Страница:
Чако ничего не ответил. Он лично не симпатизировал ни тем, ни другим, ему просто хорошо платили.
— Я пошлю с тобой Мартинеса в Санта-Фе.
Чако и на этот раз промолчал. Ему совершенно не нравился этот мексиканец, стрелок, которого нанимали. Попадая в город, он сразу же начинал волочиться за какой-нибудь юбкой.
— Поезд остановится в Гэйлисто-Джанкшен, — продолжал Гейтс, — эта станция конечная, была построена год назад и находится в восемнадцати милях к югу от столицы. Это небольшой город, в котором есть лишь несколько салунов да хижин.
Может быть, на этот раз Мартинесу некем будет соблазняться? Поговаривали, что он настолько хороший стрелок, что попадает в цель и в пьяном, и в трезвом состоянии.
— Неизвестно, будут ли вообще в Санта-Фе Бойз, — продолжал Гейтс. — Но в любом случае ты отвечаешь за этого человека и должен доставить его в Линкольн.
— И всю дорогу я должен не сводить с него глаз.
— Выполняй без разговоров, — сказал Гейтс, закуривая. — Ты поедешь утром.
Чако кивнул и посмотрел вслед бригадиру, который, выдав инструкции, сразу же ускакал.
Затем он взглянул на север, в сторону Санта-Фе. Из-за гор, окружавших этот город, ничего не было видно, кроме бесконечно тянувшегося ярко-голубого неба.
Когда налетел порыв ветра, он успел придержать свою широкополую шляпу, чтобы ее не унесло… и вдруг почувствовал знакомый уже по той злосчастной ночи порыв холодного воздуха. Легкий ветерок показался ему таким же холодным, как лед.
Проклятье. Вопреки всякой логике то, что он чувствовал, было ему явно знакомо: и эта красно-коричневая пыль, и пустыня, и ветер. С той ночи, когда он, внезапно проснувшись, увидел в окне какое-то существо, похожее на волка, а затем обнаружил человеческие следы, хотя на следующий день они исчезли, он предчувствовал, что что-то непременно должно случиться.
Существовало или нет в действительности это что-то, но чувство опасности никогда не подводило Чако. И только благодаря этому он оставался живым, выходя целым и невредимым из разных переделок. Несколько раз ему уже приходилось брать на себя принятие решений — при перегонке скота в Мексику и работая, правда недолго, в Техасе, в ополчении шерифа. И он всегда был начеку, всегда предчувствовал опасность.
Но сейчас его беспокоило, что его предчувствие опасности было каким-то другим. То, что он ощущал, было нечто неуловимым, словно подкравшаяся тень заползла ему под кожу. Эта опасность была чем-то нереальным, каким-то видением, и здесь вряд ли потребуется применять оружие.
Он опять вспомнил о существе, похожем на волка, его открытую пасть и тот взгляд, что он видел в окне. Он припомнил также и проклятия, услышанные той ночью, и что это существо бесследно исчезло.
В конце концов оно действительно исчезло.
Мать Чако была наполовину апачи, и ее родственники утверждали, что в нем заложены задатки шамана-знахаря. Они говорили, что у него такое сердце и сила, что он способен победить дьявола.
И все-таки Чако очень надеялся, что этот дьявол находится где-то за пределами реальной жизни.
Глава 2
Она стояла глубоко задумавшись, но сразу вскочила, лишь только кто-то постучал в дверь.
В коридоре стояла женщина с непроницаемым лицом, которая содержала это мрачное заведение.
— Вас опять желает видеть тот мужчина, — сказала она.
Фрэнсис пошире приоткрыла дверь:
— Это, наверное, мистер Натан Ганнон? Какой приятный был бы сюрприз.
Женщина подтвердила предположение Фрэнсис, кивнув головой:
— Он в гостиной.
И, шаркая ногами, удалилась по тусклому коридору.
Посмотревшись в расколотое зеркало, висевшее над умывальником, Фрэнсис быстро привела себя в порядок, поправила шаль. Она делала это не для того, чтобы понравиться Натану Ганнону, а просто по привычке. Натан Ганнон был для нее лишь человеком, имеющим отношение к Луизе Джэнкс.
Дядя Нэйт, так Луиза называла его, специально приехал из Нью-Мексико в Бостон, чтобы забрать Луизу домой. Когда он приехал, Луиза настояла на том, чтобы он разыскал учительницу, защитившую ее. Наняв экипаж, они искали Фрэнсис целый день, заезжая в каждый пансион и гостиницу, расположенные недалеко от школы.
Когда наконец-то они отыскали Фрэнсис, их появление было как солнечный луч среди тяжелых сгустившихся облаков, окутавших Фрэнсис. Луиза крепко обняла ее и все время извинялась, думая, что причиной увольнения Фрэнсис была она. Девушка, должно быть, действительно обладала слишком темпераментным характером, но у нее было очень доброе сердце. Затем они все вместе ужинали.
Вот и сейчас, спускаясь по лестнице в гостиную пансиона, она ожидала увидеть Луизу вместе с дядей Нэйтом. Однако Натан Ганнон был один. На вид ему было немногим более пятидесяти, у него были привлекательные черты лица, седые волосы и маленькие аккуратные усики.
Взяв ее за руку, он улыбнулся ей своей обаятельной улыбкой:
— Я надеюсь, вы не будете возражать, что я навестил вас без предупреждения.
— С Луизой все в порядке?
— Да, с ней все по-прежнему, как и все по-прежнему идет дождь. Она собирается к завтрашнему отъезду.
У Фрэнсис все сжалось внутри от сознания того, что после их отъезда она останется совершенно одна. Ей даже страшно было подумать, что будет с ней, когда ее скудные сбережения кончатся. Вот тогда она действительно окажется на улице.
— Вы переживаете сейчас трудное время, не так ли? — спросил Ганнон спокойным голосом. В его глазах было столько сочувствия, и они были такими же голубыми, как его парчовый атласный жилет под серым пальто, сидевшим на нем безукоризненно. — Какие же у вас планы?
Фрэнсис поняла, что он имеет в виду — будет ли она искать работу и какую.
— Я буду еще только искать место работы. Я не из тех женщин, которых обычно нанимают владельцы магазинов, — сказала она. Вряд ли кого-то заинтересовало бы, что у нее хорошее образование.
— И вы не сможете работать гувернанткой, не так ли? Ведь Льюиллинн никогда не даст вам рекомендательного письма для подобной работы.
— Да, я уверена в этом, она быстрее согласится, чтобы ей отрезали язык.
Ганнон засмеялся:
— А если серьезно, что же вы намереваетесь делать?
На такой прямой вопрос Фрэнсис могла бы и не отвечать откровенно, но она сказала:
— Возвращусь в Пенсильванию. Там моя семья.
Ее мать все равно заставила бы отца вернуть Фрэнсис.
— Кажется, вы не очень-то хотите этого.
Она кивнула головой:
— Когда несколько лет тому назад я уехала, мы с отцом поссорились.
Фрэнсис до сих пор не понимала отцовского подхода к религии. В школе она посещала церковную службу, однако она вовсе не собиралась соединить свою судьбу со служением Богу, так как пока не знала, насколько глубока ее вера. А отец ожидал от нее именно этого.
— Я могу понять этих отцов-глупцов, — говорил, нахмурившись, Нэйт, как будто какие-то воспоминания нахлынули на него. — Но вы уже подумали о своем будущем?
Ей не хотелось, чтобы он так настойчиво выспрашивал ее относительно будущего.
— Пожалуйста, не будем говорить об этом.
— Извините, — сказал он дружелюбно. — Я, конечно, не могу помочь вам, мисс Макдонэлл, но очень беспокоюсь за вас. Окружающий мир так жесток, и я всегда симпатизирую тем, кто не желает мириться с несправедливостью и косностью, правящими в этом мире. — Затем, вздохнув, он вдруг спросил: — А что вы думаете насчет замужества?
Этот вопрос ее почти рассмешил.
— Неужели я сказал какую-то нелепость?
— Если иметь в виду общепринятые правила в этом нашем косном мире, мистер Ганнон, мне ведь уже двадцать девять и в глазах общества я не кто иная, как старая дева. И даже когда я была моложе, я не очень-то нравилась мужчинам. Ко мне относились как к слишком заумной и прямолинейной леди. Уж не говоря о том, что меня мало кто понимал.
Он поднял брови от удивления:
— С какими же мужчинами вы были знакомы?
— О, это были миссионеры, служители церкви.
Он даже фыркнул:
— Теперь ясно, они, должно быть, были трусами и незрелыми юнцами.
Он взял ее руку в свои. Этот жест вызвал у нее необычное ощущение, ее предплечья покрылись гусиной кожей.
— Вы очень смелая и умная. У вас есть собственное мнение, и вы его не боитесь высказывать. Никто, кроме вас, не принял происхождения Луизы и не заступился за нее.
— Я лишь сделала то, что подсказывало мне мое сердце.
— Вы необыкновенная женщина.
Смутившись от этого комплимента, она опустила глаза:
— Ну что вы, спасибо.
Он подошел к ней ближе и прикоснулся рукой к ее подбородку.
— Вы намного лучше выглядите, чем вам кажется.
Она опять покрылась мурашками. Она никогда не стояла так близко к мужчине.
— Я… я не знаю, что и сказать.
— А ничего и не надо говорить. — Он пристально смотрел на нее. — Вы только слушайте меня. Как вы отнесетесь к тому, чтобы выйти за меня замуж и переехать в Нью-Мексико?
Она остолбенела. Она была ошарашена.
— Зам… замуж, я?
— А что в этом плохого?
— Ничего плохого в этом нет, мистер Ганнон, — говорила она поспешно, чтоб он не подумал, что он ей не нравится. — Однако… ну, мы же едва знаем друг друга, — сказала она. Он ведь за ней даже не ухаживал, как это обязательно полагается. К тому же она боялась, что он сделал ей предложение исключительно из чувства сострадания к ней, из добрых побуждений. — Вы, безусловно, великодушны, но ведь женитьба предполагает большую ответственность.
Он подошел к ней еще ближе:
— Вы считаете, наверное, что я делаю вам предложение из-за жалости?
Она именно так и думала, однако сказала:
— Возможно, что это так.
— Ну уж нет, тут вы ошибаетесь. Мне, конечно, нравится ваше мужество, храбрая и смелая душа. Не говоря уже о вашей образованности. Я всегда хотел иметь жену сильную духом, такую леди, которая хорошо и правильно разговаривала бы. Вы можете очень помочь мне в содержании моей гостиницы и ресторана в Санта-Фе. Ну так что вы скажете об этом?
Он смотрел на нее так, как ни один мужчина еще не смотрел на нее. И через секунду Фрэнсис уже мечтала о любви, представляя новый дом на этом захватывающем Западе, о котором она лишь слышала и читала. Конечно, именно мечтания и грезы подготовили ее ответ. К ее удивлению, он словно сам вырывался наружу:
— Я говорю вам «да».
Сказав это и не имея возможности изменить решение, она сразу же оказалась в объятиях Натана Ганнона.
— Прекрасно! Вы не пожалеете об этом, Фрэнсис. Ведь вас так зовут? Да? А меня можно называть просто Нэйт. Вот уж мы от души повеселимся, — сказал он и поцеловал ее.
Фрэнсис просто светилась от счастья. Она обняла его за шею и закрыла глаза, доверившись своей судьбе. Во время поцелуя усики Нэйта щекотали ее, в его дыхании она уловила незначительный запах коньяка и кофе. Тепло, исходившее от его тела, согревало ее. У нее все теперь будет: новый дом, мужчина, с которым она разделит горе и счастье. Если это сон, то она не хотела просыпаться.
Нью-Мексико
Глубокой беспокойной ночью она тихо встала, оторвала маленький кусочек ткани, которую хранила в сундуке, стоявшем у кровати. Зажав ткань, она крадучись проскользнула в коридор и пошла по нему, затем повернула в другую, большую комнату, пройдя ее, открыла дверь и вышла наружу.
Стареющая луна тускло светила. С юга дул ветер, покачивая сосны. Она подняла голову, как будто выжидая чего-то.
Не было смысла идти к нему сейчас. Едва найдя путь, который привел бы ее к силе и могуществу, она неожиданно обнаружила, что у нее есть враг.
Но она все же получит силу и могущество.
Закрыв наружную дверь, она пошла к огромному камину, растянувшемуся вдоль стены, пошевелила последние красные угольки, пока они не разогрелись.
Она улыбнулась и бросила в камин извилистую сосновую ветку:
— А это тебе для аппетита, братик.
Пристально вглядываясь в клочок ткани, который держала, она вытащила из кармана несколько иголок кактуса, длинных, острых, способных пустить кровь любому.
Она желала, чтобы они и ему пустили кровь.
Но она должна была набраться терпения.
— Кара! — прошипела она, воткнув одну из иголок в ткань, словно она была куском детского одеяльца, накрывавшего его, когда он был еще ребенком.
— Страх! — воткнула она вторую иголку, затем третью, четвертую. — Болезнь! Смерть!
Воткнув последнюю иголку, она кинула ткань в огонь, презрительно скривив рот, когда огонь сразу поглотил ткань.
В реальной жизни или в мире грез ее враг когда-нибудь пожалеет, что сопротивлялся ей.
После того как Натан Ганнон сделал ей предложение, они поженились на следующий же день утром, затем сели в поезд, который увез их в Чикаго. Здесь они остановились на два дня, сделали значительные покупки, а затем наконец-то провели свою брачную ночь в отеле. На левой руке Фрэнсис блестело золотое кольцо, и она была обладательницей нового дорогого гардероба на все случаи жизни.
Теперь она уже более не считалась застенчивой старой девой.
Обо всем этом она думала, сидя вместе с Нэйтом на бархатных сиденьях в вагоне-ресторане поезда, следовавшего по железной дороге Этчайзон-Топика и Санта-Фе. Она улыбалась опустив глаза, крепко сжимая руку Нэйта. Возможно, она пока еще застенчива и многого из того, что должна уметь делать, еще не знает. После некоторого дискомфорта, который она ощутила, впервые занимаясь с ним любовью, она обнаружила, что ей это очень нравится. Она могла заниматься любовью снова и снова, только не здесь, на полке пульмановского занавешенного вагона, а тогда, когда у них будет настоящая кровать.
— Может быть, ты хочешь десерт, дорогая? — спросил Нэйт, прервав ее размышления.
У столика стоял официант.
Фрэнсис улыбнулась ему, затем мужу.
— Нет, спасибо. Я очень наелась. Это блюдо из жареной антилопы — просто прелесть, — сказала она. Обед действительно был очень сытным — кроме жареного мяса, они попробовали настоящую пищу гурманов: чирка с гарниром из молодого картофеля и кукурузы. — Я не отказалась бы от кофе.
— Может быть, и коньяка? — просил Нэйт.
— Ну, если только маленькую рюмочку.
Ее муж не имел ничего против того, что леди время от времени выпьет немного спиртного. До встречи с ним Фрэнсис вообще никогда не пила алкогольных напитков, а во время их поездки, первый раз попробовав, она сразу немного опьянела.
Это лишь позабавило Нэйта. Он был человеком весьма либеральных взглядов.
— Ты можешь тоже что-то заказать, если хочешь, — предложил он Луизе, сидевшей напротив них.
Девочка сделала такое лицо, как будто хотела подразнить их, и сказала:
— Я ничего так не люблю, дядя Нэйт, как сарсапарилья.
— О да, я совсем забыл об этом, — как всегда, потворствующим тоном ответил Нэйт девочке, а затем сказал официанту: — Принесите ей хороший, большой бокал сока.
Официант ушел и вскоре вернулся с подносом, на котором стояли бокалы с разными напитками, не расплескав ни капли ни из одного из бокалов.
Фрэнсис внимательно наблюдала за официантом из вагона-ресторана, для нее все это было совершенно незнакомо. Ее удивляло здесь все, в этом современном железнодорожном составе, от мест в первом классе до той скорости, с какой ехал поезд, — она даже не успевала разглядеть ничего из того, что мелькало за окнами вагона. Единственное, что ей не нравилось, так это оседавшая на одежде угольная пыль и периодические остановки поезда. Три часа они стояли в Канзасе, когда стадо коров перегоняли через железнодорожные пути.
На нее это произвело впечатление. На протяжении нескольких дней Фрэнсис наблюдала из окна тянувшиеся бесконечные поля. А сейчас ей нравились эти пыльные ковбои, перегоняющие стадо. Она с интересом смотрела и на Додж-Сити, который они также проезжали. Об этом месте ходила дурная слава. Мимо нее промелькнули многочисленные загоны для скота и безобразные постройки, которые Нэйт называл салунами. Смеясь, он рассказывал, что в этих злачных местах мужчины обычно напиваются и просаживают все свои деньги, играя в карты. Сказанное им, да еще в шутливом тоне, приводило Фрэнсис просто в ужас, что действовало на него отрезвляюще, и он сразу становился серьезным.
Она должна была изучать эту жизнь, привыкать к тому миру, о котором она ничего не знала и в котором ей предстояло жить. Пейзаж изменился, когда они пересекли реку Колорадо и въехали на территорию Нью-Мексико. Смотря вдаль, Фрэнсис видела облака за горизонтом, но когда они подъехали ближе, это оказались высокие горы. Почва стала более каменистой. Растительность здесь также была другой: привычные широколиственные деревья сменились низкорослыми осинами и соснами.
— Здесь, как в пустыне, скудная растительность, — сказал Нэйт, заметив, что она смотрит на мелькавшие мимо изрезанные красные холмы. — Этот пейзаж очень напоминает то, что ты увидишь в Санта-Фе. Дожди здесь бывают не часто, а снег зимой обычно сразу тает, однако такая погода очень удобна со всех сторон.
Луиза посмотрела в окно, расплывшись в улыбке:
— Через каких-нибудь несколько часов я буду дома. И пусть лучше мама не пытается опять отослать меня куда-нибудь учиться, а то я сяду на лошадь и умчусь в горы!
Нэйт, закатив глаза, сказал:
— Сколько уже было школ, три?
— Четыре.
— О, Боже! — прошептала Фрэнсис. Нэйт рассказывал ей, что Луизу уже исключали из школы раньше, но она и подумать не могла, что этих школ было четыре.
Луиза вскинула голову, ее копна черных волос, обычно собранная в косу и завязанная ленточкой, сейчас растрепалась.
— Полукровки не очень-то желаемы в таких городах, как Бостон.
— Или Сент-Луис, или Чикаго, или Сан-Франциско, — добавил Нэйт. А затем он сказал Фрэнсис: — Для меня уже стало работой забирать ее после исключения из всех этих школ.
Как благородно с его стороны, думала Фрэнсис, учитывая, что Луиза не была ему даже родственницей, а всего лишь дочерью Бэлл Джэнкс, компаньона Нэйта по бизнесу. Кое-что во время их поездки она все-таки узнала, хотя ей хотелось бы знать намного больше. Как-то не удалось пока выбрать нужный момент, чтобы спросить об отце Луизы, который был команчи, и как Бэлл связала свою судьбу с вечно воюющим индейцем. Казалось, что ни Нэйт, ни Луиза не были расположены рассказывать все. Однако было очевидно, что Нэйт души не чает в девушке, она была для него как дочь, и говорили они больше о настоящем, чем о прошлом. Она, конечно, могла бы напрямую спросить обо всем, что ее интересовало, но она понимала — этого делать не стоит, чтобы не омрачить ту дружелюбную атмосферу, которая царила между ними.
— Но ведь ты знаешь, что твоя мать делает все, чтобы тебе было как можно лучше, — говорил Нэйт Луизе. — Она хочет, чтобы ты была образованной леди и чтобы твоя жизнь не была такой же тяжелой, как ее.
Пожав плечами, девушка сказала:
— Я уже читаю и по-английски, и по-испански.
В Нью-Мексико вторым языком был испанский, и Фрэнсис предстояло еще этот язык выучить.
— Но я не хочу становиться никакой леди, — продолжала Луиза. — Я хочу иметь ранчо и объезжать там лошадей.
Покачав головой, Нэйт сказал:
— Это все проклятая кровь команчи.
Он заметил, с каким любопытством Фрэнсис посмотрела на него, и объяснил, что он имел в виду:
— Команчи просто рождаются для того, чтобы ездить верхом на лошади. Это еще вопрос, кто лучший наездник в мире — воин-команчи или сиукс.
— Но я вовсе не помню ни одного команчи, — сказала Луиза. — Мне было лишь четыре года, когда мы уехали из Техаса.
— А это заложено в твоей крови, — сказал Нэйт, отпив коньяк.
Вот сейчас был как раз самый подходящий момент, когда Фрэнсис могла удовлетворить свое любопытство, и она спросила:
— Ты совсем не помнишь своего отца, Луиза?
— Его убили еще до моего рождения.
Это все, что она смогла сказать. Она повернулась и, указывая на манящий ее пейзаж, мелькавший за окнами поезда, — тянувшееся плоскогорье, проговорила мечтательно:
— Я бы хотела промчаться здесь верхом на лошади, чтобы ветер свистел в ушах и волосы развевались налету. В мире ничего лучше этого нет.
— В самом деле? А я вот никогда еще сама не ездила верхом на лошади, — сказала Фрэнсис, но ей очень хотелось попробовать.
— Не беспокойтесь. Я вас научу, — говорила Луиза, глядя то на Фрэнсис, то на Нэйта. — Я думаю, Сьюзи могла бы подойти вам. Она достаточно смирная.
— Это такая… старая в крапинку? Да, я думаю, она подошла бы, — отвечал Нэйт. Чувствуя, что должен объяснить Фрэнсис, почему он так назвал лошадь, он сказал: — В крапинку — это значит, что у лошади двухцветный окрас.
— А! — понимающим тоном отозвалась Фрэнсис.
Вчера Нэйт и Луиза долго говорили о лошадях. У них разгорелась настоящая дискуссия, какие бывают окрасы, какое качество кожи у лошади лучше, и так далее. Когда Нэйт говорил о тех лошадях, которые больше всего ему нравятся, он упомянул Кентукки, сказав, что там прошло его детство. Таким образом Фрэнсис еще кое-что узнала о его жизни. Однако от затянувшегося между Нэйтом и Луизой разговора о лошадях у Фрэнсис закружилась голова.
Нельзя, конечно, сказать, что Нэйт и Луиза говорили только между собой, не обращая внимания на Фрэнсис. В один из вечеров они, например, рассказывали ей интересные истории о Санта-Фе, который был основан за десять лет до высадки в Плимуте Роке пилигримов. Они также поведали ей о том, что едят и каковы традиции и обычаи в Нью-Мексико. Она узнала много новых испанских слов, таких, как метис, народ, идальго.
Ей обязательно надо будет выучить испанский язык, особенно для того, чтобы помогать Нэйту в его заведении «Блю Скай Палас».
Нэйт очень мало говорил о себе, даже когда они остались вдвоем. Лишь только Фрэнсис рассказала ему все о своем прошлом, и иногда ее очень беспокоило, что она так мало знает о своем муже. Она, конечно же, не хотела бы узнать какие-то неприятные факты из его прошлого, чтобы потом не казнить себя, что так опрометчиво быстро выскочила за него замуж.
А разве был у нее вообще выбор? Ей понравился Нэйт Ганнон. Фрэнсис даже подумала, что она могла бы его полюбить.
В ее жизни произошел поворот. Ветер перемен вырвал ее из той рутинной обыденности, где она прозябала изо дня в день. Она должна приспособиться к тому месту, куда наконец-то они подъезжали.
— Как я соскучилась по вам, Сангрэ де Кристос! — произнесла Луиза.
Фрэнсис посмотрела в ту сторону, куда смотрела Луиза — в сторону гор «Кровь Христа», и подумала, сколько им еще осталось до места назначения. — Скоро ли мы прибудем в Гэйлисто-Джанкшен? — спросила Фрэнсис.
Нэйт вынул из кармана жилета часы, посмотрел на них и сказал:
— Осталось немногим более двух часов. А потом еще около часа нам придется на пригородном поезде добираться до Санта-Фе.
Итак, скоро уже они будут в Санта-Фе.
— Мне надо собрать свои вещи, — сказала Фрэнсис, предполагая сложить свои ночные принадлежности. — Мне также надо привести себя в порядок. — Она хотела хорошо выглядеть.
Нэйт встал и, отодвинув ее стул, позволил ей выйти:
— Я провожу тебя, дорогая.
Когда они проходили по вагонам и пересекали соединения вагонов, он шел впереди, по-джентльменски подавая ей руку и помогая перейти через сцепную площадку, под которой находились колеса. Она не знала его как владельца гостиницы и ресторана в Нью-Мексико, однако его манера поведения, умение держаться с дамами были столь же отменны, как и его пристрастие к дорогим отелям и железнодорожным вагонам первого класса. Поэтому она предполагала, что в Кентукки он вырос в обеспеченной семье.
В их пассажирском вагоне, с тех пор как они выехали из Канзаса, было мало людей. Кроме них, в этом вагоне ехала еще одна пара и женщина — вероятно, бабушка с маленьким ребенком.
Перед тем как Фрэнсис начала собирать вещи, Нэйт обнял ее за плечи и произнес:
— До приезда в Санта-Фе, Фрэнсис, я хочу поговорить с тобой по душам.
— Ты расскажешь мне о себе, о своей семье? — Именно это только и было у нее на уме. — Мне бы так хотелось узнать об этом.
— Ну хорошо, и об этом тоже.
Она смотрела на него с любопытством.
— Я полагаю, что отчасти я — загадка для тебя, — произнес Нэйт, поигрывая свободной рукой часами. — У каждого, живущего на Западе, есть что скрывать. Здесь как-то не принято задавать лишних вопросов. Все воспринимаешь как есть, мужчину или женщину ценишь по их делам и словам.
Фрэнсис удивленно спросила его:
— У тебя есть секреты, которые ты скрываешь?
— Не волнуйся. Я уже не был женат, когда женился на тебе, — засмеялся Нэйт.
Она даже и не думала об этом.
Он опять засмеялся, почувствовав смятение Фрэнсис.
— У нас с тобой слишком разные жизненные опыты, дорогая. И мы должны об этом поговорить.
Она почувствовала облегчение.
— Я с нетерпением жду, когда ты мне поведаешь о своем богатом жизненном опыте.
— Ну вот я и собираюсь все рассказать тебе…
Вдруг находившаяся в вагоне женщина закричала:
— Индейцы! Смотрите, индейцы!
Мужчина, ехавший с ней, уставился в окно, бабушка с ребенком также подошли к окну и стали смотреть. Фрэнсис тоже было любопытно посмотреть на индейцев, и она бросилась к окну. Нэйт стал рядом с ней.
— Я пошлю с тобой Мартинеса в Санта-Фе.
Чако и на этот раз промолчал. Ему совершенно не нравился этот мексиканец, стрелок, которого нанимали. Попадая в город, он сразу же начинал волочиться за какой-нибудь юбкой.
— Поезд остановится в Гэйлисто-Джанкшен, — продолжал Гейтс, — эта станция конечная, была построена год назад и находится в восемнадцати милях к югу от столицы. Это небольшой город, в котором есть лишь несколько салунов да хижин.
Может быть, на этот раз Мартинесу некем будет соблазняться? Поговаривали, что он настолько хороший стрелок, что попадает в цель и в пьяном, и в трезвом состоянии.
— Неизвестно, будут ли вообще в Санта-Фе Бойз, — продолжал Гейтс. — Но в любом случае ты отвечаешь за этого человека и должен доставить его в Линкольн.
— И всю дорогу я должен не сводить с него глаз.
— Выполняй без разговоров, — сказал Гейтс, закуривая. — Ты поедешь утром.
Чако кивнул и посмотрел вслед бригадиру, который, выдав инструкции, сразу же ускакал.
Затем он взглянул на север, в сторону Санта-Фе. Из-за гор, окружавших этот город, ничего не было видно, кроме бесконечно тянувшегося ярко-голубого неба.
Когда налетел порыв ветра, он успел придержать свою широкополую шляпу, чтобы ее не унесло… и вдруг почувствовал знакомый уже по той злосчастной ночи порыв холодного воздуха. Легкий ветерок показался ему таким же холодным, как лед.
Проклятье. Вопреки всякой логике то, что он чувствовал, было ему явно знакомо: и эта красно-коричневая пыль, и пустыня, и ветер. С той ночи, когда он, внезапно проснувшись, увидел в окне какое-то существо, похожее на волка, а затем обнаружил человеческие следы, хотя на следующий день они исчезли, он предчувствовал, что что-то непременно должно случиться.
Существовало или нет в действительности это что-то, но чувство опасности никогда не подводило Чако. И только благодаря этому он оставался живым, выходя целым и невредимым из разных переделок. Несколько раз ему уже приходилось брать на себя принятие решений — при перегонке скота в Мексику и работая, правда недолго, в Техасе, в ополчении шерифа. И он всегда был начеку, всегда предчувствовал опасность.
Но сейчас его беспокоило, что его предчувствие опасности было каким-то другим. То, что он ощущал, было нечто неуловимым, словно подкравшаяся тень заползла ему под кожу. Эта опасность была чем-то нереальным, каким-то видением, и здесь вряд ли потребуется применять оружие.
Он опять вспомнил о существе, похожем на волка, его открытую пасть и тот взгляд, что он видел в окне. Он припомнил также и проклятия, услышанные той ночью, и что это существо бесследно исчезло.
В конце концов оно действительно исчезло.
Мать Чако была наполовину апачи, и ее родственники утверждали, что в нем заложены задатки шамана-знахаря. Они говорили, что у него такое сердце и сила, что он способен победить дьявола.
И все-таки Чако очень надеялся, что этот дьявол находится где-то за пределами реальной жизни.
Глава 2
Бостон
Из грязного окна пансиона Фрэнсис пристально смотрела на дождь, который, казалось, никогда не закончится. С тех пор как она была уволена из школы мисс Льюиллинн, не было еще ни одного солнечного дня.Она стояла глубоко задумавшись, но сразу вскочила, лишь только кто-то постучал в дверь.
В коридоре стояла женщина с непроницаемым лицом, которая содержала это мрачное заведение.
— Вас опять желает видеть тот мужчина, — сказала она.
Фрэнсис пошире приоткрыла дверь:
— Это, наверное, мистер Натан Ганнон? Какой приятный был бы сюрприз.
Женщина подтвердила предположение Фрэнсис, кивнув головой:
— Он в гостиной.
И, шаркая ногами, удалилась по тусклому коридору.
Посмотревшись в расколотое зеркало, висевшее над умывальником, Фрэнсис быстро привела себя в порядок, поправила шаль. Она делала это не для того, чтобы понравиться Натану Ганнону, а просто по привычке. Натан Ганнон был для нее лишь человеком, имеющим отношение к Луизе Джэнкс.
Дядя Нэйт, так Луиза называла его, специально приехал из Нью-Мексико в Бостон, чтобы забрать Луизу домой. Когда он приехал, Луиза настояла на том, чтобы он разыскал учительницу, защитившую ее. Наняв экипаж, они искали Фрэнсис целый день, заезжая в каждый пансион и гостиницу, расположенные недалеко от школы.
Когда наконец-то они отыскали Фрэнсис, их появление было как солнечный луч среди тяжелых сгустившихся облаков, окутавших Фрэнсис. Луиза крепко обняла ее и все время извинялась, думая, что причиной увольнения Фрэнсис была она. Девушка, должно быть, действительно обладала слишком темпераментным характером, но у нее было очень доброе сердце. Затем они все вместе ужинали.
Вот и сейчас, спускаясь по лестнице в гостиную пансиона, она ожидала увидеть Луизу вместе с дядей Нэйтом. Однако Натан Ганнон был один. На вид ему было немногим более пятидесяти, у него были привлекательные черты лица, седые волосы и маленькие аккуратные усики.
Взяв ее за руку, он улыбнулся ей своей обаятельной улыбкой:
— Я надеюсь, вы не будете возражать, что я навестил вас без предупреждения.
— С Луизой все в порядке?
— Да, с ней все по-прежнему, как и все по-прежнему идет дождь. Она собирается к завтрашнему отъезду.
У Фрэнсис все сжалось внутри от сознания того, что после их отъезда она останется совершенно одна. Ей даже страшно было подумать, что будет с ней, когда ее скудные сбережения кончатся. Вот тогда она действительно окажется на улице.
— Вы переживаете сейчас трудное время, не так ли? — спросил Ганнон спокойным голосом. В его глазах было столько сочувствия, и они были такими же голубыми, как его парчовый атласный жилет под серым пальто, сидевшим на нем безукоризненно. — Какие же у вас планы?
Фрэнсис поняла, что он имеет в виду — будет ли она искать работу и какую.
— Я буду еще только искать место работы. Я не из тех женщин, которых обычно нанимают владельцы магазинов, — сказала она. Вряд ли кого-то заинтересовало бы, что у нее хорошее образование.
— И вы не сможете работать гувернанткой, не так ли? Ведь Льюиллинн никогда не даст вам рекомендательного письма для подобной работы.
— Да, я уверена в этом, она быстрее согласится, чтобы ей отрезали язык.
Ганнон засмеялся:
— А если серьезно, что же вы намереваетесь делать?
На такой прямой вопрос Фрэнсис могла бы и не отвечать откровенно, но она сказала:
— Возвращусь в Пенсильванию. Там моя семья.
Ее мать все равно заставила бы отца вернуть Фрэнсис.
— Кажется, вы не очень-то хотите этого.
Она кивнула головой:
— Когда несколько лет тому назад я уехала, мы с отцом поссорились.
Фрэнсис до сих пор не понимала отцовского подхода к религии. В школе она посещала церковную службу, однако она вовсе не собиралась соединить свою судьбу со служением Богу, так как пока не знала, насколько глубока ее вера. А отец ожидал от нее именно этого.
— Я могу понять этих отцов-глупцов, — говорил, нахмурившись, Нэйт, как будто какие-то воспоминания нахлынули на него. — Но вы уже подумали о своем будущем?
Ей не хотелось, чтобы он так настойчиво выспрашивал ее относительно будущего.
— Пожалуйста, не будем говорить об этом.
— Извините, — сказал он дружелюбно. — Я, конечно, не могу помочь вам, мисс Макдонэлл, но очень беспокоюсь за вас. Окружающий мир так жесток, и я всегда симпатизирую тем, кто не желает мириться с несправедливостью и косностью, правящими в этом мире. — Затем, вздохнув, он вдруг спросил: — А что вы думаете насчет замужества?
Этот вопрос ее почти рассмешил.
— Неужели я сказал какую-то нелепость?
— Если иметь в виду общепринятые правила в этом нашем косном мире, мистер Ганнон, мне ведь уже двадцать девять и в глазах общества я не кто иная, как старая дева. И даже когда я была моложе, я не очень-то нравилась мужчинам. Ко мне относились как к слишком заумной и прямолинейной леди. Уж не говоря о том, что меня мало кто понимал.
Он поднял брови от удивления:
— С какими же мужчинами вы были знакомы?
— О, это были миссионеры, служители церкви.
Он даже фыркнул:
— Теперь ясно, они, должно быть, были трусами и незрелыми юнцами.
Он взял ее руку в свои. Этот жест вызвал у нее необычное ощущение, ее предплечья покрылись гусиной кожей.
— Вы очень смелая и умная. У вас есть собственное мнение, и вы его не боитесь высказывать. Никто, кроме вас, не принял происхождения Луизы и не заступился за нее.
— Я лишь сделала то, что подсказывало мне мое сердце.
— Вы необыкновенная женщина.
Смутившись от этого комплимента, она опустила глаза:
— Ну что вы, спасибо.
Он подошел к ней ближе и прикоснулся рукой к ее подбородку.
— Вы намного лучше выглядите, чем вам кажется.
Она опять покрылась мурашками. Она никогда не стояла так близко к мужчине.
— Я… я не знаю, что и сказать.
— А ничего и не надо говорить. — Он пристально смотрел на нее. — Вы только слушайте меня. Как вы отнесетесь к тому, чтобы выйти за меня замуж и переехать в Нью-Мексико?
Она остолбенела. Она была ошарашена.
— Зам… замуж, я?
— А что в этом плохого?
— Ничего плохого в этом нет, мистер Ганнон, — говорила она поспешно, чтоб он не подумал, что он ей не нравится. — Однако… ну, мы же едва знаем друг друга, — сказала она. Он ведь за ней даже не ухаживал, как это обязательно полагается. К тому же она боялась, что он сделал ей предложение исключительно из чувства сострадания к ней, из добрых побуждений. — Вы, безусловно, великодушны, но ведь женитьба предполагает большую ответственность.
Он подошел к ней еще ближе:
— Вы считаете, наверное, что я делаю вам предложение из-за жалости?
Она именно так и думала, однако сказала:
— Возможно, что это так.
— Ну уж нет, тут вы ошибаетесь. Мне, конечно, нравится ваше мужество, храбрая и смелая душа. Не говоря уже о вашей образованности. Я всегда хотел иметь жену сильную духом, такую леди, которая хорошо и правильно разговаривала бы. Вы можете очень помочь мне в содержании моей гостиницы и ресторана в Санта-Фе. Ну так что вы скажете об этом?
Он смотрел на нее так, как ни один мужчина еще не смотрел на нее. И через секунду Фрэнсис уже мечтала о любви, представляя новый дом на этом захватывающем Западе, о котором она лишь слышала и читала. Конечно, именно мечтания и грезы подготовили ее ответ. К ее удивлению, он словно сам вырывался наружу:
— Я говорю вам «да».
Сказав это и не имея возможности изменить решение, она сразу же оказалась в объятиях Натана Ганнона.
— Прекрасно! Вы не пожалеете об этом, Фрэнсис. Ведь вас так зовут? Да? А меня можно называть просто Нэйт. Вот уж мы от души повеселимся, — сказал он и поцеловал ее.
Фрэнсис просто светилась от счастья. Она обняла его за шею и закрыла глаза, доверившись своей судьбе. Во время поцелуя усики Нэйта щекотали ее, в его дыхании она уловила незначительный запах коньяка и кофе. Тепло, исходившее от его тела, согревало ее. У нее все теперь будет: новый дом, мужчина, с которым она разделит горе и счастье. Если это сон, то она не хотела просыпаться.
Нью-Мексико
Глубокой беспокойной ночью она тихо встала, оторвала маленький кусочек ткани, которую хранила в сундуке, стоявшем у кровати. Зажав ткань, она крадучись проскользнула в коридор и пошла по нему, затем повернула в другую, большую комнату, пройдя ее, открыла дверь и вышла наружу.
Стареющая луна тускло светила. С юга дул ветер, покачивая сосны. Она подняла голову, как будто выжидая чего-то.
Не было смысла идти к нему сейчас. Едва найдя путь, который привел бы ее к силе и могуществу, она неожиданно обнаружила, что у нее есть враг.
Но она все же получит силу и могущество.
Закрыв наружную дверь, она пошла к огромному камину, растянувшемуся вдоль стены, пошевелила последние красные угольки, пока они не разогрелись.
Она улыбнулась и бросила в камин извилистую сосновую ветку:
— А это тебе для аппетита, братик.
Пристально вглядываясь в клочок ткани, который держала, она вытащила из кармана несколько иголок кактуса, длинных, острых, способных пустить кровь любому.
Она желала, чтобы они и ему пустили кровь.
Но она должна была набраться терпения.
— Кара! — прошипела она, воткнув одну из иголок в ткань, словно она была куском детского одеяльца, накрывавшего его, когда он был еще ребенком.
— Страх! — воткнула она вторую иголку, затем третью, четвертую. — Болезнь! Смерть!
Воткнув последнюю иголку, она кинула ткань в огонь, презрительно скривив рот, когда огонь сразу поглотил ткань.
В реальной жизни или в мире грез ее враг когда-нибудь пожалеет, что сопротивлялся ей.
* * *
Фрэнсис все никак не могла поверить в то, что едет на запад, в Нью-Мексико. Ей все казалось, что это сон.После того как Натан Ганнон сделал ей предложение, они поженились на следующий же день утром, затем сели в поезд, который увез их в Чикаго. Здесь они остановились на два дня, сделали значительные покупки, а затем наконец-то провели свою брачную ночь в отеле. На левой руке Фрэнсис блестело золотое кольцо, и она была обладательницей нового дорогого гардероба на все случаи жизни.
Теперь она уже более не считалась застенчивой старой девой.
Обо всем этом она думала, сидя вместе с Нэйтом на бархатных сиденьях в вагоне-ресторане поезда, следовавшего по железной дороге Этчайзон-Топика и Санта-Фе. Она улыбалась опустив глаза, крепко сжимая руку Нэйта. Возможно, она пока еще застенчива и многого из того, что должна уметь делать, еще не знает. После некоторого дискомфорта, который она ощутила, впервые занимаясь с ним любовью, она обнаружила, что ей это очень нравится. Она могла заниматься любовью снова и снова, только не здесь, на полке пульмановского занавешенного вагона, а тогда, когда у них будет настоящая кровать.
— Может быть, ты хочешь десерт, дорогая? — спросил Нэйт, прервав ее размышления.
У столика стоял официант.
Фрэнсис улыбнулась ему, затем мужу.
— Нет, спасибо. Я очень наелась. Это блюдо из жареной антилопы — просто прелесть, — сказала она. Обед действительно был очень сытным — кроме жареного мяса, они попробовали настоящую пищу гурманов: чирка с гарниром из молодого картофеля и кукурузы. — Я не отказалась бы от кофе.
— Может быть, и коньяка? — просил Нэйт.
— Ну, если только маленькую рюмочку.
Ее муж не имел ничего против того, что леди время от времени выпьет немного спиртного. До встречи с ним Фрэнсис вообще никогда не пила алкогольных напитков, а во время их поездки, первый раз попробовав, она сразу немного опьянела.
Это лишь позабавило Нэйта. Он был человеком весьма либеральных взглядов.
— Ты можешь тоже что-то заказать, если хочешь, — предложил он Луизе, сидевшей напротив них.
Девочка сделала такое лицо, как будто хотела подразнить их, и сказала:
— Я ничего так не люблю, дядя Нэйт, как сарсапарилья.
— О да, я совсем забыл об этом, — как всегда, потворствующим тоном ответил Нэйт девочке, а затем сказал официанту: — Принесите ей хороший, большой бокал сока.
Официант ушел и вскоре вернулся с подносом, на котором стояли бокалы с разными напитками, не расплескав ни капли ни из одного из бокалов.
Фрэнсис внимательно наблюдала за официантом из вагона-ресторана, для нее все это было совершенно незнакомо. Ее удивляло здесь все, в этом современном железнодорожном составе, от мест в первом классе до той скорости, с какой ехал поезд, — она даже не успевала разглядеть ничего из того, что мелькало за окнами вагона. Единственное, что ей не нравилось, так это оседавшая на одежде угольная пыль и периодические остановки поезда. Три часа они стояли в Канзасе, когда стадо коров перегоняли через железнодорожные пути.
На нее это произвело впечатление. На протяжении нескольких дней Фрэнсис наблюдала из окна тянувшиеся бесконечные поля. А сейчас ей нравились эти пыльные ковбои, перегоняющие стадо. Она с интересом смотрела и на Додж-Сити, который они также проезжали. Об этом месте ходила дурная слава. Мимо нее промелькнули многочисленные загоны для скота и безобразные постройки, которые Нэйт называл салунами. Смеясь, он рассказывал, что в этих злачных местах мужчины обычно напиваются и просаживают все свои деньги, играя в карты. Сказанное им, да еще в шутливом тоне, приводило Фрэнсис просто в ужас, что действовало на него отрезвляюще, и он сразу становился серьезным.
Она должна была изучать эту жизнь, привыкать к тому миру, о котором она ничего не знала и в котором ей предстояло жить. Пейзаж изменился, когда они пересекли реку Колорадо и въехали на территорию Нью-Мексико. Смотря вдаль, Фрэнсис видела облака за горизонтом, но когда они подъехали ближе, это оказались высокие горы. Почва стала более каменистой. Растительность здесь также была другой: привычные широколиственные деревья сменились низкорослыми осинами и соснами.
— Здесь, как в пустыне, скудная растительность, — сказал Нэйт, заметив, что она смотрит на мелькавшие мимо изрезанные красные холмы. — Этот пейзаж очень напоминает то, что ты увидишь в Санта-Фе. Дожди здесь бывают не часто, а снег зимой обычно сразу тает, однако такая погода очень удобна со всех сторон.
Луиза посмотрела в окно, расплывшись в улыбке:
— Через каких-нибудь несколько часов я буду дома. И пусть лучше мама не пытается опять отослать меня куда-нибудь учиться, а то я сяду на лошадь и умчусь в горы!
Нэйт, закатив глаза, сказал:
— Сколько уже было школ, три?
— Четыре.
— О, Боже! — прошептала Фрэнсис. Нэйт рассказывал ей, что Луизу уже исключали из школы раньше, но она и подумать не могла, что этих школ было четыре.
Луиза вскинула голову, ее копна черных волос, обычно собранная в косу и завязанная ленточкой, сейчас растрепалась.
— Полукровки не очень-то желаемы в таких городах, как Бостон.
— Или Сент-Луис, или Чикаго, или Сан-Франциско, — добавил Нэйт. А затем он сказал Фрэнсис: — Для меня уже стало работой забирать ее после исключения из всех этих школ.
Как благородно с его стороны, думала Фрэнсис, учитывая, что Луиза не была ему даже родственницей, а всего лишь дочерью Бэлл Джэнкс, компаньона Нэйта по бизнесу. Кое-что во время их поездки она все-таки узнала, хотя ей хотелось бы знать намного больше. Как-то не удалось пока выбрать нужный момент, чтобы спросить об отце Луизы, который был команчи, и как Бэлл связала свою судьбу с вечно воюющим индейцем. Казалось, что ни Нэйт, ни Луиза не были расположены рассказывать все. Однако было очевидно, что Нэйт души не чает в девушке, она была для него как дочь, и говорили они больше о настоящем, чем о прошлом. Она, конечно, могла бы напрямую спросить обо всем, что ее интересовало, но она понимала — этого делать не стоит, чтобы не омрачить ту дружелюбную атмосферу, которая царила между ними.
— Но ведь ты знаешь, что твоя мать делает все, чтобы тебе было как можно лучше, — говорил Нэйт Луизе. — Она хочет, чтобы ты была образованной леди и чтобы твоя жизнь не была такой же тяжелой, как ее.
Пожав плечами, девушка сказала:
— Я уже читаю и по-английски, и по-испански.
В Нью-Мексико вторым языком был испанский, и Фрэнсис предстояло еще этот язык выучить.
— Но я не хочу становиться никакой леди, — продолжала Луиза. — Я хочу иметь ранчо и объезжать там лошадей.
Покачав головой, Нэйт сказал:
— Это все проклятая кровь команчи.
Он заметил, с каким любопытством Фрэнсис посмотрела на него, и объяснил, что он имел в виду:
— Команчи просто рождаются для того, чтобы ездить верхом на лошади. Это еще вопрос, кто лучший наездник в мире — воин-команчи или сиукс.
— Но я вовсе не помню ни одного команчи, — сказала Луиза. — Мне было лишь четыре года, когда мы уехали из Техаса.
— А это заложено в твоей крови, — сказал Нэйт, отпив коньяк.
Вот сейчас был как раз самый подходящий момент, когда Фрэнсис могла удовлетворить свое любопытство, и она спросила:
— Ты совсем не помнишь своего отца, Луиза?
— Его убили еще до моего рождения.
Это все, что она смогла сказать. Она повернулась и, указывая на манящий ее пейзаж, мелькавший за окнами поезда, — тянувшееся плоскогорье, проговорила мечтательно:
— Я бы хотела промчаться здесь верхом на лошади, чтобы ветер свистел в ушах и волосы развевались налету. В мире ничего лучше этого нет.
— В самом деле? А я вот никогда еще сама не ездила верхом на лошади, — сказала Фрэнсис, но ей очень хотелось попробовать.
— Не беспокойтесь. Я вас научу, — говорила Луиза, глядя то на Фрэнсис, то на Нэйта. — Я думаю, Сьюзи могла бы подойти вам. Она достаточно смирная.
— Это такая… старая в крапинку? Да, я думаю, она подошла бы, — отвечал Нэйт. Чувствуя, что должен объяснить Фрэнсис, почему он так назвал лошадь, он сказал: — В крапинку — это значит, что у лошади двухцветный окрас.
— А! — понимающим тоном отозвалась Фрэнсис.
Вчера Нэйт и Луиза долго говорили о лошадях. У них разгорелась настоящая дискуссия, какие бывают окрасы, какое качество кожи у лошади лучше, и так далее. Когда Нэйт говорил о тех лошадях, которые больше всего ему нравятся, он упомянул Кентукки, сказав, что там прошло его детство. Таким образом Фрэнсис еще кое-что узнала о его жизни. Однако от затянувшегося между Нэйтом и Луизой разговора о лошадях у Фрэнсис закружилась голова.
Нельзя, конечно, сказать, что Нэйт и Луиза говорили только между собой, не обращая внимания на Фрэнсис. В один из вечеров они, например, рассказывали ей интересные истории о Санта-Фе, который был основан за десять лет до высадки в Плимуте Роке пилигримов. Они также поведали ей о том, что едят и каковы традиции и обычаи в Нью-Мексико. Она узнала много новых испанских слов, таких, как метис, народ, идальго.
Ей обязательно надо будет выучить испанский язык, особенно для того, чтобы помогать Нэйту в его заведении «Блю Скай Палас».
Нэйт очень мало говорил о себе, даже когда они остались вдвоем. Лишь только Фрэнсис рассказала ему все о своем прошлом, и иногда ее очень беспокоило, что она так мало знает о своем муже. Она, конечно же, не хотела бы узнать какие-то неприятные факты из его прошлого, чтобы потом не казнить себя, что так опрометчиво быстро выскочила за него замуж.
А разве был у нее вообще выбор? Ей понравился Нэйт Ганнон. Фрэнсис даже подумала, что она могла бы его полюбить.
В ее жизни произошел поворот. Ветер перемен вырвал ее из той рутинной обыденности, где она прозябала изо дня в день. Она должна приспособиться к тому месту, куда наконец-то они подъезжали.
— Как я соскучилась по вам, Сангрэ де Кристос! — произнесла Луиза.
Фрэнсис посмотрела в ту сторону, куда смотрела Луиза — в сторону гор «Кровь Христа», и подумала, сколько им еще осталось до места назначения. — Скоро ли мы прибудем в Гэйлисто-Джанкшен? — спросила Фрэнсис.
Нэйт вынул из кармана жилета часы, посмотрел на них и сказал:
— Осталось немногим более двух часов. А потом еще около часа нам придется на пригородном поезде добираться до Санта-Фе.
Итак, скоро уже они будут в Санта-Фе.
— Мне надо собрать свои вещи, — сказала Фрэнсис, предполагая сложить свои ночные принадлежности. — Мне также надо привести себя в порядок. — Она хотела хорошо выглядеть.
Нэйт встал и, отодвинув ее стул, позволил ей выйти:
— Я провожу тебя, дорогая.
Когда они проходили по вагонам и пересекали соединения вагонов, он шел впереди, по-джентльменски подавая ей руку и помогая перейти через сцепную площадку, под которой находились колеса. Она не знала его как владельца гостиницы и ресторана в Нью-Мексико, однако его манера поведения, умение держаться с дамами были столь же отменны, как и его пристрастие к дорогим отелям и железнодорожным вагонам первого класса. Поэтому она предполагала, что в Кентукки он вырос в обеспеченной семье.
В их пассажирском вагоне, с тех пор как они выехали из Канзаса, было мало людей. Кроме них, в этом вагоне ехала еще одна пара и женщина — вероятно, бабушка с маленьким ребенком.
Перед тем как Фрэнсис начала собирать вещи, Нэйт обнял ее за плечи и произнес:
— До приезда в Санта-Фе, Фрэнсис, я хочу поговорить с тобой по душам.
— Ты расскажешь мне о себе, о своей семье? — Именно это только и было у нее на уме. — Мне бы так хотелось узнать об этом.
— Ну хорошо, и об этом тоже.
Она смотрела на него с любопытством.
— Я полагаю, что отчасти я — загадка для тебя, — произнес Нэйт, поигрывая свободной рукой часами. — У каждого, живущего на Западе, есть что скрывать. Здесь как-то не принято задавать лишних вопросов. Все воспринимаешь как есть, мужчину или женщину ценишь по их делам и словам.
Фрэнсис удивленно спросила его:
— У тебя есть секреты, которые ты скрываешь?
— Не волнуйся. Я уже не был женат, когда женился на тебе, — засмеялся Нэйт.
Она даже и не думала об этом.
Он опять засмеялся, почувствовав смятение Фрэнсис.
— У нас с тобой слишком разные жизненные опыты, дорогая. И мы должны об этом поговорить.
Она почувствовала облегчение.
— Я с нетерпением жду, когда ты мне поведаешь о своем богатом жизненном опыте.
— Ну вот я и собираюсь все рассказать тебе…
Вдруг находившаяся в вагоне женщина закричала:
— Индейцы! Смотрите, индейцы!
Мужчина, ехавший с ней, уставился в окно, бабушка с ребенком также подошли к окну и стали смотреть. Фрэнсис тоже было любопытно посмотреть на индейцев, и она бросилась к окну. Нэйт стал рядом с ней.