Гулд Джудит. Грехи. Книга 1

   – Хорошо. Я отведу вас в безопасное место.
   Взгляд месье Лаваля упал на Катрин, и только тут он заметил кровь на ее ногах.
   – Бедная девочка, – прошептал он в шоке. – Они хуже, чем звери. – Но тотчас овладел собой. – Беги наверх, оденься. Только поскорее. У нас нет времени.
   Дальше события развивались с невероятной быстротой. Месье Лаваль умело связал боша с помощью веревки, которую принес Эдмонд, затем заткнул ему рот полотенцем. Тот только испуганно моргал.
   Одевшись, вернулась – Катрин, подхватила на руки Мари и крепко прижала ее к груди.
   – Готовы? – спросил месье Лаваль.
   Дети молча кивнули и вслед за своим спасителем вышли через черный ход.
   Они бежали через двор по хрустящему белому снегу, мимо заржавленной старой бочки, в которую летом собирали дождевую воду, мимо бельевых веревок. Что-то подсказало Элен, что она этого никогда больше не увидит.
   Они бежали во имя жизни.

Глава 4

   Месье Лаваль остановился перед дверью дома с табличкой «Ул. Жюль Тале, 17» и быстро нажал кнопку звонка три раза подряд.
   Ни в одном из окон серого обветшалого здания не было света.
   Элен уже начала было подумывать, что в доме никого нет, как вдруг дверь открылась и в проеме появился гигантский силуэт лысого обрюзгшего негра.
   Месье Лаваль снял берет и что-то тихо сказал.
   Гигант тяжелым оценивающим взглядом посмотрел на детей, затем посторонился и жестом пригласил их войти. Дети молча ступили на порог, и тяжелая дверь закрылась.
   Элен удивилась роскошным сверх всякой меры интерьерам. Повсюду стояли хрустальные канделябры, восточные белые вазы с синим орнаментом, антикварная мебель. Пол устилали толстые мягкие ковры. Кроме того, здесь было очень тепло.
   Негр велел им ждать, а сам постучался в одну из многочисленных дверей. На миг послышались обрывки разговора и веселый женский смех, затем снова стало тихо.
   Вскоре громила вернулся в сопровождении изящной дамы восточного типа. Элен смотрела во все глаза. От этой роскошной женщины веяло далекими странами, запахом орхидей и водяных лилий. Ее кожа была прозрачной, а черные волосы, сверкая на свету, потоком струились по спине. А глаза! Экзотические – слегка раскосые, черные и проницательные… Платье блестящего красного шелка с низким вырезом чудесным образом подчеркивало изящество фигуры. На шее на платиновой цепочке висел огромный, немыслимой огранки, бриллиант. Зимой 1944 года его сверкание было просто неприличным.
   Дама направилась прямо к месье Лавалю и протянула ему руку, белую и хрупкую, словно тонкий фарфор.
   – Месье, – произнесла она певучим, чистым голосом. Значит, это ее звонкий, словно хрусталь, смех Элен слышала минуту назад.
   – Мадам Чанг, – сказал месье Лаваль с явным уважением, – спасибо, что приняли меня.
   Женщина кивнула и сразу перешла к делу:
   – Месье, вы, конечно, пришли ко мне только потому, что у вас неприятности. Поймите меня правильно – я помогу вам, если это в моих силах, однако я знать не хочу никаких подробностей. – В голосе женщины угадывались жесткие нотки деловой дамы, от нее сразу же повеяло холодом. – Надеюсь, мы понимаем друг друга?
   – Абсолютно, мадам. Поступок весьма благоразумный с вашей стороны, вы только заслуживаете всяческого уважения.
   – Тогда чем я могу помочь? Месье Лаваль указал на детей:
   – Им нужно где-то спрятаться.
   Мадам Чанг даже глазом не моргнула. – Просьба не совсем обычная, – сказала она. – Вы же понимаете, месье, что я не могу закрыть свое заведение на всю ночь, пусть даже тому причиной будут четверо детей.
   – Я понимаю.
   – Вот и хорошо. – Миндалевидные глаза мадам пытливо посмотрели на месье Лаваля. – Как долго они должны здесь оставаться?
   – По крайней мере до завтра. Завтра я вернусь и отведу их в другое место.
   – Тогда решено. Но помните, что вы должны забрать их не позже трех часов дня.
   – Мадам, вы так добры, – начал было рассыпаться в благодарностях месье Лаваль. – Я…
   Но мадам Чанг прервала его:
   – Вы, однако, должны гарантировать мне следующее.
   Все молча уставились на женщину.
   – Они должны вести себя очень тихо. Старшие дети смогут сделать так, чтобы ребенок не плакал? – Она вопросительно посмотрела на Катрин.
   Та кивнула.
   – Тогда все в порядке. – Мадам обернулась к негру: – Отведи их наверх, в комнату Жизель.
   Гигант молча поклонился и жестом приказал детям следовать за ним.
   Элен в нерешительности посмотрела на месье Лаваля.
   – Чего ты ждешь? – попытался успокоить он девочку. – Догоняй остальных. Завтра днем я вас заберу.
   Элен бросилась ему на шею, затем так же внезапна разжала свои объятия и последовала за гигантом. Эдмонд и Катрин пропустили ее вперед.
   Комната Жизель располагалась в мансарде. Стоя на цыпочках на своей кровати, Элен смотрела на зубчатые крыши домов. Наступила ночь, и на улице была непроглядная темень.
   Жизель сказала, что в доме мадам Чанг служат двадцать девушек. Они пользовались особыми привилегиями: им хорошо платили, и по сравнению со всем голодающим Парижем здесь всегда была в достатке еда. Но самым главным было то, что все девушки здесь прекрасно одевались. По тем временам это была неслыханная роскошь.
   Самой популярной, самой восхитительной и самой высокооплачиваемой из всех девушек, по словам Жизель, была Жослин. Мужчины, которые могли позволить себе развлекаться с ней, отзывались о Жослин как о самой сексуальной женщине Парижа. Правда, стоила она шесть тысяч франков в час – целое состояние.
   – Мне скучно, – проворчал Эдмонд. Местные нравы его совершенно не интересовали.
   Элен поддакнула:
   – И мне не нравится сидеть сложа руки.
   Жизель задумалась, затем лицо ее просияло.
   – Вот что я придумала, – сказала она. – Я нарисую ваши портреты! Как вы к этому относитесь?
   Эдмонд поморщился.
   – Не беспокойся, я хорошо рисую, – поспешила заверить его Жизель. – Главное, сидите не шевелясь.
   Она поспешила к туалетному столику, где держала альбом и набор карандашей, затем поставила стул в самое освещенное место и, усевшись на него, оглядела детей. Прищурившись, она долго изучала их, потом принялась за работу.
   Через полчаса все четыре портрета были готовы. Жизель торжественно показала их детям.
   – Как вам нравится? – спросила она, явно напрашиваясь на похвалу.
   Портреты и впрямь были хороши. Элен сразу узнала Катрин – это была ее точная копия. Правда, сама она на рисунке выглядела гораздо моложе и красивее – совсем не то, что в жизни. Эдмонд тоже не слишком походил на самого себя: какой-то странный нос и слишком близко посаженные глаза.
   Жизель вопросительно посмотрела на Элен.
   Но прежде чем та успела высказать свое мнение, в коридоре раздались шаги, а затем в комнату постучали. Катрин вздрогнула и затравленно посмотрела на дверь.
   Жизель улыбнулась и потрепала девочку по плечу.
   – Не бойся, – успокоила она. – Это всего лишь Роланд.
   Спрятав альбом в ящик, она открыла дверь. В комнату вошел черный гигант с подносом в руках. Из-под куполообразных крышек посуды шел вкусный запах. Негр поставил поднос на туалетный столик и ушел.
   – Он не очень-то дружелюбный, – заметила Элен, когда дверь за ним закрылась. – Все время молчит. Никогда не скажет ни слова.
   – Он немой, – ответила Жизель.
   – Но он ведь слышит и понимает нас?
   Жизель кивнула, подошла к туалетному столику и сняла крышки. От неожиданности Элен открыла рот, сразу же забыв и о Роланде, и о его немоте.
   Хозяйка комнаты тем временем разложила еду по фарфоровым тарелкам с золотым ободком. Мясо с грибным соусом, вареный картофель и припущенные на пару овощи! На случай, если еды не хватит, на десерт было подано мелкое печенье. У Элен сразу же слюнки потекли от вида и запаха вкусной пищи, и она, не теряя времени, набросилась на еду.
   Внезапно Элен проснулась. Непонимающе огляделась по сторонам, силясь понять, в чем дело, прислушалась. Кто-то осторожно стучал в дверь.
   Глаза девочки постепенно привыкли к темноте. Она посмотрела на кровать Жизель и увидела контуры ее спящей фигуры. На полу, расстелив стеганое одеяло, спали Катрин, Эдмонд и Мари.
   Элен снова услышала стук, на этот раз громче.
   Она повернулась к Эдмонду, секунду раздумывала, а потом решительно потрясла его за плечо.
   Брат проснулся и сел.
   – Какого…
   Элен рукой закрыла ему рот.
   – Тсс… – прошептала она. – Там за дверью кто-то есть.
   Он тотчас замер и прислушался. Стук повторился. На этот раз он достиг и ушей Жизель.
   – Убирайтесь! – крикнула она сонным голосом.
   – Жизель, – позвал женский, с легкой хрипотцой голос. – Это я, Жослин. Открой! Мне надо с тобой поговорить!
   – Ладно, – раздраженно отозвалась хозяйка комнаты. Она потянулась и протерла глаза. Противно скрипнули пружины.
   Едва Жизель двинулась к двери, как Эдмонд и Элен притворились спящими.
   Дверь отворилась, и в комнату проник тонкий лучик света. Стоявшая за дверью женщина держала в руке свечу.
   – Жослин, – зашептала Жизель, – что тебе надо в такой ранний час?
   – Тсс… Они спят?
   – Откуда ты о них знаешь? – удивилась Жизель.
   – Все очень просто: вчера я видела, как двое детей поднимались по лестнице, но, судя по шагам, их было гораздо больше. И еще им приносили обед.
   В мерцающем свете свечи Элен разглядела необычайно красивую женщину: высокую стройную блондинку с роскошным телом, которое просвечивало сквозь голубой шифоновый пеньюар.
   – Впусти меня, Жизель, – упрашивала она. – Я только на минуту.
   Жизель сердито покачала головой.
   – Хорошо, хорошо, я тебе все объясню. – Жослин осторожно огляделась и зашептала: – Мы можем получить за них кучу денег.
   – Денег? – взвизгнула Жизель.
   – Тсс… Ты же их разбудишь! Просто дай мне на них посмотреть. Потом ты все узнаешь.
   Жизель уперла руки в бока.
   – Нет, объясняйся прямо сейчас.
   – Ну хорошо. Меня сегодня посетил один из моих давних клиентов, штандартенфюрер…
   – Знаю, знаю, такой лысый…
   – Так вот, он сказал мне, что по всему Парижу ищут четверых детей.
   – Четверых детей?
   Элен почувствовала, как у нее по спине поползли мурашки. Рядом вздрогнул Эдмонд.
   – Да, четверых. Старшие, мальчик и девочка, еще один ребенок лет семи-восьми и с ними малютка. Они убийцы.
   – Убийцы? – рассмеялась Жизель. – Эти маленькие ангелочки?
   – Не будь дурой, – оборвала ее Жослин. – Они действительно убийцы. Вчера они застрелили боша. Их было двое, но один остался в живых и рассказал, что произошло. И сейчас за их поимку назначена награда.
   – И сколько? – В глазах Жизель вспыхнул алчный огонь.
   – Полмиллиона франков, – помолчав, сказала Жослин.
   – Полмилл… – Жизель чуть не задохнулась. – Боже, это же целое состояние!
   – И половина этой суммы будет твоя, – быстро добавила Жослин. – Только подумай, четверть миллиона франков за каждого! Мы сможем купить себе три и даже четыре платья от лучших кутюрье… Так ты меня впустишь?
   Жизель все еще колебалась:
   – Но мадам Чанг…
   – Мадам Чанг никогда ничего не узнает, поверь мне. Я сама все организую.
   – Но…
   – Никаких «но». – Жослин обезоруживающе улыбнулась и нежно провела тонким пальчиком по щеке Жизель. – И кроме того, моя дорогая, я ведь вижу, как ты на меня смотришь. Я уверена, что ты любишь мужчин, а предпочитаешь женщин. – Улыбка Жослин стала шире. – Что ж, иногда мне самой нравятся женщины. Возможно, я даже приглашу тебя к себе.
   Голос Жизель перешел на шепот:
   – Пригласишь к себе в комнату?..
   Жослин кивнула и картинно распахнула пеньюар: ее груди были такой совершенной формы, какая бывает только у греческих статуй. Жизель восхищенно ахнула.
   – Я позволю тебе делать со мной все, что ты захочешь, – весело продолжала Жослин и, помолчав, добавила: – Я даже раздвину для тебя ноги.
   Дрожащими руками Жизель распахнула дверь и пропустила искусительницу.
   – Входи, – прошептала она.
   Эдмонд толкнул Элен, и оба тотчас закрыли глаза и дружно засопели. Женщины приблизились к ним и, подняв свечу, осветили их лица.
   – Они очень подходят под описание, – шепотом сообщила Жослин. – Я просто уверена, что это они.
   Затем Элен услышала, как женщины направились к двери.
   – Жослин… – начала Жизель дрожащим голосом.
   – Да?
   – Я хочу к тебе. Прямо сейчас.
   Жослин с удивлением посмотрела на нее, но тут же, улыбнувшись, заключила ее в свои объятия и звучно поцеловала в губы.
   – Ну что ж, идем, – согласилась она, – но тебе надо поскорее вернуться обратно и присмотреть за, ними, чтобы не сбежали. К тому же мне надо хорошенько выспаться. Первое, что я сделаю утром, – пойду и поговорю со штандартенфюрером. – Она передернула плечами. – Он, конечно же, будет настаивать, чтобы я позавтракала с ним в этом ужасном кафе на Елисейских полях.
   Дверь со щелчком закрылась, и комната снова погрузилась в темноту. Элен ждала, что в замке повернется ключ, но Жизель в спешке, должно быть, совсем забыла об этом.
   Выждав, когда стихнет звук шагов в коридоре, Эдмонд резко сел на импровизированной кровати,
   – Просыпайся, Катрин, – строго приказал он. – Давайте одеваться.
   – Полмиллиона франков! – воскликнула Элен. – Представляете, какое богатство! Во всем мире не наберется столько денег.
   – Поторапливайся! – скомандовал Эдмонд тоном, не допускающим возражений.
   Он уже был на ногах и на цыпочках двигался к ночному столику Жизель. Элен услышала, как он пошарил в темноте, затем чиркнула спичка, вспыхнуло и погасло пламя. К этому времени она уже растолкала Катрин.

Глава 5

   В аллее было темно, и они несколько раз падали, поскользнувшись на предательском льду. Уличные фонари не горели: электричество в Париже давали вечером только на полчаса.
   Элен, дрожа от холода, натянула воротник своего зимнего пальто до самого подбородка. Она была без шапки, и у нее замерзли уши.
   Рядом с ней в гробовом молчании еле тащилась Катрин. У нее на руках был маленький тихий комочек – Мари. Вот уж для кого холод может быть смертельно опасным!
   Но еще опаснее – быть пойманным на улице после комендантского часа. Каждого француза, схваченного ночью, приводили в комендатуру, и случалось одно из двух: если им везло и ночь была спокойной, то их заставляли всю ночь чистить солдатские сапоги. Если же накануне участниками Сопротивления был убит какой-нибудь немец, то нарушителей расстреливала специальная команда.
   Вчера Эдмонд убил боша, и Элен с тяжелым сердцем думала о том невинном французе, который расплатится за это убийство своей жизнью. В том, что эта расплата неминуема, Элен ни капли не сомневалась: боши всегда точно исполняли свои угрозы.
   Но один из главных человеческих инстинктов – инстинкт самосохранения, а не самопожертвования; именно поэтому сейчас сознательно и подсознательно они боролись за свою жизнь. Цель их была предельно ясной: как можно скорее выбраться из Парижа. Они должны выполнить мамин завет и добраться до Сен-Назера, чтобы найти приют под гостеприимной крышей дома тети Жанин.
   Сен-Назер! Это так далеко! Элен никогда не ездила дальше Рамбуйе.
   – У нас ведь совсем нет денег, – вдруг сказала она вслух. – Как же мы уедем из Парижа?
   – Деньги у нас есть, – тихо отозвался Эдмонд.
   – Есть? – удивилась Катрин.
   – Да, – ответил Эдмонд. – У нас есть мамино обручальное кольцо и куча франков. Больше двух тысяч.
   – Две тысячи франков? – прошептала Катрин. – Где ты их взял? – подозрительно спросила она.
   – У Жизели, конечно, где же еще.
   – Но… но ведь это воровство! – ахнула Катрин. Эдмонд даже не удостоил ее ответом. Элен представила, как он в темноте пожимает плечами.
   – Ну и правильно! – выступила она в защиту брата. – Жизель – просто чудовище. Она заслуживает, чтобы ее обокрали. Она хотела продать нас бошам.
   – Но воровать…
   Эдмонд резко оборвал сестру:
   – А чего же ты хочешь? Остаться в Париже, чтобы тебя поймали? Или повторить то, что они с тобой сделали? Ты этого хочешь?
   От слов брата Катрин, как от пощечины, сразу сникла и замолчала, а спустя мгновение горько заплакала.
   – Прости, – тут же бросился к сестре Эдмонд. – Я не хотел тебя обидеть. Тебе досталось больше, чем нам, и все-таки, если мы хотим добраться до Сен-Назера, без денег не обойтись. Нам даже этих не хватит, поверь мне.

Глава 6

   Прошло уже несколько дней, как они покинули Париж. Эдмонд нанял велотаксиста, чтобы он вывез их из города, но опасность все еще не миновала.
   Сейчас дети пробирались грязными тропинками, протоптанными через поля. Так им удавалось не только избегать потока немецких машин, но и обходить расположенные вдоль дорог деревни.
   Подошла очередь Эдмонда нести Мари, и он, перекинув сестренку через плечо, что-то тихо напевал, чтобы ее развлечь.
   Внезапно Элен остановилась.
   – Мне надо! – заявила она твердо.
   – Хорошо, – кивнул Эдмонд, – отдохнем минут пять, и снова в путь.
   – Слава Богу, – обрадовалась Катрин. – А то у меня уже ноги отваливаются.
   Засунув руки в карманы пальто, Элен смотрела на бесконечные заснеженные поля и далекие деревни. Где-то впереди, у самого горизонта, виднелись два одинаковых шпиля.
   – Эй… там что-то виднеется, – сказала она.
   Эдмонд присмотрелся.
   – Похоже на церковь или на что-то в этом роде, – хмыкнул он.
   – Это, наверное, Шартр, – оживилась Катрин. – Мишель говорила, что из Абли виден собор, а мы только что миновали Абли.
   Эдмонд задумчиво кивнул:
   – Пожалуй что так. Насколько я знаю, здесь нет другого собора.
   – Надеюсь, что до Сен-Назера не так далеко, как до Шартра, – буркнула Элен. – Я просто не выдержу.
   Эдмонд слабо улыбнулся сестре. Внезапно ее осенило:
   – А может, нам добраться туда поездом?
   – Не получится. Нужен специальный пропуск и деньги на билет. Ни того ни другого у нас нет, я все отдал велотаксисту.
   – А как же мамино кольцо? – вспомнила Элен. – Разве мы не можем расплатиться им?
   – Мне бы не хотелось его трогать, – похлопал себя по карману Эдмонд. – Это единственная вещь, которая у нас осталась от мамы. Это как… фамильная реликвия.
   – А ты не мог бы украсть еще денег? – простодушно спросила сестра.
   – Запомни, Элен, – рассудительно произнес брат. – Воровство есть воровство, и не имеет значения, по какой причине ты это делаешь. Это плохо, и ничто не может оправдать твой поступок.
   – Но если это плохо, то почему… – начала было Элен, схватив брата за руку.
   Потому что у меня не было выбора, – ответил он. – Помнишь, мама сказала, что Господь простит нам все, что бы мы ни сделали. И все равно это не оправдывает меня. Что плохо, то плохо. А в общем, пять минут прошли! – хлопнул в ладони Эдмонд. – Пора двигаться дальше.
   – Уже? – простонала Катрин.
   – Уже! – твердо ответил Эдмонд. – Нам еще идти и идти.
   Не прошли они и десяти метров, как Катрин пронзительно вскрикнула. Вздрогнув, Эдмонд и Элен резко обернулись. Сестра, скорчившись от боли, растирала левую лодыжку. Эдмонд передал Мари Элен и легонько похлопал Катрин по спине.
   – В чем дело? – с тревогой спросил он.
   – Моя нога, – простонала девушка. – Я подвернула ногу на этих колдобинах.
   Эдмонд встал на колени и осторожно пощупал ее ногу, затем взял сестру под мышки и выпрямил ее.
   – Как, идти сможешь? – спросил он.
   Сделав несколько осторожных шажков, Катрин кивнула.
   Эдмонд задумчиво оглядел поля, остановил свой взгляд на видневшейся вдали дороге.
   – Нам надо выйти на дорогу, – сказал он наконец. – Тебе будет гораздо легче идти.
   – На дорогу? – удивилась Катрин. – Но это же опасно!
   – С твоим растяжением связок тебе не пройти по этим ухабам. И потом я сомневаюсь, что кто-нибудь нас здесь ищет. Не могут же боши из-за нас прочесать всю Францию. Не такие уж мы важные птицы.
   Катрин согласно кивнула: пожалуй, в словах брата был здравый смысл.
   Даже несмотря на то что сейчас под ногами у них был асфальт, двигались они еле-еле. Катрин заметно хромала; правда, она ни разу не попросила о передышке, и то хорошо. Ведь им пора подыскивать место для ночлега.
   Спустя какое-то время вдали вдруг послышалось урчание мотора.
   Элен вопросительно взглянула на Эдмонда и кивнула на придорожную канаву:
   – Может, нам…
   – Не стоит. Но на всякий случай ваши имена – Сара и Дени, а мое – Жак. Мы живем в Абли и идем в Шартр навещать заболевшую бабушку. Поняли?
   Сестры дружно кивнули.
   Меньше чем через минуту со стороны Абли к ним приблизилась большая черная машина. Пухлый розовощекий бош в полевой форме, опустив боковое стекло, поманил их пальцем.
   Элен вопросительно посмотрела на Эдмонда. Он кивнул, и они все направились к машине.
   – Куда путь держите? – поинтересовался шофер на весьма приличном французском.
   – Наша бабушка заболела, – печально склонила голову Катрин. – Вот идем ее навещать.
   Рот шофера растянулся в улыбке, когда он задержал свой взгляд на девушке.
   – Где она живет? – спросил он.
   – В Шартре, – махнула рукой в сторону видневшихся вдали шпилей Катрин.
   – С такой вывихнутой ногой, – он лукаво подмигнул, – вам придется долго добираться до Шартра. – Внезапно его улыбка стала шире. – Знаете что? Я вас туда подвезу. – Бош наклонился к противоположной дверце и распахнул ее. – Залезай, – сказал он.
   Это был скорее приказ, чем приглашение. Катрин не сдвинулась с места.
   – А как же мой брат и сестры? – спросила она.
   – Пусть сядут сзади.
   Элен снова вопросительно посмотрела на Эдмонда. Он задумчиво кивнул и взялся за ручку задней дверцы.
   Элен с интересом рассматривала салон. Для нее все было внове: никогда раньше она не ездила в машине. От мягких и упругих сидений приятно пахло кожей, блестел щиток полированного дерева…
   Немец плавно тронул машину и вновь с интересом взглянул на Катрин. Та не скрывала своего отвращения к бошу: уперевшись лбом в стекло, она смотрела на проплывавший за окном безжизненный пейзаж.
   – Как тебя зовут? – наконец нарушил он тишину.
   – Сара, – тихо ответила Катрин, даже не взглянув на него.
   – А меня Курт, – сказал он. – Я родом из Рейнланда. Там есть такой город – Коблец. А ты где живешь?
   – В Абли.
   Терзаемая любопытством, Элен тем. временем потрогала лежавший рядом сверток: бумага зашуршала.
   – Что здесь? – громко спросила она.
   Шофер посмотрел на Элен через зеркало заднего вида.
   – Газеты. Я каждый день езжу в Париж и забираю газеты для генштаба в Шартре.
   Элен быстро отдернула руку, словно в газетах притаилась змея. Это движение не осталось незамеченным.
   – Можете посмотреть, – предложил бош. – Времени полно – до Шартра больше двадцати километров.
   – Нет, спасибо, – вежливо отказалась Элен.
   Немец сделал вид, что не слышит, и, пошарив рядом с собой на сиденье и взяв сложенную газету, через плечо протянул ее девочке.
   – Возьми, у меня есть свой экземпляр.
   Элен ничего не оставалось делать, как, буркнув себе под нос «спасибо», взять протянутую газету. Она тут же передала ее Эдмонду. Брат нехотя развернул и вдруг, резко положив ее на колени, озабоченно уставился в окно.
   Пораженная его реакцией, Элен решила выяснить, что его так смутило. В глаза ей бросился заголовок: «Горе матери». Далее мелким шрифтом было напечатано: «По всей стране объявлен розыск похищенных детей. Награда составляет миллион франков». Ниже, под расплывшимся фото толстой женщины, которую Элен никогда в своей жизни не видела, были помещены три карандашных рисунка.
   Сердце оборвалось. Это были рисунки Жизель: она их сразу узнала. Девушка на одном из них была вылитая Катрин.
   По телу Элен пробежал озноб. Все понятно: объявили розыск пропавших детей, боши решили завоевать популярность у французов. Если бы они написали, что разыскивают малолетних убийц, те в одну ночь стали бы национальными героями. Любой встретившийся француз с открытым сердцем оказал бы им помощь. Но все было представлено так, что они якобы похищены и их безутешная «мать» с нетерпением ждет их возвращения. Ясно, что романтически настроенные французы сделают все от них зависящее, чтобы вернуть детей «матери». Элен ни капли не сомневалась, что любой земляк после встречи с ними очертя голову помчится в ближайший полицейский участок.
   И откуда только берутся такие «матери»? Скорее всего она служит в гестапо.
   Выходит, теперь им надо бояться не только бошей – любой француз стал сейчас их потенциальным врагом.
   Эдмонд наконец отвернулся от окна, сложил газету и невозмутимым голосом произнес:
   – Посмотри-ка, Сара. Здесь есть кое-что интересное.
   Катрин не сразу сообразила, что брат обращается к ней, а Эдмонд исподтишка уже показывал ей рисунки.
   Выражение ее лица не изменилось, только мертвенная бледность покрыла его. Она снова уставилась в окно.
   На дороге почти не было движения. Они проехали мимо взвода немцев, маршировавших в сторону Шартра. Их вид только усилил ужас Элен. Она не переставая думала о том, что будет, если шофер их узнает. Ясно одно: он не моргнув глазом сдаст их в полицию. Возможно, уже сейчас он едет не в Шартр, а в ближайший полицейский участок. Или того хуже – в штаб-квартиру гестапо.
   Немец в очередной раз бросил взгляд на Катрин и нахмурился.
   – Слушай, – обронил он задумчиво, – мне почему-то знакомо твое лицо. У меня такое чувство, будто я встречал тебя раньше.