Валентина собралась с силами и сделала решительный шаг.
   – Но вы уже вышли за него замуж, мой ангел. Вы уже больше часа являетесь мадам Уэстбрук.
   Кейт словно окаменела. Это не могло быть правдой. Она не помнила, как уходила из гостиницы. Кто угодно может убедиться, что она по-прежнему сидит в гостиной. Может, Валентина решила над ней подшутить? Да, должно быть, так оно и есть, но Кейт это вовсе не казалось смешным.
   – Ты напилась, – сказала Валентина, показав на пустую бутылку из-под бренди, – и нам пришлось отнести тебя в церковь. Сейчас горничная как раз укладывает твои чемоданы. Это твоя первая свадебная ночь, ma cherie, самая важная ночь в твоей жизни. Ты должна быть готова, когда он придет.
   Последние слова Валентины потонули в крике боли, поднявшемся из глубины души Кейт. Он взмыл ввысь, превратившись в леденящий кровь вопль, который какое-то время парил в воздухе, а затем начал стихать и перешел в душераздирающие рыдания. Кейт рухнула посреди комнаты и принялась раскачиваться взад-вперед, крепко прижав руки к груди.
   – Боже мой, пожалуйста, дай мне умереть! – стенала она, в то время как ее сердце разрывалось от боли.
   Дверь чуть не слетела с петель, когда Бретт, а следом за ним Чарлз ворвались в комнату.
   – Что случилось? – потребовал ответа Бретт, изумленно воззрившись на свою жену, распростертую на полу. – Такое впечатление, что ее рвут на части. – Он в бессильной ярости повернулся к Валентине: – Ты ведь не сказала ей какую-нибудь глупость?
   – Она нет, а я да! – простонала Кейт, подняв искаженное болью лицо. Она была потрясена до глубины души, повергнута в ужасное, безысходное отчаяние тем, что ее лишили права самостоятельно принять самое важное решение в своей жизни. Теперь до конца ее жизни женщины будут понимающе улыбаться и шептаться, что она бесстыдно воспользовалась стечением обстоятельств, чтобы отхватить самый завидный матримониальный приз в Англии, что Кейт Вариен, девушка, у которой за душой не было ничего, кроме старого замка – да и тот, того и гляди, продадут за долги – и происхождения, которое считалось знатным только потому, что этого, пока никто не оспорил, вызывает презрение у равных ей по положению.
   Она сердито посмотрела на Бретта. Вынудив ее выйти за него замуж подобным образом, он лишил ее возможности доказать, что она любит его. Он всегда будет помнить, что ему пришлось жениться на ней, чтобы спасти ее репутацию. Отказ стать его женой был единственной возможностью обрести подлинное счастье.
   – Хватит сидеть тут и выть, как собака на луну, – приказал Бретт. – Ты позоришь себя. Что у тебя за вид: волосы растрепаны, платье все в пыли. Где твоя гордость?
   Если бы поблизости был какой-нибудь тяжелый предмет, Кейт запустила бы им в Бретта, но у нее под рукой были только мягкие тапочки, а они не годились для этой цели.
   – Мою гордость недавно отобрали в церкви, когда я была слишком пьяна, чтобы этому помешать. А теперь мне хочется выть на луну! Я чувствую себя грязной и опозоренной. Я чувствую себя так, словно надо мной надругались. Я чувствую себя униженной до такой степени, что дальше некуда.
   – В жизни не слышал подобного бреда, – раздраженно ответил Бретт. – Ты ведешь себя так, словно я совершил преступление, а не сделал все возможное, чтобы защитить тебя. – Бретт схватил Кейт за запястья и рывком поднял ее с пола. – Мне до смерти надоела твоя утомительная привычка выставлять себя невинной жертвой, а меня свирепым насильником. Меня не прельщает роль злодея, особенно после того, как я получил из-за тебя пулю.
   – Bete! – встряла Валентина, вне себя от возмущения. – Как низко с твоей стороны!
   Пропустив ее слова мимо ушей, Бретт повернулся к Кейт.
   – Покинув Райхилл, ты вверила свою судьбу в мои руки. Обстоятельства сложились для тебя лучше, чем я предполагал. Ты получила имя, богатство, положение в обществе, а ты только и можешь, что сидеть и выть, как умалишенная.
   Ты никогда, с той самой минуты, когда я впервые тебя увидела, не мог разглядеть во мне ничего, кроме тела, предназначенного для того, чтобы разжигать твою страсть, – сказала Кейт. В ее голосе был лед, а в глазах – огонь. – Ты ни разу не остановился и не подумал, чего я хочу, что лучше для меня или как твои планы могут навредить мне, пусть даже вред будет нанесен только моей гордости. Ты отмахивался от моих мыслей, считая их пустыми женскими жалобами, и относился к моему гневу, как к детским капризам. Ты ничего не видишь, кроме своей драгоценной персоны и своих важных планов. Упаси Бог кому-нибудь встать на твоем пути! Люди должны подстраиваться под твои желания, иначе ты сметешь их в сторону и оставишь лежать на обочине, не удостоив этих глупцов даже взглядом. Ты надменный, самовлюбленный и самый эгоистичный человек, которого я встречала на своем пути. Мартин и то был лучше тебя.
   – Деточка, – в отчаянии простонала Валентина, – нехорошо говорить, что Бретт хуже сумасшедшего.
   Бретт схватил Кейт за плечи и яростно встряхнул, нисколько не заботясь о том, что его железная хватка может причинить ей боль.
   – Если бы ты была хоть наполовину так воспитана и умна, какой ты себя считаешь, ты не стала бы позорить себя и мое имя своим неприличным поведением.
   – Мне до смерти надоело слышать о твоем имени! – выпалила в ответ Кейт. Она попыталась вырваться, но поняла, что сможет уйти, только если он позволит. – Пусти меня! – прошипела она и плюнула ему в лицо.
   Реакция Бретта была молниеносной и инстинктивной: он занес руку и стремительно опустил ее на щеку Кейт. Но, размахнувшись, он уже осознал, что делает, и отчаянно попытался остановиться. Однако было слишком поздно. Удар получился в десять раз слабее, чем мог бы быть, но все-таки он ее ударил.
   Кейт даже не покачнулась.
   – В точности как Мартин, – язвительно произнесла она звенящим от ярости голосом. – Даже та же щека. Вас обучают этому в школе или это врожденное?
   Она вздернула подбородок и откинула волосы с лица: взгляд ее не дрогнул под его взглядом.
   Бретт никогда не бил женщину в гневе и был потрясен тем, что сделал, но жалящий, словно жестокий удар хлыстом, язычок Кейт заставил его досаду испариться, а гнев вспыхнуть с новой силой.
   – Ты самая язвительная женщина из всех, кого мне доводилось встречать. Всякий раз, когда я пытаюсь помочь, ты набрасываешься на меня, обвиняя во всяких гнусностях, которые ты только способна придумать. У тебя лицо ангела и тело богини, но ты определенно сестра своего брата. О Боже, лучше бы он убил меня и избавил от мучений, которые я испытываю, понимая, каким был дураком!
   – Nom de Dieu, прекратите! – крикнула Валентина. – Ты исчадие ада, и я жалею, что помогла тебе жениться на ней. – Она заключила Кейт в объятия. – О, моя бедная девочка, он грубиян, каких поискать, но он говорит это не всерьез. Просто у него скверный характер.
   Мадам Маркюль была в ужасе от того, что они говорили друг другу, но то, что Бретт ударил Кейт, потрясло ее до глубины души. В ее глазах для мужчины, ударившего женщину, не было никакого оправдания.
   Кейт оттолкнула Валентину. Слова Бретта тоже потрясли ее, но она была так разгневана, что не чувствовала боли.
   – Конечно же, я не стану обращать на него внимания, – сказала она и, пошатнувшись, оперлась на стол. – Я вообще больше не хочу его видеть. – Она направилась к двери, но потом медленно повернулась лицом к Бретту. В ее голосе уже не было прежней ярости. – Я постараюсь освободить тебя от уз этого ненавистного брака. Может быть, его можно аннулировать. Если нет, то ты всегда можешь со мной развестись.
   Бретт шагнул было к ней, но она невольно съежилась, и он застыл на месте.
   – Я иду в свою комнату. Даже не вздумай этой ночью приближаться к моей двери, – предупредила она и скрылась в коридоре.
   Бретт собрался последовать за ней.
   – Не сейчас! – схватив его за руку, яростно запротестовала Валентина. – Лучше оставить ее в покое. Может, она снова будет с тобой разговаривать, если ты дашь ей время. Если бы хоть раз мужчина позволил себе так со мной заговорить, я бы его убила!
   Бретт повернулся к Валентине спиной. Чем больше он думал о том, что сказала Кейт, тем сильнее разгорался его гнев. Он чувствовал себя обманутым и недооцененным. Он мог бы закрыть глаза на то, как с ней обращался Мартин, и оставить ее в Райхилле, ему не надо было идти за ней в «Черный ворон», ему не надо было брать ее с собой во Францию и, уж конечно, не надо было подставлять себя под пулю Мартина. Но он сделал все это, и даже больше, и тем не менее она снова и снова набрасывается на него, как бешеная собака. Он не хотел ее ударить. Но даже сейчас, когда Бретт думал о ее жестоких словах, ее прелестное личико и нежные, манящие изгибы фигуры дразнили его воображение, постепенно гася гнев. Острое желание снова охватило его, и он почувствовал, как все внутри его затрепетало, как и всякий раз, стоило ему только о ней подумать.
   Стремительно вспыхнувшее пламя гнева Бретта так же стремительно сменилось искренним раскаянием.
   – Я не допущу, чтобы наш брак признали недействительным, – сказал он и двинулся к двери. – Прочь с дороги, – пробормотал он, когда Валентина преградила ему путь. – Я не собираюсь ее обижать. Я не могу позволить, чтобы она заснула, думая, что я действительно имел в виду все, что ей наговорил.
   – Будь с ней помягче, – посоветовала Валентина. – Она так напилась, что ее голова прояснится не раньше, чем через несколько часов.
   – Я не собираюсь ее расстраивать. Я просто хочу убедиться, что с ней все в порядке. – Но желание, бурлившее в нем, не стихало. Гнев разжег в нем страсть, и она заструилась по его венам бурным потоком, так что пронзительный клич неудовлетворенного желания отозвался в каждой клеточке его тела. – Кроме того, она должна меня ждать. В конце концов, жених может рассчитывать на приглашение невесты разделить с ней супружеское ложе в первую брачную ночь.
   Валентина прикусила язык. Они были женаты, и она не имела права вмешиваться, но ее беспокоило то, что может произойти, если физиология Бретта возьмет верх, а зная его характер, она не сомневалась, что так и будет. Не проронив ни слова, она вышла в коридор и последовала за ним.
   Бретт постучал в дверь Кейт. Не получив ответа, он снова постучал и позвал ее, но девушка по-прежнему молчала. Раздосадованный, он так грохнул кулаком по двери, что та затрещала.
   – Убирайся! – крикнула она.
   – Открой дверь, – прорычал он. – Я не хочу причинять тебе боль, но я твой муж и намерен войти.
   – Я не открою дверь, даже если ты будешь стоять под ней всю ночь.
   – Если ты не откроешь, то это сделаю я. У Валентины есть запасные ключи от всех комнат.
   – Она тебе их не даст.
   – Не забывай, что ты моя жена. По закону я имею право спать с тобой в одной постели. Твоя мать наверняка просветила тебя насчет первой брачной ночи, – сказал он, улыбаясь в предвкушении.
   Теперь страсть завладела им целиком, и он не потерпел бы отказа. Валентина с беспокойством ждала, что последует дальше.
   – Я не открою дверь.
   – Тогда это сделаю я.
   – Нет!
   – Валентина, дорогая, ты не могла бы принести запасной ключ? – поддразнил он Кейт. – Кажется, миссис Уэстбрук потеряла свой. – Он широко ухмыльнулся, увидев, как насупилась хозяйка. – Не смущайся, Валентина, все в порядке. Мы женаты.
   Он начал возиться с дверью, делая вид, что пытается вставить в замок ключ.
   – Надеюсь, она тебя ударит, – прошипела Валентина. – Ты этого заслуживаешь.
   За дверью послышался резкий шорох, после чего она распахнулась, и Бретт увидел прямо перед своим носом дуло маленького пистолета. Он был заряжен, курок взведен и направлен в ту самую точку между его глаз, куда он учил ее целиться. Бретт инстинктивно отпрянул.
   – Только дотронься до моей двери еще раз, и я пристрелю тебя, – пригрозила Кейт. Она покачнулась, но удержала равновесие, ухватившись за косяк, и захлопнула дверь перед его носом.
   Бретт оправился от потрясения, едва успела закрыться дверь.
   – Тогда приготовься стрелять, – взревел он, – потому что я иду, и не для того, чтобы пожать тебе руку и пожелать спокойной ночи.
   Он бросился на дверь. Она затрещала, но устояла перед его натиском. Мучительная боль пронзила его плечо, напомнив о ране, но, прежде чем Валентина успела его остановить, он снова ударил плечом в дверь. Замок сломался, щепки полетели в разные стороны, и дверь распахнулась настежь, с грохотом ударившись о стену. Почти одновременно Валентина услышала оглушительный звук выстрела.

Глава 15

   Валентина в ужасе закричала, ожидая увидеть, как бездыханное тело Бретта упадет к ее ногам, но вместо этого он продолжал стоять, глядя на пол в комнате Кейт. Неужели бедняжка застрелилась? Ужаснувшись при мысли о том, что она может обнаружить, Валентина оттолкнула Бретта и влетела в комнату.
   Кейт – бледная и неподвижная – лежала возле кровати, сжимая дымящийся пистолет в правой руке. Валентина бросилась к ней с отчаянным криком:
   – Пресвятая дева Мария, помилуй нас!
   Она так голосила, что не слышала, что Бретт пытается ей что-то сказать. Он попытался поднять ее на ноги, но она набросилась на него с кулаками и проклятиями.
   – Пусть демоны ада разорвут твою душу в клочья! – выругалась она.
   Бретт попытался встряхнуть ее, но она продолжала выкрикивать ему в лицо проклятия. Выругавшись, оттого что вынужден так поступить, Бретт пару раз резко ударил ее по щекам.
   Валентина перестала кричать, но прежде чем ее ногти вонзились в лицо Бретта, чтобы совершить акт возмездия, она услышала, как он сказал:
   – С Кейт все в порядке, она просто упала в обморок. – Он указал на пятнышко над дверью. – Пострадали только твои обои.
   Волна облегчения, прокатившаяся по телу Валентины, была столь велика, что она чуть не лишилась чувств. Она опустилась на колени рядом с Кейт и принялась приводить ее одежду в более приличный вид, чтобы скрыть смущение.
   – Не трудись, – устало сказал Бретт. – Я положу ее на кровать.
   Валентина посмотрела на него суровым, укоризненным взглядом.
   – Ради Бога! – вспылил он. – Ты, должно быть, думаешь обо мне еще хуже, чем она. Я не такой варвар, чтобы изнасиловать ее, пока она лежит без сознания.
   В этот момент Валентина плохо соображала, что именно она думает, но посторонилась.
   Бретт взял Кейт на руки. Запах ее духов, щекотавший его ноздри, и ощущение ее тела, прижатого к его груди, оказались слишком сильным испытанием для его ослабленного организма, и он поспешил опустить Кейт на кровать, пока не уронил ее. Несколько минут он постоял возле кровати: его взгляд упал на ее щеку, на которой начал проступать синяк, и он мысленно обругал себя за свой несносный характер. Почему он теряет самообладание всякий раз, когда что-то его раздражает? И почему из всех людей ему надо было ударить именно Кейт?
   Казалось, когда дело касалось ее, он совершенно переставал владеть собой. Даже сейчас Бретт, зная, что поступил чудовищно, желал ее так сильно, что весь дрожал. Он, наверное, овладел бы ею прямо сейчас, несмотря на то что вид ее разбитой губы терзал его совесть, – если бы не был уверен, что Кейт никогда не примет его как мужа, если сегодняшней ночью он воспользуется ее состоянием. Будет нелегко унять свои разбушевавшиеся чувства, но это была та битва, которую он не мог позволить себе проиграть.
   То, что Валентина встала на сторону Кейт, отнюдь не способствовало улучшению его настроения. И Марк явно ее боготворил. «Если бы она велела ему прыгнуть в кастрюлю Нэнси и сварить себя заживо, то этот дурачок, наверное, так бы и сделал», – однажды утром раздраженно сказала Валентина. Даже преданность Чарлза своему хозяину теперь стояла под вопросом. Черт, Эдвард находился от Кейт за тридевять земель, и то его больше интересовала она, чем трудности Бретта. В сущности, Ханглсби посоветовал ему засунуть свои чувства как можно дальше. И самым обескураживающим во всей этой истории было то, что сначала все эти люди были преданы ему. Он знал, что со временем дружба претерпевает изменения, но даже самовлюбленный слепец не смог бы приписать такое массовое отступничество естественному охлаждению чувств. Кроме того, речь шла о перемене, которая произошла меньше чем за месяц, половину из которого он был слишком болен, чтобы что-то сделать, будь то хорошее или плохое. Что такого они усмотрели в его обращении с Кейт, чего не видел он? Что такого он сделал и продолжает делать, что они отвернулись от него?
   Отогнав в сторону тяжелые думы, Бретт принялся раздевать Кейт. Он невольно усмехнулся. В своей жизни ему приходилось раздевать многих женщин, но ни одна из них не лежала в его объятиях мертвым грузом. Сгорая от страсти, они жеманничали, сопротивляясь ровно настолько, чтобы его интерес не угас, но каким-то образом умудряясь сделать так, чтобы он снял с них одежду без лишней суеты. От Кейт этого ждать не приходилось. К тому времени, когда он наконец стащил с нее платье через голову, он настолько обессилел, что бросил его на пол. Завтра она сама решит, что с ним делать.
   Бретт осторожно снял с нее сорочку – последнюю преграду на пути к тому сокровенному, что дозволено видеть только ей самой, и юное, ничем не прикрытое совершенство ее тела предстало перед его разгоряченным взором. Он в благоговении застыл на месте. Никогда Бретт не видел ничего столь прекрасного, столь почти совершенного. Он намеревался удостовериться, что ей удобно, и накрыть ее простыней, но она притягивала его, как пламя – мотылька, и ни одна мысль о простыне не закралась в его голову, чтобы вывести его из транса. Словно древний мореплаватель, услышавший песнь сирены, он был бессилен перед ее чарами. Бретт опустился на колени рядом с женой, коснулся ее щеки кончиками пальцев, провел пальцами по подбородку, погладил плечо и принялся исследовать холмики ее грудей с рубиновыми вершинками. Ее кожа манила своей нежностью, и его пальцы продолжили свое путешествие вдоль узкой талии к длинному, стройному бедру. Его взгляд скользнул по ее ноге к узким, изящным лодыжкам и грациозным ступням. Уэстбрук отдернул руку, как будто дотронулся до раскаленного железа, – внутри его бушевал вихрь. Он знал, что, если сейчас же не покинет комнату, страсть возьмет над ним верх и он овладеет Кейт, несмотря на свои обещания Валентине и самому себе.
   Бретт приподнял ее голову и расправил ее длинные, шелковистые волосы. После чего, пока пульсирующее желание не лишило его остатков самообладания, набросил на нее простынь и два одеяла и стремительно вышел из комнаты. Затворив за собой дверь, он тяжело привалился к стене, словно запыхавшийся борец. Наконец до его сознания дошло, что рана причиняет ему сильную боль, и, открыв глаза, он принялся энергично растирать плечо.
   – Думаю, немного боли тебе не повредит, – без тени сочувствия заявила Валентина. – Она направит твои мысли в другое русло.
   Она стояла в дверях его комнаты и смотрела на него оценивающим взглядом, которого он прежде за ней не замечал и от которого ему стало неуютно и неприятно.
   – Можешь ослабить бдительность, старая гулящая кошка. Как видишь, я полностью одет и совершенно неудовлетворен. Я не знал, как быть с ее ночными одеждами, поэтому положил ее в постель обнаженной. Позже я зайду к ней, чтобы проверить, не сползли ли с нее одеяла. Я не хочу, чтобы она простудилась.
   Это прозвучало подозрительно даже для его собственных ушей.
   Валентина снова пристально посмотрела на него оценивающим взглядом, но, по всей видимости, решив, что он говорит искренне, посторонилась, позволив ему войти в свою комнату.
   – Если бы ты задержался там подольше, то, возможно, не нашел бы в себе сил уйти, – сухо сказала она. – Я останусь на тот случай, если тебе понадобится помощь.
   Бретт был не в настроении обсуждать, каких мук ему стоило подавить собственное желание, ни с Валентиной, ни с кем-либо еще, поэтому сменил тему.
   – Будь добра, распорядись, чтобы подготовили вещи Кейт. Мы должны будем уехать завтра на рассвете. И я хотел бы оставить здесь пару чемоданов. Поскольку я не еду в Париж, мне ни к чему столько одежды. – Он одарил ее обворожительной улыбкой, которая растопила так много женских сердец.. – В пустыне волку нет никакой нужды облачаться в овечью шкуру. Единственной жертвой, которую я себе наметил, является воинственный старик, которому не будет никакого дела до того, как я выгляжу.
   – Оставляй, что хочешь. Кейт это тоже касается, хотя я сомневаюсь, что бедняжке есть что оставлять. Теперь она мадам Уэстбрук, и ты должен купить ей новую одежду. То, что она носит, жалкие тряпки, а не платья.
   – Я позабочусь об этом, – холодно пообещал Бретт.
   Отправляйся спать. Я присмотрю за Кейт, – сказала Валентина, окинув его все тем же раздражающим взглядом, и направилась к двери. – Завтрашний день будет очень трудным, и я не хочу, чтобы тебя мучили кошмары.
   Увернувшись от подушки, которую он в нее бросил, мадам выскочила из комнаты.
   Бретт лег на кровать, закинул руки за голову и попытался расслабиться. Может, оно и к лучшему, что сегодня он больше не увидит Кейт. Сейчас он немного успокоился, но при виде Кейт страсть наверняка вспыхнет в нем с новой силой.
   «Забудь сегодняшний день, – сказал он себе. – Если ты будешь думать о нем, то тебе станет еще хуже. Завтра ты будешь в море, где в твоем распоряжении будет полно времени. Может быть, мы сможем все начать сначала».
   Откуда-то издалека до Кейт доносился стук, словно огромный копер забивал сваи в недра земли. Пульсирующие звуки повторялись с настойчивой периодичностью, и мощные, звенящие удары болезненно отдавались в ее голове. Она закрыла уши и попыталась убежать, но тяжесть в теле была так велика, что она даже не могла напрячь мышцы. От напряжения звон в голове только усилился, и она была вынуждена лежать неподвижно, чтобы облегчить боль.
   Постепенно она начала ощущать покачивание, легкое, но равномерное волнообразное движение, от которого ее желудок мучительно сжался. Она попыталась понять, почему ее качает, но ее сознание было окутано плотной пеленой тумана. Чем больше она пыталась сосредоточиться, тем сложнее ей было собраться с мыслями. И этот ужасный стук! Он когда-нибудь прекратится?
   Девушка открыла глаза, но свет, льющийся из маленького круглого окошка, впился в ее глаза, как тысяча крошечных иголочек. Это привело ее в еще большее замешательство. Почему окна круглые? Вертящиеся перед глазами шутихи и искры постепенно исчезли, и окружающие ее предметы проступили сквозь туман. Кейт ценой огромных усилий приподнялась на локте и заставила себя сосредоточиться, не обращая внимания на боль. Она должна понять, где находится. Комната медленно приобрела ясные очертания, и девушку охватила паника. Она ничего не узнавала. Где она? Что происходит?
   Кейт резко села и огляделась в поисках чего-то знакомого и успокаивающего, но тут боль, не похожая ни на что, что ей доводилось испытывать раньше, казалось, расколола ее голову пополам и ослепила ее, несмотря на то что ее глаза по-прежнему были открыты. Сраженная мучительной болью, она повалилась назад на подушки, но после изнурительной борьбы с самой собой, чтобы не зарыдать в голос над своей несчастной судьбой, она почувствовала, что мучительная пульсация в голове немного стихла, и смогла открыть глаза.
   Простыня соскользнула вниз, и, к своему изумлению, Кейт поняла, что лежит совершенно голая. Она рывком натянула на себя одеяла, чтобы прикрыть обнаженную грудь, – от потрясения и возмущения боль в голове мгновенно отошла на второй план. Девушка снова огляделась, пытаясь припомнить, где должна была находиться. Почему эта комната казалась чужой и в то же время смутно знакомой? Она определенно никогда здесь не бывала. Обрывки воспоминаний вертелись у нее в голове и не могли сложиться в ясную картинку: стук в висках то и дело разгонял их в разные стороны. Если бы боль хоть ненадолго прекратилась, то, возможно, она смогла бы думать. Она откинулась на подушки, закрыла глаза и попыталась расслабиться. Может, если она будет лежать совершенно неподвижно, боль уменьшится и она сможет вспомнить, как сюда попала.
   Вскоре боль действительно утихла, и как только наступило облегчение, события прошедшего вечера начали медленно всплывать в ее памяти. Не все сразу, но и этого хватило, чтобы ей захотелось заползти в угол и умереть.
   Осознание того, что она вышла замуж за Бретта, обрушилось на нее со страшной силой. Несмотря на все, что она сделала, ее вынудили выйти за него замуж против ее воли. И это, вне всяких сомнений, их каюта на корабле, который должен доставить Бретта в Африку. Это все объясняло – и качку, и то, почему на спинке стула висит мужской сюртук. Кейт почувствовала некоторое облегчение. По крайней мере она знала, что происходит. Она почти ничего не помнила. Она могла с уверенностью сказать лишь то, что пила бренди Бретта, и, кажется, смутно припоминала, что он ломился к ней в комнату.
   Девушка села и постучала пальцами по вискам, и добилась только того, что страшная боль пронзила ее голову и превратила мозги в бесполезную груду опилок. Она снова опустилась на подушки, и через несколько минут боль утихла. Кейт вспомнила, как кричала через дверь, что застрелит Бретта, если он войдет в комнату. О Боже, она открыла дверь и приставила пистолет к его голове! Звук выстрела до сих пор звучал в ее ушах, но, сколько Кейт ни ломала голову, она не могла вспомнить, что произошло.