столицей испанской монархии».
Современный Мадрид условно разделяется на три района. За несколько веков сформировалось старинное ядро города, с узкими, хаотично переплетающимися проулками, мрачными тупиками и красивыми старинными зданиями. По мере удаления от центра можно заметить, как выпрямляются улицы, начиная пересекаться между собой перпендикулярно. По границам исторического района раскинулись кварталы, воплотившие в себе традиции градостроительства нового времени.
Вид на Мадрид с моста через Мансанарес
Решив устроить форпост для защиты путей к Толедо, мавританский правитель привел войска на берега реки Мансанарес, где вскоре возникла крепость, упоминавшаяся в арабских текстах под названием Маджирит. С начала VIII века вокруг цитадели кипела жизнь и, конечно, велось активное строительство. Несколько столетий дворцы, усадьбы богачей, ветхие лачуги бедняков сливались в кварталы, пока не образовали единый, хотя и небольшой город, окруженный мощными стенами. Наиболее укрепленной его частью в свое время являлся замок кастильского короля Энрике I Трастамары. Позже он был перестроен в алькасар, на месте которого затем появился дворец Паласио де Ориенте.
В 932 году арабское поселение подверглось набегу отрядов Рамиро, правителя Леона. В хрониках сказано, что «воины, изрядно повредив крепость, в течение одного воскресного дня нанесли большой ущерб и по милости Божьей вернулись в свое королевство с миром». С начала следующего века горожане – и мудрецы, и просто любознательные могли посещать семь школ астрономии. Арабские авторы сообщали об Абуль-Касиме Масламе, астрономе и математике, который в испанских источниках именовался просто мадридцем. Второй интересной личностью был ученый Абу Иусуф, заслуживший уважение как вдумчивый толкователь Корана.
В 1042 году стены Мадрида, называемого летописцами то по-арабски Махеритом, то по-латински Махоритумом, вновь были разрушены соотечественниками. Солдаты кастильского короля Фердинанда Великого жестоко расправились с маврами, заодно разграбив город. Несколькими десятилетиями позже после громкой победы Альфонса VI Мадрид попал под влияние христиан. С того времени мавританский алькасар стал местом временного пребывания королей Кастилии. Крепость не однажды меняла хозяев, подвергалась грабежам, разрушениям, но, имея важное стратегическое значение, упорно поднималась из руин. От арабского владычества в ней почти не осталось следов, поэтому научный интерес представляют даже такие свидетельства, как название города и часть стены характерной кладки, обнаруженной современным археологами.
В 1132 году Альфонсу VII удалось взять замок Вилларубия де лос Орос, окончательно изгнав последних мусульман из окрестностей Мадрида. Его преемник Альфонс VIII объявил город муниципальным образованием с правом не выплачивать некоторые виды пошлин, обязательные для других населенных пунктов Испании.
Башня Луханес
С той поры история Мадрида была свободной от загадок и туманных предположений. В качестве резиденции кастильских королей он часто упоминался в документах. Средневековые монархи любили здешние леса, полные дичи и потому удобные для царской охоты. Далекое от мирской суеты духовенство занималось организацией монашеских общин; вслед за устройством монастырей Сан-Мартин и Сан-Доминго над рекой раскинулся сохранившийся поныне Толедский мост. В начале XIV века в бывшей арабской цитадели начали заседать кортесы – самые ранние на территории Европы сословно-представительские собрания. Конец столетия ознаменовался еще одним важным политическим событием, а именно коронацией прогрессивного и деятельного правителя Энрике III. Плодами его строительного энтузиазма стали новые городские здания и сторожевые башни, укрепившие и одновременно украсившие стены крепости.
План застройки Мадрида принимали уже не кастильские, а Католические короли: Фердинанд и Изабелла, которых считают последними из монархов рода Трастамара. Тогда испанский королевский двор все еще не имел постоянной резиденции. Однако Карл V, как и прежде меняя жилища, чаще останавливал выбор на главном городе Кастилии. Благодаря пристрастию императора герб Мадрида в 1534 году дополнился королевской короной.
В те времена будущая столица не играла особой роли в жизни государства и не отличалась большими размерами. Крупных построек здесь было немного, поэтому каждая хоть однажды посещалась царственными особами. Королевским прошлым своего дома в числе прочих гордились владельцы башни Луханес. Сохранившаяся и поныне, она стоит недалеко от дворцовой площади и, привлекая внимание сложным готическим порталом, является образцом богатых испанских домов эпохи позднего Ренессанса.
По слухам, в 1525 году мрачные покои башни стали тюрьмой для Франциска I. Французский король оказался в Мадриде после поражения в битве при Павии. Впрочем, плен поверженного монарха не был столь тяжким, как думали многие испанцы. В действительности он даже не считался пленным и жил не в Луханес, а в алькасаре, занимая лучшие комнаты императора. В официальных документах говорится, что «пленник въехал в город на доброй лошади, разодетый, как на бал, с насмешливой улыбкой на устах. За ним шествовали 15 генералов, поэты, летописец, шут и множество слуг. В нескольких каретах следовали дамы исключительной красоты. Багаж короля составляли более 500 сундуков с одеждой, утварью, картами. Содержание пышной свиты обошлось победителям в тысячи дукатов. Карл приказал снять со стен своих покоев дорогие гобелены, чтобы украсить ими жилище пленника. Через полгода Франциск отбыл на родину с более тяжелой поклажей, прибавив к собственным сундукам еще 15, набитых драгоценностями и подарками».
Сегодня цитадель Маджирит является историческим центром Мадрида, столичная история которого началась в 1561 году. Несмотря на то что город был объявлен центром королевства, двор Филиппа II прибыл сюда лишь через два года, когда были закончены работы по отделке резиденции.
Толедский мост
Молодой монарх не хотел жить в мавританском алькасаре, где в свое время располагался Карл V с семьей и придворными. Император не слишком усердно заботился о внешнем облике замка. Еще меньше его занимали интерьеры, поэтому к приезду Филиппа дворец подвергся значительным изменениям: было отремонтировано и местами достроено здание, вложены немалые средства в украшение самых древних частей. В некоторых комнатах потолки покрыли позолотой и богатыми резными деталями. На стенах появились обои, в залах и галереях – картины и статуи. Почти все картины принадлежали кисти местных живописцев, представителей художественной школы, которая впоследствии успешно соперничала с итальянской. На расчищенном вокруг дворца участке был заложен рукотворный лес, со временем разросшийся и наполнившийся дичью. После реконструкции старая мавританская твердыня преобразилась в превосходную резиденцию, вполне достойную их величеств.
Испанские короли жили в мадридском алькасаре до 1734 года, когда здание сильно пострадало от пожара. Огонь бушевал почти неделю и от здания остались жалкие руины. Через несколько лет на его месте возник новый дворец, удивлявший роскошью даже французов. Однако и при Филиппе царская обитель отличась немалой величиной, изумляя богатством материала и качеством отделки. Дипломаты, приезжавшие в Мадрид той поры, называли обитель Филиппа «редкостью, какой не обладал ни один из государей во всем христианском мире».
Панегирики, безусловно, не отражали реального положения вещей и в большей мере это касалось города, который выглядел совсем не так, как представлялся в хвалебных одах. Приезжие не могли восхищаться местностью, обдуваемой пронизывающими ветрами, вызывающими кашель и другие печальные последствия. В разреженном воздухе Мадрида, согласно пословице, «с трудом гаснут свечи, и пресекается жизнь человека». Трудно наслаждаться видом пустыни, среди которой расположилась столица, обделенная водой и удобными путями сообщения. Вместо судоходной реки близ нее «плещется славный Мансанарес, летом превращающийся в сухой овраг». Показавшееся вначале выгодным положение города в центре полуострова уже не виделось таковым по прошествии лет. Более того, наследники Филиппа называли неудачный выбор столицы одной из причин упадка империи.
По словам американского историка В. Прескотта, «спустя 200 лет, испытанные неудобства едва не заставили испанских королей перенести резиденцию в Севилью, но было поздно. Мадрид слишком долго являлся единственным центром, куда стекались таланты и богатства со всех концов Испании. С ним соединялось слишком много патриотических чувств. Таким образом, наперекор всем невыгодам он останется, и вероятно навсегда, столицей испанской монархии».
Современный Мадрид условно разделяется на три района. За несколько веков сформировалось старинное ядро города, с узкими, хаотично переплетающимися проулками, мрачными тупиками и красивыми старинными зданиями. По мере удаления от центра можно заметить, как выпрямляются улицы, начиная пересекаться между собой перпендикулярно. По границам исторического района раскинулись кварталы, воплотившие в себе традиции градостроительства нового времени.