Гулд Джудит. Рапсодия

   — Это очень мудро с вашей стороны. Потому что Сирине плевать на все ваши концерты.
   От ярости Миша едва не спрыгнул с кровати.
   — По-моему, вам пора идти. Я понял, что вы хотели мне сказать. Корал с достоинством встала:
   — Очень хорошо. Я надеялась, что вы поймете. Но помните: либо вы поговорите с Верой, либо я сама это сделаю. Она направилась к двери. На пороге остановилась.
   — Даю вам время на развод до Дня благодарения. Не хочу, чтобы Сирина оставалась в этот день одна.
   Она исчезла, оставив после себя крепкий аромат духов, как дух зла.
   Больше всего на свете Мише хотелось броситься за ней вслед и придушить. Он опустился на кровать, сжал руками голову. Что же теперь делать?..
   В том, что говорила Корал, есть немалая доля правды. Но ему нужно время. Он сам собирался поговорить с Верой… когда придет время и так, как найдет нужным. Два месяца… Эта стерва дала ему всего около двух месяцев.
   Он снял трубку, набрал номер Манни в «Клариджеэ». Телефон не отвечал. Он не стал оставлять сообщение на автоответчике.
   Что же делать? Боже правый, что ему теперь делать?

Глава 33

   Сирина, в одном белом махровом купальном халате, изучала свое отражение в старинном, покрытом плесенью зеркале в затейливой резной раме, с семейной аристократической эмблемой в виде декоративной короны наверху. Эмблема, конечно, потрясающая, но само зеркало — дрянь. В нем ничего невозможно разглядеть из-за этих пятен. Слава Богу, у гримеров есть свое оборудование. Если бы они полагались на возможности этой дыры, оказались бы сейчас в большой луже. Она тяжело вздохнула. Все здесь такое же, в этом жутком поместье. Большое, старое, грандиозное и никому не нужное.
   Получив этот заказ — съемки весенней одежды на молодых английских аристократах, — Сирина вначале ощутила радостное возбуждение. Что может быть интереснее, чем снимать наиболее дорогие модели весенней одежды на богатых молодых людях так, как будто они находятся на приеме в загородном доме у мамочки и папочки?! И что может послужить лучшим местом для таких съемок, чем один из самых больших загородных домов Англии, где все они — молодые люди и девушки в качестве фотомоделей, она сама с помощниками, гримеры, парикмахеры, стилисты — будут играть роль гостей на время фотосъемок, в течение трех — пяти дней?! Это еще и возможность наглядно показать публике, что представляет собой загородный прием у знати.
   Звучит впечатляюще. На деле же все обернулось не совсем так. На каждом шагу возникают бесконечные проблемы. Некоторые решаются достаточно легко, хотя и отнимают немало времени, как, например, проблемы с электричеством. Похоже, что его проводили в этом доме где-то в четырнадцатом веке. Или, например, погода. Все время дождь, дождь и дождь, без конца. Съемки на свежем воздухе в такую погоду просто невозможны. Решение простое — снимать в помещении. Но это надоедает и выводит из себя. Она намеревалась использовать здешние сады с прудами и скульптурами.
   Или взять проблемы с так называемыми моделями. Абсолютные непрофессионалы, избалованные, капризные, чересчур самоуверенные, надменные, гиперсексуальные и агрессивные молодые аристократы. Им гораздо больше нравится поедать салями, пить, пудрить носы, чем позировать часами, постоянно меняя одежду. И постоянные споры по поводу туалетов. Индии, например, показалось, что платье от Кристиана Лакруа, предназначенное для Лукреции, гораздо лучше смотрелось бы на ней, чем это платье от Версаче, которое ее заставили надеть для съемки. Руперт презрительно заметил, что этот костюм ему совершенно не подходит и лучше отдать его Десмонду. Десмонд, в свою очередь, постоянно берет вещи Руперта. Мальвиз обвинила Септимуса в том, что тот прикарманил ее «каждодневные» жемчуга, подарок от мамы. И так далее, и тому подобное.
   И в довершение ко всему этому грандиозный загородный дом оказался слишком большим, слишком холодным, слишком старым, местами даже с плесенью. И слуги такие же. Вдобавок эти самые слуги постоянно за ними следят, опасаясь исчезновения поблекших и потускневших семейных ценностей. Пища абсолютно несъедобна. Сирина никогда еще не видела, чтобы овощи переваривали или пережаривали до такого состояния или чтобы подавали совершенно остывшую еду. Наверное, это происходит оттого, решила она, что столовая находится так далеко от кухни. Невозможно себе представить, что кому-то может захотеться специально сюда приехать только для того, чтобы повидаться с хозяином и хозяйкой. Слава Богу, сейчас они путешествуют по Европе.
   Что скажет Майкл, когда увидит все это? Она-то думала, что здесь будет так романтично.
   Ну да ладно. Дождь, кажется, на время прекратился. Съемки скоро закончатся. И Майкл уже в пути.
   Сирина положила еще немного румян на скулы, начала тщательно растирать по щекам. Так, чтобы было не слишком заметно. Откинулась на стуле, внимательно разглядывая себя в зеркале. Кажется, достаточно. Так, теперь немного новой помады цвета портвейна. Она взяла помаду и аккуратно подкрасила свои полные губы, промокнула салфеткой. Еще раз оглядела себя.
   — Пре-кра-сно, — произнесла вслух.
   — Уже сама с собой разговариваешь? Сирина резко обернулась к двери.
   — Джейсон! Тебя сам Бог послал. Посоветуй, что мне надеть сегодня вечером.
   — Ах так, значит, нас собираются посетить Волшебные Пальчики?
   — Да, он должен быть здесь к обеду.
   — Тут у меня «Тайме» и «Дейли телеграф» с описаниями его концертов. Все как будто второе пришествие описывают.
   Он откинул с глаз длинные пряди волос. Хлопнул свернутыми в трубку газетами по своим туго облегающим черным кожаным джинсам, из которых, казалось, никогда не вылезал.
   — О, Джейсон, ты прелесть! Я совсем забыла про газеты. Расскажи мне, что там пишут. — Сирина хихикнула. — Пусть Майкл подумает, что я слежу за его выступлениями.
   — Прочитать тебе?
   — Только самое основное. Заголовки. Ну, ты знаешь.
   Она начала перебирать флакончики на туалетном столике. Нашла свой чудесный состав — духи, приготовленные специально для нее. Майкл с ума сходит от этого запаха. Она щедро смочила за ушами, шею, ложбинку на груди, внутреннюю сторону бедер.
   Джейсон уселся на потертый турецкий ковер, скрестил ноги в позе лотоса и начал перелистывать страницы газет. Откашлялся.
   — «Соната си-минор Листа никогда еще не звучала так дьявольски эротично, как в блестящей интерпретации Майкла Левина».
   — Дьявольски эротично! — Сирина в восторге хлопнула в ладоши. — Ему это очень понравится. Джейсон усмехнулся:
   — Если он играет так же, как выглядит, тогда это действительно дьявольски эротично.
   — Читай, противный мальчишка! Сирина начала расчесывать волосы.
   — «Левин выразил все, что только возможно, в этом поистине автобиографическом произведении Листа…»
   — Что, к черту, это означает?
   — Понятия не имею. — Джейсон пробежал глазами по странице. — А вот еще, послушай! «Левин — это воплощение романтизма, байронический супермен».
   Сирина покатилась со смеху:
   — Что?! Мой Майкл?! Мой малыш!
   — Ну, не такой уж он малыш.
   — Ладно, пропусти это. Читай дальше. Джейсон продолжил:
   — «Он представляет собой неотразимую личность, настоящий образец истинного романтического героя, как во внешности и поведении, так и во всех своих успехах». Нет, я не могу! Кажется, я уже в него влюблен. — Он перевернул страницу. — «Тема Фауста…»
   — Все, Джейсон, хватит, с меня достаточно!
   — А «Дейли телеграф»?
   — Забудь. А где Беннет, кстати?
   — Последний раз, когда я его видел, он пробирался к конюшням с одним из наших фотомоделей…
   — Смеешься? Может, они собирались покататься верхом?
   — Ну да, на конюхе.
   — Противный мальчишка! А я-то думала, что наши мальчики и девочки такие правильные. Все из таких старинных, знатных и богатых семей.
   — Скажешь тоже. Они ведь все учились в этих закрытых школах. Трахали друг друга, пока не переходили в колледж. Кое-кто из них уже клеился ко мне. Насчет девочек не знаю, но мальчики почти все балуются наркотиками.
   Сирина встала из-за туалетного столика, подошла к массивному шкафу. Открыла дверцу.
   — Подойди сюда. Выбери что-нибудь из этого. Джейсон начал раздвигать вешалки, разглядывать богатый выбор платьев и роскошных туалетов. Внезапно остановился:
   — Вот оно! Потрясно!
   Он достал плечики с платьем из шкафа, картинно взмахнул им перед Сириной.
   — А, это Гальяно, — протянула она. — Думаешь, подойдет?
   — Определенно. То, что надо. Волшебным Пальчикам точно понравится.
   Сирина взяла у него из рук костюм, приложила к себе, задумчиво разглядывая себя в зеркале. Какое затейливое сочетание… Жакет из шелковой парчи туго облегает талию и спускается низко на бедра, кремово-белый, с розовыми цветами и ярко-зелеными листьями, и к нему капюшон ярко-синего цвета, расшитый шелковыми цветами всех оттенков синего. Под жакет — блузка с высоким воротом из искусственного шелка, отсвечивающего золотом. Юбка из золоченой парчи тоже расшита цветами.
   — Если станет холодно во время обеда, можешь надеть капюшон. Сирина рассмеялась:
   — Неплохая мысль. — Она с сомнением взглянула на него: — Ты уверен, что ему понравится?
   — Ты что, не в своем уме?! Как это может не понравиться!
   — Ладно, решено. Слава Богу.
   — Что «слава Богу»? — раздался сзади мелодичный баритон. Левин, с чемоданом в руке, наблюдал за ними от двери с веселым любопытством в глазах. Сирина взвизгнула от восторга:
   — Майкл! Ты уже здесь?
   Она уронила на пол платье и бросилась к нему на шею.
   Миша поставил чемодан и сумку, сжал ее в объятиях, наслаждаясь ощущением ее тела. Страстно поцеловал, не обращая внимания на Джейсона.
   — Как я счастлив тебя видеть!
   — Наверняка не более счастлив, чем я, — выдохнула она.
   Миша оглянулся. Джейсон стоял у дверей, держа в руках вечерний костюм, поднятый с пола. На лице его застыло смущенное выражение. Он поспешно отвел взгляд, повесил платье на раскрытую дверцу шкафа.
   — Привет, Джейсон! — Миша поцеловал Сирину в щеку, подошел к Джейсону, протягивая руку. — Ну, как идут съемки?
   — Она тебе все расскажет. Миша взял Сирину за руку.
   — Что, так плохо?
   — Ну не совсем. Ладно, я, пожалуй, вас оставлю. Надо все подготовить к вечеру.
   Он направился к двери.
   — До встречи, — произнесла Сирина. — Да, Джейсон… Спасибо тебе. За все.
   — Нет проблем.
   Тот повернулся и вышел, тихонько прикрыв за собой дверь.
   — Хороший парнишка, — произнес Миша.
   — Да.
   Сирина прильнула к нему. Миша приподнял ей подбородок, заглянул в глаза с серьезным выражением:
   — Нам надо поговорить.
   — Что-нибудь случилось?
   — Нет, ничего не случилось. Просто надо кое-что обсудить. Давай-ка устроимся поудобнее. Не возражаешь?
   Сирина присела на огромную кровать с балдахином. Перекинула ноги, оперлась на подушки. Миша снял пиджак и туфли. Подошел к ней, взял ее руку.
   — Ты меня пугаешь, Майкл. В чем дело?
   — Я тебя уже однажды спрашивал. Но теперь хочу знать наверняка. Ты действительно хочешь быть со мной все время? Хочешь стать моей женой?
   Сирина задохнулась. В первое мгновение не могла выговорить ни слова. Только кивнула:
   — Д-да… Я… я этого действительно хочу.
   — Последний раз. Ты уверена? Она снова кивнула:
   — Да. Да, Майкл, да, да, да!
   Он привлек ее к себе. Начал жадно целовать.
   — О, Сирина, ты даже не представляешь себе, что это для меня значит! Я самый счастливый человек на земле. Ты меня любишь!
   — Люблю. И хочу стать твоей женой. Это уже не игра. Ты единственный человек, с которым я чувствую себя женщиной. Единственный, от кого я хочу иметь детей.
   Его глаза наполнились слезами. Он не мог поверить своим ушам. Сжал Сирину в объятиях, начал покрывать страстными поцелуями. Развязал на ней купальный халат, сгорая от нестерпимого желания. В одно мгновение они оказались обнаженными. Жадно ласкали друг друга. Желание оказалось настолько сильным и всепоглощающим, что они достигли оргазма почти мгновенно.
   Позже, когда они лежали, тесно прильнув друг к другу, ему пришло в голову, что никогда еще он не ощущал такой завершенности, такой наполненности, никогда не чувствовал себя таким желанным… и таким всемогущим. Это ощущение могущества пришло от сознания, что она его любит, что он наконец-то завоевал эту независимую, экзотическую, гордую и прекрасную женщину.
   Он повернулся к ней.
   — На следующей неделе, когда приеду в Нью-Йорк, попрошу Веру начать бракоразводный процесс.
   Она смотрела на него широко раскрытыми глазами.
   — Ты уверен, что хочешь этого?
   — Да. На следующей неделе. Не знаю, может быть, она попытается бороться, но на следующей неделе я ей обязательно все скажу. Сирина нежно поцеловала его.
   — Не струсишь?
   — Нет. Теперь нет. Теперь я знаю, как ты ко мне относишься.
   — Если оробеешь, вспомни обо мне. О том, что я тебя жду. Она легким движением провела по его лицу.
   — Обязательно вспомню.
   — Как не хочется отрываться от тебя… Но надо одеваться к обеду.
   — Нельзя ли его вообще пропустить, этот обед?
   — Нет, никак нельзя. И лучше нам поторопиться.
   — О'кей. Черный галстук?
   — Да.
   Миша поднялся. Встал с кровати, взял с пола чемодан, раскрыл. Выложил одежду на постели. Внезапно взгляд его упал на газеты, лежавшие на ковре.
   — Вы с Джейсоном, случайно, не просматривали отклики на мои концерты?
   — Конечно, просматривали! Это просто фантастика! Мы с Джейсоном чуть с ума не сошли от одного критика, который назвал твое исполнение «дьявольски эротичным». И еще там что-то, будто бы ты романтический герой. — Она хихикнула. — Я и не знала, что встречаюсь с Байроном.
   Она выскользнула из махрового халата, сняла с плечиков вечерний костюм. Миша смотрел на нее с любопытством. До сих пор она не проявляла никакого интереса к его концертам. Вообще не интересовалась его профессиональной жизнью. Может быть, эта чертова вампирша Корал Рэндолф все-таки не права? Может быть, Сирина в конце концов начала интересоваться его карьерой?
   Он медленно одевался, наблюдая за ней. Она надела бюстгальтер, колготки. Внезапно ему вспомнилось еще кое-что из слов вампирши.
   — Ты вообще-то приезжала в Лондон? — спросил он нарочито небрежным тоном.
   — Что?
   — Я спрашиваю, удалось тебе попасть в Лондон?
   — Да. В тот вечер, когда ты давал первый концерт. Но я не могла прийти. Со мной приехала вся труппа. Модели, ассистенты, в общем, все. Для нас это была возможность получше узнать друг друга. Ну знаешь, сломать лед, чтобы съемки лучше удались. Теоретически по крайней мере.
   — Чем же вы занимались? — спросил он, надевая туго накрахмаленную белую рубашку.
   — Сначала пошли к Аннабел пообедать. Потом — в дансинг к геям, ну, знаешь, в такой бар, куда они пускают и нормальных. А закончили в одном паршивом секс-клубе на окраине. Кто-то из ребят его знал. Ну, ты знаешь, одно из таких мест, где можно встретить кого угодно. — Она хихикнула. — Да, это был отпад. На следующее утро я встать не могла, просто умирала.
   Все в точности так, как говорила вампирша. Но по крайней мере Сирина честно рассказала об этом. В чем же тут преступление?..
   Миша поправил бабочку, надел смокинг. Обернулся к Сирине.
   — Ну как?
   — Настоящий байронический мужчина! — Она рассмеялась. — Ты такой красивый! Я рядом с тобой потеряюсь.
   Она поцеловала его в губы. Надела сверкающую блузку, скользнула в расшитую парчовую юбку.
   — Ого! — воскликнул Миша. — Потрясающе!
   — Подожди, это еще не все.
   Она сняла со спинки стула жакет с капюшоном. Надела, застегнула на талии.
   — Как тебе это?
   Миша смотрел на нее не отрываясь. Прекрасное видение. Прекрасное и изысканное. Ничем не напоминает девчонку из трущоб.
   — Великолепно. Просто великолепно.
   — Благодарю вас, сэр. Ну, вы готовы? Тогда прошу.
   Она протянула ему руку. Они вышли из аристократической спальни и отправились в долгий-долгий путь по длинным коридорам к столовой.
   — Да, это нечто! — произнес Миша.
   Они с Сиринон вошли в спальню, донельзя возбужденные прошедшим вечером, выпитым вином и друг другом. Обед и все с ним связанное затянулись до двух часов ночи.
   Сирина сделала пируэт, наслаждаясь ощущением шелковой парчи, льнущей к телу. Миша, смеясь, заключил ее в объятия.
   — Мне это напомнило обеды с тупоголовыми европейскими аристократами. В свое время я на таких вдоволь насмотрелся. Эти твои ребята — просто молодые их копии. Дети или внуки. Правда, на тех обедах, где бывал я, гости не передавали друг другу за столом кокаин… или что там они еще нюхают. — Внезапно он стал серьезным. — И тем не менее это великолепный вечер. Просто великолепный. Эти невероятные вечерние туалеты, масса свечей, цветы из оранжереи, старинные льняные скатерти и серебро… Все просто великолепно.
   — Да. Жаль только, что еда отвратительная.
   — Типичная английская еда. Я ничего другого и не ждал. Но столовая какова! Этот бесценный золоченый Дамаск на стенах…
   — Рваный. Даже на шторах. Вообще вся эта дыра потихоньку расползается по швам.
   — Ив этом часть очарования. Поблекшее величие. На всем как бы лежит паутина времени. Многих столетий.
   — Ну и на здоровье.
   — Тебе больше по душе твое стекло и хромированный металл?
   — Спрашиваешь! Если бы эта старая берлога принадлежала мне, я бы от нее давно избавилась.
   — Сирина! Это же одно из немногих исторических поместий в Англии! Ты сегодня обедала в окружении великолепно выполненных портретов величайших англичан прошлого.
   — Вот и от них я бы тоже избавилась.
   — Это же прекрасные полотна! Ван Дейк, например…
   — Мне наплевать, чьи они. На мой взгляд, они безобразны. Неудивительно, что эта страна уже давно не империя. Слишком уж они погружены в свое прошлое.
   Миша почувствовал, как внутри поднимается раздражение. С трудом взял себя в руки. Однако такое отношение к прошлому ему совсем не нравилось. И потом… Назвать полотно Ван Дейка безобразным! Да как это можно! Неужели этот старинный аристократический особняк для нее не больше чем декорация к съемкам модной одежды?!
   Он напомнил себе о том, что Сирина всячески старалась стереть из памяти свое собственное прошлое, так что вполне логично, что у нее вообще нет уважения к прошлому. Но неужели она не прониклась магией этого вечера, прошедшего среди всей этой необыкновенной красоты, как бы окруженного историей? Внезапно он ощутил глубокую печаль. То, что ему кажется прекрасным, романтическим, у нее вызывает отвращение.
   Сирина направилась в ванную.
   — Я на минутку.
   Миша тоже переоделся в купальный халат. Взгляд его снова упал на газеты. Теперь они аккуратно лежали на столе. Видимо, горничная приходила убирать в комнате. Он устроился поудобнее на кровати, развернул газеты. Начал с «Тайме». Просмотрел критику на концерты в «Ройал Алберт-холл». Внезапно знакомое имя привлекло его внимание.
   «РЕТРОСПЕКТИВНАЯ ВЫСТАВКА САЙМОНА КЕРЗОНА ХЭМПТОНА
   Куратор Перегрин Левери-Блант собрал впечатляющую коллекцию постмодернистских полотен покойного Саймона Керзона Хэмптона, выполненных в основном в начале девяностых годов, незадолго до скоропостижной и безвременной кончины художника.
   Произведения Хэмптона — выпускника Итона и школы изящных искусств в Слейде — сейчас имеются во многих частных коллекциях, включая коллекцию Саачи в Лондоне.
   Данная ретроспективная выставка подготовлена с помощью членов семьи художника, а также многих известных коллекционеров. Его брат Митчел Джеймс Хэмптон, в прошлом автогонщик, предоставил пять своих полотен. Отец, известный спортсмен Керзон Кэвендэр Хэмптон, владелец поместья Гастингс-Лодж в Суррее, также предоставил несколько картин. Мать художника, леди Изабел Этерингтон-Хокс, заявила, что в ее распоряжении нет ни одной картины, так как на нее они «действуют угнетающе». Она сейчас живет в Буэнос-Айресе, куда уехала после громкого скандала в тысяча девятьсот семьдесят втором году, оставив мужа и сыновей ради известного игрока в поло из Южной Америки, Энрике Родригеса.
   Пять лет назад тело Хэмптона нашли недалеко от моста Верраза-но-Нэрроус в Нью-Йорке, куда он приехал для организации выставки своих работ в галерее Шульмана Лазара».
   — Боже! — в ужасе прошептал Миша.
   — Что такое?
   На пороге появилась Сирина. Сразу заметила встревоженное выражение его лица. Он указал на газету:
   — Тут о человеке, которого когда-то знала Вера. Она с ним встречалась. Такой… буян.
   Под влиянием какого-то непонятного импульса Миша решил не рассказывать Сирине о том, что Саймон Хэмптон когда-то пытался его убить.
   — Шутишь! Вера с ним встречалась?! — Она устроилась около него на кровати. — Дай посмотреть.
   Миша рассеянно отдал ей газету, погруженный в свои мысли. Знает ли Вера о том, что Саймон мертв? Его пронзила дрожь при воспоминании о том нападении Саймона.
   — Ух ты! — воскликнула Сирина. — Странно! Миша очнулся от задумчивости, взял у нее из рук газету, сложил. Положил на стол.
   — Давай забудем про это.
   — Конечно.
   — А почему такой серьезный вид? Из-за этой статьи?
   — Господи, конечно, нет. Я же его совсем не знала. Это… это… ничего особенного.
   — Давай выкладывай. Что там у тебя на уме, в этой красивой головке?
   — Я просто подумала… пока была в ванной. Я… мне осточертели заказы подобного рода.
   — Ты имеешь в виду — такие, как этот?
   — Именно. Я их терпеть не могу. И не только этот. Все остальные тоже. Я уже давно об этом думаю. Все время одно и то же. Знаменитости, показы мод… Меня от этого тошнит. И кроме того, я хочу уважения к своей работе.
   — Но ведь всем нравятся твои снимки. Иначе почему бы с тобой заключили такой грандиозный контракт?
   — Знаю. Но я больше не хочу угождать этим людям. Меня интересуют другие.
   — Критики?
   — Да, наверное. Я хочу заняться серьезной фотографией. Такой, какую выставляют в галереях, о которой пишут в газетах.
   — Но ведь твои работы тоже выставлялись.
   — Ну да. В Институте моды. Я говорю совсем о другом, Майкл. Я хочу делать серьезные снимки, которые будут покупать музеи и коллекционеры. Как картины вот этого Вериного парня. Я хочу двигаться в этом направлении. Ты меня понимаешь?
   — Ты хочешь переключиться с коммерческой фотографии на художественную.
   — Верно. И мне предстоит борьба с Корал. Я собираюсь начать делать серию снимков.
   — Это будет нелегко. И критики на тебя набросятся за то, что ты столько лет успешно занималась коммерческой фотографией.
   — Знаю. Придется пойти на риск.
   — У тебя уже есть что-то определенное на примете?
   — Пока нет. Но я много думала об этом.
   — И что же ты надумала?
   — Может быть, в следующем месяце, когда я буду на Дальнем Востоке, на очередных съемках показа мод, — она сделала легкую гримаску, — заверну куда-нибудь, например, во Вьетнам или Камбоджу. Посмотрю, что там можно снять. Хочу посмотреть, что, например, представляет собой Ханой. Поля сражений. Полпотовские тюрьмы. Теперь к таким местам есть доступ. Это интересно. И на этом я могу заработать уважение как фотограф.
   — Тебе постоянно придется быть в движении. И такие сюжеты нельзя назвать веселыми.
   — Я знаю. Об этом я тоже думала. Я могу перенести… печальные сюжеты. А ты… если ты в самом деле меня любишь, ты должен это принять. Я действительно могу отсутствовать долгое время.
   Сирина испытующе смотрела на него.
   Миша тяжело вздохнул. Он-то уже рисовал себе совсем другие картины. Мечтал о том, что она откажется от части коммерческих заказов, чтобы проводить больше времени с ним.
   — Этого я не ожидал.
   Он старался говорить ровным тоном.
   — Знаю. Но я собираюсь двигаться именно в этом направлении, поэтому должна была тебе сказать.
   — А как же насчет того, чтобы создать семью? Как насчет детей, о которых ты говорила?
   — Я тебя умоляю, Майкл! — Она нахмурилась. Хлопнула рукой по кровати. — У нас будет достаточно времени и для этого.
   Дежа-вю, подумалось ему. Все это уже было. Все — как пять лет назад.
   — Майкл! Не сердись, пожалуйста. Для меня это очень важно. Он обернулся к ней. Она как потерянный, испуганный ребенок. Такая неуверенная, такая ранимая! Он обнял ее.
   — Я не сержусь.
   — Слава Богу.
   Она прильнула к нему. Провела рукой по груди. Потом расстегнула на нем халат, просунула руку между бедер. Он среагировал моментально. Забыл обо всем, кроме всепоглощающего желания.
   — Как я могу сердиться на тебя?!

Глава 34

   Свечи. Множество свечей из пчелиного воска. По всей квартире расставлены канделябры, размещены продуманно, тщательно, наполняя все комнаты старомодно-изысканным светом, создающим атмосферу загадочности, романтичности. Меняющийся, словно в причудливом танце, свет от колеблющихся фитилей падает на старинное серебро, российский хрусталь и китайский фарфор. И цветы. Масса цветов. Английские розы всех сортов и оттенков в серебряных чашах, расставленных по всему огромному обеденному столу. Небольшие букеты так же продуманно, как и свечи, размещены по всей комнате, наполняя воздух сладким и возбуждающим ароматом.
   Вера ке пожалела времени и сил, чтобы сделать этот вечер запоминающимся для всех. Соня и Дмитрий официально оставили работу в школе «Джуллиард», и Вера решила торжественно отметить это событие. Миша предложил повести всех в какой-нибудь дорогой ресторан — «Ле Бернардин», «Ла Шантерелл», — куда они пожелают, однако Вера настояла на семейном обеде в домашней обстановке. Сопя и Дмитрий не могли не оценить внимательность невестки, хотя и просили ее не очень хлопотать. Они знали, сколько у нее других забот. Однако Вера верила в то, что никто на свете, даже ее богатейшие клиенты из аукционного дома, не сможет устроить более прекрасный вечер для ее любимых свекрови и свекра.