Получив рыцарское звание, Шереметев стал первым русским кавалером Мальтийского ордена и единственным в России обладателем Большого командорского креста. Женатый и преданный своему царю, он присоединился к орденской братии в нарушение устава, спешно, без положенных церемоний. Обряд состоялся накануне отъезда, а на следующий день фельдмаршал прибыл во дворец к прощальному обеду, где принял священный символ из рук де Переллоса: «Пред обедом магистр взял золотой, усыпанный алмазами крест в руку и сказал речь, превознося цену и действие знака, который все христовы кавалеры носят на одежде». Точно так поступил и русский посланник, позволив собравшимся называть себя братом. Ответным подарком гроссмейстеру, вероятнее всего, была старинная икона Богородицы. При вручении креста великий магистр отметил, что он должен принадлежать только одному человеку, поскольку вручается в качестве вознаграждения за личные заслуги. Никто из родственников не имеет права носить награду предка, хотя включить ее изображение в родовой герб может каждый. Право на священный знак ордена закреплялось документом с подписью папы, какой перед отплытием на родину получил новоиспеченный мальтийский кавалер Борис Петрович Шереметев.
Как и при встрече, при отплытии рыцари охраняли посольство в открытом море. Русские расположились на орденских галерах и, может быть, потому сумели уцелеть, когда ночью за ними погнались пираты. В екатерининские времена ненадолго прерванные связи двух держав восстановились, хотя и стали более меркантильными. Императрица открыто выражала желание приобрести один из островов архипелага, о чем заявлял постоянный представитель России на Мальте. Сделка могла бы состояться, поскольку неоднократно обсуждалась капитулом. Однако стороны не пришли к согласию; невзирая на выгодные условия, кавалеры решили не расставаться со своей собственностью и дипломатические отношения от этого нисколько не пострадали.
В те годы русские корабли часто появлялись в Большой гавани, страны совершали обмен пленниками, офицеры «Ея Величества» обучались морскому делу во флоте ордена. Мальтийские верфи принимали на ремонт поврежденные российские суда, что стало причиной посещения архипелага Алексеем Орловым. Граф совершал поездку инкогнито, интересовался судьбой земляков и долго осматривал разбитый во время шторма фрегат «Саратов». Незадолго до смерти императрицы на Мальту прибыл первый консул, а в Санкт-Петербурге обосновался орденский представитель – граф Джулио Литта, которому выпала главная роль в русско-мальтийской драме времен царствования Павла I.
Путешествие мальтийцев в Россию
Мальта Felice
Долгая, наполненная бурными событиями история страны своеобразно повлияла на характер мальтийцев, сообщив им консервативность, правда в хорошем смысле слова. Изменение жизни на островах происходило медленно и всегда соответствовало исторической обстановке.
Островитяне обладали хорошим качеством не отвергать то лучшее, что приносило им соприкосновение с другими цивилизациями. Рядом с ними невероятным образом уживались все завоеватели, не исключая османов, корабли которых даже сейчас легко представить в гавани Валлетты. Сложные взаимоотношения рыцарей с местными не помешали восьмиконечному кресту стать национальным символом Мальты, всегда сохранявшей репутацию свободного и счастливого (от итал. felice) края.
В настоящих мальтийцев превратились потомки британских солдат, прибывших на острова в начале XIX века отнюдь не с дружескими намерениями. Блестящая победа адмирала Нельсона не позволила англичанам сразу и открыто выразить притязания на захваченные территории. В 1802 году, согласно Амьенскому мирному договору, архипелаг был возвращен госпитальерам. Обрадованные рыцари начали собираться в дорогу, но отплытию помешала вновь разгоревшаяся война. Весной 1814 года поверженные французы подписали так называемый Парижский мир, по которому контроль над островами получила Англия: рыцари утратили родину во второй раз, и как оказалось, навсегда.
Дворцы и «кусочки кекса»
Как и при встрече, при отплытии рыцари охраняли посольство в открытом море. Русские расположились на орденских галерах и, может быть, потому сумели уцелеть, когда ночью за ними погнались пираты. В екатерининские времена ненадолго прерванные связи двух держав восстановились, хотя и стали более меркантильными. Императрица открыто выражала желание приобрести один из островов архипелага, о чем заявлял постоянный представитель России на Мальте. Сделка могла бы состояться, поскольку неоднократно обсуждалась капитулом. Однако стороны не пришли к согласию; невзирая на выгодные условия, кавалеры решили не расставаться со своей собственностью и дипломатические отношения от этого нисколько не пострадали.
В те годы русские корабли часто появлялись в Большой гавани, страны совершали обмен пленниками, офицеры «Ея Величества» обучались морскому делу во флоте ордена. Мальтийские верфи принимали на ремонт поврежденные российские суда, что стало причиной посещения архипелага Алексеем Орловым. Граф совершал поездку инкогнито, интересовался судьбой земляков и долго осматривал разбитый во время шторма фрегат «Саратов». Незадолго до смерти императрицы на Мальту прибыл первый консул, а в Санкт-Петербурге обосновался орденский представитель – граф Джулио Литта, которому выпала главная роль в русско-мальтийской драме времен царствования Павла I.
Путешествие мальтийцев в Россию
Слишком короткий срок – всего около столетия – потребовался членам ордена Святого Иоанна Иерусалимского, чтобы кардинально изменить образ жизни, а следовательно и мировоззрение. В тяжелые времена Средневековья они заботились о защите христианства, помогали больным и бездомным, отстаивая свои немалые права в кровавых схватках. После блистательной победы над турками воинственность начала медленно угасать. Некогда внушавшие почтение и страх воины Христа занялись бытовыми вопросами, облачились в шелка и кружево, переселились во дворцы, не уставая состязаться друг с другом в богатстве.
Оставаясь военным союзом, орден постепенно превращался в «учреждение для поддержания праздности младших отпрысков нескольких аристократических семейств». Рыцари больше не спали в одной большой комнате и не ели вчетвером из одной тарелки. К началу XVIII века братья обосновались в обержах, где жизнь была намного более комфортабельной. Рыцарские общежития на Мальте представляли собой двухэтажные здания со строгими фасадами и уютными внутренними дворами. Жилые покои, как правило, находились на втором этаже, куда вела широкая каменная лестница. Двери комнат выходили в длинный коридор, причем каждый рядовой член ордена занимал два помещения. По ночам из окон доносилась музыка, звучал женский смех, а дневную тишину нарушал храп отдыхавших после вечеринки братьев. Пиры в обержах и дворцах орденских правителей сопровождались азартными играми, по обыкновению завершаясь пьяными вакханалиями.
Путешественники, посещавшие Большой госпиталь, с удивлением отмечали отсутствие былого порядка. Удручающее впечатление производил закопченный потолок в главной палате, грязное постельное белье, ужасающая вонь, стоны больных, подолгу ожидающих врача, который совершал обход, зажимая нос платком. Серебряная посуда осталась в прошлом; большую часть служителей составляли изгнанные из ордена и преступники. В то же время гроссмейстеру Рогану прислуживали 40 человек, а в дворцовой конюшне было чище, чем в госпитальных палатах.
Монашеские обеты в ту пору стали формальностью. Английский священник, посетивший Мальту в 1770 году, наблюдал за отплытием орденского флота на корсо: «Каждый из команды галеры знаками объяснялся со своей возлюбленной, рыдавшей на стенах бастиона; для этих джентльменов обет целомудрия значил так же мало, как заветы Христа для священников».
Рыцари старались не общаться с местным населением, и те отвечали им таким же пренебрежением. Знатные мальтийки выходили из дома, прикрыв лицо вуалью, не появлялись на городских праздниках, делая исключение лишь для мессы в кафедральном соборе. Знакомство с кавалером для местного аристократа считалось позорным, и неудивительно, ведь на Мальте все еще процветала работорговля. Захваченные на корсо турки, египтяне, алжирцы, тунисцы и жители Триполи считались собственностью ордена. Пленников оставляли на острове, продавали на аукционах, дарили европейским монархам или обменивали на христиан. Закованные в кандалы невольники ночевали в бараках на окраине Витториозо, где их обнаружили солдаты Наполеона. Захватив архипелаг, французский император приказал освободить всех рабов, которых насчитали более 2 тысяч, что составляло пятую часть населения Мальты.
Если средневековые главы ордена отличались от простых рыцарей только наличием Большого креста, то гроссмейстеры Нового времени носили огромные береты с бриллиантовой диадемой. Эммануил Пинто первым водрузил на себя королевскую корону, набросив на плечи горностаевую мантию. Его последователи не удостаивали вниманием простых рыцарей и даже людей из собственной свиты приветствовали едва заметным кивком. Советы и аудиенции того времени завершались ритуалом целования руки великого магистра, которого теперь именовали «его преосвященным высочеством». В окружении королевской пышности главы ордена относили себя к особам голубой крови, не случайно европейские монархи начинали письма с обращения «дорогой друг и кузен», «наш самый первый единокровный, любимейший друг и брат».
Свита великого магистра Рогана состояла из сенешаля, 2 стременных, хранителя гардероба и личной казны, сокольничего, секретаря, повара и кондитера, а также специалистов по приготовлению еды для собак. Капитул выделял на «содержание Его Высочества, для кормления и поддержания достоинства» уже не одно, а несколько командорств. Кроме того, в целях увеличения дохода владыки из братства уходила значительная доля налогов и таможенных сборов.
К концу XVIII века в ордене ослабла дисциплина, исчез боевой дух и кавалеры уже не могли сопротивляться врагу так же яростно, как в былые времена. Когда в феврале 1798 года к берегам Мальты причалили корабли Наполеона, некоторые из них отказались стрелять в соотечественников и, более того, посчитали за честь принять их у себя. Впрочем, может быть именно им Валлетта обязана сохранностью: избежав осады, прекрасная столица Мальты на протяжении 400 лет радует мир своей уникальной красотой.
Высадка армии Наполеона
Увидев в Большой гавани французские корабли, глава ордена, немецкий барон Фердинанд Гомпеш, фактически сдал острова, правда под нажимом со стороны капитула. По свидетельству очевидцев, он потерял волю к сопротивлению, хотя решительный полководец и организатор мог бы доставить врагу немало неприятностей. «Имея сильные укрепления, Мальта не имеет моральной стойкости», – сказал Наполеон, входя в широко распахнутые ворота столицы. Впрочем, по его мнению, рыцари «не сделали ничего постыдного; ведь никто не обязан добиваться невозможного». Всего 16 рыцарей оказались верными клятве и взяли в руки оружие, несмотря на явную безнадежность обороны. Пока большинство братьев отсиживалось в обержах, они сражались на стенах Валлетты, отбивая атаки из пушек и даже пытаясь остановить наступление французов в открытом бою. Отряд под командованием шевалье Томмази удерживал позицию в течение нескольких часов. Парализованный бальи де Тинье, лежа на носилках, наблюдал за происходящим с крепостной стены, считая, что офицер во время войны должен находиться на поле боя.
В ходе слабого сопротивления мальтийцы потеряли нескольких человек в сражениях с врагом и разъяренной толпой горожан, которые, не желая воевать, растерзали 4 рыцарей. Французам удалось без крови захватить орденские корабли и большое количество боеприпасов. Уже на следующий день архипелаг был причислен к владениям Французской республики, а гроссмейстер получил командорство в Германии и ежегодную ренту в 300 тысяч франков. Наполеон разрешил рыцарям вернуться на родину, причем каждому их них была обещана пенсия в 700 франков.
Спешно покидая остров, Гомпеш успел прихватить из собора самые ценные христианские святыни: кусок дерева от креста, на котором был распят Иисус Христос, руку Иоанна Крестителя и чудотворную икону Богоматери Палермо. Прибыв в Триест, он разослал депеши, оповестив великих приоров о случившемся, и, конечно, умолчал о подробностях. Тем не менее реакция зарубежных рыцарей последовала немедленно и была бескомпромиссной: изменника лишили звания великого магистра, а столп немецкого языка потребовал подвергнуть его рыцарскому суду. Светские монархи, словно сговорившись, изгнали мальтийских дипломатов из своих столиц.
Император Павел I
Во многих странах имущество Мальтийского ордена было конфисковано, а с фасадов исчезла орденская символика.
Осенью того же года иоанниты лишились всех владений во Франции и других европейских государствах. Однако это событие не обернулось трагедией, поскольку на помощь ордену пришел император Павел. К тому времени уже давно существовало и активно действовало полуофициальное русское приорство, возглавляемое графом Джулио Литта и папским нунцием Лоренцо Литта. Братья жили в роскошных апартаментах предоставленного им Воронцовского дворца, слушали мессу в стоящей рядом капелле Иоанна Крестителя и были готовы принять у себя оставшихся воинов Христа. Рыцари не замедлили воспользоваться приглашением Павла, тем более что их права в России подтверждал разработанный лично императором манифест «Об установлении в пользу российского дворянства ордена Святого Иоанна Иерусалимского». Согласно этому документу, в ряды российских рыцарей церкви, наряду с католиками, принимались православные. Соискателю, или «новициату», по-прежнему полагалось быть потомственным дворянином, а также нести повинность в виде единовременной платы от 2400 до 1200 польских злотых в зависимости от возраста: наибольшая сумма предусматривалась для лиц, не достигших 15 лет. Использование иностранной валюты определялось тем, что российское приорство возникло вместо аннулированного польского. Высшие должности в новом отделении могли занимать только русские подданные. Правда, пыл честолюбивых особ, то есть тех, кто мечтал о титуле гроссмейстера, устав охлаждал требованием участвовать в 4 полугодовых походах в составе российской армии или орденского флота.
Накануне опубликования манифеста члены русского приорства по требованию графа Литта избрали императора главой ордена. Папа Пий VI ограничился лишь устным согласием, что впоследствии отразилось на юридическом положении Павла. На церемонии избрания рыцари выхватили из ножен мечи и потрясли ими в воздухе, символически угрожая врагам, а затем граф Литта провозгласил своего протеже великим магистром ордена Святого Иоанна Иерусалимского. После этой, как оказалось позже, неофициальной процедуры назначения Павел посчитал себя не только гроссмейстером, но и обладателем Мальты. Видимо, забыв о захвате ее французами, он назначил коменданта и даже предоставил трехтысячное войско в качестве гарнизона.
К счастью, русские не сумели реализовать мнимые права, поскольку Павел прожил недолго, а на островах обосновались англичане. Зато в России желания нового руководителя ордена воплощались быстро. Мальтийская символика – крест и флаг – появилась на штандартах гвардейских и кавалергардских полков. Вновь избранному гроссмейстеру полагалась новая гвардия, и Павел приказал «образовать оную» из личной охраны. Вскоре две сотни рослых, наряженных в красные мундиры солдат поселились в казармах Зимнего дворца, вступив на службу наравне с русскими гвардейцами. Один из «мальтийских» телохранителей неотступно ходил за императором, оберегая его от невидимых, но реальных врагов.
Кавалергардские штандарты с мальтийской символикой: а – эскадронный, б – полковой, в – корпусный
Со смертью Павла существование в России ордена иоаннитов лишилось смысла. Александр I поспешил освободиться от титула и обязанностей, хотя внешне неприязни к братьям не выказал. Однако это сделал его вельможа, граф Н. П. Румянцев, заявивший прямо, что «Мальта не нужна России, ибо может вовлечь нашу державу в европейскую войну».
Госпитальеры вновь оказались бездомными зимой 1810 года, когда все имущество ордена по распоряжению императора перешло в государственную казну. Немного позже члены русского приорства последовали декрету, согласно которому запрещалось получать и носить мальтийские кресты, а также иные относящиеся к ордену знаки отличия. Изгнанные из петербургской резиденции рыцари в очередной раз отправились странствовать по миру, с трудом находя пристанища при европейских дворах.
«Замок мальтийских рыцарей», как жители столицы называли Воронцовский дворец, утратив значение, был переименован в Пажеский корпус. В католической церкви до конца XIX века хранилось царское кресло великого магистра, покрытое балдахином из бархата с изящным золотым шитьем. Регалии гроссмейстера – золотая корона и «кинжал веры» – после смерти Павла исчезли из Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца, но спустя несколько лет появились в Оружейной палате Московского Кремля. Сегодня наглядным свидетельством мальтийского прошлого России служат портреты русских вельмож с Большими крестами, в кирасах и рыцарских плащах. Павел I также велел запечатлеть себя в одеянии иерарха ордена; лучшее изображение императора в этом наряде исполнил знаменитый художник В. Л. Боровиковский.
Принимая почетный титул, Павел мечтал о светлом будущем братства и, безусловно, не имел никаких меркантильных интересов. Может быть, несправедливо причислять его орденскую деятельность к авантюрам, но в настоящее время именно так ее рассматривают современные рыцари. В официальном «Ежегоднике» Мальтийского ордена, который сегодня имеет собственную резиденцию в Риме, сказано, что «провозглашение женатого некатолика главой католического религиозного ордена было полностью незаконным, неправомерным и никогда не признавалось Святым престолом…»
Оставаясь военным союзом, орден постепенно превращался в «учреждение для поддержания праздности младших отпрысков нескольких аристократических семейств». Рыцари больше не спали в одной большой комнате и не ели вчетвером из одной тарелки. К началу XVIII века братья обосновались в обержах, где жизнь была намного более комфортабельной. Рыцарские общежития на Мальте представляли собой двухэтажные здания со строгими фасадами и уютными внутренними дворами. Жилые покои, как правило, находились на втором этаже, куда вела широкая каменная лестница. Двери комнат выходили в длинный коридор, причем каждый рядовой член ордена занимал два помещения. По ночам из окон доносилась музыка, звучал женский смех, а дневную тишину нарушал храп отдыхавших после вечеринки братьев. Пиры в обержах и дворцах орденских правителей сопровождались азартными играми, по обыкновению завершаясь пьяными вакханалиями.
Путешественники, посещавшие Большой госпиталь, с удивлением отмечали отсутствие былого порядка. Удручающее впечатление производил закопченный потолок в главной палате, грязное постельное белье, ужасающая вонь, стоны больных, подолгу ожидающих врача, который совершал обход, зажимая нос платком. Серебряная посуда осталась в прошлом; большую часть служителей составляли изгнанные из ордена и преступники. В то же время гроссмейстеру Рогану прислуживали 40 человек, а в дворцовой конюшне было чище, чем в госпитальных палатах.
Монашеские обеты в ту пору стали формальностью. Английский священник, посетивший Мальту в 1770 году, наблюдал за отплытием орденского флота на корсо: «Каждый из команды галеры знаками объяснялся со своей возлюбленной, рыдавшей на стенах бастиона; для этих джентльменов обет целомудрия значил так же мало, как заветы Христа для священников».
Рыцари старались не общаться с местным населением, и те отвечали им таким же пренебрежением. Знатные мальтийки выходили из дома, прикрыв лицо вуалью, не появлялись на городских праздниках, делая исключение лишь для мессы в кафедральном соборе. Знакомство с кавалером для местного аристократа считалось позорным, и неудивительно, ведь на Мальте все еще процветала работорговля. Захваченные на корсо турки, египтяне, алжирцы, тунисцы и жители Триполи считались собственностью ордена. Пленников оставляли на острове, продавали на аукционах, дарили европейским монархам или обменивали на христиан. Закованные в кандалы невольники ночевали в бараках на окраине Витториозо, где их обнаружили солдаты Наполеона. Захватив архипелаг, французский император приказал освободить всех рабов, которых насчитали более 2 тысяч, что составляло пятую часть населения Мальты.
Если средневековые главы ордена отличались от простых рыцарей только наличием Большого креста, то гроссмейстеры Нового времени носили огромные береты с бриллиантовой диадемой. Эммануил Пинто первым водрузил на себя королевскую корону, набросив на плечи горностаевую мантию. Его последователи не удостаивали вниманием простых рыцарей и даже людей из собственной свиты приветствовали едва заметным кивком. Советы и аудиенции того времени завершались ритуалом целования руки великого магистра, которого теперь именовали «его преосвященным высочеством». В окружении королевской пышности главы ордена относили себя к особам голубой крови, не случайно европейские монархи начинали письма с обращения «дорогой друг и кузен», «наш самый первый единокровный, любимейший друг и брат».
Свита великого магистра Рогана состояла из сенешаля, 2 стременных, хранителя гардероба и личной казны, сокольничего, секретаря, повара и кондитера, а также специалистов по приготовлению еды для собак. Капитул выделял на «содержание Его Высочества, для кормления и поддержания достоинства» уже не одно, а несколько командорств. Кроме того, в целях увеличения дохода владыки из братства уходила значительная доля налогов и таможенных сборов.
К концу XVIII века в ордене ослабла дисциплина, исчез боевой дух и кавалеры уже не могли сопротивляться врагу так же яростно, как в былые времена. Когда в феврале 1798 года к берегам Мальты причалили корабли Наполеона, некоторые из них отказались стрелять в соотечественников и, более того, посчитали за честь принять их у себя. Впрочем, может быть именно им Валлетта обязана сохранностью: избежав осады, прекрасная столица Мальты на протяжении 400 лет радует мир своей уникальной красотой.
Увидев в Большой гавани французские корабли, глава ордена, немецкий барон Фердинанд Гомпеш, фактически сдал острова, правда под нажимом со стороны капитула. По свидетельству очевидцев, он потерял волю к сопротивлению, хотя решительный полководец и организатор мог бы доставить врагу немало неприятностей. «Имея сильные укрепления, Мальта не имеет моральной стойкости», – сказал Наполеон, входя в широко распахнутые ворота столицы. Впрочем, по его мнению, рыцари «не сделали ничего постыдного; ведь никто не обязан добиваться невозможного». Всего 16 рыцарей оказались верными клятве и взяли в руки оружие, несмотря на явную безнадежность обороны. Пока большинство братьев отсиживалось в обержах, они сражались на стенах Валлетты, отбивая атаки из пушек и даже пытаясь остановить наступление французов в открытом бою. Отряд под командованием шевалье Томмази удерживал позицию в течение нескольких часов. Парализованный бальи де Тинье, лежа на носилках, наблюдал за происходящим с крепостной стены, считая, что офицер во время войны должен находиться на поле боя.
В ходе слабого сопротивления мальтийцы потеряли нескольких человек в сражениях с врагом и разъяренной толпой горожан, которые, не желая воевать, растерзали 4 рыцарей. Французам удалось без крови захватить орденские корабли и большое количество боеприпасов. Уже на следующий день архипелаг был причислен к владениям Французской республики, а гроссмейстер получил командорство в Германии и ежегодную ренту в 300 тысяч франков. Наполеон разрешил рыцарям вернуться на родину, причем каждому их них была обещана пенсия в 700 франков.
Спешно покидая остров, Гомпеш успел прихватить из собора самые ценные христианские святыни: кусок дерева от креста, на котором был распят Иисус Христос, руку Иоанна Крестителя и чудотворную икону Богоматери Палермо. Прибыв в Триест, он разослал депеши, оповестив великих приоров о случившемся, и, конечно, умолчал о подробностях. Тем не менее реакция зарубежных рыцарей последовала немедленно и была бескомпромиссной: изменника лишили звания великого магистра, а столп немецкого языка потребовал подвергнуть его рыцарскому суду. Светские монархи, словно сговорившись, изгнали мальтийских дипломатов из своих столиц.
Во многих странах имущество Мальтийского ордена было конфисковано, а с фасадов исчезла орденская символика.
Осенью того же года иоанниты лишились всех владений во Франции и других европейских государствах. Однако это событие не обернулось трагедией, поскольку на помощь ордену пришел император Павел. К тому времени уже давно существовало и активно действовало полуофициальное русское приорство, возглавляемое графом Джулио Литта и папским нунцием Лоренцо Литта. Братья жили в роскошных апартаментах предоставленного им Воронцовского дворца, слушали мессу в стоящей рядом капелле Иоанна Крестителя и были готовы принять у себя оставшихся воинов Христа. Рыцари не замедлили воспользоваться приглашением Павла, тем более что их права в России подтверждал разработанный лично императором манифест «Об установлении в пользу российского дворянства ордена Святого Иоанна Иерусалимского». Согласно этому документу, в ряды российских рыцарей церкви, наряду с католиками, принимались православные. Соискателю, или «новициату», по-прежнему полагалось быть потомственным дворянином, а также нести повинность в виде единовременной платы от 2400 до 1200 польских злотых в зависимости от возраста: наибольшая сумма предусматривалась для лиц, не достигших 15 лет. Использование иностранной валюты определялось тем, что российское приорство возникло вместо аннулированного польского. Высшие должности в новом отделении могли занимать только русские подданные. Правда, пыл честолюбивых особ, то есть тех, кто мечтал о титуле гроссмейстера, устав охлаждал требованием участвовать в 4 полугодовых походах в составе российской армии или орденского флота.
Накануне опубликования манифеста члены русского приорства по требованию графа Литта избрали императора главой ордена. Папа Пий VI ограничился лишь устным согласием, что впоследствии отразилось на юридическом положении Павла. На церемонии избрания рыцари выхватили из ножен мечи и потрясли ими в воздухе, символически угрожая врагам, а затем граф Литта провозгласил своего протеже великим магистром ордена Святого Иоанна Иерусалимского. После этой, как оказалось позже, неофициальной процедуры назначения Павел посчитал себя не только гроссмейстером, но и обладателем Мальты. Видимо, забыв о захвате ее французами, он назначил коменданта и даже предоставил трехтысячное войско в качестве гарнизона.
К счастью, русские не сумели реализовать мнимые права, поскольку Павел прожил недолго, а на островах обосновались англичане. Зато в России желания нового руководителя ордена воплощались быстро. Мальтийская символика – крест и флаг – появилась на штандартах гвардейских и кавалергардских полков. Вновь избранному гроссмейстеру полагалась новая гвардия, и Павел приказал «образовать оную» из личной охраны. Вскоре две сотни рослых, наряженных в красные мундиры солдат поселились в казармах Зимнего дворца, вступив на службу наравне с русскими гвардейцами. Один из «мальтийских» телохранителей неотступно ходил за императором, оберегая его от невидимых, но реальных врагов.
Со смертью Павла существование в России ордена иоаннитов лишилось смысла. Александр I поспешил освободиться от титула и обязанностей, хотя внешне неприязни к братьям не выказал. Однако это сделал его вельможа, граф Н. П. Румянцев, заявивший прямо, что «Мальта не нужна России, ибо может вовлечь нашу державу в европейскую войну».
Госпитальеры вновь оказались бездомными зимой 1810 года, когда все имущество ордена по распоряжению императора перешло в государственную казну. Немного позже члены русского приорства последовали декрету, согласно которому запрещалось получать и носить мальтийские кресты, а также иные относящиеся к ордену знаки отличия. Изгнанные из петербургской резиденции рыцари в очередной раз отправились странствовать по миру, с трудом находя пристанища при европейских дворах.
«Замок мальтийских рыцарей», как жители столицы называли Воронцовский дворец, утратив значение, был переименован в Пажеский корпус. В католической церкви до конца XIX века хранилось царское кресло великого магистра, покрытое балдахином из бархата с изящным золотым шитьем. Регалии гроссмейстера – золотая корона и «кинжал веры» – после смерти Павла исчезли из Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца, но спустя несколько лет появились в Оружейной палате Московского Кремля. Сегодня наглядным свидетельством мальтийского прошлого России служат портреты русских вельмож с Большими крестами, в кирасах и рыцарских плащах. Павел I также велел запечатлеть себя в одеянии иерарха ордена; лучшее изображение императора в этом наряде исполнил знаменитый художник В. Л. Боровиковский.
Принимая почетный титул, Павел мечтал о светлом будущем братства и, безусловно, не имел никаких меркантильных интересов. Может быть, несправедливо причислять его орденскую деятельность к авантюрам, но в настоящее время именно так ее рассматривают современные рыцари. В официальном «Ежегоднике» Мальтийского ордена, который сегодня имеет собственную резиденцию в Риме, сказано, что «провозглашение женатого некатолика главой католического религиозного ордена было полностью незаконным, неправомерным и никогда не признавалось Святым престолом…»
Мальта Felice
Множество садов и роскошных зданий приносят славу государству. А как восхищаются ими иностранцы! А как будут восторгаться потомки…
Лафонтен
Долгая, наполненная бурными событиями история страны своеобразно повлияла на характер мальтийцев, сообщив им консервативность, правда в хорошем смысле слова. Изменение жизни на островах происходило медленно и всегда соответствовало исторической обстановке.
Островитяне обладали хорошим качеством не отвергать то лучшее, что приносило им соприкосновение с другими цивилизациями. Рядом с ними невероятным образом уживались все завоеватели, не исключая османов, корабли которых даже сейчас легко представить в гавани Валлетты. Сложные взаимоотношения рыцарей с местными не помешали восьмиконечному кресту стать национальным символом Мальты, всегда сохранявшей репутацию свободного и счастливого (от итал. felice) края.
В настоящих мальтийцев превратились потомки британских солдат, прибывших на острова в начале XIX века отнюдь не с дружескими намерениями. Блестящая победа адмирала Нельсона не позволила англичанам сразу и открыто выразить притязания на захваченные территории. В 1802 году, согласно Амьенскому мирному договору, архипелаг был возвращен госпитальерам. Обрадованные рыцари начали собираться в дорогу, но отплытию помешала вновь разгоревшаяся война. Весной 1814 года поверженные французы подписали так называемый Парижский мир, по которому контроль над островами получила Англия: рыцари утратили родину во второй раз, и как оказалось, навсегда.
Дворцы и «кусочки кекса»
Английская история Мальты продолжалась более полутора веков. За это время колония стала частью Британского содружества, успев обрести британский облик, сохранившийся после объявления независимости в 1964 году. Как воспоминание о старой Англии на современной Мальте остались почтовые ящики, правосторонняя система движения, колоритные автобусы и «лейланды», какие сегодня можно встретить только здесь и в Лондоне. Мальтийцы, подобно жителям туманного Альбиона, обладают тонким чувством юмора и также невозмутимы в любых жизненных ситуациях. Кроме того, отголоском колониальных времен можно считать образцовую социальную систему, превосходные школы и самый распространенный вид местного жилья.
Джентльмены привили островитянам респектабельность, сообщив разумное отношение к цивилизации, что выразилось, например, в отказе от популярных во всем мире железных дорог. Британские архитекторы спланировали и построили в Валлетте превосходный оперный театр, не подумав ломать «Маноэль», возведенный по указанию великого магистра Антуана Маноэля де Вильхены в 1731 году. Английские подмостки, где некогда пели Карузо и Шаляпин, уничтожили германские бомбардировщики, а рыцарский театр в числе многих построек столицы благополучно пережил войну и, несмотря на почтенный возраст, успешно действует поныне. Сегодня он считается старейшим в Европе и до сих пор носит имя гроссмейстера, которого мальтийцы любили за щедрость и веселый нрав.
В старину театр был для островитян самым изысканным видом развлечений. Подобно европейцам, кавалеры предпочитали итальянские и французские комические оперы, причем все роли исполняли сами, без участия актрис. Можно представить, как забавно выглядела синьора или служанка с черным подбородком, произносившая монолог хриплым, прокуренным голосом. После спектакля зрители отправлялись во дворец великого магистра, где веселую компанию ожидали накрытые столы и музыканты.
Особенно пышными такие приемы были в пору правления португальца Эммануила Пинто де Фонсека. Пребывая в ордене с юных лет, он успел сделать блестящую карьеру, пройдя путь от пажа до великого магистра, коим стал в 1741 году. Неоднозначное отношение к нему со стороны мальтийцев исходило из противоречивых качеств характера, но главное – от странного досуга, который глава ордена посвящал черной магии. По слухам, незаконным сыном гроссмейстера был Калиостро, во всяком случае именно так заявил легендарный авантюрист на суде. Тяжелый характер великого магистра привлекал, вместе с тем отталкивая, людей, хотя если верить литературе, с годами изменялся в лучшую сторону. Если молодого Пинто представляли «безнравственным, желчным, озлобленным человеком», то 90-летний глава изображался как «весьма милый собеседник, обладавший крепким здоровьем и трезвым умом».
Энергичный португалец глубоко вникал в финансовые вопросы, следил за уборкой урожая, решал текущие задачи, приветствовал разведение на острове хлопка и шелковичных червей. Несмотря на обилие добрых дел, Пинто не любили и боялись, ведь именно при нем в ордене одна за другой следовали смертные казни и высылки на галеры. Наряду с оккультными науками, руководитель братства увлекался строительством. Его заботами в столице появились прекрасные здания в стиле позднего барокко, составляющие образ современной Валлетты.
Новое строительство на архипелаге ведется не слишком активно, поэтому привычные для европейского понимания квартиры чаще встречаются в домах старой постройки. Их владельцы делают хороший бизнес на аренде. Сдавая жилье иностранцам, местные предпочитают жить в «кусочках кекса», или, по-мальтийски, – майсонеттах, как на архипелаге называют узкие фрагменты длинных трехэтажных зданий. Ряды таких построек, непременно увенчанных телеантеннами и баками для воды, тянутся вдоль улицы, составляя кварталы, подходящие для проживания среднестатистического мальтийца. Собственно квартира состоит из подземного гаража, жилых комнат на первых двух этажах и подсобных помещений на третьем. Залом под открытым небом можно считать плоскую крышу, которую местные жители, как население всякой южной страны, приспосабливают для отдыха и сушки белья. Позади квартиры располагается миниатюрный двор, где мальтийские хозяйки выращивают цветы и зелень.
Особняком на островах считается майсонетт, огороженный забором и отделенный от соседних строений небольшим участком земли. Богатые граждане Мальты строят виллы по индивидуальным проектам.
Мальтийский майсонетт
В дополнение к жилым постройкам здесь принято устраивать парки, фонтаны и бассейны даже в том случае, если дом располагается на побережье. Имея просторный сад, хозяин обязательно украсит его скульптурой, хотя небольшие статуи устанавливаются и при отсутствии свободной земли, например, на ступенях лестницы.
Скромные по цвету и оформлению интерьеров, мальтийские дома выглядят эффектно снаружи. Своеобразие местным постройкам придают живописные детали на фасадах: затейливые дверные ручки, решетчатые ограды, рельефные панно, таблички с названием дома. Ручки дверей одновременно служат дверными молотками и всегда имеют определенную форму. Наиболее популярной является, конечно, мальтийский крест. Более романтичные хозяева выбирают формы, созвучные морю, чаще прикрепляя к двери медных дельфинов или морских звезд.
По итальянской традиции здешние жилища получают имена, что касается и вилл, и заурядных жилых построек, причем это правило распространяется на всех, включая приезжих. Местные посвящают свои дома святым – покровителям семьи, имена которых носят и некоторые члены клана: «Святая Мария», «Святая Агата», «Святой Павел». Немного реже встречаются названия цветочной тематики («Виола») или совсем непритязательные, например «Дом Джона», «Марина». Эмигранты обычно выбирают для вилл имена, напоминающие о родине («Ниагара», «Аркадия», «Матушка») или выражающие чувства человека, который хорошо устроился на новом месте («Моя мечта»). Здешние почтальоны никогда не видели на конвертах ни названий улиц, ни номеров домов, ведь в письме на Мальту достаточно указать страну, город и название дома: «Мальта, Слима, вилла Марина».
Системы центрального отопления на Мальте нет, но не потому, что в этой части света очень жарко. Зимой здесь не бывает морозов, хотя дожди и ветра доставляют хлопот не меньше, чем настоящий холод. В зимние месяцы большие окна и тонкие стены домов не слишком бережно сохраняют тепло и вопрос обогрева жилищ все же возникает. Сами мальтийцы видят в холодных сезонах преддверие тепла и спокойно переживают 1–2 месяца в нетопленых помещениях.
Сквер на набережной Валлетты
Примерно то же относится и к местному водоснабжению: холодная, не пригодная для питья, опресненная морская вода отстаивается в резервуаре на крыше, а при необходимости подогревается в баке, установленном в ванной. Близость моря, отсутствие пыли и всеобщая чистота позволяют обходиться душем, хотя приезжим позволяют плескаться в ванне, наполовину заполненной чуть теплой водой.
Наиболее интересные по архитектуре постройки находятся в Валлетте и крупных городах Гоцо. Воплощая в себе высокохудожественное смешение стилей, высокие старинные здания стоят вплотную друг к другу. Фасады, крайне сближенные на средневековый манер, образуют узкие улицы, явственно выражающие европейский дух. Арабское влияние едва заметно в плоских крышах, приспособленных для хозяйственных нужд.
В архитектуре Мальты господствует единая цветовая гамма, представленная оттенками белого и светло-коричневого цветов. Бесхитростную палитру определяет главный строительный материал. Большая часть зданий выстроена из туфа местной разновидности – мягкого камня с эффектной фактурой. Сложенные из него стены не требуют тщательной отделки, здания в целом отличаются четкими линиями и ровными поверхностями фасадов, которые живописно выделяются на фоне синего неба. Местный туф легко распиливается обычным бытовым инструментом, принимает сложные формы, а его прочность позволяет обходиться без фундаментов, благо почти вся Мальта покоится на сплошном скальном основании.
Джентльмены привили островитянам респектабельность, сообщив разумное отношение к цивилизации, что выразилось, например, в отказе от популярных во всем мире железных дорог. Британские архитекторы спланировали и построили в Валлетте превосходный оперный театр, не подумав ломать «Маноэль», возведенный по указанию великого магистра Антуана Маноэля де Вильхены в 1731 году. Английские подмостки, где некогда пели Карузо и Шаляпин, уничтожили германские бомбардировщики, а рыцарский театр в числе многих построек столицы благополучно пережил войну и, несмотря на почтенный возраст, успешно действует поныне. Сегодня он считается старейшим в Европе и до сих пор носит имя гроссмейстера, которого мальтийцы любили за щедрость и веселый нрав.
В старину театр был для островитян самым изысканным видом развлечений. Подобно европейцам, кавалеры предпочитали итальянские и французские комические оперы, причем все роли исполняли сами, без участия актрис. Можно представить, как забавно выглядела синьора или служанка с черным подбородком, произносившая монолог хриплым, прокуренным голосом. После спектакля зрители отправлялись во дворец великого магистра, где веселую компанию ожидали накрытые столы и музыканты.
Особенно пышными такие приемы были в пору правления португальца Эммануила Пинто де Фонсека. Пребывая в ордене с юных лет, он успел сделать блестящую карьеру, пройдя путь от пажа до великого магистра, коим стал в 1741 году. Неоднозначное отношение к нему со стороны мальтийцев исходило из противоречивых качеств характера, но главное – от странного досуга, который глава ордена посвящал черной магии. По слухам, незаконным сыном гроссмейстера был Калиостро, во всяком случае именно так заявил легендарный авантюрист на суде. Тяжелый характер великого магистра привлекал, вместе с тем отталкивая, людей, хотя если верить литературе, с годами изменялся в лучшую сторону. Если молодого Пинто представляли «безнравственным, желчным, озлобленным человеком», то 90-летний глава изображался как «весьма милый собеседник, обладавший крепким здоровьем и трезвым умом».
Энергичный португалец глубоко вникал в финансовые вопросы, следил за уборкой урожая, решал текущие задачи, приветствовал разведение на острове хлопка и шелковичных червей. Несмотря на обилие добрых дел, Пинто не любили и боялись, ведь именно при нем в ордене одна за другой следовали смертные казни и высылки на галеры. Наряду с оккультными науками, руководитель братства увлекался строительством. Его заботами в столице появились прекрасные здания в стиле позднего барокко, составляющие образ современной Валлетты.
Новое строительство на архипелаге ведется не слишком активно, поэтому привычные для европейского понимания квартиры чаще встречаются в домах старой постройки. Их владельцы делают хороший бизнес на аренде. Сдавая жилье иностранцам, местные предпочитают жить в «кусочках кекса», или, по-мальтийски, – майсонеттах, как на архипелаге называют узкие фрагменты длинных трехэтажных зданий. Ряды таких построек, непременно увенчанных телеантеннами и баками для воды, тянутся вдоль улицы, составляя кварталы, подходящие для проживания среднестатистического мальтийца. Собственно квартира состоит из подземного гаража, жилых комнат на первых двух этажах и подсобных помещений на третьем. Залом под открытым небом можно считать плоскую крышу, которую местные жители, как население всякой южной страны, приспосабливают для отдыха и сушки белья. Позади квартиры располагается миниатюрный двор, где мальтийские хозяйки выращивают цветы и зелень.
Особняком на островах считается майсонетт, огороженный забором и отделенный от соседних строений небольшим участком земли. Богатые граждане Мальты строят виллы по индивидуальным проектам.
В дополнение к жилым постройкам здесь принято устраивать парки, фонтаны и бассейны даже в том случае, если дом располагается на побережье. Имея просторный сад, хозяин обязательно украсит его скульптурой, хотя небольшие статуи устанавливаются и при отсутствии свободной земли, например, на ступенях лестницы.
Скромные по цвету и оформлению интерьеров, мальтийские дома выглядят эффектно снаружи. Своеобразие местным постройкам придают живописные детали на фасадах: затейливые дверные ручки, решетчатые ограды, рельефные панно, таблички с названием дома. Ручки дверей одновременно служат дверными молотками и всегда имеют определенную форму. Наиболее популярной является, конечно, мальтийский крест. Более романтичные хозяева выбирают формы, созвучные морю, чаще прикрепляя к двери медных дельфинов или морских звезд.
По итальянской традиции здешние жилища получают имена, что касается и вилл, и заурядных жилых построек, причем это правило распространяется на всех, включая приезжих. Местные посвящают свои дома святым – покровителям семьи, имена которых носят и некоторые члены клана: «Святая Мария», «Святая Агата», «Святой Павел». Немного реже встречаются названия цветочной тематики («Виола») или совсем непритязательные, например «Дом Джона», «Марина». Эмигранты обычно выбирают для вилл имена, напоминающие о родине («Ниагара», «Аркадия», «Матушка») или выражающие чувства человека, который хорошо устроился на новом месте («Моя мечта»). Здешние почтальоны никогда не видели на конвертах ни названий улиц, ни номеров домов, ведь в письме на Мальту достаточно указать страну, город и название дома: «Мальта, Слима, вилла Марина».
Системы центрального отопления на Мальте нет, но не потому, что в этой части света очень жарко. Зимой здесь не бывает морозов, хотя дожди и ветра доставляют хлопот не меньше, чем настоящий холод. В зимние месяцы большие окна и тонкие стены домов не слишком бережно сохраняют тепло и вопрос обогрева жилищ все же возникает. Сами мальтийцы видят в холодных сезонах преддверие тепла и спокойно переживают 1–2 месяца в нетопленых помещениях.
Примерно то же относится и к местному водоснабжению: холодная, не пригодная для питья, опресненная морская вода отстаивается в резервуаре на крыше, а при необходимости подогревается в баке, установленном в ванной. Близость моря, отсутствие пыли и всеобщая чистота позволяют обходиться душем, хотя приезжим позволяют плескаться в ванне, наполовину заполненной чуть теплой водой.
Наиболее интересные по архитектуре постройки находятся в Валлетте и крупных городах Гоцо. Воплощая в себе высокохудожественное смешение стилей, высокие старинные здания стоят вплотную друг к другу. Фасады, крайне сближенные на средневековый манер, образуют узкие улицы, явственно выражающие европейский дух. Арабское влияние едва заметно в плоских крышах, приспособленных для хозяйственных нужд.
В архитектуре Мальты господствует единая цветовая гамма, представленная оттенками белого и светло-коричневого цветов. Бесхитростную палитру определяет главный строительный материал. Большая часть зданий выстроена из туфа местной разновидности – мягкого камня с эффектной фактурой. Сложенные из него стены не требуют тщательной отделки, здания в целом отличаются четкими линиями и ровными поверхностями фасадов, которые живописно выделяются на фоне синего неба. Местный туф легко распиливается обычным бытовым инструментом, принимает сложные формы, а его прочность позволяет обходиться без фундаментов, благо почти вся Мальта покоится на сплошном скальном основании.