Страница:
Мы акцентировали тему мотивировок его дальнейшей деятельности, усиленно отмечая ее опасность, способную привести к душевному истощению.
— Так ведь это не личное дело, — сказал он, — это вопросы общественные, общие — кто-то же должен начать… Народ не выносит эту систему правления, но раньше почти не случалось, чтобы кто-либо восстал против нее открыто. Всегда так бывает, что находятся люди, которые что-то начинают, потом к ним присоединяются другие… И те, кто начинает, независимо от того, выдающиеся они люди или самые простые, становятся вроде знамени для тех, кто идет следом за ними… Моей жизнью, моей верной службой коммунистической системе я ведь тоже повинен в том вреде, который она принесла народу, и я хотел в оставшееся время хоть что-то исправить, искупить… Какой смысл прожить еще лишний год жизни, если продолжаешь лгать и закрывать глаза на то, что творится? Лучше прожить остаток жизни так, чтобы не позориться перед собственными внуками. — В этот момент Григоренко, показалось нам, опечалился, но продолжал говорить продуманно и серьезно. — Я думаю, что призыв к служению возникает в душе, когда оно вдохновлено Богом…
— Но почему именно в вашей душе? Разве не могли другие сделать то, что сделали вы?
— Это не совсем точно. Я, по счастью, стал в какой-то мере известен, особенно в результате кампании в мою защиту, которую организовала, главным образом, моя жена. Есть многие, сделавшие гораздо больше, чем я, но о них никто ничего не знает.
— Их тоже подвигнул Бог?
— Думаю, что да. Думаю, что Провидение играет в жизни человека куда большую роль, чем нам представляется.
— Не считаете ли вы, что у вас с Богом некие особые отношения?
— Нет. Более того, хотя я безусловно верю, что Бог есть, что есть некий Высший Смысл, я, к несчастью, не могу полностью погрузиться в молитву…
Исследуя отношения Григоренко с другими людьми и интерпретируя его поведение, мы особенно интересовались, нет ли признаков того, что он расценивает все, предпринятое против него, как чье-то стремление лично его преследовать. Зная, кто он такой, зная, что он действительно подвергался преследованиям КГБ, мы полагали, что это могло привести к стрессу. Мы допускали, что он мог придавать особое значение хитрости и мстительности властей, арестовывавших его, принудительно госпитализировавших, лишивших его чинов и пенсии. Вместо этого он постоянно указывал на порядочность, честность и откровенность некоторых из своих противников, в том числе даже членов ЦК.
Поскольку советские психиатры упирали на характерологию Григоренко, особо выделяя те черты, что могли подтвердить параноидальность, мы уделили наибольшее внимание тем же чертам характера. Мы, например, спросили его о конфликте, который имел место в 1949 г. в связи с его кандидатской диссертацией. В первой главе ее содержалась резкая критика военных теорий не названных по имени высших советских офицеров — ему было предложено эти места убрать. Мы спросили, как он отреагировал на такой совет, ожидая, что при наличии параноидальных реакций они в подобном случае непременно проявятся. Он ответил, что не сразу, но согласился эти критические места убрать.
Мы нашли и другие свидетельства гибкости характера Григоренко. Во время первого заключения, например, он пересмотрел свои политические убеждения, отбросив те самые «ленинские принципы», из-за которых создал свой нелегальный союз и подвергся аресту и принудительному лечению.
Мы систематически искали других указаний на паранойю, теперь или в прошлом, от самых слабых до самых определенных. Наш консультант-психолог сделал множество проб, но они тоже не дали подтверждающих результатов.
Наконец, мы постарались окончательно прояснить вопрос о склерозе сосудов. В 1972 г. Григоренко перенес небольшой удар, который ухудшил зрение, затронув правый глаз. Исследования, проведенные нашим невропатологом, показали признаки артериосклероза с правой стороны сонной артерии, но это никак не могло влиять ни на мышление, ни на поведение, ни на характер — ни в настоящем, ни в прошлом.
Тщательно изучив заново все материалы исследований, мы не обнаружили у генерала Григоренко никаких признаков психических заболеваний. Наши выводы подтверждены исследованиями биометрической лаборатории Института психиатрии штата Нью-Йорк, проводившимися независимо, на материале изучения всех бесед, записанных на видеомагнитофон.
Мы не обнаружили также признаков каких-либо заболеваний в прошлом. В частности, не найдено никаких параноидальных симптомов даже в самой слабой форме.
Наличествующие признаки склеротических изменений не таковы, чтобы иметь хоть какое-то влияние на мыслительные или эмоциональные проявления, на интеллектуальную сторону личности Григоренко и, тем более, на его поведение.
Специальная серия исследований и проверок заключения повторяется Американской ассоциацией психиатров в Чикаго.
Наше обследование Григоренко проводилось с установкой на обнаружение симптомов заболевания. Вместо этого мы нашли человека, который напоминал описанного в советских актах экспертизы столько же, сколько живой человек напоминает карикатуру на него. Все черты его советскими диагностами были деформированы. Там, где они находили навязчивые идеи, мы увидели стойкость. Где они видели бред — мы обнаружили здравый смысл. Где они усматривали безрассудство — мы нашли ясную последовательность. И там, где они диагностировали патологию, — мы встретили душевное здоровье.
Письмо в редакцию журнала «Вопросы истории КПСС»
Уважаемый товарищ редактор!
В № 9 вашего журнала за 1967 год опубликована статья «В идейном плену у фальсификатора истории». Поскольку она целиком обрушивается на книгу А. М. Некрича «1941. 22 июня», я хочу начать с нескольких справок об этой книге, и о том, как она была у нас встречена и оценена.
В свет она вышла в 1965 году — два года назад! — пятидесятитысячным тиражом, который в первые же дни не смог удовлетворить спрос. Достать ее сегодня, не то, что в собственность, а хотя бы для прочтения — это целое событие. На книгу немедленно откликнулась и пресса и научная общественность.
В январе 1966 года журнал «Новый мир» опубликовал о ней, в своем «Книжном обозрении» короткую, но весьма содержательную статью доктора исторических наук Г. Федорова «Мера ответственности». Автор этой статьи, оставаясь вполне объективным, вскрывает основное содержание книги и весьма убедительно дает положительную оценку ее политической значимости, научного уровня и литературных качеств.
В феврале того же года книга получила единодушную положительную оценку на обсуждении, организованном отделом истории Великой Отечественной войны Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Ни один из присутствующих (а их было несколько сот человек) не возражал против ее основного тезиса о том, что в захвате противником в 1941-42 годах половины европейской территории нашей страны, виновато тогдашнее советское государственное и партийное руководство.
Так, выступавший на обсуждении первым, профессор Деборин согласился с положительной оценкой книги отделом истории Великой Отечественной войны и полемизировал только по поводу отдельных частностей, например, по вопросу о роли гитлеровского руководства в организации полета Гесса в Англию и о военной ценности наших 45 мм пушек. Кроме того, оратор возражал против персонификации всей ответственности за поражения начального периода войны на одном Сталине; он подробно аргументировал, в частности, личную вину бывшего начальника Разведуправления Генерального Штаба, ныне маршала Советского Союза, А. Ф. Голикова, как главного дезинформатора тогдашнего военного и государственного руководства.
Положительную оценку книги дали и остальные выступавшие. Генерал-майор Тельпуховский, например, целиком одобряя книгу, дополнительными фактами подтвердил личную ответственность Сталина за наши поражения 1941-42 гг.
Журнал «Вопросы истории КПСС» является органов Института марксизма-ленинизма, но статья об обсуждавшейся здесь книге появляется в этом журнале только в сентябре 1967 года. Скажем прямо — не очень оперативно! И это тем более удивительно, что в оценке книги сей журнал расходится не только с «Новым миром», но и с результатами упомянутого обсуждения. Но уже не удивляешься, а прямо ПОРАЖАЕШЬСЯ, когда устанавливаешь, что оба автора рассматриваемой статьи оказываются те самые Г. А. Деборин и В. С. Тельпуховский, которые присутствовали на обсуждении и выступали (один из них — Г. А. Деборин даже дважды) со своими оценками, диаметрально противоположными всему содержанию нынешней их статьи.
Вот почему теперь совершенно необходим всесторонний анализ и статьи и книги, которой она посвящена.
По здравому смыслу рассматриваемая статья должна была бы являться рецензией на книгу, коей она посвящена. Но по ней нельзя составить даже приблизительное представление о содержании книги. Статья не может (да, видимо, и не ставит целью) помочь читателю осмыслить прочитанное или привлечь внимание читавшего книгу к тем поучительным выводам, кои вытекают из ее содержания и примененного автором метода исследования.
В статье отсутствует абсолютно необходимое для всякой рецензии стройное, последовательное и вразумительное освещение недостатков и достоинств книги, а если никаких достоинств не обнаружено — то, хотя бы ясное заявление об этом. Нет ни одного опровержения приведенных в книге фактов, ни одного противопоставления фактам, признаваемым авторами статьи недостоверными — других, кои они почитают за достоверные, ни одной цифры, ни одного своего научно обоснованного вывода, как и ни одного убедительно доказанного опровержения выводов, имеющихся в книге.
Из статьи можно уразуметь лишь то, что ее авторы книгой очень недовольны. Невольно возникает вопрос: что же заставило их изменить то положительное мнение, которое они высказывали о ней во время обсуждения в Институте марксизма-ленинизма? Ведь должны же быть для столь рискованного «пируэта» достаточно веские основания. А так как на выработку нового мнения о книге затрачено столь продолжительное время, то мы вправе были бы ожидать, что новая точка зрения авторов была ими убедительно обоснована, а мнения и оценки, высказанные на обсуждении, в том числе — ими самими, а также изложенные в рецензии «Нового мира», — доказательно опровергнуты.
Между тем ничего похожего в статье нет. Об обсуждении в ней даже не упоминается. Статью же Г. Федорова авторы голословно ругнули, не объяснив даже своих с ней расхождений.
Очень трудно, уважаемый товарищ редактор, уяснить суть статьи Г. А. Деборина и В. С. Тельпуховского. Но все же отшелушив многословную ругань, на которой она только и стоит, то можно установить, что в ней доказывается… — нет, не доказывается, а бездоказательно вдалбливается читателю путем многократного повторения голословных обвинений, что автор книги, будто бы, умышленно искажает, как события происшедшие 22 июня 1941 года, так и те, что предшествовали этому дню, то есть, пишет заведомую неправду и тем прямо способствует буржуазным фальсификаторам истории. Обвинительные возгласы, призванные воздействовать соответствующим образом на психику читателя, сыплются как из рога изобилия. На тридцати журнальных страницах — их свыше сорока. Все эти обвинения не имеют под собой никакой почвы и в подавляющем большинстве попросту нелепы.
Опровергать шаг за шагом все эти нагромождения абсурдностей невозможно, да и бессмысленно. Это выходит за рамки научной полемики и является, скорее, делом органов правосудия. Было бы несомненно оправдано и очень полезно для нашего общества, если бы А. М. Некрич привлек авторов статьи и Вас, товарищ редактор, к судебной ответственности за дезинформацию. Но это, разумеется, дело его. Я же попытаюсь сделать только то, что в моих возможностях; как можно нагляднее показать несостоятельность и антиобщественный характер подобного выступления в печати.
Все обвинения, выдвинутые статьей против автора книги, выглядят, на первый взгляд, очень серьезно. Но беда критиков в том, что они не смогли обосновать ни одно из своих обвинений ни доказательствами, ни логическими суждениями.
Во всех тех случаях, когда они бросая голословное обвинение автору книги, пытаются изложить собственное свое понимание вопроса, легко установить, что это «свое» — не что иное, как извлеченное и переписанное их словами из текста рецензируемой книги. Так они поступили, например, по всем затронутым ими вопросам из первой и второй глав этой книги.
В других случаях, без зазрения совести, применяются явные передержки. Приведу пример. На странице 139 журнала написано: «На заключительных страницах книжки А. М. Некрич бросает чудовищное обвинение советским воинам, заявляя, что „фашистские армии не встретили серьезного сопротивления на границе“ (161). Так цитируют хваленые авторы статьи.
А вот, что написано в книге (а не в «книжке», как презрительно именуется на протяжении всей статьи труд Некрича), если цитировать хотя бы от точки до точки: «Фашистские армии не встретили серьезного сопротивления на границе, хотя советские воины сражались героически, до последнего патрона, до последнего вздоха». Как видим, вся фраза, а не «огрызок» от нее, не дает никаких оснований для того, чтобы разыгрывать возмущение недооценкой героизма советских воинов. Если же заглянуть еще в одну, следующую фразу, то есть дойти до смысловой точки, то можно прочесть вот что: «Здесь, на границе, уже в первые часы боев родился тот героизм, который позволил Красной Армии выдержать тяжелые удары и превратности войны и закончить свой освободительный поход в поверженном Берлине» (стр. 161).
И вот, — мысль, выраженную в этих двух фразах, авторы статьи умудряются определить, как «образчик клеветы», на которую решаются немногие фальсификаторы истории (стр. 139 журнала). После этого, товарищ редактор, разрешите Вас спросить: кто же клеветники? ТРИЖДЫ КЛЕВЕТНИКИ И ФАЛЬСИФИКАТОРЫ!?
Авторы статьи многократно обвиняют товарища Некрича в том, что он то одно, то другое обошел или не упомянул, того то не сказал. Как правило, ни один из этих вопросов не имеет прямого отношения к теме книги (например: «в данной книжке не нашлось места даже для оценки значения социалистического соревнования в годы первых пятилеток», стр. 127 журнала).
Но особенно возмущаются они тем, что события первых дней войны автор рассматривает «не с позиций ее последнего дня», а анализирует в сопоставлении с явлениями и фактами, предшествовавшими войне и обусловившими тот характер ее начального периода, который мы наблюдали в реальной действительности. Уместно спросить: с каких это пор стал называться марксистским метод, признающий за причину — последующие, а за следствие — предыдущие события? До сих пор это называлось в научном мире смешением понятий, которое ведет к абракадабре, а не к научным выводам.
Имеются в этой, с позволения сказать, критической статье и еще более нечистоплотные приемы. Указав, например, на то, что Некрич ничего не сказал о японо-американских переговорах 1940-41 гг. (кои, скажу от себя, имеют к теме книги, примерно, такое же отношение, как пресловутая «бузина в огороде к дядьке в Киеве»), «критики» ставят риторически провокационный вопрос: «Что это — незнание фактов или преднамеренная фальсификация?»
После всего сказанного думаю, всем ясно, что никакая это, собственно, не критика. Это — нечестное, фальсифицированное обвинение, цели которого состоят в том, чтобы скрыть правду о войне и оболгать полезную, добросовестную книгу, настроить читателей и возможных издателей враждебно по отношению к ее автору.
Но у этой статьи есть и более зловещее сходство. Она написана в духе «погромниц» периода апогея репрессий 1937-1938 г.г., написана мастерами этого «жанра» по недобрым канонам статей-доносов. На основании такого, как в этой статье «матерьяльчика» в те времена, когда сажали, не считаясь с емкостью тюрем, любой типично-невежественный следователь без излишних домыслов мог бы «оформить» дело на «буржуазного перерожденца» и «врага народа», в данном случае — Некрича.
В связи с этим возникает вопрос: кто же авторы столь примечательной «критической» статьи?
Г. А Деборин и В. С. Тельпуховский хорошо известны в военно-научном мире. Но известны не своими учеными трудами, не научными открытиями, а умением всегда «соответствовать».
Чтобы увидеть, как это достигается, совершенно не обязательно залезать в дебри их прежнего творчества, например, сталинского периода. Достаточно пронаблюдать их «методу» да примере их отношения к труду Некрича. Противоположные взаимноисключающие оценки этого труда в зависимости от ветра», который «дует» на данных «ученых», есть одна из нагляднейших иллюстраций их «научного» метода.
В научном споре обычно не принято брать под сомнение научную квалификацию оппонента. Но усердные «критики» решили не придерживаться этого стеснительного правила. В их статье прямо заявлено, что А. М. Некрич не компетентен «в вопросах дипломатии, экономики, политики и военном деле» (стр. 136 журнала). Ну, что ж, поднимем перчатку, брошенную «критиками» и попробуем разобраться, кто и в чем не компетентен.
Из всех названных областей я возьму лишь ту, в которой моя личная компетентность вряд ли станет кем-либо оспариваться. Я имею в виду военное дело, которое, к тому же, для данного случая является наиболее важным. Труд-то ведь ВОЕННО-исторический!
Внимательно изучив книгу Некрича под этим углом зрения, я пришел к твердому убеждению, что в ней нет ничего, что давало бы право усомниться в компетентности автора в военном деле. Все военные вопросы освещены им грамотно, с ясно выраженным пониманием главного — сущности происходивших военных событий. К сожалению, о «критиках» этого не скажешь. За какой бы военный вопрос они не взялись, — сразу выявляется их полная беспомощность. Я мог бы это продемонстрировать на всем их прошлом «научном» творчестве, но думаю, достаточно будет и того, что они сами продемонстрировали, взявшись с амбицией, но без соответствующей «амуниции» за критику — не книжки, запомните! — а очень серьезного военно-научного труда.
Г. А. Деборин разоблачил себя еще во время упоминавшегося выше обсуждения. Он уже там пытался, хотя бы частично, опорочить сообщаемые Некричем факты. В своем выступлении он вдруг взял да и ошарашил аудиторию «открытием», что 45 мм противотанковую пушку сняли с вооружения перед войной потому, что она была беспомощна против германских танков. Это «открытие» вызвало тогда бурное возмущение всего зала, более чем наполовину состоявшего из военных.
И неудивительно! Таким заявлением оратор продемонстрировал свою полную неосведомленность по части боевых свойств и 45 мм пушки и фашистских танков. Последние по своим боевым качествам не превосходили наши танки старых образцов (Т-26, ВТ-5 и ВТ-7), а значительная часть их была еще хуже. Что же касается 45 мм пушки, то она являлась грозным оружием против имевшихся у противника к началу войны боевых машин всех без исключения типов. Будучи уже в ходе войны возвращена на вооружение, она прошла всю войну и оказалась достаточно эффективным средством борьбы даже с появившимися на полях сражений в 1943 году «тиграми» и «пантерами».
Этот горький опыт публичного выступления по вопросу, выходящему за пределы собственной компетенции, кое-чему все же научил. И не только Деборина, но и его соавтора. Они оба, видимо, поняли, что теперь нельзя, как в сталинские времена, не боясь разоблачения, публично высказывать нелепости, подобные тем, что преподносил, по его рассказу, Марк Твен читателям «Сельскохозяйственной газеты».
Они сообразили, что теперь им этого не позволят, и потому в своей статье попытались вообще обойти все конкретные вопросы военного дела. Но так как труд Некрича военно-исторический, они на каждом шагу спотыкаются на вопросах чисто военных и, сами того не понимая, уподобляются консультанту сельскохозяйственных знаний.
Вот один из очень ярких примеров. Извратив автора, рецензенты уцепились за вопрос, который, как им казалось, не имеет военной специфики и… сели в лужу. Им представлялось, что наличие достоверных данных о героизме советских воинов дает возможность полностью опровергнуть утверждения Некрича, что фашистским войскам не было оказано серьезного сопротивления на границе. Но они не поняли, да, в силу своей военной неподготовленности, и не могли понять, что, превращая данный вопрос в предмет спора, они, тем самым наглядно демонстрируют свою полную неосведомленность. Им думалось, что все просто: раз был массовый героизм, значит имелось и серьезное сопротивление. А дело-то куда сложнее. И Некрич это понимает, а его «критики» нет.
Им невдомек, что войска можно поставить в такое положение, когда никакой героизм не спасет. Если против танков, наступающих совместно с пехотой, вооруженной автоматами, под прикрытием мощного огня артиллерии и минометов и при массированной поддержке авиации, выставить пехоту, вооруженную трехлинейными винтовками и ручными противопехотными гранатами, то результат, с точки зрения исхода данного боя не будет зависеть от того, окажет эта пехота героическое сопротивление или разбежится, не оказав никакого сопротивления. Результат героизма выявится лишь впоследствии, когда многими героическими боями враг будет измотан, обескровлен, морально надломлен. Кстати, именно об этом и сказано в том месте труда Некрича (на стр. 161), откуда его «критики» приводят обгрызенную ими цитату.
Но «критики», не поняв этого, ищут подтверждения своим взглядам даже там, где искать бесполезно. Именно в этих целях они обратились к служебному дневнику начальника гитлеровского генерального штаба и привели, следуя своему всегдашнему методу, «огрызок» из его записи за 24 июня: «Противник в приграничной полосе почти всюду… оказывает упорное сопротивление… Признаков оперативного отхода противника пока нет…» С торжеством оперируя этой кургузой записью, они и не подозревают, что даже в таком виде цитата бьет не по Некричу, а по ним самим, подчеркивая полную девственность их военных познаний. Каждому, кто хоть что-нибудь смыслит в военном деле, из этой записи становится ясным, что тогдашнее высшее руководство Красной Армии обстановки не понимало и вплоть до 24 июня ничего не предпринимало для вывода войск из-под наметившихся вдоль всей границы окружений. И не с огорчением, а с удовольствием констатирует этот факт Гальдер. Боялся он оперативного отхода наших войск, а не, хотя и героического, но неуправляемого сверху и потому — «неорганизованного их сопротивления».
И вот авторы, вооруженные столь «глубокими» военными познаниями, не только решились взяться за критику слабо доступной их пониманию очень серьезной военно-научной работы, но еще осмелились и «обличать» ее автора. Вы почитайте только, какой филиппикой завершают они свою статью: «Таким образом А. М. Некрич изменил научным принципам марксистской историографии, а, следовательно, и исторической правде. И, естественно, что его книжка оказалась находкой для идеологов империализма и принята ими на вооружение в целях враждебной пропаганды против Советского Союза и клеветы на него. Издательство „Наука“ безответственно отнеслось к изданию этой политически вредной книжки» (стр. 140 журнала).
Вы чувствуете, какая сталь звучит в голосе «критики» при обращении к издательству «Наука»?! Кто-то ведь вдохновил их на этакий тон. Сами они на подобное не рискнули бы. И это — факт тревожный! Но чем он тревожнее, тем основательней надо разоблачить совершенно необоснованную и антиобщественную по своему характеру статью.
В этих целях целесообразнее всего на время забыть и о ней и о книге Некрича. Попробуем своими силами, независимо от обоих рассматриваемых документов, восстановить подлинные факты и события, о которых идет в них речь, в том виде, как они имели место в действительности.
На рассвете 22 июня фашистская Германия, вероломно нарушив заключенные ею с Советским Союзом договоры «О ненападении» и «О границе и дружбе», обрушила мощный удар своими заблаговременно отмобилизованными и сосредоточенными вблизи советских рубежей вооруженными силами на войска наших западных приграничных военных округов. Еще не успели заглохнуть гремевшие многие годы по всей стране лозунги: «Ни пяди своей земли не отдадим!» «На удар ответим двойным и тройным ударом!» «Воевать — на чужой территории!» «Воевать — малой кровью!» — а на дорогах нашей Родины уже слышался грохот кованых сапог и лязг гусениц вражеских танков, ревели, завывали фашистские самолеты, бомбы штурмуя авиацию на аэродромах, войска, морской флот, города и села нашей страны.
Это был удар неимоверной силы. Но что было еще страшней, так это — моральное потрясение. Советские люди, чтобы сделать оборону своей страны неприступной, многие годы урезали свои потребности, отказывая себе даже в самом необходимом, и верили, что возможному нападению врага создана несокрушимая преграда,
— Так ведь это не личное дело, — сказал он, — это вопросы общественные, общие — кто-то же должен начать… Народ не выносит эту систему правления, но раньше почти не случалось, чтобы кто-либо восстал против нее открыто. Всегда так бывает, что находятся люди, которые что-то начинают, потом к ним присоединяются другие… И те, кто начинает, независимо от того, выдающиеся они люди или самые простые, становятся вроде знамени для тех, кто идет следом за ними… Моей жизнью, моей верной службой коммунистической системе я ведь тоже повинен в том вреде, который она принесла народу, и я хотел в оставшееся время хоть что-то исправить, искупить… Какой смысл прожить еще лишний год жизни, если продолжаешь лгать и закрывать глаза на то, что творится? Лучше прожить остаток жизни так, чтобы не позориться перед собственными внуками. — В этот момент Григоренко, показалось нам, опечалился, но продолжал говорить продуманно и серьезно. — Я думаю, что призыв к служению возникает в душе, когда оно вдохновлено Богом…
— Но почему именно в вашей душе? Разве не могли другие сделать то, что сделали вы?
— Это не совсем точно. Я, по счастью, стал в какой-то мере известен, особенно в результате кампании в мою защиту, которую организовала, главным образом, моя жена. Есть многие, сделавшие гораздо больше, чем я, но о них никто ничего не знает.
— Их тоже подвигнул Бог?
— Думаю, что да. Думаю, что Провидение играет в жизни человека куда большую роль, чем нам представляется.
— Не считаете ли вы, что у вас с Богом некие особые отношения?
— Нет. Более того, хотя я безусловно верю, что Бог есть, что есть некий Высший Смысл, я, к несчастью, не могу полностью погрузиться в молитву…
* * *
Исследуя отношения Григоренко с другими людьми и интерпретируя его поведение, мы особенно интересовались, нет ли признаков того, что он расценивает все, предпринятое против него, как чье-то стремление лично его преследовать. Зная, кто он такой, зная, что он действительно подвергался преследованиям КГБ, мы полагали, что это могло привести к стрессу. Мы допускали, что он мог придавать особое значение хитрости и мстительности властей, арестовывавших его, принудительно госпитализировавших, лишивших его чинов и пенсии. Вместо этого он постоянно указывал на порядочность, честность и откровенность некоторых из своих противников, в том числе даже членов ЦК.
Поскольку советские психиатры упирали на характерологию Григоренко, особо выделяя те черты, что могли подтвердить параноидальность, мы уделили наибольшее внимание тем же чертам характера. Мы, например, спросили его о конфликте, который имел место в 1949 г. в связи с его кандидатской диссертацией. В первой главе ее содержалась резкая критика военных теорий не названных по имени высших советских офицеров — ему было предложено эти места убрать. Мы спросили, как он отреагировал на такой совет, ожидая, что при наличии параноидальных реакций они в подобном случае непременно проявятся. Он ответил, что не сразу, но согласился эти критические места убрать.
Мы нашли и другие свидетельства гибкости характера Григоренко. Во время первого заключения, например, он пересмотрел свои политические убеждения, отбросив те самые «ленинские принципы», из-за которых создал свой нелегальный союз и подвергся аресту и принудительному лечению.
Мы систематически искали других указаний на паранойю, теперь или в прошлом, от самых слабых до самых определенных. Наш консультант-психолог сделал множество проб, но они тоже не дали подтверждающих результатов.
Наконец, мы постарались окончательно прояснить вопрос о склерозе сосудов. В 1972 г. Григоренко перенес небольшой удар, который ухудшил зрение, затронув правый глаз. Исследования, проведенные нашим невропатологом, показали признаки артериосклероза с правой стороны сонной артерии, но это никак не могло влиять ни на мышление, ни на поведение, ни на характер — ни в настоящем, ни в прошлом.
Заключение
Тщательно изучив заново все материалы исследований, мы не обнаружили у генерала Григоренко никаких признаков психических заболеваний. Наши выводы подтверждены исследованиями биометрической лаборатории Института психиатрии штата Нью-Йорк, проводившимися независимо, на материале изучения всех бесед, записанных на видеомагнитофон.
Мы не обнаружили также признаков каких-либо заболеваний в прошлом. В частности, не найдено никаких параноидальных симптомов даже в самой слабой форме.
Наличествующие признаки склеротических изменений не таковы, чтобы иметь хоть какое-то влияние на мыслительные или эмоциональные проявления, на интеллектуальную сторону личности Григоренко и, тем более, на его поведение.
Специальная серия исследований и проверок заключения повторяется Американской ассоциацией психиатров в Чикаго.
Наше обследование Григоренко проводилось с установкой на обнаружение симптомов заболевания. Вместо этого мы нашли человека, который напоминал описанного в советских актах экспертизы столько же, сколько живой человек напоминает карикатуру на него. Все черты его советскими диагностами были деформированы. Там, где они находили навязчивые идеи, мы увидели стойкость. Где они видели бред — мы обнаружили здравый смысл. Где они усматривали безрассудство — мы нашли ясную последовательность. И там, где они диагностировали патологию, — мы встретили душевное здоровье.
Сокрытие исторической правды — преступление перед народом!
Письмо в редакцию журнала «Вопросы истории КПСС»
Уважаемый товарищ редактор!
В № 9 вашего журнала за 1967 год опубликована статья «В идейном плену у фальсификатора истории». Поскольку она целиком обрушивается на книгу А. М. Некрича «1941. 22 июня», я хочу начать с нескольких справок об этой книге, и о том, как она была у нас встречена и оценена.
В свет она вышла в 1965 году — два года назад! — пятидесятитысячным тиражом, который в первые же дни не смог удовлетворить спрос. Достать ее сегодня, не то, что в собственность, а хотя бы для прочтения — это целое событие. На книгу немедленно откликнулась и пресса и научная общественность.
В январе 1966 года журнал «Новый мир» опубликовал о ней, в своем «Книжном обозрении» короткую, но весьма содержательную статью доктора исторических наук Г. Федорова «Мера ответственности». Автор этой статьи, оставаясь вполне объективным, вскрывает основное содержание книги и весьма убедительно дает положительную оценку ее политической значимости, научного уровня и литературных качеств.
В феврале того же года книга получила единодушную положительную оценку на обсуждении, организованном отделом истории Великой Отечественной войны Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Ни один из присутствующих (а их было несколько сот человек) не возражал против ее основного тезиса о том, что в захвате противником в 1941-42 годах половины европейской территории нашей страны, виновато тогдашнее советское государственное и партийное руководство.
Так, выступавший на обсуждении первым, профессор Деборин согласился с положительной оценкой книги отделом истории Великой Отечественной войны и полемизировал только по поводу отдельных частностей, например, по вопросу о роли гитлеровского руководства в организации полета Гесса в Англию и о военной ценности наших 45 мм пушек. Кроме того, оратор возражал против персонификации всей ответственности за поражения начального периода войны на одном Сталине; он подробно аргументировал, в частности, личную вину бывшего начальника Разведуправления Генерального Штаба, ныне маршала Советского Союза, А. Ф. Голикова, как главного дезинформатора тогдашнего военного и государственного руководства.
Положительную оценку книги дали и остальные выступавшие. Генерал-майор Тельпуховский, например, целиком одобряя книгу, дополнительными фактами подтвердил личную ответственность Сталина за наши поражения 1941-42 гг.
Журнал «Вопросы истории КПСС» является органов Института марксизма-ленинизма, но статья об обсуждавшейся здесь книге появляется в этом журнале только в сентябре 1967 года. Скажем прямо — не очень оперативно! И это тем более удивительно, что в оценке книги сей журнал расходится не только с «Новым миром», но и с результатами упомянутого обсуждения. Но уже не удивляешься, а прямо ПОРАЖАЕШЬСЯ, когда устанавливаешь, что оба автора рассматриваемой статьи оказываются те самые Г. А. Деборин и В. С. Тельпуховский, которые присутствовали на обсуждении и выступали (один из них — Г. А. Деборин даже дважды) со своими оценками, диаметрально противоположными всему содержанию нынешней их статьи.
Вот почему теперь совершенно необходим всесторонний анализ и статьи и книги, которой она посвящена.
1. Общий анализ статьи
По здравому смыслу рассматриваемая статья должна была бы являться рецензией на книгу, коей она посвящена. Но по ней нельзя составить даже приблизительное представление о содержании книги. Статья не может (да, видимо, и не ставит целью) помочь читателю осмыслить прочитанное или привлечь внимание читавшего книгу к тем поучительным выводам, кои вытекают из ее содержания и примененного автором метода исследования.
В статье отсутствует абсолютно необходимое для всякой рецензии стройное, последовательное и вразумительное освещение недостатков и достоинств книги, а если никаких достоинств не обнаружено — то, хотя бы ясное заявление об этом. Нет ни одного опровержения приведенных в книге фактов, ни одного противопоставления фактам, признаваемым авторами статьи недостоверными — других, кои они почитают за достоверные, ни одной цифры, ни одного своего научно обоснованного вывода, как и ни одного убедительно доказанного опровержения выводов, имеющихся в книге.
Из статьи можно уразуметь лишь то, что ее авторы книгой очень недовольны. Невольно возникает вопрос: что же заставило их изменить то положительное мнение, которое они высказывали о ней во время обсуждения в Институте марксизма-ленинизма? Ведь должны же быть для столь рискованного «пируэта» достаточно веские основания. А так как на выработку нового мнения о книге затрачено столь продолжительное время, то мы вправе были бы ожидать, что новая точка зрения авторов была ими убедительно обоснована, а мнения и оценки, высказанные на обсуждении, в том числе — ими самими, а также изложенные в рецензии «Нового мира», — доказательно опровергнуты.
Между тем ничего похожего в статье нет. Об обсуждении в ней даже не упоминается. Статью же Г. Федорова авторы голословно ругнули, не объяснив даже своих с ней расхождений.
Очень трудно, уважаемый товарищ редактор, уяснить суть статьи Г. А. Деборина и В. С. Тельпуховского. Но все же отшелушив многословную ругань, на которой она только и стоит, то можно установить, что в ней доказывается… — нет, не доказывается, а бездоказательно вдалбливается читателю путем многократного повторения голословных обвинений, что автор книги, будто бы, умышленно искажает, как события происшедшие 22 июня 1941 года, так и те, что предшествовали этому дню, то есть, пишет заведомую неправду и тем прямо способствует буржуазным фальсификаторам истории. Обвинительные возгласы, призванные воздействовать соответствующим образом на психику читателя, сыплются как из рога изобилия. На тридцати журнальных страницах — их свыше сорока. Все эти обвинения не имеют под собой никакой почвы и в подавляющем большинстве попросту нелепы.
Опровергать шаг за шагом все эти нагромождения абсурдностей невозможно, да и бессмысленно. Это выходит за рамки научной полемики и является, скорее, делом органов правосудия. Было бы несомненно оправдано и очень полезно для нашего общества, если бы А. М. Некрич привлек авторов статьи и Вас, товарищ редактор, к судебной ответственности за дезинформацию. Но это, разумеется, дело его. Я же попытаюсь сделать только то, что в моих возможностях; как можно нагляднее показать несостоятельность и антиобщественный характер подобного выступления в печати.
Все обвинения, выдвинутые статьей против автора книги, выглядят, на первый взгляд, очень серьезно. Но беда критиков в том, что они не смогли обосновать ни одно из своих обвинений ни доказательствами, ни логическими суждениями.
Во всех тех случаях, когда они бросая голословное обвинение автору книги, пытаются изложить собственное свое понимание вопроса, легко установить, что это «свое» — не что иное, как извлеченное и переписанное их словами из текста рецензируемой книги. Так они поступили, например, по всем затронутым ими вопросам из первой и второй глав этой книги.
В других случаях, без зазрения совести, применяются явные передержки. Приведу пример. На странице 139 журнала написано: «На заключительных страницах книжки А. М. Некрич бросает чудовищное обвинение советским воинам, заявляя, что „фашистские армии не встретили серьезного сопротивления на границе“ (161). Так цитируют хваленые авторы статьи.
А вот, что написано в книге (а не в «книжке», как презрительно именуется на протяжении всей статьи труд Некрича), если цитировать хотя бы от точки до точки: «Фашистские армии не встретили серьезного сопротивления на границе, хотя советские воины сражались героически, до последнего патрона, до последнего вздоха». Как видим, вся фраза, а не «огрызок» от нее, не дает никаких оснований для того, чтобы разыгрывать возмущение недооценкой героизма советских воинов. Если же заглянуть еще в одну, следующую фразу, то есть дойти до смысловой точки, то можно прочесть вот что: «Здесь, на границе, уже в первые часы боев родился тот героизм, который позволил Красной Армии выдержать тяжелые удары и превратности войны и закончить свой освободительный поход в поверженном Берлине» (стр. 161).
И вот, — мысль, выраженную в этих двух фразах, авторы статьи умудряются определить, как «образчик клеветы», на которую решаются немногие фальсификаторы истории (стр. 139 журнала). После этого, товарищ редактор, разрешите Вас спросить: кто же клеветники? ТРИЖДЫ КЛЕВЕТНИКИ И ФАЛЬСИФИКАТОРЫ!?
Авторы статьи многократно обвиняют товарища Некрича в том, что он то одно, то другое обошел или не упомянул, того то не сказал. Как правило, ни один из этих вопросов не имеет прямого отношения к теме книги (например: «в данной книжке не нашлось места даже для оценки значения социалистического соревнования в годы первых пятилеток», стр. 127 журнала).
Но особенно возмущаются они тем, что события первых дней войны автор рассматривает «не с позиций ее последнего дня», а анализирует в сопоставлении с явлениями и фактами, предшествовавшими войне и обусловившими тот характер ее начального периода, который мы наблюдали в реальной действительности. Уместно спросить: с каких это пор стал называться марксистским метод, признающий за причину — последующие, а за следствие — предыдущие события? До сих пор это называлось в научном мире смешением понятий, которое ведет к абракадабре, а не к научным выводам.
Имеются в этой, с позволения сказать, критической статье и еще более нечистоплотные приемы. Указав, например, на то, что Некрич ничего не сказал о японо-американских переговорах 1940-41 гг. (кои, скажу от себя, имеют к теме книги, примерно, такое же отношение, как пресловутая «бузина в огороде к дядьке в Киеве»), «критики» ставят риторически провокационный вопрос: «Что это — незнание фактов или преднамеренная фальсификация?»
После всего сказанного думаю, всем ясно, что никакая это, собственно, не критика. Это — нечестное, фальсифицированное обвинение, цели которого состоят в том, чтобы скрыть правду о войне и оболгать полезную, добросовестную книгу, настроить читателей и возможных издателей враждебно по отношению к ее автору.
Но у этой статьи есть и более зловещее сходство. Она написана в духе «погромниц» периода апогея репрессий 1937-1938 г.г., написана мастерами этого «жанра» по недобрым канонам статей-доносов. На основании такого, как в этой статье «матерьяльчика» в те времена, когда сажали, не считаясь с емкостью тюрем, любой типично-невежественный следователь без излишних домыслов мог бы «оформить» дело на «буржуазного перерожденца» и «врага народа», в данном случае — Некрича.
В связи с этим возникает вопрос: кто же авторы столь примечательной «критической» статьи?
2. Коротко об авторах
Г. А Деборин и В. С. Тельпуховский хорошо известны в военно-научном мире. Но известны не своими учеными трудами, не научными открытиями, а умением всегда «соответствовать».
Чтобы увидеть, как это достигается, совершенно не обязательно залезать в дебри их прежнего творчества, например, сталинского периода. Достаточно пронаблюдать их «методу» да примере их отношения к труду Некрича. Противоположные взаимноисключающие оценки этого труда в зависимости от ветра», который «дует» на данных «ученых», есть одна из нагляднейших иллюстраций их «научного» метода.
В научном споре обычно не принято брать под сомнение научную квалификацию оппонента. Но усердные «критики» решили не придерживаться этого стеснительного правила. В их статье прямо заявлено, что А. М. Некрич не компетентен «в вопросах дипломатии, экономики, политики и военном деле» (стр. 136 журнала). Ну, что ж, поднимем перчатку, брошенную «критиками» и попробуем разобраться, кто и в чем не компетентен.
Из всех названных областей я возьму лишь ту, в которой моя личная компетентность вряд ли станет кем-либо оспариваться. Я имею в виду военное дело, которое, к тому же, для данного случая является наиболее важным. Труд-то ведь ВОЕННО-исторический!
Внимательно изучив книгу Некрича под этим углом зрения, я пришел к твердому убеждению, что в ней нет ничего, что давало бы право усомниться в компетентности автора в военном деле. Все военные вопросы освещены им грамотно, с ясно выраженным пониманием главного — сущности происходивших военных событий. К сожалению, о «критиках» этого не скажешь. За какой бы военный вопрос они не взялись, — сразу выявляется их полная беспомощность. Я мог бы это продемонстрировать на всем их прошлом «научном» творчестве, но думаю, достаточно будет и того, что они сами продемонстрировали, взявшись с амбицией, но без соответствующей «амуниции» за критику — не книжки, запомните! — а очень серьезного военно-научного труда.
Г. А. Деборин разоблачил себя еще во время упоминавшегося выше обсуждения. Он уже там пытался, хотя бы частично, опорочить сообщаемые Некричем факты. В своем выступлении он вдруг взял да и ошарашил аудиторию «открытием», что 45 мм противотанковую пушку сняли с вооружения перед войной потому, что она была беспомощна против германских танков. Это «открытие» вызвало тогда бурное возмущение всего зала, более чем наполовину состоявшего из военных.
И неудивительно! Таким заявлением оратор продемонстрировал свою полную неосведомленность по части боевых свойств и 45 мм пушки и фашистских танков. Последние по своим боевым качествам не превосходили наши танки старых образцов (Т-26, ВТ-5 и ВТ-7), а значительная часть их была еще хуже. Что же касается 45 мм пушки, то она являлась грозным оружием против имевшихся у противника к началу войны боевых машин всех без исключения типов. Будучи уже в ходе войны возвращена на вооружение, она прошла всю войну и оказалась достаточно эффективным средством борьбы даже с появившимися на полях сражений в 1943 году «тиграми» и «пантерами».
Этот горький опыт публичного выступления по вопросу, выходящему за пределы собственной компетенции, кое-чему все же научил. И не только Деборина, но и его соавтора. Они оба, видимо, поняли, что теперь нельзя, как в сталинские времена, не боясь разоблачения, публично высказывать нелепости, подобные тем, что преподносил, по его рассказу, Марк Твен читателям «Сельскохозяйственной газеты».
Они сообразили, что теперь им этого не позволят, и потому в своей статье попытались вообще обойти все конкретные вопросы военного дела. Но так как труд Некрича военно-исторический, они на каждом шагу спотыкаются на вопросах чисто военных и, сами того не понимая, уподобляются консультанту сельскохозяйственных знаний.
Вот один из очень ярких примеров. Извратив автора, рецензенты уцепились за вопрос, который, как им казалось, не имеет военной специфики и… сели в лужу. Им представлялось, что наличие достоверных данных о героизме советских воинов дает возможность полностью опровергнуть утверждения Некрича, что фашистским войскам не было оказано серьезного сопротивления на границе. Но они не поняли, да, в силу своей военной неподготовленности, и не могли понять, что, превращая данный вопрос в предмет спора, они, тем самым наглядно демонстрируют свою полную неосведомленность. Им думалось, что все просто: раз был массовый героизм, значит имелось и серьезное сопротивление. А дело-то куда сложнее. И Некрич это понимает, а его «критики» нет.
Им невдомек, что войска можно поставить в такое положение, когда никакой героизм не спасет. Если против танков, наступающих совместно с пехотой, вооруженной автоматами, под прикрытием мощного огня артиллерии и минометов и при массированной поддержке авиации, выставить пехоту, вооруженную трехлинейными винтовками и ручными противопехотными гранатами, то результат, с точки зрения исхода данного боя не будет зависеть от того, окажет эта пехота героическое сопротивление или разбежится, не оказав никакого сопротивления. Результат героизма выявится лишь впоследствии, когда многими героическими боями враг будет измотан, обескровлен, морально надломлен. Кстати, именно об этом и сказано в том месте труда Некрича (на стр. 161), откуда его «критики» приводят обгрызенную ими цитату.
Но «критики», не поняв этого, ищут подтверждения своим взглядам даже там, где искать бесполезно. Именно в этих целях они обратились к служебному дневнику начальника гитлеровского генерального штаба и привели, следуя своему всегдашнему методу, «огрызок» из его записи за 24 июня: «Противник в приграничной полосе почти всюду… оказывает упорное сопротивление… Признаков оперативного отхода противника пока нет…» С торжеством оперируя этой кургузой записью, они и не подозревают, что даже в таком виде цитата бьет не по Некричу, а по ним самим, подчеркивая полную девственность их военных познаний. Каждому, кто хоть что-нибудь смыслит в военном деле, из этой записи становится ясным, что тогдашнее высшее руководство Красной Армии обстановки не понимало и вплоть до 24 июня ничего не предпринимало для вывода войск из-под наметившихся вдоль всей границы окружений. И не с огорчением, а с удовольствием констатирует этот факт Гальдер. Боялся он оперативного отхода наших войск, а не, хотя и героического, но неуправляемого сверху и потому — «неорганизованного их сопротивления».
И вот авторы, вооруженные столь «глубокими» военными познаниями, не только решились взяться за критику слабо доступной их пониманию очень серьезной военно-научной работы, но еще осмелились и «обличать» ее автора. Вы почитайте только, какой филиппикой завершают они свою статью: «Таким образом А. М. Некрич изменил научным принципам марксистской историографии, а, следовательно, и исторической правде. И, естественно, что его книжка оказалась находкой для идеологов империализма и принята ими на вооружение в целях враждебной пропаганды против Советского Союза и клеветы на него. Издательство „Наука“ безответственно отнеслось к изданию этой политически вредной книжки» (стр. 140 журнала).
Вы чувствуете, какая сталь звучит в голосе «критики» при обращении к издательству «Наука»?! Кто-то ведь вдохновил их на этакий тон. Сами они на подобное не рискнули бы. И это — факт тревожный! Но чем он тревожнее, тем основательней надо разоблачить совершенно необоснованную и антиобщественную по своему характеру статью.
В этих целях целесообразнее всего на время забыть и о ней и о книге Некрича. Попробуем своими силами, независимо от обоих рассматриваемых документов, восстановить подлинные факты и события, о которых идет в них речь, в том виде, как они имели место в действительности.
3. Что же произошло в первые дни войны?
На рассвете 22 июня фашистская Германия, вероломно нарушив заключенные ею с Советским Союзом договоры «О ненападении» и «О границе и дружбе», обрушила мощный удар своими заблаговременно отмобилизованными и сосредоточенными вблизи советских рубежей вооруженными силами на войска наших западных приграничных военных округов. Еще не успели заглохнуть гремевшие многие годы по всей стране лозунги: «Ни пяди своей земли не отдадим!» «На удар ответим двойным и тройным ударом!» «Воевать — на чужой территории!» «Воевать — малой кровью!» — а на дорогах нашей Родины уже слышался грохот кованых сапог и лязг гусениц вражеских танков, ревели, завывали фашистские самолеты, бомбы штурмуя авиацию на аэродромах, войска, морской флот, города и села нашей страны.
Это был удар неимоверной силы. Но что было еще страшней, так это — моральное потрясение. Советские люди, чтобы сделать оборону своей страны неприступной, многие годы урезали свои потребности, отказывая себе даже в самом необходимом, и верили, что возможному нападению врага создана несокрушимая преграда,