Кто в своей жизни не отваживался предпринять поездку в горы, тот начисто лишен всякой возможности увидеть с заоблачных высот дикую красоту бездонных пропастей, почти наглухо замкнутых ущелий, а также горных отрогов с реденьким лесочком, своими корнями вцепившимся в замшелые валуны.
   Наш автобус перед завершающим подъемом натруженно хрипел и чихал, порой останавливался и двигался вперед рывками, с трудом преодолевая все новые и новые повороты дорожного серпантина.
   В Хороге я разыскал Евтуха довольно быстро. Пораженный моим появлением, он долго не запирался и свою вину признал.
   Оказалось, что в ту памятную ночь, будучи пьян и потеряв Манзырева, он забрел черт знает куда. Внезапно увидел какую-то женщину, тоже, как видно, пьяную. Он на нее напал. Она стала яростно сопротивляться. Вот тогда, обозленный этим и совершенно неожиданно для себя, он и нанес ей несколько ударов по голове камнем, подвернувшимся под руку.
   Об аресте какого-то Мягкова, заподозренного в убийстве пьяной женщины, Евтух ничего не слышал, как не знал и его самого.
   На следующий день я вместе с ним (в наручниках и в сопровождении вооруженного конвоира-милиционера) вылетел рейсовым самолетом в Душанбе, а оттуда - в Ашхабад.
   Там я освободил Мягкова по своему постановлению о прекращении в отношении его дела, за отсутствием в его действиях состава преступления. В следственный кабинет он явился сумрачный, сопровождаемый своим адвокатом, и молчаливо уставился на меня. Я выложил на стол свое постановление и предложил с ним ознакомиться.
   Что произошло после того, трудно передать словами. Мягков, испуганно озираясь и тяжело дыша, буквально рухнул на стул. А его адвокат, будто благополучно решилась его собственная судьба, все восклицал:
   - В моей практике это единственный случай, когда следователь приложил столько усилий только для того, чтобы вызволить обвиняемого из беды!
   Потом состоялся еще один допрос Мягкова в качестве свободного человека.
   И лента прежних его показаний как бы стала уже раскручиваться в обратном направлении. Я его спросил:
   - Скажите, это правда, что весь вечер в то воскресенье вы провели в кафе парка железнодорожников, где Духонина за общим столом сидела недалеко от вас?
   - Все так и было.
   - Вы из парка железнодорожников Духонину пошли провожать?
   - Пошел.
   - Во дворе у нее вы как себя вели?
   - Это тошно и вспоминать. Все было так, как показали ее соседи по дому.
   - Вы к Духониной приставали?
   - Приставал.
   - Лицо она исцарапала вам?
   - Она сопротивлялась. Дело мужское, полез к ней силой.
   - Обнаруженные во дворе у них на лавочке шляпа и расческа когда там были забыты?
   - Я забыл их, собираясь уйти домой. Это было уже поздно ночью, в понедельник.
   - Каким образом ваша сперма могла попасть к вам на брюки костюма и на ее платье?
   - Эти брюки были на мне. И когда я к ней приставал, то не сдержался и...
   - Как Духонина снова оказалась на улице?
   - Увязалась проводить меня домой. Ведь я еле держался на ногах.
   - И проводила?
   - Только до поворота у дровяного склада.
   - Почему избрали дорогу в направлении топливного склада?
   - Для меня это самый короткий путь. О том, где я жил, Духонина хорошо знала.
   - Зачем вы так долго все это скрывали? Ведь за заведомо ложные показания в последующем вас мог бы осудить и суд, признав виновным в изнасиловании и убийстве Духониной?
   - Дураков нет! - выпалил Мягков.
   Я понял: над ним все время довлела железная логика обывателя: скажешь правду - и тебе сразу пришьют вину, от которой не отвяжешься.
   Из тюрьмы мы вышли втроем: я, Мягков и его адвокат. А дальше наши пути разошлись.
   Должен признать, что с этим уголовным делом мне еще пришлось повозиться: получить санкцию на арест Евтуха, предъявить ему обвинение, избрать в отношении его мерой пресечения содержание под стражей в тюрьме, обеспечить защитой в лице адвоката.
   Кроме того, я доставил Евтуха в Кизыл-Арват, где в присутствии понятых он воспроизвел события. Самое удивительное, что это все он хорошо помнил.
   Уже после передачи дела Евтуха в суд один наш сотрудник восхитился:
   - Ты, словно космонавт, умудрился налетать и наездить по делу черт знает сколько. Вначале полетел из Москвы в Ашхабад, потом добрался до Кизыл-Арвата, оттуда возвратился в Ашхабад, проехался в город Мары и в совхоз "Каракум-канал", вернулся через Мары в Ашхабад, побывал в Ташкенте, снова в Ашхабаде, а затем в Алма-Ате, Джалал-Абаде и городе Ош. Из него оказался в высокогорном городе Хорог, а оттуда пролетел самолетами в Душанбе и снова в Ашхабад. К этому еще можно добавить очередную поездку в Кизыл-Арват и обратно и заключительный полет из Ашхабада в Москву. От всего этого голова идет кругом. - И закончил: - Стоило ли это все делать? Чего ты в конечном счете добился? Вместо одного пьяницы теперь осудят другого. Итог довольно грустный, ты не находишь?
   - Нет. Ведь осудят человека действительно виновного в убийстве женщины, а не отца семейства с двумя малолетними детишками. Разве я не был обязан установить истину?
   И, соглашаясь со мной, мой собеседник произнес:
   - Возможно, что ты поступил по совести, верно. Однако такого дела я больше не знаю.
   Евтух за совершенное преступление был наказан сравнительн о мягко осужден к пяти годам тюремного заключения. При определении ему меры наказания суд безусловно принял во внимание его чистосердечное признание. С моей точки зрения, это было правильно.
   Тюремная встреча
   За годы своей следственной работы мне приходилось бывать в разных тюрьмах нашей страны, где я допрашивал задержанных по подозрениям в совершенных преступлениях, а также обвиняемых, проходивших по моим делам. В Москве это была Бутырская тюрьма, Невинская тюрьма на улице Матросская Тишина и тюрьма в Лефортове; в Ленинграде - городская тюрьма Кресты; в Одессе - так называемый "Кичман"; в Баку - Баилевская тюрьма, у самого Каспия; на периферии - тюрьмы в Тбилиси, Ашхабаде, Киеве, Кишиневе, Владивостоке, а также в Абхазии - Драндская тюрьма у Черного моря и тюрьмы в других городах.
   Бывал я и в исправительно-трудовых лагерях, где отбывают свои сроки наказания заключенные.
   Естественно, что во время моих хождений по тюрьмам и лагерям иногда возникали прелюбопытнейшие ситуации.
   Помню, например, осенью 1961 года мне довелось допрашивать в так называемом Владимирском цент рале особо опасного преступника (главаря банды) - Арифметчикова из поселка Петушки Владимирской области; его бандой было совершено несколько вооруженных ограблений и убийств.
   Этот Арифметчиков одной своей внешностью мог навести страх: лицо закоренелого убийцы, пристальный взгляд почти не мигающих глаз, сиплый голос и крутой разворот плеч, татуированная широкая грудь. С момента своего ареста он шел почти без признания, напропалую дерзил, вел себя нагло.
   В тот раз один из надзирателей меня предупредил о том, что этот бандюга в камере во всеуслышание грозился своего следователя "пришить". Игнорировать этот сигнал надзирателя было глупо. От Арифметчикова можно было ожидать всего, поэтому я попросил, чтобы конвоир от кабинета, где я буду допрашивать Арифметчикова, далеко не отходил и в случае чего был готов прийти мне на помощь.
   Встретил я его, как обычно, спокойно.
   Брякнувшись на табурет для допрашиваемых, накрепко привинченный к полу, Арифметчиков сразу занял излюбленную позу: чуть наклонившись вперед, в мою сторону, доставая своими ручищами до самого пола.
   Должен был подойти его адвокат, но он заболел, и нам ничего другого не оставалось, как побеседовать наедине. Я положил перед собой на столе бланк протокола допроса обвиняемого и, после заполнения его формальной части, спросил:
   - Все же где вы приобрели пистолет "вальтер", обнаруженный у вас?
   Такой вопрос Арифметчикову уже задавался много раз, но он не отвечал на него. Сейчас Арифметчиков взглянул на меня исподлобья и сипловато произнес:
   - Купил за бабки, на базаре.
   - У кого?
   - У одного хромого алкаша.
   - Имя которого, конечно, не знаете?
   - Его знать не знаю, - охотно подтвердил Арифметчиков.
   - Значит - это ваша очередная выдумка, - подытожил я. - Разве вы не понимаете, что она вашу вину только усугубляет и дает основание предполагать, что этот пистолет мог попасть к вам ценой жизни его владельца?
   Арифметчиков вроде как с этим согласился:
   - Хорошо. Вас устроит, если скажу, что пистолет нашел?
   - Нет. Это очередная выдумка.
   - Тогда, значит, украл!
   - Своим упорством вы только себе вредите, - повторил я, но Арифметчиков отрезал:
   - На все это я плевать хотел!
   Стало ясно, что больше ничего из него не выжмешь, и я решил прекратить допрос. Все вопросы и ответы занес в протокол и предложил ему подписать.
   Пока я составлял этот коротенький протокол, Арифметчиков внимательно за мной следил. Не читая, подписал протокол. Но потом вдруг подался через стол ко мне с явным намерением схватить за горло. Однако я был начеку мгновенно чуть откинулся назад, к стене и незаметно нажал на тревожную кнопку. Конвоир не замедлил появиться на пороге кабинета, и Арифметчиков отпрянул на свое место.
   На этом инцидент был исчерпан. Я сделал вид, что, по существу, ни в чем не разобрался, и раздувать его до чрезвычайного происшествия не стал. Однако, уходя из тюрьмы, зашел к дежурному надзирателю и попросил проследить за настроениями Арифметчикова, способного на все.
   В кабинете надзирателя на столе я увидел какой-то фанерный ящик, смахивающий на почтовую посылку. Ящик был открыт, и в нем лежали консервы, пачки с печеньем и плиточный шоколад с иностранными этикетками. Только я хотел поинтересоваться, кому предназначалась столь необычная передача, как в этот момент к дежурному завели заключенного - высокого, стройного, в хорошем спортивном костюме, с расстроенным видом. Он подошел к посылочному ящику и с готовностью расписался в пододвинутом журнале.
   - Чем-то расстроены? - От дежурного не укрылось настроение заключенного.
   - Моя жена скурвилась.
   Это было сказано с еле приметным акцентом, и я понял, что это иностранец, уже освоивший русский язык в пределах элементарной тюремной лексики.
   Дежурный сочувственно покачал головой:
   - Кто вам сказал об этом?
   - Один кореш написал, - заключенный горестно улыбнулся.
   - Кто это? - спросил я, лишь только за ним закрылась дверь.
   Дежурный надзиратель с готовностью ответил:
   - Американец. Летчик Пауэрс. Не узнали? - сказал так, будто с этим Пауэрсом я уже много раз встречался.
   - Он отбывает наказание в одиночке? - полюбопытствовал я.
   - Нет. Сидит с каким-то англичанином.
   Даже в нашей профессии такое случается редко: я пережил покушение на свою жизнь и увидел всемирно известного шпиона. Разве это забудешь?
   Три убийства
   В Ленинграде многие годы жило семейство латышей: отец - директор одной из средних школ, мать - учительница начальных классов и двое их детей: сын Артур - военнослужащий одной из воинских частей местного гарнизона, старший лейтенант, и дочь Ольга, школьного возраста.
   В самом центре города у них была благоустроенная трехкомнатная квартира. Кроме нее, они имели собственную дачу в поселке Вырица Гатчинского района, почти в городской черте.
   Сын, Артур, своевольный, эгоистичный и нелюдимый, служил без замечаний командования, но дружбы ни с кем не водил. О таких обычно говорят- он себе на уме, занят вопросами личного благополучия, бездушен.
   Этому в известной степени способствовало и воспитание родителей, рано пробудивших в нем чувство собственной исключительности. Зато Ольга была полной противоположностью брату: добрая, послушная, ласковая.
   Ужасное событие случилось в разгар лета 1969 года: Олечка пропала.
   По словам родителей и брата, в тот день до позднего вечера она находилась на даче. Тогда ее отец собирал на приусадебном участке клубнику, а мать с утра уехала в город по своим делам. Артур сказал, что с увлечением читал на веранде какую-то книгу.
   Предпринятые попытки разыскать Ольгу у ее подруг и соседних дачников результатов не дали. Оказались тщетными и ее поиски в Ленинграде, у родственников и знакомых.
   Не помогли и обращения к читателям газет с ее описанием и фотографией. Ни к чему не привели и объявления по радио и телевидению.
   Нечего и говорить, что родители Ольги все это тяжело переживали. Неожиданно Артур проявил себя с наилучшей стороны: он часами ходил по окрестностям в надежде отыскать хоть какие-то следы исчезнувшей сестры.
   Кроме всего, он добровольно взвалил на себя все хозяйственные работы по даче, чем раньше никогда не занимался.
   В те дни у них на даче на правах его невесты поселилась Лариса Кузнецова, молодая особа двадцати лет. Она сразу приняла живое участие во всех их делах: готовила еду, следила за порядком на даче, ездила за продуктами. Естественно, что к ней постепенно привыкли.
   Примерно через месяц после исчезновения Олечки, 30 августа, ее отцу исполнилось 60 лет. Эту дату они отметили весьма скромно, в кругу внезапно приехавших из другого города друзей, не знавших об их несчастье.
   А на другой день, когда друзья уехали, Сабонисов пригласили в гости дачники Кобринские, их соседи. У них они скоротали вечер за чаем и с наступлением сумерек ушли к себе.
   И, как всегда в последнее время, Артур дал матери что-то успокаивающее: она жаловалась на бессонницу.
   Спать улеглись рано. Среди ночи Лариса проснулась от прозвучавших где-то рядом один за другим двух выстрелов.
   И сразу на пороге ее комнаты появился Артур, босиком, в трусах. Он срывающимся голосом сообщил кошмарную новость: отец только что застрелил его мать, а затем покончил с собой.
   Лариса в первый момент буквально оцепенела. Но Артур схватил ее за руку и затащил, едва ли не волоком, в комнату родителей, где перед ними предстала жуткая картина. Его отец и мать с окровавленными головами лежали в кроватях. А когда Артур сдернул с отца одеяло, то с его тела свалилось охотничье двуствольное ружье, с привязанным к курку длинным шпагатом.
   Артур со знанием дела стал объяснять Ларисе, как все произошло.
   Первым выстрелом отец убил свою жену. Потом конец уже подвязанного шпагата, зажал между пальцами ноги, потянул за него и спустил курок.
   Известие о новом несчастье в семье Сабонисов взбудоражило весь поселок.
   1 сентября 1969 года в местной прокуратуре было возбуждено уголовное дело.
   Единственным потерпевшим по этому делу стал Артур. И он сразу выдвинул ту версию, которую излагал Ларисе.
   По твердому убеждению Артура, его отец поступил так потому, что не смог перенести потерю дочери, к тому же он, оказывается, был психически ненормален: еще в 1943 году во время войны подвергался обследованию в Свердловской психиатрической больнице (по месту их эвакуации), был признан шизофреником и освобожден от военной службы. Достоверность этого никто уже через столько лет проверять не стал.
   Наличие свежих следов в стволе ружья от двух выстрелов было установлено простым техническим его осмотром.
   Лариса Кузнецова подтвердила, по просьбе Артура, чтобы избежать лишних вопросов, что в ту ночь они спали на даче вместе и были одновременно разбужены двумя выстрелами, последовавшими с небольшим интервалом.
   30 октября, как положено, по истечении двухмесячного срока, следствие по делу было прекращено.
   Похоронив родителей, Артур вскоре женился на Ларисе Кузнецовой.
   Молодые стали жить в городской квартире Сабонисов и первое время были всем довольны. Но вскоре отношения между ними стали портиться. Артур стал скандалить по любому поводу и без повода, помногу выпивал и допоздна отсутствовал в доме.
   Лариса пыталась его как-то образумить, но Артур только отмахивался и скандалил.
   В то же время она заметила, что свои "глубокие" переживания он широко демонстрировал лишь на людях, но стоило им остаться наедине, как Артур мог без конца смеяться и шутить. Ни одного доброго слова об отце и матери от него она не слышала.
   У него появились значительные суммы денег, снятых со сберкнижек отца и матери. Эти деньги он держал при себе и все время говорил, что у отца с матерью должны быть припрятаны еще наличные суммы. Он буквально перевернул все вверх дном. Но денег не нашел.
   Наиболее ценные вещи родителей Артур быстро распродал. Лариса была потрясена: в день похорон Артур с лежавшего в гробу отца новый костюм заменил на старый. Позже он этот новый костюм отнес в комиссионный магазин.
   Детские игрушки пропавшей сестры и ее вещи Артур также распродал.
   Вместе с тем, как бы демонстрируя окружающим горечь утрат, Артур на бронзовых настольных часах в кабинете отца поручил граверу запечатлеть две даты: 21 августа - день исчезновения сестры и 30 августа 1969 года - день смерти отца и матери.
   К военной службе Артур Сабонис охладел, продолжая напиваться, и однажды, в состоянии очередного опьянения он договорился до того, будто его отец-шизофреник, в состоянии умопомрачения, задушил Ольгу, зарыл ее на даче в погребе под спальней. Протрезвев, Артур сказал, будто ему это приснилось. Правда, через некоторое время, опять в нетрезвом состоянии, Артур уговаривал Ларису откопать труп сестры и подальше перепрятать.
   Лариса стала его бояться. В общем, их семейная жизнь разладилась. Это и заставило Ларису обратиться за помощью к мужу подруги.
   Предварительно Лариса все написала и свои записи вручила ему с условием: если с ней что-то произойдет, все отнести в милицию.
   Однако мужу подруги поведение Артура показалось подозрительным, и он обратился в уголовный розыск.
   Как и следовало ожидать, там отнеслись к его заявлению с предельной серьезностью и 28 декабря неофициальным путем пригласили Ларису на беседу.
   Она все написанное ею подтвердила и призналась, что по делу о смерти родителей своего мужа, по его просьбе, дала неправдивые показания: в ту ночь они спали с ним в разных комнатах.
   Сотрудники уголовного розыска проверили слова Артура о том, будто его отец задушил и зарыл в погребе на даче свою дочь. Применили даже специальный прибор "трупоулавливатель". Но безрезультатно. Очевидно, они выбрали место в погребе под спальней не совсем верно.
   Вскоре в семье Сабонисов произошло еще одно событие.
   Пьяный Артур подпоил Ларису и стал предлагать ей отравиться, он даже уговорил ее написать предсмертное письмо с казенным текстом: "В моей смерти прошу никого не винить. Я так решила сама".
   Потом Артур положил в бокал с шампанским большую дозу люминала и предложил выпить. Он абсолютно спокойно проследил, как она поднесла бокал к губам и, увидев, как она сделала первый глоток, направился к телефону для того, чтобы вызвать врача "скорой помощи".
   Но Ларисе удалось его обмануть - второй глоток она задержала во рту, а когда Артур пошел к телефону, выплюнула все в открытую форточку.
   Приехавший врач никаких признаков отравления у Ларисы не обнаружил.
   Обо всей этой истории Лариса рассказала работникам уголовного розыска. И стала ясно, что Артур Сабонис опасен.
   - Вы действительно захотели уйти на тот свет?- спросили ее.
   Она, не задумываясь, ответила чисто по-женски:
   - Я хотела узнать, как крепко он меня любит и насколько мною дорожит.
   Тогда же было принято решение вновь попытаться найти труп Ольги Сабонис, но теперь уже с помощью розыскной собаки. Однако собака никак не реагировала. Стали копать глубже. И вскоре действительно обнаружили труп Ольги. Стало понятно, почему не сработала собака. Все оказалось залито керосином. В яме оказались мужские шорты, опознанные Ларисой.
   20 февраля 1970 года Артур Сабонис был арестован. Дело было препровождено в Москву, в Главную военную прокуратуру и передано в мое производство.
   На следующий день я выехал в Ленинград.
   В тюремном следственном кабинете Сабонис появился без всяких признаков волнения. Гладко выбритый, в хорошо отутюженном гражданском костюме, со стоячим воротничком от форменной белой рубашки, только без галстука. Повел себя своенравно: не поздоровался при входе, без разрешения уселся на табурете, искоса взглянул на мои полковничьи погоны и поинтересовался:
   - Значит, я числюсь за органами военной прокуратуры?
   Я подтвердил и представился, назвав себя и указав свое должностное положение.
   И пока я заполнял соответствующие графы протокола допроса, Сабонис опять спросил:
   - Чего же вы от меня ждете?
   - Очень хочу услышать правду, - спокойно ответил я. - Может, у вас появилось желание дополнить свои прежние показания?
   Сабонис отрицательно покачал головой.
   - В таком случае скажите, как вам стало известно, что труп вашей сестры Ольги Сабонис находится там, где он и был обнаружен?
   Сабонис не моргнув глазом сразу ответил:
   - Можете мне верить, а можете и не верить. Это я видел во сне.
   - С какой целью вы склонили свою будущую жену Ларису Кузнецову соврать, будто в ту ночь спали в одной кровати и были разбужены выстрелами?
   - Хотел избежать лишних вопросов со стороны работников следствия.
   - Показания вашей жены о том, что вы с ней спали в разных комнатах теперь подтверждаете?
   - Да.
   - Какие взаимоотношения у вас были с родителями и сестрой?
   - Все было в норме, как у всех.
   - Вы на Ларисе Кузнецовой женились по любви?
   - Я знал ее и раньше. В последнее время она у нас на даче прижилась. Вот я и привык к ее постоянному присутствию.
   На этом наша с ним первая встреча и закончилась.
   Второй его допрос уже в присутствии адвоката состоялся на другой день. Как и в прошлый раз, обвиняемый выглядел безукоризненно.
   - Чем объяснить, что в день так называемой вашей свадьбы вы не пригласили в ресторан ни родителей Ларисы Кузнецовой, ни ее родственников?
   Сабонис ответил:
   - Ее родители проживают далеко, в деревне, и оттуда никуда не выезжают, а родственников в Ленингра де или поблизости у нее нет.
   - Из-за чего у вас стали возникать бесконечные ссоры?
   - Она стала ревновать к моим старым приятельницам, которые иногда названивали по нашему домашнему телефону.
   - Вы признаете, что пытались склонить свою жену к самоубийству?
   - Это ложь!
   - А было такое, что она по вашему настоянию приняла какую-то отраву? После этого вы даже вызывали на дом врача "скорой помощи"?
   Сабонис ответил уклончиво:
   - Я этого не припомню.
   - Вы угрожали своей жене убийством?
   - Об этом даже смешно говорить.
   - Вы с женой ходили в театр или кино?
   - Ее это не интересовало.
   - В гости?
   - Нет.
   - После вступления в брак вы своей жене что-либо ценное дарили?
   На этот раз Сабонис от прямого ответа уклонился, только произнес с пафосом:
   - Вопрос не ко мне, а к ней. Пусть скажет вам сама!
   В этот момент вмешался адвокат.
   - Я не пойму, почему следствие так интересуется взаимоотношениями обвиняемого с его женой и какое это имеет отношение к предъявленному ему обвинению? Как мне кажется, следует интересоваться тем, что к этому обвинению относится.
   - Отчасти вы правы. Сабонис, скажите, как ваши шорты могли оказаться в той глубокой яме, в погребе вашей дачи, откуда был извлечен труп вашей сестры? - Я достал из своего портфеля мужские шорты и разложил их на столе.
   - Эти шорты вижу впервые. Где они были обнаружены и почему оказались в моем деле - не знаю. - Он искоса на них взглянул.
   - Ваша жена заявляет, что они принадлежат вам. Их на вас видели и ваши дачные соседи. От этого никуда не уйдешь.
   - Допустим, что это так. Только когда я их в последний раз надевал, ума не приложу, - нехотя произнес Сабонис.
   - Кто облил керосином яму?
   - Не знаю.
   - Вы какими-либо выходящими за рамки дозволенного поступками своего отца располагаете?
   - Нет.
   - С каким интервалом прозвучали два выстрела, которыми были застрелены ваши родители?
   - Возможно, с небольшим интервалом, в 2-3 минуты, не больше, - ответил обвиняемый после недолгого раздумья.
   - Но ведь раньше вы показывали, что выстрелы последовали один за другим?
   - Возможно, что я ошибся.
   На этом нашу вторую встречу мы прекратили.
   Несколько последующих дней я посвятил тщательному обыску в городской квартире Сабонисов, допросам его жены, их дачных соседей и сослуживцев Сабониса.
   Выяснилось, что в части он держался особняком, в своих суждениях был скрытен, в общественной жизни участия не принимал. По общему мнению, был завистлив и честолюбив.
   Среди книг, находившихся в его личной библиотеке был обнаружен и изъят в качестве вещественного доказательства учебник по криминалистике, в котором довольно подробно был изложен случай самоубийства из охотничьего ружья с подвязанным к его курку длинным шпагатом.
   Я обратил внимание и на то, что первоначально Сабонис и Лариса Кузнецова заявили, что в ту ночь были одновременно разбужены двумя выстрелами с интервалом всего в несколько секунд. Это соответствовало показаниям и их ближайших дачных соседей: они до утра бодрствовали у постели тяжело заболевшего родственника и хорошо запомнили, что оба выстрела прозвучали около четырех часов ночи почти одновременно.
   Но через пару дней Сабонис стал настаивать на том, будто выстрелы прозвучали через 2-3 минуты. Этому тогда особого внимания не придали. Теперь я понял, что для изменения своих прежних показаний у него были довольно веские основания.
   Если бы его отец решился убить его мать, а затем покончить с собой, то интервал между выстрелами должен был быть более длительным.