– Не понял?
– Ну ты что, не обратил внимания? У меня между «купил» и «продал» максимум двадцать минут проходит. А чаще всего пять – семь. С каждой сделки, за редким исключением, снимаю немного. А глаза устают, нервы напряжены, задница преет, геморрой вон опять зудит, на свободу просится. А нам еще до ста миллионов шкандыбать и шкандыбать. Если ему не надоест! – При этом Игнат взглянул на фигуру бога с надеждой и опаской.
– Почему же он тебе не подсказывает на более долгий срок? – поинтересовался Гоша с хорошо скрываемым сарказмом. (Он поверил, поверил, но не хотел себе в этом до конца признаваться). – Подождал недельку-другую, сперва даже и в минус ушел, а потом поднялся процентов на десять – пятнадцать, сильная прибыль.
– Гоша, дорогой, ты совсем, что ли, с глузда съехал?! Ты что, думаешь, я с ним ночами о бизнесе болтаю под водку с огурцом? Или сговариваюсь, как с бандитской крышей? Или обсуждаю мировую экономику? Пойми, Гошик, я сам не знаю, как он мне командует и почему именно так. Но знаю точно: он мне за единицу времени может больше подсказок делать. Хоть вдвое, хоть втрое. Но он словно чувствует, видит, что счет у меня один, разорваться я не могу. Пойми: ставлю я все свои двести тысяч на одну акцию и жду. А за эти десять– двадцать минут и еще какие-то подскочат, и даже повыше. И он готов мне подсказывать, какие именно, – я чую, Гоша, чую. Мы теряем некоторое время, а значит, и некоторые деньги, пусть небольшие. Но дело не только в этом: в конце концов, я у биржи в долг возьму, сумма удвоится, пойдет живее. Здесь проблема номер два, более серьезная. Ты представь, как у меня будет расти счет. У меня, простого пенсионера, без году неделя играющего на бирже и до этого только в минус. Они же там все просекают по отчетам, которые мы же подписываем. Мы же у них в компьютере. Это же засветка, Гошик, по полной программе. Мало того… Ты посчитай, какие налоги скромный пенсионер Оболонский заплатит уже в начале следующего года. Да мною живо заинтересуются бандиты, связанные и с биржей, и с налоговой. И сама налоговая стукнет куда надо.
– Что от меня-то требуется? – спокойно спросил Колесов, уже догадавшись, куда клонит Игнат.
– Играть, Гошик, играть.
– ???
– Слушай внимательно. Сейчас едем с тобой в нашу брокерскую компанию. Снимаю половину. Оформляешь на себя счет в другой конторе. Их в Москве как ларьков с шаурмой, я узнал. Становишься клиентом фирмы «Трейдэкспресс». Подключаешься. Берем еще и в долг у биржи. Аполлоша командует мне, я ставлю сам и командую тебе. Игра в четыре руки, просек.
– На два счета?
– Пока… Двух мало. Надо хотя бы три. Лучше четыре. И обязательно в разных брокерских конторах.
– Ты кого имеешь в виду? – изумился Георгий Арнольдович. Он мгновенно прикинул, что узенький кружок их общих или персональных знакомых вряд ли включает кого-то подходящего.
– Любашу!
– Каво-о! – с диким изумлением протянул Гоша.
– Ладно, решим, обсудим. Иди к себе, собирайся, поехали. Паспорт не забудь.
Глава восемнадцатая. Любаша
Глава девятнадцатая. Растворился он, что ли?
– Ну ты что, не обратил внимания? У меня между «купил» и «продал» максимум двадцать минут проходит. А чаще всего пять – семь. С каждой сделки, за редким исключением, снимаю немного. А глаза устают, нервы напряжены, задница преет, геморрой вон опять зудит, на свободу просится. А нам еще до ста миллионов шкандыбать и шкандыбать. Если ему не надоест! – При этом Игнат взглянул на фигуру бога с надеждой и опаской.
– Почему же он тебе не подсказывает на более долгий срок? – поинтересовался Гоша с хорошо скрываемым сарказмом. (Он поверил, поверил, но не хотел себе в этом до конца признаваться). – Подождал недельку-другую, сперва даже и в минус ушел, а потом поднялся процентов на десять – пятнадцать, сильная прибыль.
– Гоша, дорогой, ты совсем, что ли, с глузда съехал?! Ты что, думаешь, я с ним ночами о бизнесе болтаю под водку с огурцом? Или сговариваюсь, как с бандитской крышей? Или обсуждаю мировую экономику? Пойми, Гошик, я сам не знаю, как он мне командует и почему именно так. Но знаю точно: он мне за единицу времени может больше подсказок делать. Хоть вдвое, хоть втрое. Но он словно чувствует, видит, что счет у меня один, разорваться я не могу. Пойми: ставлю я все свои двести тысяч на одну акцию и жду. А за эти десять– двадцать минут и еще какие-то подскочат, и даже повыше. И он готов мне подсказывать, какие именно, – я чую, Гоша, чую. Мы теряем некоторое время, а значит, и некоторые деньги, пусть небольшие. Но дело не только в этом: в конце концов, я у биржи в долг возьму, сумма удвоится, пойдет живее. Здесь проблема номер два, более серьезная. Ты представь, как у меня будет расти счет. У меня, простого пенсионера, без году неделя играющего на бирже и до этого только в минус. Они же там все просекают по отчетам, которые мы же подписываем. Мы же у них в компьютере. Это же засветка, Гошик, по полной программе. Мало того… Ты посчитай, какие налоги скромный пенсионер Оболонский заплатит уже в начале следующего года. Да мною живо заинтересуются бандиты, связанные и с биржей, и с налоговой. И сама налоговая стукнет куда надо.
– Что от меня-то требуется? – спокойно спросил Колесов, уже догадавшись, куда клонит Игнат.
– Играть, Гошик, играть.
– ???
– Слушай внимательно. Сейчас едем с тобой в нашу брокерскую компанию. Снимаю половину. Оформляешь на себя счет в другой конторе. Их в Москве как ларьков с шаурмой, я узнал. Становишься клиентом фирмы «Трейдэкспресс». Подключаешься. Берем еще и в долг у биржи. Аполлоша командует мне, я ставлю сам и командую тебе. Игра в четыре руки, просек.
– На два счета?
– Пока… Двух мало. Надо хотя бы три. Лучше четыре. И обязательно в разных брокерских конторах.
– Ты кого имеешь в виду? – изумился Георгий Арнольдович. Он мгновенно прикинул, что узенький кружок их общих или персональных знакомых вряд ли включает кого-то подходящего.
– Любашу!
– Каво-о! – с диким изумлением протянул Гоша.
– Ладно, решим, обсудим. Иди к себе, собирайся, поехали. Паспорт не забудь.
Глава восемнадцатая. Любаша
Заканчивался сентябрь, а с ним и деньги. Парики стали кормить Любовь Андреевну скудновато. Они и раньше-то не приносили желанного достатка, а нынче конкуренция донимала все сильнее, заказов почти не было.
Любаша вот уже семь лет работала дома на себя, частным образом. Семь лет назад ушла из маленькой мастерской, разругавшись вдрызг с начальницей – лесбиянкой, донимавшей ее то придирками, то ухаживаниями, от которых тошнило.
Любаше было сорок шесть, но она сохранила привлекательность, в частности волнующий силуэт талии. По жизни любила мужиков, и только, а гордость и достоинство культурной дочери питерских интеллигентов– врачей решительно не позволяли идти на такой компромисс ради места и зарплаты.
Она развелась за год до увольнения, муж, сделавшись пьяницей и вертопрахом, сгинул с другой на просторах Средней Азии, куда его занесла длительная служебная командировка, – спасибо хоть написал все как есть и согласие на развод прислал нотариальное. Денег не оставил. За квартиру плати, мама в Питере больная, без помощницы по хозяйству не может, переезжать отказалась наотрез как великий патриот города на Неве, где непременно хочет умереть и лечь рядом с отцом: плати помощнице.
Детей Любаша не имела – не могла. Квалификация преподавателя русского и литературы после филфака ЛГУ пригодилась ровно на семь лет, до замужества и переезда в Москву, совпавшего с началом великих потрясений перестройки и гласности, когда денег ей платить стали совсем мало, а муж зарабатывал хорошо. Со скуки пошла на курсы, научилась делать парики. Пришло мастерство, ушел муж, но, повторим, постижерская профессия кормила так себе.
А хотелось еще и пожить, на концерт сходить, в театр, в кафе с подругами посидеть, тряпку себе купить приглянувшуюся, мужика завести, к морю съездить. Ох как хотелось к морю! С ним была связана и заветная, глупая, совершенно утопическая мечта: купить домик где-нибудь на эгейском побережье, в Греции, уехать туда навсегда, выйдя предварительно замуж за немолодого, небедного, достойного мужчину, который бы любил и оберегал ее.
Георгий Арнольдович познакомился с ней в книжном на Лубянке, где был завсегдатаем, а Любаша, по случаю оказавшись в центре, заскочила разориться на последний роман Дины Рубиной – нравилась ей очень эта писательница. Разговорились о житье-бытье, он отвел ее в кафе, где напоил вином, убедился, что пьет она с удовольствием и очаровательно пьянеет, прочел Блока и кое-что из своих юношеских, услышал в ответ ахматовское «Все мы бражники здесь, блудницы…», а потом у него дома случилось.
Любаша оказалась именно той женщиной, которая нужна была Гоше в его возрасте, при его аденоме, интеллектуальном уровне, застарелой привычке охмурять не влюбляясь, заниматься сексом продолжительно, но не часто и не жениться, не жить вместе ни при каких обстоятельствах.
Уже через пару недель он привел ее к Игнату. А еще через месяц она стала их подругой, собеседницей и партнершей. Они деликатно чередовались, принимая ее раз в неделю – десять дней. К себе – ни-ни! – не приглашала: это было против каких-то ее странных представлений. И не напрашивалась в гости, тем более ничего не просила у них, но мужчины сами вознаграждали за каждую встречу двумя тысячами рублей, чтобы «передала маминой сиделке».
Такой благородный предлог совершенно смирял Любашу с ее совестью и понятиями о порядочности, и никаких угрызений и комплексов она не испытывала, тем более что, кроме этих двух симпатичных и таких разных мужичков в возрасте, никого у нее не было и не искала.
Но что-то они замолчали. Три недели нет звонков. Не в деньгах дело: только что хорошо получила со случайного срочного заказа! Не хватало общения, честно говоря – и секса. Соскучилась.
Она было решилась нарушить заведенный порядок, но Игнат объявился с утра пораньше. Формальнее, чем обычно, поинтересовался делами и здоровьем. И попросил приехать прямо сейчас. Она не удержалась от издевательски-мстительного «приспичило, сэр?», но в ответ услышала – впервые, наверное, за годы знакомства: «Есть дело, срочное».
Любовь Андреевна собралась быстро. Через полтора часа она сидела на диване в кабинете Игната, напротив на стульях расположились оба «мужичка», и сперва ей в голову пришла крамольная мысль, уж не намерены ли они предложить ей встречаться втроем для обострения слабеющих сексуальных чувств. Она приготовилась с гневом отвергнуть этот вариант, хотя где-то в глубине естества коварно подзуживал интерес.
Но тут Игнат начал говорить. Слушая, Любовь Андреевна с изумлением смотрела то на второй компьютер-ноутбук на столике у окна (не было его прежде), то на рассказчика, глаза которого горели нездоровым блеском, но явно не тем сексуальным, какой она с удовольствием обнаруживала в них перед постелью.
– А откуда вы оба знаете, какие акции надо покупать?
Она была умной женщиной, однако первым вопросом они ожидали все же не этот. Тем не менее были готовы.
– Тебе это зачем? – обезоруживающе ласковым вопросом пресек ее любознательность Игнат. – Меньше знаешь – лучше спишь. И больше заработаешь. Гарантируем, что ничего криминального. Все в рамках закона. Считай, что нам подсказывает некий голос.
На этих словах Игнат улыбнулся. А Гоша с филологических и философских высот оценил уникальность и изящество этого заявления: правда, которую любой здравомыслящий, нормальный человек воспримет как пустую отговорку. Игнат растет над собой.
Через пять дней Любовь Андреевна Алтунина стала полноценным членом уникальной команды биржевых игроков, методично, без промедлений множивших свои финансы. Ее счет открыли в третьей брокерской конторе, но картинка и действия те же. Владевшая компьютером на достаточном уровне и неплохо считавшая еще со школы, Любаша быстро освоила нехитрую технологию.
С помощью удобной и безопасной программы СКАЙП (Гоша узнал про нее, завел всем) она получала от Гоши сообщение: название акции, количество, цену и команду «купить» или «продать». Немедленно находила акцию на биржевой «картинке», щелкала калькулятором, потом мышкой, покупала на все. Ждала минут пять– десять, иногда чуть дольше. Гошина команда, и она продавала, ставя, как ее научили мужички-старички, цену чуть ниже рыночной, чтоб наверняка. По СКАЙПУ тотчас уведомляла: порядок. И получала новую установку. В паузах щелкала калькулятором, плюсуя к своему заработку десять процентов от прибыли со сделки. Разумеется, помнила, что ее растущий капитал начинался с чужих денег, но если так пойдет – через недельку-другую эту сумму отработает. Еще помнила обещание Игната: срубим очень много – будет тебе чумовая премия: миллион. Только держи язык за зубами. Ни-ко-му! Иначе беда…
Она отказалась от двух заказов, сидела дома и, перекусывая чем бог пошлет, ковала железо, «не отходя от кассы». В выходные почитала в Интернете кое-что о бирже и, будучи женщиной умной, озадачилась не на шутку.
Да, находятся ловкачи, которые сливают или получают тайную информацию о котировках. Такую называют инсайдерской. Но она поступает обычно от высоких, осведомленных людей и – самое главное! – про акции какой-то одной фирмы, максимум двух. А здесь… За дни торговли она совершала неизменно успешные сделки с акциями примерно двадцати разных компаний, начиная с самых известных и кончая «высокорисковыми» из третьего эшелона, как писали о них в статьях. Как такое может быть? И кто они такие, чтобы?..
«Дура, дура, не думай ты об этом, не отвлекайся. Объяснили тебе: некий голос они слышат. Ну и ладно. Пусть нашепчет на миллион плюс миллион обещанный – домик в Греции не купишь, но хоть жить сможешь нормально. А может, и купишь…»
Но сомнения и страхи покоя не давали.
Любаша вот уже семь лет работала дома на себя, частным образом. Семь лет назад ушла из маленькой мастерской, разругавшись вдрызг с начальницей – лесбиянкой, донимавшей ее то придирками, то ухаживаниями, от которых тошнило.
Любаше было сорок шесть, но она сохранила привлекательность, в частности волнующий силуэт талии. По жизни любила мужиков, и только, а гордость и достоинство культурной дочери питерских интеллигентов– врачей решительно не позволяли идти на такой компромисс ради места и зарплаты.
Она развелась за год до увольнения, муж, сделавшись пьяницей и вертопрахом, сгинул с другой на просторах Средней Азии, куда его занесла длительная служебная командировка, – спасибо хоть написал все как есть и согласие на развод прислал нотариальное. Денег не оставил. За квартиру плати, мама в Питере больная, без помощницы по хозяйству не может, переезжать отказалась наотрез как великий патриот города на Неве, где непременно хочет умереть и лечь рядом с отцом: плати помощнице.
Детей Любаша не имела – не могла. Квалификация преподавателя русского и литературы после филфака ЛГУ пригодилась ровно на семь лет, до замужества и переезда в Москву, совпавшего с началом великих потрясений перестройки и гласности, когда денег ей платить стали совсем мало, а муж зарабатывал хорошо. Со скуки пошла на курсы, научилась делать парики. Пришло мастерство, ушел муж, но, повторим, постижерская профессия кормила так себе.
А хотелось еще и пожить, на концерт сходить, в театр, в кафе с подругами посидеть, тряпку себе купить приглянувшуюся, мужика завести, к морю съездить. Ох как хотелось к морю! С ним была связана и заветная, глупая, совершенно утопическая мечта: купить домик где-нибудь на эгейском побережье, в Греции, уехать туда навсегда, выйдя предварительно замуж за немолодого, небедного, достойного мужчину, который бы любил и оберегал ее.
Георгий Арнольдович познакомился с ней в книжном на Лубянке, где был завсегдатаем, а Любаша, по случаю оказавшись в центре, заскочила разориться на последний роман Дины Рубиной – нравилась ей очень эта писательница. Разговорились о житье-бытье, он отвел ее в кафе, где напоил вином, убедился, что пьет она с удовольствием и очаровательно пьянеет, прочел Блока и кое-что из своих юношеских, услышал в ответ ахматовское «Все мы бражники здесь, блудницы…», а потом у него дома случилось.
Любаша оказалась именно той женщиной, которая нужна была Гоше в его возрасте, при его аденоме, интеллектуальном уровне, застарелой привычке охмурять не влюбляясь, заниматься сексом продолжительно, но не часто и не жениться, не жить вместе ни при каких обстоятельствах.
Уже через пару недель он привел ее к Игнату. А еще через месяц она стала их подругой, собеседницей и партнершей. Они деликатно чередовались, принимая ее раз в неделю – десять дней. К себе – ни-ни! – не приглашала: это было против каких-то ее странных представлений. И не напрашивалась в гости, тем более ничего не просила у них, но мужчины сами вознаграждали за каждую встречу двумя тысячами рублей, чтобы «передала маминой сиделке».
Такой благородный предлог совершенно смирял Любашу с ее совестью и понятиями о порядочности, и никаких угрызений и комплексов она не испытывала, тем более что, кроме этих двух симпатичных и таких разных мужичков в возрасте, никого у нее не было и не искала.
Но что-то они замолчали. Три недели нет звонков. Не в деньгах дело: только что хорошо получила со случайного срочного заказа! Не хватало общения, честно говоря – и секса. Соскучилась.
Она было решилась нарушить заведенный порядок, но Игнат объявился с утра пораньше. Формальнее, чем обычно, поинтересовался делами и здоровьем. И попросил приехать прямо сейчас. Она не удержалась от издевательски-мстительного «приспичило, сэр?», но в ответ услышала – впервые, наверное, за годы знакомства: «Есть дело, срочное».
Любовь Андреевна собралась быстро. Через полтора часа она сидела на диване в кабинете Игната, напротив на стульях расположились оба «мужичка», и сперва ей в голову пришла крамольная мысль, уж не намерены ли они предложить ей встречаться втроем для обострения слабеющих сексуальных чувств. Она приготовилась с гневом отвергнуть этот вариант, хотя где-то в глубине естества коварно подзуживал интерес.
Но тут Игнат начал говорить. Слушая, Любовь Андреевна с изумлением смотрела то на второй компьютер-ноутбук на столике у окна (не было его прежде), то на рассказчика, глаза которого горели нездоровым блеском, но явно не тем сексуальным, какой она с удовольствием обнаруживала в них перед постелью.
– А откуда вы оба знаете, какие акции надо покупать?
Она была умной женщиной, однако первым вопросом они ожидали все же не этот. Тем не менее были готовы.
– Тебе это зачем? – обезоруживающе ласковым вопросом пресек ее любознательность Игнат. – Меньше знаешь – лучше спишь. И больше заработаешь. Гарантируем, что ничего криминального. Все в рамках закона. Считай, что нам подсказывает некий голос.
На этих словах Игнат улыбнулся. А Гоша с филологических и философских высот оценил уникальность и изящество этого заявления: правда, которую любой здравомыслящий, нормальный человек воспримет как пустую отговорку. Игнат растет над собой.
Через пять дней Любовь Андреевна Алтунина стала полноценным членом уникальной команды биржевых игроков, методично, без промедлений множивших свои финансы. Ее счет открыли в третьей брокерской конторе, но картинка и действия те же. Владевшая компьютером на достаточном уровне и неплохо считавшая еще со школы, Любаша быстро освоила нехитрую технологию.
С помощью удобной и безопасной программы СКАЙП (Гоша узнал про нее, завел всем) она получала от Гоши сообщение: название акции, количество, цену и команду «купить» или «продать». Немедленно находила акцию на биржевой «картинке», щелкала калькулятором, потом мышкой, покупала на все. Ждала минут пять– десять, иногда чуть дольше. Гошина команда, и она продавала, ставя, как ее научили мужички-старички, цену чуть ниже рыночной, чтоб наверняка. По СКАЙПУ тотчас уведомляла: порядок. И получала новую установку. В паузах щелкала калькулятором, плюсуя к своему заработку десять процентов от прибыли со сделки. Разумеется, помнила, что ее растущий капитал начинался с чужих денег, но если так пойдет – через недельку-другую эту сумму отработает. Еще помнила обещание Игната: срубим очень много – будет тебе чумовая премия: миллион. Только держи язык за зубами. Ни-ко-му! Иначе беда…
Она отказалась от двух заказов, сидела дома и, перекусывая чем бог пошлет, ковала железо, «не отходя от кассы». В выходные почитала в Интернете кое-что о бирже и, будучи женщиной умной, озадачилась не на шутку.
Да, находятся ловкачи, которые сливают или получают тайную информацию о котировках. Такую называют инсайдерской. Но она поступает обычно от высоких, осведомленных людей и – самое главное! – про акции какой-то одной фирмы, максимум двух. А здесь… За дни торговли она совершала неизменно успешные сделки с акциями примерно двадцати разных компаний, начиная с самых известных и кончая «высокорисковыми» из третьего эшелона, как писали о них в статьях. Как такое может быть? И кто они такие, чтобы?..
«Дура, дура, не думай ты об этом, не отвлекайся. Объяснили тебе: некий голос они слышат. Ну и ладно. Пусть нашепчет на миллион плюс миллион обещанный – домик в Греции не купишь, но хоть жить сможешь нормально. А может, и купишь…»
Но сомнения и страхи покоя не давали.
Глава девятнадцатая. Растворился он, что ли?
Хозяину, разумеется, доложили. Роберт оказался на ковре спустя пять дней после визита «Ивана Петровича».
Особняк на Рублевке он удостаивался посетить трижды. Там Хозяин принял его на работу, там похвалил и выдал увесистую премию за небольшой морской пейзажик, в котором Роберт безошибочно учуял Айвазовского и «развел лоха», и, наконец, за фарфоровую фигурку лошади и всадника, купленную у интеллигентной бабули за пятьдесят тысяч рублей и оказавшуюся работой неизвестного китайского мастера десятого-одиннадцатого века стоимостью семьсот тысяч долларов – конверт последовал отменный.
Особняк на Рублевке он удостаивался посетить трижды. Там Хозяин принял его на работу, там похвалил и выдал увесистую премию за небольшой морской пейзажик, в котором Роберт безошибочно учуял Айвазовского и «развел лоха», и, наконец, за фарфоровую фигурку лошади и всадника, купленную у интеллигентной бабули за пятьдесят тысяч рублей и оказавшуюся работой неизвестного китайского мастера десятого-одиннадцатого века стоимостью семьсот тысяч долларов – конверт последовал отменный.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента