Страница:
Джуди: (читает из Кастанеды)
Дон Хуан возразил, что мой аргумент не имеет никаких оснований, ведь он уже говорил мне, что никакого мира в широком смысле не существует, а есть только описание мира, которое мы научились визуализировать и принимать как само собой разумеющееся.
– Тональ – это все, что мы знаем, – сказал он, – Я думаю, что это само по себе уже достаточная причина, чтобы считать тональ могущественной вещью.
…
– Тональ создает мир только образно говоря. Он не может ничего создать или изменить, и, тем не менее, он творит мир, потому что его функция – судить, оценивать и свидетельствовать. Я говорю, что тональ творит мир, потому что он свидетельствует и оценивает его согласно своим правилам, правилам тоналя. Очень странным образом тональ является творцом, который не творит ни единой вещи. Другими словами, тональ создает законы, по которым он воспринимает мир, значит, в каком-то смысле он творит мир.[3]
Джон: Способность сосредотачиваться, чтобы уделить внимание фрагменту мира – внутреннему или внешнему, и способность одновременно удалять, игнорировать другие части мира. Этот процесс иногда называют фигурой и фоном – сосредоточение с одновременным удалением. Это наш запасной выход из ограничений осознания животного – осознания, слишком сильно привязанного к сенсорному миру, и это же отличает нас от ученого дурака. Одновременно это и наше благословение, и наше проклятие. Сосредотачиваясь, мы уходим от требований, приходящих из органов чувств и в то же мгновение теряем связь с мудростью контекста. И подобное внимание – это то, что мы относим к первому вниманию или то, что называет вниманием большинство. Смотрите, как забавно. Если у вас есть прожектор в темной комнате, все, что он освещает, будет освещено. А то, что не освещено, остается неосвещенным, несмотря на то, что луч прожектора может изменять направление. Область, которую он освещает, резко очерчена. И если мы вдруг наделим прожектор сознанием, он немедленно придет к выводу, что мир всегда освещен. (смех)
Мы кое-что знаем об этом процессе под названием «внимание». Мы знаем, например, что круг света, часть решетки, освещенная прожектором, включает в себя в точности семь плюс-минус два фрагмента информации, находящейся в этой области.[4]
Обратите внимание, как только мы начинаем говорить о прожекторе, освещающем решетку, мы выявляем важное различие между вниманием и внутренней структурой сферы. А именно, внимание – это действие, направленное на решетку, и поэтому находится на более высоком логическом уровне, чем структура, которую он освещает. И меня интересует: каковы последствия обращения такого внимания на внутреннюю структуру сферы – что может здесь сделать внимание?
Предположим, вы находитесь в незнакомом окружении, скажем, в лесу, и слышите звук, источник которого не можете определить. Что происходит? Вы внимательны: вы одновременно понижаете порог на всех фильтрах, которые могут дать информацию о местоположении и характере источника. Внезапный хриплый крик сойки, шелест травы, трепет дикой азалии на ветру, прекращение песни цикады – ваши чувства открыты для новостей, для различий, вы полностью захвачены... И в то же время вы поднимаете пороги на всех фильтрах, которые не могут помочь вам определить место и характер этого звука. В этот момент вы не знаете, хотите ли есть или пить, заблудились или точно знаете, где находитесь, утомлены или полны сил. Вы живете только в тех петлях, которые соединяются с источниками новостей от окружающей среды.
Вы едете на важную встречу, которая может сильно повлиять на ваше будущее. Вы останавливаетесь на красный свет. И пока ждете, почти не обращаете внимания на сигнал светофора, на ощущение вибрации автомобиля, на звук двигателя. Вместо этого вы следите за репрезентациями предстоящей встречи – каковы ваши цели, каковы вероятные реакции на эти цели, каковы цели других участников встречи... Вы буквально видите и слышите возможное будущее, и ваши чувства – это реакции на сгаллюцинированное окружение, на внутренний контекст. Предположим, в таком предварительном просмотре встречи вы видите и слышите, что кто-то дает ответ, который обескураживает вас: вы внезапно чувствуете себя сковано. И теперь вы делаете мета-ход – репрезентируете встречу так, как будто вы режиссер или автор пьесы, предмет которой – встреча. В первоначальной позиции восприятия вы не можете прямо влиять на актеров, однако, как режиссер или автор, вы способны изменять поведение актеров, пока не будете им удовлетворены. То, что один из актеров выглядит и говорит в точности как вы, не имеет никакого значения. Вы перешли в мета-позицию. Повысив логический уровень репрезентации, вы сделали предыдущий контекст, на который реагировали на встрече, членом подмножества большей рамки – театра. Эта большая рамка определяет контекст, в котором у вас появляется свобода менять поведение актеров, пока вы не достигнете того, чего хотите. С помощью таких репрезентативных маневров вы создаете паттерны, строите модели, направляющие ваше будущее поведение. Обратите внимание, как далеко мы ушли от петли фактического мира. Мы не только репрезентировали то, что еще не произошло, но действуем так, как будто жизнь – всего лишь пьеса. Эта свобода имеет свою цену: мы реагируем на репрезентации, которые непосредственно никак не связаны с реальностью. Мы отделены от мудрости, свойственной целостной петле. Современный человек, мастер изменять свое окружение, по словам Бейтсона, создает собственный контекст в той мере, в какой реагирует на эти созданные им самим репрезентации контекста, исключительно лишенного мудрости, как слепой пилот без приборов. Мы влезли на дерево знания, съели яблоко разъединения и потеряли сад. Но, конечно же, это не новости в мире, где люди настаивают на преданности символам вроде слов, флагов... вплоть до физического уничтожения тех, кто отказывается принимать эти символы. Мудрость доступна, только в том случае, если мы можем поддерживать динамическую позицию Обучения III, когда возвращаемся к миру без галлюцинаций и чрезмерно упрощенных моделей, перестаем оценивать и обращаем внимание на различия между нашей моделью и реальным опытом... И впоследствии меняем модель. Фильтровать мир, потому что он не совпадает с нашей моделью, нашими ожиданиями, значит съесть меню – вы можете сказать, что за обедом ели копченого краба или желе из баобаба, но ваш желудок знает разницу...
Но наше обсуждение все еще неуравновешенно. Вернемся в лес. Первый раз и последний раз, когда вы оказались в лесу, вы вели себя совершенно по-разному. Некоторые вещи, которые вы видели, слышали и нюхали в начале, больше не несут никаких полезных новостей о различиях, и вы подавили их, вы больше не обращаете на них внимания. Другие части вашей сенсорной схемы выдают высококачественную информацию, так что вы еще больше понизили порог. Возможно, однажды вы пошли в лес с человеком, который знает, как жить в лесу, и с помощью тщательных наблюдений заметили и стали успешно использовать некие сенсорные процедуры, совершенно новые для вас. Вы научились, то есть создали модель восприятия, подходящую для леса. Если вы понимаете, что внимание – это систематическое изменение пороговых величин фильтров в каналах, по которым поступает потенциально доступная вам информация, это значит, что через этот процесс внимания вы можете создавать модели для каждого без исключения состояния сознания. Эти модели частично определены миром и поэтому отзывчивы к мудрости целостной петли (с которой соответственно связаны), а частично обусловлены вашим уникальным вкладом. Обучение III происходит, когда организм признает мудрость подчинения всех моделей опыту, не потому что так хочет Карл Поппер, а потому что опыт – источник корректирующей мудрости. Таким образом, эпистемология – это не средство для достижения адекватной, истинной или даже полезной репрезентации мира, но динамический процесс, когда мы вовлекаемся в мир с множества позиций. Она начинается с понимания, что множественные описания мира, даже противоречащие друг другу – основа мудрости. И что равновесия можно достичь не стирая различия, статистически их усредняя, а приветствуя и переживая. Это – танец жизни... .
Я не сомневаюсь, что вы предположили, что внимание является другим названием для «я» и состояний, которые могут быть достигнуты с помощью дисциплины и тренировки внимания – диапазона человеческих возможностей. «Я», или внимание, это функция, которая определена на решетке и может создавать состояния в диапазоне от демоноподобного узко сосредоточенного, сенсорно вовлеченного состояния водителя гоночного автомобиля до сенсорно независимого, ориентированного на будущее состояния общего планирования. Каждое из этих состояний имеет свою модель мира. И все эти модели подчинены эпистемологическим соображениям, которые мы развиваем здесь. И каковы отношения между вниманием и диссоциацией? Правильно, они инверсированы, одно противоречит другому.
Джуди: Много лет назад Грегори Бейтсон, читая Структуру магии, спросил: «„Я“ – это номинализация?» В то время мы отвечали на этот вопрос громко и не без нахальства: «Нет! „Я“ – не номинализация, „я“ – местоимение». Возможно, мы должны извиниться перед Грегори, и конечно мы хотели бы еще раз прокомментировать этот вопрос о номинализации и «я». Сам Грегори Бейтсон заявил, что открытие репрезентативных систем кодирования в нашей неврологии кажется очевидным, когда разговор начинается с лингвистики, а не с культурных различий и психозов. Номинализация, как лингвистический акт – это сложное трансформационное действие, при котором слово, обозначающее процесс, то есть глагол в глубокой структуре, в поверхностной структуре появляется как слово, означающее вещь, то есть существительное. Однако каждая модель имеет ограничения, и лингвистическая модель не облегчила нам понимание «я» как номинализации. Без сомнения, мы не поняли духа вопроса Грегори. Это был не технический лингвистический вопрос, но вопрос о «я» как о функции процесса, которая обладает подвижностью, необходимой личности или культуре для здоровья, обучения, роста и равновесия. Если бы это было так, то мы были бы точны в нашем ответе, что «я» – это местоимение. Но этот ответ не соответствовал духу вопроса. «Я» приобрело новое значение, если можно так выразиться, «я» начало развиваться как функция. Другой важный пункт: какое отношение имеет функция «я» к старому понятию частей. Идея о частях, по существу статическое понятие, превращается в очень бедную метафору, когда сравнивается с понятием «я» как функции. Единственное эхо частей в этой новой модели – что все мы имеем гомеостатические центры, которые должны быть повторно сбалансированы, чтобы облегчить восприятие мудрости, развитие более полного и более динамического понимания. Так же, как концепция номинализации предложила возможное направление в поиске соответствия между языком и более первичными репрезентациями, функция «я» предлагает сделать перебалансировку, и внутри, и вне личности с учетом группы и окружающей среды. Другими словами, достижения соответствия и равновесия с контекстом. Хорошо известно замечание Р. Д. Лаинга, что шизофрения – это адекватная реакция на жизнь в исключительно фрагментированном техническом обществе. Мы шутливо критиковали Лаинга за подобный консерватизм – шизофрения дает личности только две модели. Ведь раньше мы настаивали на концепции множественной личности или частях как минимальном требовании для жизни во фрагментированном техническом обществе. Это новое предложение – более радикально. Оно предлагает рассматривать не фрагментированные части, а сбалансированную личную организацию, в которой личность может войти в любое множество петель в пределах решетки человеческих возможностей. Фактически, единственное отражение частей в новой модели – это петли, в которые личность входила настолько часто, что возникли физиологические особенности. Если личность преднамеренно не расширяет диапазон своей схемы, ее гибкость будет сожрана вторгающимися переменными. Они станут вызывать чувство комфорта и слишком легко будут проникать в петли, составляющие центры гомеостаза личности, в ее части. И тут приходит заключение судмедэксперта: да, все правильно, личность в первый раз действует так, как будто информация, доходящая до нее через фильтры восприятия – и есть мир, и верит в это. И поэтому должна защищать эти центры гомеостаза от новых различий, поднимая пороги... Оп-ля, вот и новый живой мертвец.
Джон: Таким образом, мы создали одну возможную структуру модели личной организации, определили функции «я» в пределах решетки модели, и предлагаем каждому из вас создать соответствующую метафору для самого себя, которая может служить началом структуры.
Женщина: Как мы узнаем, что выбранная метафора является подходящей?
Джон: Как и в любой структуре, здесь должны соблюдаться некоторые принципы разработки. Или же, после создания структуры, она должна быть проверена на соответствие набору условий, чтобы определить, корректно ли она построена. Далее приводятся принципы создания и условия корректности, которые проявлялись снова и снова, и при работе с людьми, которые в нашем обществе считаются гениями, и при создании личной организационной модели.
Первое условие: откуда мы получаем новости. Новости приходят из различий, а различия – из множественного (как минимум двойного) описания мира. И теперь, прежде чем действовать в мире, мы предлагаем обновить условие корректности – перейти от двойного описания к тройному. Вы не сможете внести изменение, если не оцените контекст достаточно полно, то есть не займете три позиции. Ту, где находитесь вы сами: позицию вашего собственного референтного индекса в текущем переживании (или переживании, которое вы планируете); позиции некоторых или всех других участников, которые являются частью отношений на том же самом логическом уровне, а именно, других людей, или представителей другого вида, например, когда тренер работает с лошадью, любых других живых систем. Последняя, но, конечно, не менее важная позиция – мета-позиция, потому что этот более высокий логический уровень дает вам кинестетическую диссоциацию, и вы можете избежать тирании физиологии, которой подвержены в первой позиции. Другими словами, мудрость существует в целостной петле. Поэтому, чтобы получить новые различия, основу для мудрых действий в мире, мы должны рассматривать всю петлю. Мы должны рассматривать «контекстную сторону» петли.
Эта концепция множественного описания позволяет кибернетизировать любой формат. Я хочу рассказать вам историю, которую однажды ночью услышал от Боба Дилтса. Когда он закончил рассказывать, мы применили этот материал на практике и замечательно провели время. Мы говорили об изменении личной истории.
Вы все знаете формат изменения личной истории. Первый вопрос: «Что вы хотите изменить?» «Я хочу изменить X». Вы якорите это кинестетическое ощущение. «Когда последний раз у вас был этот опыт?» Вы видите физиологическое изменение и якорите его. Вы держите кинестетику неизменной, и это ведет человека назад через личную историю к «первоначальной ситуации». Это всегда миф, но человеку нужен этот миф, потому что он живет в соответствии с ним. Потом вы добавляете ресурсы, пока не увидите физиологических изменений. И тогда вы знаете, что процесс окончен. Вы выводите клиента обратно в настоящий момент, позволяя изменить личную историю на пути назад, и вот он здесь, правильно? (смех) И теперь вы делаете проверку. Вот так, более или менее, я это делаю. И наблюдая и слушая Джуди, я понимаю, что она тоже, более или менее, делает это так. А вот что сделал Боб. Он кибернетизировал этот формат. И это – вызов для тех из вас, кто имеет некоторые навыки в технологии. Конечно, когда я применяю технику изменения личной истории в этом формате, который я очень свободно описал, я очень доволен тем, что делаю. Но обратите внимание, с точки зрения первого внимания, с точки зрения моделирования, наша работа неадекватна. В чем разница? Теперь я расскажу, как это делает Боб. Он спрашивает: «Что вы хотите изменить?» И якорит это. Пока все то же самое. Потом он возвращает человека в ситуацию возникновения поведения, которое он хочет изменить. Теперь Боб делает так, чтобы клиент повторно испытал все это, останавливает его...
Теперь, здесь есть предположение, правильно? Что это поведение образовывает петли с некоторым другим аспектом окружения. Человеком, объектом, чем угодно. Если это – фобия, то с фобическим стимулом. Итак, первое действие – повторное проживание этой ситуации из позиции, которую занимал сам человек, его собственный личный референтный индекс, его собственная позиция восприятия. Например, вы возвращаете человека назад к тому времени, когда, скажем, он был ребенком, и взрослый сильно его отругал, и это был травмирующий опыт, и теперь этот человек никогда не возражает другим людям, потому что это почти фобический опыт. Когда человек возвращается в ту ситуацию, Боб говорит: «Вы туда вернулись?» И клиент говорит: «О, да!»
И теперь он предъявляет кусок поведения с позиции восприятия другого человека, его референтный индекс.
Женщина: С какой позиции восприятия?
Джон: Того взрослого, который отругал ребенка. Взрослый, ругающий его, в противоположность ребенку, которого ругают. Он становится на «контекстную сторону» в этой ситуации. Я вижу и могу физиологически идентифицировать, когда человек это сделал. Я не комментирую это. Это – обязательная часть петли, дуга в экологическом фрагменте работы по изменению личной истории. Это должна быть часть петли. Я идентифицирую это физиологически. Я сижу и наблюдаю, как это происходит и еще раз поражаюсь элегантности невербальной коммуникации, и не называю это. Теперь Боб настаивает, чтобы человек явным образом прошёл через обе позиции. Сначала он принимает позицию, которую выбирает естественно – он оценивает из этой позиции восприятия эту ситуацию, скажем, из перспективы взрослого, вовлеченного в первоначальную ситуацию. И затем он делает так, что человек переключается в позицию ребенка и замечает, на что это было похоже. Человек знает эту позицию слишком хорошо, это его фобия. Если здесь есть важные другие люди... Он становится и в их позиции тоже. Если таких людей нет, он переходит в мета-позицию, просто стоит в стороне вместе с Бобом и наблюдает этот танец.
Джуди: Боб Дилтс приблизился к адекватному описанию первого внимания, в которое он включил контекст, рассматривая целостную петлю в формате изменения личной истории.
Так что описания создают новости, но только если мы достаточно долго можем не оценивать, чтобы их получить. У американских индейцев есть поговорка, прекрасно это иллюстрирующая: Не судите соседа, пока не прошли милю в его мокасинах. Не оценивайте, пока, через многократные описания, не получили новых различий. Много раз мы принимаем новые или другие перспективы – как в магическом круге. Но новое описание предлагает больше чем новую перспективу. Новая перспектива статична, а мы настаиваем на динамических репрезентациях. Недостаточно просто занять позицию другого человека или другой живой системы. Вы должны внести в нее типичные для нее движения. Через движения мы создаем танец, динамику и развиваем двойное описание. Немного ходим в чужих мокасинах, прежде чем оценивать.
Часто мы с Джоном говорили о состояниях, из которых можно получить новые различия, и в которых можно создавать новое описание мира. Например, при изучении нового языка (новое описание) полезно переходить в чистое состояние, которое и защищает, и поддерживает это новое описание. С этой целью на семинаре мы предлагаем вам входить в состояние «остановки мира», где речь и сфокусированное зрение (два важных фильтра, стабилизирующие привычные описания мира) приостанавливаются. Так вы можете получить новые различия. Это – специальное состояние для разрушения стабильности мира. Контекстные маркеры, внешние и внутренние сигналы, которые позволяют нам знать, что состояние адекватно и возникло в правильном контексте, и концепция страховки, способ узнать, не требует ли мир нашего внимания, в то время как мы входим в новую схему в нашей решетке, позволяют нам выполнять эти требования. Это дает нам свободу изменять состояния при необходимости. Восприятие различий также требует отложить на время оценки или суждения о новостях, пока не возникнет динамическое и достаточно прочное описание, предлагающее нам существенные новые различия. Это приводит нас к вопросу о значении стабильности и энтропии в модели. Где нам нужна стабильность, а где мы хотим переживать неожиданности и новые различия? Когда мы сканируем контекст в поисках различий, мы не хотим оценивать новости на периферии, где соприкасаемся с миром. Если мы помещаем фильтры в это взаимодействие, то вряд ли получим какую-то информацию, ведущую к новому описанию.
Это – вопрос не о наличии фильтров; наша неврология сама по себе гарантирует их наличие. Вопрос следующий: можем ли мы на время убирать некоторые фильтры, поддерживать существующие различия и получать новые различия? Например, если мы ищем новые различия, стабильность во взаимодействии с миром для этого не подходит, здесь мы хотим неожиданностей, гибкости и новостей. Помещение фильтров в других позициях по направлению к первому вниманию может тоже дорого нам обойтись – настолько, насколько мы можем оценивать новые различия и отбрасывать их прежде, чем они достигнут нашего внимания. С другой стороны, мы не хотим получать новости все время. Так что мы предлагаем в этой модели поместить стабильность в структуру модели, а энтропию в ее содержание – в частности, в новые различия.
Важно снова напомнить, что эти модели или репрезентации ограничены, это дуги более обширных петель. Итак, как мы можем далее обеспечить, что наши репрезентации ведут нас назад в реальный мир и исследуют различия, которые могут создавать различия. Если мы периодически не делаем перепросмотра или не подавляем наши фильтры, мы становимся жертвами веры в свои репрезентации, уверенности, что наши модели – и есть мир. Только возвращая эти репрезентации в мир, мы приближаемся к некоторой мудрости, повторно связывая их с контекстом.
Мы можем предложить еще две возможности. Первое: играйте на ваших слабостях. Второе: ищите контрпримеры. Если я уже могу делать что-то успешно, что бы это ни было, то хочу развить те места, где я слаб. И в тех местах, где я успешен, я хочу оставаться открытым к тем случаям, где я реагировал так же как прежде, когда был успешен, но результат оказался противоположным. Это и есть места, где лежат новости.
Каждый эстетический акт возникает из навыка. Создание такой модели требует хорошо развитых навыков. Один из источников таких навыков – технология НЛП. Она может служить мостом между вашей нынешней личной организацией и сбалансированной, эстетически гармоничной структурой, в которой вы можете жить со страстью и равновесием. В этом смысле она – дополнение индустриальной технологии, которая создала мост от нашей мечты летать, оставаясь на Земле, до реальных полетов к звездам. Если наша геометрическая метафора показала основные вопросы нашей модели и переменные, необходимые для таких изменений, то она выполнила свое предназначение. Мы рекомендуем использовать ее как временную помощь в создании вашей собственной личной метафоры.
Розали: Можно вернуться к вопросу о мета-позиции?
Джон: Понимаете, для любого редактирования или любого организационного изменения, условие корректности состоит в том, что вы занимаете по крайней мере три позиции восприятия: ваш собственный референтный индекс, позицию самого важного лица в этом контексте и мета-позицию. Вы можете захотеть охватить все живые системы. Вы могли бы захотеть, чтобы второе внимание выбрало какое-то подмножество. Вы могли бы преднамеренно попросить о позиции восприятия самой важной неживой системы. Очень много возможностей. Это – ваша личная эстетика. Упоминая и изолируя переменную, я оставляю решения за вами. И я хотел бы, чтобы вы сыграли разные вариации этой темы. Это, по существу, позиция редактора.
Розали: Почему вы ограничиваете позиции живыми организмами?
Джон: Потому что я делаю глубокое различие между живыми и неживыми системами.
Розали: Я могу рассказать вам историю?
Джон: А у меня есть выбор? (смех)
Розали: Недавно в одном из воображаемых путешествий, я выполняла одну технику гештальта.
Джон: Управляемое воображение, формат управляемого воображения.
Розали: Да, формат управляемого воображения. Моя проблема была в том, что меня покинули. Я чувствовала себя просто выброшенной на свалку. Я играла саму себя, и это было не слишком приятно. Потом я перевоплотилась в того, кто меня покинул, и это тоже было не слишком приятно. Ничто, казалось, не помогало. Все было паршиво, дом был паршивый, там были какие-то газеты, там было грязно, мне там ничего не нравилось. И вот, я по очереди становилась каждым живым существом, которое там было, и ничего не менялось. Наконец, я сказала: «Хорошо, что еще тут осталось, что я еще не играла? Я могу стать унитазом, почему бы и нет». И все равно ничего не изменилось. Я попробовала стать домом. И когда я стала домом, это был грязный, отвратительный дом, но в нем было одно грязное окно. И внезапно, когда я была домом, я поняла, что через это окно проникает солнечный свет. И как этот дом, я могла греться в лучах солнца, проникающих через окно. И потом я пролетела сквозь это окно, (это было ночью), как птица. И как будто была ночь, и было темно, но это было как вход в свет. И это произошло через позицию дома, неодушевленного объекта. А ведь до этого я перепробовала все живые системы. И я прошла через полностью трансформирующий опыт, и потом я никогда не воспринимала тот болезненный опыт как прежде.
Дон Хуан возразил, что мой аргумент не имеет никаких оснований, ведь он уже говорил мне, что никакого мира в широком смысле не существует, а есть только описание мира, которое мы научились визуализировать и принимать как само собой разумеющееся.
– Тональ – это все, что мы знаем, – сказал он, – Я думаю, что это само по себе уже достаточная причина, чтобы считать тональ могущественной вещью.
…
– Тональ создает мир только образно говоря. Он не может ничего создать или изменить, и, тем не менее, он творит мир, потому что его функция – судить, оценивать и свидетельствовать. Я говорю, что тональ творит мир, потому что он свидетельствует и оценивает его согласно своим правилам, правилам тоналя. Очень странным образом тональ является творцом, который не творит ни единой вещи. Другими словами, тональ создает законы, по которым он воспринимает мир, значит, в каком-то смысле он творит мир.[3]
Джон: Способность сосредотачиваться, чтобы уделить внимание фрагменту мира – внутреннему или внешнему, и способность одновременно удалять, игнорировать другие части мира. Этот процесс иногда называют фигурой и фоном – сосредоточение с одновременным удалением. Это наш запасной выход из ограничений осознания животного – осознания, слишком сильно привязанного к сенсорному миру, и это же отличает нас от ученого дурака. Одновременно это и наше благословение, и наше проклятие. Сосредотачиваясь, мы уходим от требований, приходящих из органов чувств и в то же мгновение теряем связь с мудростью контекста. И подобное внимание – это то, что мы относим к первому вниманию или то, что называет вниманием большинство. Смотрите, как забавно. Если у вас есть прожектор в темной комнате, все, что он освещает, будет освещено. А то, что не освещено, остается неосвещенным, несмотря на то, что луч прожектора может изменять направление. Область, которую он освещает, резко очерчена. И если мы вдруг наделим прожектор сознанием, он немедленно придет к выводу, что мир всегда освещен. (смех)
Мы кое-что знаем об этом процессе под названием «внимание». Мы знаем, например, что круг света, часть решетки, освещенная прожектором, включает в себя в точности семь плюс-минус два фрагмента информации, находящейся в этой области.[4]
Обратите внимание, как только мы начинаем говорить о прожекторе, освещающем решетку, мы выявляем важное различие между вниманием и внутренней структурой сферы. А именно, внимание – это действие, направленное на решетку, и поэтому находится на более высоком логическом уровне, чем структура, которую он освещает. И меня интересует: каковы последствия обращения такого внимания на внутреннюю структуру сферы – что может здесь сделать внимание?
Предположим, вы находитесь в незнакомом окружении, скажем, в лесу, и слышите звук, источник которого не можете определить. Что происходит? Вы внимательны: вы одновременно понижаете порог на всех фильтрах, которые могут дать информацию о местоположении и характере источника. Внезапный хриплый крик сойки, шелест травы, трепет дикой азалии на ветру, прекращение песни цикады – ваши чувства открыты для новостей, для различий, вы полностью захвачены... И в то же время вы поднимаете пороги на всех фильтрах, которые не могут помочь вам определить место и характер этого звука. В этот момент вы не знаете, хотите ли есть или пить, заблудились или точно знаете, где находитесь, утомлены или полны сил. Вы живете только в тех петлях, которые соединяются с источниками новостей от окружающей среды.
Вы едете на важную встречу, которая может сильно повлиять на ваше будущее. Вы останавливаетесь на красный свет. И пока ждете, почти не обращаете внимания на сигнал светофора, на ощущение вибрации автомобиля, на звук двигателя. Вместо этого вы следите за репрезентациями предстоящей встречи – каковы ваши цели, каковы вероятные реакции на эти цели, каковы цели других участников встречи... Вы буквально видите и слышите возможное будущее, и ваши чувства – это реакции на сгаллюцинированное окружение, на внутренний контекст. Предположим, в таком предварительном просмотре встречи вы видите и слышите, что кто-то дает ответ, который обескураживает вас: вы внезапно чувствуете себя сковано. И теперь вы делаете мета-ход – репрезентируете встречу так, как будто вы режиссер или автор пьесы, предмет которой – встреча. В первоначальной позиции восприятия вы не можете прямо влиять на актеров, однако, как режиссер или автор, вы способны изменять поведение актеров, пока не будете им удовлетворены. То, что один из актеров выглядит и говорит в точности как вы, не имеет никакого значения. Вы перешли в мета-позицию. Повысив логический уровень репрезентации, вы сделали предыдущий контекст, на который реагировали на встрече, членом подмножества большей рамки – театра. Эта большая рамка определяет контекст, в котором у вас появляется свобода менять поведение актеров, пока вы не достигнете того, чего хотите. С помощью таких репрезентативных маневров вы создаете паттерны, строите модели, направляющие ваше будущее поведение. Обратите внимание, как далеко мы ушли от петли фактического мира. Мы не только репрезентировали то, что еще не произошло, но действуем так, как будто жизнь – всего лишь пьеса. Эта свобода имеет свою цену: мы реагируем на репрезентации, которые непосредственно никак не связаны с реальностью. Мы отделены от мудрости, свойственной целостной петле. Современный человек, мастер изменять свое окружение, по словам Бейтсона, создает собственный контекст в той мере, в какой реагирует на эти созданные им самим репрезентации контекста, исключительно лишенного мудрости, как слепой пилот без приборов. Мы влезли на дерево знания, съели яблоко разъединения и потеряли сад. Но, конечно же, это не новости в мире, где люди настаивают на преданности символам вроде слов, флагов... вплоть до физического уничтожения тех, кто отказывается принимать эти символы. Мудрость доступна, только в том случае, если мы можем поддерживать динамическую позицию Обучения III, когда возвращаемся к миру без галлюцинаций и чрезмерно упрощенных моделей, перестаем оценивать и обращаем внимание на различия между нашей моделью и реальным опытом... И впоследствии меняем модель. Фильтровать мир, потому что он не совпадает с нашей моделью, нашими ожиданиями, значит съесть меню – вы можете сказать, что за обедом ели копченого краба или желе из баобаба, но ваш желудок знает разницу...
Но наше обсуждение все еще неуравновешенно. Вернемся в лес. Первый раз и последний раз, когда вы оказались в лесу, вы вели себя совершенно по-разному. Некоторые вещи, которые вы видели, слышали и нюхали в начале, больше не несут никаких полезных новостей о различиях, и вы подавили их, вы больше не обращаете на них внимания. Другие части вашей сенсорной схемы выдают высококачественную информацию, так что вы еще больше понизили порог. Возможно, однажды вы пошли в лес с человеком, который знает, как жить в лесу, и с помощью тщательных наблюдений заметили и стали успешно использовать некие сенсорные процедуры, совершенно новые для вас. Вы научились, то есть создали модель восприятия, подходящую для леса. Если вы понимаете, что внимание – это систематическое изменение пороговых величин фильтров в каналах, по которым поступает потенциально доступная вам информация, это значит, что через этот процесс внимания вы можете создавать модели для каждого без исключения состояния сознания. Эти модели частично определены миром и поэтому отзывчивы к мудрости целостной петли (с которой соответственно связаны), а частично обусловлены вашим уникальным вкладом. Обучение III происходит, когда организм признает мудрость подчинения всех моделей опыту, не потому что так хочет Карл Поппер, а потому что опыт – источник корректирующей мудрости. Таким образом, эпистемология – это не средство для достижения адекватной, истинной или даже полезной репрезентации мира, но динамический процесс, когда мы вовлекаемся в мир с множества позиций. Она начинается с понимания, что множественные описания мира, даже противоречащие друг другу – основа мудрости. И что равновесия можно достичь не стирая различия, статистически их усредняя, а приветствуя и переживая. Это – танец жизни... .
Я не сомневаюсь, что вы предположили, что внимание является другим названием для «я» и состояний, которые могут быть достигнуты с помощью дисциплины и тренировки внимания – диапазона человеческих возможностей. «Я», или внимание, это функция, которая определена на решетке и может создавать состояния в диапазоне от демоноподобного узко сосредоточенного, сенсорно вовлеченного состояния водителя гоночного автомобиля до сенсорно независимого, ориентированного на будущее состояния общего планирования. Каждое из этих состояний имеет свою модель мира. И все эти модели подчинены эпистемологическим соображениям, которые мы развиваем здесь. И каковы отношения между вниманием и диссоциацией? Правильно, они инверсированы, одно противоречит другому.
Джуди: Много лет назад Грегори Бейтсон, читая Структуру магии, спросил: «„Я“ – это номинализация?» В то время мы отвечали на этот вопрос громко и не без нахальства: «Нет! „Я“ – не номинализация, „я“ – местоимение». Возможно, мы должны извиниться перед Грегори, и конечно мы хотели бы еще раз прокомментировать этот вопрос о номинализации и «я». Сам Грегори Бейтсон заявил, что открытие репрезентативных систем кодирования в нашей неврологии кажется очевидным, когда разговор начинается с лингвистики, а не с культурных различий и психозов. Номинализация, как лингвистический акт – это сложное трансформационное действие, при котором слово, обозначающее процесс, то есть глагол в глубокой структуре, в поверхностной структуре появляется как слово, означающее вещь, то есть существительное. Однако каждая модель имеет ограничения, и лингвистическая модель не облегчила нам понимание «я» как номинализации. Без сомнения, мы не поняли духа вопроса Грегори. Это был не технический лингвистический вопрос, но вопрос о «я» как о функции процесса, которая обладает подвижностью, необходимой личности или культуре для здоровья, обучения, роста и равновесия. Если бы это было так, то мы были бы точны в нашем ответе, что «я» – это местоимение. Но этот ответ не соответствовал духу вопроса. «Я» приобрело новое значение, если можно так выразиться, «я» начало развиваться как функция. Другой важный пункт: какое отношение имеет функция «я» к старому понятию частей. Идея о частях, по существу статическое понятие, превращается в очень бедную метафору, когда сравнивается с понятием «я» как функции. Единственное эхо частей в этой новой модели – что все мы имеем гомеостатические центры, которые должны быть повторно сбалансированы, чтобы облегчить восприятие мудрости, развитие более полного и более динамического понимания. Так же, как концепция номинализации предложила возможное направление в поиске соответствия между языком и более первичными репрезентациями, функция «я» предлагает сделать перебалансировку, и внутри, и вне личности с учетом группы и окружающей среды. Другими словами, достижения соответствия и равновесия с контекстом. Хорошо известно замечание Р. Д. Лаинга, что шизофрения – это адекватная реакция на жизнь в исключительно фрагментированном техническом обществе. Мы шутливо критиковали Лаинга за подобный консерватизм – шизофрения дает личности только две модели. Ведь раньше мы настаивали на концепции множественной личности или частях как минимальном требовании для жизни во фрагментированном техническом обществе. Это новое предложение – более радикально. Оно предлагает рассматривать не фрагментированные части, а сбалансированную личную организацию, в которой личность может войти в любое множество петель в пределах решетки человеческих возможностей. Фактически, единственное отражение частей в новой модели – это петли, в которые личность входила настолько часто, что возникли физиологические особенности. Если личность преднамеренно не расширяет диапазон своей схемы, ее гибкость будет сожрана вторгающимися переменными. Они станут вызывать чувство комфорта и слишком легко будут проникать в петли, составляющие центры гомеостаза личности, в ее части. И тут приходит заключение судмедэксперта: да, все правильно, личность в первый раз действует так, как будто информация, доходящая до нее через фильтры восприятия – и есть мир, и верит в это. И поэтому должна защищать эти центры гомеостаза от новых различий, поднимая пороги... Оп-ля, вот и новый живой мертвец.
Джон: Таким образом, мы создали одну возможную структуру модели личной организации, определили функции «я» в пределах решетки модели, и предлагаем каждому из вас создать соответствующую метафору для самого себя, которая может служить началом структуры.
Женщина: Как мы узнаем, что выбранная метафора является подходящей?
Джон: Как и в любой структуре, здесь должны соблюдаться некоторые принципы разработки. Или же, после создания структуры, она должна быть проверена на соответствие набору условий, чтобы определить, корректно ли она построена. Далее приводятся принципы создания и условия корректности, которые проявлялись снова и снова, и при работе с людьми, которые в нашем обществе считаются гениями, и при создании личной организационной модели.
Первое условие: откуда мы получаем новости. Новости приходят из различий, а различия – из множественного (как минимум двойного) описания мира. И теперь, прежде чем действовать в мире, мы предлагаем обновить условие корректности – перейти от двойного описания к тройному. Вы не сможете внести изменение, если не оцените контекст достаточно полно, то есть не займете три позиции. Ту, где находитесь вы сами: позицию вашего собственного референтного индекса в текущем переживании (или переживании, которое вы планируете); позиции некоторых или всех других участников, которые являются частью отношений на том же самом логическом уровне, а именно, других людей, или представителей другого вида, например, когда тренер работает с лошадью, любых других живых систем. Последняя, но, конечно, не менее важная позиция – мета-позиция, потому что этот более высокий логический уровень дает вам кинестетическую диссоциацию, и вы можете избежать тирании физиологии, которой подвержены в первой позиции. Другими словами, мудрость существует в целостной петле. Поэтому, чтобы получить новые различия, основу для мудрых действий в мире, мы должны рассматривать всю петлю. Мы должны рассматривать «контекстную сторону» петли.
Эта концепция множественного описания позволяет кибернетизировать любой формат. Я хочу рассказать вам историю, которую однажды ночью услышал от Боба Дилтса. Когда он закончил рассказывать, мы применили этот материал на практике и замечательно провели время. Мы говорили об изменении личной истории.
Вы все знаете формат изменения личной истории. Первый вопрос: «Что вы хотите изменить?» «Я хочу изменить X». Вы якорите это кинестетическое ощущение. «Когда последний раз у вас был этот опыт?» Вы видите физиологическое изменение и якорите его. Вы держите кинестетику неизменной, и это ведет человека назад через личную историю к «первоначальной ситуации». Это всегда миф, но человеку нужен этот миф, потому что он живет в соответствии с ним. Потом вы добавляете ресурсы, пока не увидите физиологических изменений. И тогда вы знаете, что процесс окончен. Вы выводите клиента обратно в настоящий момент, позволяя изменить личную историю на пути назад, и вот он здесь, правильно? (смех) И теперь вы делаете проверку. Вот так, более или менее, я это делаю. И наблюдая и слушая Джуди, я понимаю, что она тоже, более или менее, делает это так. А вот что сделал Боб. Он кибернетизировал этот формат. И это – вызов для тех из вас, кто имеет некоторые навыки в технологии. Конечно, когда я применяю технику изменения личной истории в этом формате, который я очень свободно описал, я очень доволен тем, что делаю. Но обратите внимание, с точки зрения первого внимания, с точки зрения моделирования, наша работа неадекватна. В чем разница? Теперь я расскажу, как это делает Боб. Он спрашивает: «Что вы хотите изменить?» И якорит это. Пока все то же самое. Потом он возвращает человека в ситуацию возникновения поведения, которое он хочет изменить. Теперь Боб делает так, чтобы клиент повторно испытал все это, останавливает его...
Теперь, здесь есть предположение, правильно? Что это поведение образовывает петли с некоторым другим аспектом окружения. Человеком, объектом, чем угодно. Если это – фобия, то с фобическим стимулом. Итак, первое действие – повторное проживание этой ситуации из позиции, которую занимал сам человек, его собственный личный референтный индекс, его собственная позиция восприятия. Например, вы возвращаете человека назад к тому времени, когда, скажем, он был ребенком, и взрослый сильно его отругал, и это был травмирующий опыт, и теперь этот человек никогда не возражает другим людям, потому что это почти фобический опыт. Когда человек возвращается в ту ситуацию, Боб говорит: «Вы туда вернулись?» И клиент говорит: «О, да!»
И теперь он предъявляет кусок поведения с позиции восприятия другого человека, его референтный индекс.
Женщина: С какой позиции восприятия?
Джон: Того взрослого, который отругал ребенка. Взрослый, ругающий его, в противоположность ребенку, которого ругают. Он становится на «контекстную сторону» в этой ситуации. Я вижу и могу физиологически идентифицировать, когда человек это сделал. Я не комментирую это. Это – обязательная часть петли, дуга в экологическом фрагменте работы по изменению личной истории. Это должна быть часть петли. Я идентифицирую это физиологически. Я сижу и наблюдаю, как это происходит и еще раз поражаюсь элегантности невербальной коммуникации, и не называю это. Теперь Боб настаивает, чтобы человек явным образом прошёл через обе позиции. Сначала он принимает позицию, которую выбирает естественно – он оценивает из этой позиции восприятия эту ситуацию, скажем, из перспективы взрослого, вовлеченного в первоначальную ситуацию. И затем он делает так, что человек переключается в позицию ребенка и замечает, на что это было похоже. Человек знает эту позицию слишком хорошо, это его фобия. Если здесь есть важные другие люди... Он становится и в их позиции тоже. Если таких людей нет, он переходит в мета-позицию, просто стоит в стороне вместе с Бобом и наблюдает этот танец.
Джуди: Боб Дилтс приблизился к адекватному описанию первого внимания, в которое он включил контекст, рассматривая целостную петлю в формате изменения личной истории.
Так что описания создают новости, но только если мы достаточно долго можем не оценивать, чтобы их получить. У американских индейцев есть поговорка, прекрасно это иллюстрирующая: Не судите соседа, пока не прошли милю в его мокасинах. Не оценивайте, пока, через многократные описания, не получили новых различий. Много раз мы принимаем новые или другие перспективы – как в магическом круге. Но новое описание предлагает больше чем новую перспективу. Новая перспектива статична, а мы настаиваем на динамических репрезентациях. Недостаточно просто занять позицию другого человека или другой живой системы. Вы должны внести в нее типичные для нее движения. Через движения мы создаем танец, динамику и развиваем двойное описание. Немного ходим в чужих мокасинах, прежде чем оценивать.
Часто мы с Джоном говорили о состояниях, из которых можно получить новые различия, и в которых можно создавать новое описание мира. Например, при изучении нового языка (новое описание) полезно переходить в чистое состояние, которое и защищает, и поддерживает это новое описание. С этой целью на семинаре мы предлагаем вам входить в состояние «остановки мира», где речь и сфокусированное зрение (два важных фильтра, стабилизирующие привычные описания мира) приостанавливаются. Так вы можете получить новые различия. Это – специальное состояние для разрушения стабильности мира. Контекстные маркеры, внешние и внутренние сигналы, которые позволяют нам знать, что состояние адекватно и возникло в правильном контексте, и концепция страховки, способ узнать, не требует ли мир нашего внимания, в то время как мы входим в новую схему в нашей решетке, позволяют нам выполнять эти требования. Это дает нам свободу изменять состояния при необходимости. Восприятие различий также требует отложить на время оценки или суждения о новостях, пока не возникнет динамическое и достаточно прочное описание, предлагающее нам существенные новые различия. Это приводит нас к вопросу о значении стабильности и энтропии в модели. Где нам нужна стабильность, а где мы хотим переживать неожиданности и новые различия? Когда мы сканируем контекст в поисках различий, мы не хотим оценивать новости на периферии, где соприкасаемся с миром. Если мы помещаем фильтры в это взаимодействие, то вряд ли получим какую-то информацию, ведущую к новому описанию.
Это – вопрос не о наличии фильтров; наша неврология сама по себе гарантирует их наличие. Вопрос следующий: можем ли мы на время убирать некоторые фильтры, поддерживать существующие различия и получать новые различия? Например, если мы ищем новые различия, стабильность во взаимодействии с миром для этого не подходит, здесь мы хотим неожиданностей, гибкости и новостей. Помещение фильтров в других позициях по направлению к первому вниманию может тоже дорого нам обойтись – настолько, насколько мы можем оценивать новые различия и отбрасывать их прежде, чем они достигнут нашего внимания. С другой стороны, мы не хотим получать новости все время. Так что мы предлагаем в этой модели поместить стабильность в структуру модели, а энтропию в ее содержание – в частности, в новые различия.
Важно снова напомнить, что эти модели или репрезентации ограничены, это дуги более обширных петель. Итак, как мы можем далее обеспечить, что наши репрезентации ведут нас назад в реальный мир и исследуют различия, которые могут создавать различия. Если мы периодически не делаем перепросмотра или не подавляем наши фильтры, мы становимся жертвами веры в свои репрезентации, уверенности, что наши модели – и есть мир. Только возвращая эти репрезентации в мир, мы приближаемся к некоторой мудрости, повторно связывая их с контекстом.
Мы можем предложить еще две возможности. Первое: играйте на ваших слабостях. Второе: ищите контрпримеры. Если я уже могу делать что-то успешно, что бы это ни было, то хочу развить те места, где я слаб. И в тех местах, где я успешен, я хочу оставаться открытым к тем случаям, где я реагировал так же как прежде, когда был успешен, но результат оказался противоположным. Это и есть места, где лежат новости.
Каждый эстетический акт возникает из навыка. Создание такой модели требует хорошо развитых навыков. Один из источников таких навыков – технология НЛП. Она может служить мостом между вашей нынешней личной организацией и сбалансированной, эстетически гармоничной структурой, в которой вы можете жить со страстью и равновесием. В этом смысле она – дополнение индустриальной технологии, которая создала мост от нашей мечты летать, оставаясь на Земле, до реальных полетов к звездам. Если наша геометрическая метафора показала основные вопросы нашей модели и переменные, необходимые для таких изменений, то она выполнила свое предназначение. Мы рекомендуем использовать ее как временную помощь в создании вашей собственной личной метафоры.
Розали: Можно вернуться к вопросу о мета-позиции?
Джон: Понимаете, для любого редактирования или любого организационного изменения, условие корректности состоит в том, что вы занимаете по крайней мере три позиции восприятия: ваш собственный референтный индекс, позицию самого важного лица в этом контексте и мета-позицию. Вы можете захотеть охватить все живые системы. Вы могли бы захотеть, чтобы второе внимание выбрало какое-то подмножество. Вы могли бы преднамеренно попросить о позиции восприятия самой важной неживой системы. Очень много возможностей. Это – ваша личная эстетика. Упоминая и изолируя переменную, я оставляю решения за вами. И я хотел бы, чтобы вы сыграли разные вариации этой темы. Это, по существу, позиция редактора.
Розали: Почему вы ограничиваете позиции живыми организмами?
Джон: Потому что я делаю глубокое различие между живыми и неживыми системами.
Розали: Я могу рассказать вам историю?
Джон: А у меня есть выбор? (смех)
Розали: Недавно в одном из воображаемых путешествий, я выполняла одну технику гештальта.
Джон: Управляемое воображение, формат управляемого воображения.
Розали: Да, формат управляемого воображения. Моя проблема была в том, что меня покинули. Я чувствовала себя просто выброшенной на свалку. Я играла саму себя, и это было не слишком приятно. Потом я перевоплотилась в того, кто меня покинул, и это тоже было не слишком приятно. Ничто, казалось, не помогало. Все было паршиво, дом был паршивый, там были какие-то газеты, там было грязно, мне там ничего не нравилось. И вот, я по очереди становилась каждым живым существом, которое там было, и ничего не менялось. Наконец, я сказала: «Хорошо, что еще тут осталось, что я еще не играла? Я могу стать унитазом, почему бы и нет». И все равно ничего не изменилось. Я попробовала стать домом. И когда я стала домом, это был грязный, отвратительный дом, но в нем было одно грязное окно. И внезапно, когда я была домом, я поняла, что через это окно проникает солнечный свет. И как этот дом, я могла греться в лучах солнца, проникающих через окно. И потом я пролетела сквозь это окно, (это было ночью), как птица. И как будто была ночь, и было темно, но это было как вход в свет. И это произошло через позицию дома, неодушевленного объекта. А ведь до этого я перепробовала все живые системы. И я прошла через полностью трансформирующий опыт, и потом я никогда не воспринимала тот болезненный опыт как прежде.