— Полегче, мальчик.
   Она готова была накинуться на этого симпатичного оловянного солдатика за его неожиданное появление, однако Луиза подчинилась ему. Когда они оказались лицом к лицу, она поняла, что он не играет с ней. Он не хотел испугать ее. Она сдерживала себя, чтобы не расплакаться, видя его напряженный и беспокойный взгляд.
   — Я признаю, что вы хорошая наездница, — сказал он, — но не сломаете ли вы себе шею от такой быстрой езды?
   Собрав всю свою волю, чтобы не расплакаться, она ответила:
   — Если и сломаю, то вас это не должно беспокоить.
   — Но если это случится, то кто же еще, кроме вас, сможет посостязаться со мной?
   Ее глаза еще больше заполнились слезами, она отвернулась от него и сказала:
   — Вы найдете для этой цели кого-нибудь другого.
   — Почему? Судя по тому, как вы только что неслись, сомневаюсь, что вы можете сдаться.
   — Меня здесь уже не будет. Я уезжаю, — сказала она, подгоняя Дифайнта вперед.
   Стронг поехал рядом с ней и спустя минуту спросил:
   — Ваша семья уезжает?
   — Я уезжаю.
   — Уж не замуж ли вы собрались? — спросил он с некоторым беспокойством.
   — Что с вами, конечно же, нет!
   Выражение его лица изменилось, как будто он почувствовал облегчение.
   — Тогда почему вы уезжаете… и куда?
   — Потому что мне не следует здесь больше оставаться, и я еще не знаю куда. Может быть, в Альбукерке. Посмотрю.
   — Вы прямо сейчас уезжаете? — спросил он, осознав, что она говорит правду. Видя, что она совсем налегке, без еды и одежды, он сказал:
   — Вы сбегаете из дому, это так?
   Она не отрицала этого.
   — Ваш отец бьет вас? Или что-то другое явилось причиной бегства?
   — Я не помню отца. Он давно умер.
   — А мама?
   При мысли, что она теряет того, кто любит ее, у нее внутри все перевернулось.
   — Мама только много кричит.
   — Тогда почему же?
   — Не вмешивайтесь в это дело! — выпалила она, проглатывая слезы, которые душили ее. Он перестал задавать ей вопросы и продолжал ехать с ней рядом. Они ехали молча…
   Луиза ничего не могла сделать, она лишь думала о том, что заставило ее уехать из Санта-Фе. Ей следовало бы уже привыкнуть к тому, что люди называли ее полукровкой. Ей следовало бы привыкнуть к этим отвратительным оскорблениям, которые она выслушивала.
   Но она не могла.
   Было ужасно, когда девчонки в школах, где она училась, смеялись над ней и делали ее жизнь невозможной, а теперь и в ее собственном городе, где она выросла, люди не дают ей спокойно жить. Она думала, что в Санта-Фе так много людей со смешанной кровью— англосаксов, испанцев, индейцев. Она думала, что в Санта-Фе, где смешались культуры многих наций и рас, ей будет спокойно. Но все оказалось не так. Она и здесь пришлась не ко двору. Люди из той безумной толпы готовы были сразу же признать в ней убийцу и вздернуть ее, и все из-за того, что ее отец был команчи.
   Она не понимала, как происхождение может давать людям право думать, что они лучше. Она посмотрела на Стронга: а как он станет относиться к ней, узнав кто она?
   Эта мысль мучила ее, и она все продолжала ехать милю за милей, все дальше удаляясь по незнакомой местности.
   — Вы можете ехать в свой форт, — сказала она.
   — Я не спешу.
   — А я думала, вы всегда спешите. Вам всегда нужно что-то делать, на службе ли вы или нет.
   — Сейчас я именно выполняю свой воинский долг. — Она посмотрела на него недоверчиво, и он сказал: — Моя работа в том и состоит, чтобы защищать жителей этой территории. Именно это я сейчас и делаю.
   — Вы защищаете меня? От кого? — Она должна была ему все сказать. Может быть, тогда он оставит ее в покое. — Если вы беспокоитесь насчет индейцев, то не стоит. Я одна из них. Мой отец был команчи.
   Она удивилась, что выражение его лица не изменилось, на нем не было и намека на удивление или отвращение. Она видела все тот же настойчивый взгляд и то же участие на его лице.
   — Вы что, не слышали? Я дикарка, — кричала Луиза. — Если вы мне не понравитесь, я, возможно, решу, что эти ваши прекрасные золотистые волосы вам ни к чему и они станут моим сувениром.
   Его брови поднялись от удивления:
   — Ну, в таком случае мне надо быть поосторожнее с вами и не слишком вас сердить, пока я не смогу вас убедить вернуться домой.
   — Я не собираюсь возвращаться домой.
   — Ну, это мы посмотрим.
   Какая-то ее часть хотела кричать на него, прогнать его прочь. Но другая подсказывала ей, что он хочет быть с ней, несмотря на все ее дурацкие слова и угрозы. И она вовсе не стремилась оставаться одна. К тому же она вынуждена была признать, что сейчас Сэм Стронг нравится ей даже больше, чем раньше.
   Ей не мешала его компания, особенно теперь, когда они повернули от основной дороги к Альбукерке. Она даже боялась, что Может сбиться с пути. Ориентируясь по солнцу, Луиза ехала в юго-западном направлении.
   Проходил час за часом, но казалось, что сейчас Стронг был даже менее склонен оставить ее, чем в начале пути. В середине дня они остановились у одного родника, где напоили лошадей и наполнили фляги водой. Все это время, пока она не разговаривала с ним, она думала о тех ужасных смертях, и ей становилось страшно при мысли, что она может встретиться с настоящим оборотнем. Стронг в это время рассказывал ей о своем доме, о ферме в Огайо и о том, как его отец и дядя были кавалеристами во время Гражданской войны.
   Когда они отдохнули, Луиза ждала, что Стронг предъявит ей ультиматум: он возвращается назад, с ней или без нее. Но он молча забрался на свою рыжую лошадь и ждал, пока она будет готова ехать дальше.
   — Почему вы делаете это? — спросила она, когда села на Дифайнта. — Едете со мной, хотя вам и не следовало бы этого делать?
   — Потому что я не хочу, чтобы что-то плохое случилось с вами, Луиза, — сказал Стронг так искренне, что от его слов у нее замерло сердце. — И если вы передумаете и решитесь возвратиться в Санта-Фе, я хочу, чтобы вы вернулись целой и невредимой.
   Если только она передумает. Если бы она знала, как вообще отсюда выбраться. Луиза посматривала вокруг и понимала, что они заехали в такое место, откуда трудно будет найти обратную дорогу.
* * *
   Когда уже смеркалось, Фрэнсис вместе с девушками сидела в гостиной и обсуждала свадебное платье для Эвандеры. Девушки намеревались оплатить ткань, а Руби могла бы скроить и сшить платье. Но вдруг влетела Бэлл и, задыхаясь, завопила:
   — Она ушла! — Бэлл схватилась за спинку дивана, чтобы не упасть. — Будь я проклята, если Луиза не убежала из дому!
   — Что? — спросила Фрэнсис, думая, не преувеличивает ли Бэлл. В последнее время, когда та говорила о дочери, то теряла контроль над собой. — У вас с Луизой опять была стычка?
   — Нет. Я даже не смогла с ней больше поговорить.
   — Тогда откуда ты узнала, что она убежала?
   — Я ищу ее весь день, и когда заглянула в конюшню, то Дифайнта там уже не было. И к тому же один сосед сказал мне, что видел, как Луиза поскакала в южном направлении.
   — Может быть, она просто рассердилась из-за того, что вы отняли у нее лошадей, и хочет позлить вас, — предположила Руби.
   Покачав отрицательно головой, Бэлл опустилась на диван:
   — И это еще не все. Братья Виларде, оба убиты, зверски убиты, так же как и другие недавние жертвы. Минна Такер заставила поверить местных жителей, что Луиза дикарка и что это… она сделала… и все из-за того, что ее отец не был белым.
   — Что за нелепость! — произнесла Фрэнсис, чувствуя, как мурашки побежали по спине.
   Опять бедной девушке пришлось испытать на себе всю тяжесть глупых предрассудков. Кроме того, эти две смерти указывали на то, что это снова дело рук оборотня. После того что ей сегодня приснилось и что она обнаружила у себя на руке, она стала всерьез задумываться о существовании оборотня.
   — Они напугали ее, поэтому она и убежала, — причитала Бэлл. — Я не могу ее потерять. Я не могу потерять еще одного ребенка!
   Еще одного? Фрэнсис повернулась к Руби:
   — Не могла бы ты принести Бэлл чего-нибудь успокоительного?
   — Конечно, миссис Ганнон.
   Как только блондинка вышла из комнаты, Фрэнсис спросила:
   — А сейчас объясни, о каком ребенке ты говоришь.
   По всему было видно, как трудно Бэлл вспоминать об этом, но все же она ответила на вопрос Фрэнсис:
   — Когда я убежала с Ральфом Джэнксом, я была почти ребенком. У мамы была дюжина детей, и она не могла нам ничего дать. Ральф сказал, что любит меня и будет заботиться обо мне. — Ее тон изменился, затем она продолжала: — Да, он очень хорошо позаботился обо мне.
   — Он бил тебя, — как бы в подтверждение слов подруги сказала Фрэнсис, что удивило Бэлл. — Луиза рассказывала мне об этом.
   — А вот о Томми она не могла тебе рассказывать. Он был самым прелестным ребенком, еще совсем маленьким мальчиком. Однажды отец избил трехлетнего малыша… до смерти.
   — Боже мой! — Слезы нахлынули на глаза Фрэнсис.
   — Я держала мертвое тельце сына на руках и плакала, пока не выплакала все свои слезы, — шептала Бэлл в ужасе. — Что-то случилось со мной тогда, Фрэнсис. Я не помню точно, как все было. В одно мгновение у меня в руках оказался охотничий нож Ральфа, и я занесла его над ним… и тотчас хлынула кровь. Его кровь.
   — Ты убила его, — произнесла Фрэнсис. И хотя она с трудом допускала, что один человек имеет право лишить жизни другого, к Ральфу Джэнксу она явно не испытывала сострадания.
   — Я вспоминаю то время как страшный сон, — говорила Бэлл, — на какое-то время я попала в тюрьму. Позже я узнала, что судья не стал выносить мне приговор о повешении, потом меня признали не в своем уме и поместили в сумасшедший дом в Новом Орлеане.
   Фрэнсис представила, через что пришлось пройти Бэлл.
   — Как все это ужасно.
   — Только год спустя ко мне вернулся рассудок. Я сбежала из этого ада и направилась на Запад. Мне пришлось зарабатывать, продавая себя. Несколько девушек, таких, как я, поехали в новый бордель в Амарилло, и там на него напали команчи.
   — Ах, вот, значит, как ты встретилась с отцом Луизы, — предположила Фрэнсис.
   Вытирая слезы, Бэлл говорила:
   — Белые называют их дикарями, но мой муж команчи никогда не бил меня так, как Ральф. Он мог украсть лошадь, за что и был убит одним из ополченцев, находящихся на службе у шерифа, еще до того как родилась Луиза. Но он никогда не сделал бы того, что сделал Ральф с Томми.
   Она все еще вытирала слезы, от которых глаза ее стали красными, затем спросила:
   — Фрэнки, милая, как ты думаешь, Луиза не погибла?
   — Нет, конечно же, нет, — уверенно ответила Фрэнсис. Ей не хотелось даже и думать, что кто-то мог посягнуть на жизнь такой молодой девушки. — Ведь еще и дня не прошло, как она пропала. Она сможет сама за себя постоять, Бэлл. Ты не волнуйся за нее.
   — Где же она за себя постоит в глуши, в пустыне? Да, она действительно хорошо управляется с лошадьми. Но она никогда не была самостоятельной. Она еще так молода и так прекрасна. У нее должно быть будущее! — говорила Бэлл.
   Фрэнсис заметила, что в дверях стояла Руби с виски в руках. Слезы заполнили ее глаза. Интересно, может быть, и эта молодая женщина, услышавшая их разговор, мечтала о лучшей участи, чем та, которая ей досталась. Фрэнсис сделала ей знак, чтобы она поднесла бокал Бэлл.
   — Выпей, это успокоит твои нервы.
   Подчинившись, Бэлл одним залпом опрокинула бокал со спиртным.
   — Что же мне делать? Я не могу потерять мою девочку.
   — Я найду ее, обязательно найду, — обещала Фрэнсис. Достаточно смертей. Она не позволит, чтобы зло причинили Луизе.
   — Ты? Ты поможешь мне найти ее? — спрашивала изумленно Бэлл. — Но ведь ты еще только учишься ездить на лошади. И ты совсем не знаешь здешних мест.
   — Но я знаю, кто сможет помочь мне найти се.
   Фрэнсис очень захотелось тоже глотнуть виски. Может быть, тогда у нее было бы больше смелости, чтобы поговорить с Чако и попросить у него помощи.
* * *
   Чако залпом выпил что-то спиртное, чтобы успокоить нервы. А нервничал он из-за того, что Фрэнсис не замечала его. Вдруг она появилась в баре салуна.
   — Мне надо поговорить с тобой, — сказала она. У нее было решительное лицо. Может быть, она хотела уволить его?
   — Пожалуйста, говори, ты же моя начальница.
   — Я хочу поговорить с тобой не как со служащим.
   — Ты хочешь говорить о нас с тобой? — спросил он, боясь, что его надежды на примирение не оправдаются.
   — О Луизе Джэнкс.
   Луч надежды погас, как только он это услышал. Ему следовало бы знать, что между ними уже не может ничего быть. Наверное, он совершил ошибку, что вернулся в «Блю Скай». Возможно, ему следовало сразу принять предложение де Аргуэлло, а не обещать ему подумать о нем.
   — Выпьешь? — спросил он, подзывая Джека Смита.
   — Нет, спасибо, — ответила Фрэнсис, отсылая бармена.
   Когда она опять повернулась к нему, он пристально посмотрел на нес и сказал:
   — Да, я слышал о девчонке. Эти недалекие людишки придумали весь этот вздор о ней, не видя истинного виновника всех бед в городе. — Он не стал говорить об оборотне, не зная, верит ли в его существование Фрэнсис.
   Он мысленно вернулся к Луизе. То, что произошло с девушкой, ему было хорошо знакомо. У Луизы и у него было много общего. Он так же, как и она, с детства испытывал неприязнь окружающих его людей, которые обзывали и оскорбляли его.
   — Ты знаешь, что она пропала?
   — Когда?
   — Утром. Она убежала, и Бэлл думает, что с ней случилось самое худшее. — Затем, тяжело вздохнув, Фрэнсис добавила: — Мне нужно, чтобы ты помог мне найти ее.
   Он нахмурился:
   — Я ее не так хорошо знаю и не представляю, где она может быть.
   — Кто-то из соседей видел, как она направлялась на юг на своем Дифайнте, на той лошади, которую она купила в форте Мерси. Может, ты знаешь, куда она могла бы направиться?..
   Чако подумал немного и сказал:
   — Возможно, н удастся напасть на ее след, если, конечно, там не побывал кавалерийский полк.
   Она посмотрела на него вопросительно, пытаясь найти объяснение.
   — Подковы армейских лошадей отличаются от городских. Я смогу распознать следы лошади Луизы.
   — Ты возьмешь меня с собой?
   — Взять тебя? — Для него было бы пыткой взять с собой женщину, которой он причинил боль, но которую очень хотел. Он отрицательно покачал головой. — Я поеду один.
   — И что, если ты найдешь Луизу? Ведь она тебя не знает достаточно хорошо. Сомневаюсь, что тебе удастся уговорить ее вернуться в Санта-Фе.
   — Я не буду уговаривать ее. Я просто привезу ее обратно, хочет она этого или нет.
   — Увидев тебя, она может испугаться. Лучше я поеду с тобой.
   Чако не нравилось то, что она хочет ехать с ним. Он мог бы съездить и один. Если она все же и последует за ним, он сможет ускакать от нее, оставив ее в облаке пыли, и ей не удастся догнать его. Но главным в этом деле было не желание Чако, а Луиза Джэнкс, ее спасение и возвращение. Фрэнсис права, что девушка может испугаться и не поехать с ним. А если она увидит Фрэнсис, то обрадуется ей и, возможно, ее даже не придется уговаривать вернуться.
   Он кивнул Фрэнсис, соглашаясь на ее поездку с ним.
   — Не могли бы мы выехать сразу же, по свежим следам?
   — В этом нет необходимости. Солнце уже зашло за горизонт. Пока мы будем собираться, станет совсем темно.
   Согласившись с этим, Фрэнсис уже собиралась уйти, чтобы рассказать обо всем Бэлл. Затем она остановилась, ей надо было сказать ему что-то еще, очень важное:
   — Чако, ты, конечно, мог бы и не делать всего этого, после того… я имею в виду… Я хочу знать, как я смогу…
   Холодно посмотрев, он резко оборвал ее и сказал:
   — Я делаю это для девочки.
   Чако смотрел вслед Фрэнсис, которая, ничего не ответив на это, ушла с высоко поднятой головой.
   Он старался убедить себя, что делает это ради Луизы. Так же он уговорил себя, что вернулся на работу лишь для того, чтобы сорвать планы де Аргу-элло в отношении него.
   Но, честно говоря, он обманывал себя. Он приехал из-за нее, хотя и понимал: пока тень Мартинеса будет напоминать о себе, вряд ли ему удастся вернуть расположение Фрэнсис.
   Нет ничего, что бы он не мог сделать для Фрэнсис, подумал он и вдруг вспомнил о Мартинесе.
   Почти ничего.
* * *
   На рассвете они уже были в пути. Бэлл указала ту дорогу, где якобы сосед видел Луизу, и Фрэнсис облегченно вздохнула, когда Чако нашел след лошади Луизы. Фрэнсис заверила Бэлл, что они обязательно отыщут ее дочь. Она без всякой помощи залезла на лошадь, полная решимости помочь своей подруге. Елена приготовила им в дорогу еду, но Фрэнсис надеялась, что они скоро вернутся с Луизой и еда им не пригодится.
   В воздухе чувствовалась ранняя утренняя прохлада. Солнце поднималось из-за горизонта, а небо было все в ярких полосах. Если бы их поездка не была столь серьезной, а Чако не был таким угрюмым, то окружавший их пейзаж воспринимался бы совсем по-другому. После ее безуспешной попытки наладить с ним отношения она решила больше к этому вопросу не возвращаться. По крайней мере она не станет первой говорить о случившемся, сам Чако должен объяснить свое поведение… и выслушать ее точку зрения на этот счет.
   А пока она постарается не думать, что произошло между ними той ночью. Она будет сдерживать себя при виде чувственного изгиба его рта, его волос, которые так красиво развеваются, когда он скачет верхом на лошади. А главное, не вспоминать как он прикасался к ней, нежно обнимал ее.
   Но Фрэнсис боялась, что не сможет долго сдерживать себя, она страстно желала его.
   На одном из участков дороги Чако слез с лошади, присел на корточки и внимательно стал осматривать оставленные следы:
   — Похоже, что здесь кто-то присоединился к Луизе.
   Фрэнсис сразу же тревожно запричитала:
   — О нет, только не это, только не кто-то из жителей…
   — Это военный, — оборвал он. Он пошел дальше по их следам. — А вот здесь они поехали рядом.
   — Ты имеешь в виду, что Луизу сопровождает вполне официальное лицо?
   — Официальное? — Он пожал плечами и сел на лошадь. — Я знаю одно, что она едет не одна или ехала не одна.
   Фрэнсис старалась подбодрить себя, но она все же опасалась за Луизу, которая была еще такой юной. К тому же она понимала, что мужчина может быть опасен для молодой девушки. Но она надеялась, что Луиза цела и невредима.
   Очень скоро Чако повернул с основной дороги, и они въехали на пересеченную местность с богатой растительностью. Сосны тянулись своими кронами к небу, отдельные участки были покрыты кустарником, раскидистым можжевельником, попадались заросли полыни.
   — Похоже, что Луиза страшно испугалась, что ее поймают, раз она направлялась прямо в Альбукерке, — объяснял Чако, видя, что Фрэнсис расстроилась. — Не волнуйся. Мы найдем ее. Пока что мы идем точно по ее следу.
   — Она ехала здесь одна? — спросила Фрэнсис, переведя дух.
   — Нет, здесь все еще просматриваются два следа. Тот, второй, шел за ней неотступно.
   Проходили часы, несколько раз они останавливались, когда Чако вынужден был внимательно рассмотреть следы. Используя такие остановки, Фрэнсис слезала с лошади, чтобы размять уставшие ноги. В основном всю дорогу они молчали. Это выглядело так, словно она его не волновала, а у нее к нему вообще не было никаких чувств.
   Раздражение Фрэнсис его пренебрежением возрастало. Не выдержав, она направила свою кобылу к нему и первой начала разговор:
   — А что будет потом, когда мы найдем Луизу?
   — Вернемся в Санта-Фе, — сказал он, посмотрев на нее холодными серыми глазами. — Или у тебя есть другие предложения?
   — Я имею в виду, что надо ведь искать настоящую убийцу. Как мы найдем ее?
   — Ты не хочешь найти ее?
   — Нет, не хочу, — призналась Фрэнсис. — Но ты этого хочешь. Потому что, пока ее не поймают, спокойствия не будет никому.
   Он буквально пронзил ее своим призрачным взглядом, но ничего не сказал.
   — Магдалина говорит, что охота за оборотнем — безумие.
   Эти слова произвели на него впечатление. Их взгляды встретились.
   — Ты говорила об этом с Магдалиной? Что еще она сказала?
   — Только то, что справиться с ведьмой может лишь шаман. И что ты разговаривал с предводителем индейцев, которые хотели напасть на имение твоего… на имение де Аргуэлло, — сказала она, вспомнив о джикарилла, которым Чако преградил путь.
   — Возможно, этот шаман сидит и наблюдает, что мне удастся сделать, прежде чем она убьет и меня. Затем он сможет изучить мои ошибки и продолжить ее поиски.
   Фрэнсис почувствовала себя нехорошо при мысли, что Чако может оказаться козлом отпущения. Не желая продолжать этот разговор, она пропустила его вперед и поехала за ним. Вдруг ей стало очень тяжело дышать, она почувствовала тяжелый груз, опустившийся ей на грудь. У нее заныло сердце. Все же убийство Мартинеса сильно подействовало на нее. Но почему тогда при мысли, что она может потерять Чако, ей стало так плохо? Фрэнсис должна была признаться себе, что она любит его, несмотря ни на что, и чувства ее становятся все глубже и сильнее.
   Ее раздумья были прерваны тем, что ее кобыла вдруг резко остановилась, уткнувшись в лошадь Чако. Чако словно замер в седле, выпрямив спину. Он сделал ей рукой знак хранить молчание. Она словно проглотила язык.
   Она почувствовала… опасность. Кругом стояла тишина. Ничего не было видно и слышно.
   У нее по коже поползли мурашки и сердце сильно забилось. Фрэнсис ждала, когда Чако объяснит ей, что происходит, и даст ей знак, что делать дальше. Но он был словно изваяние в своем седле и молчал.
   Время шло. Казалось, что все это продлится бесконечно. Это было слишком утомительным.
   Ей стало жутко.
   Вдруг она услышала какой-то звук, что-то похожее на шепот. Казалось, что этот шепот окружал их со всех сторон и становился все ближе.
   — Чако! — тихо позвала она.
   Вдруг она с ужасом увидела, что горы словно ожили, то тут, то там возникали вооруженные всадники. Она поняла, что их окружили воины-апачи. Не зная, что делать, она пыталась найти объяснение всему этому у Чако, который, казалось, был совершенно спокоен и ничего не предпринимал. Она с ужасом смотрела на вооруженных с ног до головы индейцев. Они так же сохраняли спокойствие и чего-то выжидали.
   Ее сердце от страха выскакивало из груди, когда она вдруг увидела, по всей вероятности, предводителя индейцев. Он был старше остальных и выдвинулся на пони вперед. У него был широкий нос, низкий и морщинистый лоб, мощный подбородок. Его темные глаза напоминали два куска обсидиана, губы были плотно сжаты, на голове — повязка из кожи, отделанная бисером. На нем были надеты традиционные штаны-бриджи и мокасины, но его брюки, рубашка и куртка были одеждой белых людей. Вне всякого сомнения, это был предводитель.
   Только сейчас Чако поднял руку, приветствуя их, и заговорил с вожаком на их родном языке. Его речь была звучной, отрывистой. Он говорил так, будто эта речь была родной и для него.
   Фрэнсис не понимала ни единого слова, пока он не произнес имени Джеронимо.

Глава 15

   Чако чувствовал, что Фрэнсис в панике, но он не мог позволить ей, чтобы она опозорила его перед его дядей. Он посмотрел на нее так, что она поняла — они в безопасности. Только тогда ее побелевшее от страха лицо приобрело естественный цвет.
   Он подал ей знак следовать за ним. Вместе с апачи они направились к ближайшему ручью, где могли напоить пони, а затем поесть и поговорить. Чако, Фрэнсис, Джеронимо и еще один воин — его друг Джах— сели на берегу, в тени ивовых деревьев.
   — Что занесло тебя так далеко от твоего дома? — спросил Чако, как только они все расселись.
   Джеронимо с его людьми были сейчас за сотни миль от резервации в Сан-Карлосе, где похоронены были многие их чирикахуа.
   — Видение посетило меня.
   — Что же это за видение?
   — Женщина-волк. Колдунья.
   Посмотрев на Фрэнсис успокаивающим взглядом, хотя она и понятия не имела, о чем они говорят, Чако спросил дядю:
   — Ты слышал об оборотне?
   — Я чувствую ее присутствие. И она убивает людей. — Старый воин вглядывался в даль, как будто и сейчас видение преследовало его.
   — Тех, кого ведьма обрекает на смерть, она выслеживает и калечит, — говорил Джах. — Она убивает, хотя в ее жилах течет кровь апачи.
   — Но кто-то должен отомстить этому дьяволу, — сказал Джеронимо. — Очень скоро.
   Чако знал, что между различными группами апачи обычно не бывало дружеских взаимоотношений, и он с трудом верил в то, что Джеронимо прискакал сюда, так далеко, чтобы отомстить за джикарилла. А за навахи и испанцев он вообще вряд ли бы стал заступаться.
   — Есть еще что-то, что привело тебя сюда.
   Джеронимо кивнул, соглашаясь со словами Чако:
   — Это ты, сын моей сестры.
   При этих словах Чако почувствовал, как мурашки пробежали по телу.
   — Ты видел меня в своих видениях?
   Дядя опять тяжело кивнул головой.
   — Она… убьет меня?
   — Этого я не могу сказать. Но что-то явно угрожает тебе. Но ты сильнее, чем думаешь, Чако. Ты такой же, как и я, шаман-знахарь. Ты должен принять этот дар наших предков и использовать его как орудие против сил зла, которые мучают нашу землю.
   Хотя долгое время Чако не обращал внимания на свои собственные способности, сейчас он осознал, что наступил именно тот момент, когда необходимо воспользоваться этим даром.
   — Так вот зачем ты оказался так далеко от дома, чтобы спасти меня?
   — У нас с тобой одна кровь. Ты все, что осталось от Онейды, — сказав это, Джеронимо умолк.
   Фрэнсис прошептала:
   — О чем он говорит?