Я вернулся к нормальному ритму жизни: приезжал на работу, писал свою колонку, возвращался домой. В течение тринадцати лет Марли каждый вечер встречал меня у дверей. Теперь же, когда я входил в дом, мое сердце мучительно сжималось. Да и сам дом казался молчаливым, пустым, не похожим на настоящий. Дженни с маниакальным упорством пылесосила комнаты, стараясь очистить их от шерсти, которая последние два года жизни Марли, казалось, проникла во все щели. Так, медленно, но верно следы пребывания старой собаки в нашем доме исчезали. Однажды утром, надевая ботинки, я обнаружил на стельке шерсть Марли. Видимо, я собрал ее, когда ходил в носках по полу. Я погладил этот клочок двумя пальцами и улыбнулся, а потом показал Дженни со словами: «Не так-то просто нам будет с ним расстаться». Жена посмеялась и вечером в спальне призналась мне (хотя всю неделю избегала говорить на эту тему):
– Я скучаю по нему. Правда, очень-очень скучаю. Мне больно думать о нем…
– Понимаю, – ответил я. – Я тоже по нему скучаю.
Мне захотелось написать о Марли прощальную статью, но я боялся, что смогу выразить свои чувства лишь в форме слезливого сентиментального излияния. Поэтому я занимался темами, менее дорогими моему сердцу. Тем не менее я постоянно носил с собой диктофон, и когда мне в голову приходила интересная мысль, я ее записывал. Я не хотел изображать Марли как идеальную реинкарнацию Лэсси, да и вряд ли бы у меня это получилось. А ведь многие создают в своем воображении идеальный образ своих покойных питомцев, превращая их в сверхъестественно благородных животных, которые при жизни делали для своих хозяев все, разве что не готовили яичницы на завтрак. Нет, я хотел быть честным. Марли на самом деле был смешным огромным недотепой, и он ни черта не понимал в тех командах, которым я пытался его научить. Честно говоря, он с успехом стал бы наихудшей собакой на свете. И все же он интуитивно с самого начала понял, что значит быть лучшим другом человека.
Первую неделю после смерти Марли я несколько раз приходил на его могилу. Отчасти я хотел убедиться, что ночью там не шныряют дикие животные. Могила оставалась нетронутой, только земля немного осела, и я подумал, что надо бы весной насыпать еще пару тележек земли. Но главное – я хотел поддерживать с псом духовную связь. Стоя там, я вспоминал эпизоды из его жизни. Меня смущало то, насколько глубоким оказалось мое горе, вызванное смертью Марли: я переживал больше, чем когда умирали мои знакомые. Естественно, сравнивать смерть человека и собаки было бы кощунством, но, честное слово, помимо членов моей семьи, мало кто был мне настолько самоотверженно предан. Тайком от всех я достал из бардачка поводок Марли, где он лежал с последней поездки в клинику, и припрятал его в одном из ящиков шкафа под стопкой нижнего белья. Теперь я мог каждое утро просто коснуться его.
Всю неделю я ходил с ощущением ноющей боли внутри. Это действительно была физическая боль, немногим отличавшаяся от желудочных колик. Я стал апатичным, вялым. Я даже не мог найти в себе сил, чтобы заняться своими хобби – поиграть на гитаре, вырезать что-то из дерева, почитать. Я был обескуражен, не знал, куда себя деть. В конце концов я начал просто раньше ложиться спать и к десяти часам вечера уже залезал под одеяло.
На Новый год нас пригласили соседи. Друзья выразили нам свои соболезнования, но все старались сделать разговор легким и интересным – ведь приближался Новый год. И все-таки мне удалось поговорить на волнующую меня тему. За ужином к нам подсели наши хорошие друзья Сара и Дэйв Пэндл, супружеская пара, оба ландшафтные дизайнеры. Они переехали в Пенсильванию из Калифорнии. Купив старый заброшенный сарай, Пэндлы перестроили его и теперь жили там. Мы долго говорили о собаках, а также о любви к ним и чувствах, возникающих после смерти любимого животного. Дэйв и Сара пять лет назад усыпили свою любимую австралийскую овчарку Нелли и похоронили ее на холме возле своего дома. Дэйв был одним из наименее сентиментальных людей, которых я когда-либо знал, – стоик из семьи невозмутимых пенсильванских голландцев, но он очень тяжело пережил смерть Нелли. Он рассказал, как бродил по густому лесу за домом, пока не нашел идеальный для ее могилы камень в форме сердца. Резчику лишь оставалось вырезать на нем надпись «Нелли». Прошло уже столько лет, а они все еще оплакивали смерть своего пса. Как сказала Сара, вытирая слезы: «Иногда на жизненном пути встречается такая собака, которая действительно поселяется в твоем сердце, и ее невозможно забыть».
В следующий уикенд я долго гулял по лесу и к утру понедельника, когда вернулся на работу, уже знал, что хочу рассказать о собаке, которая поселилась в моем сердце и которую я никогда не забуду.
Я начал статью, описав прогулку к подножию холма на рассвете с лопатой в руках. Я рассказал о том, как непривычно было выходить на улицу без Марли, сопровождавшего меня повсюду на протяжении всех тринадцати лет своей жизни. «А теперь я один рыл могилу для своего пса», – писал я.
Я процитировал своего отца, который, когда я сообщил ему о том, что Марли пришлось усыпить, сделал псу лучший за всю его жизнь комплимент: «Другого такого, как Марли, уже не будет».
Я долго думал над тем, как описать его, и вот что у меня получилось в итоге: «Никто не называл его замечательной или даже просто хорошей собакой. Он был свободен, как привидение, и силен, как бык. Он с радостью продирался сквозь жизненные трудности, нередко уподобляясь сокрушительным природным стихиям. Он был единственной известной мне собакой, которую выгнали с собачьей площадки». И дальше: «Марли портил диваны, выбивал стекла, ходил в туалет где ни попадя, подбирал использованные консервные банки и прочий хлам. Что касается его ума, скажу только одно: он гонялся бы за собственным хвостом до последнего дня, убежденный в том, что находится на пороге великого собачьего открытия». Но недостатки не были главной чертой моего пса, и я описал его интуицию и способность сопереживать, его нежное обращение с детьми и его простодушие.
Я хотел сказать, насколько сильно Марли затронул важные струнки в наших душах. Именно он преподал нам самые важные в жизни уроки. «Человек многому может научиться у собаки, даже у такой странной, как наша, – писал я. – Марли учил нас жить каждый день весело и радостно, всегда следовать зову своего сердца. Он научил нас ценить простые вещи – прогулку в лесу, первый снегопад, краткий сон в солнечный зимний день. Когда Марли постарел и здоровье его пошатнулось, он научил меня сохранять оптимизм перед лицом трудностей. Но самый большой его подвиг заключается в следующем: он показал мне, что такое настоящая дружба, самоотверженность и истинная верность».
Марли – наставник. Я понял это только после осознания его смерти. Учитель и пример для подражания. Могла ли собака, особенно такая ненормальная, дикая и неуправляемая, как наша, рассказать людям о подлинных жизненных ценностях? Я уверен, что да. Верность. Смелость. Преданность. Простота. Радость. Благодаря Марли мы поняли и то, что в действительности лишь мишура. Собаке ни к чему престижная машина, большой дом или дизайнерская одежда. Для Марли не имел значения наш общественный статус. Зато он радовался обычной палке на берегу океана. Собака оценивает других не по цвету кожи, вероисповеданию или принадлежности к какому-либо классу, а по внутренним качествам. Собаке все равно, бедный ты или богатый, образованный или неграмотный, умный или тугодум. Отдай псу свое сердце, и он ответит тебе тем же. Это действительно очень просто, и только мы, люди, гораздо более мудрые и сложные существа, вечно создаем проблемы, буквально вычисляя, что имеет смысл, а что нет. Пока я писал прощальную статью о Марли, я понял, что истина всегда была рядом с нами и нужно было всего лишь открыть глаза.
И помог мне это осознать громко пыхтящий пес с отвратительными манерами и чистым сердцем.
Я закончил свою статью, отдал ее редактору и поехал домой, чувствуя облегчение и ощущая радость бытия, как будто с моих плеч свалился тяжелый груз.
ГЛАВА 29
ОТ АВТОРА
ОБ АВТОРЕ
Джон Грогэн – ведущий рубрики газеты Philadelphia Inquirer и бывший главный редактор журнала Organic Gardening. Он работал корреспондентом, шеф-редактором и ведущим рубрики в газетах Мичигана и Флориды.
Его работы удостоены множества наград, в том числе премии Национального пресс-клуба «Выбор читателей». Он живет на лесистом холме в Пенсильвании вместе со своей женой Дженни, тремя детьми и удивительно спокойным лабрадором Грейси.
– Я скучаю по нему. Правда, очень-очень скучаю. Мне больно думать о нем…
– Понимаю, – ответил я. – Я тоже по нему скучаю.
Мне захотелось написать о Марли прощальную статью, но я боялся, что смогу выразить свои чувства лишь в форме слезливого сентиментального излияния. Поэтому я занимался темами, менее дорогими моему сердцу. Тем не менее я постоянно носил с собой диктофон, и когда мне в голову приходила интересная мысль, я ее записывал. Я не хотел изображать Марли как идеальную реинкарнацию Лэсси, да и вряд ли бы у меня это получилось. А ведь многие создают в своем воображении идеальный образ своих покойных питомцев, превращая их в сверхъестественно благородных животных, которые при жизни делали для своих хозяев все, разве что не готовили яичницы на завтрак. Нет, я хотел быть честным. Марли на самом деле был смешным огромным недотепой, и он ни черта не понимал в тех командах, которым я пытался его научить. Честно говоря, он с успехом стал бы наихудшей собакой на свете. И все же он интуитивно с самого начала понял, что значит быть лучшим другом человека.
Первую неделю после смерти Марли я несколько раз приходил на его могилу. Отчасти я хотел убедиться, что ночью там не шныряют дикие животные. Могила оставалась нетронутой, только земля немного осела, и я подумал, что надо бы весной насыпать еще пару тележек земли. Но главное – я хотел поддерживать с псом духовную связь. Стоя там, я вспоминал эпизоды из его жизни. Меня смущало то, насколько глубоким оказалось мое горе, вызванное смертью Марли: я переживал больше, чем когда умирали мои знакомые. Естественно, сравнивать смерть человека и собаки было бы кощунством, но, честное слово, помимо членов моей семьи, мало кто был мне настолько самоотверженно предан. Тайком от всех я достал из бардачка поводок Марли, где он лежал с последней поездки в клинику, и припрятал его в одном из ящиков шкафа под стопкой нижнего белья. Теперь я мог каждое утро просто коснуться его.
Всю неделю я ходил с ощущением ноющей боли внутри. Это действительно была физическая боль, немногим отличавшаяся от желудочных колик. Я стал апатичным, вялым. Я даже не мог найти в себе сил, чтобы заняться своими хобби – поиграть на гитаре, вырезать что-то из дерева, почитать. Я был обескуражен, не знал, куда себя деть. В конце концов я начал просто раньше ложиться спать и к десяти часам вечера уже залезал под одеяло.
На Новый год нас пригласили соседи. Друзья выразили нам свои соболезнования, но все старались сделать разговор легким и интересным – ведь приближался Новый год. И все-таки мне удалось поговорить на волнующую меня тему. За ужином к нам подсели наши хорошие друзья Сара и Дэйв Пэндл, супружеская пара, оба ландшафтные дизайнеры. Они переехали в Пенсильванию из Калифорнии. Купив старый заброшенный сарай, Пэндлы перестроили его и теперь жили там. Мы долго говорили о собаках, а также о любви к ним и чувствах, возникающих после смерти любимого животного. Дэйв и Сара пять лет назад усыпили свою любимую австралийскую овчарку Нелли и похоронили ее на холме возле своего дома. Дэйв был одним из наименее сентиментальных людей, которых я когда-либо знал, – стоик из семьи невозмутимых пенсильванских голландцев, но он очень тяжело пережил смерть Нелли. Он рассказал, как бродил по густому лесу за домом, пока не нашел идеальный для ее могилы камень в форме сердца. Резчику лишь оставалось вырезать на нем надпись «Нелли». Прошло уже столько лет, а они все еще оплакивали смерть своего пса. Как сказала Сара, вытирая слезы: «Иногда на жизненном пути встречается такая собака, которая действительно поселяется в твоем сердце, и ее невозможно забыть».
В следующий уикенд я долго гулял по лесу и к утру понедельника, когда вернулся на работу, уже знал, что хочу рассказать о собаке, которая поселилась в моем сердце и которую я никогда не забуду.
Я начал статью, описав прогулку к подножию холма на рассвете с лопатой в руках. Я рассказал о том, как непривычно было выходить на улицу без Марли, сопровождавшего меня повсюду на протяжении всех тринадцати лет своей жизни. «А теперь я один рыл могилу для своего пса», – писал я.
Я процитировал своего отца, который, когда я сообщил ему о том, что Марли пришлось усыпить, сделал псу лучший за всю его жизнь комплимент: «Другого такого, как Марли, уже не будет».
Я долго думал над тем, как описать его, и вот что у меня получилось в итоге: «Никто не называл его замечательной или даже просто хорошей собакой. Он был свободен, как привидение, и силен, как бык. Он с радостью продирался сквозь жизненные трудности, нередко уподобляясь сокрушительным природным стихиям. Он был единственной известной мне собакой, которую выгнали с собачьей площадки». И дальше: «Марли портил диваны, выбивал стекла, ходил в туалет где ни попадя, подбирал использованные консервные банки и прочий хлам. Что касается его ума, скажу только одно: он гонялся бы за собственным хвостом до последнего дня, убежденный в том, что находится на пороге великого собачьего открытия». Но недостатки не были главной чертой моего пса, и я описал его интуицию и способность сопереживать, его нежное обращение с детьми и его простодушие.
Я хотел сказать, насколько сильно Марли затронул важные струнки в наших душах. Именно он преподал нам самые важные в жизни уроки. «Человек многому может научиться у собаки, даже у такой странной, как наша, – писал я. – Марли учил нас жить каждый день весело и радостно, всегда следовать зову своего сердца. Он научил нас ценить простые вещи – прогулку в лесу, первый снегопад, краткий сон в солнечный зимний день. Когда Марли постарел и здоровье его пошатнулось, он научил меня сохранять оптимизм перед лицом трудностей. Но самый большой его подвиг заключается в следующем: он показал мне, что такое настоящая дружба, самоотверженность и истинная верность».
Марли – наставник. Я понял это только после осознания его смерти. Учитель и пример для подражания. Могла ли собака, особенно такая ненормальная, дикая и неуправляемая, как наша, рассказать людям о подлинных жизненных ценностях? Я уверен, что да. Верность. Смелость. Преданность. Простота. Радость. Благодаря Марли мы поняли и то, что в действительности лишь мишура. Собаке ни к чему престижная машина, большой дом или дизайнерская одежда. Для Марли не имел значения наш общественный статус. Зато он радовался обычной палке на берегу океана. Собака оценивает других не по цвету кожи, вероисповеданию или принадлежности к какому-либо классу, а по внутренним качествам. Собаке все равно, бедный ты или богатый, образованный или неграмотный, умный или тугодум. Отдай псу свое сердце, и он ответит тебе тем же. Это действительно очень просто, и только мы, люди, гораздо более мудрые и сложные существа, вечно создаем проблемы, буквально вычисляя, что имеет смысл, а что нет. Пока я писал прощальную статью о Марли, я понял, что истина всегда была рядом с нами и нужно было всего лишь открыть глаза.
И помог мне это осознать громко пыхтящий пес с отвратительными манерами и чистым сердцем.
Я закончил свою статью, отдал ее редактору и поехал домой, чувствуя облегчение и ощущая радость бытия, как будто с моих плеч свалился тяжелый груз.
ГЛАВА 29
Клуб плохих собак
Когда я пришел на работу на следующее утро, на телефоне мигала красная лампочка, говорившая об оставленном сообщении. Я набрал код доступа и впервые в своей жизни услышал: «Ящик голосовой почты переполнен. Пожалуйста, удалите все ненужные сообщения».
Я полез в свою электронную почту. Та же история. Сообщений было огромное количество. Надо сказать, что просмотр утренней почты был для меня своеобразным ритуалом, средством, пусть и не всегда объективным, оценки резонанса, вызванного вчерашней статьей. Всего пять – десять откликов означало, что послание не дошло до читателя, а несколько десятков писем было хорошим знаком. Но в то утро меня просто завалили сообщениями, темы которых звучали примерно так: «Мои искренние соболезнования», «О вашей потере» или просто «Марли».
Любители животных – это особая порода людей с благородной душой, эмпатичных, возможно, немного склонных к сентиментальности, но с чистым и отзывчивым сердцем. Большинство тех, кто писал и звонил, просто выражали свои соболезнования. Они хотели сказать мне, что тоже пережили подобную потерю, и понимают, что сейчас творится в моей душе. У многих читателей в доме жили старые собаки, и они так же, как и мы в свое время, боялись неизбежного.
Одна пара писала: «Мы хорошо вас понимаем, приносим искренние соболезнования относительно вашей утраты Марли и скорбим по нашей любимой Расти. Мы всегда будем по ним скучать, и никто их не заменит». Читательница Джойс благодарила: «Спасибо за то, что напомнили нам о нашем Дункане, который похоронен на заднем дворе». Некая Деби прислала следующее письмо: «Наша семья понимает, что вы испытываете. Прошлым летом мы усыпили своего 13-летнего золотистого ретривера Чуй. Многие из недостатков, которые отмечались у вашей собаки, были и у него. Но когда в свой последний день он не смог даже встать и выйти во двор, мы поняли, что не позволим ему больше страдать. Мы похоронили его на заднем дворике под красным кленом, который всегда будет ему памятником».
Моника, сотрудница рекрутингового агентства и по совместительству хозяйка лабрадора Кэти, написала: «Примите мои соболезнования. Я плачу вместе с вами. Моей девочке Кэти только два года, и я все время думаю: „Моника, ну почему ты позволила этому прекрасному созданию похитить твое сердце?“». А вот письмо Кармелы: «Марли, наверное, был замечательным псом, если семья так любила его. Только собачники могут понять безоговорочную любовь, которую дарят эти животные, и ужасную боль, когда они уходят». Элейн: «Так мало времени отпущено природой нашим любимцам, и большую часть его они ждут, когда мы вернемся домой. Удивительно, сколько любви и радости они приносят в нашу жизнь и как сильно мы сближаемся друг с другом благодаря им». Нэнси: «Собаки – одно из чудес света, они настолько обогащают нашу жизнь!» Мари Пэт: «Я и сегодня скучаю по звуку колокольчиков на ошейнике Макса, которые звенели, когда он ходил по дому и проверял, все ли в порядке. Тишина какое-то время просто сводит с ума, особенно ночью». Конни: «Любить собаку – самое удивительное явление, не правда ли? Эта любовь заставляет нас понять, что наши отношения с другими людьми так же скучны, как политическая хроника».
Когда спустя несколько дней отклики, наконец, перестали поступать, я пересчитал их. Почти восемь сотен человек, в основном любители животных, откликнулись на мою колонку. Это было невероятным излиянием чувств, которое помогло мне придти в себя после смерти Марли. Я прочитал все письма, прослушал все сообщения голосовой почты, ответил кому смог и тогда почувствовал себя лучше. Я словно стал полноправным членом виртуальной группы поддержки. Публичное выражение моего личного горя превратилось в сеанс психотерапии. Оказалось, что среди любителей собак не считалось чем-то постыдным поделиться настоящей, пронзительной болью. Особенно по поводу того, что кажется иным совершенно незначительным, – по поводу кончины старой вонючей собаки.
Люди писали и звонили и по другой причине: им хотелось оспорить один из тезисов моей статьи. Я утверждал, что Марли был самым невоспитанным псом на свете. «Извините, – гласил типичный ответ, – но ваша собака не могла быть самой ужасной в мире, потому что самой ужасной была моя собака». Чтобы доказать свою точку зрения, они детально описывали аморальное поведение своих питомцев. Я узнал о порванных шторах, украденном женском белье, съеденных именинных тортах, поломанных деталях салона машины, потрясающих побегах из дома, а также о проглоченных обручальных кольцах с бриллиантами, по сравнению с чем страсть Марли к золотым цепочкам показалась довольно-таки примитивной. Моя папка «Входящие» напоминала ток-шоу «Плохие собаки и люди, которые их любят», где добровольные жертвы, выстраиваясь в ряд, рассказывали не о достоинствах своих собак, а о недостатках. Интересно, что героями большинства ужасных историй были большие чудаковатые лабрадоры, похожие на моего. Несмотря ни на что мы не были одиноки.
Некая Элисса описала, как ее лабрадор Мо постоянно убегал, когда хозяева уходили и запирали дом. Как правило, его излюбленным способом было выбить оконное стекло. В конце концов Элисса и ее муж плотно закрыли ставнями все окна нижнего этажа. Однако им не пришло в голову проделать то же самое на втором этаже. «Однажды муж вернулся домой и увидел, что одно из окон на верхнем этаже разбито. Он до смерти боялся идти искать пса, опасаясь худшего», – писала она. Но «внезапно Мо с виноватым видом вышел из-за угла дома. Он знал, что у него сейчас будут проблемы, но мы были настолько поражены, как он уцелел, что даже не отругали его. Скорее всего, после прыжка он приземлился на куст, который смягчил падение».
Лабрадор Ларри сначала проглотил лифчик своей хозяйки, а десять дней спустя отрыгнул его в целости и сохранности. Джипси, еще один лабрадор и любитель приключений, съел жалюзи. Джейсон, помесь лабрадора и ирландского сеттера, быстро разобрался с полутораметровым шлангом пылесоса, «арматурой и другими подобными вещами», – рассказал его хозяин Майк. «Помимо этого, Джейсон проел дыру шестьдесят на девяносто сантиметров в пластиковой стене и задними лапами процарапал в ковре метровую борозду, вытягиваясь на своем излюбленном месте под окном, – написал Майк, добавив: – Но я любил этого пса».
Фебу, нечистокровного лабрадора, выгнали из двух собачьих приютов и велели больше не возвращаться, писала хозяйка Эми. «Оказалось, она была лидером стаи, и освободила не только себя, но и еще двух собак. А потом они всю ночь лакомились продуктовыми запасами приюта». Хейден, 40-килограммовый лабрадор, по словам хозяйки Кэролин, ел все, до чего дотягивались его челюсти. В его рацион вошли целая коробка замороженной рыбы, пара замшевых летних туфель и тюбик суперклея, правда, не за один присест. Она добавила: «Его звездный час, однако, настал, когда он сорвал раму от двери гаража. Я сглупила и привязала к ней пса, чтобы он погрелся на солнышке».
Тим поделился, что его палевый лабрадор Ральф был таким же столовым воришкой, как Марли, только умнее. Однажды, перед тем как выйти из дома, Тим положил большую плитку шоколада на холодильник подальше от края, чтобы она была вне зоны досягаемости Ральфа. Но пес открыл лапами ящики серванта и, используя их как ступени, взобрался наверх, после чего смог дотянуться до плитки. Несмотря на передозировку шоколада, у Ральфа не наблюдалось никаких признаков недомогания. «А как-то раз, – писал Тим, – Ральф открыл холодильник и опустошил все наши запасы, за исключением того, что было в банках».
Нэнси вырезала и сохранила мою колонку, потому что Марли очень напоминал ее лабрадора Грейси. «Я положила статью на стол и на минуту отвернулась, чтобы убрать ножницы, – написала она. – За это мгновение Грейси слопала вырезку».
Вот это да! Я чувствовал себя все лучше и лучше. Марли переставал выглядеть таким уж ужасным. Несмотря ни на что, у него было много общего с членами Клуба плохих собак. Я распечатал несколько писем и показал их Дженни, которая, прочитав, засмеялась – в первый раз после смерти Марли. Мои новые друзья из Тайного общества хозяев сумасшедших собак помогли мне больше, чем они думали.
Дни превращались в недели, кончилась зима и началась весна. На могиле Марли выросли бледно-желтые нарциссы, а сверху на них падали белоснежные лепестки вишни. Постепенно жизнь без нашего пса вошла в колею. Бывали дни, когда я и не думал о нем, но вдруг какая-нибудь маленькая деталь – шерстинка на моем свитере, звук поводка в моем ящике, когда я вытаскивал новую пару носков, – возвращала Марли обратно. С течением времени все плохое забывалось и оставались только приятные воспоминания. Давно забытые картины вспыхивали в моей памяти с такой четкостью, будто я просматривал видеопленку. Вот Лиза, раненая девочка, выйдя из больницы, склоняется над ним и целует его в морду. Вот съемочная группа обслуживает его. Вот почтальон каждый день оставляет ему маленький гостинец под дверью. Вот он держит манго передними лапами и выедает мякоть. Вот он тычется носом в детские подгузники, а морда у него одурманенная, как у наркомана, а вот он просит дать ему успокоительные, словно это кусочки нежнейшего мяса. Мимолетные мгновения, которые едва ли достойны места в памяти, они все же отложились в ней, появляясь теперь на моем воображаемом экране в самых неподходящих местах и в самое неподходящее время. Большинство из них заставляли меня улыбнуться, но временами я покусывал губу и замолкал во время разговора.
Один из подобных моментов всплыл в моей памяти во время планерки. Передо мной снова Вест-Палм-Бич, Марли, все еще щенок, и мы с Дженни – счастливые молодожены. Мы прогуливались, взявшись за руки, вдоль Берегового канала прохладным зимним днем, а Марли бежал впереди, ведя нас за собой. Я позволил ему запрыгнуть на бетонный волнорез шириной около 60 см и высотой почти метр. «Джон, он может упасть», – предупредила Дженни. Я спросил: «Неужели ты считаешь его настолько глупым, чтобы он сиганул вниз с края пропасти?». Через десять секунд он именно так и поступил, плюхнувшись в воду с громким шлепком. Чтобы вытащить его на берег, нам пришлось срочно организовывать спасательную операцию.
Через несколько дней, когда я ехал на интервью, в памяти всплыла еще одна сцена, опять-таки из времен, когда мы с Дженни еще не завели детей. Мы решили провести романтический уикенд и сняли бунгало на острове Санибель. Невеста, жених и Марли. Я совершенно забыл о том уикенде, и вот воспоминание вернулось, причем так ярко, как если бы это было вчера. Мы едем на машине через весь штат, а Марли втиснулся между нами, время от времени случайно передвигая носом рычаг переключения передач в нейтральное положение. После дня, проведенного на пляже, мы искупали его в ванне, и все помещение оказалось забрызгано мыльной пеной с песком и водой. А потом мы с Дженни занимались любовью на прохладных хлопчатобумажных простынях, в открытые окна дул океанский бриз, а наш пес лупил по матрацу своим выдровым хвостом.
Марли был центральным персонажем в самых счастливых главах истории нашей совместной жизни. В них описывались наша любовь и наши взаимоотношения, наши карьеры и рождение детей; все успехи, разочарования и открытия. Он вошел в нашу жизнь как раз тогда, когда мы пытались представить себе, как нам удастся сохранить свою свободу в браке и реализовать себя. Он присоединился к нам тогда, когда мы столкнулись с тем, с чем сталкивается каждая пара, – с болезненным зачастую процессом соединения двух разных прошлых в одно общее будущее. Он стал плотно вшитой ниточкой в узоре на полотне нашей совместной жизни. Точно так же, как мы помогли ему превратиться в домашнего любимца, он помог нам превратиться в супружескую пару, родителей, любителей животных, во взрослых. Несмотря на все разочарования и несбывшиеся ожидания, Марли преподнес нам бесценный подарок. Он научил нас искусству безграничной любви. Как дарить, как принимать ее. А там, где она есть, все остальное приложится.
На следующее лето после смерти Марли мы соорудили бассейн, и я не мог не думать о том, как бы он понравился нашему неутомимому водоплавающему псу. (Он, конечно, моментально процарапал бы прокладки и забил фильтр своей шерстью.) Дженни все удивлялась, насколько просто было поддерживать дом в чистоте без собаки. Я признался, что мне нравится гулять босиком по газону, не вглядываясь, куда наступать. Сам садик выглядел намного лучше, чем когда по нему носился туда-сюда огромный охотник за кроликами с тяжеленными лапами. Вне всяких сомнений, жизнь без собаки была легче и необыкновенно проще. Мы могли вместе уехать на выходные, не ломая себе голову, куда пристроить пса. Мы могли пойти пообедать, не опасаясь за свое имущество. Дети могли спокойно есть за столом, и никому не надо было следить, чтобы собака не залезла к ним в тарелку. Когда мы уходили, мусорное ведро не нужно было ставить на кухонный шкаф. Мы могли спокойно наслаждаться сверканием молний за окном. Особенно меня радовала свобода передвижения по дому без гигантского желтого магнита, приклеенного к моим пяткам.
Однако без собаки мы не чувствовали себя полноценной семьей.
Однажды поздним летом я спустился к завтраку, и Дженни передала мне раскрытую газету.
– Ты не поверишь в это, – сказала она.
Раз в неделю наша местная газета публиковала фото и давала описание какой-нибудь собаки из приюта бродячих животных. Указывалось имя собаки и давалась ее краткая характеристика от первого лица, будто само животное описывает свои лучшие качества. Это была хитрость, с помощью которой сотрудники приюта старались представить собаку очаровательной и милой. Мы всегда находили эти собачьи резюме забавными, ибо налицо была попытка навести лоск на этих никому не нужных животных, от которых однажды уже отказались хозяева.
В тот день на меня со страниц газеты смотрела морда, которую я мгновенно узнал. Наш Марли. Или, по крайней мере, собака, которая была его точной копией. Огромный кобель-лабрадор с похожей на наковальню головой, морщинистым лбом и вислыми ушами, забавно оттопыренными назад под углом. Он смотрел прямо в объектив, явно дрожа от нетерпеливого желания сбить фотографа с ног и попытаться проглотить камеру. Под фото значилась надпись: «Счастливчик». Я прочитал вслух объявление о продаже. «Я полон сил. Мне будет хорошо у спокойных хозяев, пока я учусь контролировать уровень своей энергии. Моя жизнь была нелегкой, поэтому моя новая семья должна проявить терпение и продолжить обучать меня собачьим манерам».
– О боже, – воскликнул я. – Это он. Он восстал из мертвых.
– Реинкарнация, – подтвердила Дженни.
Сходство Счастливчика и Марли было поразительным. Полон сил? Проблемы с контролем энергии? Обучать собачьим манерам? Нам были хорошо знакомы эти эвфемизмы, потому что мы сами их использовали. Наш умственно отсталый пес вернулся, снова молодой и сильный, и еще более дикий. Мы оба стояли над газетой, не произнося ни слова.
– Мне кажется, можно просто сходить посмотреть на него, – наконец сказал я.
– Да, только для смеха, – добавила Дженни.
– Правильно. Просто из любопытства.
– Это никому не повредит.
– Конечно, – согласился я.
– Что ж, – сказала Дженни, – почему бы и нет?
– Что мы теряем? – подытожил я.
Я полез в свою электронную почту. Та же история. Сообщений было огромное количество. Надо сказать, что просмотр утренней почты был для меня своеобразным ритуалом, средством, пусть и не всегда объективным, оценки резонанса, вызванного вчерашней статьей. Всего пять – десять откликов означало, что послание не дошло до читателя, а несколько десятков писем было хорошим знаком. Но в то утро меня просто завалили сообщениями, темы которых звучали примерно так: «Мои искренние соболезнования», «О вашей потере» или просто «Марли».
Любители животных – это особая порода людей с благородной душой, эмпатичных, возможно, немного склонных к сентиментальности, но с чистым и отзывчивым сердцем. Большинство тех, кто писал и звонил, просто выражали свои соболезнования. Они хотели сказать мне, что тоже пережили подобную потерю, и понимают, что сейчас творится в моей душе. У многих читателей в доме жили старые собаки, и они так же, как и мы в свое время, боялись неизбежного.
Одна пара писала: «Мы хорошо вас понимаем, приносим искренние соболезнования относительно вашей утраты Марли и скорбим по нашей любимой Расти. Мы всегда будем по ним скучать, и никто их не заменит». Читательница Джойс благодарила: «Спасибо за то, что напомнили нам о нашем Дункане, который похоронен на заднем дворе». Некая Деби прислала следующее письмо: «Наша семья понимает, что вы испытываете. Прошлым летом мы усыпили своего 13-летнего золотистого ретривера Чуй. Многие из недостатков, которые отмечались у вашей собаки, были и у него. Но когда в свой последний день он не смог даже встать и выйти во двор, мы поняли, что не позволим ему больше страдать. Мы похоронили его на заднем дворике под красным кленом, который всегда будет ему памятником».
Моника, сотрудница рекрутингового агентства и по совместительству хозяйка лабрадора Кэти, написала: «Примите мои соболезнования. Я плачу вместе с вами. Моей девочке Кэти только два года, и я все время думаю: „Моника, ну почему ты позволила этому прекрасному созданию похитить твое сердце?“». А вот письмо Кармелы: «Марли, наверное, был замечательным псом, если семья так любила его. Только собачники могут понять безоговорочную любовь, которую дарят эти животные, и ужасную боль, когда они уходят». Элейн: «Так мало времени отпущено природой нашим любимцам, и большую часть его они ждут, когда мы вернемся домой. Удивительно, сколько любви и радости они приносят в нашу жизнь и как сильно мы сближаемся друг с другом благодаря им». Нэнси: «Собаки – одно из чудес света, они настолько обогащают нашу жизнь!» Мари Пэт: «Я и сегодня скучаю по звуку колокольчиков на ошейнике Макса, которые звенели, когда он ходил по дому и проверял, все ли в порядке. Тишина какое-то время просто сводит с ума, особенно ночью». Конни: «Любить собаку – самое удивительное явление, не правда ли? Эта любовь заставляет нас понять, что наши отношения с другими людьми так же скучны, как политическая хроника».
Когда спустя несколько дней отклики, наконец, перестали поступать, я пересчитал их. Почти восемь сотен человек, в основном любители животных, откликнулись на мою колонку. Это было невероятным излиянием чувств, которое помогло мне придти в себя после смерти Марли. Я прочитал все письма, прослушал все сообщения голосовой почты, ответил кому смог и тогда почувствовал себя лучше. Я словно стал полноправным членом виртуальной группы поддержки. Публичное выражение моего личного горя превратилось в сеанс психотерапии. Оказалось, что среди любителей собак не считалось чем-то постыдным поделиться настоящей, пронзительной болью. Особенно по поводу того, что кажется иным совершенно незначительным, – по поводу кончины старой вонючей собаки.
Люди писали и звонили и по другой причине: им хотелось оспорить один из тезисов моей статьи. Я утверждал, что Марли был самым невоспитанным псом на свете. «Извините, – гласил типичный ответ, – но ваша собака не могла быть самой ужасной в мире, потому что самой ужасной была моя собака». Чтобы доказать свою точку зрения, они детально описывали аморальное поведение своих питомцев. Я узнал о порванных шторах, украденном женском белье, съеденных именинных тортах, поломанных деталях салона машины, потрясающих побегах из дома, а также о проглоченных обручальных кольцах с бриллиантами, по сравнению с чем страсть Марли к золотым цепочкам показалась довольно-таки примитивной. Моя папка «Входящие» напоминала ток-шоу «Плохие собаки и люди, которые их любят», где добровольные жертвы, выстраиваясь в ряд, рассказывали не о достоинствах своих собак, а о недостатках. Интересно, что героями большинства ужасных историй были большие чудаковатые лабрадоры, похожие на моего. Несмотря ни на что мы не были одиноки.
Некая Элисса описала, как ее лабрадор Мо постоянно убегал, когда хозяева уходили и запирали дом. Как правило, его излюбленным способом было выбить оконное стекло. В конце концов Элисса и ее муж плотно закрыли ставнями все окна нижнего этажа. Однако им не пришло в голову проделать то же самое на втором этаже. «Однажды муж вернулся домой и увидел, что одно из окон на верхнем этаже разбито. Он до смерти боялся идти искать пса, опасаясь худшего», – писала она. Но «внезапно Мо с виноватым видом вышел из-за угла дома. Он знал, что у него сейчас будут проблемы, но мы были настолько поражены, как он уцелел, что даже не отругали его. Скорее всего, после прыжка он приземлился на куст, который смягчил падение».
Лабрадор Ларри сначала проглотил лифчик своей хозяйки, а десять дней спустя отрыгнул его в целости и сохранности. Джипси, еще один лабрадор и любитель приключений, съел жалюзи. Джейсон, помесь лабрадора и ирландского сеттера, быстро разобрался с полутораметровым шлангом пылесоса, «арматурой и другими подобными вещами», – рассказал его хозяин Майк. «Помимо этого, Джейсон проел дыру шестьдесят на девяносто сантиметров в пластиковой стене и задними лапами процарапал в ковре метровую борозду, вытягиваясь на своем излюбленном месте под окном, – написал Майк, добавив: – Но я любил этого пса».
Фебу, нечистокровного лабрадора, выгнали из двух собачьих приютов и велели больше не возвращаться, писала хозяйка Эми. «Оказалось, она была лидером стаи, и освободила не только себя, но и еще двух собак. А потом они всю ночь лакомились продуктовыми запасами приюта». Хейден, 40-килограммовый лабрадор, по словам хозяйки Кэролин, ел все, до чего дотягивались его челюсти. В его рацион вошли целая коробка замороженной рыбы, пара замшевых летних туфель и тюбик суперклея, правда, не за один присест. Она добавила: «Его звездный час, однако, настал, когда он сорвал раму от двери гаража. Я сглупила и привязала к ней пса, чтобы он погрелся на солнышке».
Тим поделился, что его палевый лабрадор Ральф был таким же столовым воришкой, как Марли, только умнее. Однажды, перед тем как выйти из дома, Тим положил большую плитку шоколада на холодильник подальше от края, чтобы она была вне зоны досягаемости Ральфа. Но пес открыл лапами ящики серванта и, используя их как ступени, взобрался наверх, после чего смог дотянуться до плитки. Несмотря на передозировку шоколада, у Ральфа не наблюдалось никаких признаков недомогания. «А как-то раз, – писал Тим, – Ральф открыл холодильник и опустошил все наши запасы, за исключением того, что было в банках».
Нэнси вырезала и сохранила мою колонку, потому что Марли очень напоминал ее лабрадора Грейси. «Я положила статью на стол и на минуту отвернулась, чтобы убрать ножницы, – написала она. – За это мгновение Грейси слопала вырезку».
Вот это да! Я чувствовал себя все лучше и лучше. Марли переставал выглядеть таким уж ужасным. Несмотря ни на что, у него было много общего с членами Клуба плохих собак. Я распечатал несколько писем и показал их Дженни, которая, прочитав, засмеялась – в первый раз после смерти Марли. Мои новые друзья из Тайного общества хозяев сумасшедших собак помогли мне больше, чем они думали.
Дни превращались в недели, кончилась зима и началась весна. На могиле Марли выросли бледно-желтые нарциссы, а сверху на них падали белоснежные лепестки вишни. Постепенно жизнь без нашего пса вошла в колею. Бывали дни, когда я и не думал о нем, но вдруг какая-нибудь маленькая деталь – шерстинка на моем свитере, звук поводка в моем ящике, когда я вытаскивал новую пару носков, – возвращала Марли обратно. С течением времени все плохое забывалось и оставались только приятные воспоминания. Давно забытые картины вспыхивали в моей памяти с такой четкостью, будто я просматривал видеопленку. Вот Лиза, раненая девочка, выйдя из больницы, склоняется над ним и целует его в морду. Вот съемочная группа обслуживает его. Вот почтальон каждый день оставляет ему маленький гостинец под дверью. Вот он держит манго передними лапами и выедает мякоть. Вот он тычется носом в детские подгузники, а морда у него одурманенная, как у наркомана, а вот он просит дать ему успокоительные, словно это кусочки нежнейшего мяса. Мимолетные мгновения, которые едва ли достойны места в памяти, они все же отложились в ней, появляясь теперь на моем воображаемом экране в самых неподходящих местах и в самое неподходящее время. Большинство из них заставляли меня улыбнуться, но временами я покусывал губу и замолкал во время разговора.
Один из подобных моментов всплыл в моей памяти во время планерки. Передо мной снова Вест-Палм-Бич, Марли, все еще щенок, и мы с Дженни – счастливые молодожены. Мы прогуливались, взявшись за руки, вдоль Берегового канала прохладным зимним днем, а Марли бежал впереди, ведя нас за собой. Я позволил ему запрыгнуть на бетонный волнорез шириной около 60 см и высотой почти метр. «Джон, он может упасть», – предупредила Дженни. Я спросил: «Неужели ты считаешь его настолько глупым, чтобы он сиганул вниз с края пропасти?». Через десять секунд он именно так и поступил, плюхнувшись в воду с громким шлепком. Чтобы вытащить его на берег, нам пришлось срочно организовывать спасательную операцию.
Через несколько дней, когда я ехал на интервью, в памяти всплыла еще одна сцена, опять-таки из времен, когда мы с Дженни еще не завели детей. Мы решили провести романтический уикенд и сняли бунгало на острове Санибель. Невеста, жених и Марли. Я совершенно забыл о том уикенде, и вот воспоминание вернулось, причем так ярко, как если бы это было вчера. Мы едем на машине через весь штат, а Марли втиснулся между нами, время от времени случайно передвигая носом рычаг переключения передач в нейтральное положение. После дня, проведенного на пляже, мы искупали его в ванне, и все помещение оказалось забрызгано мыльной пеной с песком и водой. А потом мы с Дженни занимались любовью на прохладных хлопчатобумажных простынях, в открытые окна дул океанский бриз, а наш пес лупил по матрацу своим выдровым хвостом.
Марли был центральным персонажем в самых счастливых главах истории нашей совместной жизни. В них описывались наша любовь и наши взаимоотношения, наши карьеры и рождение детей; все успехи, разочарования и открытия. Он вошел в нашу жизнь как раз тогда, когда мы пытались представить себе, как нам удастся сохранить свою свободу в браке и реализовать себя. Он присоединился к нам тогда, когда мы столкнулись с тем, с чем сталкивается каждая пара, – с болезненным зачастую процессом соединения двух разных прошлых в одно общее будущее. Он стал плотно вшитой ниточкой в узоре на полотне нашей совместной жизни. Точно так же, как мы помогли ему превратиться в домашнего любимца, он помог нам превратиться в супружескую пару, родителей, любителей животных, во взрослых. Несмотря на все разочарования и несбывшиеся ожидания, Марли преподнес нам бесценный подарок. Он научил нас искусству безграничной любви. Как дарить, как принимать ее. А там, где она есть, все остальное приложится.
На следующее лето после смерти Марли мы соорудили бассейн, и я не мог не думать о том, как бы он понравился нашему неутомимому водоплавающему псу. (Он, конечно, моментально процарапал бы прокладки и забил фильтр своей шерстью.) Дженни все удивлялась, насколько просто было поддерживать дом в чистоте без собаки. Я признался, что мне нравится гулять босиком по газону, не вглядываясь, куда наступать. Сам садик выглядел намного лучше, чем когда по нему носился туда-сюда огромный охотник за кроликами с тяжеленными лапами. Вне всяких сомнений, жизнь без собаки была легче и необыкновенно проще. Мы могли вместе уехать на выходные, не ломая себе голову, куда пристроить пса. Мы могли пойти пообедать, не опасаясь за свое имущество. Дети могли спокойно есть за столом, и никому не надо было следить, чтобы собака не залезла к ним в тарелку. Когда мы уходили, мусорное ведро не нужно было ставить на кухонный шкаф. Мы могли спокойно наслаждаться сверканием молний за окном. Особенно меня радовала свобода передвижения по дому без гигантского желтого магнита, приклеенного к моим пяткам.
Однако без собаки мы не чувствовали себя полноценной семьей.
Однажды поздним летом я спустился к завтраку, и Дженни передала мне раскрытую газету.
– Ты не поверишь в это, – сказала она.
Раз в неделю наша местная газета публиковала фото и давала описание какой-нибудь собаки из приюта бродячих животных. Указывалось имя собаки и давалась ее краткая характеристика от первого лица, будто само животное описывает свои лучшие качества. Это была хитрость, с помощью которой сотрудники приюта старались представить собаку очаровательной и милой. Мы всегда находили эти собачьи резюме забавными, ибо налицо была попытка навести лоск на этих никому не нужных животных, от которых однажды уже отказались хозяева.
В тот день на меня со страниц газеты смотрела морда, которую я мгновенно узнал. Наш Марли. Или, по крайней мере, собака, которая была его точной копией. Огромный кобель-лабрадор с похожей на наковальню головой, морщинистым лбом и вислыми ушами, забавно оттопыренными назад под углом. Он смотрел прямо в объектив, явно дрожа от нетерпеливого желания сбить фотографа с ног и попытаться проглотить камеру. Под фото значилась надпись: «Счастливчик». Я прочитал вслух объявление о продаже. «Я полон сил. Мне будет хорошо у спокойных хозяев, пока я учусь контролировать уровень своей энергии. Моя жизнь была нелегкой, поэтому моя новая семья должна проявить терпение и продолжить обучать меня собачьим манерам».
– О боже, – воскликнул я. – Это он. Он восстал из мертвых.
– Реинкарнация, – подтвердила Дженни.
Сходство Счастливчика и Марли было поразительным. Полон сил? Проблемы с контролем энергии? Обучать собачьим манерам? Нам были хорошо знакомы эти эвфемизмы, потому что мы сами их использовали. Наш умственно отсталый пес вернулся, снова молодой и сильный, и еще более дикий. Мы оба стояли над газетой, не произнося ни слова.
– Мне кажется, можно просто сходить посмотреть на него, – наконец сказал я.
– Да, только для смеха, – добавила Дженни.
– Правильно. Просто из любопытства.
– Это никому не повредит.
– Конечно, – согласился я.
– Что ж, – сказала Дженни, – почему бы и нет?
– Что мы теряем? – подытожил я.
ОТ АВТОРА
Один писатель в поле не воин, поэтому мне хотелось бы сказать слова благодарности многим людям, чья поддержка помогла мне претворить в жизнь замысел этой книги. Прежде всего я хочу выразить глубокую признательность своему агенту, талантливой и неутомимой Лори Эбкемайер из компании DeFiore, которая поверила в мою историю и мои способности даже раньше меня самого. Я убежден, что без ее энтузиазма и полезных наставлений эта книга так и осталась бы в моем воображении. Спасибо, Лори. Ты поверенный в моих делах, мой адвокат, мой друг.
Искренне благодарю своего замечательного редактора Мауро Ди Прета, чьи справедливые и разумные замечания помогли сделать эту книгу лучше, и всегда веселую Джоэль Юдин, которая следила за всем процессом ее создания. Мне также хочется поблагодарить Майкла Моррисона, Лизу Гэллахер, Сила Балленджера, Анну Марию Эллесси, Кристину Танигава, Ричарда Акуана и всех-всех сотрудников издательства HarperCollins за то, что они полюбили Марли и сделали мою мечту явью.
Признаю, что я должник редакторов газеты Philadelphia Inquirer: они вызволили меня из добровольной ссылки из газетного бизнеса, который я обожаю, и подарили мне бесценный подарок в виде собственной колонки в одной из ведущих американских газет.
Я не могу передать, насколько я благодарен Анне Квиндлен, чьи энтузиазм и поддержка помогли мне больше, чем она может представить.
Спасибо от всего сердца Джону Кацу, который давал мне ценные советы и постоянно находился на связи и чьи книги вдохновили меня, особенно «Год собаки. Двенадцать месяцев, четыре собаки и я» (A Dog Year: Twelve Months, Four Dogs, and Me).
Спасибо Джиму Тольпину, ужасно занятому юристу, который всегда находил время дать мне бесплатные и мудрые рекомендации. Спасибо Питу и Морин Келли, чья поддержка вдохновляла меня. Я никогда не забуду ваш великолепный коттедж с видом на озеро Гурон. Спасибо Рэю и ДжоЭнн Смит за то, что были рядом, когда я больше всего в них нуждался, а также Тимоти Р. Смиту за красивую музыку, которая заставила меня плакать. Спасибо Землекопу Дэну за постоянные поставки копченого мяса и моим братьям, Мариджо, Тимоти и Майклу Грогэнам за поддержку. Спасибо Марии Родейл за искреннее доверие и помощь в обретении душевного равновесия. Спасибо всем моим друзьям и коллегам, которых слишком много, чтобы здесь упомянуть всех, за их доброту, поддержку и добрые пожелания… Спасибо вам.
Я не смог бы осуществить этот проект даже в воображении, если бы не моя мама Рут Мари Ховард Грогэн, которая в детстве научила меня радоваться хорошо рассказанной сказке и поделилась своим даром со мной. Я вспоминаю с грустью и отдаю должное самому верному своему поклоннику, своему отцу Ричарду Фрэнку Грогэну, который скончался 23 декабря 2004 года, пока эта книга готовилась к печати. Он так и не успел прочесть мой труд, но однажды вечером, когда здоровье уже подводило его, я сел рядом и прочел ему вслух несколько глав. Он слушал меня и улыбался. Эту улыбку я никогда не забуду.
Я многим обязан своей замечательной и терпеливой жене Дженни и своим детям Патрику, Конору и Колин, которые разрешили мне выставить их на всеобщее обозрение и поделиться самыми интимными подробностями нашей семейной жизни.
И, наконец (да, еще раз), я хочу поблагодарить своего незадачливого четвероногого друга, без которого не было бы этой книги. Он был бы рад узнать, что благодаря ей его долг перед нами за все порванные матрацы, разрушенные стены и ценные проглоченные предметы покрыт сполна.
Искренне благодарю своего замечательного редактора Мауро Ди Прета, чьи справедливые и разумные замечания помогли сделать эту книгу лучше, и всегда веселую Джоэль Юдин, которая следила за всем процессом ее создания. Мне также хочется поблагодарить Майкла Моррисона, Лизу Гэллахер, Сила Балленджера, Анну Марию Эллесси, Кристину Танигава, Ричарда Акуана и всех-всех сотрудников издательства HarperCollins за то, что они полюбили Марли и сделали мою мечту явью.
Признаю, что я должник редакторов газеты Philadelphia Inquirer: они вызволили меня из добровольной ссылки из газетного бизнеса, который я обожаю, и подарили мне бесценный подарок в виде собственной колонки в одной из ведущих американских газет.
Я не могу передать, насколько я благодарен Анне Квиндлен, чьи энтузиазм и поддержка помогли мне больше, чем она может представить.
Спасибо от всего сердца Джону Кацу, который давал мне ценные советы и постоянно находился на связи и чьи книги вдохновили меня, особенно «Год собаки. Двенадцать месяцев, четыре собаки и я» (A Dog Year: Twelve Months, Four Dogs, and Me).
Спасибо Джиму Тольпину, ужасно занятому юристу, который всегда находил время дать мне бесплатные и мудрые рекомендации. Спасибо Питу и Морин Келли, чья поддержка вдохновляла меня. Я никогда не забуду ваш великолепный коттедж с видом на озеро Гурон. Спасибо Рэю и ДжоЭнн Смит за то, что были рядом, когда я больше всего в них нуждался, а также Тимоти Р. Смиту за красивую музыку, которая заставила меня плакать. Спасибо Землекопу Дэну за постоянные поставки копченого мяса и моим братьям, Мариджо, Тимоти и Майклу Грогэнам за поддержку. Спасибо Марии Родейл за искреннее доверие и помощь в обретении душевного равновесия. Спасибо всем моим друзьям и коллегам, которых слишком много, чтобы здесь упомянуть всех, за их доброту, поддержку и добрые пожелания… Спасибо вам.
Я не смог бы осуществить этот проект даже в воображении, если бы не моя мама Рут Мари Ховард Грогэн, которая в детстве научила меня радоваться хорошо рассказанной сказке и поделилась своим даром со мной. Я вспоминаю с грустью и отдаю должное самому верному своему поклоннику, своему отцу Ричарду Фрэнку Грогэну, который скончался 23 декабря 2004 года, пока эта книга готовилась к печати. Он так и не успел прочесть мой труд, но однажды вечером, когда здоровье уже подводило его, я сел рядом и прочел ему вслух несколько глав. Он слушал меня и улыбался. Эту улыбку я никогда не забуду.
Я многим обязан своей замечательной и терпеливой жене Дженни и своим детям Патрику, Конору и Колин, которые разрешили мне выставить их на всеобщее обозрение и поделиться самыми интимными подробностями нашей семейной жизни.
И, наконец (да, еще раз), я хочу поблагодарить своего незадачливого четвероногого друга, без которого не было бы этой книги. Он был бы рад узнать, что благодаря ей его долг перед нами за все порванные матрацы, разрушенные стены и ценные проглоченные предметы покрыт сполна.
ОБ АВТОРЕ
Джон Грогэн – ведущий рубрики газеты Philadelphia Inquirer и бывший главный редактор журнала Organic Gardening. Он работал корреспондентом, шеф-редактором и ведущим рубрики в газетах Мичигана и Флориды.
Его работы удостоены множества наград, в том числе премии Национального пресс-клуба «Выбор читателей». Он живет на лесистом холме в Пенсильвании вместе со своей женой Дженни, тремя детьми и удивительно спокойным лабрадором Грейси.