Гришем Джон. Вердикт (= Сбежавшее жюри)

   Они обменялись рукопожатиями, и Николас ушел.
   Харкин тепло приветствовал присяжных и объявил начало четвертой недели их работы. Все, кажется, хотели поскорее приступить к делу, чтобы как можно раньше сбросить с себя это бремя.
   Встал Pop и вызвал своего следующего свидетеля - Лиона Робилио, которого ввели в зал заседаний через боковую дверь. Шаркая ногами, он прошел перед судейским столом и с помощью охранника уселся на свидетельское место. Робилио был стар и бледен, одет в темный костюм и белую рубашку без галстука. В горле у него зияло отверстие, прикрытое тонкой бинтовой повязкой и закамуфлированное льняным шейным платком. Чтобы произнести клятву, он приставил к горлу тоненький, как карандаш, микрофон. Речь его была монотонной, лишенной каких бы то ни было модуляций - типичная речь человека, перенесшего операцию на гортани по поводу раковой опухоли.
   Но слова звучали разборчиво. Мистер Робилио прижимал микрофон к горлу, и звучание его голоса раздавалось по всему залу. Вот так ему приходится теперь говорить, черт возьми, чтобы его понимали.
   Pop быстро перешел к делу. Мистеру Робилио было шестьдесят четыре года, восемь лет назад он перенес операцию, ему удалили опухоль из гортани, он выжил, но лишился речевого аппарата и вынужден был научиться говорить через пищевод. Он был заядлым курильщиком почти сорок лет, и это едва не доконало его. Теперь, в дополнение к последствиям онкологической операции, он страдает сердечным заболеванием и эмфиземой. И все из-за сигарет.
   Присутствующие быстро приспособились к его роботоподобному, усиленному микрофоном голосу и полностью обратились в слух. Робилио сообщил, что в течение двух десятилетий занимался лоббированием интересов табачной промышленности. Он бросил работу, когда у него обнаружили рак, и он понял, что даже теперь не может бросить курить. Он физически и психологически оказался непреодолимо зависим от никотина. В течение двух лет уже после того, как ему удалили гортань и химиотерапия оказала свое пагубное действие на его организм, он продолжал курить. Бросил лишь после сердечного приступа, который едва не отправил его на тот свет.
   При таком очевидно плохом состоянии здоровья он продолжал работать в Вашингтоне, но уже по другую сторону баррикад. Теперь у него была репутация яростного борца против курения. Его даже называли "партизаном".
   В прежней жизни Робилио служил в Объединенном совете табачных предприятий, "который был не чем иным, как лоббирующей организацией, существующей целиком и полностью на средства табачной промышленности, - с презрением объяснял он. - В нашу задачу входило консультировать табачные предприятия по вопросам текущего законодательства и пытаться направлять их деятельность. У нас был очень солидный бюджет и практически неограниченные возможности устраивать шикарные банкеты для влиятельных политиков. Мы играли по-крупному и обучали других защитников табачного бизнеса всем тонкостям политического кулачного боя".
   Являясь сотрудником этого совета, Робилио имел доступ ко всем исследованиям, касающимся воздействия сигарет и деятельности табачной индустрии. В сущности, это было одной из задач совета - злонамеренное использование результатов подобных исследований, проектов и экспериментов. Да, Робилио тоже видел гнусную докладную, о которой рассказывал Криглер, видел неоднократно, хотя у него и нет копии. В совете всем было прекрасно известно, что табачные компании поддерживают высокий уровень содержания никотина в сигаретах, чтобы усилить эффект привыкания.
   "Привыкание" - это слово Робилио повторял снова и снова. Он знаком с результатами исследований, подтверждающими, что все виды животных быстро привыкают к никотину. Он сам участвовал в сокрытии результатов исследования, безоговорочно доказывающего, что среди тех, кто начал курить в подростковом возрасте, вероятность отказа от дурной привычки гораздо ниже. Такие люди обычно курят уже всю жизнь.
   Pop предъявил свидетелю Робилио для опознания целый ящик толстых папок с докладами. Это были отчеты о разнообразных исследованиях, признанные вещественными доказательствами. Присяжным предоставлялась возможность при желании ознакомиться с десятью тысячами страниц этих докладов перед тем, как принять решение относительно вердикта.
   О многом, содеянном в годы работы в совете, сожалел Робилио; он сам помогал хитроумно отводить обвинения в том, что табачные компании с помощью изощренной рекламы соблазняют курением подростков, считал это самым страшным своим грехом. И теперь каждый Божий день разоблачал такого рода преступную деятельность.
   - Никотин вызывает привыкание. Привыкание приносит прибыль. Процветание табачной индустрии возможно лишь при том, что каждое новое поколение будет подхватывать пагубную привычку у предыдущего. Реклама вводит детей в заблуждение. Компании затрачивают миллиарды на то, чтобы представить процесс курения как нечто бодрящее, восхитительное и абсолютно безобидное. Дети легче попадаются на крючок и дольше остаются на нем. Поэтому необходимо ловитв именно их. - Робилио удалось передать горечь своих сожалений даже с помощью своего искусственного голоса. При этом он бросал гневные взгляды на адвокатов защиты и теплые - на адвокатов обвинения. - Мы тратили миллионы на изучение подростков. Мы знали, какие три наиболее активно рекламируемых сорта сигарет предпочитают девяносто процентов курящих подростков до восемнадцати лет. И что же делали компании по нашему совету? Усиливали рекламу.
   - Вы знали, сколько денег зарабатывали компании на продаже сигарет подросткам? - спросил Pop, заранее уверенный в ответе.
   - Около двухсот миллионов долларов в год. Это только на продаже сигарет подросткам до восемнадцати лет. Конечно, мы знали. Мы из года в год изучали этот вопрос, наши компьютеры были забиты соответствующей информацией. Мы все тогда знали. - Он сделал паузу и, махнув правой рукой в сторону адвокатов защиты, взглянул на них, как на прокаженных. - А эти знают и сейчас. Они знают, что ежедневно начинают курить три тысячи подростков, и могут точно сказать вам, какие сорта сигарет те предпочитают. Они знают, что практически все взрослые курильщики начали курить в подростковом возрасте. Повторяю, они заинтересованы в том, чтобы подцепить на крючок следующие поколения. И они знают, что приблизительно треть из тех трех тысяч подростков, которые начнут курить сегодня, в конце концов погибнут от этой вредной привычки.
   Присяжные слушали Робилио как завороженные. Pop листал какие-то бумаги, чтобы не разрушать драматического эффекта. Он сделал несколько шагов назад, потом снова подошел к своей кафедре, словно ему нужно было размять ноги, потом поскреб подбородок, посмотрел в потолок и наконец спросил:
   - Когда вы служили в Объединенном совете, каким контраргументом вы пользовались, чтобы оспорить тезис о привыкании к никотину?
   - У табакопроизводителей есть согласованная линия на этот счет, я помогал сформулировать ее. Приблизительно так: курильщики сознательно делают свой выбор. Это дело их доброй воли. Сигареты не вызывают привыкания, но даже если бы вызывали, никто ведь никого не неволит. Человек делает выбор сам. В те времена я умел облечь все это в очень убедительную форму. Сегодня тоже есть люди, которые это умеют. Беда лишь в том, что это ложь.
   - Почему вы думаете, что это ложь?
   - Потому, что речь идет о физической зависимости, а зависимый человек не может делать свободный выбор. Дети же попадают в такую зависимость быстрее, чем взрослые.
   На этот раз Pop удержался от вечной адвокатской привычки - многократно повторять эффектные сцены. Робилио и так уже достиг нужного воздействия на присяжных. Но усилия, которые ему приходилось затрачивать на то, чтобы его услышали и поняли, слишком утомили его за эти полтора часа. Pop передал его Кейблу для перекрестного допроса, и судья Харкин, которому хотелось выпить кофе, объявил перерыв.
   Хоппи Дапри впервые посетил судебное заседание в понедельник утром. Он проскользнул в зал в середине выступления Робилио. Милли заметила его во время одной из пауз и разволновалась. Ее тревожил его внезапный интерес к процессу. Накануне вечером он ни о чем другом не мог говорить.
   После двадцатиминутного перерыва на кафедру взошел Кейбл и вцепился в Робилио. Голос у него был скрипучий, почти злобный, словно он считал свидетеля предателем и ренегатом. Кейбл немедленно сделал разоблачительное предположение: Робилио заплатили за то, чтобы он выступил в качестве свидетеля обвинения. Его услуги оплачивались истцами и в ходе двух других процессов против табачных компаний.
   - Да, мне заплатили за то, чтобы я сюда приехал, мистер Кейбл, так же, как и вам, - сказал Робилио. Это был типичный в такой ситуации ответ человека, собаку съевшего на судебных тяжбах, однако на фоне блеска монет образ борца несколько потускнел.
   Кейбл заставил свидетеля признаться, что тот начал курить в возрасте двадцати пяти лет, когда был уже женат, имел двоих детей и, следовательно, едва ли мог считаться неразумным подростком, соблазненным хитроумной деятельностью рекламных фирм с Мэдисон-авеню. Робилио умел сохранять самообладание, в чем адвокаты убедились пять месяцев назад, во время его двухдневного судебного марафона, однако Кейбл намеревался вывести его из себя. Вопросы быстро следовали один за другим и были резкими и провокационными.
   - Сколько у вас детей? - спросил Кейбл.
   - Трое.
   - Кто-нибудь из них курил постоянно?
   - Да.
   - Сколько?
   - Все трое.
   - В каком возрасте они начали курить?
   - По-разному.
   - В среднем?
   - Ближе к двадцати.
   - Какую рекламу вы вините в том, что они пристрастились к курению?
   - Точно не помню.
   - Значит, вы не можете сказать присяжным, какая именно реклама повинна в том, что ваши дети приобрели привычку к курению?
   - Этой рекламы было столько! Да и сейчас недостатка нет.
   Невозможно выделить одну, две или пять, которые сыграли решающую роль.
   - Но все же виновата реклама?
   - Я уверен, что она имела большое значение. И имеет.
   - Но были и другие виновники?
   - Я не поощрял курения.
   - Вы в этом уверены? Вы пытаетесь доказать присяжным, что дети человека, чьей профессией на протяжении двадцати лет было способствовать тому, чтобы как можно больше людей в мире пристрастить к сигаретам, закурили только под влиянием рекламы?
   - Я уверен, что реклама этому способствовала. В этом ее смысл.
   - Вы курили дома, на глазах у детей?
   - Да.
   - А ваша жена?
   - Да.
   - Вы когда-нибудь запрещали гостям курить у вас в доме?
   - Нет.
   - Значит, можно сказать, что в вашем доме была обстановка, благоприятствующая курению?
   - Да. Тогда - да.
   - И все же ваши дети закурили лишь под влиянием хитроумной рекламы? Вы в этом хотите убедить присяжных?
   Робилио сделал глубокий вдох, медленно сосчитал про себя до пяти, потом сказал:
   - Как бы мне хотелось вернуть прошлое, мистер Кейбл, многое я делал бы теперь совсем иначе. Я бы никогда не взял в руки ту первую сигарету.
   - Ваши дети бросили курить?
   - Двое, с огромным трудом. Третий пытается вот уже десять лет, но безуспешно.
   Последний вопрос возник у Кейбла спонтанно, и на секунду он пожалел, что задал его. Пора двигаться дальше. Кейбл нажал на газ:
   - Мистер Робилио, известно ли вам, какие усилия предпринимают табачные компании, чтобы удерживать подростков от курения?
   Робилио хмыкнул - послышалось усиленное микрофоном бульканье.
   - Это несерьезно, - сказал он.
   - В прошлом году на программу "Дети не курят" ими затрачено сорок миллионов долларов.
   - Скажите, пожалуйста! Лапочки да и только!
   - Знаете ли вы, что табачные компании официально поддерживают запрет устанавливать автоматы для продажи сигарет вблизи от тех мест, где собираются дети?
   - Да, я что-то слышал об этом. Очень мило с их стороны, не правда ли?
   - А слышали ли вы о том, что в прошлом году табачная индустрия выделила штату Калифорния десять миллионов долларов на осуществление программы, целью которой является предупреждение об опасности курения в раннем возрасте?
   - Нет. А как насчет курения в позднем возрасте? Они сообщили своим маленьким друзьям, что после восемнадцатого дня рождения можно курить? Наверное, сообщили.
   Кейблу было приятно вычеркивать в своем вопроснике те вопросы, от ответов на которые свидетель уклонился.
   - Известно ли вам, что табачная промышленность в Техасе поддерживает законопроект о запрете курения во всех закусочных, которые посещаются подростками?
   - Да, а вы знаете, с какой целью они это делают? Я вам скажу. Чтобы иметь возможность нанимать таких людей, как вы, для того, чтобы рассказывать таким присяжным, как эти, подобные истории. Это единственная причина - в суде звучит недурно.
   - Знаете ли вы, что табачные компании официально поддерживают законодательство, предусматривающее уголовную ответственность за продажу табачных изделий детям в магазинах?
   - Да, об этом я тоже что-то слышал. Это все витрина. Они кидают пару монет туда, пару - сюда, чтобы выглядеть поприличнее, попрезентабельнее, пореспектабельнее. И делают они это потому, что знают правду, а правда состоит в том, что два миллиарда долларов, ежегодно вкладываемых в рекламу, все равно гарантируют им, что следующее поколение американцев пристрастится к курению. И вы глупец, если не понимаете этого.
   Судья Харкин наклонился вперед:
   - Мистер Робилио, это неуместное в суде выражение. Прошу вас впредь воздерживаться от подобных выпадов. Вычеркнуть это из протокола.
   - Прошу прощения, Ваша честь. Простите, Мистер Кейбл. Вы делаете свое дело. Тот, кого я ненавижу, - ваш клиент.
   Кейбл был выбит из колеи.
   - Ну и что? - вырвалось у него, и он тут же пожалел, что не сдержался.
   - А то, что ваши клиенты коварны. На табачные компании работают люди сообразительные, умные, образованные, безжалостные, они смотрят вам прямо в глаза и с безупречной искренностью во взоре убеждают вас, что сигареты безвредны. При этом они точно знают, что это ложь.
   - У меня нет больше вопросов, - сказал Кейбл, направляясь к столу защиты.
   Гарднер был городком с восемнадцатью тысячами жителей, расположенным в часе езды от Лаббока. Пэмела Бленчард жила в старой части города, в двух кварталах от пересечения с Главной улицей, в доме, построенном на рубеже прошлого и нынешнего веков и мило отреставрированном. На лужайке перед домом росли восхитительные клены с золотистой и красной в это время года листвой. По улице носились на велосипедах и роликовых досках дети.
   К десяти часам утра в понедельник Фитчу уже было известно следующее: миссис Бленчард замужем за президентом местного банка, который овдовел десять лет назад. Он не приходился отцом Николасу Истеру, или Джеффу, или как там его, черт побери, на самом деле зовут. В начале восьмидесятых из-за спада в нефтяной сфере банк чуть было не лопнул, и многие местные жители по сей день не доверяли ему. Муж Пэмелы - местный уроженец. Она - нет. Она приехала, вероятно, из Лаббока или из Амарильо. Поженились они восемь лет назад в Мехико, о чем сухо сообщил местный еженедельник. Никакой свадебной фотографии, просто объявление, помещенное рядом с некрологами, в котором читателя информировали, что Н. Форрест Бленчард-мл. сочетался браком с Пэмелой Керр. После короткого медового месяца в Козмеле они поселились в Гарднере.
   Наиболее полезным источником информации в городе оказался частный детектив по имени Рейф, который двадцать лет прослужил в полиции и, казалось, знал всех. Получив кругленькую сумму наличными, Рейф работал всю ночь с воскресенья на понедельник. Он совсем не спал, но выпил немало бурбона, и к утру от него несло, как от бочки с забродившим суслом. Данте и Джо Бой работали рядом с ним, в его заплеванной конторе на Главной улице, упорно отклоняя приглашения выпить с ним виски.
   Рейф переговорил с каждым полицейским в городе и в конце концов нашел одного, который мог побеседовать с дамой, жившей через улицу от Бленчардов. Удача! Оказалось, что у Пэмелы было два сына от предыдущего брака, который кончился разводом. Она мало рассказывала о сыновьях, известно лишь, что один уехал на Аляску, а другой стал юристом или учился на юриста. Что-то в этом роде.
   Поскольку ни один из сыновей здесь, в Гарднере, не рос, след скоро затерялся. Никто их не знал. Собственно, Рейфу не удалось найти ни одного человека, который хотя бы видел сыновей Пэмелы. Потом Рейф позвонил своему приятелю-адвокату, ушлому специалисту по разводам, который регулярно пользовался услугами Рейфа для слежки за разводящимися супругами, а этот адвокат оказался знаком с секретаршей из банка мистера Бленчарда. Эта секретарша, в свою очередь, поговорила с личной секретаршей мистера Бленчарда, и та поведала ей, что Пэмела приехала вовсе не из Лаббока и не из Амарильо, а из Остина. Там она работала в банковской ассоциации, где и познакомилась с мистером Бленчардом. Секретарше было известно о предыдущем замужестве Пэмелы, которое оборвалось много лет назад. Нет, она не видела сыновей Пэмелы. Мистер Бленчард никогда о них не упоминал. Супруги жили тихо и не участвовали почти ни в каких развлечениях.
   Фитч получал донесения от Данте и Джо Боя каждый час. В понедельник он позвонил в Остин приятелю, с которым шесть лет назад вместе работал на табачную компанию, выступавшую ответчицей в суде города Маршалла, штат Техас. Фитч объяснил, что дело чрезвычайно срочное. Уже через несколько минут дюжина детективов просматривала телефонные справочники и звонила по разным номерам. Очень скоро ищейки взяли след.
   Пэмела Керр служила в Техасской банковской ассоциации исполнительным секретарем. Несколько последовательных звонков - и была обнаружена бывшая сослуживица, которая теперь работала в частной школе. Под предлогом того, что Пэмела рассматривается в качестве вероятного члена жюри присяжных на процессе по делу об умышленном убийстве, который будет проходить в Лаббоке, частный детектив, представившийся помощником окружного прокурора, обратился к ней за официальной информацией о Пэмеле. Бывшая сослуживица сочла своим долгом ответить на его вопросы, хотя уже несколько лет не виделась с Пэмелой и не слышала о ней.
   У Пэмелы было два сына, Джефф и Алекс. Алекс на два года старше Джеффа. Он окончил школу в Остине и переехал в Орегон Джефф тоже окончил школу в Остине, с отличием, потом отправился в двухгодичный колледж в Райс. Отец мальчиков бросил семью, когда они были еще малолетками, и Пэмела в качестве матери-одиночки сделала все, что могла, для их воспитания.
   Данте, тут же прибывший на частном самолете, отправился вместе с детективом в школу, где им позволили порыться в библиотеке в старых выпускных альбомах. Выпускник 1985 года Джефф Керр был изображен на фотографии в синем смокинге с большим синим галстуком-бабочкой. Коротко стриженный молодой человек серьезно смотрел прямо в объектив. Это был тот самый мужчина, за которым Данте часами следил в Билокси. Ни минуты не колеблясь, Данте сказал: "Это тот, кто нам нужен", - после чего аккуратно вырвал страницу с портретом из выпускного альбома и, спрятавшись между книжными стеллажами, позвонил Фитчу по сотовому телефону.
   Три телефонных звонка в Райс позволили выяснить, что Джефф Керр в 1989 году получил там диплом психолога. Представившись агентом некоего нанимателя, детектив нашел профессора политологии, который преподавал на курсе Джеффа и помнил его. Тот сообщил, что юноша поступил на юридический факультет в Канзасе.
   Гарантировав солидное вознаграждение, Фитч по телефону нашел некое частное сыскное агентство, которое тут же принялось искать следы Джеффа Керра в Лоренсе, штат Канзас.
   Для такого любителя поболтать, каким привыкли видеть Николаса коллеги-присяжные, сдержанность, проявленная им во время обеда, была необычна. Поедая густое картофельное пюре от О'Рейли, он не проронил ни слова. Избегая встречаться взглядом с кем бы то ни было, он печально смотрел в стол.
   Такое же настроение было и у остальных. Они словно бы все еще слышали голос Лиона Робилио, этот механический звук, заменяющий живой голос, утраченный из-за пагубного воздействия табака. Искусственный голос вынес на свет Божий всю грязь, которую этот человек помогал прятать в течение многих лет. Голос продолжал звенеть у них в ушах. Три тысячи подростков в день, и трети из них предстоит умереть от пристрастия к табаку! Подцепить на крючок следующее поколение американцев!
   Лорин Дьюк, ковыряя вилкой в курином салате, посмотрела через стол на Джерри Фернандеса и сказала:
   - Могу я вас кое о чем спросить? - Ее вопрос разорвал унылую тишину.
   - Конечно, - ответил Джерри.
   - Сколько вам было лет, когда вы начали курить?
   - Четырнадцать.
   - А почему вы начали?
   - Из-за Господина Мальборо. Вокруг меня все ребята курили "Мальборо". Мы жили в сельской местности и обожали лошадей и родео. Господин Мальборо казался нам неотразимым.
   В этот момент все присяжные словно воочию увидели знакомый рекламный облик: обветренное лицо, решительный подбородок, шляпа, лошадь, потертая кожа... На фоне гор, возможно, снежных вершин, этот крутой парень шикарно закуривает "Мальборо" с независимым видом. Как же четырнадцатилетнему подростку не хотеть стать таким же вот Господином Мальборо?
   - Вы привыкли к табаку? - спросила Рикки Коулмен, сидевшая, как всегда, над тарелкой в высшей степени диетического салата с вареной индейкой. Слово "привыкли" прозвучало в ее устах так, словно речь шла о героине.
   Джерри на минуту задумался, но вспомнил, что друзья ждут от него ответа, они хотели знать, какая сила не дает человеку сорваться с этого крючка.
   - Не знаю, - сказал он, - думаю, я мог бы бросить. Я пробовал несколько раз. Конечно, неплохо было бы покончить с этим. Такая противная привычка.
   - Вам не нравится курить? - спросила Рикки.
   - Ну, бывают моменты, когда сигарета очень помогает, но я выкуриваю теперь по две пачки в день, а это слишком много.
   - А вы, Энджел? - обратилась Лорин к Энджел Уиз, которая сидела рядом с ней и обычно старалась говорить как можно меньше. - Когда вы начали курить?
   - В тринадцать, - смущенно ответила Энджел.
   - А я в шестнадцать, - призналась Сильвия Тейлор-Тейтум прежде, чем кто-либо успел ее спросить.
   - Я закурил в четырнадцать, - вступил в разговор Херман, - а бросил в сорок.
   - Кто-нибудь еще? - спросила Рикки, приглашая всех к покаянию.
   - Я начал курить в семнадцать лет, - сказал полковник, - когда поступил на службу в армию. Но я покончил с этим тридцать лет назад. Полковник, как всегда, гордился своей самодисциплиной.
   - Кто еще? - снова спросила Рикки после долгой паузы.
   - Я. Я начал курить в семнадцать лет и бросил через два года, - сказал Николас, хотя это было ложью.
   - Кто-нибудь из присутствующих начал курить после восемнадцати? спросила Лорин.
   Все промолчали.
   Ничмен, одетый очень просто, встретился с Хоппи в кафе, где они быстро перекусили. Хоппи страшно нервничал, он не хотел, чтобы его увидели в обществе агента ФБР, поэтому, увидев Ничмена в джинсах и клетчатой рубашке, почувствовал облегчение. Маловероятно, чтобы кто-нибудь из приятелей или знакомых Хоппи опознал в его собеседнике местного агента ФБР, но все же он нервничал, хотя Ничмен и Нейпаер, как сказали Хоппи, представляли особый отдел в Атланте.
   Хоппи пересказал все, что слышал сегодня утром в суде, подтвердил, что безголосый Робилио произвел на всех весьма сильное впечатление и, похоже, жюри теперь у обвинения в кармане. Ничмен, уже не впервые, обнаружил слабый интерес к тому, что происходило в суде, и снова объяснил, что делает лишь то, что приказали ему его вашингтонские начальники. Он вручил Хоппи сложенный листок бумаги с мелкими цифрами и буквами, разбросанными в верхней и нижней его части, и сказал, что это пришло от Кристано из министерства. Они хотели, чтобы Хоппи это увидел.
   Это было поистине произведение искусства, созданное специалистами Фитча, двумя отставными сотрудниками ЦРУ, которые околачивались в округе Колумбия в ожидании какой-нибудь интриги, - переданная по факсу копия зловещей справки о Лионе Робилио. Ни источника информации, ни даты, только четыре абзаца под угрожающим заголовком "Строго конфиденциально". Хоппи, жуя чипсы, быстро прочел их. За согласие выступить в качестве свидетеля Робилио получил полмиллиона долларов. Из Объединенного совета Робилио выгнали за растрату и едва не отдали под суд, которого ему удалось впоследствии избежать. Робилио страдал психическим расстройством, две секретарши из Объединенного совета обвиняли его в сексуальных домогательствах. Рак горла, вполне вероятно, был следствием алкоголизма, а не курения. Робилио был известным лжесвидетелем, который ненавидел совет и из мести вел против него крестовый поход.
   - Ничего себе! - воскликнул Хоппи с набитым картошкой ртом.
   - Мистер Кристано считает, что вам следует довести это до сведения вашей жены, - сказал Ничмен. - А она пусть покажет справку лишь тем, кому она полностью доверяет.
   - Будьте уверены, - поспешно сказал Хоппи, складывая листок и засовывая его в карман. Сидя в полной людей закусочной, он озирался по сторонам с видом человека, явно в чем-то виноватого.
   Изучение выпускных школьных альбомов, а также немногих документов, полученных от архивариуса, позволило узнать, что Джефф Керр был зачислен на первый курс юридического факультета осенью 1989 года. Его неулыбчивая физиономия красовалась и на фотографии студентов второго курса, сделанной в 1991 году, но Дальше след его терялся. Диплома юриста он не получил.