Гринвуд Ли. Безумное пари

   – Мне ужасно неловко, что я навязываюсь вам, когда у вас столько хлопот, но если бы вы только выделили мне кровать, то я бы даже согласилась спать со служанками, если нет другого выхода, – взмолилась Кейт и в довершение чуть слышно икнула, чем окончательно сломила сопротивление Матильды.
   – Ах вы, бедняжка! – проворковала Матильда. – Оставить ее одну в этой мерзкой карете, где нет даже горничной, с которой она могла бы поговорить! Как вам не стыдно, мистер Уэстбрук, так недостойно обращаться с леди!
   Бретт был слишком обрадован тем, что Матильда сменила гнев на милость, чтобы оспаривать ее несправедливые обвинения. Но его лицо выражало все, что угодно, только не счастье.
   – Майкл, – нетерпеливо протрубила Матильда, – принеси мой плащ, тот, что с капюшоном. Он висит в коридоре. И не пропадай на всю ночь, – добавила она. – Я еще не всем приготовила ужин. Идемте со мной, дитя мое, – сказала она, помогая Кейт вылезти из кареты. – Я позабочусь о том, чтобы вас прямо сейчас уложили в теплую постельку. Все мужчины одинаковы – думают только о себе, а меж тем нам, бедным женщинам, приходится заботиться о себе и о них в придачу.
   Майкл знал, что половину из того, что говорит Матильда, не стоит воспринимать всерьез, но Бретт пробормотал себе под нос что-то о том, что убийство женщин не должно караться законом.
   – Не переживайте, мисс. Как только мой муженек принесет плащ, мы проведем вас внутрь. Спрячьтесь за меня. Никто и не увидит тростиночку вроде вас за такой горой, как я. – Ее огромное тело затряслось от смеха. – Чего я никак не пойму, так это почему мужчины ползут как черепахи всякий раз, когда ты просишь их поторопиться.
   Майкл вернулся с огромным плащом, в котором можно было спрятать шесть таких, как Кейт, и Матильда закутала ее и быстро повела внутрь, охая и причитая всю дорогу.
   – Проследите, чтоб никто не вошел во двор. Хотя я не представляю, что вы сделаете, если кто-то войдет. Понятное дело, вы не сможете закрыть им глаза или убедить, что им все померещилось.
   Бретт вопросительно взглянул на Майкла, но хозяин гостиницы просто покачал головой. Он знал, когда стоит обращать внимание на Матильду, а когда – промолчать.

Глава 5

   Несмотря на заверения Кейт, что она вполне может сама о себе позаботиться, Матильда продолжала квохтать над ней, когда они вошли в комнату.
   – Даже не думайте об этом, – возмущенно сказала Матильда. – Мистер Уэстбрук не растает, если побудет с вами до ужина. Впрочем, ужин не заставит себя ждать, – хихикнув, доверительно сообщила она. – Внизу сидит толстый джентльмен, который и так слишком много ужинал. Ничего с ним не случится, если в этот раз он немного подождет.
   И она, посмеиваясь, вразвалку вышла из комнаты.
   Теперь, когда ей не угрожала голодная смерть или перспектива провести ночь в карете, смелость покинула Кейт, и она почувствовала себя усталой и ужасно беззащитной. Ее плечи поникли, и спина уже не была такой прямой. Она выглядела совсем невинной, моложе своих девятнадцати лет. Бретт обнаружил, что его раздражение и нетерпение улетучились. Даже после всех неприятностей, которые она ему доставила, он не мог отрицать свое влечение к ней. Ее кожа цвета сливок так и просила, чтобы он дотронулся до нее, нежный изгиб шеи был словно создан для его ласк. Он представил, как целует ее полные красные губы, пока это хладнокровное создание не потеряет самообладание и не ответит ему со страстью, которая, Бретт был уверен, ждет своего часа под этим панцирем изо льда. Человеку, которого так легко разгневать, не могут быть чужды чувственные наслаждения.
   Кейт подняла глаза и, увидев, как он на нее смотрит, покраснела до корней волос. Приглушенно охнув, она отодвинулась от него как можно дальше и изо всех сил вцепилась в огромный плащ, в который по-прежнему куталась.
   Бретт невольно рассмеялся.
   – Разве на вас никогда не смотрели мужчины? Я готов поручиться, что вы разожгли животную страсть не в одном представителе мужского пола из тех, что бывали в доме вашего брата.
   Кейт покачала головой.
   – Я никогда не спускалась вниз, когда в доме были гости.
   – Теперь-то вы понимаете, почему. Вы оказываете такое сильное влияние на находящихся поблизости мужчин, что мне стоит больших усилий держать свои руки подальше от вас. – Он сверкнул глазами в ее сторону, словно гончая, почуявшая добычу. – Не беспокойтесь. Я не собираюсь давать Матильде повод воткнуть этот нож в меня вместо гуся.
   Кейт тяжело сглотнула.
   – Я все равно не могу здесь остаться. Меня знает половина мужчин в этой гостинице. Я хочу, чтобы они думали, что я приехал один, так что я буду ужинать с ними. Но вы не должны делать ни шагу из этой комнаты. Попросите Матильду, если вам что-то понадобится.
   Внезапно то, что он уйдет, испугало Кейт больше, чем то, что он останется. Она не могла понять, чем вызвана такая внезапная перемена в ее душе, но у нее не было времени на решение загадок.
   – Куда вы пойдете? – заикаясь, вымолвила она.
   – Я посмотрю бой и скорее всего вернусь где-то после десяти. Убедитесь, что дверь заперта, прежде чем лечь спать. Я переночую где придется.
   Бретт двинулся было к двери, но ее темно-голубые глаза так пристально смотрели на него, что он заколебался. В который раз ощутив поразительную притягательность ее ослепительной красоты, он подошел к ней, погладил ее щеку и провел пальцем по подбородку.
   – Последние двадцать четыре часа были не из легких, – ласково сказал он, – но сейчас вам нечего бояться. Пока вы со мной, с вами ничего не случится.
   Он стремительно подошел к двери, обернулся и сказал своим обычным резким тоном:
   – Постарайтесь лечь пораньше. Завтра у нас много дел.
   И вышел.
   Кейт сидела совершенно неподвижно, пытаясь разобраться в водовороте обуревавших ее чувств. Она по-прежнему чувствовала слабость оттого, что стала объектом его неприкрытого желания, – прежде девушка никогда не сталкивалась с такой реакцией, и она напугала ее. Впрочем, изменившийся тон его голоса и нежные прикосновения смутили ее ничуть не меньше. В конце концов, может, она ему не так уж противна?
   Кейт с изумлением поняла, что его доброе отношение тронуло ее, и, в сущности, она хотела, чтобы он прикоснулся к ней. Она уже не чувствовала себя такой одинокой в этом мире. От него исходила такая сила, что это вселяло в нее уверенность, что он позаботится о ней. Будет нетрудно научиться во всем полагаться на такого человека. Наверное, это даже приятно.
   В то же время внутренний голос предупреждал ее, чтобы она не теряла бдительности. Она почти ничего не знает о мужчинах, предостерег ее он, и совсем ничего не знает о таких мужчинах, как Бретт Уэстбрук. Слишком велика вероятность, что она неправильно истолкует его отточенное благородство и проникнется нежными чувствами к человеку, для которого она всего лишь временная подопечная. Гораздо разумнее настроить себя на будущее, в котором не будет его широких плеч и пронзительных глаз. В конце концов, она и не надеялась снова увидеть его после того, как они приедут в Лондон.
   По другую сторону двери Бретт с трудом переводил дыхание. Все оказалось труднее, чем он думал. Неужели Кейт не понимает, как она соблазнительна? Можно подумать, она никогда не встречала мужчину из плоти и крови. Если она по-прежнему будет выглядеть такой хрупкой и беззащитной, то скоро узнает, какой опасной может быть разгоряченная плоть. Он с удовольствием поможет ей открыть для себя радости любовных игр и пробудит в ней чувственное возбуждение, которое сможет сравниться с его собственным.
   «Прекрати, – яростно пробормотал он себе под нос. – Она леди, благовоспитанная девушка. Она определенно не из тех женщин, о которых позволительно так думать, если, конечно, ты не собираешься на ней жениться. Только тронь ее – и все двери в Англии захлопнутся перед твоим носом. Брось ее на произвол судьбы – и результат будет примерно тем же. Если бы он не увез ее из Райхилла, этих неминуемых последствий можно было бы избежать, но теперь об этом поздно думать».
   Приглушенно ругаясь, Бретт зашагал во двор. Ему нужно было время, чтобы привести в порядок свои чувства и дать крови остыть, прежде чем он сможет выдержать шумный ужин в столовой. Он застонал при мысли о предстоящем застолье. Оставалось надеяться, что Кейт лучше проведет время.
   Бретт раздраженно уставился в бокал с бренди. Вечер выдался тоскливее некуда, и запасы его терпения почти истощились. С трудом дождавшись окончания любительского боя, он был вынужден три нескончаемых часа терпеливо наблюдать, как его друзья топят свое разочарование в вине. Теперь в гостинице наконец-то наступила тишина. Он встал, потянулся и начал подниматься по лестнице, оставив наполовину недопитый бокал бренди на столе. За последние два дня он выпил бренди более чем достаточно.
   Бретт остановился у двери, ведущей в комнату Кейт, и прислушался. Оттуда не доносилось ни звука, поэтому он аккуратно вставил ключ в замок и осторожно повернул его. Дверь бесшумно отворилась, и он мысленно благословил Матильду за рачительное ведение хозяйства, так как Кейт не проснулась. Он на цыпочках вошел внутрь и, облегченно вздохнув, закрыл за собой дверь и повернул ключ в замке.
   Маленькая комнатка располагалась в углу гостиницы. Окна занимали две стены, вдоль оставшихся двух стен стояла, тесня друг друга, громоздкая мебель. Занавески были открыты, и комната купалась в бледном сиянии луны. Бретт без труда различил свой багаж, стоявший на полу возле большого кресла.
   «Это, – мрачно подумал он, – и будет моей постелью в эту ночь». И это ложе явно не сулило сладких снов: в карете и то было бы удобнее.
   В центре комнаты, занимая почти все пространство, стояла огромная кровать без полога, на которой возвышалась груда перин. Посередине, почти утонув в море подушек, крепким сном спала Кейт. От потрясения, что она лежит перед ним такая беззащитная, полностью в его власти, тело Бретта напряглось, объятое пламенем жгучего желания.
   Она подложила руку под голову – золотистые волосы струились сзади нее по подушке, словно колышущееся облако золотой пряжи, необычайно темные ресницы выделялись на алебастровой от бледного сияния луны коже. Одеяло соскользнуло с ее плеч, и Бретт мельком увидел ложбинку между грудями сквозь расстегнутый воротничок ночной сорочки. Он упивался ее красотой, как человек в пустыне пьет воду из родника, жадно глотая и не задумываясь о последствиях.
   Бретт подошел ближе к кровати, уставившись, как загипнотизированный, на то, как она повернулась с боку на спину, так что сорочка распахнулась, полностью открыв его взору одну молодую грудь. Бретт прерывисто и тяжело задышал. Он боролся с искушением протянуть руку и погладить ее по лицу, прикоснуться к бархатистой коже, погрузить пальцы в ее золотистые волосы и пробежать по ним рукой. Огромным усилием воли он заставил себя повернуться к своему одинокому креслу.
   Впервые в жизни женщина приводила его в замешательство, и это злило его. Он попытался не обращать внимания на борьбу, которая шла в его душе, но не смог и тяжело опустился в кресло, терзаемый неприятными мыслями. Проклятие! Он испытывал к этой девушке нечто большее, чем вожделение. Он желал многих женщин, но ни одна из них не действовала на него так, чтобы он, застыв, молча пожирал ее глазами и упивался пьянящим ощущением ее близости. Никогда прежде ему не хотелось просто держать женщину за руку или с наслаждением ощутить, как ее нежная кожа касается его грубой плоти. И никогда беззащитный вид дамы не вызывал в нем потребности заключить ее в свои объятия и защитить от опасности.
   Уэстбрук раздраженно скинул сюртук. Он начинал походить на изнеженных юнцов времен его учебы в колледже. Он сделает все необходимое, чтобы пристроить ее, прежде чем уедет во Францию, и на этом они распрощаются. Никогда прежде Бретт не позволял желанию взять верх над здравым смыслом, и сейчас не собирался этого делать.
   Он не спеша повесил сюртук в платяной шкаф среди менее элегантных нарядов хозяина гостиницы и его жены. Может, он и вынужден провести ночь в кресле, но не собирается спать в сюртуке. Однако рубашку и галстук Уэстбрук без сожаления бросил на пол. С усилием стащив сапоги, он поставил их у двери. После чего порылся в глубине шкафа и вытащил несколько толстых одеял – в комнате царил ледяной холод, и, похоже, он проснется окоченевшим и вконец разбитым.
   Бретт с приглушенным стоном опустился в продавленное кресло, предвкушая отвратительную ночь. Он поерзал, пытаясь найти позу поудобнее, но вскоре пришел к заключению, что это невозможно. Вот и еще одна особенность. Ни одной женщине прежде не удавалось заставить его провести ночь в кресле. Более того, он сделал это добровольно!
   В этой огромной кровати хватит места на четверых человек. Она никогда не узнает, что он спал вместе с ней. То-то она удивится, когда, проснувшись, обнаружит его лицо на соседней подушке. Наверняка закатит истерику или упадет в обморок. Бретт не знал, что из двух более вероятно, но не испытывал никакого желания объясняться с Матильдой.
   Бретт не знал, сколько он проспал, прежде чем чуть слышный стон вырвал его из пучины сна. Даже не успев сфокусировать взгляд, он услышал, как Кейт мечется на кровати. Звуки стали настойчивее, и, пока Бретт пытался стряхнуть с себя ос татки сна, она внезапно закричала:
   – Нет! Нет! О Боже, нет!
   Окончательно проснувшись, Бретт вспомнил о спящих постояльцах гостиницы, изголодавшихся как раз по такого рода скандалам, который вспыхнет, если они обнаружат его в одной комнате с благовоспитанной девушкой. Одним прыжком он оказался рядом с кроватью и зажал ей рот ладонью. Ясные голубые глаза Кейт распахнулись, расширившись от ужаса, и уставились на него, не узнавая. Она отчаянно сопротивлялась, пытаясь вырваться из его рук, но он был гораздо сильнее.
   – Кейт! Кейт! – громко, насколько это было возможно, прошептал он. – Это я, Бретт. Вы в безопасности. Никто не причинит вам вреда.
   Она по-прежнему не узнавала его, но когда Кейт услышала, как он назвал ее по имени, на ее прелестном личике появилось озадаченное выражение. Внезапно до нее дошло, кто он, и она бросилась ему на шею, крепко обвила ее руками и зарыдала, уткнувшись ему в плечо. Опасаясь, что кто-нибудь может услышать ее плач, Бретт попытался успокоить ее нервы и унять страхи, но в точности как он никак не мог успокоить ее тогда, когда она застрелила разбойника, так и сейчас она ни как не реагировала на его мольбы. Вскоре его фантазия иссякла, и, не зная, как заглушить ее плач, Бретт запечатал ей рот поцелуем. Сначала он едва касался ее губ, но вскоре его поцелуй стал более настойчивым. Его обостренные до предела чувства, вырвавшись на волю, были упорны в своем безудержном стремлении насладиться восхитительно мягким, податливым теплом, которое целый день было недосягаемым.
   Бретт проложил поцелуями огненную дорожку от ее губ к глазам, над ухом и спустился по изгибу шеи к пологому склону ее плеча. Запах ее кожи пьянил его, а от сладостной мягкости ее тела вулканический огонь внутри его разгорался все ярче и ярче. Не обращая внимания на ее сопротивление, он рванул ворот ее сорочки и, запустив руку внутрь, принялся ласкать теплую грудь, не в силах устоять перед ее зовом. Мягкая, упругая плоть уничтожила те жалкие крохи самообладания, которые еще оставались у него, и он нагнул голову, чтобы вкусить ее сладость. Не обращая внимания на ее возмущенные протесты, его губы бесстыдно исследовали нежную плоть, пока он не почувствовал, что на его голову сыплется град яростных ударов, и не услышал голос, опасно приближающийся к крику. Кейт яростно сопротивлялась вольностям, которые он позволял себе с ее телом.
   Кейт еще не совсем проснулась, когда Бретт заключил ее в свои объятия. Прильнув к нему, она почувствовала себя в безопасности и слепо вцепилась в своего защитника. Сначала ей нравились его нежные поцелуи, но когда его губы стали требовательнее и медленно двинулись от ее рта к виску, ей стало не по себе, и она попыталась оттолкнуть его. Но вместо того, чтобы отпустить ее, Бретт еще крепче сомкнул объятия, и его обжигающие губы начали покрывать поцелуями ее шею и плечи. Охваченная страхом, девушка начала сопротивляться, пытаясь вырваться из его рук, но он продолжал зажигать маленькие круги огня на ее плоти. Костерки разгорались все жарче, пока она не почувствовала, что ее кожа сейчас вспыхнет.
   К своему крайнему изумлению, Кейт обнаружила, что ее тело отвечает на его прикосновения. Крошечные искорки восхитительного тепла волной пробежали по ее телу, как зигзагообразная молния пронзает ночное небо. Дрожь возбуждения, волна за волной, прокатилась по ее нервам, сначала медленно, а затем все сильнее, пока вся ее плоть не ожила, воспротивившись попыткам обуздать ее.
   Это бушующее пламя грозило поглотить Кейт без остатка, когда Бретт переключил свое внимание на ее грудь. Героически сопротивляясь, чтобы бурный поток этих неожиданных сладострастных ощущений не унес ее за собой, она забарабанила кулачками по его голове и плечам, но от этого его желание и мощный натиск только усилились.
   – Прекрати! – потребовала она яростным шепотом.
   Но казалось, Бретт ее не слышал. Его руки уже ласкали другую грудь, а губы опускались все ниже, пока не отыскали сосок и принялись покусывать и ласкать его, так что она испугалась, что потеряет сознание – настолько сильны были невероятно приятные ощущения, которые он пробуждал в ее теле. Она погружалась все глубже и глубже в теплый, манящий, засасывающий омут. Последним лихорадочным усилием Кейт освободила свой разум из плена взбунтовавшихся чувств.
   – Ради Бога, Бретт, сжалься надо мной! – крикнула она и ударила его в пах.
   Взвыв от боли, Бретт кубарем скатился с небес на землю. Как только он выпустил ее, Кейт отползла как можно дальше от него и натянула одеяло до самого подбородка. Ее великолепные глаза в страхе и замешательстве смотрели на него – она больше не доверяла ему, а после того, что только что произошло, она также перестала доверять самой себе. Они смотрели друг на друга, сидя по разные стороны кровати, как изготовившиеся к прыжку дикие животные.
   Пылающая страсть по-прежнему властвовала над Бреттом, но боль в паху остановила ее стремительный прилив, и гнев – третье сильное чувство – охватил его разум. Бретт резко оторвал взгляд от лица Кейт, подошел к окну и распахнул его настежь, позволив порыву холодного ветра опалить его тело. От пронизывающего холода зимней ночи зубы его застучали, и он задрожал от такого зверского способа охлаждения страсти. Бретт чувствовал себя словно умирающий, охваченный предсмертным приступом лихорадки.
   Но растущий гнев заставил его позабыть о физическом дискомфорте, и он повернулся к Кейт – его лицо почернело от злости, но прежде чем кто-либо из них успел вымолвить хоть слово, они услышали стремительно приближающийся звук шагов по коридору и осторожный, но настойчивый стук в дверь.
   – Мистер Фрэнке, что-то случилось? – позвал тихий, тревожный голос. – Я услышала голос госпожи и прибежала со всех ног. Позвать доктора Кредлоу?
   «Черт бы побрал эту крикливую девчонку!» – выругался про себя Бретт, повернувшись лицом к запертой двери. Она все погубит, если он не сможет придумать, как от нее отделаться.
   – Ни звука! – яростно прошептал он Кейт, которая по-прежнему сидела, съежившись, под одеялами. – Я избавлюсь от нее.
   Кейт лишь молча уставилась на него и еще крепче вцепилась в одеяла.
   – Все в порядке, дитя мое, – хриплым шепотом вымолвил он, стараясь, чтобы его голос звучал как у человека, которого пробудили от крепкого сна. – Госпоже просто приснился дурной сон. – Его голос не был похож на голос Майкла, но Уэстбрук надеялся, что она не уловит разницы сквозь закрытую дверь. – Сейчас с ней все в порядке. Она снова уснула.
   Он не имел ни малейшего понятия, страдала ли Матильда ночными кошмарами, но ему больше ничего не пришло в голову.
   – Вам точно ничего не нужно? – обеспокоенно осведомился голос. – Может, госпожа желает стакан горячего молока? Или немного виски, чтобы крепче спать?
   «Упорная девчонка!» – выругался Бретт.
   – Нет! – сказал он, слегка повысив голос. – Она спит, и я не собираюсь ее будить. А теперь спокойной ночи!
   Бретт с замиранием сердца ждал, что последует дальше. Он услышал, как шаги начали удаляться по коридору, остановились и начали медленно, осторожно возвращаться. Он напрягся и тихо чертыхнулся. Шаги снова замерли, а затем начали удаляться прочь по коридору, на этот раз быстро. Бретт напряженно вслушивался, чтобы уловить малейший звук, но, подождав несколько минут и ничего не услышав, облегченно выдохнул и привалился к двери.
   Кейт, застыв, сидела все в той же позе, но, когда Бретт отошел от двери, она тут же испуганно отпрянула назад.
   – Можете успокоиться, – хмуро сказал он. – Я владею собой.
   – Раньше я тоже так считала, – расхрабрившись, ответила Кейт.
   То, как ее тело реагировало на его ласки, изумило девушку, и она не хотела, чтобы Бретт понял, насколько она взволнована. Близость его красивого, сильного тела пугала ее, но также наполняла волнением, столь же загадочным и приводящим в смятение, сколь и неожиданным. Ей необходимо привести в порядок сумбурные мысли и спокойно все обдумать, но рядом с Бреттом это было невозможно.
   Кейт никогда не доводилось так близко видеть настолько обнаженное мужское тело, и она никогда не встречала мужчину с притягательной силой Бретта. Его рубашка была расстегнута до пояса, и могучая грудь, все еще вздымающаяся от нерастраченной страсти, была открыта взору ее широко распахнутых глаз. Мускулистые икры, мощные бедра и плоский, упругий живот – все это только усиливало его сходство с лоснящимся, голодным зверем, который приготовился напасть на свою жертву.
   Несмотря на досаду, Кейт не могла оторвать глаз от его гипнотизирующего торса, как не могла отрицать, что в ее теле бушует море чувств. Соски напряглись, и яркий румянец залил ее лицо, когда она поняла, что вероломная плоть протестует, пытаясь разорвать сдерживающие ее оковы разума.
   Бретт неправильно истолковал ее румянец.
   – Я бы избавил вас от присутствия моего разгоряченного тела, если бы мне было куда идти, – сказал он. – К сожалению, единственным предметом мебели, которого до сих пор никто не занял в этой гостинице, является данное кресло, – сказал он, указав на кресло в углу.
   Кейт еще сильнее съежилась, и Бретту, чей гнев начал улетучиваться, стало жаль ее. Он обязан защищать девушку, а теперь превратился во врага. Должно быть, она ужасно напугана и чувствует себя совершенно одинокой. – Вы закричали, и я попытался вас успокоить, – объяснил он. – Но я ничем не отличаюсь от остальных мужчин и испытал такое сильное волнение, обняв вас, что не смог устоять. – Но так как она по-прежнему смотрела на него полными страха и непонимания глазами, он раздраженно воскликнул: – Бог мой, леди, вы что, никогда не смотрелись в зеркало?
   Он стремительно подошел к туалетному столику, взял маленькое зеркальце и поднес его к ее лицу. Оттуда на нее смотрело бесспорно прекрасное лицо юной девушки с дикими, полными страха глазами.
   – Разве вы не знаете, насколько вы красивы? – прогремел в ее ушах голос Бретта. – Каждая ваша частица взывает о восхищении, прикосновениях, любви. Одного вашего присутствия Достаточно, чтобы свести мужчину с ума. Неудивительно, что ваш брат прятал вас от всех. Иначе толпы мужчин осадили бы замок и принялись карабкаться по стенам и лезть в окна.
   – Я не слепая, сэр! – ответила Кейт, немного напуганная его излишне пылкой тирадой. – Я понимаю, что я хорошенькая…
   – Хорошенькая! – рявкнул Бретт. – Какой бесчувственный болван выбрал такое жалкое слово, чтобы описать вас? Вы Не хорошенькая, девочка моя, вы совершенно потрясающая, и ют одного вашего вида у меня закипает кровь. Хорошенькая! – с отвращением повторил он. – Такую глупость мог сказать только Мартин.
   Кейт изо всех сил старалась ничем не выдать своего смущения и удовольствия.
   – Может и так, но прежде моя красота никого не приводила в такое волнение.
   – Только потому, что никто вас не видел. Находиться рядом с вами и не иметь возможности коснуться вас – наказание хуже порки. Ложитесь спать, – сказал он, надеясь унять бешено бьющееся сердце. – Уже третий час ночи, а слуги встают с петухами.
   Уэстбрук опустился в кресло, подоткнул одеяло под мышки, чтобы оно не сползло на пол во время сна, и, закрыв глаза, откинулся назад. Теперь он не скоро заснет, но ему не хотелось, чтобы Кейт об этом знала.
   Кейт, негодуя, смотрела на него, однако по-прежнему сидела в своем уголке – ее мысли были заняты тем, что едва не произошло. У нее полностью отсутствовал опыт в области чувств, возникающих между мужчиной и женщиной, но ее скудных знаний было достаточно, чтобы понять: то, что произошло между ней и Бреттом, должно быть, происходило со многими другими. И все же откуда ей знать, что правильно, а что – нет? Мать никогда не разговаривала с ней, тетя и подавно, а отцу и в голову бы не пришло, что девочке вообще надо Что-то говорить. Все ее знания сводились к смутным догадкам, почерпнутым из обрывков разговоров между Мартином и Изабеллой, которые ей случалось подслушать, но ни та, ни другой никогда не являлись для нее образцом для подражания. Невзирая на то, что мысль остаться одной в незнакомом городе до смерти пугала ее, она с нетерпением ждала встречи с другими девушками ее возраста в Лондоне.