Я догадываюсь, что общество и хозяйство, например в Римской империи, не строилось преимущественно на сексуальных отношениях. Тогда давайте выделим эту мысль и присобачим Венере Милосской прядильный станок. Все равно неизвестно, в какую сторону у нее были загнуты руки. А прядение шерсти в домашних условиях олицетворяло для римлян чистоту женских помыслов. Конечно, я сомневаюсь, что с этими целями была изготовлена прославленная статуя, зато "при станке" Венера будет выглядеть "приличнее", и даже оголенный торс подчеркнет трудолюбие римской пряхи, которая в жаркий день запарилась на работе и поэтому слегка приобнажилась. Аллюзия достаточно глупая, но не хуже попыток запрятать на верхние полки сомнительные горшочки с целью нравственного воспитания (и физического развития). Поэтому в какую сторону двигалось воображение средневекового "реставратора", ввиду отсутствия у античных статуй жизненно важных органов, - надо еще исследовать! Мне же конкретно все равно - чем предосудительным занималось "древо хомо сапиенсов". Осуждать людей разумных не моя епархия. Однако лицемерная забота каких-то придурков о моей нравственности провоцирует меня на большие безобразия, чем я был предрасположен к ним от природы. Вдобавок и у нормальных людей создается впечатление, что древние римляне и греки в какой-то момент "остатуились", словно на них посмотрела Медуза Горгона. Жили-были и замерли - за сочинением "Нравственных писем" к Луциллию и Цицерону. Уместно предположить, что будущие исследователи, глядя на бесполые манекены из супермаркета, станут реконструировать нашу жизнь аналогичным образом.
Кстати, о Цицероне... Однажды близ антикварной лавки мне предложили трехтомник его сочинений, изданный в девятнадцатом веке. "А не хотите ли письма Цыцы?" - обратился ко мне подержанный букинист. "Наверное, Кики?" честолюбиво отозвался я, поскольку, ввиду отсутствия звука "це" в классической латыни, родовое имя знаменитого публициста начиналось с буквы "ка". Кикерон. Но мои познания - воспрепятствовали покупке трехтомника. "Раз ты такой умный, значит, достанешь сам!" - выразился букинист и унес замечательное издание к любителю попроще. Отсюда вывод... Нельзя обнаруживать свою осведомленность до завершения сделки с Антихристом. Вывод немного парадоксальный, зато - верный. И лучше всю жизнь прикидываться дураком, чем париться в котле под крышкой.
Поэтому я посещал букинистические магазины, можно сказать, инкогнито...
Густав Шкрета; сорока двух лет; пегий шатен со сломанным носом... Интересуюсь открытками... Кисейных барышень начала двадцатого века...
В Праге великое множество всяких антикварных лавок, но особенно располагают - две или три. По вашему выбору. Где-то понравится продавец, где-то атмосфера, где-то вы найдете очень нужную книгу или вещь и будете впредь посещать эту лавочку регулярно. У меня было три таких места, о точных адресах - умолчу. И вот однажды в лавке букиниста, которая устраивала меня по всем показателям - продавец, атмосфера, выбор, - я рассматривая только что приобретенную фотографическую открытку...
Крошка Фифи; лучшие воспоминания; Спальна улица, дом четырнадцать...
Судя по некоторым признакам, открытка была изготовлена не позже тридцатых годов. На эту экспертизу у меня ушло немного времени - я просто чуть сдвинул в сторону палец и обнаружил в правом нижнем углу дату - 1930. Именно в этом году "Крошка Фифи" облюбовала канапе, чтобы увековечить себя на фотографии. Я поблагодарил букиниста и вышел из лавки в чудесном расположении духа. Спальна улица была в двух кварталах отсюда, погода хорошая... "Почему бы не навестить Фифи или то, что от нее осталось? подумал я и отправился на поиски дома номер четырнадцать.
В Старом Городе ничего не менялось лет триста. Собственно говоря, в этом и состояла мистика Праги - довольно легко представить себе Голема, неизменно стоящего на одном и том же углу с кружкой для подаяний. Впрочем, я неоднократно замечал, что люди склонны врать по поводу своих фантазий. Они заполняют страницы книг описаниями, как в летний душный вечер им привиделся на дороге Кафка... Еще охотнее представляется коллективный призрак Ярослава Гашека под руку со Швейком. На двадцати - тридцати страницах. Как Гашек и Швейк гуляют по улочкам Праги вроде бродячих собак, по пешеходному маршруту номер три, для туристов, посещающих Старый Город с мини-разговорником. И тут же прилагается обязательное описание черепичных крыш, которые никак не падут на головы графоманов. Эти литературные фантазии вызывают у меня чувство собственной неполноценности. Поскольку готические и мистические образы Старой Праги предпочитают со мной не сталкиваться на "узких улочках". У них, кстати, хорошо поставлена служба контрразведки, поэтому когда я выхожу погулять, то никого аномального не встречаю... Вот пробежала собака с шелковым платком на шее; вот голубка, которую выкормил Пабло Пикассо, пролетела с куском батона в клюве; вот дом четырнадцать по улице Спальна...
Я вытащил из кармана "эротическую" открытку и снова принялся ее исследовать. На предмет - что мы здесь видим, кроме отчаянно декольтированной "крошки". Канапе, пальма, абажур... Фифи увековечила себя возле окна, в котором отпечатался дом напротив, со специфически декорированным фасадом. Я бы не взялся определить архитектурный стиль этого дома, поскольку "декор" и "декольте" - разные вещи. Но для себя отметил, что это должно быть "полуодетое рококо" и, судя по некоторым оригинальным "завитушкам", - первой половины восемнадцатого века. На фотографии виднелась часть балкона, который сохранился до нашего времени, и если мысленно провести параллельную линию - то окна Фифи находились на уровне третьего этажа в правом крыле дома номер четырнадцать...
Мне оставалось пойти и ознакомиться с дверью в квартиру Фифи, поскольку дальше - могли и не пустить. Редко кого устраивает, что в их помещении был бордель и, возможно, прабабушка - его содержательницей. Но стоило попробовать... Минуя с уверенным видом дверь консьержки, я поднялся на третий этаж для заключительного этапа реконструкции. Этакий филокартический маньяк в момент обострения болезни. На лучшее к себе отношение я не рассчитывал. Поэтому нажимал на звонок - уже без прежней уверенности... Дверь открылась, когда я собирался уйти непонятым... На пороге стоял средних лет мужчина и приветливо мне улыбался, как психоаналитик.
- Да? - с тем же вежливым, профессиональным интересом он продолжал изучать меня - от уха до уха.
Не знаю почему, но мне захотелось вдруг выложить ему всю правду: о том, как в трехлетнем возрасте ввиду отсутствия витаминов я пробовал есть уголь. Но я не нашел ничего другого, как спросить:
- Простите, Фифи дома? - и приготовился учтиво откланяться, бормоча, что, по всей вероятности, я ошибся адресом.
Но мужчина распахнул дверь пошире и сказал:
- Проходите.
После этого утверждать, что я все равно ошибся, было бы глупо. Вдобавок мне выпала редкая возможность увидеть квартиру, а может, и канапе, на котором Фифи позировала неизвестному фотографу. И единственное, что меня настораживало, так это встреча с самой Фифи. Я все-таки неплохо отношусь к женскому полу, чтобы злорадствовать при первом же знакомстве, глядя, как потемнела от времени некогда очаровательная Фифи...
- Какого возраста "фифи" вас интересует? - спросил мужчина прямо в прихожей.
Его неожиданный вопрос как бы являлся продолжением моих мыслей, хотя не совсем уверен, что под словом "фифи" он подразумевал чье-либо имя. И если вы думаете, что меня интересуют "ровесницы века", - вы думаете обо мне плохо.
- Двадцатилетнего, - без запинки ответил я. - Ну, в крайнем случае, лет двадцати пяти.
- Ага-а. - Мужчина в который раз посмотрел на меня внимательно, если не сказать - странно. - Проходите в гостиную, присаживайтесь, - пригласил он.
Канапе стояло на своем "обычном" месте, возле окна, и если мне ранее представлялось возможным похохмить, то теперь это желание у меня пропало...
- Показывайте фотографию, - спокойно предложил мужчина.
Это уже не вписывалось ни в какие логические построения. Я мог допустить, что чертово канапе было намертво прикручено к полу с самого сотворения мира, но каким сверхъестественным образом поступила к мужчине весть о фотографии в моем кармане?
- Нет ничего проще! - рассмеялся он, видя мое изумление. - Я, конечно, и дальше мог бы интриговать, но боюсь довести вас до инфаркта.
А я был готов поверить в мистическую Прагу и призрак Кафки.
- Вы любите в это время суток хороший коньяк? - тем временем поинтересовался мужчина. - Хотя, - он обратился к импровизированному бару, хороший коньяк полезен в любое время суток. А в вашем состоянии - особенно.
Я молча с ним согласился, то есть кивнул, а затем - предъявил фотографию Фифи.
- Ага, - воскликнул он, бегло взглянув на мою открытку. - Блондинка! А значит, с коньяком я несколько поторопился... Под блондинку положено пить шампанское. Но, - он на секунду задумался, - предлагаю пренебречь этикетом, учитывая данные обстоятельства.
Я снова кивнул в знак согласия.
- Дело в том, - поведал мужчина, когда мы выпили по рюмке действительно хорошего коньяка, - что существует несколько фотографий "крошки Фифи на канапе". Более того, все эти "фифи" - совершенно разные. У меня, например, брюнетка. У вас - блондинка. Не сомневаюсь, что были и рыженькие, только на черно-белых фотографиях этот нюанс пропал. Поэтому вы не первый, кто интересуется "крошкой Фифи"...
Я мысленно перебрал всех знакомых филокартистов и не нашел ни одного со сходной тематикой. Втайне я всегда этим гордился.
- Да-да, - подтвердил мужчина, - вы не первый, а второй. Три месяца назад я появился здесь с целью развлечься - и выкупил всю квартиру. Теперь разрешите представиться...
Мужчина поставил пустую рюмку на стол и отрекомендовался:
- Йиржи Геллер.
Выглядел он под стать нашему аномальному знакомству. Длинные рыжеватые волосы до плеч предполагали в нем оригинала, которому было наплевать, что подумают о нем люди, видя такую, с позволения сказать, прическу. Вдобавок его глаза, как у фарфоровой куклы, абсолютно ничего не выражали. Ни удивления, ни симпатии, ни чего-то еще из человеческих эмоций. Именно это и показалось мне странным в его взгляде. "С такими глазами удобно душить младенцев", - подумал я.
- Или выплачивать тридцать сребреников, - промолвил он.
- Чего-чего? - ошарашенно переспросил я.
- Вы, вероятно, невнимательно меня слушали, - пояснил Йиржи Геллер, что повторное вторжение в мои мысли не более чем случайность. - Я говорю долларов! Тридцать долларов! Это минимальная стоимость услуги...
- Какой услуги? - я все-таки решил уточнить.
- Самой разнообразной, - улыбнулся он. - От предательства до прелюбодеяния. Но в данном случае мы рассматриваем - посадку "фифи" на канапе. За эту услугу девицы запрашивают тридцать долларов. Я считаю, что это недорого. А вы?..
- Я ничего не считаю, - ответил я и солгал, поскольку оценивал в это время - уже вторую по счету рюмку коньяка.
- Это сразу видно, - подтвердил Йиржи Геллер, - что вы человек без предубеждений. Иногда очень трудно договориться с людьми, которые заранее считают, что некоторые понятия не рассматриваются как предмет торговли. Мне же, наоборот, кажется, что история о душе - противоречит фактам. А за художественный образ можно и заплатить...
- Постойте, - предположил я и удивился своей догадливости. - Вы покупаете мою душу? - По всей вероятности, вторая рюмка коньяка добавила мне прозорливости.
- А что такое душа? - поинтересовался Йиржи Геллер. - Какой-нибудь жизненно важный человеческий орган для пересадки? Вроде почки или печени?
Я критически оглядел Йиржи Геллера, как хозяйка позавчерашний гуляш, пододвинул свою пустую рюмку к бутылке коньяка и продолжил разговор не совсем логично:
- Да кому нужна ваша дохлая почка?!
- А кому нужна ваша испорченная душа?! - тут же откликнулся Йиржи Геллер. - Когда без мук и угрызений совести вы самостоятельно двигаетесь в нужном направлении. И вообще, обычно клиент платит за проживание в отеле. Допустим, что это не четыре звездочки, а три котла, но тем не менее... Погибель утопающих дело рук самих утопающих!
Обидно, когда полагают, что даже для преисподней ты не имеешь никакой ценности.
- Мы говорим конкретно? - насупился я.
- На редкость, - подтвердил Йиржи Геллер мои самые мрачные гипотезы. Не хотите ли еще рюмочку?
- Не откажусь, - дипломатично согласился я, поскольку был абсолютно уверен, что наша "торговля" еще только в самом разгаре. - Хорошо, оставим в покое мою душу. Но вы что-то говорили еще и о совести?..
- На сделки с совестью до осени наложен мораторий, - безапелляционно заявил Йиржи Геллер. - Знаете ли, пора летних отпусков, женские измены, мужские клятвы... То есть ничего существенного. Мои комиссионные в данном случае составляют от семи до десяти процентов... И если не передумаете, то осенью мы сможем куда-нибудь пристроить вашу совесть.
Все эти фразочки Йиржи Геллер отпускал без тени улыбки, и можно было поверить, что свой хвост он привязывает к спине, а копыта прячет в туфлях, для конспирации.
- Вы дьявол? - спросил я тогда напрямую.
- А вам непременно надо что-то продать? - осведомился он.
Тут наша размеренная беседа была прервана на самом идиотском месте. Без стука и предупреждения, в комнату ворвалась дама лет двадцати пяти в "верхнем" белье, которое носится напоказ в отличие от повседневного.
- Каждую неделю одно и то же! - недовольно пробурчала она и плюхнулась на канапе. - Так?
- Вендулка, - указал на даму Йиржи Геллер. - Поможет нам адаптироваться в борделе начала века.
- Или - так? - Вендулка поменяла эротическую позу, нисколько не обращая внимания на рассуждения Йиржи Геллера. - Давайте побыстрее, побыстрее, побыстрее - потому что я на лекции опаздываю...
- Вендулка учится в университете, - пояснил Йиржи Геллер. - Поэтому смотрит на наши развлечения снисходительно...
- А что мы должны побыстрее сделать? - поинтересовался я, видя подчеркнутое нетерпение Вендулки, которая ежесекундно поглядывала на часы, фыркала и закатывала глаза.
- Мы должны запечатлеть Вендулку на этом канапе, - обрисовал Йиржи Геллер нашу задачу в общем.
- Сфотографировать? - попробовал уточнить я.
- Вот еще! - возмутилась Вендулка.
- Ни в коем случае, - подтвердил Йиржи Геллер. - Мы просто должны запомнить Вендулку в образе легкомысленной Фифи...
- Ну, допустим... - Я сделал большие глаза, давая понять, что сохраняю Вендулку в памяти на века. - Готово! - сообщил я, когда решил, что достаточно натаращился.
- Вы уверены? - спросил Йиржи Геллер. - Я могу задержать Вендулку еще на три минуты.
- Не стоит, - ответил я, поскольку темпераментная Вендулка стала накручивать свой лифчик на пальчик - от нетерпения.
- Можешь проваливать, - смилостивился тогда Йиржи Геллер и отсчитал Вендулке шестьдесят баксов. - Это за двойную реконструкцию, - уточнил он.
- Высокохудожественную, - съязвила Вендулка и скрылась в прихожей.
Еще через мгновение - хлопнула входная дверь.
По поводу произошедшего можно было бы поспорить, да только - не с кем. Йиржи Геллер с весьма довольным видом дегустировал коньяк, не вмешиваясь в мои размышления. В частности - за каким же чертом была устроена так называемая реконструкция? Дабы привить мне отвращение к собирательству открыток, поскольку "говорящая Фифи" уже не производила того загадочного впечатления.
- На самом деле Вендулка - моя племянница, - вдруг сообщил Йиржи Геллер. - Я помогаю ей получить образование.
- Поэтому вы дали ей шестьдесят долларов вместо тридцати?
- Нет, - покачал головой Йиржи Геллер. - Потому что она в состоянии вас отловить и потребовать - сто двадцать. А для вас, как я понимаю, это было бы нежелательно...
Мы помолчали немного для того, чтобы я осознал любезность, которую мне оказал Йиржи Геллер. И я осознал ее в полной мере...
- Следовательно, я вам должен тридцать долларов? - осведомился я.
- Деньги у меня есть, - заметил Йиржи Геллер, и мы органично вернулись к нашему предыдущему разговору...
- Что же тогда я могу предложить?.. Кроме - души, совести и денег, которые вас не интересуют... - спросил я.
Йиржи Геллер наполнил рюмки и ответил:
- Карточки... Карточки, и еще раз - карточки... Меня интересует ваш семейный альбом - дедушки, бабушки, жены и сестры, загородный домик зимой и летом...
Тут я принялся хохотать, а Йиржи Геллер - спокойно дожидаться, когда у меня пройдет приступ неврастении.
- У меня нет семейного альбома по ряду причин и обстоятельств, - в конце концов признался я.
И, может быть, поэтому я собирал старинные открытки и посещал фотографические места? Подсознательно... Но мне никогда не приходило в голову - присваивать изображения чужих родственников. Ни до, ни после Йиржи Геллера...
- А мне бы срочно надо обзавестись фамильными подробностями, нисколько не смущаясь, сообщил Йиржи Геллер. - Человек без фотографии прадедушки в цилиндре чувствует себя неуютно в этом мире. Очень кстати, что вы оказались филокартистом... Это для меня большая удача.
Что-то мешало мне расценивать знакомство с Йиржи Геллером так же положительно. Во всяком случае, он вызывал у меня множество вопросов, которые я не решался ему задавать. Ну, например...
- Как вы себе это представляете?
- Что именно? - уточнил Йржи Геллер.
- Свой семейный альбом, собранный мною...
- Безнравственным, порочным и аморальным! - без промедления сообщил мне Йиржи Геллер. - В том-то и дело... А вы?..
Я немного поразмышлял и предложил Йиржи Геллеру на выбор - фотокарточку "прабабушки-алкоголички в гусарском мундире" и изображение "двоюродного дяди-машиниста в составе локомотивной бригады".
- Вполне устраивает, - согласился Йиржи Геллер, - и то и другое... А со своей стороны я готов предоставить карточки молодой племянницы по имени Вендулка. В любом, извините, виде... Правда, придется их вычесть из общей стоимости работы, поскольку здесь я буду расплачиваться отдельно.
Для подавления энтузиазма Йиржи Геллера я не стал комментировать его отношения с Вендулкой и оставил последнюю реплику без внимания. Демонстративно покрутил носом, то есть осмотрелся в комнате, вылез из кресла и направился к книжным полкам. Там я заметил песочные часы, которые не пересыпались, как им было положено. По всей вероятности, в момент перехода из вечности в бесконечность произошел затор. Тогда я взял в руки прекрасно изданную книгу - кажется, это был "Молот ведьм" - и принялся ее пролистывать...
- Что вас не устраивает? - поинтересовался Йиржи Геллер.
- Вы не назвали сумму, которую согласны мне заплатить, - ответил я, не отрывая взгляда от книги.
Вес ведьмы являлся важным доказательством ее вины, по существующему убеждению, что ведьмы весьма легковесны. Иначе они не могли бы летать на помеле. Городские весы Средневековья имели обычно 134 фунта, против которых взвешивали ведьм для пробы, и если женщина оказывалась легче - ее официально признавали ведьмой...
- Сомневаюсь, что вас устроят сто тридцать четыре английских фунта стерлингов, - сказал Йиржи Геллер. - Поэтому предлагаю за ваши услуги тысячу триста сорок...
- Сделка состоялась, - несколько торжественно подытожил я и щелкнул пальцем по песочным часам.
Они пошли...
глава вторая
"кнедлики"
"12 месяцев; 12 знаков Зодиака; 12 богов с их
двойниками; 12 звонков в дверь; 12-перстная кишка; 12
сыновей Иакова; 12 камней из Иордана; 12 лепешек; 12
статей швабских крестьян; 12 подозрительных
фотографий..."
1
Мы встретились с Ирэной в кафе "У старого Эдгара". Она заказала себе овощной салатик, не сильно обремененный калориями. Я - кружку пива, не очень обеспокоенный своей фигурой.
- Как прошел день? - спросила она, похрустывая овощами, как кролик.
- У тебя есть какие-нибудь порочные фотографии? - невинно поинтересовался я.
Ирэна на секунду прекратила хрустеть.
- Насколько порочные? - уточнила она. - Поскольку имеются фотографии, где я вешу семьдесят пять килограммов. С моей точки зрения - это безнравственно.
Я был вынужден согласиться, что "Молот ведьм" написала женщина, чтобы всякая стерва не хвасталась своей фигурой... "Ах ты, коза! А ну-ка иди взвешиваться!"
Тем временем Ирэна порылась в своей сумочке и вытащила оттуда несколько фотографий. Меня заинтересовала одна, где Ирэна двусмысленно улыбалась.
- Ну и что тут порочного? - удивилась Ирэна.
- Твоя иезуитская улыбка, - ответил я. - Мне кажется, что за кадром кого-то режут.
Ирэна подцепила на кончик вилки маленький кружочек редиски, оглядела его со всех сторон, повздыхала, как саранча из общества "Защитников природы", и отправила редиску в рот.
- Тебе неправильно кажется, - сказала она. - Видишь, на фотографии только что кончился дождь...
Хоть убейте меня, только на фотографии стояла прекрасная погода, вот уж который месяц. А между тем Ирэна сосредоточенно разглядывала другой кусочек редиски, как будто бы все мне объяснила.
- Ну?.. - Я потряс в воздухе аномальной фотографией.
- Кончился дождь, - спохватилась Ирэна, - и я натянула чехол на зонтик... Тут какой-то придурок мне и говорит: "Как вы ловко это делаете!.." Тогда я на него посмотрела, а Янка меня сфотографировала.
Ирэна рассмеялась, а я подумал, что женщинам надо запретить расчехлять и зачехлять зонтики в общественных местах. Равно как и другие фаллоподобные объекты... Чего им еще нельзя делать? Поднимать с земли всякие предметы с целью подлой провокации. Если у женщины вывалилась из рук пудреница или помада, надо пинать эти вещи за угол, а не иллюстрировать "Камэсутру" в людном месте...
- А что было дальше? - заинтересовался я судьбой неосторожного мужчины.
- Я сказала: "Как щас дам по башке зонтиком!" - призналась Ирэна. - И он ушел...
Я заказал себе еще одну кружку пива, чтобы разверзлась на столе пропасть между мною и диетическим салатом.
- Послушай, Густав, - сказала Ирэна. - Как можно прилично прожить женщиной хотя бы до сорока лет?
Я пожал плечами и отхлебнул из кружки.
- А что ты предпочитаешь, - не унималась Ирэна, - спать с идиотом или встречаться с маразматиком?..
- Даже и не знаю, - честно ответил я.
- Вот видишь! - сказала Ирэна. - А нам приходится выбирать.
Мы помолчали... Я по возможности безмятежно, чтобы не обращать на себя внимания как на потенциального идиота. А Ирэна - философски, как Аристотель, которому Платон хоть и был другом, но истина отмечала его низкие мыслительные способности.
- Значит, я могу взять у тебя эту фотографию? - осторожно спросил я.
- Да бога ради, - разрешила Ирэна. - Но если с каверзной целью, то лучше возьми другую. Где мы с Янкой голые на мотоцикле.
- А что там ненормального? - деловито поинтересовался я.
- Мы обе не умеем ездить на мотоцикле, - улыбнулась Ирэна. - Зато можно черт те что подумать...
- Например?
- Например, что я стерва...
Ирэна отставила недоеденный салатик в сторону и заказала себе - "один сухой мартини с оливками". После чего продолжала:
- На прошлой неделе - звоню подруге. Звоню-звоню, а она не подходит к телефону. Наконец слышу голос: "Алло?!" - совершенно нечеловеческий. Как будто ее душили душили, душили-душили и недодушили. "Ой, - говорю, - чего это голос у тебя такой странный?" А она, как изнасилованный паровоз, отвечает: "Я выполняю супружеские обя-занности-и-и-и..." - "Стираешь?" спрашиваю. "Не-е-ет!" - "Обед готовишь?" - "Не-е-ет!" - "Трахаешься, что ли?" - "Да-а-а-а!" - "Понятно! - говорю. - А чего это голос у тебя такой странный?!" Тогда она вешает трубку и сообщает своему мужу, что я циничная, неромантичная женщина. То есть - стерва. Как ты думаешь, что предпринимает на следующий день ее драгоценный муж?
- Перезванивает тебе.
- Правильно, - кивнула Ирэна. - И жалуется, что ничего романтичного в семейных обязанностях он не видит. А только слышит.
- И что ты сделала? - спросил я. Ирэна рассмеялась и "добила" свой мартини.
- Я подышала ему в трубку, - сообщила она. - А он сказал, что я действительно стерва.
2
С фотографиями для "семейного" альбома Йиржи Геллера - дело продвигалось не то чтобы туго, а хлопотно. У меня имелся достаточный выбор "прабабушек" и "прадедушек", однако среди "внучатых племянников" ощущался дефицит. Ведь я никогда не собирал фотографий своих современников. Сопливые младенцы в подгузниках не вызывали у меня умиления, даже когда я их видел в натуральную величину. Обычно после "бехеровки" и чая хозяевам надоедают гости. Тогда они достают семейные альбомы и начинают всем тыкать в глаза своими невинными младенцами. "А вот здесь Юзику - полтора года, а вот здесь - два с половиной". Естественно, что на всех фотографиях этот нахальный Юзик разгуливает в панаме, но без штанов. И хотя теперь он больше всех выдул "бе-херовки" и довольно рыгает во главе стола, я почему-то обязан полюбоваться на его голозадое детство. Шкодные дамочки отмечают на этих фотографиях некую деталь и лукаво поглядывают на Юзика, предполагая насколько сия "деталь" могла увеличиться в своих размерах. То есть хоть как-то скрашивают время. А мне для достижения удовольствия надо запустить альбомом в морду этому Юзику по случаю его дня рождения...
На втором месте по степени издевательства я считаю фоторепортажи о путешествиях. Когда загорелая семейка приглашает тебя на фуршет, чтобы напомнить о своем возвращении из отпуска. И вот с синей мордой, одышкой и радикулитом ты приходишь на это глумление и вынужден соглашаться, что воздух в Праге совсем не такой "чудный", как где-нибудь на курорте. Что теперь их поганая семейка чувствует себя хорошо, а ты не очень, поскольку все лето проторчал в городе. Дамочки то и дело скрываются в ванной комнате, где хозяйка дома заворачивает на себе трусы, чтобы продемонстрировать всем желающим свою загорелую задницу. После чего достается альбом с видами местности, где эта задница достигла такого совершенства. А где же на фотографиях - муж?.. Муж, педерастина этакая, в свою очередь, описывает в сторонке - преимущество курортного романа по сравнению с городским сексом. И мало того, что женщин на взморье больше, но вдобавок они - интереснее, темпераментнее и чаше... Оглядываясь на супругу, муж развивает в слушателях комплекс неполноценности, рассказывая о количестве и качестве своих похождений. И пусть на девяносто процентов он врет, все равно - на сто пятьдесят противно...
Кстати, о Цицероне... Однажды близ антикварной лавки мне предложили трехтомник его сочинений, изданный в девятнадцатом веке. "А не хотите ли письма Цыцы?" - обратился ко мне подержанный букинист. "Наверное, Кики?" честолюбиво отозвался я, поскольку, ввиду отсутствия звука "це" в классической латыни, родовое имя знаменитого публициста начиналось с буквы "ка". Кикерон. Но мои познания - воспрепятствовали покупке трехтомника. "Раз ты такой умный, значит, достанешь сам!" - выразился букинист и унес замечательное издание к любителю попроще. Отсюда вывод... Нельзя обнаруживать свою осведомленность до завершения сделки с Антихристом. Вывод немного парадоксальный, зато - верный. И лучше всю жизнь прикидываться дураком, чем париться в котле под крышкой.
Поэтому я посещал букинистические магазины, можно сказать, инкогнито...
Густав Шкрета; сорока двух лет; пегий шатен со сломанным носом... Интересуюсь открытками... Кисейных барышень начала двадцатого века...
В Праге великое множество всяких антикварных лавок, но особенно располагают - две или три. По вашему выбору. Где-то понравится продавец, где-то атмосфера, где-то вы найдете очень нужную книгу или вещь и будете впредь посещать эту лавочку регулярно. У меня было три таких места, о точных адресах - умолчу. И вот однажды в лавке букиниста, которая устраивала меня по всем показателям - продавец, атмосфера, выбор, - я рассматривая только что приобретенную фотографическую открытку...
Крошка Фифи; лучшие воспоминания; Спальна улица, дом четырнадцать...
Судя по некоторым признакам, открытка была изготовлена не позже тридцатых годов. На эту экспертизу у меня ушло немного времени - я просто чуть сдвинул в сторону палец и обнаружил в правом нижнем углу дату - 1930. Именно в этом году "Крошка Фифи" облюбовала канапе, чтобы увековечить себя на фотографии. Я поблагодарил букиниста и вышел из лавки в чудесном расположении духа. Спальна улица была в двух кварталах отсюда, погода хорошая... "Почему бы не навестить Фифи или то, что от нее осталось? подумал я и отправился на поиски дома номер четырнадцать.
В Старом Городе ничего не менялось лет триста. Собственно говоря, в этом и состояла мистика Праги - довольно легко представить себе Голема, неизменно стоящего на одном и том же углу с кружкой для подаяний. Впрочем, я неоднократно замечал, что люди склонны врать по поводу своих фантазий. Они заполняют страницы книг описаниями, как в летний душный вечер им привиделся на дороге Кафка... Еще охотнее представляется коллективный призрак Ярослава Гашека под руку со Швейком. На двадцати - тридцати страницах. Как Гашек и Швейк гуляют по улочкам Праги вроде бродячих собак, по пешеходному маршруту номер три, для туристов, посещающих Старый Город с мини-разговорником. И тут же прилагается обязательное описание черепичных крыш, которые никак не падут на головы графоманов. Эти литературные фантазии вызывают у меня чувство собственной неполноценности. Поскольку готические и мистические образы Старой Праги предпочитают со мной не сталкиваться на "узких улочках". У них, кстати, хорошо поставлена служба контрразведки, поэтому когда я выхожу погулять, то никого аномального не встречаю... Вот пробежала собака с шелковым платком на шее; вот голубка, которую выкормил Пабло Пикассо, пролетела с куском батона в клюве; вот дом четырнадцать по улице Спальна...
Я вытащил из кармана "эротическую" открытку и снова принялся ее исследовать. На предмет - что мы здесь видим, кроме отчаянно декольтированной "крошки". Канапе, пальма, абажур... Фифи увековечила себя возле окна, в котором отпечатался дом напротив, со специфически декорированным фасадом. Я бы не взялся определить архитектурный стиль этого дома, поскольку "декор" и "декольте" - разные вещи. Но для себя отметил, что это должно быть "полуодетое рококо" и, судя по некоторым оригинальным "завитушкам", - первой половины восемнадцатого века. На фотографии виднелась часть балкона, который сохранился до нашего времени, и если мысленно провести параллельную линию - то окна Фифи находились на уровне третьего этажа в правом крыле дома номер четырнадцать...
Мне оставалось пойти и ознакомиться с дверью в квартиру Фифи, поскольку дальше - могли и не пустить. Редко кого устраивает, что в их помещении был бордель и, возможно, прабабушка - его содержательницей. Но стоило попробовать... Минуя с уверенным видом дверь консьержки, я поднялся на третий этаж для заключительного этапа реконструкции. Этакий филокартический маньяк в момент обострения болезни. На лучшее к себе отношение я не рассчитывал. Поэтому нажимал на звонок - уже без прежней уверенности... Дверь открылась, когда я собирался уйти непонятым... На пороге стоял средних лет мужчина и приветливо мне улыбался, как психоаналитик.
- Да? - с тем же вежливым, профессиональным интересом он продолжал изучать меня - от уха до уха.
Не знаю почему, но мне захотелось вдруг выложить ему всю правду: о том, как в трехлетнем возрасте ввиду отсутствия витаминов я пробовал есть уголь. Но я не нашел ничего другого, как спросить:
- Простите, Фифи дома? - и приготовился учтиво откланяться, бормоча, что, по всей вероятности, я ошибся адресом.
Но мужчина распахнул дверь пошире и сказал:
- Проходите.
После этого утверждать, что я все равно ошибся, было бы глупо. Вдобавок мне выпала редкая возможность увидеть квартиру, а может, и канапе, на котором Фифи позировала неизвестному фотографу. И единственное, что меня настораживало, так это встреча с самой Фифи. Я все-таки неплохо отношусь к женскому полу, чтобы злорадствовать при первом же знакомстве, глядя, как потемнела от времени некогда очаровательная Фифи...
- Какого возраста "фифи" вас интересует? - спросил мужчина прямо в прихожей.
Его неожиданный вопрос как бы являлся продолжением моих мыслей, хотя не совсем уверен, что под словом "фифи" он подразумевал чье-либо имя. И если вы думаете, что меня интересуют "ровесницы века", - вы думаете обо мне плохо.
- Двадцатилетнего, - без запинки ответил я. - Ну, в крайнем случае, лет двадцати пяти.
- Ага-а. - Мужчина в который раз посмотрел на меня внимательно, если не сказать - странно. - Проходите в гостиную, присаживайтесь, - пригласил он.
Канапе стояло на своем "обычном" месте, возле окна, и если мне ранее представлялось возможным похохмить, то теперь это желание у меня пропало...
- Показывайте фотографию, - спокойно предложил мужчина.
Это уже не вписывалось ни в какие логические построения. Я мог допустить, что чертово канапе было намертво прикручено к полу с самого сотворения мира, но каким сверхъестественным образом поступила к мужчине весть о фотографии в моем кармане?
- Нет ничего проще! - рассмеялся он, видя мое изумление. - Я, конечно, и дальше мог бы интриговать, но боюсь довести вас до инфаркта.
А я был готов поверить в мистическую Прагу и призрак Кафки.
- Вы любите в это время суток хороший коньяк? - тем временем поинтересовался мужчина. - Хотя, - он обратился к импровизированному бару, хороший коньяк полезен в любое время суток. А в вашем состоянии - особенно.
Я молча с ним согласился, то есть кивнул, а затем - предъявил фотографию Фифи.
- Ага, - воскликнул он, бегло взглянув на мою открытку. - Блондинка! А значит, с коньяком я несколько поторопился... Под блондинку положено пить шампанское. Но, - он на секунду задумался, - предлагаю пренебречь этикетом, учитывая данные обстоятельства.
Я снова кивнул в знак согласия.
- Дело в том, - поведал мужчина, когда мы выпили по рюмке действительно хорошего коньяка, - что существует несколько фотографий "крошки Фифи на канапе". Более того, все эти "фифи" - совершенно разные. У меня, например, брюнетка. У вас - блондинка. Не сомневаюсь, что были и рыженькие, только на черно-белых фотографиях этот нюанс пропал. Поэтому вы не первый, кто интересуется "крошкой Фифи"...
Я мысленно перебрал всех знакомых филокартистов и не нашел ни одного со сходной тематикой. Втайне я всегда этим гордился.
- Да-да, - подтвердил мужчина, - вы не первый, а второй. Три месяца назад я появился здесь с целью развлечься - и выкупил всю квартиру. Теперь разрешите представиться...
Мужчина поставил пустую рюмку на стол и отрекомендовался:
- Йиржи Геллер.
Выглядел он под стать нашему аномальному знакомству. Длинные рыжеватые волосы до плеч предполагали в нем оригинала, которому было наплевать, что подумают о нем люди, видя такую, с позволения сказать, прическу. Вдобавок его глаза, как у фарфоровой куклы, абсолютно ничего не выражали. Ни удивления, ни симпатии, ни чего-то еще из человеческих эмоций. Именно это и показалось мне странным в его взгляде. "С такими глазами удобно душить младенцев", - подумал я.
- Или выплачивать тридцать сребреников, - промолвил он.
- Чего-чего? - ошарашенно переспросил я.
- Вы, вероятно, невнимательно меня слушали, - пояснил Йиржи Геллер, что повторное вторжение в мои мысли не более чем случайность. - Я говорю долларов! Тридцать долларов! Это минимальная стоимость услуги...
- Какой услуги? - я все-таки решил уточнить.
- Самой разнообразной, - улыбнулся он. - От предательства до прелюбодеяния. Но в данном случае мы рассматриваем - посадку "фифи" на канапе. За эту услугу девицы запрашивают тридцать долларов. Я считаю, что это недорого. А вы?..
- Я ничего не считаю, - ответил я и солгал, поскольку оценивал в это время - уже вторую по счету рюмку коньяка.
- Это сразу видно, - подтвердил Йиржи Геллер, - что вы человек без предубеждений. Иногда очень трудно договориться с людьми, которые заранее считают, что некоторые понятия не рассматриваются как предмет торговли. Мне же, наоборот, кажется, что история о душе - противоречит фактам. А за художественный образ можно и заплатить...
- Постойте, - предположил я и удивился своей догадливости. - Вы покупаете мою душу? - По всей вероятности, вторая рюмка коньяка добавила мне прозорливости.
- А что такое душа? - поинтересовался Йиржи Геллер. - Какой-нибудь жизненно важный человеческий орган для пересадки? Вроде почки или печени?
Я критически оглядел Йиржи Геллера, как хозяйка позавчерашний гуляш, пододвинул свою пустую рюмку к бутылке коньяка и продолжил разговор не совсем логично:
- Да кому нужна ваша дохлая почка?!
- А кому нужна ваша испорченная душа?! - тут же откликнулся Йиржи Геллер. - Когда без мук и угрызений совести вы самостоятельно двигаетесь в нужном направлении. И вообще, обычно клиент платит за проживание в отеле. Допустим, что это не четыре звездочки, а три котла, но тем не менее... Погибель утопающих дело рук самих утопающих!
Обидно, когда полагают, что даже для преисподней ты не имеешь никакой ценности.
- Мы говорим конкретно? - насупился я.
- На редкость, - подтвердил Йиржи Геллер мои самые мрачные гипотезы. Не хотите ли еще рюмочку?
- Не откажусь, - дипломатично согласился я, поскольку был абсолютно уверен, что наша "торговля" еще только в самом разгаре. - Хорошо, оставим в покое мою душу. Но вы что-то говорили еще и о совести?..
- На сделки с совестью до осени наложен мораторий, - безапелляционно заявил Йиржи Геллер. - Знаете ли, пора летних отпусков, женские измены, мужские клятвы... То есть ничего существенного. Мои комиссионные в данном случае составляют от семи до десяти процентов... И если не передумаете, то осенью мы сможем куда-нибудь пристроить вашу совесть.
Все эти фразочки Йиржи Геллер отпускал без тени улыбки, и можно было поверить, что свой хвост он привязывает к спине, а копыта прячет в туфлях, для конспирации.
- Вы дьявол? - спросил я тогда напрямую.
- А вам непременно надо что-то продать? - осведомился он.
Тут наша размеренная беседа была прервана на самом идиотском месте. Без стука и предупреждения, в комнату ворвалась дама лет двадцати пяти в "верхнем" белье, которое носится напоказ в отличие от повседневного.
- Каждую неделю одно и то же! - недовольно пробурчала она и плюхнулась на канапе. - Так?
- Вендулка, - указал на даму Йиржи Геллер. - Поможет нам адаптироваться в борделе начала века.
- Или - так? - Вендулка поменяла эротическую позу, нисколько не обращая внимания на рассуждения Йиржи Геллера. - Давайте побыстрее, побыстрее, побыстрее - потому что я на лекции опаздываю...
- Вендулка учится в университете, - пояснил Йиржи Геллер. - Поэтому смотрит на наши развлечения снисходительно...
- А что мы должны побыстрее сделать? - поинтересовался я, видя подчеркнутое нетерпение Вендулки, которая ежесекундно поглядывала на часы, фыркала и закатывала глаза.
- Мы должны запечатлеть Вендулку на этом канапе, - обрисовал Йиржи Геллер нашу задачу в общем.
- Сфотографировать? - попробовал уточнить я.
- Вот еще! - возмутилась Вендулка.
- Ни в коем случае, - подтвердил Йиржи Геллер. - Мы просто должны запомнить Вендулку в образе легкомысленной Фифи...
- Ну, допустим... - Я сделал большие глаза, давая понять, что сохраняю Вендулку в памяти на века. - Готово! - сообщил я, когда решил, что достаточно натаращился.
- Вы уверены? - спросил Йиржи Геллер. - Я могу задержать Вендулку еще на три минуты.
- Не стоит, - ответил я, поскольку темпераментная Вендулка стала накручивать свой лифчик на пальчик - от нетерпения.
- Можешь проваливать, - смилостивился тогда Йиржи Геллер и отсчитал Вендулке шестьдесят баксов. - Это за двойную реконструкцию, - уточнил он.
- Высокохудожественную, - съязвила Вендулка и скрылась в прихожей.
Еще через мгновение - хлопнула входная дверь.
По поводу произошедшего можно было бы поспорить, да только - не с кем. Йиржи Геллер с весьма довольным видом дегустировал коньяк, не вмешиваясь в мои размышления. В частности - за каким же чертом была устроена так называемая реконструкция? Дабы привить мне отвращение к собирательству открыток, поскольку "говорящая Фифи" уже не производила того загадочного впечатления.
- На самом деле Вендулка - моя племянница, - вдруг сообщил Йиржи Геллер. - Я помогаю ей получить образование.
- Поэтому вы дали ей шестьдесят долларов вместо тридцати?
- Нет, - покачал головой Йиржи Геллер. - Потому что она в состоянии вас отловить и потребовать - сто двадцать. А для вас, как я понимаю, это было бы нежелательно...
Мы помолчали немного для того, чтобы я осознал любезность, которую мне оказал Йиржи Геллер. И я осознал ее в полной мере...
- Следовательно, я вам должен тридцать долларов? - осведомился я.
- Деньги у меня есть, - заметил Йиржи Геллер, и мы органично вернулись к нашему предыдущему разговору...
- Что же тогда я могу предложить?.. Кроме - души, совести и денег, которые вас не интересуют... - спросил я.
Йиржи Геллер наполнил рюмки и ответил:
- Карточки... Карточки, и еще раз - карточки... Меня интересует ваш семейный альбом - дедушки, бабушки, жены и сестры, загородный домик зимой и летом...
Тут я принялся хохотать, а Йиржи Геллер - спокойно дожидаться, когда у меня пройдет приступ неврастении.
- У меня нет семейного альбома по ряду причин и обстоятельств, - в конце концов признался я.
И, может быть, поэтому я собирал старинные открытки и посещал фотографические места? Подсознательно... Но мне никогда не приходило в голову - присваивать изображения чужих родственников. Ни до, ни после Йиржи Геллера...
- А мне бы срочно надо обзавестись фамильными подробностями, нисколько не смущаясь, сообщил Йиржи Геллер. - Человек без фотографии прадедушки в цилиндре чувствует себя неуютно в этом мире. Очень кстати, что вы оказались филокартистом... Это для меня большая удача.
Что-то мешало мне расценивать знакомство с Йиржи Геллером так же положительно. Во всяком случае, он вызывал у меня множество вопросов, которые я не решался ему задавать. Ну, например...
- Как вы себе это представляете?
- Что именно? - уточнил Йржи Геллер.
- Свой семейный альбом, собранный мною...
- Безнравственным, порочным и аморальным! - без промедления сообщил мне Йиржи Геллер. - В том-то и дело... А вы?..
Я немного поразмышлял и предложил Йиржи Геллеру на выбор - фотокарточку "прабабушки-алкоголички в гусарском мундире" и изображение "двоюродного дяди-машиниста в составе локомотивной бригады".
- Вполне устраивает, - согласился Йиржи Геллер, - и то и другое... А со своей стороны я готов предоставить карточки молодой племянницы по имени Вендулка. В любом, извините, виде... Правда, придется их вычесть из общей стоимости работы, поскольку здесь я буду расплачиваться отдельно.
Для подавления энтузиазма Йиржи Геллера я не стал комментировать его отношения с Вендулкой и оставил последнюю реплику без внимания. Демонстративно покрутил носом, то есть осмотрелся в комнате, вылез из кресла и направился к книжным полкам. Там я заметил песочные часы, которые не пересыпались, как им было положено. По всей вероятности, в момент перехода из вечности в бесконечность произошел затор. Тогда я взял в руки прекрасно изданную книгу - кажется, это был "Молот ведьм" - и принялся ее пролистывать...
- Что вас не устраивает? - поинтересовался Йиржи Геллер.
- Вы не назвали сумму, которую согласны мне заплатить, - ответил я, не отрывая взгляда от книги.
Вес ведьмы являлся важным доказательством ее вины, по существующему убеждению, что ведьмы весьма легковесны. Иначе они не могли бы летать на помеле. Городские весы Средневековья имели обычно 134 фунта, против которых взвешивали ведьм для пробы, и если женщина оказывалась легче - ее официально признавали ведьмой...
- Сомневаюсь, что вас устроят сто тридцать четыре английских фунта стерлингов, - сказал Йиржи Геллер. - Поэтому предлагаю за ваши услуги тысячу триста сорок...
- Сделка состоялась, - несколько торжественно подытожил я и щелкнул пальцем по песочным часам.
Они пошли...
глава вторая
"кнедлики"
"12 месяцев; 12 знаков Зодиака; 12 богов с их
двойниками; 12 звонков в дверь; 12-перстная кишка; 12
сыновей Иакова; 12 камней из Иордана; 12 лепешек; 12
статей швабских крестьян; 12 подозрительных
фотографий..."
1
Мы встретились с Ирэной в кафе "У старого Эдгара". Она заказала себе овощной салатик, не сильно обремененный калориями. Я - кружку пива, не очень обеспокоенный своей фигурой.
- Как прошел день? - спросила она, похрустывая овощами, как кролик.
- У тебя есть какие-нибудь порочные фотографии? - невинно поинтересовался я.
Ирэна на секунду прекратила хрустеть.
- Насколько порочные? - уточнила она. - Поскольку имеются фотографии, где я вешу семьдесят пять килограммов. С моей точки зрения - это безнравственно.
Я был вынужден согласиться, что "Молот ведьм" написала женщина, чтобы всякая стерва не хвасталась своей фигурой... "Ах ты, коза! А ну-ка иди взвешиваться!"
Тем временем Ирэна порылась в своей сумочке и вытащила оттуда несколько фотографий. Меня заинтересовала одна, где Ирэна двусмысленно улыбалась.
- Ну и что тут порочного? - удивилась Ирэна.
- Твоя иезуитская улыбка, - ответил я. - Мне кажется, что за кадром кого-то режут.
Ирэна подцепила на кончик вилки маленький кружочек редиски, оглядела его со всех сторон, повздыхала, как саранча из общества "Защитников природы", и отправила редиску в рот.
- Тебе неправильно кажется, - сказала она. - Видишь, на фотографии только что кончился дождь...
Хоть убейте меня, только на фотографии стояла прекрасная погода, вот уж который месяц. А между тем Ирэна сосредоточенно разглядывала другой кусочек редиски, как будто бы все мне объяснила.
- Ну?.. - Я потряс в воздухе аномальной фотографией.
- Кончился дождь, - спохватилась Ирэна, - и я натянула чехол на зонтик... Тут какой-то придурок мне и говорит: "Как вы ловко это делаете!.." Тогда я на него посмотрела, а Янка меня сфотографировала.
Ирэна рассмеялась, а я подумал, что женщинам надо запретить расчехлять и зачехлять зонтики в общественных местах. Равно как и другие фаллоподобные объекты... Чего им еще нельзя делать? Поднимать с земли всякие предметы с целью подлой провокации. Если у женщины вывалилась из рук пудреница или помада, надо пинать эти вещи за угол, а не иллюстрировать "Камэсутру" в людном месте...
- А что было дальше? - заинтересовался я судьбой неосторожного мужчины.
- Я сказала: "Как щас дам по башке зонтиком!" - призналась Ирэна. - И он ушел...
Я заказал себе еще одну кружку пива, чтобы разверзлась на столе пропасть между мною и диетическим салатом.
- Послушай, Густав, - сказала Ирэна. - Как можно прилично прожить женщиной хотя бы до сорока лет?
Я пожал плечами и отхлебнул из кружки.
- А что ты предпочитаешь, - не унималась Ирэна, - спать с идиотом или встречаться с маразматиком?..
- Даже и не знаю, - честно ответил я.
- Вот видишь! - сказала Ирэна. - А нам приходится выбирать.
Мы помолчали... Я по возможности безмятежно, чтобы не обращать на себя внимания как на потенциального идиота. А Ирэна - философски, как Аристотель, которому Платон хоть и был другом, но истина отмечала его низкие мыслительные способности.
- Значит, я могу взять у тебя эту фотографию? - осторожно спросил я.
- Да бога ради, - разрешила Ирэна. - Но если с каверзной целью, то лучше возьми другую. Где мы с Янкой голые на мотоцикле.
- А что там ненормального? - деловито поинтересовался я.
- Мы обе не умеем ездить на мотоцикле, - улыбнулась Ирэна. - Зато можно черт те что подумать...
- Например?
- Например, что я стерва...
Ирэна отставила недоеденный салатик в сторону и заказала себе - "один сухой мартини с оливками". После чего продолжала:
- На прошлой неделе - звоню подруге. Звоню-звоню, а она не подходит к телефону. Наконец слышу голос: "Алло?!" - совершенно нечеловеческий. Как будто ее душили душили, душили-душили и недодушили. "Ой, - говорю, - чего это голос у тебя такой странный?" А она, как изнасилованный паровоз, отвечает: "Я выполняю супружеские обя-занности-и-и-и..." - "Стираешь?" спрашиваю. "Не-е-ет!" - "Обед готовишь?" - "Не-е-ет!" - "Трахаешься, что ли?" - "Да-а-а-а!" - "Понятно! - говорю. - А чего это голос у тебя такой странный?!" Тогда она вешает трубку и сообщает своему мужу, что я циничная, неромантичная женщина. То есть - стерва. Как ты думаешь, что предпринимает на следующий день ее драгоценный муж?
- Перезванивает тебе.
- Правильно, - кивнула Ирэна. - И жалуется, что ничего романтичного в семейных обязанностях он не видит. А только слышит.
- И что ты сделала? - спросил я. Ирэна рассмеялась и "добила" свой мартини.
- Я подышала ему в трубку, - сообщила она. - А он сказал, что я действительно стерва.
2
С фотографиями для "семейного" альбома Йиржи Геллера - дело продвигалось не то чтобы туго, а хлопотно. У меня имелся достаточный выбор "прабабушек" и "прадедушек", однако среди "внучатых племянников" ощущался дефицит. Ведь я никогда не собирал фотографий своих современников. Сопливые младенцы в подгузниках не вызывали у меня умиления, даже когда я их видел в натуральную величину. Обычно после "бехеровки" и чая хозяевам надоедают гости. Тогда они достают семейные альбомы и начинают всем тыкать в глаза своими невинными младенцами. "А вот здесь Юзику - полтора года, а вот здесь - два с половиной". Естественно, что на всех фотографиях этот нахальный Юзик разгуливает в панаме, но без штанов. И хотя теперь он больше всех выдул "бе-херовки" и довольно рыгает во главе стола, я почему-то обязан полюбоваться на его голозадое детство. Шкодные дамочки отмечают на этих фотографиях некую деталь и лукаво поглядывают на Юзика, предполагая насколько сия "деталь" могла увеличиться в своих размерах. То есть хоть как-то скрашивают время. А мне для достижения удовольствия надо запустить альбомом в морду этому Юзику по случаю его дня рождения...
На втором месте по степени издевательства я считаю фоторепортажи о путешествиях. Когда загорелая семейка приглашает тебя на фуршет, чтобы напомнить о своем возвращении из отпуска. И вот с синей мордой, одышкой и радикулитом ты приходишь на это глумление и вынужден соглашаться, что воздух в Праге совсем не такой "чудный", как где-нибудь на курорте. Что теперь их поганая семейка чувствует себя хорошо, а ты не очень, поскольку все лето проторчал в городе. Дамочки то и дело скрываются в ванной комнате, где хозяйка дома заворачивает на себе трусы, чтобы продемонстрировать всем желающим свою загорелую задницу. После чего достается альбом с видами местности, где эта задница достигла такого совершенства. А где же на фотографиях - муж?.. Муж, педерастина этакая, в свою очередь, описывает в сторонке - преимущество курортного романа по сравнению с городским сексом. И мало того, что женщин на взморье больше, но вдобавок они - интереснее, темпераментнее и чаше... Оглядываясь на супругу, муж развивает в слушателях комплекс неполноценности, рассказывая о количестве и качестве своих похождений. И пусть на девяносто процентов он врет, все равно - на сто пятьдесят противно...