Гуляковский Евгений Яковлевич. Звездный мост

   Но после ментального удара, свалившего одного из солдат, меня охватила такая слабость, что я вынужден был без сил опуститься на камни. И тут, наконец, я вспомнил о своем ноже... Конечно, расстояние для броска было слишком велико, и сил у меня совсем не осталось, но поразил же он монстра, когда я, согнувшись от боли, терял сознание... Выдернув его из ножен дрожавшей от слабости рукой, я лишь смог прошептать: "Лети, друг" - и представить трассу его полета. Этого оказалось достаточно. Нож превратился в серебристую молнию, и я услышал вопль стоявшего перед Ланией десантника. Секунду спустя он рухнул лицом вниз, и тогда произошло самое странное... Моя ладонь вновь ощутила рукоять кинжала. Нож вернулся ко мне...
   Лания уже бежала по дну ущелья в мою сторону, с противоположного склона бросили ей вдогонку несколько камней, но то ли они не слишком хотели в нее попасть, надеясь повторить попытку похищения желанной для них добычи, то ли ей просто везло, но через минуту она была уже вне зоны их бросков.
   Почему-то они даже не попытались спуститься вслед за ней. Возможно, их удерживала картина неподвижно лежащего на земле сержанта. И необъяснимая для них гибель второго солдата. Раненый с разбитым лицом медленно взбирался по склону и вскоре исчез из моего поля зрения.
   Еще через пару минут я подхватил Ланию и помог ей взобраться на последний уступ.
   В отчаянную минуту опасности у человека появляется неизвестный ему самому резерв сил. Но как только опасность миновала, Лания без сил опустилась на камни. Впрочем, и я чувствовал себя не лучше... Сейчас мы могли бы стать легкой добычей для наших противников, однако повторного нападения так и не последовало. Едва отдышавшись, Лания задала вопрос, которого я опасался больше всего:
   - Что ты с ними сделал, Олег? Ты же не стрелял...
   - Энергетическое оружие не действует. Я боялся за тебя... В общем, это был ментальный удар. Толком я и сам не знаю, как это у меня получилось.
   - Это результат укуса голубого скорпиона. Он не смог убить твой разум, но изменил твою нервную систему. Вот почему они за тобой охотятся, из всех людей ты сейчас единственный, кто представляет для них реальную опасность.
   - Что для них какой-то жалкий ментальный удар! Даже на второй меня не хватило.
   - Твои новые способности еще находятся в стадии становления, и никто не знает, во что это в конце концов выльется...
   Она вновь смотрела на меня тем странным, изучающим взглядом, который я заметил после ночного поединка с монстром.
   И тогда неожиданно я решился задать вопрос, мучивший меня все это время:
   - Это повлияет на твое отношение ко мне?
   Она молчала с минуту, и на ее лице сменилась целая гамма чувств - от сомнения до окончательно принятого решения.
   - Я останусь с тобой до конца. До тех пор, пока ты сам этого хочешь. Мы вместе начали эту борьбу и вместе ее закончим. Или вместе погибнем... тихо закончил она.
   Это не совсем соответствовало истине. Борьбу с "Фениксом" она начала задолго до моего появления на этой планете.
   Ее ответ меня обрадовал, хотя до конца и не рассеял копошащиеся в глубине души сомнения.
   - Я становлюсь каким-то монстром, Лания. Иногда я слышу, как звенят твои мысли... Этот звон становится все отчетливей. Рано или поздно он превратится в слова, что мы будем делать тогда, справимся ли с этим?
   - Мы попробуем. Мы будем бороться. Нужно в общем-то не так уж много всегда говорить друг другу правду...
   - И у тебя не останется никаких женских секретов?
   - Я понимаю, что ты имеешь в виду. Не знаю, сумею ли я справиться с этим. Но я попробую, - мужественно ответила она. - Давай лучше займемся нашими насущными делами. У нас нет больше компьютера, мы не сможем найти проход, и, возможно, нам не так уж долго осталось быть вместе...
   - Может, компьютер нам больше не понадобится. Переход где-то совсем рядом. Не зря здесь появились десантники. У них ведь не было другого пути, и, кроме того, отказало энергетическое оружие - наверняка это тоже связано с зоной перехода.
   Постепенно стемнело. На небе, далеко над стеной ущелья, зажглись первые звезды... Странные это были звезды... Лишь теперь я заметил, что они не меняют своего положения на небосклоне, словно вращение планеты не имело к ним никакого отношения...
   - Канал где-то совсем близко. Я его чувствую... Словно гроза начинается. Это где-то здесь, за стеной. Видишь, горизонт в той стороне немного ярче?
   - Я этого не вижу. Но это неважно. Раз ты говоришь, что он там... Вот только это может быть другой переход...
   - Что значит другой?
   - Переход, ведущий в один из тысяч миров четвертого измерения. Миры "голубого грома"... Мне страшно подумать, что нас там ожидает, если ты ошибешься, Олег...
   Словно у нас был выбор... Словно здесь нас не собирались убить. И все же, если она права, за переходом нас может ожидать еще более страшный мир.
   - Самое неприятное в том, что, если мы ошибемся, обратно уже не вернуться. Миры второго порядка не соединяются напрямую с трехмерным миром Барнуда. Они сообщаются лишь друг с другом. Переход возможен только в одну сторону.
   - Откуда ты все это знаешь?
   - У нас в подполье работает научная группа. Наши ученые изучают Гифрона не первый год. Основная информация поступает от тех немногих, кому удалось вернуться.
   - Знают ли ваши ученые, как далеко простираются эти миры? Где проходит их граница?
   - Я не понимаю, что ты имеешь в виду?
   - Я хочу знать, настоящие ли это звезды, есть ли среди них земное солнце?
   - Это другие звезды. Другая вселенная. В ней никогда не было Земли...
   - Значит, мы должны вернуться! Если кому-то это удалось, вернемся и мы. Я не желаю умирать под звездами, среди которых даже нет нашего Солнца!
   Чувствуя, как она дрожит, я постарался хоть немного ободрить ее:
   - Вообще-то я везучий. Меня и в космическую академию приняли из-за этого редкого качества.
   Она вымученно улыбнулась. И эта ее жалкая улыбка сильнее всего остального показала, какой глубокий страх она сейчас испытывала. Это не был страх смерти... Что-то еще более страшное мучило сейчас женщину, которую я так хорошо и так мало знал...
   - Извини, но нам нельзя здесь больше задерживаться. Они вот-вот опомнятся, воспользуются темнотой. В рукопашной схватке решающее значение имеет лишь численный перевес.
   Она кивнула, соглашаясь.
   - Переход тоже не стоит на месте, ты можешь потерять направление...
   Лания с трудом поднялась, опершись о мою руку, и мы медленно и упорно полезли вверх - туда, где на темнеющем вечернем небосклоне все отчетливее проступал огненный столб перехода, ведущего в неизвестность.
   Когда высоко в горах человек попадает в грозу, изменяется энергетика его тела. Электричества так много, что оно пропитывает все вокруг. Любые металлические предметы при прикосновении к ним отвечают электрическим разрядом. Короны огней святого Эльма вспыхивают даже на деревянных шестах. Человеку кажется, что у него выросли крылья, и он не замечает, что смерть уже подобралась к нему вплотную.
   Нечто похожее я испытал, когда мы взобрались на стенку ущелья и в десяти метрах от нас возникла полупрозрачная светящаяся воронка.
   Она медленно вращалась и по форме напоминала песчаный смерч.
   Ее форма все время менялась, и порой мне казалось, что сквозь лохмотья электрических разрядов, пронизывающих воронку снизу доверху, время от времени проглядывает огромное человеческое лицо.
   Чем ближе мы подходили к воронке, тем отчетливей видел я это лицо. Но черты все время искажались, и я никак не мог понять, похоже ли оно на лик демона.
   Наконец губы шевельнулись, и я услышал в глубинах своего сознания шелестящий, как осенний ветер, голос:
   - Почему ты хочешь уйти?
   Я ответил, не разжимая губ:
   - Потому, что мой мир остался за гранью.
   - Здесь твой мир. Ты сам его создал. И ты можешь изменять его по своему желанию.
   - Мне не нужен искусственный мир. Я хочу вернуться в реальный.
   - Ты знаешь, что такое реальность? Ты знаешь, где проходит грань между воображаемым и реальным миром? Ты не знаешь, а потому молчишь.
   - Я хочу жить в том мире, в котором родился.
   - Это никому не дано. Рано или поздно приходит срок, и человек уходит. Только в моем мире можно жить вечно.
   - Мой срок еще не наступил.
   - Никто не знает своего срока, подумай хорошенько, человек, прежде чем переступить грань. Почему уходишь от меня, почему ты сопротивляешься мне?
   - Потому что ты используешь людей, как домашний скот! Потому что ты несешь рабство и смерть моей расе.
   - Но ведь и вы делаете то же самое по отношению к своим домашним животным. Вы вовсе не желаете им гибели.
   - Люди не домашние животные!
   - То, что делаете вы, - на самом деле намного хуже. Те, кто приходит ко мне, становятся по-настоящему счастливы. Они могут создавать для себя целые миры, такие, какие им нравятся. Разве ваша раса способна на что-нибудь подобное?
   - Моя раса больше всего ценит свободу.
   - Тогда откуда берутся те, кто добровольно приходит ко мне?
   - Их меньшинство. Скоро сюда прилетят корабли с Земли. Тогда посмотрим.
   Я взял Ланию за руку и шагнул навстречу огненному вихрю, радуясь тому, что она не может слышать звучащих в моем сознании слов.
   - Ты ошибаешься, инспектор! Ты ничего не понял, ты обязан исследовать любое явление, но сейчас ты убегаешь от себя самого, ты еще пожалеешь об этом своем решении!
   Теперь голос почти умолял, и, не слушая его больше, я сделал еще один шаг.
   Воронка огненного вихря сомкнулась вокруг нас. На какое-то мгновение я ослеп, затем все пространство заполнили стены огня. Мир вокруг взорвался и начал вращаться. Мне вдруг показалось, что моя рука, за секунду до этого державшая руку Лании, теперь сжимает пустоту.
   Чувство безвозвратной потери поразило меня в самое сердце... Лишь в это мгновение я понял, что имел в виду голос, когда говорил, что я делаю страшную ошибку, уходя из созданного для меня мира. Но было уже поздно...
   Стены огненного туннеля опали. И я ощутил себя сидящим около потухшего костра.
   Разорванный пакет с концентратами, капсула со снаряжением - все было на месте. Не было только Лании...
   Я один сидел посреди пустыни. Горизонт начинал светлеть на востоке, звезды бледнели, и неожиданно среди них пронесся длинный огненный росчерк метеорита. Надо мной вновь было живое небо моей родной вселенной.
   ЧАСТЬ II
   Глава 15
   Радиограмма с зашифрованным приказом об отправке экспедиции на Зидру застала капитана Северцева врасплох. Вот уже десять лет его корабль находился в доке, в глубокой консервации. За это время оборудование и вооружение корабля морально устарело. "Орешек" был изрядно изношен и потрепан. Перед принятием решения о консервации начальство долго думало, не списать ли его вообще.
   Но случилось так, что в этом районе у Федерации не оказалось подходящих боевых кораблей, и решено было на всякий случай "Орешек" законсервировать. Возможно, по прошествии какого-то времени о его капитане Северцеве Олеге Дмитриевиче в федеральном управлении космофлота попросту забыли. Северцева следовало давно демобилизовать по возрасту, однако зарплата из центра приходила регулярно, и Северцев благоразумно решил не напоминать о себе, не желая расставаться с космофлотом, хотя бы и формально. Летать ему не приходилось вот уже десять лет, с тех пор как законсервировали "Орешек".
   Приказ, адресованный ему лично, предписывал расконсервировать корабль, набрать команду из двенадцати хорошо обученных дезов и немедленно отправляться на Зидру под видом вольного торгового судна, заключив для этого подходящий фрахт с одной из местных компаний.
   Единственное, что не вызывало у Северцева вопросов в этом приказе, так это пункт о торговом судне. "Орешек" был сконструирован специально для разведывательных операций на враждебных планетах. Его вооружение было замаскировано в двойных секциях обшивки. А мощные спаренные двигатели десять лет назад способны были развить скорость, сравнимую с лучшими военными кораблями того времени.
   Однако что касается команды, топлива, расконсервации и всего остального... Северцев не был уверен, что сумеет разогнать корабль для оверсайда, если даже удастся, преодолев многочисленные трудности, вывести его на орбиту.
   Но приказ есть приказ, а Северцев был военным - от сверкающей кокарды на своей фуражке до всегда надраенных ботинок форменного образца. С тех пор как его возраст перевалил за роковую черту демобилизации, он стал следить за своим обмундированием с особой тщательностью и никогда не появлялся в общественных местах в гражданской одежде.
   Первое, что следовало выяснить, так это вопрос финансирования экспедиции. В приказе об этом не говорилось ни слова, но в банке местного колониального управления существовал счет, на который с Земли ежегодно пересылались небольшие суммы для оплаты расходов по содержанию корабля в доке галедского космопорта.
   Северцев давно уже не проверял, в каком состоянии находится этот счет, поскольку все необходимые суммы списывались с него автоматически. Это касалось и его собственной зарплаты, поступавшей затем в другое отделение банка на его личный счет.
   Каково же было его удивление, когда он обнаружил на счету "Орешка" два миллиона кредосов, суммы достаточной, чтобы перебрать весь корабль, заправить его топливом, набрать полноценную команду и отправиться в любую точку Галактики.
   Его приятно удивило специальное указание, полученное из центра банком, дающее ему право самостоятельно распоряжаться этой огромной суммой.
   Должно было произойти что-то совершенно из ряда вон выходящее, чтобы обычно скупое военное ведомство расщедрилось до такой степени. Но в полученном им приказе о сложностях похода или о его подлинной цели не было сказано ни слова.
   Ему просто предписывалось прибыть на Зидру и стоять в барнудском космопорту до тех пор, пока на корабль не прибудет специальный сотрудник федерального ведомства безопасности, в полное распоряжение которого и должен был после этого поступить "Орешек".
   Это Северцеву не понравилось. Хотя сама возможность полета, возможность вновь оказаться в глубоком космосе будоражила его застоявшуюся кровь, неопределенность задания, а главное - необходимость поступить под начало какого-то разведспеца, наверняка ничего не смыслившего ни в космосе, ни в кораблях, не давала ему покоя.
   Прецеденты, когда капитан военного корабля вместе с командой поступал в полное распоряжение постороннего человека, будь он даже самим адмиралом флота, можно было пересчитать по пальцам. И тем не менее это задание давало Северцеву возможность вновь почувствовать себя капитаном. В своем теперешнем положении он не мог себе позволить спорить с начальством. Еще одно обстоятельство омрачало вновь обретенное Северцевым положение капитана корабля. Команды у него пока не было, и если он будет строго следовать букве полученного приказа, то настоящей команды на "Орешке" так и не появится.
   В приказе предписывалось завербовать две дюжины дезов. Дезами называли вольных наемников, опытных Солдат, настоящих космических рейнджеров. Их вербовка стоила немалых денег, но зато, после того как контракт подписывался, тот, кто нанимал этих людей, мог полностью на них положиться. У них был свой собственный, не подчинявшийся ни одному правительству полк, какой-то штаб, о дислокации которого никто ничего не знал. И у них был свой кодекс чести и свой устав, которому они строго подчинялись.
   Все это было прекрасно, за исключением одного обстоятельства. Дезы не разбирались в устройстве космических кораблей, они были планетарными солдатами, воспринимавшими космический флот всего лишь как транспортное средство.
   Но в таком сложном и длительном походе Северцеву был необходим хотя бы один помощник, которому он сможет передать вахту. И хотя в приказе о его вербовке не говорилось об этом ни слова, он знал, что ему придется нанять штурмана за счет уменьшения десантного подразделения. Жизнеобеспечение "Орешка" было рассчитано строго на тринадцать человек, и Северцев не мог увеличивать число команды сверх этой цифры.
   За годы вынужденного безделья он имел возможность познакомиться и даже подружиться с несколькими опытными космовиками, оказавшимися не у дел и застрявшими на Галеде вопреки своему желанию. Любой из них будет счастлив войти в команду "Орешка".
   Северцев уже решил, что остановит свой выбор на капитане погибшего два года назад космического эсминца, Зарегоне Рамсе. Зарегона уволили из военного флота по его собственной просьбе, хотя с гибелью "Стремительного", которым он командовал, была связана таинственная история, о которой до сих пор перешептывались во всех портовых бистро.
   Что бы там ни произошло на "Стремительном", Северцев знал, что в лице этого человека он обретет настоящего помощника, а не просто опытного штурмана. К Зарегону он испытывал необъяснимую симпатию. Рамс никогда не упоминал об обстоятельствах гибели своего корабля, и Северцев не расспрашивал его об этом, соблюдая неписаные традиции космовиков.
   Но теперь, если он остановит свой выбор на этом человеке, ему придется задать несколько неприятных для Зарегона вопросов. Северцев считал, что о собственных членах экипажа капитан обязан знать все, в особенности если весь экипаж фактически сведен к одному-единственному человеку, не считая дезов.
   Вербовку Северцев решил начать именно с Зарегона, поскольку тот мог ему помочь в наборе остальной команды. Его эсминец до своей гибели постоянно нес на борту десантное подразделение, а все десантники вот уже добрый десяток лет набирались исключительно из дезов.
   Разговор с Зарегоном состоялся на следующий день. Северцев нашел отставного капитана в кафе "Лима", где чаще всего собирались отошедшие от дел космовики.
   В этот день Зарегон выглядел мрачнее обычного, и Северцев долго не решался начать трудный и в то же время совершенно необходимый разговор.
   В конце концов он спросил как бы между прочим, разглядывая пышную, аккуратно подстриженную шевелюру Зарегона сквозь прозрачный бокал с пьянящим соком вореллы:
   - Говорят, ты интересовался рейсом на Ренду, скопил достаточно денег?
   - Еще нет, но осталось немного. Всегда лучше поинтересоваться заранее, свободные места на этой линии бывают не всегда.
   - Хочешь вернуться во флот? - неожиданно для себя самого, отбросив всякую дипломатию, спросил Северцев о самом главном.
   - На военные корабли мне дорога заказана, но и прокисать здесь весь остаток жизни не хочется. На Ренде гораздо больше шансов устроиться на приличный корабль торгового флота.
   - Я мог бы предложить тебе кое-что... Мой "Орешек" готовится к выходу в космос.
   - Частный торговец. - Зарегон презрительно скривил губы. - Романтика скитаний в погоне за выгодным фрахтом не по мне. Я привык к кораблям, на которых соблюдается дисциплина... Хотя это понятие весьма относительно...
   Какое-то мрачное воспоминание полностью овладело им, и несколько секунд он молчал, лишь изредка прихлебывая из своего бокала.
   - Ты не совсем прав относительно "Орешка". Пока ты не дал своего согласия, я не могу раскрыть тебе всех деталей. Скажу лишь одно: "Орешек" военный корабль. И дисциплина на нем соответствующая.
   - Вот как? - Зарегон отставил бокал, весь превратившись в слух, хотя выражение скепсиса еще не исчезло с его лица. - Я ничего не слышал об этом, хотя столь долгая консервация для свободного торговца состояние весьма странное. Оно давно должно было разорить компанию, которая тебя наняла. Теперь многое становится понятным.
   Зарегон помолчал, осваиваясь с неожиданной новостью и решая для себя, стоит ли следовать за мелькнувшей удачей. На самом деле денег у него было совсем немного, и впереди вырисовывалась лишь мрачная перспектива работы на местных континентальных линиях, где платили гроши, заставляя работать по десять часов в сутки...
   - Какую же должность ты собираешься мне предложить?
   - Единственную. Моего помощника, штурмана, выбирай любое название. Вся команда будет состоять фактически из нас двоих, не считая небольшого десанта...
   - Дезы?
   Северцев кивнул.
   - Тогда это серьезно. Куда мы полетим?
   - Если это означает согласие, то позволь и мне задать вопрос... Мне не хочется ворошить болезненную для тебя тему. Но я обязан знать, что произошло на "Стремительном"?
   - Раньше ты никогда не спрашивал меня об этом.
   - Раньше у меня не было права задавать подобные вопросы.
   - Теперь оно у тебя появилось.
   Северцев отметил ноту неподдельной горечи в голосе Зарегона, словно тот только что узнал о человеке, которого считал своим другом, не слишком приятную новость.
   - Нам предстоит военная миссия. И я обязан спросить... - Северцев словно оправдывался перед Зарегоном, хотя и считал себя абсолютно правым.
   - Военная? Разве мы ведем с кем-нибудь войну?
   - Каждый год федеральное правительство проводит несколько военных акций в своих колониях, требующих слишком большой независимости. Ты не знал об этом?
   - Что-то я слышал, конечно, но военный флот в этих акциях не участвовал.
   Северцев уловил в его фразе нотку превосходства и пожал плечами, не скрывая своего неудовольствия.
   - Для таких дел всегда находились люди второго сорта вроде меня. Офицеры службы безопасности не входят в привилегированную касту космовиков. Ты уж прости, но я могу предложить тебе только это. И если со мной что-нибудь случится, тебе придется взять на себя командование кораблем и довести до конца нашу миссию.
   - Понимаю. Прежде чем доверить мне это, ты должен выслушать мою исповедь.
   - Что-то вроде того.
   Секунду казалось, что Зарегон сейчас встанет и уйдет, оставив Северцева наедине со всеми его проблемами. Но, пересилив себя, он неожиданно заговорил и уже не останавливался до самого конца своего рассказа:
   - Перед последним рейсом "Стремительного" я нарушил устав. Я взял на борт женщину, хотя это строжайше запрещено на военных кораблях. Так получилось. Ее звали Эллой, она осталась без родителей. Они были переселенцами, не выдержали вредного климата Элгоя и умерли месяц спустя после прибытия на свое новое поселения. Дочь осталась одна, без средств к существованию, и нетрудно было предположить, что ее ждало в тяжелейших условиях Элгоя, с его городами-куполами, где даже воздух отпускался за деньги. Одним словом, я решил ей помочь.
   Он замолчал, ожидая от Северцева возражений или хотя бы вопросов, но, не дождавшись, продолжил:
   - Конечно, она мне нравилась. Слишком подолгу в космосе мы не видим женщин. Может, причина в этом. Как бы там ни было, когда "Стремительный" отправился в свой последний рейс, она оказалась в моей каюте.
   Такое на корабле не скроешь. Однажды стюард застал ее, когда она не успела спрятаться. И известие о женщине на борту мгновенно распространилось среди экипажа. Капитан, нарушивший устав, подает не лучший пример своей команде...
   Рейс был долгим - почти четыре месяца, и первые два мне еще как-то удавалось поддерживать дисциплину на должном уровне. Но через два месяца команда взбунтовалась по самому пустячному поводу. Я отказался зайти на Лиглос за свежими овощами. У нас на борту был пятимесячный запас концентратов, и я считал, что не стоит тратить время на лишнюю посадку из-за каких-то овощей. Но, видимо, команда считала по-другому. Конечно, причина была не в этом...
   В первый раз за время рассказа Зарегон надолго замолчал, уйдя в своих воспоминаниях туда, куда никто не мог проникнуть, кроме него самого. И когда Северцев решил было, что продолжения не будет, Зарегон заговорил вновь:
   - Это был самый настоящий бунт с применением оружия. Они застрелили почти всех офицеров во время схватки за рубку. Меня там не было. Может, поэтому я остался жив, но скорее всего лишь потому, что они не хотели стрелять в каюте, где находилась женщина - она была нужна им живой...
   Меня посадили в спасательную шлюпку и выбросили за борт, как ненужный балласт. Больше я ничего не слышал ни о ней, ни о своем корабле. Возможно, без штурмана, не слишком разбираясь в навигации, они сбились с курса и затерялись в космосе. Скорее всего они давно погибли.
   Дисциплинарный трибунал не нашел в моих действиях ничего предосудительного, поскольку про Эллу я предпочел умолчать. Мне даже предложили остаться на флоте, но я подал рапорт...
   Не знаю, что именно послужило причиной, чувство вины или воспоминания... Понадобилось почти два года, прежде чем мне вновь захотелось уйти в открытый космос. Только не в роли капитана. Так что твое предложение оказалось как нельзя кстати. Теперь я сказал тебе все.
   - И даже больше, чем требовалось. Я ценю твое доверие, Рамс. Если мое предложение тебя все еще интересует, давай покончим с формальностями.
   Северцев достал бланк контракта, и Зарегон долго разглядывал бумагу с федеральными печатями, словно опасался подделки. Но Северцев понимал, что дело совсем не в этом. Их разговор разбудил в Зарегоне те темные воспоминания, с которыми человек не желает встречаться. Наконец, уже поставив свою подпись, но все еще не выпуская из рук электронного карандаша, он сказал:
   - Больше всего я боюсь того, что "Стремительный" не погиб и она до сих пор жива. Есть вещи пострашнее смерти...
   - В случившемся нет твоей вины.
   - Я не должен был брать ее на корабль.
   - Ты хотел ей помочь, если бы ты оставил ее на Элгое, судьба могла обернуться к ней еще более темной стороной.
   - Но это была бы ее собственная судьба... Хуже всего, когда мы пытаемся взять на себя роль провидения для того, чтобы изменить чью-то судьбу. Чаще всего такие попытки заканчиваются несчастьем.