Страница:
— Если бы мы знали, каковы эти реалии! Обломки корабля врезались в атмосферу Земли с огромной скоростью, примерно двенадцать километров в секунду. Они все должны были сгореть в верхних слоях стратосферы. Но этого не случилось, по крайней мере, в двух случаях.
Мне удалось обнаружить в архивах отчет метеорного патруля. Два обломка достигли поверхности нашей планеты. — Вакенберг щелкнул переключателем проектора, и изображение на голограмме сменилось.
Теперь перед сидящими в зале появилась Земля, снятая из космоса. Отчетливо было видно, как два огненных следа протянулись к ее поверхности.
— Это случилось в день гибели «Орешка». Траектории, рассчитанные мной, не оставляют сомнений в том, что это обломки корабля.
Теперь в зале стало тихо. Лишь Диньков, все еще не до конца усвоивший важность этого открытия, спросил:
— И что же из этого следует?
— Один из этих двух болидов упал в районе села Белуги. Именно здесь сорок лет спустя обнаружился наш космический гость. Скорее всего болид, сумевший выдержать удар об атмосферу, а затем и о поверхность Земли, содержал в себе некий зародыш этого существа.
Сорок лет понадобилось ему для того, чтобы прорасти и набраться силы. Мы начали действовать слишком поздно. Если бы эти данные сразу же были предоставлены ученым нашего института, мы смогли бы уничтожить зародыш в самом начале его развития. Но они были засекречены и пылились в архивах до сегодняшнего дня.
Вашей правительственной комиссии было бы неплохо разобраться в том, кто несет за это ответственность. — Вакенберг бросил камень в огород Калугиной. Та возмущенно вскинулась, но промолчала. Ей было хорошо известно, что историей, связанной с гибелью «Орешка», занимался, по поручению бывшего президента, молодой аспирант парламентской академии Диньков. Сегодня даже намек на это обстоятельство мог стать смертельно опасным.
— Сейчас поздно искать виноватых в этой архивной истории. На нас возложена гораздо более важная задача — защитить Землю от инопланетного захватчика. — Диньков, похоже, искренне считал, что его прошлые дела не имеют никакого отношения к сегодняшнему дню, и уж, во всяком случае, он хорошо понимал, что его сегодняшнее положение полностью защищает его от старых промахов. — Давайте покончим с этим и перейдем наконец к делу! Комитет не может уделять столько времени вашим архивным изысканиям!
— Вы забыли о втором болиде. — И снова в зале установилась заинтересованная тишина. — Его траектория заканчивается в районе пустыни Кызылкум. Там нет никаких поселений. Но анализ геофизической съемки показывает, что там нет и никаких энергетических аномалий. Если бы это была вторая спора, она бы уже дала о себе знать.
— Вот и прекрасно. Значит, она погибла во время удара о поверхность Земли. Одной проблемой меньше.
— Егоров писал в своем отчете о каком-то оружии, способном остановить космического агрессора. Что, если второй болид имеет к этому отношение?
— Ваша неуемная фантазия нашла бы себе гораздо лучшее применение в области литературы! Повторяю, Егоров был отравлен наркотиком, и его отчет…
— Оставим в покое мертвых. Давайте заниматься сегодняшними делами. Что бы там ни упало, мы обязаны исследовать этот район. А если там все же находится вторая спора? Что, если она до сих пор пребывает в анабиозном состоянии? Что, если она проснется?
— Вот вы этим и займитесь! — закончил дискуссию Диньков, именно так, как того хотел Вакенберг, изучавший, кроме чистой математики, еще и человеческую психологию.
Он правильно выбрал момент для своего сообщения. Он предположил, что именно сейчас, когда события набирают темп, Динькову понадобится повод, чтобы избавиться от его присутствия в комитете. Он предоставил ему этот повод и не ошибся.
— Передайте свое право голоса в комитете кому-нибудь из его членов и можете отправляться в свою экспедицию! Мы здесь, занимаясь скучными повседневными делами, с нетерпением будем — ждать ее сенсационных результатов!
Глава 12
Глава 13
Мне удалось обнаружить в архивах отчет метеорного патруля. Два обломка достигли поверхности нашей планеты. — Вакенберг щелкнул переключателем проектора, и изображение на голограмме сменилось.
Теперь перед сидящими в зале появилась Земля, снятая из космоса. Отчетливо было видно, как два огненных следа протянулись к ее поверхности.
— Это случилось в день гибели «Орешка». Траектории, рассчитанные мной, не оставляют сомнений в том, что это обломки корабля.
Теперь в зале стало тихо. Лишь Диньков, все еще не до конца усвоивший важность этого открытия, спросил:
— И что же из этого следует?
— Один из этих двух болидов упал в районе села Белуги. Именно здесь сорок лет спустя обнаружился наш космический гость. Скорее всего болид, сумевший выдержать удар об атмосферу, а затем и о поверхность Земли, содержал в себе некий зародыш этого существа.
Сорок лет понадобилось ему для того, чтобы прорасти и набраться силы. Мы начали действовать слишком поздно. Если бы эти данные сразу же были предоставлены ученым нашего института, мы смогли бы уничтожить зародыш в самом начале его развития. Но они были засекречены и пылились в архивах до сегодняшнего дня.
Вашей правительственной комиссии было бы неплохо разобраться в том, кто несет за это ответственность. — Вакенберг бросил камень в огород Калугиной. Та возмущенно вскинулась, но промолчала. Ей было хорошо известно, что историей, связанной с гибелью «Орешка», занимался, по поручению бывшего президента, молодой аспирант парламентской академии Диньков. Сегодня даже намек на это обстоятельство мог стать смертельно опасным.
— Сейчас поздно искать виноватых в этой архивной истории. На нас возложена гораздо более важная задача — защитить Землю от инопланетного захватчика. — Диньков, похоже, искренне считал, что его прошлые дела не имеют никакого отношения к сегодняшнему дню, и уж, во всяком случае, он хорошо понимал, что его сегодняшнее положение полностью защищает его от старых промахов. — Давайте покончим с этим и перейдем наконец к делу! Комитет не может уделять столько времени вашим архивным изысканиям!
— Вы забыли о втором болиде. — И снова в зале установилась заинтересованная тишина. — Его траектория заканчивается в районе пустыни Кызылкум. Там нет никаких поселений. Но анализ геофизической съемки показывает, что там нет и никаких энергетических аномалий. Если бы это была вторая спора, она бы уже дала о себе знать.
— Вот и прекрасно. Значит, она погибла во время удара о поверхность Земли. Одной проблемой меньше.
— Егоров писал в своем отчете о каком-то оружии, способном остановить космического агрессора. Что, если второй болид имеет к этому отношение?
— Ваша неуемная фантазия нашла бы себе гораздо лучшее применение в области литературы! Повторяю, Егоров был отравлен наркотиком, и его отчет…
— Оставим в покое мертвых. Давайте заниматься сегодняшними делами. Что бы там ни упало, мы обязаны исследовать этот район. А если там все же находится вторая спора? Что, если она до сих пор пребывает в анабиозном состоянии? Что, если она проснется?
— Вот вы этим и займитесь! — закончил дискуссию Диньков, именно так, как того хотел Вакенберг, изучавший, кроме чистой математики, еще и человеческую психологию.
Он правильно выбрал момент для своего сообщения. Он предположил, что именно сейчас, когда события набирают темп, Динькову понадобится повод, чтобы избавиться от его присутствия в комитете. Он предоставил ему этот повод и не ошибся.
— Передайте свое право голоса в комитете кому-нибудь из его членов и можете отправляться в свою экспедицию! Мы здесь, занимаясь скучными повседневными делами, с нетерпением будем — ждать ее сенсационных результатов!
Глава 12
Близился рассвет. Ущербная третья луна уже касалась горизонта, а на востоке неторопливо разгоралась фиолетовая заря.
У Андрея были все основания гордиться ночным боем и своей выдержкой, позволившей ему успешно проделать этот тяжелейший поход через пустыню. С тех пор, как они покинули замок, Алан не остановился ни разу и не обращал на Андрея никакого внимания, словно забыл о его существовании. Юноша считал, что победитель ососа заслуживает лучшего отношения, и, обидевшись, решил первым не нарушать затянувшееся почти на весь ночной переход молчание, как бы ему ни было трудно.
Наконец, когда Андрею казалось, что никакая сила в мире не сможет его заставить сделать еще один шаг, Алан остановился, взглянул на посветлевший за их спинами горизонт и сказал:
— Сейчас мы сделаем привал, но совсем небольшой. Схватка с ососами отняла у нас слишком много времени. Ты знаешь, какой будет температура в этой пустыне, когда взойдет солнце? — Андрей, не желавший скрывать свою обиду, лишь молча отрицательно покачал головой. — По вашей температурной шкале к обеду она достигнет трехсот градусов.
— По какой шкале? У нас их две.
— Это не имеет никакого значения, по любой из них живое существо, оказавшееся в дневные часы на открытой местности, погибнет через несколько минут. Вот почему я так спешил. Нам еще идти не меньше часа, и солнце догонит нас… Правда, утром, пока оно наберет силу, у нас еще останется небольшой резерв времени, но это будет самая трудная часть перехода.
Ничего не ответив, Андрей развязал тесемки на бурдюке, мимоходом удивившись тому, что в сверхтехнологичном мире Алана существуют такие простые вещи, как этот бурдюк с кожаными тесемками. Наверно, Алан слышал все его мысли, потому что сказал:
— Кожаные емкости сохраняют прохладу и естественный вкус воды гораздо лучше современных термосов. Да их и нет. Многие вещи утрачены безвозвратно… Мне не нужна вода, в нашем городе не осталось биологически активных индивидуумов.
«Все-таки он робот, холодный и бездушный робот. Он выполняет свою программу, и ему нет до меня никакого дела», — подумал Андрей. В бурдюке оставалось еще много воды, и он позволил себе налить на ладонь немного драгоценной жидкости и растереть ею лицо — стало немного легче.
Песок окрасился в фиолетовый цвет неба. Воздух, несмотря на легкий утренний ветерок, оставался совершенно прозрачным, и пустыня просматривалась до самого горизонта. Вокруг не было видно ничего, кроме удручающе однообразных песчаных барханов, уже сейчас утомлявших глаза своим назойливым праздничным сверканием.
— Куда все подевалось? Совсем недавно я видел впереди какие-то строения…
— Это был очередной мираж, но теперь уже слишком поздно. Свет разрушает миражи, и нам следует поторопиться.
— Далеко еще до святилища? — спросил Андрей, покорно завязывая тесемки бурдюка и все еще сомневаясь в том, что ему удастся заставить свое измученное тело сделать хотя бы шаг.
— Не меньше двух часов, а до рассвета…
— Я знаю, ты уже говорил, рассвет совсем близко. — Закусив губу, Андрей заставил себя сделать первый шаг. Второй дался ему гораздо легче.
Через час, когда солнце ударило им в спину раскаленным валом своих лучей, на горизонте показалось нечто, напоминавшее каменный шалаш, образованный двумя поставленными на ребро плитами.
К этому моменту, по земным меркам, жара стала уже невыносимой. Казалось, каждая песчинка превратилась в крошечное светило, и ослепительное сверкание песчаных кристаллов усиливало ощущение нечеловеческого пекла.
Раскаленный воздух, струящийся над пустыней, строил и тут же разрушал призрачные замки настоящих миражей. Но, быть может, это была лишь игра больного, измученного жарой воображения. Пот заливал глаза, предметы теряли четкие очертания. Все силы уходили на то, чтобы сделать очередной шаг, и поэтому Андрей даже не заметил момента, когда его мучения неожиданно кончились.
Лишь спустя несколько минут он понял, что они находятся внутри закрытого каменного строения, стены которого вздымались над головой на десятки метров.
— Мы пришли? — спросил он, с трудом разлепляя растрескавшиеся губы, и не узнал своего голоса.
— Да. Это святилище Рикона. Ты вел себя мужественно, маленький человек, и я не ошибся, когда назвал тебя воином. Но главная твоя битва еще впереди…
— Какая еще битва?! Ты обещал отправить меня домой, как только мы придем в святилище!
— Я сдержу свое слово. Во всяком случае, постараюсь…
— Что значит, «постараюсь»?
— Как только ты возьмешь Рикон, я отправлю тебя обратно на Землю. Но энергии может не хватить, и тогда…
— Что случится тогда? Говори! — Андрей почти кричал. Все было напрасно — все его мучения. Его обманули, и он никогда не попадет домой. Он предвидел это, он знал, что добром это не кончится, не может кончиться…
— Тогда ты застрянешь в одном из переходов между мирами и дальше будешь выбираться самостоятельно. Возможно, тебе на помощь придет воин, которому ты должен будешь передать Рикон.
— Откуда он узнает обо мне?
— Он узнает.
— Ты все время говоришь загадками и чего-то не договариваешь. Ты обманываешь меня.
— Информационные копии моего уровня не умеют лгать.
— Ты хочешь сказать, в том случае, если не было заложено соответствующей программы?
— Такую программу никогда бы не создали те, кто оставил меня здесь. Это было бы недостойно моего народа.
— Ну, хорошо. Скажи же наконец, что я должен делать дальше?
— Видишь, впереди светится алтарь? Все очень просто. Ты должен подойти и взять Рикон.
— Действительно, просто… — Вот только Андрей уже не верил в простые задачи в этом мире. Что же касается алтаря, то он действительно виднелся у противоположной стены.
Небольшое каменное возвышение, прикрытое сверху сферой из голубого стекла. Подойдя ближе, он понял, что никакого стекла не было. Светился воздух, и, похоже, лежавший под сферой предмет прикрывало какое-то защитное поле. «Совсем просто — подойти и взять, интересно, что я буду делать, если останусь после этого без руки?»
— Ты не можешь отключить защиту?
— Она отключится автоматически, если ты тот, за кого я тебя принял.
— Ну, спасибо… А если нет?
— Тогда это не имеет значения. Мы оба не выйдем из этого здания. А я останусь здесь в любом случае.
Только теперь Андрей начал понимать, какая судьба ожидает Алана. Дорогой в один конец, дорогой без возвращения был для него этот поход через пустыню. Чем бы ни закончилась история с Риконом, возвращаться в город он не собирался.
— Но почему? Ты мог бы дождаться ночи… — Андрей возражал своим собственным мыслям, но Алан понял его правильно.
— Слишком долгое ожидание… Если я ошибся в тебе, исправлять ошибку и ждать визита нового гостя еще пару тысячелетий у меня не хватит энергии, а если все пройдет как надо, возвращаться будет незачем. В сущности, моя индивидуальность искусственна. Мне нетрудно будет с ней расстаться.
В это Андрей не слишком поверил. Он успел привязаться к этому неуклюжему существу с насмешливыми глазами, он не хотел его терять, вот только выбора не было… И оставалось лишь пройти последние несколько шагов, отделявшие его от алтаря, и протянуть руку к голубому пламени, защищавшему нож гиссанцев от превратностей окружающего мира.
Ощущение было такое, словно по руке прошлась жесткая колючая щетка, кожу саднило и покалывало, но никакого сопротивления защиты он не ощутил.
Спустя несколько мгновений предмет, лежавший в углублении алтаря, оказался у него в руках. С виду он был похож на красивый длинный кинжал с рукояткой, украшенной голубым драгоценным камнем. Вот только рукоятка оказалась слишком мягкой, словно была сделана из губчатой резины. Когда Андрей слишком сильно сжал ладонь, державшую Рикон, пальцы погрузились в рукоятку, хотя при этом ощущалось некоторое сопротивление материала.
Образ ножа… Всего лишь образ… Неужели стоило ради него провести в одиночестве на этой планете такую бездну лет и даже погибнуть?
Андрей повернулся к Алану, осторожно держа Рикон на раскрытой ладони, словно боялся повредить его, как хрупкую стеклянную игрушку.
— Это то, что ты хотел?
Что-то изменилось в Алане, в самой его позе, в выражении глаз. Он смотрел на Андрея с восторгом и неуместным, по отношению к юноше, почтением.
— Теперь ты хранитель Рикона. Ты обязан передать его воину, которого выберет Рикон. Поклянись, что сделаешь это!
— Я не умею клясться, но я сделаю все, как ты скажешь!
— Тогда прощай. Я был рад встрече с тобой, воин с планеты Земля. Возвращайся в свой мир и будь счастлив.
Андрей почувствовал, как темный вихрь свернувшегося пространства подхватил его, затягивая в трубу перехода.
У Андрея были все основания гордиться ночным боем и своей выдержкой, позволившей ему успешно проделать этот тяжелейший поход через пустыню. С тех пор, как они покинули замок, Алан не остановился ни разу и не обращал на Андрея никакого внимания, словно забыл о его существовании. Юноша считал, что победитель ососа заслуживает лучшего отношения, и, обидевшись, решил первым не нарушать затянувшееся почти на весь ночной переход молчание, как бы ему ни было трудно.
Наконец, когда Андрею казалось, что никакая сила в мире не сможет его заставить сделать еще один шаг, Алан остановился, взглянул на посветлевший за их спинами горизонт и сказал:
— Сейчас мы сделаем привал, но совсем небольшой. Схватка с ососами отняла у нас слишком много времени. Ты знаешь, какой будет температура в этой пустыне, когда взойдет солнце? — Андрей, не желавший скрывать свою обиду, лишь молча отрицательно покачал головой. — По вашей температурной шкале к обеду она достигнет трехсот градусов.
— По какой шкале? У нас их две.
— Это не имеет никакого значения, по любой из них живое существо, оказавшееся в дневные часы на открытой местности, погибнет через несколько минут. Вот почему я так спешил. Нам еще идти не меньше часа, и солнце догонит нас… Правда, утром, пока оно наберет силу, у нас еще останется небольшой резерв времени, но это будет самая трудная часть перехода.
Ничего не ответив, Андрей развязал тесемки на бурдюке, мимоходом удивившись тому, что в сверхтехнологичном мире Алана существуют такие простые вещи, как этот бурдюк с кожаными тесемками. Наверно, Алан слышал все его мысли, потому что сказал:
— Кожаные емкости сохраняют прохладу и естественный вкус воды гораздо лучше современных термосов. Да их и нет. Многие вещи утрачены безвозвратно… Мне не нужна вода, в нашем городе не осталось биологически активных индивидуумов.
«Все-таки он робот, холодный и бездушный робот. Он выполняет свою программу, и ему нет до меня никакого дела», — подумал Андрей. В бурдюке оставалось еще много воды, и он позволил себе налить на ладонь немного драгоценной жидкости и растереть ею лицо — стало немного легче.
Песок окрасился в фиолетовый цвет неба. Воздух, несмотря на легкий утренний ветерок, оставался совершенно прозрачным, и пустыня просматривалась до самого горизонта. Вокруг не было видно ничего, кроме удручающе однообразных песчаных барханов, уже сейчас утомлявших глаза своим назойливым праздничным сверканием.
— Куда все подевалось? Совсем недавно я видел впереди какие-то строения…
— Это был очередной мираж, но теперь уже слишком поздно. Свет разрушает миражи, и нам следует поторопиться.
— Далеко еще до святилища? — спросил Андрей, покорно завязывая тесемки бурдюка и все еще сомневаясь в том, что ему удастся заставить свое измученное тело сделать хотя бы шаг.
— Не меньше двух часов, а до рассвета…
— Я знаю, ты уже говорил, рассвет совсем близко. — Закусив губу, Андрей заставил себя сделать первый шаг. Второй дался ему гораздо легче.
Через час, когда солнце ударило им в спину раскаленным валом своих лучей, на горизонте показалось нечто, напоминавшее каменный шалаш, образованный двумя поставленными на ребро плитами.
К этому моменту, по земным меркам, жара стала уже невыносимой. Казалось, каждая песчинка превратилась в крошечное светило, и ослепительное сверкание песчаных кристаллов усиливало ощущение нечеловеческого пекла.
Раскаленный воздух, струящийся над пустыней, строил и тут же разрушал призрачные замки настоящих миражей. Но, быть может, это была лишь игра больного, измученного жарой воображения. Пот заливал глаза, предметы теряли четкие очертания. Все силы уходили на то, чтобы сделать очередной шаг, и поэтому Андрей даже не заметил момента, когда его мучения неожиданно кончились.
Лишь спустя несколько минут он понял, что они находятся внутри закрытого каменного строения, стены которого вздымались над головой на десятки метров.
— Мы пришли? — спросил он, с трудом разлепляя растрескавшиеся губы, и не узнал своего голоса.
— Да. Это святилище Рикона. Ты вел себя мужественно, маленький человек, и я не ошибся, когда назвал тебя воином. Но главная твоя битва еще впереди…
— Какая еще битва?! Ты обещал отправить меня домой, как только мы придем в святилище!
— Я сдержу свое слово. Во всяком случае, постараюсь…
— Что значит, «постараюсь»?
— Как только ты возьмешь Рикон, я отправлю тебя обратно на Землю. Но энергии может не хватить, и тогда…
— Что случится тогда? Говори! — Андрей почти кричал. Все было напрасно — все его мучения. Его обманули, и он никогда не попадет домой. Он предвидел это, он знал, что добром это не кончится, не может кончиться…
— Тогда ты застрянешь в одном из переходов между мирами и дальше будешь выбираться самостоятельно. Возможно, тебе на помощь придет воин, которому ты должен будешь передать Рикон.
— Откуда он узнает обо мне?
— Он узнает.
— Ты все время говоришь загадками и чего-то не договариваешь. Ты обманываешь меня.
— Информационные копии моего уровня не умеют лгать.
— Ты хочешь сказать, в том случае, если не было заложено соответствующей программы?
— Такую программу никогда бы не создали те, кто оставил меня здесь. Это было бы недостойно моего народа.
— Ну, хорошо. Скажи же наконец, что я должен делать дальше?
— Видишь, впереди светится алтарь? Все очень просто. Ты должен подойти и взять Рикон.
— Действительно, просто… — Вот только Андрей уже не верил в простые задачи в этом мире. Что же касается алтаря, то он действительно виднелся у противоположной стены.
Небольшое каменное возвышение, прикрытое сверху сферой из голубого стекла. Подойдя ближе, он понял, что никакого стекла не было. Светился воздух, и, похоже, лежавший под сферой предмет прикрывало какое-то защитное поле. «Совсем просто — подойти и взять, интересно, что я буду делать, если останусь после этого без руки?»
— Ты не можешь отключить защиту?
— Она отключится автоматически, если ты тот, за кого я тебя принял.
— Ну, спасибо… А если нет?
— Тогда это не имеет значения. Мы оба не выйдем из этого здания. А я останусь здесь в любом случае.
Только теперь Андрей начал понимать, какая судьба ожидает Алана. Дорогой в один конец, дорогой без возвращения был для него этот поход через пустыню. Чем бы ни закончилась история с Риконом, возвращаться в город он не собирался.
— Но почему? Ты мог бы дождаться ночи… — Андрей возражал своим собственным мыслям, но Алан понял его правильно.
— Слишком долгое ожидание… Если я ошибся в тебе, исправлять ошибку и ждать визита нового гостя еще пару тысячелетий у меня не хватит энергии, а если все пройдет как надо, возвращаться будет незачем. В сущности, моя индивидуальность искусственна. Мне нетрудно будет с ней расстаться.
В это Андрей не слишком поверил. Он успел привязаться к этому неуклюжему существу с насмешливыми глазами, он не хотел его терять, вот только выбора не было… И оставалось лишь пройти последние несколько шагов, отделявшие его от алтаря, и протянуть руку к голубому пламени, защищавшему нож гиссанцев от превратностей окружающего мира.
Ощущение было такое, словно по руке прошлась жесткая колючая щетка, кожу саднило и покалывало, но никакого сопротивления защиты он не ощутил.
Спустя несколько мгновений предмет, лежавший в углублении алтаря, оказался у него в руках. С виду он был похож на красивый длинный кинжал с рукояткой, украшенной голубым драгоценным камнем. Вот только рукоятка оказалась слишком мягкой, словно была сделана из губчатой резины. Когда Андрей слишком сильно сжал ладонь, державшую Рикон, пальцы погрузились в рукоятку, хотя при этом ощущалось некоторое сопротивление материала.
Образ ножа… Всего лишь образ… Неужели стоило ради него провести в одиночестве на этой планете такую бездну лет и даже погибнуть?
Андрей повернулся к Алану, осторожно держа Рикон на раскрытой ладони, словно боялся повредить его, как хрупкую стеклянную игрушку.
— Это то, что ты хотел?
Что-то изменилось в Алане, в самой его позе, в выражении глаз. Он смотрел на Андрея с восторгом и неуместным, по отношению к юноше, почтением.
— Теперь ты хранитель Рикона. Ты обязан передать его воину, которого выберет Рикон. Поклянись, что сделаешь это!
— Я не умею клясться, но я сделаю все, как ты скажешь!
— Тогда прощай. Я был рад встрече с тобой, воин с планеты Земля. Возвращайся в свой мир и будь счастлив.
Андрей почувствовал, как темный вихрь свернувшегося пространства подхватил его, затягивая в трубу перехода.
Глава 13
Тропинка неожиданно кончилась, и Лосев вместе со своими провожатыми оказался на большой поляне. В конце ее, притулившись между двумя столетними соснами, виднелась хижина. Она была такой старой, что казалось, вот-вот развалится под собственной тяжестью, и только благодаря соснам ее разъехавшиеся в разные стороны стены еще держались. Окон в хижине не было, зато была огромная дверь, в два человеческих роста.
Лосев осмотрелся, вековой лес сжимал поляну со всех сторон. Ни дорог, ни тропинок. На многие мили вокруг. Здесь не место для человеческого жилья, разве что охотничья заимка. Но на заимку хижина не походила. Слишком она была велика для этого. Ее стены слагали гигантские бревна, потрескавшиеся и почерневшие от времени. Поднять такое бревно без механизмов не смогла бы и целая бригада рабочих.
Едва перед ними открылась поляна с хижиной, Павел с Петром остановились как вкопанные.
— Это она и есть… — почему-то шепотом сказал Павел и, не глядя в сторону Лосева, произнес, пытаясь придать своему голосу решительность. Это у него получилось довольно плохо, потому что, кроме страха, в тоне его голоса ничего не осталось. — Тебе, значит, туда, внутрь.
— Кто здесь живет? — спросил Лосев, стараясь поймать убегающий взгляд маленьких глазок Павла.
— Придешь — увидишь.
— Скажи ему! — неожиданно вмешался Петр, и это была первая фраза, которую он произнес за всю дорогу.
— Трофим не велел говорить!
— Так то в деревне, а то здесь. Должен он знать, раз обратно не вернется!
— Молчал бы ты лучше! Ты бы пошел туда, если б знал?
— Если б знал — не пошел, но он не знает Хозяина! Скажи!
Закончив этот непонятный для Лосева спор, Павел повернулся в его сторону и, по-прежнему не глядя ему в глаза, произнес:
— Лешак там живет. Хозяин леса.
— Тот самый, что за детьми в деревню приходит?
— Тот самый.
— А вы, охотнички, знаете, где его логово, и не можете прекратить это паскудство?
— Вот ты и прекрати, раз ты такой храбрый! Оттуда еще никто не вернулся, из ентой хижины!
Ничего больше не сказав, Лосев направился к хижине. Не оттого, что он был храбрее их, у него вся спина взмокла от страха, когда он, невдалеке от порога, снова увидел тот птичий след… Но самого хозяина он никогда не видел, представить даже не мог, как тот выглядел, а потому шел к хижине.
Шел еще и оттого, что иного пути у него не было. Не мог он вернуться в село с позором, чтобы вновь ухаживать за скотиной и жить у Ксении за печкой. Нутром чувствовал, что, если войдет в эту хижину и останется после этого жив, — совсем другая дорога у него появится, другая судьба…
Огромная дверь, вопреки его ожиданиям, оказалась не заперта и открылась с печальным скрипом от легкого толчка.
Вначале Лосеву показалось, что в хижине темно, но потом он пригляделся и увидел, что гнилушки в старых бревнах дают достаточно света для того, чтобы понять: в хижине никого нет.
Он оглянулся в последний раз на своих провожатых, но тех уже и след простыл. И ничего другого ему не осталось, как шагнуть за порог.
В нос ударило чудовищное зловоние, от которого он покачнулся и рванулся было обратно к двери,. но та за его спиной с неожиданным проворством захлопнулась, и Лосев уперся обеими руками в толстенные дубовые доски.
Огромное бревно внутреннего засова повернулось, то ли от удара двери, то ли по какой другой причине, и упало в пазы, предназначенные для него, намертво перекрыв дверь. Лосев попытался приподнять бревно, но хоть и был он мужик неслабый — бревно с места не сдвинулось.
И самое главное, он не понимал причины, по которой захлопнулась дверь. Ветра снаружи не было — это он хорошо помнил, и дверь не должна была захлопнуться сама собой, но эта захлопнулась. Посредине хижины на цепи висел огромный закопченный котел, под которым был сложен примитивный очаг из необработанных камней, без дымохода.
В крыше было пробито отверстие для выхода дыма, заложенное какой-то решеткой, достаточно мелкой, чтобы через нее нельзя было выбраться наружу. Складывалось впечатление, что хозяин хижины специально готовился к приему нежданных гостей и строил этот дом так, чтобы при случае он мог служить ловушкой для крупного зверя. Или не только зверя?..
Лосев все никак не мог забыть странное поведение двери и те следы возле тропинки и чувствовал себя не лучшим образом.
Огромным усилием воли он взял себя в руки, понимая, что Хозяин может появиться в любую минуту. Вместо того чтобы предаваться панике, следует хорошенько осмотреться и придумать хоть какой-то план на тот случай, если придется сражаться, защищая свою жизнь.
Он покрепче сжал рукоятку топора, вытащив его из-за пояса, и медленно пошел вдоль стены. Дальняя часть хижины терялась в полумраке, там могли его поджидать любые сюрпризы. После истории с дверью Лосев не слишком доверял этой хижине, и, как вскоре выяснилось, правильно делал.
Шагов через двадцать он обнаружил небольшую дверь в боковой наружной стене. На этой двери не было никаких засовов, но она все равно не открывалась. Рассвирепев, Лосев как следует врезал по ней топором, как раз по тому месту, где снаружи должен был бы располагаться запор. В конце концов, гнилое дерево не в состоянии сопротивляться металлу.
Так он думал до тех пор, пока топор не соприкоснулся с дверью. После чего его руки и плечи ощутили болезненный удар. Настолько сильный, что он не устоял на ногах. Топор отскочил от двери так, словно она была сделана из упругой резины. И всю силу удара вернул ему сполна.
Лосев посидел на полу несколько секунд, пока звон в ушах не прекратился, затем поднялся на ноги и стал исследовать дверь уже более осторожно. На ней не осталось ни единой царапины. Ему не удалось отскоблить от нее даже маленькой стружки. Странные, однако, деревья использовались при строительстве этой хижины…
Убедившись в тщетности своих усилий, он оставил наконец дверь в покое и пошел дальше. Шагов через пять он споткнулся о какой-то предмет, торчавший из кучи мусора, и, нагнувшись, увидел берцовую человеческую кость, еще совсем свежую, с остатками жил. От нее исходило сладковатое зловоние, которое так ему не понравилось, когда он вошел в хижину.
Стараясь не думать о своей находке, Лосев медленно побрел дальше.
В конце стены угол был срезан внутренней перегородкой, в ней тоже была небольшая, по размерам хижины, дверь. Наученный горьким опытом, Лосев действовал теперь гораздо осторожнее. Перед глазами все еще стояла страшная находка. Сколько их было, несчастных, нашедших свой конец в этой ловушке? И что за чудовищное существо обитает здесь? До сих пор рассказы о Лешаке, охотившемся на детей, он воспринимал как деревенские сказки, но, совершенно неожиданно, они стали чудовищной реальностью.
Если исходить из размеров хижины, котла и тех следов, которые он видел на тропинке — Хозяин обладал чудовищной силой, и жалким топориком с ним не справиться. Нужно было найти подходящее оружие или что-то придумать, иначе жизнь Лосева оборвется, как только откроется наружная дверь. Один из его учителей в школе боевых искусств, которую обязаны были пройти все выпускники космической академии, не раз повторял, что главным оружием воина является разум.
Лосев раздумывал над тем, стоит ли пытаться открыть дверь, которую только что обнаружил. Она явно вела во внутреннее помещение, и ничего хорошего его там ждать не могло. Он совсем было решил оставить дверь в покое, когда из-за нее послышался не то стон, не то всхлип.
Стараясь не производить никакого шума, Лосев приложил ухо к двери и прислушался. Некоторое время было тихо, но потом ему показалось, что за дверью заплакал ребенок. Этого Лосев вынести не мог.
Забыв о своих мудрых рассуждениях, он изо всех сил рванул дверь, и она, неожиданно легко уступив его усилию, распахнулась.
В небольшом помещении было темнее, чем в остальной хижине, но все же света оставалось достаточно, чтобы понять — это была какая-то кладовая, с поперечиной, сделанной из неотесанного бревна.
На этом бревне раскачивались несколько стальных крючьев, а на одном из них темнел какой-то предмет размером с человеческого ребенка.
Лосев бросился к нему, сорвал с крюка, и только тогда понял, что его руки соприкоснулись с мехом. Шагнув обратно за порог кладовой и не выпуская из рук своей находки, он уставился на странное существо, туго стянутое веревкой, обмотанной вокруг его небольшого тельца.
Мордашка этого странного звереныша больше всего напоминала морду медвежонка-коалы — разве что уши были длиннее и острее, чем у коалы, да глаза побольше.
— Ну что стоишь столбом? Развязал бы, раз уж снял с крюка, — сказало существо на чистейшем русском языке, и Лосев вновь испытал потрясение, не менее сильное, чем то, когда он обнаружил обглоданную человеческую кость. От неожиданности он едва не выронил свою находку, но веревку распутывать пока не торопился.
— Ты кто такой? — спросил он и сам удивился своему севшему, хриплому голосу. Ничего удивительного — разговаривать со зверем Лосеву до сих пор не приходилось.
— Да домовой я, неужто не видишь? Хозяина моего Лешак в обед съел, а меня, видно, на ужин оставил. Да и то, какой с меня прок, для его-то брюха? Другое дело ты. Из тебя получится знатный ужин, теперь он меня скорее всего на завтрак оставит. Так что давай, развязывай веревку, пока Леший не вернулся.
Лосев не испытал особой радости от этого предложения и даже спросил:
— А зачем мне ее развязывать?
— Как это зачем? Ты меня нашел, значит, теперь ты мой новый хозяин. Вместе будем думать, как из этой напасти выпутаться.
— Что ж ты своему прежнему хозяину не помог?
— А он меня не слушал. Злой был, упрямый.
Шесть тяжелых краулеров перемалывали барханы так, словно раздвигали волны в штормовом море. Вакенберг сидел в передней машине и сосредоточенно смотрел в узкую щель окна.
Над Кызылкумами вставало солнце. Его краешек, срезанный на горизонте неровными краями барханов, казался неестественно четким. Остывший за ночь воздух не давал искажений и был на удивление прозрачен.
Когда человек знает, что жить ему осталось недолго, все его чувства обостряются: он отчетливее чувствует запахи, и мир вокруг расцветает незамеченными ранее красками.
Вот, например, миражи… Ранним утром миражей не бывает, и Вакенберг не знал, удастся ли ему еще когда-нибудь увидеть радужное переплетение далеких фантастических городов.
Именно такой фантастический город он наблюдал вчера перед закатом, и не надеялся увидеть это утро — но оно все же наступило.
Стараясь отвлечься от своих невеселых мыслей, академик сосредоточился на курсовом экране. Пятно вероятностной зоны падения метеорита в его расчетах получилось слишком большим — почти сорок миль в окружности, и ему нужно было решить, откуда лучше начинать работы.
Прежде чем устанавливать буровые, ему необходимо найти в слоях породы хотя бы незначительную аномалию. Шахтное бурение слишком дорогое удовольствие, даже для современной техники.
Все получилось не так, как он рассчитывал. Ему не удалось побывать в Харгобаде. Собственно, это можно было предвидеть. Диньков предусмотрел все.
Он не пожалел даже тяжелого ракетного транспорта, для того чтобы отправить экспедицию прямо в пустыню. И, конечно же, не было связи… То есть она была, но только с островом. Вакенберг чувствовал, что проиграл Динькову по всем статьям, и знал, что этот раунд будет последним.
Диньков понял, что Вакенберг выкопал в архивах материалы, имевшие непосредственное отношение к его планам захвата власти. И теперь жить академику оставалось недолго, самое большее до конца экспедиции… Скорее всего именно до конца. Диньков хочет убедиться, что здесь, в Кызылкумах, неожиданно не возникнет новый центр инопланетной агрессии.
С атакой в районе Байкальска он не справился, но временно приостановил продвижение Гифрона, используя для этого почти всю имевшуюся в его распоряжении боевую технику. Не жалея ни природы, ни ресурсов, он вел там настоящую убийственную для всего живого войну.
Знал ли об этом президент? Вряд ли… Все информационные каналы уже давно контролировал Диньков, и наверх шла только та информация, которую он считал нужным пропустить.
Трудно признавать свое полное поражение. Вакенберг в который уж раз за сегодняшний день прикинул свои шансы. В сущности, их не было.
Он обернулся на сидящих в заднем отсеке машины десантников. Охрана… Интересно, кто из них получил тайный приказ разделаться с ним? Вот этот высокий, или тот с нашивками сержанта, низенький, верткий, похожий на крысу, возможно наиболее опасный среди них человек? Какая разница, в любом случае ему отсюда не выбраться, и этот пустынный пейзаж — последнее, что он видит в своей жизни.
Лосев осмотрелся, вековой лес сжимал поляну со всех сторон. Ни дорог, ни тропинок. На многие мили вокруг. Здесь не место для человеческого жилья, разве что охотничья заимка. Но на заимку хижина не походила. Слишком она была велика для этого. Ее стены слагали гигантские бревна, потрескавшиеся и почерневшие от времени. Поднять такое бревно без механизмов не смогла бы и целая бригада рабочих.
Едва перед ними открылась поляна с хижиной, Павел с Петром остановились как вкопанные.
— Это она и есть… — почему-то шепотом сказал Павел и, не глядя в сторону Лосева, произнес, пытаясь придать своему голосу решительность. Это у него получилось довольно плохо, потому что, кроме страха, в тоне его голоса ничего не осталось. — Тебе, значит, туда, внутрь.
— Кто здесь живет? — спросил Лосев, стараясь поймать убегающий взгляд маленьких глазок Павла.
— Придешь — увидишь.
— Скажи ему! — неожиданно вмешался Петр, и это была первая фраза, которую он произнес за всю дорогу.
— Трофим не велел говорить!
— Так то в деревне, а то здесь. Должен он знать, раз обратно не вернется!
— Молчал бы ты лучше! Ты бы пошел туда, если б знал?
— Если б знал — не пошел, но он не знает Хозяина! Скажи!
Закончив этот непонятный для Лосева спор, Павел повернулся в его сторону и, по-прежнему не глядя ему в глаза, произнес:
— Лешак там живет. Хозяин леса.
— Тот самый, что за детьми в деревню приходит?
— Тот самый.
— А вы, охотнички, знаете, где его логово, и не можете прекратить это паскудство?
— Вот ты и прекрати, раз ты такой храбрый! Оттуда еще никто не вернулся, из ентой хижины!
Ничего больше не сказав, Лосев направился к хижине. Не оттого, что он был храбрее их, у него вся спина взмокла от страха, когда он, невдалеке от порога, снова увидел тот птичий след… Но самого хозяина он никогда не видел, представить даже не мог, как тот выглядел, а потому шел к хижине.
Шел еще и оттого, что иного пути у него не было. Не мог он вернуться в село с позором, чтобы вновь ухаживать за скотиной и жить у Ксении за печкой. Нутром чувствовал, что, если войдет в эту хижину и останется после этого жив, — совсем другая дорога у него появится, другая судьба…
Огромная дверь, вопреки его ожиданиям, оказалась не заперта и открылась с печальным скрипом от легкого толчка.
Вначале Лосеву показалось, что в хижине темно, но потом он пригляделся и увидел, что гнилушки в старых бревнах дают достаточно света для того, чтобы понять: в хижине никого нет.
Он оглянулся в последний раз на своих провожатых, но тех уже и след простыл. И ничего другого ему не осталось, как шагнуть за порог.
В нос ударило чудовищное зловоние, от которого он покачнулся и рванулся было обратно к двери,. но та за его спиной с неожиданным проворством захлопнулась, и Лосев уперся обеими руками в толстенные дубовые доски.
Огромное бревно внутреннего засова повернулось, то ли от удара двери, то ли по какой другой причине, и упало в пазы, предназначенные для него, намертво перекрыв дверь. Лосев попытался приподнять бревно, но хоть и был он мужик неслабый — бревно с места не сдвинулось.
И самое главное, он не понимал причины, по которой захлопнулась дверь. Ветра снаружи не было — это он хорошо помнил, и дверь не должна была захлопнуться сама собой, но эта захлопнулась. Посредине хижины на цепи висел огромный закопченный котел, под которым был сложен примитивный очаг из необработанных камней, без дымохода.
В крыше было пробито отверстие для выхода дыма, заложенное какой-то решеткой, достаточно мелкой, чтобы через нее нельзя было выбраться наружу. Складывалось впечатление, что хозяин хижины специально готовился к приему нежданных гостей и строил этот дом так, чтобы при случае он мог служить ловушкой для крупного зверя. Или не только зверя?..
Лосев все никак не мог забыть странное поведение двери и те следы возле тропинки и чувствовал себя не лучшим образом.
Огромным усилием воли он взял себя в руки, понимая, что Хозяин может появиться в любую минуту. Вместо того чтобы предаваться панике, следует хорошенько осмотреться и придумать хоть какой-то план на тот случай, если придется сражаться, защищая свою жизнь.
Он покрепче сжал рукоятку топора, вытащив его из-за пояса, и медленно пошел вдоль стены. Дальняя часть хижины терялась в полумраке, там могли его поджидать любые сюрпризы. После истории с дверью Лосев не слишком доверял этой хижине, и, как вскоре выяснилось, правильно делал.
Шагов через двадцать он обнаружил небольшую дверь в боковой наружной стене. На этой двери не было никаких засовов, но она все равно не открывалась. Рассвирепев, Лосев как следует врезал по ней топором, как раз по тому месту, где снаружи должен был бы располагаться запор. В конце концов, гнилое дерево не в состоянии сопротивляться металлу.
Так он думал до тех пор, пока топор не соприкоснулся с дверью. После чего его руки и плечи ощутили болезненный удар. Настолько сильный, что он не устоял на ногах. Топор отскочил от двери так, словно она была сделана из упругой резины. И всю силу удара вернул ему сполна.
Лосев посидел на полу несколько секунд, пока звон в ушах не прекратился, затем поднялся на ноги и стал исследовать дверь уже более осторожно. На ней не осталось ни единой царапины. Ему не удалось отскоблить от нее даже маленькой стружки. Странные, однако, деревья использовались при строительстве этой хижины…
Убедившись в тщетности своих усилий, он оставил наконец дверь в покое и пошел дальше. Шагов через пять он споткнулся о какой-то предмет, торчавший из кучи мусора, и, нагнувшись, увидел берцовую человеческую кость, еще совсем свежую, с остатками жил. От нее исходило сладковатое зловоние, которое так ему не понравилось, когда он вошел в хижину.
Стараясь не думать о своей находке, Лосев медленно побрел дальше.
В конце стены угол был срезан внутренней перегородкой, в ней тоже была небольшая, по размерам хижины, дверь. Наученный горьким опытом, Лосев действовал теперь гораздо осторожнее. Перед глазами все еще стояла страшная находка. Сколько их было, несчастных, нашедших свой конец в этой ловушке? И что за чудовищное существо обитает здесь? До сих пор рассказы о Лешаке, охотившемся на детей, он воспринимал как деревенские сказки, но, совершенно неожиданно, они стали чудовищной реальностью.
Если исходить из размеров хижины, котла и тех следов, которые он видел на тропинке — Хозяин обладал чудовищной силой, и жалким топориком с ним не справиться. Нужно было найти подходящее оружие или что-то придумать, иначе жизнь Лосева оборвется, как только откроется наружная дверь. Один из его учителей в школе боевых искусств, которую обязаны были пройти все выпускники космической академии, не раз повторял, что главным оружием воина является разум.
Лосев раздумывал над тем, стоит ли пытаться открыть дверь, которую только что обнаружил. Она явно вела во внутреннее помещение, и ничего хорошего его там ждать не могло. Он совсем было решил оставить дверь в покое, когда из-за нее послышался не то стон, не то всхлип.
Стараясь не производить никакого шума, Лосев приложил ухо к двери и прислушался. Некоторое время было тихо, но потом ему показалось, что за дверью заплакал ребенок. Этого Лосев вынести не мог.
Забыв о своих мудрых рассуждениях, он изо всех сил рванул дверь, и она, неожиданно легко уступив его усилию, распахнулась.
В небольшом помещении было темнее, чем в остальной хижине, но все же света оставалось достаточно, чтобы понять — это была какая-то кладовая, с поперечиной, сделанной из неотесанного бревна.
На этом бревне раскачивались несколько стальных крючьев, а на одном из них темнел какой-то предмет размером с человеческого ребенка.
Лосев бросился к нему, сорвал с крюка, и только тогда понял, что его руки соприкоснулись с мехом. Шагнув обратно за порог кладовой и не выпуская из рук своей находки, он уставился на странное существо, туго стянутое веревкой, обмотанной вокруг его небольшого тельца.
Мордашка этого странного звереныша больше всего напоминала морду медвежонка-коалы — разве что уши были длиннее и острее, чем у коалы, да глаза побольше.
— Ну что стоишь столбом? Развязал бы, раз уж снял с крюка, — сказало существо на чистейшем русском языке, и Лосев вновь испытал потрясение, не менее сильное, чем то, когда он обнаружил обглоданную человеческую кость. От неожиданности он едва не выронил свою находку, но веревку распутывать пока не торопился.
— Ты кто такой? — спросил он и сам удивился своему севшему, хриплому голосу. Ничего удивительного — разговаривать со зверем Лосеву до сих пор не приходилось.
— Да домовой я, неужто не видишь? Хозяина моего Лешак в обед съел, а меня, видно, на ужин оставил. Да и то, какой с меня прок, для его-то брюха? Другое дело ты. Из тебя получится знатный ужин, теперь он меня скорее всего на завтрак оставит. Так что давай, развязывай веревку, пока Леший не вернулся.
Лосев не испытал особой радости от этого предложения и даже спросил:
— А зачем мне ее развязывать?
— Как это зачем? Ты меня нашел, значит, теперь ты мой новый хозяин. Вместе будем думать, как из этой напасти выпутаться.
— Что ж ты своему прежнему хозяину не помог?
— А он меня не слушал. Злой был, упрямый.
Шесть тяжелых краулеров перемалывали барханы так, словно раздвигали волны в штормовом море. Вакенберг сидел в передней машине и сосредоточенно смотрел в узкую щель окна.
Над Кызылкумами вставало солнце. Его краешек, срезанный на горизонте неровными краями барханов, казался неестественно четким. Остывший за ночь воздух не давал искажений и был на удивление прозрачен.
Когда человек знает, что жить ему осталось недолго, все его чувства обостряются: он отчетливее чувствует запахи, и мир вокруг расцветает незамеченными ранее красками.
Вот, например, миражи… Ранним утром миражей не бывает, и Вакенберг не знал, удастся ли ему еще когда-нибудь увидеть радужное переплетение далеких фантастических городов.
Именно такой фантастический город он наблюдал вчера перед закатом, и не надеялся увидеть это утро — но оно все же наступило.
Стараясь отвлечься от своих невеселых мыслей, академик сосредоточился на курсовом экране. Пятно вероятностной зоны падения метеорита в его расчетах получилось слишком большим — почти сорок миль в окружности, и ему нужно было решить, откуда лучше начинать работы.
Прежде чем устанавливать буровые, ему необходимо найти в слоях породы хотя бы незначительную аномалию. Шахтное бурение слишком дорогое удовольствие, даже для современной техники.
Все получилось не так, как он рассчитывал. Ему не удалось побывать в Харгобаде. Собственно, это можно было предвидеть. Диньков предусмотрел все.
Он не пожалел даже тяжелого ракетного транспорта, для того чтобы отправить экспедицию прямо в пустыню. И, конечно же, не было связи… То есть она была, но только с островом. Вакенберг чувствовал, что проиграл Динькову по всем статьям, и знал, что этот раунд будет последним.
Диньков понял, что Вакенберг выкопал в архивах материалы, имевшие непосредственное отношение к его планам захвата власти. И теперь жить академику оставалось недолго, самое большее до конца экспедиции… Скорее всего именно до конца. Диньков хочет убедиться, что здесь, в Кызылкумах, неожиданно не возникнет новый центр инопланетной агрессии.
С атакой в районе Байкальска он не справился, но временно приостановил продвижение Гифрона, используя для этого почти всю имевшуюся в его распоряжении боевую технику. Не жалея ни природы, ни ресурсов, он вел там настоящую убийственную для всего живого войну.
Знал ли об этом президент? Вряд ли… Все информационные каналы уже давно контролировал Диньков, и наверх шла только та информация, которую он считал нужным пропустить.
Трудно признавать свое полное поражение. Вакенберг в который уж раз за сегодняшний день прикинул свои шансы. В сущности, их не было.
Он обернулся на сидящих в заднем отсеке машины десантников. Охрана… Интересно, кто из них получил тайный приказ разделаться с ним? Вот этот высокий, или тот с нашивками сержанта, низенький, верткий, похожий на крысу, возможно наиболее опасный среди них человек? Какая разница, в любом случае ему отсюда не выбраться, и этот пустынный пейзаж — последнее, что он видит в своей жизни.