Громова Ариадна Григорьевна. Кто есть кто (фрагмент)

   Аркадий о чем-то долго и сосредоточенно думал. Потом, видимо, пришел к какому-то решению и ехидно улыбнулся своим мыслям. Я сочувственно глядел на него: пускай потешит душу, ведь последнее слово все равно за мной. Он не знал того, что знаю я. Теперь я был почти уверен, что это здешний Аркадий.
   "Несостоявшийся покойник, - думал я, глядя на него, - что ты можешь сказать в свое оправдание, ну что?! Ты у меня в ногах должен валяться за то, что я тебя спас - спер твои таблетки, подпортив свой моральный облик? А ты готовишь мне какую-то пакость... Ведь готовишь, я же вижу.
   Аркадий поглядел куда-то через мое плечо и вдруг широко ухмыльнулся. Что он там увидел? Я тоже хотел было повернуться, но Аркадий сдавил мне плечо своей железной лапищей и, глядя на меня в упор, сочувственно сказал:
   - Самозванец ты мой несчастный!
   - Сам ты самозванец и вообще ошибка природы! - отпарировал я, - Не забывай, что я тебя спас. Я ведь и назад могу все переделать, мне это раз плюнуть!
   - Плюнь, дорогой, плюнь! - нежно произнес Аркадий, - Плюнь, а потом повернись - и приятно удивишься...
   Я не успел ни плюнуть, ни повернуться - за моей спиной чей-то голос спросил:
   - В кого это ты вцепился, Аркашенька?
   - Да вот, в самозванца одного, - пренебрежительно бросил Аркадий и отпустил мое плечо.
   Я быстро повернулся.
   За моей спиной стоял - я!!!
   И лицо мое у меня на глазах становилось растерянным и глупым.
   Линьков почти доволен собой Линьков спрятал свою драгоценную находку, поднял голову и увидел, что черноволосый крепыш в клетчатой ковбойке очень ловко и напористо прыгает через груды досок и катушки кабелей, приближаясь и нему. Выбравшись на расчищенную площадку у первой хронокамеры, он весело крикнул:
   - Это вам я понадобился? Так вот он я!
   Узнав, что Линьков из прокуратуры, крепыш перестал улыбаться.
   - Я Демченко, бригадир. Слушаю вас, - сухо сказал он.
   - Не беспокойтесь, у меня вопросы чисто технические, - заверил его Линьков.
   - Ни и кому из ваших касательства не имеют. Да я почти все уже и выяснил.
   Так, мелочи остались. Эта камера готова, как я понимаю? - Он тронул рукой огромный куб, рядом с которым они стояли.
   - Да, она прошла испытания. Комиссией принята.
   - Давно?
   - Перед праздниками где-то... Ну, месяц назад.
   - С ней уже работали?
   - Ну что вы! - Демченко усмехнулся. - У нас тут не очень-то поработаешь.
   Сами видите, какой кавардак. На консервации стоит камера.
   - Понятно... А вот эти щиты, подставки и прочее - это все специально положили в камеру? Чтобы кто-нибудь ненароком туда не сунулся?
   - Какие щиты? - удивился Демченко, поглядел в камеру сквозь стеклянную дверь и даже руками всплеснул. - У, лопухи! Вот я им! Фомич! - закричал он яростно. - А ну, Фомич, давай сюда!
   Степенный, полуседой человек в аккуратно пригнанном халате неторопливо подошел к нему и со спокойной укоризной сказал:
   - Чего шумишь, бригадир? Я, чай, не глухой. Когда дрель утихает, все нормально слышу.
   - Мораль потом читать будешь! - нетерпеливо отозвался Демченко. - Ты лучше скажи, кто разрешил в камере свалку устраивать? Мало, что в зале свинюшник развели, не продерешься...
   - Я не разрешал, - заявил Фомич, с неодобрением разглядывая камеру. Видать, из нашей молодежи кто-то инициативу проявил.
   - Руки оторвать за такую инициативу! - свирепо сказал Демченко. Моментально пускай все перетащат в комплектовочную. Количество и сохранность проверь, Фомич, и если что - дай им духу. Распустились! Перед людьми стыдно!
   Ультрасовременная техника, машина времени, понимать надо! А этим орлам что хронокамера, что мусорный ящик - без разницы!
   Линьков еще поговорил с Демченко, выяснил, что работают монтажники действительно до четырех, редко - до пяти и что зал на ключ не запирается, дежурный по корпусу потом запирает. Это обстоятельство, впрочем, не имело существенного значения. Тот человек, о котором думал Линьков, наверняка имел ключ и от зала и от лаборатории "№14. И скорее всего на самых законных основаниях.
   Демченко, вдруг что-то сообразив, начал допытываться у Линькова, какое он дело ведет, - может, насчет самоубийства, и если да, то при чем тут монтажники и зал хронокамер? Линьков отвечал вежливо и туманно, Демченко продолжал спрашивать, и так они дошли вместе до выхода из зала. Тут Демченко увидел Фомича и, грозно хмурясь, спросил:
   - Выяснили, кто барахолку в хронокамере устроил?
   - Да вроде бы и никто, - слегка растерянно сказал Фомич. - Как один, все говорят: не клали мы туда ничего и близко даже не подходили.
   - Нашкодили да еще и врут! - разъярился Демченко, - А я и сам знаю, что это Витька Мезенцев с двумя Юрками, кому ж еще!
   - Не они, не они, в том-то и дело, - поспешно возразил Фомич. - И никто не врет, все правду говорят, я ребят наших знаю.
   - Ясно! Дух святой в камеру щиты и подставки таскал в свободное от работы время! - ядовито сказал Демченко, - Правильно я тебя понял, Фомич?
   - Про духа не скажу, а только наши ребята здесь без вины, - упорствовал Фомич.
   Линьков попрощался и ушел. Он-то понимал, что ни монтажники, ни дух святой в этом деле не участвовали. И вообще картина происшествия была для него ясна почти полностью. Правда, он по-прежнему не понимал причин гибели Аркадия Левицкого. Но главного участника и, вероятно, виновника этой трагедии он теперь знал.
   Шагая по коридору. Линьков все отчетливее ощущал, что самое главное в этой истории он уже выяснил. Если не считать запутанных приключений Стружкова. Но Стружков - в этом Линьков был почти уверен - прямого отношения к этой истории не имел. И вообще - раз Стружков явился, пускай сам к объясняет, что к чему и почему: история у него так или иначе каверзная...
   Проходя мимо двери расчетного отдела. Линьков приостановился. Может, Берестова знает что-нибудь о Стружкове? Надо зайти, поговорить... "Вот и хорошо, что надо!" - откровенно признался он себе самому.
   Но Берестовой, к его огорчению и удивлению, на работе не было. Рыженькая девушка за перфорирующим устройством, которая в первый приход Линькова сюда уверяла, что он сразу распознает Нину Берестову, теперь сочувственно пропищала, что Нина сегодня на работу не вышла.
   - Заболела, наверное! - доверительно сообщила она, - А что удивляться! Нина ужас как переживала все эти дни.
   Тут в разговор включились другие девушки и застрекотали наперебой:
   - Ничуть она не переживала, даже удивительно!
   - Много ты понимаешь: Нина выдержанная на редкость!
   - А вчера она еле до конца досидела!
   - Девочки, надо ей домой позвонить! Что ж это мы!
   - Товарищ следователь, а правда, что Левицкого убили?
   - А я знаю, за кого Нина переживает. Она за Бориса!
   - Нет, за Аркадия!
   - А вот и нет! На Бориса подозрение имеется, мне Эдик дал понять!
   "И тут Эдик!" - с ужасом подумал Линьков, оглушенный этой трескотней, и потихоньку выскользнул за дверь.
   "В самом деле, надо позвонить Берестовой!" - решил он и с большим удовольствием отправился разыскивать, откуда бы поудобней позвонить. Набирая номер Нины, он почувствовал, что сердце гулко заколотилось, и с неодобрением покачал головой.
   Нины дома не было. Старушечий голос ответил, что Ниночка на работе и вернется часам к шести. Это было уж совсем странно. Куда же она девалась?
   Несчастный случай по дороге на работу? Так ведь давно успели бы известить и семью и институт... Нет, тут что-то другое! Да чего уж, "что-то"! Это она с Борисом выясняет отношения. Он, наверное, позвонил ей прямо с утра, еще до работы, уговорил встретиться: Интересно, что же он ей такое сказал? После вчерашнего Нина не так легко согласилась бы разговаривать с ним. А она согласилась, и до того увлек ее этот разговор, что она вот и на работу не является... А ведь уже десять минут первого!
   Где же они сидят? Может, к Стружкову пошли? Ну-ка, позвоним Стружкову...
   В квартире Стружкова долго никто не подходил к телефону, наконец отозвался неуверенный юношеский басок:
   - Нету его дома. Не знаю, где он. С работы уже звонили, спрашивали. Не знаю, я его ни утром, ни вечером не видел. Может, и ночевал, но из соседей никто его не видел...
   Линьков положил трубку, снял очки и начал их сосредоточенно протирать.
   Может, рановато еще выключать Стружкова из круга подозрений? Что главное действующее лицо не он, это ясно. Однако он мог принимать в этом деле какое-то участие. Что если он как-нибудь замешан в эту историю и боится признаться. Может быть, он струсил или какую-нибудь глупость совершил, и ему стыдно, вот он и ведет себя так нелепо и противоречиво, что вообще ничего не поймешь... И с этим его переходом во времени сплошной туман. Если он вернулся, ничего не сделав, то с чем он к Нине пришел? А если сделал что-то в прошлом, то каким же образом смог вернуться в "свой" мир? Может, существует какая-то хронофизическая каверза и при каких-то условиях возможно вернуться на свою же линию? Или... или, может, Стружков вообще не в прошлое путешествовал, а в будущее? Тогда ему, возможно, есть о чем поговорить с Ниной! Мало ли что можно там узнать и мало ли как можно использовать эту информацию!
   Эта неожиданная догадка привела Линькова в полное смятение. "Нет, надо к Шелесту! - решил он.- Без Шелеста я не разберусь, где уж! Да и полчаса давно прошли. Еще уедет Шелест куда-нибудь..." Быстро шагая по коридору второго этажа к кабинету Шелеста, Линьков думал, что сейчас ему и Стружкова видеть не хотелось бы: раньше нужно с Шелестом посоветоваться, а то неизвестно, о чем и как разговаривать с этим хитроумным и неуловимым Стружковым... Очень хорошо, что его пока нет в институте!
   Но, выйдя из-за поворота коридора. Линьков нос к носу столкнулся с Борисом Стружковым. Оба резко остановились и уставились друг на друга. И каждый из них прочел на лице у другого то, что испытывал в эту минуту он сам:
   растерянность и недовольство...
   Глава одиннадцатая
   Аркадий посмотрел на нас и жизнерадостно заржал.
   Мой двойник непонимающе глянул в его сторону и снова с недоверием и ужасом уставился на меня.
   Уж кто-кто, а я его понимал!
   Конечно, мы не то, что прочие граждане, мы хронофизики, каждый день брусочки гоняем туда-сюда, в прошлое-будущее, к самим себе в гости, так что во всех парадоксах времени, включая встречу со своим двойником, мы должны разбираться совершенно свободно. Да мы и разбираемся, в общем-то, но чисто теоретически. Приходилось мне поддерживать треп на эти темы в интеллектуальной среде различного уровня, давать необходимые разъяснения, справки и тому подобное, и я делал это с легкостью в мыслях необыкновенной, ничуть не затрудняясь, - ведь мне все это казалось бесконечно далеким от практики, от реальной жизни! Я уверен, что многие из тех, кто меня слушал, относились к этим проблемам гораздо серьезней, они не понимали, какая пропасть лежит между теоретической возможностью и практическим осуществлением, - а я понимал... думал, что понимаю! И в голову мне не приходило, что этим практическим осуществлением я же самолично и займусь! А теперь на тебе! Гуляю по времени, как по парку культуры и отдыха, то туда пройдусь, то обратно, то на колесе покручусь, то на скамеечке посижу-подумаю. И все аттракционы в этом заведении мне нипочем, всякие там петли времени, параллельные миры, двойники подумаешь! Не маленький, сам понимаю, что во всех параллельных мирах, которые создаю я, либо Аркадий, есть Институт времени, есть Аркадий Левицкий, Борис Стружков и все прочее, и отличаются они только в деталях... ну, вначале, по крайней мере. А значит, куда я ни пойду вперед, назад, в параллельный мир, - везде имею шанс пожать руку самому себе.
   Ну и вот он, этот шанс! Вот стоит перед тобой трудяга Борис Стружков, и ты можешь пожать его честную руку, которой он, как и ты, швыряет брусочки...
   или чего они там швыряют через два-то года? В самом деле - чего? Ну, во всяком случае, не людей! Этот Борис травмирован нашей встречей куда сильней, чем я, дело ему явно в диковинку... или, может, и у меня такая же дурацкая мина? Ах, я, оказывается, улыбаюсь... демонстрирую свое моральное превосходство над неопытным двойником...
   Странное все же чувство: видеть самого себя отдельно от себя. Это ведь совсем не то, что отражение в зеркале. Отражение точно повторяет тебя, каков ты есть в данный момент, и движения твои повторяет, и гримасы, и улыбки. А тут я сижу, а он стоит, и одет он совсем иначе... а, кстати, одет он... ну, ничего, Аркашенька, погоди, мы сейчас все выясним, мы вдвоем тебя живо определим!
   Борис Стружиов... вот ты какой, оказывается, если смотреть на тебя со стороны! Неужели такой? Честно говоря, я о себе был несколько лучшего мнения... То есть я всегда знал, что в красавцы не гожусь... это Аркадий типичный красавчик, а я так, середнячок, ничего выдающегося... Но все же...
   и брови что-то чересчур мохнатые, и глаза слишком хмурые, и... черт, да неужели я такой широкий, почти квадратный? Плечи, как у гориллы, и загривок соответствующий... из-за этого даже кажется, что я ростом не вышел, а ведь мой рост - метр восемьдесят два... поменьше, чем У Аркадия, но все же...
   Тут я заметил, что Борис оглядывает меня, потом переводит взгляд на себя...
   и морщится, недовольно и растерянно. Ах, чтоб тебе! Да ведь он на два года старше! Однако... неужели меня за два года так разнесет?! С чего бы это? Но спрашивать неудобно... потом выясним...
   А думаем мы, наверное, одинаково - И потом - содержание памяти... Я вдруг сообразил, что этот, старший Борис знает обо мне все за исключением того, что было после двадцатого мая... Знает все... знает самые мои тайные чувства, мимолетные мысли... помнит все ощущения... Я почувствовал, что краснею, и рассердился на себя за дурацкую чувствительность.
   "И вообще, - подумал я, - чего мы стоим и молчим, как пни в лесу? Никак не можем налюбоваться на свою неземную красоту?" Я пытался заговорить, но слова не лезли из горла. Я все старался разглядеть, есть ли у этого Бориса шрам на левой ладони, тонкий красноватый шрам, - это меня угораздило собственным кинжальчиком порезаться года два назад... красивый такой кинжальчик, откуда его привезли, уж и не помню, и служит он мне в основном для разрезания бумаг... Борис шевельнул левой рукой и словно нарочно показал мне шрам. А чуть раньше, когда я увидел у него другой шрам - над левой бровью, красноватый, треугольный, - Борис поднял руку и слегка притронулся к этому шраму, будто проверяя, существует ли он. Все это мне не нравилось: я начал побаиваться, что Борис будет отвечать мне моими же словами, если наши мысли и ощущения так совпадают... Нет, неужели мы будем просто копировать друг друга?! Невозможно: мы даже внешне не совсем похожи, и в возрасте у нас есть разница... два года все же!
   Наконец Аркадию надоело созерцать, как мы молча таращим друг на друга глаза, и он решил взять инициативу в свои руки. Он лениво помахал прутиком и сказал, как рефери на ринге:
   - Брэк, Стружковы. Разойдитесь по углам. Засчитываю вам обоим поражение.
   Я раздраженно повернулся к нему, и другой "я", как по команде, сделал то же самое... Аркадий захихикал.
   Нелегко было заговорить с самим собой, но я это сделал.
   - Ты не будешь возражать, если я его двину? - спросил я Бориса, и сам удивился, до чего деревянный и скрипучий у меня голос.
   Борис судорожно глотнул и тоже неестественным, срывающимся голосом ответил:
   - Приветствую... вполне... и присоединяюсь.
   Хорошо, хоть слова у нас разные! Аркадий откинулся на спинку скамейки и выставил вперед ногу в целях самообороны.
   - Ну, вы, поосторожней! - воскликнул он, встревоженно следя за нашим приближением. - Тоже мне, сиамские братья-разбойники!
   Он размахивал своей длинной ножищей, не подпуская нас к скамейке.
   - Я зайду сзади, - предложил второй Борис, уже спокойно и деловито. Зайду сзади и схвачу его за уши, а ты хватай ногу и тяни на себя, понял?
   Аркадий мигом вскочил, перемахнул через скамейку и, отбежав к дереву, драматически завопил:
   - Сдаюсь! Вас много, а я один!
   Мой двойник повернулся ко мне, хищно и весело скаля зубы.
   - Простим, что ли, мерзавца? - спросил он.
   - Пускай раньше покается! - ответил я.
   Вот теперь Борис-72 мне даже нравился. Глаза у него азартно блестели, лицо раскраснелось, оживилось. И потом, когда он двигался, то не казался излишне плотным - просто такой вот здоровенный, крепко сбитый парнюга, мускулы так и перекатываются под тонким серым свитером... Тут я поймал насмешливо-одобрительный взгляд Бориса и слегка покраснел, ощутив, что сам тоже поигрываю мускулами и, наверное, тоже раскраснелся... ну да, вот и волосы щекочут лоб: видно, так же растрепались, как у него...
   - Да ты, я вижу, вошел во вкус! - сказал Борис. - Так разыгрался, что даже чувство реальности потерял. Вообразил, что Аркадий способен каяться! Уж поверь мне, как другу...
   - Как самому себе... - поправил я.
   - Верно! - с некоторым испугом согласился Борис. - Каи самому себе... хотя к этому, понимаешь, трудновато привыкнуть.
   - Еще бы! - сочувственно сказал я.
   Я и то удивлялся железной выдержке этого Бориса: он не охал, не ахал и даже с вопросами не лез, хотя соображал во всей этой истории наверняка меньше, чем я и Аркадий.
   Впрочем, может, у них здесь уже запросто гуляют в гости к самим себе? Нет, вряд ли: тогда Борис встретил бы мое появление совсем иначе. Начал бы уточнять детали: мол, откуда ты и как? А то ведь он травмирован жутко и даже не пытается это скрыть. А не расспрашивает в основном из самолюбия:
   старается до всего своим умом дойти, без посторонней помощи... Ну, это уж мой характер, узнаю...
   Интересно, что же он может сообразить? Допустим, что Аркадий ему ничего не сказал и сам он тоже ничего не знает... Вроде бы не может он ничего не знать, неужели Аркадий все эти два года молчал? А если все-таки? Ну, тогда у него сейчас в мозгах такая каша!
   - Какое трогательное зрелище! - ехидничал Аркадий, снова развалившись на скамейке. - Единение широких масс Стружковых! "Через горы, через расстояния..." - фальшиво пропел он и вдруг заорал: - У нас! На арене!
   Сегодня! Два-Стружкова-два! Стружков-юниор подает руку Стружкову-сениору!
   Раздвоение личности! Един в двух лицах! Спешите видеть!
   От его воплей у меня даже в ушах зазвенело. Я хотел было высказаться, но Борис-72 опередил меня:
   - Заткнись на секунду, остряк-самоучка! - сказал он Аркадию, а потом, смущенно улыбаясь, повернулся ко мне. - Все! Сдаюсь... И так и сяк ломаю голову, пытаюсь понять, откуда ты взялся, и не могу. Данных не хватает. Этот умник, - он показал на блаженно ухмыляющегося Аркадия, - он ведь ничего мне вообще не сказал. Ты же знаешь, как он обожает эффекты. Влетел в лабораторию на сверхзвуковой скорости, весь мокрый, дико посмотрел на меня, сказал:
   "Выходи в сквер через десять минут, дело есть!" - и тут же испарился... Ты оттуда?
   Он повел головой куда-то вверх, так! Он думает, что я из будущего. Значит, здесь еще не знают о возможности путешествия во времени? А как же Аркадий?
   Он-то пришел к нам из этого времени! Он один это все сделал, втайне от всех?
   Или он все же не из этого времени? Из другого 1972 года? Правда, в институт он прошел бойко, и Борис его вроде признает, но нахальства у Аркадия всегда хватало... А на розыгрыше с Юрием Матвеевичем и Зоей он попался, это ясно...
   Впрочем, сейчас мне показалось, что не так уж это ясно и что Аркадий просто делал вид, что поддается на розыгрыш: хотел меня "уточнить"...
   - Ты из будущего? - не очень уверенно переспросил Борис.
   Аркадий хмыкнул. Борис оглянулся на него.
   - Ну, чего хмыкаешь? По-человечески сказать не можешь? Где ты его встретил-то? Ты поэтому и на работу опоздал?
   Я взглянул на Аркадия: он небрежно развалился на скамейке, насмешливый, самоуверенный, и чуть не хрюкал от удовольствия. Значит, это все же "здешний" Аркадий? Нет, немыслимо!
   - Ты меня не спрашивай, - весело сказал Аркадий, - я и сам не все понимаю.
   Ты его спроси, поговори с ним, как Стружков со Стружковым. И учти: этот подозрительный тип уверяет, что он из прошлого:
   Борис резко повернулся ко мне:
   - Это правда?
   - Да вроде бы... - ответил я.
   - Как же это? - растерянно спросил Борис.
   - Вот и я тоже не вполне соображаю, - снисходительно сообщил Аркадий.
   - Не вполне?! - возмутился Борис. - Фанфарон несчастный! Он, видите ли, не вполне соображает! Я ничего не соображаю, абсолютно ничего!
   - Естественно... У меня все же это устройство, - Аркадий уважительно притронулся к своему лбу, - чуть получше работает...
   Если это "здешний" Аркадий, то у него, пожалуй, есть основания для самодовольства: уж очень он здорово разобрался в моих чертежах. Либо он все это откуда-то знал, либо... Тут я снова начал сомневаться в том, что он "здешний".
   - Ну, ладно, - хмуро сказал Борис, - допустим, ты гений. Но я-то простой хронофизик. И я не гордый. Пускай мне кто-нибудь объяснит, что к чему и почему, я только спасибо скажу и по гроб жизни не забуду.
   Он сел рядом с Аркадием и вопросительно уставился на меня. Аркадий достал сигарету, похлопал себя по карманам в поисках спичек, потом что-то припомнил и досадливо поморщился.
   - Значит, это я там их выбросил... - пробормотал он. - Ребята, у вас ни у кого спичек нет?
   У "здешнего" Бориса спички почему-то нашлись... курит он, что ли? Но это соображение прошло по краешку моего сознания: меня заинтересовали слова Аркадия о спичках. Заинтересовали и смутно встревожили.
   - Где - там? - спросил я, - Где ты их выбросил?
   - Да тебе-то что? - огрызнулся Аркадий. - Пустой коробок был, понятно? Я его сломал и выбросил... Чего цепляешься?
   Я-то знал, чего я цепляюсь и чего он злится! Я будто снова попал во вчерашний вечер: увидел, как я стою, прижавшись к стене, у площадки боковой лестницы, и услышал голос Аркадия, а потом странный хруст, будто ломается спичечный коробок...
   Неужели это и есть тот самый Аркадий?!
   Но тогда... тогда он потрясающе блефует! Ведь Борис явно не сомневается в том, что это "его" Аркадий... Я и сам в это почти поверил, несмотря на все, что знаю... Но где же тогда настоящий, "здешний" Аркадий? Или именно "здешний" и побывал у нас? Да нет, это невозможно: он же тогда отклонил бы линию и вернулся бы в измененный мир, где уже есть "свой" Аркадий...
   Вот разве только в этом мире не было "своего" Аркадия и "Аркадий с кнопками"
   просто занял его место?.. Нет, это невозможно: тогда его появление вызвало бы всеобщий переполох, - а в этом мире Аркадий существует и для Бориса, и для Анны Николаевны, и вообще для всех, раз его вахтер пропустил в институт.
   Нет, запутался я...
   - Ну, чего молчишь, чего душу тянешь? - хмуро спросил Борис.
   - Сейчас, сейчас... - пробормотал я, торопливо.
   Наконец я решился. А чего мне бояться, вообще-то? Ошибусь - так все равно это выяснится через несколько минут. Зато, если я прав, то Аркашенька сразу поубавит спеси.
   - Боря, - кротко попросил я, - будь другом, объясни: откуда этот товарищ добыл такой клоунский наряд?
   Борис захлопал глазами и повернулся к Аркадию. Тот стыдливо прикрыл руками свои блистательные кожаные отвороты.
   - Не знаю... - сказал Борис, изумленно пожав плечами. - Я и не заметил, что на нем этот балахон... Действительно, черт те что, пугало огородное... Но какое это имеет отношение?..
   Я ликовал. Мой расчет оправдался: Борис так был ошеломлен встречей со мной, что до сих пор просто и не глядел толком на Аркадия. Он не видел этого костюма! И этот костюм ему кажется таким же странным, как и мне!
   Ну, теперь можно пойти ва-банк!
   - Арнашенька, - ласково сказал я, поворачиваясь к насупившемуся Аркадию, - скажи мне, Аркашенька, кто же из нас все-таки самозванец?
   Борис уставился на нас обоих, видимо, начиная что-то соображать. Наконец он с усилием спросил, обращаясь к Аркадию:
   - Ты... тоже?
   Аркадий самодовольно улыбнулся и, словно извиняясь, развел руками:
   - Увы, друг мой, и я тоже...
   - Вы... вместе? - допытывался Борис. - Чего же вы мне голову морочите? Вы сговорились? Как, когда? Откуда вы все-таки?
   Аркадий вдруг обиделся и решил отмежеваться от меня.
   - Я ни с кем не сговаривался, - надменно сказал он. - И ни с кем я не вместе. Я сам по себе. Пускай лучше этот тип, - он ткнул в меня пальцем, расскажет, как он сюда попал!
   - Ну, с тебя тоже причитается кое-что рассказать, - заявил я.
   Аркадий растерянно и тревожно поглядел на меня.
   Значит, это все же был тот самый Аркадий, который побывал в нашем институте!
   Тот "странный" Аркадий, которого встретила Нина, а потом видел Чернышев. Тот "незнакомец", которого я выслеживал на первом переходе во времени и потерял в зале хронокамер. Да и как мне было его не потерять! Я его искал в том мире, а он уже перешел в этот...
   Ну, ладно, он тот самый, он "Аркадий-путешественник". Но я-то как попал в 1972 год вслед за ним? Что же, выходит, хронокамера в зале была настроена на двукратное перемещение? Чтобы сначала перебросить Аркадия, а потом меня? Так ведь никто же не знал, что я окажусь в зале! Я сам этого не знал! Может, камера была настроена так, что переносила человека в будущее и тут же возвращалась в прошлое, готовая к новому скачку?
   Была, правда, еще одна возможность, очень сомнительная, но все же... Может быть, незадолго до меня из института выходил все-таки "здешний" Аркадий, а этот появился здесь позже меня... и это он растерянно глядел на меня, когда я уводил у него из-под носа камеру... Но кто же тогда вернул ему хронокамеру, кто вытащил его из прошлого? Может, у него был сообщник в будущем? Тогда кто же это?
   Только один человек подходил для этой роли - "здешний" Аркадий. Он действительно вел себя как-то странно: торчал в институте допоздна, потом уходил, но домой не являлся, ночевал неизвестно где и в довершение всего не пришел сегодня на работу... Ему звонили какие-то подозрительные личности, назначали таинственные свидания...