плечах чувствовалось трогательное стеснение. Она не обернулась. Я стоял,
пока Дэзи не затерялась среди толпы; потом вернулся в фойе, вздохнув и
бесконечно жалея, что ответил на приветливую шалость девушки невольной
обидой. Это произошло так скоро, что я не успел как следует ни пошутить, ни
выразить удовольствие. Я выругал себя грубым животным, и хотя это было
несправедливо, пробирался среди толпы с бесполезным раскаянием, тягостно
упрекая себя.
В эту минуту танцы прекратились, смолкла и музыка. Из противоположных
дверей навстречу мне шли двое: высокий морской офицер с любезным крупным
лицом, которого держала под руку только что ушедшая Дэзи. По крайней мере
это была ее фигура, ее желтое с бахромой платье. Меня как бы охватило
ветром, и перевернутые вдруг чувства остановились. Вздрогнув, я пошел им
навстречу. Сомнения не было: маскарадный двойник Дэзи была Биче Сениэль, и я
это знал теперь так же верно, как если бы прямо видел ее лицо. Еще
приближаясь, я уже отличил все ее внутреннее скрытое от внутреннего скрытого
Дэзи, по впечатлению основной черты этой новой и уже знакомой фигуры. Но я
отметил все же изумительное сходство роста, цвета волос, сложения,
телодвижений и, пока это пробегало в уме, сказал, кланяясь:
- Биче Сениэль, это вы. Я вас узнал.
Она вздрогнула.
Офицер взглянул на меня с улыбкой удивления. Я уже твердо владел собой
и ждал ответа с совершенной уверенностью. Лицо девушки слегка покраснело, и
она двинула вверх нижней губой, как будто полумаска мешала ей видеть, и
рассмеялась, но неохотно.
- Биче Сениэль? - сказала она искусственно равнодушным голосом, чистым
и протяжным. - Ах, извините, я не знаю ее. Я - не она.
Желая выйти из тона карнавальной забавы, я продолжал:
- Прошу меня извинить. Я не только знаю вас, но мы имеем общих
знакомых. Капитан Гез, с которым я плыл сюда, вероятно прибыл на днях; может
быть, даже вчера.
- О! А! - воскликнула она с серьезным недоумением. - Я не так
самонадеянна, чтобы отрицать дальше. Увы, маска не защита. Я поражена,
потому что вижу вас первый раз в жизни. И я должна увенчать ваш триумф.
Прикрыв этими словами тревогу, она сняла полумаску, и я увидел Биче
Сениэль. Мгновение она рассматривала меня. Я поклонился и назвал себя.
- Мне кажется, что и вы поражены результатами вашей проницательности, -
заметила она. - Сознаюсь, что я ничего не понимаю.
Я стоял, показывая молчанием и взглядом, что объяснение предпочтительно
без третьего лица. Она тотчас поняла это и, взглянув на офицера, сказала:
- Мой племянник, Ботвель. Да, так: я вижу, что надо поговорить.
Ботвель, стоявший сложив руки, переводя взгляд от Биче ко мне, заметил:
- Дорогая тетя, вы наказаны непостижимо уму. Вы утверждали, что даже я
не узнал бы вас. Я схожу к Нувелю уговориться относительно поездки в Латорн.
Условившись, где разыщет нас, он кивнул и, круто повернувшись, осмотрел
зал; потом щелкнул пальцами, направляясь к группе стоявших под руку женщин
тяжелой, эластичной походкой. Подходя, он поднял руку, махая ею, и исчез
среди пестрой толпы.
Биче смотрела на меня с усилием встревоженной мысли. Я сознавал всю
трудность предстоящего разговора, почему медлил, но она первая спросила,
когда мы сели в глубине цветочной беседки:
- Вы плыли на "Бегущей"? - Сказав это, она всунула мизинец в прорез
полумаски и стала ее раскачивать. Каждое ее движение мешало мне соображать,
отчего я начал говорить сбивчиво. Я сбивался потому, что не хотел вначале
говорить о ней, но когда понял, что иначе невозможно, порядок и простота
выражений вернулись.
- Здесь нет секрета, - ответила Биче, подумав. - Мы путаемся, но
договоримся. Этот корабль наш, он принадлежал моему отцу. Гез присвоил его
мошеннической проделкой. Да, что-то есть в нашей встрече, как во сне, хотя я
не могу понять! Дело в том, что я в Гель-Гью только затем, чтобы заставить
Геза вернуть нам "Бегущую". Вот почему я сразу назвала себя, когда вы
упомянули о Гезе. Я его жду и думала получить сведения.
Снова начались музыка, танцы; пол содрогался. Слова Биче о
"мошеннической проделке" Геза показали ее отношение к этому человеку
настолько ясно, что присутствие в каюте капитана портрета девушки потеряло
для меня свою темную сторону. В ее манере говорить и смотреть была мудрая
простота и тонкая внимательность, сделавшие мой рассказ неполным; я
чувствовал невозможность не только сказать, но даже намекнуть о связи особых
причин с моими поступками. Я умолчал поэтому о происшествии в доме Стерса.
- За крупную сумму, - сказал я, - Гез согласился предоставить мне каюту
на "Бегущей по волнам", и мы поплыли, но после скандала, разыгравшегося при
недостойной обстановке с пьяными женщинами, когда я вынужден был прекратить
безобразие, Гез выбросил меня на ходу в открытое море. Он был так разозлен,
что пожертвовал шлюпкой, лишь бы избавиться от меня. На мое счастье утром я
был взят небольшой шкуной, шедшей в Гель-Гью. Я прибыл сюда сегодня вечером.
Действие этого рассказа было таково, что Биче немедленно сняла
полумаску и больше уже не надевала ее, как будто ей довольно было разделять
нас. Но она не вскрикнула и не негодовала шумно, как это сделали бы на ее
месте другие; лишь, сведя брови, стесненно вздохнула.
- Недурно! - сказала она с выражением, которое стоило многих
восклицательных знаков. - Следовательно, Гез. Я знала, что он негодяй. Но
я не знала, что он может быть так страшен.
В увлечении я хотел было заговорить о Фрези Грант, и мне показалось,
что в неровном блеске устремленных на меня глаз и бессознательном движении
руки, легшей на край стола концами пальцев, есть внутреннее благоприятное
указание, что рассказ о ночи на лодке теперь будет уместен. Я вспомнил, что
{нельзя} говорить, с болью подумав: "Почему?" В то же время я понимал -
{почему}, но отгонял понимание. Оно еще было, пока, лишено слов.
Не упоминая, разумеется, о портрете, прибавив, сколько мог, прямо
идущих к рассказу деталей, я развил подробнее свою историю с Гезом, после
чего Биче, видимо, доверяя мне, посвятила меня в историю корабля и своего
приезда.
"Бегущая по волнам" была выстроена ее отцом для матери Биче,
впечатлительной, прихотливой женщины, умершей восемь лет назад. Капитаном
поступил Гез; Бутлер и Синкрайт не были известны Биче; они начали служить,
когда судно уже отошло к Гезу. После того как Сениэль разорился и остался
только один платеж, по которому заплатить было нечем, Гез предложил Сениэлю
спасти тщательно хранимое, как память о жене, судно, которое она очень
любила и не раз путешествовала на нем, - фиктивной передачей его в
собственность капитану. Гез выполнил все формальности; кроме того, он
уплатил половину остатка долга Сениэля.
Затем, хотя ему было запрещено пользоваться судном для своих целей, Гез
открыто заявил право собственности и отвел "Бегущую" в другой порт.
Обстоятельства дела не позволяли обратиться к суду. В то время Сениэль
надеялся, что получит значительную сумму по ликвидации одного чужого
предприятия, бывшего с ним в деловых отношениях, но получение денег
задержалось, и он не мог купить у Геза свой собственный корабль, как хотел.
Он думал, что Гез желает денег.
- Но он не денег хотел, - сказала Биче, задумчиво рассматривая меня. -
Здесь замешана я. Это тянулось долго и до крайности надоело... - Она
снисходительно улыбнулась, давая понять мыслью, передавшейся мне, что
произошло. - Ну, так вот. Он не преследовал меня в том смысле, что я должна
была бы прибегнуть к защите; лишь писал длинные письма, и в последних
письмах его (я все читала) прямо было сказано, что он удерживает корабль по
навязчивой мысли и предчувствию. Предчувствие в том, что если он не отдаст
обратно "Бегущую" - моя судьба будет... сделаться, - да, да! - его, видите
ли, женой. Да, он такой. Это странный человек, и то, что мы говорили о
разных о нем мнениях, вполне возможно. Его может изменить на два-три дня
какая-нибудь книга. Он поддается внушению и сам же вызывает его,
прельстившись добродетельным, например, героем или мелодраматическим
негодяем с "искрой в душе". А? - Она рассмеялась. - Ну, вот видите теперь
сами. Но его основа, - сказала она с убеждением, - это черт знает что!
Вначале он, - по крайней мере, у нас, - был другим. Лишь изредка слышали о
разных его подвигах, на что не обращали внимания.
Я молчал, она улыбнулась своему размышлению.
- "Бегущая по волнам"! - сказала Биче, откидываясь и трогая полумаску,
лежащую у нее на коленях. - Отец очень стар. Не знаю, кто старше - он или
его трость; он уже не ходит без трости. Но деньги мы получили. Теперь, на
расстоянии всей огромной, долго, бурно, счастливо и содержательно прожитой
им своей жизни, - образ моей матери все яснее, отчетливее ему, и память о
том, что связано с ней, - остра. Я вижу, как он мучается, что "Бегущая по
волнам" ходит туда-сюда с мешками, затасканная воровской рукой. Я взяла чек
на семь тысяч... Вот-вот, читаю в ваших глазах: "Отважная, смелая"... Дело в
том, что в Гезе есть, - так мне кажется, конечно, - известное уважение ко
мне. Это не помешает ему взять деньги. Такое соединение чувств называется
"психологией". Я навела справки и решила сделать моему старику сюрприз. В
Лиссе, куда указывали мои справки, я разминулась с Гезом всего на один день;
не зная, зайдет он в Лисс или отправится прямо в Гель-Гью, - я приехала сюда
в поезде, так как все равно он здесь должен быть, это мне верно передали.
Писать ему бессмысленно и рискованно, мое письмо не должно быть в этих
руках. Теперь я готова удивляться еще и еще, сначала, решительно всему, что
столкнуло нас с вами. Я удивляюсь также своей откровенности - не потому,
чтобы я не видела, что говорю с джентльменом, но... это не в моем характере.
Я, кажется, взволновалась. Вы знаете легенду о Фрези Грант?
- Знаю.
- Ведь это - "Бегущая". Оригинальный город Гель-Гью. Я очень его люблю.
Строго говоря, мы, Сениэли, - герои праздника: у нас есть корабль с этим
названием "Бегущая по волнам"; кроме того, моя мать родом из Гель-Гью; она -
прямой потомок Вильямса Гобса, одного из основателей города.
- Известно ли вам, - сказал я, - что корабль переуступлен Брауну так же
мнимо, как ваш отец продал его Гезу?
- О да! Но Браун ни при чем в этом деле. Обязан сделать все Гез. Вот и
Ботвель.
Приближаясь, Ботвель смотрел на нас между фигур толпы и, видя, что мы,
смолкнув, выжидательно на него смотрим, поторопился дойти.
- Представьте, что случилось, - сказала ему Биче. - Наш новый знакомый,
Томас Гарвей, плавал на "Бегущей" с Гезом. Гез здесь или скоро будет здесь.
Она не прибавила ничего больше об этой истории, предоставляя мне, если
я хочу сам, сообщить о ссоре и преступлении Геза. Меня тронул ее такт;
коротко подтвердив слова Биче, я умолчал Ботвелю о подробностях своего
путешествия.
Биче сказала:
- Меня узнали случайно, но очень, очень сложным путем. Я вам расскажу.
Тут мы пооткровенничали слегка.
Она объяснила, что я знаю ее задачу в подлинных обстоятельствах.
- Да, - сказал Ботвель, - мрачный пират преследует нашу Биче с кинжалом
в зубах. Это уже все знают; настолько, что иногда даже говорят, если нет
другой темы.
- Смейтесь! - воскликнула Биче. - А мне, без смеха, предстоит
мучительный разговор!
- Мы вместе с Гарвеем войдем к Гезу, - сказал Ботвель, - и будем при
разговоре.
- Тогда ничего не выйдет. - Биче вздохнула. - Гез отомстит нам всем
ледяной вежливостью, и я останусь ни с чем.
- Вас не тревожит.. - Я не сумел кончить вопроса, но девушка отлично
поняла, что я хочу сказать.
- О-о! - заметила она, смерив меня ясным толчком взгляда. - Однако ночь
чудес затянулась. Нам идти, Ботвель. - Вдруг оживясь, засмеявшись так, что
стала совсем другой, она написала в маленькой записной книжке несколько слов
и подала мне.
- Вы будете у нас? - сказала Биче. - Я даю вам свой адрес. Старая
красивая улица, старый дом, два старых человека и я. Как нам поступить? Я
вас приглашаю к обеду завтра.
Я поблагодарил, после чего Биче и Ботвель встали. Я прошел с ними до
выходных дверей зала, теснясь среди маскарадной толпы. Биче подала руку.
- Итак, вы {все} помните? - сказала она, нежно приоткрыв рот и смотря с
лукавством. - Даже то, что происходит на набережной? (Ботвель улыбался, не
понимая.) Правда, память - ужасная вещь! Согласны?
- Но не в данном случае.
- А в каком? Ну, Ботвель, это все стоит рассказать Герде Торнстон. Ее
надолго займет. Не гневайтесь, - обратилась ко мне девушка, - я должна
шутить, чтобы не загрустить. Все сложно! Так все сложно. Вся жизнь! Я сильно
задета в том, чего не понимаю, но очень хочу понять. Вы мне поможете завтра?
Например, - эти два платья. Тут есть вопрос! До свиданья.
Когда она отвернулась, уходя с Ботвелем, ее лицо, - как я видел его
профиль, - стало озабоченным и недоумевающим. Они прошли, тихо говоря между
собой, в дверь, где оба одновременно обернулись взглянуть на меня; угадав
это движение, я сам повернулся уйти. Я понял, как дорога мне эта, лишь
теперь знакомая девушка. Она ушла, но все еще как бы была здесь.
Получив град толчков, так как шел всецело погруженный в свои мысли, я,
наконец, опамятовался и вышел из зала по лестнице, к боковому выходу на
улицу. Спускаясь по ней, я вспомнил, как всего час назад спускалась по этой
лестнице Дэзи, задумчиво теребя бахрому платья, и смиренно, от всей души
пожелал ей спокойной ночи.
Захотев есть, я усмотрел поблизости небольшой ресторан, и хотя трудно
было пробиться в хмельной тесноте входа, я кое-как протиснулся внутрь. Все
столы, проходы, места у буфета были заняты; яркий свет, табачный дым, песни
среди шума и криков совершенно закружили мое внимание. Найти место присесть
было так же легко, как продеть канат в игольное отверстие. Вскоре я отчаялся
сесть, но была надежда, что освободится фут пространства возле буфета, куда
я тотчас и устремился, когда это случилось, и начал есть стоя, сам наливая
себе из наспех откупоренной бутылки. Обстановка не располагала
задерживаться, В это время за спиной раздался шум спора. Неизвестный человек
расталкивал толпу, протискиваясь к буфету и отвечая наглым смехом на
возмущение посетителей. Едва я всмотрелся в него, как, бросив есть, выбрался
из толпы, охваченный внезапным гневом: этот человек был Синкрайт.
Пытаясь оттолкнуть меня, Синкрайт бегло оглянулся; тогда, задержав его
взгляд своим, я сказал:
- Добрый вечер! Мы еще раз встретились с вами! Увидев меня, Синкрайт
был так испуган, что попятился на толпу. Одно мгновение весь его вид выражал
страстную, мучительную тоску, желание бежать, скрыться, - хотя в этой
тесноте бежать смогла бы разве лишь кошка.
- ФУ, фу! - сказал он наконец, отирая под козырьком лоб тылом руки. - Я
весь дрожу! Как я рад, как счастлив, что вы живы! Я не виноват, клянусь! Это
- Гез. Ради бога, выслушайте, и вы все узнаете! Какая это была безумная
ночь! Будь проклят Гез; я первый буду вашим свидетелем, потому что я
решительно ни при чем!
Я не сказал ему еще ничего. Я только смотрел, но Синкрайт, схватив меня
за руку, говорил все испуганнее, все громче. Я отнял руку и сказал:
- Выйдем отсюда.
- Конечно... Я всегда...
Он ринулся за мной, как собака. Его потрясению можно было верить тем
более, что на "Бегущей", как я узнал от него, ожидали и боялись моего
возвращения в Дагон. Тогда мы были от Дагона на расстоянии всего пятидесяти
с небольшим миль. Один Бутлер думал, что может случиться худшее.
Я повел его за поворот угла в переулок, где, сев на ступенях запертого
подъезда, выбил из Синкрайта всю умственную и словесную пыль - относительно
моего дела. Как я правильно ожидал, Синкрайт, видя, что его не ударили,
скоро оправился, но говорил так почтительно, так подобострастно и
внимательно выслушивал малейшее мое замечание, что эта пламенная бодрость
дорого обошлась ему.
Произошло следующее.
С самого начала, когда я сел на корабль, Гез стал соображать, каким
образом ему от меня отделаться, удержав деньги. Он строил разные планы. Так,
например, план - объявить, что "Бегущая по волнам" отправится из Дагона в
Сумат. Гез думал, что я не захочу далекого путешествия и высажусь в первом
порту. Однако такой план мог сделать его смешным. Его настроение, после
отплытия из Лисса, стало очень скверным, раздражительным. Он постоянно
твердил: "Будет неудача с этим проклятым Гарвеем".
- Я чувствовал его нежную любовь, - сказал я, - но не можете ли вы
объяснить, отчего он так меня ненавидит?
- Клянусь вам, не знаю! - вскричал Синкрайт. - Может быть... трудно
сказать. Он видите ли, суеверен.
Хотя мне ничего не удалось выяснить, но я почувствовал умолчание. Затем
Синкрайт перешел к скандалу. Гез поклялся женщинам, что я приду за стол, так
как дамы во что бы то ни стало хотели видеть "таинственного", по их словам,
пассажира и дразнили Геза моим презрением к его обществу. Та женщина,
которую ударил Гез, держала пари, что я приду на вызов Синкрайта. Когда
этого не случилось, Гез пришел в ярость на всех и на все. Женщины плыли в
Гель-Гью; теперь они покинули судно. "Бегущая" пришла вчера вечером. По
словам Синкрайта, он видел их первый раз и не знает, кто они. После сражения
Гез вначале хотел бросить меня за борт, и стоило больших трудов его
удержать. Но в вопросе о шлюпке капитан рвал и метал. Он помешался от
злости. Для успеха этой затеи он готов был убить сам себя.
- Здесь, - говорил Синкрайт, - то есть когда вы уже сели в лодку,
Бутлер схватил Геза за плечи и стал трясти, говоря: "Опомнитесь! Еще не
поздно. Верните его!" Гез стал как бы отходить. Он еще ничего не говорил, но
уже стал слушать. Может быть, он это и сделал бы, если бы его крепче
прижать. Но тут явилась дама, - вы знаете...
Синкрайт остановился, не зная, разрешено ли ему тронуть этот вопрос. Я
кивнул. У меня был выбор спросить: "Откуда появилась она?" - и тем, конечно,
дать повод счесть себя лжецом - или поддержать удобную простоту догадок
Синкрайта. Чтобы покончить на втором, я заявил:
- Да. И вы не могли понять?!
- Ясно, - сказал Синкрайт, - она была с вами, но как? Этим мы все были
поражены. Всего минуту она и была на палубе. Когда стало нам дурно от
испуга, - что было думать обо всем этом? Гез снова сошел с ума. Он хотел
задержать ее, но как-то произошло так, что она миновала его и стала у трапа.
Мы окаменели. Гез велел спустить трап. Вы отъехали с ней. Тогда мы кинулись
в вашу каюту, и Гез клялся, что она пришла к вам ночью в Лиссе. Иначе не
было объяснения. Но после всего случившегося он стал так пить, как я еще не
видал, и твердил, что вы все подстроили с умыслом, который он узнает
когда-нибудь. На другой день не было более жалкого труса под мачтами сего
света, чем Гез. Он только и твердил что о тюрьме, каторжных работах и
двадцать раз в сутки учил всех, что и как говорить, когда вы заявите на
него. Матросам он раздавал деньги, поил их, обещал двойное жалованье, лишь
бы они показали, что вы сами купили у него шлюпку.
- Синкрайт, - сказал я после молчания, в котором у меня наметился
недурной план, полезный Биче, - вы крепко ухватились за дверь, когда я ее
открыл...
- Клянусь! .. - начал Синкрайт и умолк на первом моем движении. Я
продолжал:
- Это {было}, а потому бесполезно извиваться. Последствия не требуют
комментариев. Я не упомяну о вас на суде при одном условии.
- Говорите, ради бога; я сделаю все!
- Условие совсем не трудное. Вы ни слова не скажете Гезу о том, что
видели меня здесь.
- Готов промолчать сто лет: простите меня!
- Так. Где Гез - на судне или на берегу?
- Он съехал в небольшую гостиницу на набережной. Она называется "Парус
и Пар". Если вам угодно, я провожу вас к нему.
- Думаю, что разыщу сам. Ну, Синкрайт, пока что наш разговор кончен.
- Может быть, вам нужно еще что-нибудь от меня?
- Поменьше пейте, - сказал я, немного смягченный его испугом и
рабством. - А также оставьте Геза.
- Клянусь... - начал он, но я уже встал, Не знаю, продолжал он сидеть
на ступенях подъезда или ушел в кабак. Я оставил его в переулке и вышел на
площадь, где у стола около памятника не застал никого из прежней компании. Я
спросил Кука, на что получил указание, что Кук просил меня идти к нему в
гостиницу.
Движение уменьшалось. Толпа расходилась; двери запирались. Из сумерек
высоты смотрела на засыпающий город "Бегущая по волнам", и я простился с
ней, как с живой.
Разыскав гостиницу, куда меня пригласил Кук, я был проведен к нему,
застав его в постели. При шуме Кук открыл глаза, но они снова закрылись. Он
опять открыл их. Но все равно спал. По крайнему усилию этих спящих, тупо
открытых глаз я видел, что он силится сказать нечто любезное. Усталость,
надо быть, была велика. Обессилев, Кук вздохнул, пролепетал, узнав меня:
"Устраивайтесь", - и с треском завалился на другой бок.
Я лег на поставленную вторую кровать и тотчас закрыл глаза. Тьма стала
валиться вниз; комната перевернулась, и я почти тотчас заснул.
Ложась, я знал, что усну крепко, но встать хотел рано, и это желание -
рано встать - бессознательно разбудило меня. Когда я открыл глаза, память
была пуста, как после обморока. Я не мог поймать ни одной мысли до тех пор,
пока не увидел выпяченную нижнюю губу спящего Кука. Тогда смутное
прояснилось, и, мгновенно восстановив события, я взял со стула часы. На мое
счастье, было всего половина десятого утра.
Я тихо оделся и, стараясь не разбудить своего хозяина, спустился в
общий зал, где потребовал крепкого чаю и письменные принадлежности. Здесь я
написал две записки: одну - Биче Сениэль, уведомляя ее, что Гез находится в
Гель-Гью, с указанием адреса; вторую - Проктору с просьбой вручить мои вещи
посыльному. Не зная, будет ли удобно напоминать Дэзи о ее встрече со мной, я
ограничился для нее в этом письме простым приветом. Отправив записки через
двух комиссионеров, я вышел из гостиницы в парикмахерскую, где пробыл около
получаса.
Время шло чрезвычайно быстро. Когда я направился искать Геза, было уже
четверть одиннадцатого. Стоял знойный день. Не зная улиц, я потерял еще
около двадцати минут, так как по ошибке вышел на набережную в ее дальнем
конце и повернул обратно. Опасаясь, что Гез уйдет по своим делам или
спрячется, если Синкрайт не сдержал клятвы, а более всего этого желая
опередить Биче, ради придуманного мной плана ущемления Геза, сделав его
уступчивым в деле корабля Сениэлей, - я нанял извозчика. Вскоре я был у
гостиницы "Парус и Пар", белого грязного дома, с стеклянной галереей второго
этажа, лавками и трактиром внизу. Вход вел через ворота, налево, по темной и
крутой лестнице. Я остановился на минуту собрать мысли и услышал торопливые,
догоняющие меня шаги. "Остановитесь!" - сказал запыхавшийся человек. Я
обернулся.
Это был Бутлер с его тяжелой улыбкой.
- Войдемте на лестницу, - сказал он. - Я тоже иду к Гезу. Я видел, как
вы ехали, и облегченно вздохнул. Можете мне не верить, если хотите. Побежал
догонять вас. Страшное, гнусное дело, что говорить! Но нельзя было помешать
ему. Если я в чем виноват, то в том, {почему} ему нельзя было помешать. Вы
понимаете? Ну, все равно. Но я был на вашей стороне; это так. Впрочем, от
вас зависит - знаться со мной или смотреть как на врага.
Не знаю, был я рад встретить его или нет. Гневное сомнение боролось во
мне с бессознательным доверием к его словам. Я сказал: "Его рано судить".
Слова Бутлера звучали правильно; в них был и горький упрек себе и искренняя
радость видеть меня живым. Кроме того, Бутлер был совершенно трезв. Пока я
молчал, за фасадом, в глубине огромного двора, послышались шум, крики,
настойчивые приказания. Там что-то происходило. Не обратив на это особого
внимания, я стал подыматься по лестнице, сказав Бутлеру:
- Я склонен вам верить; но не будем теперь говорить об этом. Мне нужен
Гез. Будьте добры указать, где его комната, и уйдите, потому что мне
предстоит очень серьезный разговор.
- Хорошо, - сказал он. - Вот идет женщина. Узнаем, проснулся ли
капитан. Мне надо ему сказать всего два слова; потом я уйду.
В это время мы поднялись на второй этаж и шли по тесному коридору с
выходом на стеклянную галерею слева. Направо я увидел ряд дверей, - четыре
или пять, - разделенные неправильными промежутками. Я остановил женщину.
Толстая крикливая особа лет сорока с повязанной платком головой и щеткой в
руках, узнав, что мы справляемся, дома ли Гез, бешено показала на
противоположную дверь в дальнем конце.
- Дома ли он - не хочу и не хочу знать! - объявила она, быстро
заталкивая пальцами под платок выбившиеся грязные волосы и приходя в
возбуждение. - Ступайте сами и узнавайте, но я к этому подлецу больше ни
шагу. Как он на меня гаркнул вчера! Свинья и подлец ваш Гез! Я думала он
меня стукнет. "Ступай вон!" Это - мне! Дома, - закончила она, свирепо
вздохнув, - уже стрелял. Я на звонки не иду; черт с ним; так он теперь
стреляет в потолок. Это он требует, чтобы пришли. Недавно опять пальнул.
Идите, и если спросит, не видели ли вы меня, можете сказать, что я ему не
слуга. Там женщина, - прибавила толстуха. - Развратник!
Она скрылась, махая щеткой. Я посмотрел на Бутлера. Он стоял, задумчиво
разглядывая дверь. За ней было тихо.
Я начал стучать, вначале постучав негромко, потом с силой. Дверь
шевельнулась, следовательно, была не на ключе, но нам никто не ответил.
- Стучите громче, - сказал Бутлер, - он, верно, снова заснул.
Вспомнив слова прислуги о женщине, я пожал плечами и постучал опять.
пока Дэзи не затерялась среди толпы; потом вернулся в фойе, вздохнув и
бесконечно жалея, что ответил на приветливую шалость девушки невольной
обидой. Это произошло так скоро, что я не успел как следует ни пошутить, ни
выразить удовольствие. Я выругал себя грубым животным, и хотя это было
несправедливо, пробирался среди толпы с бесполезным раскаянием, тягостно
упрекая себя.
В эту минуту танцы прекратились, смолкла и музыка. Из противоположных
дверей навстречу мне шли двое: высокий морской офицер с любезным крупным
лицом, которого держала под руку только что ушедшая Дэзи. По крайней мере
это была ее фигура, ее желтое с бахромой платье. Меня как бы охватило
ветром, и перевернутые вдруг чувства остановились. Вздрогнув, я пошел им
навстречу. Сомнения не было: маскарадный двойник Дэзи была Биче Сениэль, и я
это знал теперь так же верно, как если бы прямо видел ее лицо. Еще
приближаясь, я уже отличил все ее внутреннее скрытое от внутреннего скрытого
Дэзи, по впечатлению основной черты этой новой и уже знакомой фигуры. Но я
отметил все же изумительное сходство роста, цвета волос, сложения,
телодвижений и, пока это пробегало в уме, сказал, кланяясь:
- Биче Сениэль, это вы. Я вас узнал.
Она вздрогнула.
Офицер взглянул на меня с улыбкой удивления. Я уже твердо владел собой
и ждал ответа с совершенной уверенностью. Лицо девушки слегка покраснело, и
она двинула вверх нижней губой, как будто полумаска мешала ей видеть, и
рассмеялась, но неохотно.
- Биче Сениэль? - сказала она искусственно равнодушным голосом, чистым
и протяжным. - Ах, извините, я не знаю ее. Я - не она.
Желая выйти из тона карнавальной забавы, я продолжал:
- Прошу меня извинить. Я не только знаю вас, но мы имеем общих
знакомых. Капитан Гез, с которым я плыл сюда, вероятно прибыл на днях; может
быть, даже вчера.
- О! А! - воскликнула она с серьезным недоумением. - Я не так
самонадеянна, чтобы отрицать дальше. Увы, маска не защита. Я поражена,
потому что вижу вас первый раз в жизни. И я должна увенчать ваш триумф.
Прикрыв этими словами тревогу, она сняла полумаску, и я увидел Биче
Сениэль. Мгновение она рассматривала меня. Я поклонился и назвал себя.
- Мне кажется, что и вы поражены результатами вашей проницательности, -
заметила она. - Сознаюсь, что я ничего не понимаю.
Я стоял, показывая молчанием и взглядом, что объяснение предпочтительно
без третьего лица. Она тотчас поняла это и, взглянув на офицера, сказала:
- Мой племянник, Ботвель. Да, так: я вижу, что надо поговорить.
Ботвель, стоявший сложив руки, переводя взгляд от Биче ко мне, заметил:
- Дорогая тетя, вы наказаны непостижимо уму. Вы утверждали, что даже я
не узнал бы вас. Я схожу к Нувелю уговориться относительно поездки в Латорн.
Условившись, где разыщет нас, он кивнул и, круто повернувшись, осмотрел
зал; потом щелкнул пальцами, направляясь к группе стоявших под руку женщин
тяжелой, эластичной походкой. Подходя, он поднял руку, махая ею, и исчез
среди пестрой толпы.
Биче смотрела на меня с усилием встревоженной мысли. Я сознавал всю
трудность предстоящего разговора, почему медлил, но она первая спросила,
когда мы сели в глубине цветочной беседки:
- Вы плыли на "Бегущей"? - Сказав это, она всунула мизинец в прорез
полумаски и стала ее раскачивать. Каждое ее движение мешало мне соображать,
отчего я начал говорить сбивчиво. Я сбивался потому, что не хотел вначале
говорить о ней, но когда понял, что иначе невозможно, порядок и простота
выражений вернулись.
- Здесь нет секрета, - ответила Биче, подумав. - Мы путаемся, но
договоримся. Этот корабль наш, он принадлежал моему отцу. Гез присвоил его
мошеннической проделкой. Да, что-то есть в нашей встрече, как во сне, хотя я
не могу понять! Дело в том, что я в Гель-Гью только затем, чтобы заставить
Геза вернуть нам "Бегущую". Вот почему я сразу назвала себя, когда вы
упомянули о Гезе. Я его жду и думала получить сведения.
Снова начались музыка, танцы; пол содрогался. Слова Биче о
"мошеннической проделке" Геза показали ее отношение к этому человеку
настолько ясно, что присутствие в каюте капитана портрета девушки потеряло
для меня свою темную сторону. В ее манере говорить и смотреть была мудрая
простота и тонкая внимательность, сделавшие мой рассказ неполным; я
чувствовал невозможность не только сказать, но даже намекнуть о связи особых
причин с моими поступками. Я умолчал поэтому о происшествии в доме Стерса.
- За крупную сумму, - сказал я, - Гез согласился предоставить мне каюту
на "Бегущей по волнам", и мы поплыли, но после скандала, разыгравшегося при
недостойной обстановке с пьяными женщинами, когда я вынужден был прекратить
безобразие, Гез выбросил меня на ходу в открытое море. Он был так разозлен,
что пожертвовал шлюпкой, лишь бы избавиться от меня. На мое счастье утром я
был взят небольшой шкуной, шедшей в Гель-Гью. Я прибыл сюда сегодня вечером.
Действие этого рассказа было таково, что Биче немедленно сняла
полумаску и больше уже не надевала ее, как будто ей довольно было разделять
нас. Но она не вскрикнула и не негодовала шумно, как это сделали бы на ее
месте другие; лишь, сведя брови, стесненно вздохнула.
- Недурно! - сказала она с выражением, которое стоило многих
восклицательных знаков. - Следовательно, Гез. Я знала, что он негодяй. Но
я не знала, что он может быть так страшен.
В увлечении я хотел было заговорить о Фрези Грант, и мне показалось,
что в неровном блеске устремленных на меня глаз и бессознательном движении
руки, легшей на край стола концами пальцев, есть внутреннее благоприятное
указание, что рассказ о ночи на лодке теперь будет уместен. Я вспомнил, что
{нельзя} говорить, с болью подумав: "Почему?" В то же время я понимал -
{почему}, но отгонял понимание. Оно еще было, пока, лишено слов.
Не упоминая, разумеется, о портрете, прибавив, сколько мог, прямо
идущих к рассказу деталей, я развил подробнее свою историю с Гезом, после
чего Биче, видимо, доверяя мне, посвятила меня в историю корабля и своего
приезда.
"Бегущая по волнам" была выстроена ее отцом для матери Биче,
впечатлительной, прихотливой женщины, умершей восемь лет назад. Капитаном
поступил Гез; Бутлер и Синкрайт не были известны Биче; они начали служить,
когда судно уже отошло к Гезу. После того как Сениэль разорился и остался
только один платеж, по которому заплатить было нечем, Гез предложил Сениэлю
спасти тщательно хранимое, как память о жене, судно, которое она очень
любила и не раз путешествовала на нем, - фиктивной передачей его в
собственность капитану. Гез выполнил все формальности; кроме того, он
уплатил половину остатка долга Сениэля.
Затем, хотя ему было запрещено пользоваться судном для своих целей, Гез
открыто заявил право собственности и отвел "Бегущую" в другой порт.
Обстоятельства дела не позволяли обратиться к суду. В то время Сениэль
надеялся, что получит значительную сумму по ликвидации одного чужого
предприятия, бывшего с ним в деловых отношениях, но получение денег
задержалось, и он не мог купить у Геза свой собственный корабль, как хотел.
Он думал, что Гез желает денег.
- Но он не денег хотел, - сказала Биче, задумчиво рассматривая меня. -
Здесь замешана я. Это тянулось долго и до крайности надоело... - Она
снисходительно улыбнулась, давая понять мыслью, передавшейся мне, что
произошло. - Ну, так вот. Он не преследовал меня в том смысле, что я должна
была бы прибегнуть к защите; лишь писал длинные письма, и в последних
письмах его (я все читала) прямо было сказано, что он удерживает корабль по
навязчивой мысли и предчувствию. Предчувствие в том, что если он не отдаст
обратно "Бегущую" - моя судьба будет... сделаться, - да, да! - его, видите
ли, женой. Да, он такой. Это странный человек, и то, что мы говорили о
разных о нем мнениях, вполне возможно. Его может изменить на два-три дня
какая-нибудь книга. Он поддается внушению и сам же вызывает его,
прельстившись добродетельным, например, героем или мелодраматическим
негодяем с "искрой в душе". А? - Она рассмеялась. - Ну, вот видите теперь
сами. Но его основа, - сказала она с убеждением, - это черт знает что!
Вначале он, - по крайней мере, у нас, - был другим. Лишь изредка слышали о
разных его подвигах, на что не обращали внимания.
Я молчал, она улыбнулась своему размышлению.
- "Бегущая по волнам"! - сказала Биче, откидываясь и трогая полумаску,
лежащую у нее на коленях. - Отец очень стар. Не знаю, кто старше - он или
его трость; он уже не ходит без трости. Но деньги мы получили. Теперь, на
расстоянии всей огромной, долго, бурно, счастливо и содержательно прожитой
им своей жизни, - образ моей матери все яснее, отчетливее ему, и память о
том, что связано с ней, - остра. Я вижу, как он мучается, что "Бегущая по
волнам" ходит туда-сюда с мешками, затасканная воровской рукой. Я взяла чек
на семь тысяч... Вот-вот, читаю в ваших глазах: "Отважная, смелая"... Дело в
том, что в Гезе есть, - так мне кажется, конечно, - известное уважение ко
мне. Это не помешает ему взять деньги. Такое соединение чувств называется
"психологией". Я навела справки и решила сделать моему старику сюрприз. В
Лиссе, куда указывали мои справки, я разминулась с Гезом всего на один день;
не зная, зайдет он в Лисс или отправится прямо в Гель-Гью, - я приехала сюда
в поезде, так как все равно он здесь должен быть, это мне верно передали.
Писать ему бессмысленно и рискованно, мое письмо не должно быть в этих
руках. Теперь я готова удивляться еще и еще, сначала, решительно всему, что
столкнуло нас с вами. Я удивляюсь также своей откровенности - не потому,
чтобы я не видела, что говорю с джентльменом, но... это не в моем характере.
Я, кажется, взволновалась. Вы знаете легенду о Фрези Грант?
- Знаю.
- Ведь это - "Бегущая". Оригинальный город Гель-Гью. Я очень его люблю.
Строго говоря, мы, Сениэли, - герои праздника: у нас есть корабль с этим
названием "Бегущая по волнам"; кроме того, моя мать родом из Гель-Гью; она -
прямой потомок Вильямса Гобса, одного из основателей города.
- Известно ли вам, - сказал я, - что корабль переуступлен Брауну так же
мнимо, как ваш отец продал его Гезу?
- О да! Но Браун ни при чем в этом деле. Обязан сделать все Гез. Вот и
Ботвель.
Приближаясь, Ботвель смотрел на нас между фигур толпы и, видя, что мы,
смолкнув, выжидательно на него смотрим, поторопился дойти.
- Представьте, что случилось, - сказала ему Биче. - Наш новый знакомый,
Томас Гарвей, плавал на "Бегущей" с Гезом. Гез здесь или скоро будет здесь.
Она не прибавила ничего больше об этой истории, предоставляя мне, если
я хочу сам, сообщить о ссоре и преступлении Геза. Меня тронул ее такт;
коротко подтвердив слова Биче, я умолчал Ботвелю о подробностях своего
путешествия.
Биче сказала:
- Меня узнали случайно, но очень, очень сложным путем. Я вам расскажу.
Тут мы пооткровенничали слегка.
Она объяснила, что я знаю ее задачу в подлинных обстоятельствах.
- Да, - сказал Ботвель, - мрачный пират преследует нашу Биче с кинжалом
в зубах. Это уже все знают; настолько, что иногда даже говорят, если нет
другой темы.
- Смейтесь! - воскликнула Биче. - А мне, без смеха, предстоит
мучительный разговор!
- Мы вместе с Гарвеем войдем к Гезу, - сказал Ботвель, - и будем при
разговоре.
- Тогда ничего не выйдет. - Биче вздохнула. - Гез отомстит нам всем
ледяной вежливостью, и я останусь ни с чем.
- Вас не тревожит.. - Я не сумел кончить вопроса, но девушка отлично
поняла, что я хочу сказать.
- О-о! - заметила она, смерив меня ясным толчком взгляда. - Однако ночь
чудес затянулась. Нам идти, Ботвель. - Вдруг оживясь, засмеявшись так, что
стала совсем другой, она написала в маленькой записной книжке несколько слов
и подала мне.
- Вы будете у нас? - сказала Биче. - Я даю вам свой адрес. Старая
красивая улица, старый дом, два старых человека и я. Как нам поступить? Я
вас приглашаю к обеду завтра.
Я поблагодарил, после чего Биче и Ботвель встали. Я прошел с ними до
выходных дверей зала, теснясь среди маскарадной толпы. Биче подала руку.
- Итак, вы {все} помните? - сказала она, нежно приоткрыв рот и смотря с
лукавством. - Даже то, что происходит на набережной? (Ботвель улыбался, не
понимая.) Правда, память - ужасная вещь! Согласны?
- Но не в данном случае.
- А в каком? Ну, Ботвель, это все стоит рассказать Герде Торнстон. Ее
надолго займет. Не гневайтесь, - обратилась ко мне девушка, - я должна
шутить, чтобы не загрустить. Все сложно! Так все сложно. Вся жизнь! Я сильно
задета в том, чего не понимаю, но очень хочу понять. Вы мне поможете завтра?
Например, - эти два платья. Тут есть вопрос! До свиданья.
Когда она отвернулась, уходя с Ботвелем, ее лицо, - как я видел его
профиль, - стало озабоченным и недоумевающим. Они прошли, тихо говоря между
собой, в дверь, где оба одновременно обернулись взглянуть на меня; угадав
это движение, я сам повернулся уйти. Я понял, как дорога мне эта, лишь
теперь знакомая девушка. Она ушла, но все еще как бы была здесь.
Получив град толчков, так как шел всецело погруженный в свои мысли, я,
наконец, опамятовался и вышел из зала по лестнице, к боковому выходу на
улицу. Спускаясь по ней, я вспомнил, как всего час назад спускалась по этой
лестнице Дэзи, задумчиво теребя бахрому платья, и смиренно, от всей души
пожелал ей спокойной ночи.
Захотев есть, я усмотрел поблизости небольшой ресторан, и хотя трудно
было пробиться в хмельной тесноте входа, я кое-как протиснулся внутрь. Все
столы, проходы, места у буфета были заняты; яркий свет, табачный дым, песни
среди шума и криков совершенно закружили мое внимание. Найти место присесть
было так же легко, как продеть канат в игольное отверстие. Вскоре я отчаялся
сесть, но была надежда, что освободится фут пространства возле буфета, куда
я тотчас и устремился, когда это случилось, и начал есть стоя, сам наливая
себе из наспех откупоренной бутылки. Обстановка не располагала
задерживаться, В это время за спиной раздался шум спора. Неизвестный человек
расталкивал толпу, протискиваясь к буфету и отвечая наглым смехом на
возмущение посетителей. Едва я всмотрелся в него, как, бросив есть, выбрался
из толпы, охваченный внезапным гневом: этот человек был Синкрайт.
Пытаясь оттолкнуть меня, Синкрайт бегло оглянулся; тогда, задержав его
взгляд своим, я сказал:
- Добрый вечер! Мы еще раз встретились с вами! Увидев меня, Синкрайт
был так испуган, что попятился на толпу. Одно мгновение весь его вид выражал
страстную, мучительную тоску, желание бежать, скрыться, - хотя в этой
тесноте бежать смогла бы разве лишь кошка.
- ФУ, фу! - сказал он наконец, отирая под козырьком лоб тылом руки. - Я
весь дрожу! Как я рад, как счастлив, что вы живы! Я не виноват, клянусь! Это
- Гез. Ради бога, выслушайте, и вы все узнаете! Какая это была безумная
ночь! Будь проклят Гез; я первый буду вашим свидетелем, потому что я
решительно ни при чем!
Я не сказал ему еще ничего. Я только смотрел, но Синкрайт, схватив меня
за руку, говорил все испуганнее, все громче. Я отнял руку и сказал:
- Выйдем отсюда.
- Конечно... Я всегда...
Он ринулся за мной, как собака. Его потрясению можно было верить тем
более, что на "Бегущей", как я узнал от него, ожидали и боялись моего
возвращения в Дагон. Тогда мы были от Дагона на расстоянии всего пятидесяти
с небольшим миль. Один Бутлер думал, что может случиться худшее.
Я повел его за поворот угла в переулок, где, сев на ступенях запертого
подъезда, выбил из Синкрайта всю умственную и словесную пыль - относительно
моего дела. Как я правильно ожидал, Синкрайт, видя, что его не ударили,
скоро оправился, но говорил так почтительно, так подобострастно и
внимательно выслушивал малейшее мое замечание, что эта пламенная бодрость
дорого обошлась ему.
Произошло следующее.
С самого начала, когда я сел на корабль, Гез стал соображать, каким
образом ему от меня отделаться, удержав деньги. Он строил разные планы. Так,
например, план - объявить, что "Бегущая по волнам" отправится из Дагона в
Сумат. Гез думал, что я не захочу далекого путешествия и высажусь в первом
порту. Однако такой план мог сделать его смешным. Его настроение, после
отплытия из Лисса, стало очень скверным, раздражительным. Он постоянно
твердил: "Будет неудача с этим проклятым Гарвеем".
- Я чувствовал его нежную любовь, - сказал я, - но не можете ли вы
объяснить, отчего он так меня ненавидит?
- Клянусь вам, не знаю! - вскричал Синкрайт. - Может быть... трудно
сказать. Он видите ли, суеверен.
Хотя мне ничего не удалось выяснить, но я почувствовал умолчание. Затем
Синкрайт перешел к скандалу. Гез поклялся женщинам, что я приду за стол, так
как дамы во что бы то ни стало хотели видеть "таинственного", по их словам,
пассажира и дразнили Геза моим презрением к его обществу. Та женщина,
которую ударил Гез, держала пари, что я приду на вызов Синкрайта. Когда
этого не случилось, Гез пришел в ярость на всех и на все. Женщины плыли в
Гель-Гью; теперь они покинули судно. "Бегущая" пришла вчера вечером. По
словам Синкрайта, он видел их первый раз и не знает, кто они. После сражения
Гез вначале хотел бросить меня за борт, и стоило больших трудов его
удержать. Но в вопросе о шлюпке капитан рвал и метал. Он помешался от
злости. Для успеха этой затеи он готов был убить сам себя.
- Здесь, - говорил Синкрайт, - то есть когда вы уже сели в лодку,
Бутлер схватил Геза за плечи и стал трясти, говоря: "Опомнитесь! Еще не
поздно. Верните его!" Гез стал как бы отходить. Он еще ничего не говорил, но
уже стал слушать. Может быть, он это и сделал бы, если бы его крепче
прижать. Но тут явилась дама, - вы знаете...
Синкрайт остановился, не зная, разрешено ли ему тронуть этот вопрос. Я
кивнул. У меня был выбор спросить: "Откуда появилась она?" - и тем, конечно,
дать повод счесть себя лжецом - или поддержать удобную простоту догадок
Синкрайта. Чтобы покончить на втором, я заявил:
- Да. И вы не могли понять?!
- Ясно, - сказал Синкрайт, - она была с вами, но как? Этим мы все были
поражены. Всего минуту она и была на палубе. Когда стало нам дурно от
испуга, - что было думать обо всем этом? Гез снова сошел с ума. Он хотел
задержать ее, но как-то произошло так, что она миновала его и стала у трапа.
Мы окаменели. Гез велел спустить трап. Вы отъехали с ней. Тогда мы кинулись
в вашу каюту, и Гез клялся, что она пришла к вам ночью в Лиссе. Иначе не
было объяснения. Но после всего случившегося он стал так пить, как я еще не
видал, и твердил, что вы все подстроили с умыслом, который он узнает
когда-нибудь. На другой день не было более жалкого труса под мачтами сего
света, чем Гез. Он только и твердил что о тюрьме, каторжных работах и
двадцать раз в сутки учил всех, что и как говорить, когда вы заявите на
него. Матросам он раздавал деньги, поил их, обещал двойное жалованье, лишь
бы они показали, что вы сами купили у него шлюпку.
- Синкрайт, - сказал я после молчания, в котором у меня наметился
недурной план, полезный Биче, - вы крепко ухватились за дверь, когда я ее
открыл...
- Клянусь! .. - начал Синкрайт и умолк на первом моем движении. Я
продолжал:
- Это {было}, а потому бесполезно извиваться. Последствия не требуют
комментариев. Я не упомяну о вас на суде при одном условии.
- Говорите, ради бога; я сделаю все!
- Условие совсем не трудное. Вы ни слова не скажете Гезу о том, что
видели меня здесь.
- Готов промолчать сто лет: простите меня!
- Так. Где Гез - на судне или на берегу?
- Он съехал в небольшую гостиницу на набережной. Она называется "Парус
и Пар". Если вам угодно, я провожу вас к нему.
- Думаю, что разыщу сам. Ну, Синкрайт, пока что наш разговор кончен.
- Может быть, вам нужно еще что-нибудь от меня?
- Поменьше пейте, - сказал я, немного смягченный его испугом и
рабством. - А также оставьте Геза.
- Клянусь... - начал он, но я уже встал, Не знаю, продолжал он сидеть
на ступенях подъезда или ушел в кабак. Я оставил его в переулке и вышел на
площадь, где у стола около памятника не застал никого из прежней компании. Я
спросил Кука, на что получил указание, что Кук просил меня идти к нему в
гостиницу.
Движение уменьшалось. Толпа расходилась; двери запирались. Из сумерек
высоты смотрела на засыпающий город "Бегущая по волнам", и я простился с
ней, как с живой.
Разыскав гостиницу, куда меня пригласил Кук, я был проведен к нему,
застав его в постели. При шуме Кук открыл глаза, но они снова закрылись. Он
опять открыл их. Но все равно спал. По крайнему усилию этих спящих, тупо
открытых глаз я видел, что он силится сказать нечто любезное. Усталость,
надо быть, была велика. Обессилев, Кук вздохнул, пролепетал, узнав меня:
"Устраивайтесь", - и с треском завалился на другой бок.
Я лег на поставленную вторую кровать и тотчас закрыл глаза. Тьма стала
валиться вниз; комната перевернулась, и я почти тотчас заснул.
Ложась, я знал, что усну крепко, но встать хотел рано, и это желание -
рано встать - бессознательно разбудило меня. Когда я открыл глаза, память
была пуста, как после обморока. Я не мог поймать ни одной мысли до тех пор,
пока не увидел выпяченную нижнюю губу спящего Кука. Тогда смутное
прояснилось, и, мгновенно восстановив события, я взял со стула часы. На мое
счастье, было всего половина десятого утра.
Я тихо оделся и, стараясь не разбудить своего хозяина, спустился в
общий зал, где потребовал крепкого чаю и письменные принадлежности. Здесь я
написал две записки: одну - Биче Сениэль, уведомляя ее, что Гез находится в
Гель-Гью, с указанием адреса; вторую - Проктору с просьбой вручить мои вещи
посыльному. Не зная, будет ли удобно напоминать Дэзи о ее встрече со мной, я
ограничился для нее в этом письме простым приветом. Отправив записки через
двух комиссионеров, я вышел из гостиницы в парикмахерскую, где пробыл около
получаса.
Время шло чрезвычайно быстро. Когда я направился искать Геза, было уже
четверть одиннадцатого. Стоял знойный день. Не зная улиц, я потерял еще
около двадцати минут, так как по ошибке вышел на набережную в ее дальнем
конце и повернул обратно. Опасаясь, что Гез уйдет по своим делам или
спрячется, если Синкрайт не сдержал клятвы, а более всего этого желая
опередить Биче, ради придуманного мной плана ущемления Геза, сделав его
уступчивым в деле корабля Сениэлей, - я нанял извозчика. Вскоре я был у
гостиницы "Парус и Пар", белого грязного дома, с стеклянной галереей второго
этажа, лавками и трактиром внизу. Вход вел через ворота, налево, по темной и
крутой лестнице. Я остановился на минуту собрать мысли и услышал торопливые,
догоняющие меня шаги. "Остановитесь!" - сказал запыхавшийся человек. Я
обернулся.
Это был Бутлер с его тяжелой улыбкой.
- Войдемте на лестницу, - сказал он. - Я тоже иду к Гезу. Я видел, как
вы ехали, и облегченно вздохнул. Можете мне не верить, если хотите. Побежал
догонять вас. Страшное, гнусное дело, что говорить! Но нельзя было помешать
ему. Если я в чем виноват, то в том, {почему} ему нельзя было помешать. Вы
понимаете? Ну, все равно. Но я был на вашей стороне; это так. Впрочем, от
вас зависит - знаться со мной или смотреть как на врага.
Не знаю, был я рад встретить его или нет. Гневное сомнение боролось во
мне с бессознательным доверием к его словам. Я сказал: "Его рано судить".
Слова Бутлера звучали правильно; в них был и горький упрек себе и искренняя
радость видеть меня живым. Кроме того, Бутлер был совершенно трезв. Пока я
молчал, за фасадом, в глубине огромного двора, послышались шум, крики,
настойчивые приказания. Там что-то происходило. Не обратив на это особого
внимания, я стал подыматься по лестнице, сказав Бутлеру:
- Я склонен вам верить; но не будем теперь говорить об этом. Мне нужен
Гез. Будьте добры указать, где его комната, и уйдите, потому что мне
предстоит очень серьезный разговор.
- Хорошо, - сказал он. - Вот идет женщина. Узнаем, проснулся ли
капитан. Мне надо ему сказать всего два слова; потом я уйду.
В это время мы поднялись на второй этаж и шли по тесному коридору с
выходом на стеклянную галерею слева. Направо я увидел ряд дверей, - четыре
или пять, - разделенные неправильными промежутками. Я остановил женщину.
Толстая крикливая особа лет сорока с повязанной платком головой и щеткой в
руках, узнав, что мы справляемся, дома ли Гез, бешено показала на
противоположную дверь в дальнем конце.
- Дома ли он - не хочу и не хочу знать! - объявила она, быстро
заталкивая пальцами под платок выбившиеся грязные волосы и приходя в
возбуждение. - Ступайте сами и узнавайте, но я к этому подлецу больше ни
шагу. Как он на меня гаркнул вчера! Свинья и подлец ваш Гез! Я думала он
меня стукнет. "Ступай вон!" Это - мне! Дома, - закончила она, свирепо
вздохнув, - уже стрелял. Я на звонки не иду; черт с ним; так он теперь
стреляет в потолок. Это он требует, чтобы пришли. Недавно опять пальнул.
Идите, и если спросит, не видели ли вы меня, можете сказать, что я ему не
слуга. Там женщина, - прибавила толстуха. - Развратник!
Она скрылась, махая щеткой. Я посмотрел на Бутлера. Он стоял, задумчиво
разглядывая дверь. За ней было тихо.
Я начал стучать, вначале постучав негромко, потом с силой. Дверь
шевельнулась, следовательно, была не на ключе, но нам никто не ответил.
- Стучите громче, - сказал Бутлер, - он, верно, снова заснул.
Вспомнив слова прислуги о женщине, я пожал плечами и постучал опять.