Страница:
Рождество мы встречали вместе. Через месяц зарегистрировали гражданский брак. Я не верил, что подобное возможно. Что буду петь по утрам, как чижик, и прыгать с ветки на ветку от радости. Как я посмел до этого времени существовать без Валерии? И куда мне запрятать несостоявшийся отрезок жизни? Каким карандашом перечеркнуть? Не было, не было, не было этого дурацкого, бессмысленного отрезка. Процесс только начинается… В официальных бумагах моя нынешняя жена значилась как Яна Райчек. «Звучит достаточно глупо», – заметила по этому поводу Валерия. Я не стал возражать и спрашивать, почему имя Яна ей не нравится. У всякого поколения свои представления о красоте. Со времени, когда родители назвали девочку Яной, многое могло измениться. «А как зовут твоего сына? – спросила Валерия. – Как?!! – переспросила она и свалилась на диван в судорогах. – Ты сошел с ума, ты сошел с ума! – повторяла она, корчась от смеха. – Британик! Брошенка! Британик!» У Валерии из глаз текли слезы, она пыталась что-то добавить, но только стонала. Я попробовал оправдаться. «Известный археолог Генрих Шлиман назвал своего сына в честь героя древнегреческого эпоса…» – сообщил я. Валерия жестами попросила меня секундочку помолчать. Я выждал, покуда Валерия вытирала платочком слезы и переводила дух. «Продолжай», – разрешила наконец Валерия. «Сына археолога Шли-мана звали Агамемнон». Валерия снова повалилась на диван, сотрясаясь от хохота. Кто бы спорил? Подлец Британик изгадил мне жизнь. Еще в четырехлетнем возрасте он кривлялся, изображая, как я листаю античные книги, и передразнивал, как я морщу свой лоб. Его увлечение античностью – просто издевка надо мной, укоренившаяся со временем. Он шлялся по городу и передергивал названия современных улиц. Староместская площадь, кстати сказать, превратилась у него в Форум, Карлов мост – в римский акведук, Пражский Град – в Капитолий. Наш загородный дом Британик обозвал Байями, и не потому, что ему так нравилось, а для того, чтобы показать, насколько я глуп. С момента своего появления на свет Британик всячески старался превратить мою жизнь в бессмыслицу. Я не жаждал его появления на свет, а взамен он уничтожил меня морально. Подменил, исказил, переиначил. Так фарс перетекает в трагедию или трагедия в фарс. Ведь история повторяется дважды… Британик полностью обустроился на моем месте в обществе, как окончательная формула, для которой не требуются черновики. Мой прадед, отец и дед являлись всего лишь исписанными промокашками для Британика, а сам я – канцелярской скрепкой. Связь поколений. Невероятное количество репродукций, любовных интриг и преступлений со времен Адама, и все ради того, чтобы появился Британик, – над этим можно весело посмеяться. Он мыслил на уровне яйцеклетки – случайный сперматозоид, возомнивший себя Нероном. Он всячески подчеркивал, что я не Клавдио, а выживший из ума император Клавдий. Он паясничал, издевался, как молодой Агенобарб, да падет на мою голову античная литература!!! Кто бы спорил – «Брошенка», действительно «Брошенка». Валерия окрестила Британика именно так.
Мне некому было рассказывать о «Валерии». Когда Агриппина позвонила, я поведал ей о Яне Рай-чек. Что наша свадьба с Яной уже состоялась, что теперь я женатый человек. «Поздравляю», – пробурчала Агриппина и повесила телефонную трубку. Больше мне не требовались ее звонки, а только официальные отношения, поэтому «Яна Райчек» звучало для Агриппины как нельзя лучше.
Валерия переставила мебель в квартире, отодвинула книги и теперь перетряхивала мою жизнь. Теперь я мало цитировал Корнелия Тацита, а больше сопровождал Валерию по магазинам, барам и дискотекам. Она терпеть не могла сидеть дома. Я вынужден был изменить свои привычки и даже похудел килограммов на пять от ежедневных прогулок и ночных заведений. Дискотеки не радовали мое пузо, как не радовали молодые идиоты на танцевальных площадках, которые крутили мою Валерию по всему периметру. Обычно я сидел за столиком, наблюдая, как Валерия дрыгается под музыку, и заслонялся от зала кружкой пива, когда Валерия особенно высоко задирала ноги. Она извивалась всем телом, раздвигая свои колени, и это зрелище приводило меня в состояние сексуальной агрессии. Я с нетерпением ожидал, когда закончится танцевальный марафон и мы окажемся вдвоем с Валерией в нашей квартире. Мы представляли собой странную пару, поэтому тешили себя экстравагантными играми.
С появлением Валерии мои сексуальные фантазии приобрели плоть. Женщины – вот самая распространенная болезнь в обществе. Сродни алкоголизму и наркомании. Здоровый человек осознает, что фантазии – игра подсознания, больной – бежит насиловать девочек и мастурбировать под окнами. Обычно фантазии дремлют в глубине мозга, далеко от реальности. Но когда в жизни одинокого мужчины случается такая женщина, как Валерия, он перестает понимать, где реальность, а где воплощение его мечты. Ведь Валерия и раньше являлась мне как смутный образ, как предел желаний, являлась неоднократно во сне как самая раскрепощенная из моих фантазий. Глядя на Валерию, я никак не мог отделаться от чувства, что это иллюзия, галлюцинация, фантом. По телу моему ползают зеленые крокодильчики, а их никто не видит. Валерия уже состоялась как бред, и надо ли останавливаться посредине дороги, чтобы поддерживать с этим «крокодильчиком» размеренный и буржуазный брак? И держать себя в рамочках общественной морали, когда Валерия разжигает меня ежечасно, модулируя этот бред по собственной прихоти. Простите, господа, но общественная мораль не контролирует подсознание. Каждую ночь отдельные граждане совершают во сне непристойности различного свойства и частенько даже не помнят об этом. У каждого свои крокодильчики. А Валерия… Валерия приходилась мне родственницей, как злокачественная опухоль – племянницей мозгу. И можете меня осудить. Но только человек, начисто лишенный воображения, бросит в меня камень, да и то – посмотрел бы я на этого человека, когда Валерия возьмет его за яйца. И я расскажу, расскажу, словно доктору Фрейду, ничего не утаивая, как я развлекался со своей фантазией, как я обладал своей Валерией…
«А теперь, мой замечательный извращенец, мы будем играть в дядюшку и непослушную племянницу, – сказала Валерия в канун Рождества, когда были выпиты почти что три бутылки ликера. – Для продолжения разговора мне надо бы раздеться», – сообщила Валерия и совершенно разделась, разбрасывая свои вещи по комнате. Она была красива, как дьявол в лучшем из своих воплощений, а я был просто – заброшенный дядюшка Клавдио. Тогда этот смуглый дьявол велел и мне освободиться от штанов, и я послушно исполнил его приказание. «Ах, дядюшка, – сказала Валерия, – я обратно не выучила уроки! Вы сердитесь, мой милый дядюшка, я вижу». Естественно. У «дядюшки» наблюдалась эрекция. Валерия взяла с полки книгу и пролистнула. «Теперь я готова получить по заслугам, – сообщила она. – Извольте преподать мне урок античности!» Валерия моментально легла на стол, а «дядюшка» обязан был преподавать стоя. Все, что я знал о «педагогике», Валерии не подходило. Она запретила мне трогать ее руками – «нельзя-нельзя, дорогой дядюшка». Я должен был просто находиться рядом и читать книгу – «внятно и понятно». Как помнится, «Жизнеописание двенадцати цезарей» Гая Светония Транквилла. Валерия лежала на спине, раскинув ноги, а я стоял у нее между ног и водил указательным пальцем по странице…
«К концу жизни он начал обнаруживать явные признаки сожаления о браке с Агриппиной. Однажды он воскликнул…»
В этот момент (редкое литературное извращение!) Валерия «заехала» на меня, как тортик с кремом, и я действительно воскликнул:
«… Все мои жены были безнравственны!!! Но не были безнаказанны!…»
Валерия отодвинулась назад и сказала – «продолжайте-продолжайте, милый дядюшка, очень интересно». Я неправильно ее понял и попытался продолжить, но Валерия уперлась в меня коленом и без труда остановила. «Читайте дальше, милый дядюшка, – пояснила Валерия, – а прочее предоставьте мне». Голос у меня дрожал и временами срывался, зато Валерия была спокойна, как исследователь Арктики. Медленно сближаясь, мы закончили одну главу, и я подумывал, что часов до четырех утра смогу дочитать наконец-то и всю книгу, но внезапно Валерия ударила пяткой меня по заднице, и все благополучно разрешилось… После чего я пошатнулся и вынужден был присесть, чтобы остановить головокружение. «Бокал вина?» – предложила Валерия, поглядывая на меня. Она повернулась на бок и лежала на столе как пантера, поигрывая пустым бокалом. «Дядюшкин сон». Мне захотелось ее поцеловать, но пантера выпустила коготки. «Ну-ну, – сказала Валерия, – только без глупостей. До оформления соответствующих документов». Я вопросительно уставился на нее. «Мой дорогой извращенец, – Валерия поднялась со стола, – я готова хоть завтра выйти за тебя замуж. Или мне все книги перечитать?» – И Валерия указала пальчиком на полки с античной литературой. Можно кричать от ужаса, когда попадаешь в болото, но я согласился на брак беззвучно. Из экономии сил и времени. «Волшебные колокольчики, волшебные колокольчики звенят на дороге! Волшебные колокольчики, волшебные колокольчики – как весело ехать на саночках!…»
На свадебный ужин Валерия пригласила свою подругу. «Ведь у нас должны быть гости?» На этот раз мы не пошли в ресторан – Валерия предпочла отметить это событие дома. «Семейный праздник». Подруга Валерии выглядела просто потрясающе. «Кики!» – представилась она. Эффектная блондинка. Валерия предупреждала, что на самом деле блондинку зовут не так, но – «Кики звучит веселее, не правда ли, милый дядюшка?» Что за поветрие у современной молодежи? Я вынужден был согласиться, что совершенно ничего не понимаю в нынешней лингвистике. «Дядюшка, помоги Кики раздеться!» Кики повернулась ко мне спиной, разрешая за ней поухаживать. Я достаточно неуклюже ухватился за ее шубку и потянул на себя вместе с платьем. «Не так быстро, милый дядюшка, не так быстро». Кики провела руками по бедрам и поставила платье на место, а я глядел на нее и думал: ну как такая взрослая девушка умещается в кукольной тряпочке? Как она может ходить, поднимать руки, передвигать ноги, а тряпочка остается на месте, будто нарисованная. «Дядюшка, перестань разглядывать Кики». Блондинка улыбнулась и прошла мимо меня в комнату. Я почувствовал призрачный шлейф от ее парфюма и неизвестно почему вдруг подумал, что абсолютно не разбираюсь в женщинах. Должно быть, Кики показалась мне такой же привлекательной, как и Валерия. Я растерялся и покраснел от этих мыслей. «Дядюшка, кончай думать и садись за стол». Кики и Валерия смотрели на меня, как две модели с обложки журнала на перезрелого онаниста. У них была своя иллюстрированная жизнь, а у меня сплошные половые проблемы. Так, во всяком случае, мне померещилось. Платье на Кики только считалось платьем, и я не смел опустить взгляд ниже определенного уровня. Потому что ниже носика Кики мои взгляды могли показаться неприличными. «Дядюшка, ты знаешь разницу между чулками и колготками?» Я догадался, по едва заметным признакам, что Кики носит контактные линзы, как и Валерия. До знакомства с Яной Райчек я думал, что линзы предназначены вместо очков для людей с ослабленным зрением. Поэтому стеснялся спросить у Валерии, что именно у нее – близорукость или дальнозоркость. Валерия должна была оставаться совершенной. Но однажды ночью я зашел на кухню, чтобы выпить минеральной воды, и включил свет. Валерия сидела за кухонным столом и смотрела на меня чисто голубыми глазами. Я уронил пустой стакан. «В чем дело?» – спросила тогда Валерия. Конечно, я испугался от неожиданности. Валерия находилась все время на кухне, покуда я разыскивал в темноте минеральную воду, почесывался и позевывал. Я и понятия не имел, что Валерия притаилась где-то рядом, как лунная тень. Если бы я оказался вдруг под Эйфелевой башней без трусов, то, наверное, испугался бы меньше, чем когда неожиданно включил свет и увидел Валерию с голубыми глазами вместо карих. «Это трагедия?» – спросила тогда Валерия. «Нисколько, – ответил я, – но почему ты сидишь ночью на кухне?» Валерия закурила, продолжая сверлить меня взглядом. «Какую бы гадость сказать тебе, милый дядюшка, чтобы ты отстал?» Ну что же, я понимаю – у женщины могут быть месячные, дурное настроение и голубые глаза. Я выключил свет и вышел из кухни…
Линзы у Кики оказались такого же цвета, как и глаза у Валерии. Обе девушки были неуловимо похожи, как рассвет и сумерки, что по сути своей одно – маргинальное состояние жизни. Неясная область полутонов, когда день превращается в ночь или ночь вдень. Сумерки, сумерки, сумерки… «Ты, дядюшка, наблюдаешь разницу?» Разница между чулками и колготками была очевидной. Вероятно, Валерия права, что от пятки до бедра любая женщина интереснее, чем от уха до уха. Мы мило потягивали шампанское, ужинали и «чирикали» – о том, о сем. И мысли мои бились между коленками Валерии – о том, о сем, о том, о сем, о том, о сем. И между коленками Кики – о сем, о том, о сем, о том, о сем, о том. Стоило раздвинуться коленям Валерии на один сантиметр, как я подумал о почти непреодолимой разнице между античными женщинами и современными христианками. Валерия перехватила мой взгляд и раскинула колени пошире. Да! Остались еще на земле маргиналки между чулками и колготками! «Дядюшка, дядюшка, чьи тебе ножки больше нравятся?»
После ужина девушки решили переодеться, чтобы Кики чувствовала себя посвободнее. «Официальная часть закончена, дядюшка». Время от времени они выбегали в гостиную, демонстрируя мне наряды из гардероба Валерии. С каждым разом наряды становились все свободнее и свободнее. Я сидел в кресле и наблюдал, как исчезают на них одни платья и появляются другие, как добавляются детали вроде пояса или расстегнутой пуговицы, как меняются туфли, как укладываются прически. Уже через десять минут все окончательно перемешалось, и я, честное слово, не понимал, которая из них Кики, а которая моя жена. Девушек поглотил процесс, они резвились передо мной, как перед зеркалом, забывая, что зеркало видит и слышит. «Посмотри-ка, дядюшка, как сидит на Кики этот костюмчик». Вскоре они перешли на белье и комбинации. Мне потребовалось не менее двух кружек пива, чтобы прийти в себя и не ерзать в кресле во время демонстрации. Каждый раз при появлении девушек я испытывал нечто вроде ожога в области грудной клетки. «Как мы смотримся, дядюшка?» В жизни не видел ничего более соблазнительного. О-о-о-о, соединение разноцветных ведьм, о-о-о-о, повелительницы тумана в моем мозгу.
Когда я оправился от шока, Кики и Валерия разгуливали по квартире в моих фланелевых рубашках. С бокалами шампанского и босиком. «Дядюшка, к вам прибыли посланницы от амазонок». Валерия устроилась на одном подлокотнике кресла, а Кики – на другом. Я получился между ними, как бабочка, – «мертвая голова» между крылышек. «Скажите – „чи-и-из!“« Эта фотография висит теперь на стене как украшение моего жилища. На фотографии – кресло, дядюшка в кресле и две чертовки на подлокотниках. Толстый дядюшка в черном костюме смотрит прямо в объектив, а чертовки уперлись перед собой руками и оседлали верхом подлокотники. Вот такая фотография.
«Дядюшка, поцелуй Кики и пожелай ей спокойной ночи». Как-то само собой получилось, что дядюшка для поцелуя выбрал колено Кики. Наверное, ближе всего оказалось к дядюшке именно колено. «А ты галантен, мой дядюшка». Кики устроилась спать в гостиной на диване. Валерия пощебетала возле нее, я потоптался рядом и отправился в спальню. Вскоре ко мне прибежала и Валерия. «Нет-нет, сегодня не будем, дядюшка». Я успокоился и заснул с приятной истомой от ощущения, что рядом дышит Валерия. Что в гостиной дышит Кики…
Утром я поднялся раньше всех. Валерия еще спала, обнимая подушку; из гостиной тоже не доносилось ни звука. Стараясь никого не потревожить, я тихо позавтракал на кухне, а затем оделся и вышел из дома. Мне захотелось удивить девушек каким-нибудь экстравагантным поступком, вроде подарков по случаю их пробуждения. На большую эксцентричность я не был в ту пору способен. Парфюмерная лавка только-только открылась, и я ввалился туда со всей полнотой сердца, как слон в посудное заведение. «Боже мой, какая прелесть!» – охнула дамочка неопределенного возраста, разглядывая меня исподлобья и нюхая собственное запястье. Я подумал, что ее восхищенное кудахтанье вырвалось по поводу сорта духов, и обратился к ней за советом. «В знак признательности или на прощание?» – спросила у меня хитрая дамочка. «Еще раз», – попросил я озвучить вопрос. «Ну-у, – дамочка прыснула себе на запястье свежую порцию „опиума“, – когда мужчина с утра пораньше бежит не в пивную, а в парфюмерный магазин… Либо у жены именины, либо…» Я махнул на нее рукой в прямом смысле. И вальяжно облокотился на прилавок. «Мне какие-нибудь модные душки, – поведал я продавщице, – один пузырек для блондинки и один пузырек для брюнетки». – «Боже мой! Какая прелесть!» – вторично отметила дамочка у меня за спиной. «Вы можете не кудахтать? – огрызнулся я. – Разве не видите, что у меня важное дело?» Дамочка подняла две лапки вверх, как кошка на спине. «Вижу, – согласилась она, – и сейчас помогу. Милочка, – обратилась она к продавщице, – покажите-ка нам…» Дальше последовала совершенно какая-то абракадабра, нечто вроде «мажи-мажи, нуар-нуар». Мне подсовывали под нос разные флакончики, заставляли нюхать женские запястья и задавали нескромные вопросы: «Брюнетка более темпераментная, да? Блондинка более нежная, да?» Какое отношение все это имело к духам – понять не могу. «Вы по профессии сексопатолог?» – спросил я у хитрой дамочки. «Я по профессии – женщина, – ответила она. – Если спрашиваю, значит, так надо». Ну и что я мог возразить? Наконец, когда у меня голова пошла кругом от различных ароматов и, как на допросе, я выложил этой дамочке всё, мне выдали две коробочки, беспрестанно повторяя: «Вот это для брюнетки, а вот это…» – «… Три раза натощак», – пробурчал я. «Может быть, может быть, – согласилась со мной дамочка, – если секс – утренний». Продавщица фыркнула и приняла от меня деньги за покупки. Дамочка вывалилась вслед за мною из магазинчика. «Одну минутку. – Она окликнула меня весьма решительно. – Знаю, что это выглядит слегка неприлично, но просто выхода никакого нет… Когда закончите развлекаться со своими дамами, – она порылась в сумочке и вытащила оттуда записную книжку вместе с губной помадой, – позвоните мне по телефону». – Дамочка набросала номер на листочке губной помадой. «Зачем?» – Я, вероятно, думаю прямолинейно. «Затем, – подтвердила дамочка. – Через полгода, через год – позвоните, и… – она в который раз принюхалась к своему запястью, – я не упущу своего шанса, обещаю». Мажи-мажи, нуар-нуар – «Черная магия». Я положил листочек с ее телефоном в нагрудный карман пиджака и совершенно забыл об этом…
Парфюмерное приключение заняло у меня сорок минут. Я потихоньку открыл входную дверь своей квартиры, на цыпочках прошел по коридору до спальни и заглянул туда. Мое желание – незаметно поставить коробочку духов у Валерии в изголовье – было понятно. Слегка непонятно было то, что я увидел в спальне. Валерия сидела абсолютно голая на пуфике перед зеркалом. Она глубоко дышала и вздрагивала через короткие промежутки времени, с закрытыми глазами. Колени Валерии были широко раздвинуты, а ее ладони скользили по телу и опускались все ниже, и ниже, и ниже… И тогда между ног Валерии я увидел голову Кики. Блондинка сидела перед Валерией на полу и… Тогда я отпрянул назад, чувствуя только, как колотится у меня в груди сердце. Глубокий стон Валерии послышался из спальни и как ножом полоснул меня по щеке. Совсем ничего не изменилось с момента появления на свет первого издания Лукиана…
«… Новости мы слышали про тебя, о Валерия! Что богатая лесбиянка по имени Мегилла влюбилась в тебя, что живете вы вместе и неизвестно какие вещи делаете между собой. Скажи, правда ли это? Больше всего об этом расскажи…»
Тихо-тихо я попятился прочь от спальни, и новый стон догнал меня на пороге кухни. Итак, интимные отношения между Валерией и Кики застигли меня врасплох. Я в растерянности уставился на холодильник, открыл его и нащупал бутылку пива. Экая незадача. Честно говоря, требовалось объяснение или намек – что делать? Обычно подобные картинки интересуют меня. И кажется, что женщины просто шалят без мужчины. Как загуляет по полю ветер, и тугие колосья пшеницы страстно переплетаются между собой в ожидании предстоящей жатвы. В этом случае мне следует поспешить в спальню… Но что меня ждет среди моря соблазнов? Буря негодования или попутный бриз?..
«… Молчи, молчи… ведь это так странно. Вначале она целовала меня – „ну попробуй же и увидишь…“. Она приоткрывала мне губы и проникала язычком в мой рот, и даже укусила среди поцелуев…»
Я отхлебнул из бутылки пива и решил еще раз как следует подумать, прежде чем обнаружить свое присутствие. Мне, вероятно, требовалось время, чтобы освоиться с новой ролью. Если бы знать, как давно между Кики и Валерией существуют подобные отношения…
«… Тогда я обняла ее как мужчину, испытывая необычайное наслаждение. И делала свое дело, задыхаясь, но… Не расспрашивай так подробно: ведь это неприлично! Клянусь, я не могу тебе больше ничего рассказать…»
Наверное, мне надо было сидеть на кухне и готовить для девушек завтрак. Ведь я не должен ревновать Валерию к птичкам, которые кормятся у нее из рук, к воздуху, которым она дышит, к девушкам, которые ласкают ее… Я взял со стола тарелку и аккуратно бросил тарелку на пол. И прекрасно – охи-охи в спальне прекратились. Я принялся собирать осколки прошлого и будущего. Так я и ползал на четвереньках по полу, когда в поле моего зрения показались голые ноги. «Дядюшка, дядюшка, зачем ты безобразничаешь?» Кики и Валерия посматривали на меня сверху вниз без тени смущения. Я демонстративно высыпал осколки фарфора в мусорное ведро, открыл свежую бутылку пива и молча направился к себе в кабинет. По сравнению с квартирой на Палаточной мой нынешний кабинет проигрывал в размерах. Там умещался только письменный стол да небольшой диван, обитый кожзаменителем. Моя библиотека находилась в гостиной, и я натаскивал оттуда стопки книг и сваливал в кабинете куда попало. «Дядюшка, дядюшка, ты хочешь утвердить мировое господство?» Валерия заглянула ко мне в кабинет со стаканчиком сока в правой руке. Девушки отлично понимали, что я все видел и слышал. Нет-нет, увы, «милый дядюшка» не претендовал на роль мирового жандарма; дядюшка не боролся с феминистками; дядюшка просто хотел, чтобы эти девишники прекратились. «А что так тебя беспокоит, милый дядюшка?» И в самом деле – что? Четырежды задайте мне этот вопрос – в храме, в постели, в конгрессе, у сексопатолога. Четырежды получите разный ответ. А по правде говоря, меня беспокоила мужская гегемония. Ведь всякие моральные установки вращаются вокруг моей оси, покуда ось находится в состоянии эрекции. Сама природа доверила мне приоритет, с яйцами. Поэтому удовольствие, полученное без меня, – запретное удовольствие. Так и запишем… «Может быть, дядюшка хочет заняться любовью втроем?» Так и запишем – Валерию оправдать. Любая женщина бисексуальна, потому что способна рожать и мальчиков, и девочек… Я для характера выждал паузу, а потом неожиданно для себя подтвердил – да! Дядюшка хочет разделить с девушками, мммм… Я снова задумался. «Ну же, дядюшка!» Разделить постель. Это самый простой и приятный способ восстановить попранную мужскую гегемонию. «Трахнуть всех». Валерия поболтала в стакане соком. «Ну, дядюшка, в этом нет ничего невозможного».
Валерия поправила на себе рубашку, считая, что разговор закончен и больше тут обсуждать нечего, и вернулась на кухню. Я засунул под мышку книгу и, раз-два-три, небрежно пошел следом. Валерия и Кики готовили на кухне завтрак в четыре руки. Они передвигались, как в танце, быстро и мелодично, разливая по кружкам кофе, щелкая тостером, без дополнительных вопросов и замечаний. «Добро пожаловать в семью, милый дядюшка…»
Странная жизнь моя развивалась в доме на Вацлавской площади. Я привыкал не ревновать Валерию к ее самостоятельным желаниям, а Кики, по общей договоренности, привыкала ко мне. Она поселилась у нас в гостиной, иногда пропадая на пару дней и неизменно появляясь снова. «Как вы тут поживали, милый дядюшка? Все ли дырочки посетили?» Кики целовала меня в правую щеку и подставляла для поцелуя свою, но дальше трогательного почмокивания дело никак не двигалось. Единожды я приложился к ее груди своими ладонями и тут же получил подзатыльник. Это произошло так быстро, что я даже не сообразил, кто именно треснул меня по башке – Кики или стоявшая неподалеку Валерия. «Еще раз так сделаешь, и мы оборвем тебе ушки, милый дядюшка». Какой-то физической близости между Валерией и Кики я, в общем-то, тоже не замечал. Девушки держались, как и положено подружкам, без сексуальной предрасположенности. Не скрою, что их поведение несколько меня озадачило. В некотором смысле я даже был разочарован. Тем более что и моя сексуальная связь с Валерией нарушилась. «Не надо, не надо, милый дядюшка, ведь мы же договаривались…» О чем, позвольте узнать? Но я молчал, ожидая, когда девушки растолкуют мне, что к чему. «Это должно быть красиво, милый дядюшка». Не спорю. И нередко я представлял себе, насколько красиво может выглядеть обыкновенная ночь любви с Валерией, без присутствия Кики в моей гостиной. «Тихо-тихо, милый дядюшка, а то Кики бог знает о чем подумает!» Еще через месяца полтора, разглядывая ночью молодую жену, которая безмятежно посапывала рядом на постели, я решил, что либо Кики в течение ближайшей недели привыкнет ко мне, либо пусть убирается к чертовой матери и не мешает нам жить полнокровно. «Женщины – чувствительные натуры, милый дядюшка». И я задабривал чувствительную натуру Кики щедрыми подарками по всякому неподходящему поводу. Особенно постарался, когда Валерия мне шепнула, что завтра у Кики день рождения. Я устроил для Кики «шикарное», по выбору Валерии, ожерелье. «Дорогая Кики! – торжественно сказала Валерия. – Поздравляю тебя с вечной молодостью!» Смущенная Кики трогательно потупила глазки… Теперь наше семейное благополучие полностью зависело от Кики. Мне думалось, что у Валерии происходит бисексуальный перелом, когда совмещаются раздельные желания. Меньше бы я об этом рассуждал, было бы лучше. Чтобы подбодрить девушек, я зачитывал по вечерам самую прогрессивную античную литературу, а Кики только посмеивалась, не расценивая мои исторические мотивы как призыв…
Мне некому было рассказывать о «Валерии». Когда Агриппина позвонила, я поведал ей о Яне Рай-чек. Что наша свадьба с Яной уже состоялась, что теперь я женатый человек. «Поздравляю», – пробурчала Агриппина и повесила телефонную трубку. Больше мне не требовались ее звонки, а только официальные отношения, поэтому «Яна Райчек» звучало для Агриппины как нельзя лучше.
Валерия переставила мебель в квартире, отодвинула книги и теперь перетряхивала мою жизнь. Теперь я мало цитировал Корнелия Тацита, а больше сопровождал Валерию по магазинам, барам и дискотекам. Она терпеть не могла сидеть дома. Я вынужден был изменить свои привычки и даже похудел килограммов на пять от ежедневных прогулок и ночных заведений. Дискотеки не радовали мое пузо, как не радовали молодые идиоты на танцевальных площадках, которые крутили мою Валерию по всему периметру. Обычно я сидел за столиком, наблюдая, как Валерия дрыгается под музыку, и заслонялся от зала кружкой пива, когда Валерия особенно высоко задирала ноги. Она извивалась всем телом, раздвигая свои колени, и это зрелище приводило меня в состояние сексуальной агрессии. Я с нетерпением ожидал, когда закончится танцевальный марафон и мы окажемся вдвоем с Валерией в нашей квартире. Мы представляли собой странную пару, поэтому тешили себя экстравагантными играми.
С появлением Валерии мои сексуальные фантазии приобрели плоть. Женщины – вот самая распространенная болезнь в обществе. Сродни алкоголизму и наркомании. Здоровый человек осознает, что фантазии – игра подсознания, больной – бежит насиловать девочек и мастурбировать под окнами. Обычно фантазии дремлют в глубине мозга, далеко от реальности. Но когда в жизни одинокого мужчины случается такая женщина, как Валерия, он перестает понимать, где реальность, а где воплощение его мечты. Ведь Валерия и раньше являлась мне как смутный образ, как предел желаний, являлась неоднократно во сне как самая раскрепощенная из моих фантазий. Глядя на Валерию, я никак не мог отделаться от чувства, что это иллюзия, галлюцинация, фантом. По телу моему ползают зеленые крокодильчики, а их никто не видит. Валерия уже состоялась как бред, и надо ли останавливаться посредине дороги, чтобы поддерживать с этим «крокодильчиком» размеренный и буржуазный брак? И держать себя в рамочках общественной морали, когда Валерия разжигает меня ежечасно, модулируя этот бред по собственной прихоти. Простите, господа, но общественная мораль не контролирует подсознание. Каждую ночь отдельные граждане совершают во сне непристойности различного свойства и частенько даже не помнят об этом. У каждого свои крокодильчики. А Валерия… Валерия приходилась мне родственницей, как злокачественная опухоль – племянницей мозгу. И можете меня осудить. Но только человек, начисто лишенный воображения, бросит в меня камень, да и то – посмотрел бы я на этого человека, когда Валерия возьмет его за яйца. И я расскажу, расскажу, словно доктору Фрейду, ничего не утаивая, как я развлекался со своей фантазией, как я обладал своей Валерией…
«А теперь, мой замечательный извращенец, мы будем играть в дядюшку и непослушную племянницу, – сказала Валерия в канун Рождества, когда были выпиты почти что три бутылки ликера. – Для продолжения разговора мне надо бы раздеться», – сообщила Валерия и совершенно разделась, разбрасывая свои вещи по комнате. Она была красива, как дьявол в лучшем из своих воплощений, а я был просто – заброшенный дядюшка Клавдио. Тогда этот смуглый дьявол велел и мне освободиться от штанов, и я послушно исполнил его приказание. «Ах, дядюшка, – сказала Валерия, – я обратно не выучила уроки! Вы сердитесь, мой милый дядюшка, я вижу». Естественно. У «дядюшки» наблюдалась эрекция. Валерия взяла с полки книгу и пролистнула. «Теперь я готова получить по заслугам, – сообщила она. – Извольте преподать мне урок античности!» Валерия моментально легла на стол, а «дядюшка» обязан был преподавать стоя. Все, что я знал о «педагогике», Валерии не подходило. Она запретила мне трогать ее руками – «нельзя-нельзя, дорогой дядюшка». Я должен был просто находиться рядом и читать книгу – «внятно и понятно». Как помнится, «Жизнеописание двенадцати цезарей» Гая Светония Транквилла. Валерия лежала на спине, раскинув ноги, а я стоял у нее между ног и водил указательным пальцем по странице…
«К концу жизни он начал обнаруживать явные признаки сожаления о браке с Агриппиной. Однажды он воскликнул…»
В этот момент (редкое литературное извращение!) Валерия «заехала» на меня, как тортик с кремом, и я действительно воскликнул:
«… Все мои жены были безнравственны!!! Но не были безнаказанны!…»
Валерия отодвинулась назад и сказала – «продолжайте-продолжайте, милый дядюшка, очень интересно». Я неправильно ее понял и попытался продолжить, но Валерия уперлась в меня коленом и без труда остановила. «Читайте дальше, милый дядюшка, – пояснила Валерия, – а прочее предоставьте мне». Голос у меня дрожал и временами срывался, зато Валерия была спокойна, как исследователь Арктики. Медленно сближаясь, мы закончили одну главу, и я подумывал, что часов до четырех утра смогу дочитать наконец-то и всю книгу, но внезапно Валерия ударила пяткой меня по заднице, и все благополучно разрешилось… После чего я пошатнулся и вынужден был присесть, чтобы остановить головокружение. «Бокал вина?» – предложила Валерия, поглядывая на меня. Она повернулась на бок и лежала на столе как пантера, поигрывая пустым бокалом. «Дядюшкин сон». Мне захотелось ее поцеловать, но пантера выпустила коготки. «Ну-ну, – сказала Валерия, – только без глупостей. До оформления соответствующих документов». Я вопросительно уставился на нее. «Мой дорогой извращенец, – Валерия поднялась со стола, – я готова хоть завтра выйти за тебя замуж. Или мне все книги перечитать?» – И Валерия указала пальчиком на полки с античной литературой. Можно кричать от ужаса, когда попадаешь в болото, но я согласился на брак беззвучно. Из экономии сил и времени. «Волшебные колокольчики, волшебные колокольчики звенят на дороге! Волшебные колокольчики, волшебные колокольчики – как весело ехать на саночках!…»
На свадебный ужин Валерия пригласила свою подругу. «Ведь у нас должны быть гости?» На этот раз мы не пошли в ресторан – Валерия предпочла отметить это событие дома. «Семейный праздник». Подруга Валерии выглядела просто потрясающе. «Кики!» – представилась она. Эффектная блондинка. Валерия предупреждала, что на самом деле блондинку зовут не так, но – «Кики звучит веселее, не правда ли, милый дядюшка?» Что за поветрие у современной молодежи? Я вынужден был согласиться, что совершенно ничего не понимаю в нынешней лингвистике. «Дядюшка, помоги Кики раздеться!» Кики повернулась ко мне спиной, разрешая за ней поухаживать. Я достаточно неуклюже ухватился за ее шубку и потянул на себя вместе с платьем. «Не так быстро, милый дядюшка, не так быстро». Кики провела руками по бедрам и поставила платье на место, а я глядел на нее и думал: ну как такая взрослая девушка умещается в кукольной тряпочке? Как она может ходить, поднимать руки, передвигать ноги, а тряпочка остается на месте, будто нарисованная. «Дядюшка, перестань разглядывать Кики». Блондинка улыбнулась и прошла мимо меня в комнату. Я почувствовал призрачный шлейф от ее парфюма и неизвестно почему вдруг подумал, что абсолютно не разбираюсь в женщинах. Должно быть, Кики показалась мне такой же привлекательной, как и Валерия. Я растерялся и покраснел от этих мыслей. «Дядюшка, кончай думать и садись за стол». Кики и Валерия смотрели на меня, как две модели с обложки журнала на перезрелого онаниста. У них была своя иллюстрированная жизнь, а у меня сплошные половые проблемы. Так, во всяком случае, мне померещилось. Платье на Кики только считалось платьем, и я не смел опустить взгляд ниже определенного уровня. Потому что ниже носика Кики мои взгляды могли показаться неприличными. «Дядюшка, ты знаешь разницу между чулками и колготками?» Я догадался, по едва заметным признакам, что Кики носит контактные линзы, как и Валерия. До знакомства с Яной Райчек я думал, что линзы предназначены вместо очков для людей с ослабленным зрением. Поэтому стеснялся спросить у Валерии, что именно у нее – близорукость или дальнозоркость. Валерия должна была оставаться совершенной. Но однажды ночью я зашел на кухню, чтобы выпить минеральной воды, и включил свет. Валерия сидела за кухонным столом и смотрела на меня чисто голубыми глазами. Я уронил пустой стакан. «В чем дело?» – спросила тогда Валерия. Конечно, я испугался от неожиданности. Валерия находилась все время на кухне, покуда я разыскивал в темноте минеральную воду, почесывался и позевывал. Я и понятия не имел, что Валерия притаилась где-то рядом, как лунная тень. Если бы я оказался вдруг под Эйфелевой башней без трусов, то, наверное, испугался бы меньше, чем когда неожиданно включил свет и увидел Валерию с голубыми глазами вместо карих. «Это трагедия?» – спросила тогда Валерия. «Нисколько, – ответил я, – но почему ты сидишь ночью на кухне?» Валерия закурила, продолжая сверлить меня взглядом. «Какую бы гадость сказать тебе, милый дядюшка, чтобы ты отстал?» Ну что же, я понимаю – у женщины могут быть месячные, дурное настроение и голубые глаза. Я выключил свет и вышел из кухни…
Линзы у Кики оказались такого же цвета, как и глаза у Валерии. Обе девушки были неуловимо похожи, как рассвет и сумерки, что по сути своей одно – маргинальное состояние жизни. Неясная область полутонов, когда день превращается в ночь или ночь вдень. Сумерки, сумерки, сумерки… «Ты, дядюшка, наблюдаешь разницу?» Разница между чулками и колготками была очевидной. Вероятно, Валерия права, что от пятки до бедра любая женщина интереснее, чем от уха до уха. Мы мило потягивали шампанское, ужинали и «чирикали» – о том, о сем. И мысли мои бились между коленками Валерии – о том, о сем, о том, о сем, о том, о сем. И между коленками Кики – о сем, о том, о сем, о том, о сем, о том. Стоило раздвинуться коленям Валерии на один сантиметр, как я подумал о почти непреодолимой разнице между античными женщинами и современными христианками. Валерия перехватила мой взгляд и раскинула колени пошире. Да! Остались еще на земле маргиналки между чулками и колготками! «Дядюшка, дядюшка, чьи тебе ножки больше нравятся?»
После ужина девушки решили переодеться, чтобы Кики чувствовала себя посвободнее. «Официальная часть закончена, дядюшка». Время от времени они выбегали в гостиную, демонстрируя мне наряды из гардероба Валерии. С каждым разом наряды становились все свободнее и свободнее. Я сидел в кресле и наблюдал, как исчезают на них одни платья и появляются другие, как добавляются детали вроде пояса или расстегнутой пуговицы, как меняются туфли, как укладываются прически. Уже через десять минут все окончательно перемешалось, и я, честное слово, не понимал, которая из них Кики, а которая моя жена. Девушек поглотил процесс, они резвились передо мной, как перед зеркалом, забывая, что зеркало видит и слышит. «Посмотри-ка, дядюшка, как сидит на Кики этот костюмчик». Вскоре они перешли на белье и комбинации. Мне потребовалось не менее двух кружек пива, чтобы прийти в себя и не ерзать в кресле во время демонстрации. Каждый раз при появлении девушек я испытывал нечто вроде ожога в области грудной клетки. «Как мы смотримся, дядюшка?» В жизни не видел ничего более соблазнительного. О-о-о-о, соединение разноцветных ведьм, о-о-о-о, повелительницы тумана в моем мозгу.
Когда я оправился от шока, Кики и Валерия разгуливали по квартире в моих фланелевых рубашках. С бокалами шампанского и босиком. «Дядюшка, к вам прибыли посланницы от амазонок». Валерия устроилась на одном подлокотнике кресла, а Кики – на другом. Я получился между ними, как бабочка, – «мертвая голова» между крылышек. «Скажите – „чи-и-из!“« Эта фотография висит теперь на стене как украшение моего жилища. На фотографии – кресло, дядюшка в кресле и две чертовки на подлокотниках. Толстый дядюшка в черном костюме смотрит прямо в объектив, а чертовки уперлись перед собой руками и оседлали верхом подлокотники. Вот такая фотография.
«Дядюшка, поцелуй Кики и пожелай ей спокойной ночи». Как-то само собой получилось, что дядюшка для поцелуя выбрал колено Кики. Наверное, ближе всего оказалось к дядюшке именно колено. «А ты галантен, мой дядюшка». Кики устроилась спать в гостиной на диване. Валерия пощебетала возле нее, я потоптался рядом и отправился в спальню. Вскоре ко мне прибежала и Валерия. «Нет-нет, сегодня не будем, дядюшка». Я успокоился и заснул с приятной истомой от ощущения, что рядом дышит Валерия. Что в гостиной дышит Кики…
Утром я поднялся раньше всех. Валерия еще спала, обнимая подушку; из гостиной тоже не доносилось ни звука. Стараясь никого не потревожить, я тихо позавтракал на кухне, а затем оделся и вышел из дома. Мне захотелось удивить девушек каким-нибудь экстравагантным поступком, вроде подарков по случаю их пробуждения. На большую эксцентричность я не был в ту пору способен. Парфюмерная лавка только-только открылась, и я ввалился туда со всей полнотой сердца, как слон в посудное заведение. «Боже мой, какая прелесть!» – охнула дамочка неопределенного возраста, разглядывая меня исподлобья и нюхая собственное запястье. Я подумал, что ее восхищенное кудахтанье вырвалось по поводу сорта духов, и обратился к ней за советом. «В знак признательности или на прощание?» – спросила у меня хитрая дамочка. «Еще раз», – попросил я озвучить вопрос. «Ну-у, – дамочка прыснула себе на запястье свежую порцию „опиума“, – когда мужчина с утра пораньше бежит не в пивную, а в парфюмерный магазин… Либо у жены именины, либо…» Я махнул на нее рукой в прямом смысле. И вальяжно облокотился на прилавок. «Мне какие-нибудь модные душки, – поведал я продавщице, – один пузырек для блондинки и один пузырек для брюнетки». – «Боже мой! Какая прелесть!» – вторично отметила дамочка у меня за спиной. «Вы можете не кудахтать? – огрызнулся я. – Разве не видите, что у меня важное дело?» Дамочка подняла две лапки вверх, как кошка на спине. «Вижу, – согласилась она, – и сейчас помогу. Милочка, – обратилась она к продавщице, – покажите-ка нам…» Дальше последовала совершенно какая-то абракадабра, нечто вроде «мажи-мажи, нуар-нуар». Мне подсовывали под нос разные флакончики, заставляли нюхать женские запястья и задавали нескромные вопросы: «Брюнетка более темпераментная, да? Блондинка более нежная, да?» Какое отношение все это имело к духам – понять не могу. «Вы по профессии сексопатолог?» – спросил я у хитрой дамочки. «Я по профессии – женщина, – ответила она. – Если спрашиваю, значит, так надо». Ну и что я мог возразить? Наконец, когда у меня голова пошла кругом от различных ароматов и, как на допросе, я выложил этой дамочке всё, мне выдали две коробочки, беспрестанно повторяя: «Вот это для брюнетки, а вот это…» – «… Три раза натощак», – пробурчал я. «Может быть, может быть, – согласилась со мной дамочка, – если секс – утренний». Продавщица фыркнула и приняла от меня деньги за покупки. Дамочка вывалилась вслед за мною из магазинчика. «Одну минутку. – Она окликнула меня весьма решительно. – Знаю, что это выглядит слегка неприлично, но просто выхода никакого нет… Когда закончите развлекаться со своими дамами, – она порылась в сумочке и вытащила оттуда записную книжку вместе с губной помадой, – позвоните мне по телефону». – Дамочка набросала номер на листочке губной помадой. «Зачем?» – Я, вероятно, думаю прямолинейно. «Затем, – подтвердила дамочка. – Через полгода, через год – позвоните, и… – она в который раз принюхалась к своему запястью, – я не упущу своего шанса, обещаю». Мажи-мажи, нуар-нуар – «Черная магия». Я положил листочек с ее телефоном в нагрудный карман пиджака и совершенно забыл об этом…
Парфюмерное приключение заняло у меня сорок минут. Я потихоньку открыл входную дверь своей квартиры, на цыпочках прошел по коридору до спальни и заглянул туда. Мое желание – незаметно поставить коробочку духов у Валерии в изголовье – было понятно. Слегка непонятно было то, что я увидел в спальне. Валерия сидела абсолютно голая на пуфике перед зеркалом. Она глубоко дышала и вздрагивала через короткие промежутки времени, с закрытыми глазами. Колени Валерии были широко раздвинуты, а ее ладони скользили по телу и опускались все ниже, и ниже, и ниже… И тогда между ног Валерии я увидел голову Кики. Блондинка сидела перед Валерией на полу и… Тогда я отпрянул назад, чувствуя только, как колотится у меня в груди сердце. Глубокий стон Валерии послышался из спальни и как ножом полоснул меня по щеке. Совсем ничего не изменилось с момента появления на свет первого издания Лукиана…
«… Новости мы слышали про тебя, о Валерия! Что богатая лесбиянка по имени Мегилла влюбилась в тебя, что живете вы вместе и неизвестно какие вещи делаете между собой. Скажи, правда ли это? Больше всего об этом расскажи…»
Тихо-тихо я попятился прочь от спальни, и новый стон догнал меня на пороге кухни. Итак, интимные отношения между Валерией и Кики застигли меня врасплох. Я в растерянности уставился на холодильник, открыл его и нащупал бутылку пива. Экая незадача. Честно говоря, требовалось объяснение или намек – что делать? Обычно подобные картинки интересуют меня. И кажется, что женщины просто шалят без мужчины. Как загуляет по полю ветер, и тугие колосья пшеницы страстно переплетаются между собой в ожидании предстоящей жатвы. В этом случае мне следует поспешить в спальню… Но что меня ждет среди моря соблазнов? Буря негодования или попутный бриз?..
«… Молчи, молчи… ведь это так странно. Вначале она целовала меня – „ну попробуй же и увидишь…“. Она приоткрывала мне губы и проникала язычком в мой рот, и даже укусила среди поцелуев…»
Я отхлебнул из бутылки пива и решил еще раз как следует подумать, прежде чем обнаружить свое присутствие. Мне, вероятно, требовалось время, чтобы освоиться с новой ролью. Если бы знать, как давно между Кики и Валерией существуют подобные отношения…
«… Тогда я обняла ее как мужчину, испытывая необычайное наслаждение. И делала свое дело, задыхаясь, но… Не расспрашивай так подробно: ведь это неприлично! Клянусь, я не могу тебе больше ничего рассказать…»
Наверное, мне надо было сидеть на кухне и готовить для девушек завтрак. Ведь я не должен ревновать Валерию к птичкам, которые кормятся у нее из рук, к воздуху, которым она дышит, к девушкам, которые ласкают ее… Я взял со стола тарелку и аккуратно бросил тарелку на пол. И прекрасно – охи-охи в спальне прекратились. Я принялся собирать осколки прошлого и будущего. Так я и ползал на четвереньках по полу, когда в поле моего зрения показались голые ноги. «Дядюшка, дядюшка, зачем ты безобразничаешь?» Кики и Валерия посматривали на меня сверху вниз без тени смущения. Я демонстративно высыпал осколки фарфора в мусорное ведро, открыл свежую бутылку пива и молча направился к себе в кабинет. По сравнению с квартирой на Палаточной мой нынешний кабинет проигрывал в размерах. Там умещался только письменный стол да небольшой диван, обитый кожзаменителем. Моя библиотека находилась в гостиной, и я натаскивал оттуда стопки книг и сваливал в кабинете куда попало. «Дядюшка, дядюшка, ты хочешь утвердить мировое господство?» Валерия заглянула ко мне в кабинет со стаканчиком сока в правой руке. Девушки отлично понимали, что я все видел и слышал. Нет-нет, увы, «милый дядюшка» не претендовал на роль мирового жандарма; дядюшка не боролся с феминистками; дядюшка просто хотел, чтобы эти девишники прекратились. «А что так тебя беспокоит, милый дядюшка?» И в самом деле – что? Четырежды задайте мне этот вопрос – в храме, в постели, в конгрессе, у сексопатолога. Четырежды получите разный ответ. А по правде говоря, меня беспокоила мужская гегемония. Ведь всякие моральные установки вращаются вокруг моей оси, покуда ось находится в состоянии эрекции. Сама природа доверила мне приоритет, с яйцами. Поэтому удовольствие, полученное без меня, – запретное удовольствие. Так и запишем… «Может быть, дядюшка хочет заняться любовью втроем?» Так и запишем – Валерию оправдать. Любая женщина бисексуальна, потому что способна рожать и мальчиков, и девочек… Я для характера выждал паузу, а потом неожиданно для себя подтвердил – да! Дядюшка хочет разделить с девушками, мммм… Я снова задумался. «Ну же, дядюшка!» Разделить постель. Это самый простой и приятный способ восстановить попранную мужскую гегемонию. «Трахнуть всех». Валерия поболтала в стакане соком. «Ну, дядюшка, в этом нет ничего невозможного».
Валерия поправила на себе рубашку, считая, что разговор закончен и больше тут обсуждать нечего, и вернулась на кухню. Я засунул под мышку книгу и, раз-два-три, небрежно пошел следом. Валерия и Кики готовили на кухне завтрак в четыре руки. Они передвигались, как в танце, быстро и мелодично, разливая по кружкам кофе, щелкая тостером, без дополнительных вопросов и замечаний. «Добро пожаловать в семью, милый дядюшка…»
Странная жизнь моя развивалась в доме на Вацлавской площади. Я привыкал не ревновать Валерию к ее самостоятельным желаниям, а Кики, по общей договоренности, привыкала ко мне. Она поселилась у нас в гостиной, иногда пропадая на пару дней и неизменно появляясь снова. «Как вы тут поживали, милый дядюшка? Все ли дырочки посетили?» Кики целовала меня в правую щеку и подставляла для поцелуя свою, но дальше трогательного почмокивания дело никак не двигалось. Единожды я приложился к ее груди своими ладонями и тут же получил подзатыльник. Это произошло так быстро, что я даже не сообразил, кто именно треснул меня по башке – Кики или стоявшая неподалеку Валерия. «Еще раз так сделаешь, и мы оборвем тебе ушки, милый дядюшка». Какой-то физической близости между Валерией и Кики я, в общем-то, тоже не замечал. Девушки держались, как и положено подружкам, без сексуальной предрасположенности. Не скрою, что их поведение несколько меня озадачило. В некотором смысле я даже был разочарован. Тем более что и моя сексуальная связь с Валерией нарушилась. «Не надо, не надо, милый дядюшка, ведь мы же договаривались…» О чем, позвольте узнать? Но я молчал, ожидая, когда девушки растолкуют мне, что к чему. «Это должно быть красиво, милый дядюшка». Не спорю. И нередко я представлял себе, насколько красиво может выглядеть обыкновенная ночь любви с Валерией, без присутствия Кики в моей гостиной. «Тихо-тихо, милый дядюшка, а то Кики бог знает о чем подумает!» Еще через месяца полтора, разглядывая ночью молодую жену, которая безмятежно посапывала рядом на постели, я решил, что либо Кики в течение ближайшей недели привыкнет ко мне, либо пусть убирается к чертовой матери и не мешает нам жить полнокровно. «Женщины – чувствительные натуры, милый дядюшка». И я задабривал чувствительную натуру Кики щедрыми подарками по всякому неподходящему поводу. Особенно постарался, когда Валерия мне шепнула, что завтра у Кики день рождения. Я устроил для Кики «шикарное», по выбору Валерии, ожерелье. «Дорогая Кики! – торжественно сказала Валерия. – Поздравляю тебя с вечной молодостью!» Смущенная Кики трогательно потупила глазки… Теперь наше семейное благополучие полностью зависело от Кики. Мне думалось, что у Валерии происходит бисексуальный перелом, когда совмещаются раздельные желания. Меньше бы я об этом рассуждал, было бы лучше. Чтобы подбодрить девушек, я зачитывал по вечерам самую прогрессивную античную литературу, а Кики только посмеивалась, не расценивая мои исторические мотивы как призыв…