Страница:
— Ясно, хозяин, — с недовольным видом кивнула Моська. Очень ему хотелось Полковникова шлепнуть. Да кому, дурень, не хотелось бы?
Тут зазвонил телефон. Я жестом приказал Мосину убираться и взял трубку. Звонил Антонов из той группы соколов, которую я еще с утра послал на осмотр в Большой. Антонов пожаловался на то, что работать нормально нет никакой возможности, мешают…
— С каких это пор тебе цивильные мешали? — удивился я. Вот еще один придурок. Мешают ему, видите ли, осуществлять безопасность Президента. Вот фрукт!
Но оказалось, что Антонов имел в виду другое. Вовсе не цивильные, а самые что ни на есть кадровые стояли на пути соколов.
— Охранцы, говоришь? — переспросил я, зверея. Ну, Митрофанов! — Ждите меня, я сейчас сам приеду, — приказал я и бросил трубку. Мы еще поглядим, кто в доме хозяин. — Машину! — приказал я. — Четверо со мной. Едем в Большой, разбираться.
Глава 51
Глава 52
Глава 53
Глава 54
Тут зазвонил телефон. Я жестом приказал Мосину убираться и взял трубку. Звонил Антонов из той группы соколов, которую я еще с утра послал на осмотр в Большой. Антонов пожаловался на то, что работать нормально нет никакой возможности, мешают…
— С каких это пор тебе цивильные мешали? — удивился я. Вот еще один придурок. Мешают ему, видите ли, осуществлять безопасность Президента. Вот фрукт!
Но оказалось, что Антонов имел в виду другое. Вовсе не цивильные, а самые что ни на есть кадровые стояли на пути соколов.
— Охранцы, говоришь? — переспросил я, зверея. Ну, Митрофанов! — Ждите меня, я сейчас сам приеду, — приказал я и бросил трубку. Мы еще поглядим, кто в доме хозяин. — Машину! — приказал я. — Четверо со мной. Едем в Большой, разбираться.
Глава 51
МАКС ЛАПТЕВ
Бить по голове надо уметь. Эти умели, но недостаточно. Видимо, опыта еще маловато. По всем правилам я должен был очнуться где-нибудь на дне Москвы-реки секунды примерно на три. Вместо этого я очнулся значительно раньше. На заднем сиденье машины, в компании каких-то мордоворотов. Я был зажат между ними, как порция свиной отбивной между двумя ломтями хлеба в хорошем биг-маке из «Макдональдса». Едал я такие бутерброды, было дело. Однако сейчас, кажется, собирались съесть меня.
Мною вы подавитесь, решил я, осматриваясь сквозь чуть приоткрытые глаза. Мордоворот, сидящий справа, заметил мой нехитрый маневр.
— А-а, очнулся, капитан, — протянул он немного разочарованно. Кажется, он готов был мне еще разок врезать по голове. Но в машине было так тесно, что размахнуться как следует ему не удалось бы.
Я застонал. На самом деле череп у меня крепкий, так что стон был сплошной липой.
— Больно, — удовлетворенно признал мордоворот. — Это еще семечки. Больно будет потом. Узнаешь меня?
Вопрос был излишен. Это был один из трех вчерашних мордоворотов, которые после нашей встречи прилегли отдохнуть в туалете на «Профсоюзной». Я вспомнил рассказ Ручьева и огорчился. Выходит, народная молва преувеличила, и избитые до полусмерти снова в строю.
— Он узнал, — сообщил тип, сидящий слева. — Он уже боится.
Тип слева был тоже из вчерашних. Судя по тому, как он морщился, ворочая шеей, ему от меня сильно досталось. За рулем, впрочем, сидел незнакомый мордоворот.
— А где ваш третий друг, полный такой? — спросил я, обращаясь к двум своим соседям одновременно. — Что-то я его не вижу. Не захворал ли после вчерашнего? Полы там в туалете холодные…
Мордоворот слева двинул мне в бок локтем. Я охнул: локоть у него был острый, и удар вышел хоть куда.
— Издевается, фискал, — сказал левый мордоворот через мою голову.
— Это он так шутит, — не согласился правый мордоворот и аккуратно надвинул мне на глаза милицейскую фуражку. Руки мои, разумеется, были крепко связаны, поэтому поправить головной убор я не мог. Мой милицейский планшет лежал у меня на коленях. Правда, вот гаишный жезл куда-то исчез.
Прикарманили палочку, сообразил я. Мелкие ворюги служат в Охране. Доживу — пожалуюсь господину Митрофанову.
— Тебя ведь по-хорошему попросили, — вновь подал голос правый мордоворот. — Не лезь в это дело. Ваш генерал тебе что приказал? Отдыхать приказал. А ты не послушался, полез. Из-за тебя и дядьку пришлось хлопнуть. Другой бы сообразил, а ты — нет. Ну, так пеняй на себя.
Значит, охранцы в самом деле поставили жучок в кабинет Голубеву, понял я. Ай да Митрофанов, ай да сукин сын.
— А куда мы едем? — поинтересовался я. — Случайно не в Большой театр?
Левый мордоворот заржал:
— Театрал, твою мать! Рано еще в Большой. Еще не вечер.
— Заткнись, — сказал тот, что сидел справа от меня.
— А что? — удивился левый. — Фискал уже больше никому ничего не расскажет. Верно я говорю? — И он опять с удовольствием саданул меня локтем в бок. Удар был еще сильнее. Меня мотнуло чуть ли не на колени моему правому соседу.
Тот, сердито морщась, оттолкнул меня и прошипел своему товарищу:
— Не наигрался, что ли, дурак? Успеешь.
Я догадался, что и правый мой сосед вышел из вчерашнего боя отнюдь не невредимым. Просто замечательно. Из трех противников двое были инвалидами, а третий сидел за рулем.
Пока двое мордоворотов пихали меня в бока, фуражка на голове вновь вернулась в нормальное положение. Я увидел, что едем мы все еще по центру Москвы, по направлению к реке. Сейчас мы как раз проезжали Смоленский бульвар и въезжали на Зубовский.
Увидел я и еще кое-что. Солидная комплекция моих соседей сыграла мне на руку. Правая задняя дверца была не захлопнута. Край пиджака моего стража попал в щель, и из-за этого закрытая дверь держалась вообще неизвестно на чем. На мое счастье, водитель был неопытный и не заметил столь явного нарушения. Отлично. Мне, как всегда, везет.
На всякий случай я тут же отвел глаза от зажатой дверью полы пиджака, чтобы сосед слева случайно не проследил за моим взглядом и не обнаружил то же, что и я.
Машина между тем приближалась к Москве-реке. Где-то здесь, неподалеку от бывшего Дома печати, была большая стройка, огороженная забором. Кажется, реконструировали станцию «Парк культуры» или что-то в таком роде. Через строительную площадку машина не пройдет, зато пешком пробежаться можно. А бегал я, как показывал вчерашний опыт, быстрее, чем эта парочка.
Минуты через три действительно показался длинный деревянный забор, огораживающий строительство. Сейчас должен был быть и пролом в заборе. Примерно с месяц назад я уже сокращал здесь свой путь, махнув напрямик через стройку… Вот и дыра в заборе. Пора.
Я изо всех сил двинул корпусом в плечо левому соседу.
— Драться, гондон?! — заорал левый мордоворот и, забыв о просьбе своего товарища оставить пинки на потом, сильно и злобно пихнул меня в бок. Я уже был готов к этому удару и с удовольствием отдался силе инерции. Мой правый сосед, благодаря все той же силе, толкнул правую дверь. Дверь не выдержала и раскрылась.
— Сто-о-о-й! — завопил правый мордоворот водителю, еле держась, чтобы не выпасть в открытую дверь. Дверь заскрежетала по кромке забора. Звук был еще тот.
— Тормози, тормози! — крикнул левый сосед, на секунду забыв обо мне. Шофер испуганно нажал на тормоз. Машину тряхнуло, ход замедлился, и я выпрыгнул метрах в пяти от проема в заборе. Попутно мне пришлось выпихнуть из машины соседа справа. Тот, не рассчитывая упасть, не подготовился и поэтому, кажется, ушибся о бордюр. Нашему Ванюшке везде камушки, отметил я про себя, впрочем, без всякого сострадания. Соотношение сил стало два к одному…
Бежать со связанными руками было на редкость неудобно — почти так же, как бегать в мешке. В скорости и в маневренности я определенно проигрывал, надеясь только на везение.
Прыгнув в дыру в заборе, я мгновенно догадался, что надеялся зря: за прошедший месяц стройка неожиданно продвинулась, и уже вырыт был глубокий котлован. Что характерно, прямо у забора. Бежать было некуда. Оставалось только выскочить через проем обратно и броситься вдоль забора через бульвар.
Я так и сделал, но опоздал. Выскочив, я лоб в лоб столкнулся с разозленной парочкой, левым мордоворотом и шофером, и тут же был схвачен ими. Сдаваться без боя не хотелось. Пару раз я довольно удачно врезал ногами своему левому стражу, один раз, потеряв при этом фуражку, хорошо стукнул шофера головой. Но с руками, связанными за спиной, не повоюешь. Я получил несколько сильнейших ударов, один из которых, как назло, пришелся в солнечное сплетение. После чего эти друзья сообразили заломить мне руки и потащить к машине. Перед входом я чуть пришел в себя, уперся, как Иван-дурак, не желающий лезть в печь. Мордоворот и шофер стали неаккуратно запихивать меня внутрь частями: голова и плечи уже прошли, однако часть туловища, корма и ноги еще сопротивлялись. Я отбрыкивался, как мог, надеясь только на везение. Например, на случайный милицейский патруль. Но, как назло, ни одного милицейского околыша поблизости не было. Скорее всего, всех бросили на Тверскую и на Новый Арбат — следить за прохождением президентского кортежа. Прохожих рядом со стройкой тоже не наблюдалось. Очевидно, все уже знали про котлован. Тем временем кто-то сзади (то ли мордоворот, то ли шофер) пребольно пнул меня по заду и выиграл таким образом еще сантиметров пять. Они меня все-таки упакуют, подумал я, испытывая жалость к самому себе. Форменные милицейские брюки трещали по швам.
И в этот момент произошло чудо. Сзади послышался шум машины. Ослабли руки мордоворота и шофера. И кто-то, почти как в любимом с детства рассказе Гайдара, крикнул гневно и повелительно:
— Не сметь, суки!
Мною вы подавитесь, решил я, осматриваясь сквозь чуть приоткрытые глаза. Мордоворот, сидящий справа, заметил мой нехитрый маневр.
— А-а, очнулся, капитан, — протянул он немного разочарованно. Кажется, он готов был мне еще разок врезать по голове. Но в машине было так тесно, что размахнуться как следует ему не удалось бы.
Я застонал. На самом деле череп у меня крепкий, так что стон был сплошной липой.
— Больно, — удовлетворенно признал мордоворот. — Это еще семечки. Больно будет потом. Узнаешь меня?
Вопрос был излишен. Это был один из трех вчерашних мордоворотов, которые после нашей встречи прилегли отдохнуть в туалете на «Профсоюзной». Я вспомнил рассказ Ручьева и огорчился. Выходит, народная молва преувеличила, и избитые до полусмерти снова в строю.
— Он узнал, — сообщил тип, сидящий слева. — Он уже боится.
Тип слева был тоже из вчерашних. Судя по тому, как он морщился, ворочая шеей, ему от меня сильно досталось. За рулем, впрочем, сидел незнакомый мордоворот.
— А где ваш третий друг, полный такой? — спросил я, обращаясь к двум своим соседям одновременно. — Что-то я его не вижу. Не захворал ли после вчерашнего? Полы там в туалете холодные…
Мордоворот слева двинул мне в бок локтем. Я охнул: локоть у него был острый, и удар вышел хоть куда.
— Издевается, фискал, — сказал левый мордоворот через мою голову.
— Это он так шутит, — не согласился правый мордоворот и аккуратно надвинул мне на глаза милицейскую фуражку. Руки мои, разумеется, были крепко связаны, поэтому поправить головной убор я не мог. Мой милицейский планшет лежал у меня на коленях. Правда, вот гаишный жезл куда-то исчез.
Прикарманили палочку, сообразил я. Мелкие ворюги служат в Охране. Доживу — пожалуюсь господину Митрофанову.
— Тебя ведь по-хорошему попросили, — вновь подал голос правый мордоворот. — Не лезь в это дело. Ваш генерал тебе что приказал? Отдыхать приказал. А ты не послушался, полез. Из-за тебя и дядьку пришлось хлопнуть. Другой бы сообразил, а ты — нет. Ну, так пеняй на себя.
Значит, охранцы в самом деле поставили жучок в кабинет Голубеву, понял я. Ай да Митрофанов, ай да сукин сын.
— А куда мы едем? — поинтересовался я. — Случайно не в Большой театр?
Левый мордоворот заржал:
— Театрал, твою мать! Рано еще в Большой. Еще не вечер.
— Заткнись, — сказал тот, что сидел справа от меня.
— А что? — удивился левый. — Фискал уже больше никому ничего не расскажет. Верно я говорю? — И он опять с удовольствием саданул меня локтем в бок. Удар был еще сильнее. Меня мотнуло чуть ли не на колени моему правому соседу.
Тот, сердито морщась, оттолкнул меня и прошипел своему товарищу:
— Не наигрался, что ли, дурак? Успеешь.
Я догадался, что и правый мой сосед вышел из вчерашнего боя отнюдь не невредимым. Просто замечательно. Из трех противников двое были инвалидами, а третий сидел за рулем.
Пока двое мордоворотов пихали меня в бока, фуражка на голове вновь вернулась в нормальное положение. Я увидел, что едем мы все еще по центру Москвы, по направлению к реке. Сейчас мы как раз проезжали Смоленский бульвар и въезжали на Зубовский.
Увидел я и еще кое-что. Солидная комплекция моих соседей сыграла мне на руку. Правая задняя дверца была не захлопнута. Край пиджака моего стража попал в щель, и из-за этого закрытая дверь держалась вообще неизвестно на чем. На мое счастье, водитель был неопытный и не заметил столь явного нарушения. Отлично. Мне, как всегда, везет.
На всякий случай я тут же отвел глаза от зажатой дверью полы пиджака, чтобы сосед слева случайно не проследил за моим взглядом и не обнаружил то же, что и я.
Машина между тем приближалась к Москве-реке. Где-то здесь, неподалеку от бывшего Дома печати, была большая стройка, огороженная забором. Кажется, реконструировали станцию «Парк культуры» или что-то в таком роде. Через строительную площадку машина не пройдет, зато пешком пробежаться можно. А бегал я, как показывал вчерашний опыт, быстрее, чем эта парочка.
Минуты через три действительно показался длинный деревянный забор, огораживающий строительство. Сейчас должен был быть и пролом в заборе. Примерно с месяц назад я уже сокращал здесь свой путь, махнув напрямик через стройку… Вот и дыра в заборе. Пора.
Я изо всех сил двинул корпусом в плечо левому соседу.
— Драться, гондон?! — заорал левый мордоворот и, забыв о просьбе своего товарища оставить пинки на потом, сильно и злобно пихнул меня в бок. Я уже был готов к этому удару и с удовольствием отдался силе инерции. Мой правый сосед, благодаря все той же силе, толкнул правую дверь. Дверь не выдержала и раскрылась.
— Сто-о-о-й! — завопил правый мордоворот водителю, еле держась, чтобы не выпасть в открытую дверь. Дверь заскрежетала по кромке забора. Звук был еще тот.
— Тормози, тормози! — крикнул левый сосед, на секунду забыв обо мне. Шофер испуганно нажал на тормоз. Машину тряхнуло, ход замедлился, и я выпрыгнул метрах в пяти от проема в заборе. Попутно мне пришлось выпихнуть из машины соседа справа. Тот, не рассчитывая упасть, не подготовился и поэтому, кажется, ушибся о бордюр. Нашему Ванюшке везде камушки, отметил я про себя, впрочем, без всякого сострадания. Соотношение сил стало два к одному…
Бежать со связанными руками было на редкость неудобно — почти так же, как бегать в мешке. В скорости и в маневренности я определенно проигрывал, надеясь только на везение.
Прыгнув в дыру в заборе, я мгновенно догадался, что надеялся зря: за прошедший месяц стройка неожиданно продвинулась, и уже вырыт был глубокий котлован. Что характерно, прямо у забора. Бежать было некуда. Оставалось только выскочить через проем обратно и броситься вдоль забора через бульвар.
Я так и сделал, но опоздал. Выскочив, я лоб в лоб столкнулся с разозленной парочкой, левым мордоворотом и шофером, и тут же был схвачен ими. Сдаваться без боя не хотелось. Пару раз я довольно удачно врезал ногами своему левому стражу, один раз, потеряв при этом фуражку, хорошо стукнул шофера головой. Но с руками, связанными за спиной, не повоюешь. Я получил несколько сильнейших ударов, один из которых, как назло, пришелся в солнечное сплетение. После чего эти друзья сообразили заломить мне руки и потащить к машине. Перед входом я чуть пришел в себя, уперся, как Иван-дурак, не желающий лезть в печь. Мордоворот и шофер стали неаккуратно запихивать меня внутрь частями: голова и плечи уже прошли, однако часть туловища, корма и ноги еще сопротивлялись. Я отбрыкивался, как мог, надеясь только на везение. Например, на случайный милицейский патруль. Но, как назло, ни одного милицейского околыша поблизости не было. Скорее всего, всех бросили на Тверскую и на Новый Арбат — следить за прохождением президентского кортежа. Прохожих рядом со стройкой тоже не наблюдалось. Очевидно, все уже знали про котлован. Тем временем кто-то сзади (то ли мордоворот, то ли шофер) пребольно пнул меня по заду и выиграл таким образом еще сантиметров пять. Они меня все-таки упакуют, подумал я, испытывая жалость к самому себе. Форменные милицейские брюки трещали по швам.
И в этот момент произошло чудо. Сзади послышался шум машины. Ослабли руки мордоворота и шофера. И кто-то, почти как в любимом с детства рассказе Гайдара, крикнул гневно и повелительно:
— Не сметь, суки!
Глава 52
ГЛАВНЫЙ ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ ПАВЛИК
Как я ни торопил нашего водителя, пришлось ехать в обход через всю Москву. Две улицы были перекрыты гаишниками, два других подъезда были забиты машинами, как шпротами консервная банка. Нормально ехать можно было только по Зубовскому — с тем, чтобы после свернуть на Остоженку.
Соколы, сидевшие рядом со мной, вели себя тихонько, как мышки: видели, что хозяин не в духе. Даже Мосин, развалясь на переднем сиденье, искоса поглядывал на меня преданным взором, но помалкивал. И был абсолютно прав: скажи он хоть слово, и моя злость на охранцев и на самого господина Митрофанова вылилась бы не по адресу.
Я ехал, злился и переживал свое унижение. Что же это такое получается? — думал я, злобно глядя в окно машины на проносившиеся мимо дома и автомобили. Управление Охраны здесь, Управление Охраны там. Везде эти гадины, во все суются. Как только Президент наш их терпит? Пора бы понять наконец, что от такого, как Митрофанов, добра не жди. Ты ему руку, так он ее откусит. Там, глядишь, и выйдет, что Служба Безопасности совсем и не нужна, а охранцы со всем справятся. Митрофанов — самая хитрая сволочь, еще хуже Голубева. Фискалы по крайней мере не выпячиваются, а эти так и лезут, и лезут…
По левую руку показался зеленый деревянный забор. Что-то здесь, видно, строили-строили, никак не могли достроить. Вот куда бы охранцев, представил я себе со злостью. На стройки народного хозяйства. Одеть их в робы, дать хороших конвоиров и пусть вкалывают на благо народа…
— Гляньте, хозяин! — воскликнул вдруг Мосин.
Я и сам уже видел. У кромки забора двое каких-то цивильных заталкивали в автомобиль упирающегося мента. Руки у того были связаны, но отбивался он технично. Форменная фуражка и планшет валялись на земле.
«Ну, падлы!» — решительно подумал я. Я вам покажу мента бить. Я вас научу, как относиться к форме. В Кузьминках у нас были такие деловые, попробовали прижимать патрульных. Но мы им тогда показали, радостно вспомнил я. Мы их отметелили. Мы их разделали как Бог черепаху. За одну затрещину, которую получил наш патрульный возле танцплощадки, эти гниды получили сто затрещин. Тысячу. Они уж не рады были, что связались с нашими. Они еще легко тогда отделались. Проломленный череп, пара переломов, два-три треснутых ребра… Пустяки для тех, кто рискнул оказать сопротивление нашей милиции.
— Притормози! — крикнул я водителю, а соколам скомандовал: — На выход! По счету три. Мосин, считай.
— Раз! — довольно крикнул Мосин. — Два. Три. ПОШЛИ!
Скрипнули тормоза, и соколы, выхватив пистолеты, посыпались из машины. Оба цивильных мгновенно оказались под прицелом.
— Не сметь, суки! — крикнул я цивильным.
Те мгновенно задрали лапки, кверху. Я заметил еще одного штатского, который копошился у бордюра, пытаясь встать на четвереньки. Видно, наш мент его сумел-таки вырубить. Вот парень!
Отпущенный милиционер выпрямился. В драке ему здорово досталось, но держался он молодцом. Наподобие меня самого в нашем кузьминском патруле. Он даже похож был немного на моего напарника, которого пять лет назад отметелили возле танцплощадки.
— Развяжите его, — кивнул я ближайшему соколу, а сам обратился к штатским с вопросами: — Вас здесь расщелкать, а? При попытке к бегству, а? Что на это скажете?
Мосин энергично завозился у меня за спиной. Он уже был готов доказать, какой он стрелок. По неподвижной, само собой, мишени.
Штатские испугались. Тот, что лежал возле бордюра, пытаясь подняться, сразу же прекратил свои попытки. А один из двух стоявших перед нами неуверенно пробормотал:
— Постойте, господа… Вы из Службы Безопасности, да?
— Сообразительный, — покивал я. — Угадал. Дальше что скажешь?
Штатский помялся:
— Тут недоразумение, господа. Мы с вами коллеги…
— Да ну? — удивился я. — Я вроде среди своих соколов таких не знаю. Мосин, а Мосин! Может, ты их знаешь?
— Никак нет, — с удовлетворением произнес Мосин. — Самые натуральные самозванцы.
Штатский попытался было опустить руки, но ближайший сокол прикрикнул на него, и тот вернул свои грабли на исходную позицию.
— Вы меня не поняли, — кисло сказал он. — Мы не из СБ. Мы — из Управления Охраны. И этот милиционер…
Мосин обрадованно хмыкнул. Заулыбались и все остальные мои соколы. Как говорится, на ловца и зверь бежит. Штатский прочитал на наших лицах мстительную радость и испуганно примолк.
— Из Управления Охраны, вот как? — переспросил вежливо я. — Мосин, ты слышал? Эти бандюги, напавшие на милиционера, воображают, будто я им поверю. Я знаю Олега Витальевича Митрофанова и никогда не поверю, что у него в штате служат такие козлы…
— Врут они, врут! — услужливо хихикнул Мосин.
Штатский запричитал:
— Да у нас документы есть! Не верите, посмотрите в наших карманах…
— Это вы на что намекаете? — грозно прервал я. — Что мы, работники Службы Безопасности Президента, шарим по карманам, как жулики?!
Я повернулся к менту, которого уже развязали и который растирал затекшие руки:
— Парень, сделай милость, отгони их машинку куда подальше. А то она здесь проезжую часть загораживает. Тем более что этим гос-по-дам транспорт уже не понадобится… Идет?
— Будет сделано, — козырнул мент и полез в кабину. Чувствовалось, что с машиной он управляется ловко, почти как я в свое время с нашим патрульным Москвичом в Кузьминках.
Когда парень уже завел мотор, я все-таки не выдержал и спросил:
— Ты сам-то из какого района? Случаем, не кузьминский будешь?
Мент внимательно посмотрел на меня. Потом отчетливо сказал:
— Забыл представиться. Капитан Лаптев, Федеральная служба контрразведки. Благодарю за помощь.
Машина обдала меня выхлопными газами и умчалась.
Мосин возмущенно крякнул.
Боже ж мой, застонал я про себя. И тут фискал! Проходу нет от фискалов! Вся Москва в фискалах! Ну, Голубев…
— Хозяин! Может, догоним? — шепнул мне Мосин, не меньше моего оскорбленный.
Я поглядел вслед уехавшему автомобилю:
— Черт с ним. Разберемся лучше с этими. И — в Большой. Наши, наверное, уже заждались.
Соколы, сидевшие рядом со мной, вели себя тихонько, как мышки: видели, что хозяин не в духе. Даже Мосин, развалясь на переднем сиденье, искоса поглядывал на меня преданным взором, но помалкивал. И был абсолютно прав: скажи он хоть слово, и моя злость на охранцев и на самого господина Митрофанова вылилась бы не по адресу.
Я ехал, злился и переживал свое унижение. Что же это такое получается? — думал я, злобно глядя в окно машины на проносившиеся мимо дома и автомобили. Управление Охраны здесь, Управление Охраны там. Везде эти гадины, во все суются. Как только Президент наш их терпит? Пора бы понять наконец, что от такого, как Митрофанов, добра не жди. Ты ему руку, так он ее откусит. Там, глядишь, и выйдет, что Служба Безопасности совсем и не нужна, а охранцы со всем справятся. Митрофанов — самая хитрая сволочь, еще хуже Голубева. Фискалы по крайней мере не выпячиваются, а эти так и лезут, и лезут…
По левую руку показался зеленый деревянный забор. Что-то здесь, видно, строили-строили, никак не могли достроить. Вот куда бы охранцев, представил я себе со злостью. На стройки народного хозяйства. Одеть их в робы, дать хороших конвоиров и пусть вкалывают на благо народа…
— Гляньте, хозяин! — воскликнул вдруг Мосин.
Я и сам уже видел. У кромки забора двое каких-то цивильных заталкивали в автомобиль упирающегося мента. Руки у того были связаны, но отбивался он технично. Форменная фуражка и планшет валялись на земле.
«Ну, падлы!» — решительно подумал я. Я вам покажу мента бить. Я вас научу, как относиться к форме. В Кузьминках у нас были такие деловые, попробовали прижимать патрульных. Но мы им тогда показали, радостно вспомнил я. Мы их отметелили. Мы их разделали как Бог черепаху. За одну затрещину, которую получил наш патрульный возле танцплощадки, эти гниды получили сто затрещин. Тысячу. Они уж не рады были, что связались с нашими. Они еще легко тогда отделались. Проломленный череп, пара переломов, два-три треснутых ребра… Пустяки для тех, кто рискнул оказать сопротивление нашей милиции.
— Притормози! — крикнул я водителю, а соколам скомандовал: — На выход! По счету три. Мосин, считай.
— Раз! — довольно крикнул Мосин. — Два. Три. ПОШЛИ!
Скрипнули тормоза, и соколы, выхватив пистолеты, посыпались из машины. Оба цивильных мгновенно оказались под прицелом.
— Не сметь, суки! — крикнул я цивильным.
Те мгновенно задрали лапки, кверху. Я заметил еще одного штатского, который копошился у бордюра, пытаясь встать на четвереньки. Видно, наш мент его сумел-таки вырубить. Вот парень!
Отпущенный милиционер выпрямился. В драке ему здорово досталось, но держался он молодцом. Наподобие меня самого в нашем кузьминском патруле. Он даже похож был немного на моего напарника, которого пять лет назад отметелили возле танцплощадки.
— Развяжите его, — кивнул я ближайшему соколу, а сам обратился к штатским с вопросами: — Вас здесь расщелкать, а? При попытке к бегству, а? Что на это скажете?
Мосин энергично завозился у меня за спиной. Он уже был готов доказать, какой он стрелок. По неподвижной, само собой, мишени.
Штатские испугались. Тот, что лежал возле бордюра, пытаясь подняться, сразу же прекратил свои попытки. А один из двух стоявших перед нами неуверенно пробормотал:
— Постойте, господа… Вы из Службы Безопасности, да?
— Сообразительный, — покивал я. — Угадал. Дальше что скажешь?
Штатский помялся:
— Тут недоразумение, господа. Мы с вами коллеги…
— Да ну? — удивился я. — Я вроде среди своих соколов таких не знаю. Мосин, а Мосин! Может, ты их знаешь?
— Никак нет, — с удовлетворением произнес Мосин. — Самые натуральные самозванцы.
Штатский попытался было опустить руки, но ближайший сокол прикрикнул на него, и тот вернул свои грабли на исходную позицию.
— Вы меня не поняли, — кисло сказал он. — Мы не из СБ. Мы — из Управления Охраны. И этот милиционер…
Мосин обрадованно хмыкнул. Заулыбались и все остальные мои соколы. Как говорится, на ловца и зверь бежит. Штатский прочитал на наших лицах мстительную радость и испуганно примолк.
— Из Управления Охраны, вот как? — переспросил вежливо я. — Мосин, ты слышал? Эти бандюги, напавшие на милиционера, воображают, будто я им поверю. Я знаю Олега Витальевича Митрофанова и никогда не поверю, что у него в штате служат такие козлы…
— Врут они, врут! — услужливо хихикнул Мосин.
Штатский запричитал:
— Да у нас документы есть! Не верите, посмотрите в наших карманах…
— Это вы на что намекаете? — грозно прервал я. — Что мы, работники Службы Безопасности Президента, шарим по карманам, как жулики?!
Я повернулся к менту, которого уже развязали и который растирал затекшие руки:
— Парень, сделай милость, отгони их машинку куда подальше. А то она здесь проезжую часть загораживает. Тем более что этим гос-по-дам транспорт уже не понадобится… Идет?
— Будет сделано, — козырнул мент и полез в кабину. Чувствовалось, что с машиной он управляется ловко, почти как я в свое время с нашим патрульным Москвичом в Кузьминках.
Когда парень уже завел мотор, я все-таки не выдержал и спросил:
— Ты сам-то из какого района? Случаем, не кузьминский будешь?
Мент внимательно посмотрел на меня. Потом отчетливо сказал:
— Забыл представиться. Капитан Лаптев, Федеральная служба контрразведки. Благодарю за помощь.
Машина обдала меня выхлопными газами и умчалась.
Мосин возмущенно крякнул.
Боже ж мой, застонал я про себя. И тут фискал! Проходу нет от фискалов! Вся Москва в фискалах! Ну, Голубев…
— Хозяин! Может, догоним? — шепнул мне Мосин, не меньше моего оскорбленный.
Я поглядел вслед уехавшему автомобилю:
— Черт с ним. Разберемся лучше с этими. И — в Большой. Наши, наверное, уже заждались.
Глава 53
ТЕЛЕЖУРНАЛИСТ ПОЛКОВНИКОВ
Купить сигареты на Тверской оказалось большой проблемой. После реконструкции улицу сделали правительственной магистралью, по которой официальные кортежи специально проезжали, делая крюк. Считалось, что важные деятели таким образом приобщаются к нашему славному державному прошлому — пусть хотя бы на протяжении всего одной улицы. Новый наш мэр, помня о предвыборных заявлениях нашего Президента, первым делом выгнал с Тверской всех мелких коммерсантов, а бизнесменов покрупнее переселил в подвалы исторических зданий. Первое время местные жители с тоской озирались, присматривались, где бы чего купить, но потом привыкли…
Я, увы, не был тверским аборигеном и довольно быстро запутался в этих исторических подвалах: вывески тут были маленькие, располагались на уровне колен прохожих, да к тому же еще были исполнены (по требованию опять-таки мэра) замысловатой славянской вязью с обязательным присовокуплением еров и ятей. Только через километр напряженных поисков я заметил маленькую вывеску «Табакъ», купил у хмурого продавца свою «Магну» и снова вышел из подвала на поверхность.
Здесь, в трехстах метрах от «Националя», и выворачивала, по обыкновению, на Тверскую какая-нибудь правительственная кавалькада. Сегодня в этом месте милиционеров было особенно много. Они деловито переговаривались, расставляя легкие металлические барьеры. Небольшой участок дороги был уже огорожен с двух сторон, как если бы по Тверской собирались выпускать крупных хищников. Однако на самом деле милиционеры просто-напросто готовились к предстоящему проезду Президента в аэропорт и обратно. Времени до торжественного проезда было более чем достаточно, поэтому люди в милицейской униформе работали сноровисто, но не торопясь. Их старший, судя по погонам, майор, между делом покрикивал на своих подчиненных. При каждом окрике бригада милиционеров картинно замирала по стойке смирно, все брали под козырек и, естественно, прекращали работу. Я нарочно остановился посмотреть, прикидывая: когда же майор сообразит, что задерживают всех именно его начальственные команды и распекания?
Мне пришлось выкурить три сигареты подряд, прежде чем до майора дошло, что от криков его толку не будет. После чего он погрозил кулаком своим милицейским работягам и стал, как и я двадцать минут назад, озираться в поисках табачного киоска. Видно было, что майор командует здесь недавно.
Взгляд милицейского начальника обежал окрестности и задержался на мне. Я доставал в этот момент очередную сигарету и жестом показал, где тут спрятан заветный «Табакъ». Майор кивком поблагодарил и нырнул в низенькую дверь подвальчика. В отсутствие начальника работа у милиционеров пошла побыстрее. Дело было нетрудное, привычное и веселое. Я засмотрелся, как они перебрасывают друг другу полосатые барьерчики, и не заметил, как ко мне подошли сзади.
— Чего стоишь? Посмотрел и проваливай! — сказал за спиной грубый голос. Судя по интонации, это не был просто случайный прохожий, которому нечем заняться.
Я обернулся. Сзади меня стоял плечистый парень лет тридцати в темных очках и в строгом темном костюме, немного странном для жаркого осеннего дня. Хотя, не будь пиджаков, где нашим доблестным охранцам прятать свое табельное оружие? А то, что перед мной рыцарь Управления Охраны, лично мне догадаться было нетрудно: парень, видимо, принят был недавно и при разговоре машинально отрабатывал все тот же коронный жест УО слегка коснувшись левого лацкана пиджака, небрежно теребил его. Будь на мне пиджак, я недолго думая ответил бы ему тем же жестом, но на мне была всего-навсего ковбойка с закатанными рукавами. Поэтому я невинно спросил:
— А что, посмотреть нельзя? Тебе можно, мне нельзя?
Я нарывался, но в меру. На глазах у десятков милиционеров охранец не станет лезть в драку. Так и случилось.
— Мне можно. Управление Охраны, — серьезно заявил парень в темных очках и вытащил из кармана удостоверение. При этом из кармана выпорхнула какая-то желтая бумажка, похожая на спецпропуск в метро. Парень в очках с неожиданной грацией подхватил карточку и водворил ее обратно в карман.
— А кого же ты охраняешь, родной? — спросил я. — Этих, что ли? — Я показал рукой на бригаду милиционеров-барьероукладчиков. — Так у них вроде свой начальник есть…
— Кого надо, того и… — грубо начал охранец, однако потом, присмотревшись к моему лицу, вдруг спросил: — Эй, ты не с телевидения? Что-то я тебя вроде видел…
Вот оно, бремя славы, гордо подумал я. Занюханный охранец — и тот смотрит мою передачу «Лицом к лицу». И еще кто-то смеет утверждать, что я делаю программу для одних только высоколобых интеллектуалов!…
— Точно! Я тебя по ящику вчера видел! — обрадованно продолжил охранец. — Ты теперь вместо Димы Игрунова, да? Ну, у тебя вчера вышло покруче. Соколов вы классно раздразнили, у них аж морды перекосились… Или это были не настоящие соколы, а ваши, телевизионщики? — вдруг недоверчиво поинтересовался он.
— Настоящие были соколы, в самом лучшем виде, — уверенно сказал я. — Не сомневайся. Мы не биржа, у нас не обманывают…
— То-то я смотрю, — обрадовался охранец, — соколы как живые, вашим так не сыграть. Особенно этот, с толстыми щеками… — Он радостно хихикнул. — Как они за вами погнались, умора…
Ну да, мрачно подумал я, вспоминая, как бились об стену хрустальные бокалы. Тебе-то умора, Алексан-Якличу — прямой эфир, а мне-то что? Славу сменщика Димочки Игрунова? Слабовато для утешения.
— Смешно было, — подтвердил я. — Веселые ребятки эти соколы.
— Куда уж веселее, — поддержал охранец и, наконец, позволил себе следовать команде вольно: снял свои дурацкие темные очки и закурил. Лицо у него было молодое, довольное, правый глаз сильно косил. — Ты все-таки уходил бы отсюда, — доверительно сказал охранец, затягиваясь. — Через полтора часа проедет Президент, и все будут бдить. Сунешь руку в карман за сигаретами, а кто-нибудь из наших подумает, что за бомбой… И — поминай как звали!
— Да у кого рука поднимется на нашего Президента?! — с пафосом произнес я. — На нашего любимого? На всенародно избранного? Неужто найдется такой изверг? Не поверю.
Я сильно переигрывал в стиле Димы Игрунова, но мой новый знакомец, похоже, привык к именно такой тональности разговора.
— Может, и найдется такой мерзавец, — важно сказал парень и, понизив голос, добавил: — У нас был сегодня ин-струк-таж (трудное слово он выговорил в три приема, но не напутал). Сказали, что все возможно. Вплоть до покушения…
— Ты что? — поразился я, уже без игры в Диму, а почти по-настоящему. Разговор приобретал какое-то необыкновенное направление.
— Вот тебе и что, — значительным голосом проговорил охранец. — Террористы куда хочешь могут проникнуть. Хоть в «Шереметьево», хоть даже в Большой театр. Сам генерал нам…
В этот момент охранец опомнился и понял, кажется, что свалял дурака. Я был телезвездой, почти что Димой Игруновым, но все-таки чужой, посторонний. Видимо, генерал ин-струк-тиро-вал их насчет строгой секретности.
— Ладно. — Охранец оборвал сам себя. — Забудь, что, сейчас слышал. И не вздумай кому-нибудь на своем телевидении протрепаться. Из-под земли найду, даром что ты «Ночную жизнь Москвы» ведешь…
— Могила, — с готовностью отозвался я, кивнул помрачневшему от своих дум охранцу и стал медленно отступать. Маленький переулок тут был очень кстати.
Странные дела проясняются, думал я, отыскивая телефон-автомат. Охранец, конечно, молодой дурак, но что-то происходит, это точно. Конечно, покушения никакого не будет… но с каких пор Управление Охраны стало заниматься всеми этими делами? Раньше-то безопасность Президента обеспечивали всегда именно соколы из СБ, а террористами должна была заниматься исключительна ФСК… Что-то тут не связывается, не будь я Аркадий Полковников. Опять же, до сих пор соперничество наших спецслужб все-таки не было связано с убийством. Смерть сына Дроздова — это симптом и символ… Но тогда чего?
У меня нехорошо заныло в желудке, как утром 19 августа и ночью 3 октября. Мой организм тоже что-то подозревал, вместе со мной.
Мне наконец попалась целая грибница телефонов-автоматов. Я вошел в первую же кабину, чтобы набрать один из оставленных мне генералом Дроздовым номеров. Жетон сразу провалился в щель, но гудка не последовало. Ну, начинается, недовольно подумал я и перешел ко второму пожирателю жетонов. На этот раз я действовал осмотрительнее. Сначала снял трубку, услышал гудок, потом набрал номер… В трубке щелкнуло. «Трест ресторанов и столовых», — сказал женский голос. Я стукнул кулаком по подлой металлической коробке и, зверея, перешел в третью кабину. Теперь я уже жалел, что не отнял у Натальи всю горсть жетонов… На этот раз было занято. Я набрал другой генеральский номер — и там занято. Третий — та же самая картина. Было такое впечатление, что генерал Дроздов разговаривает по трем телефонам одновременно. Я повторил свои попытки — с тем же результатом. Если не дозвонюсь, придется все-таки ехать на Солнцевское, безо всякого удовольствия думал я. Ума не приложу, как можно будет о ТАКИХ делах говорить с отцом возле могилы его сына… Вот положеньице! Я еще раз набрал все три номера. По-прежнему короткие гудки. Чтобы проверить автомат, я решил пожертвовать одним из двух оставшихся жетонов и позвонил себе на ТВ. Трубку сняла Аглая, секретарша Алексан-Яклича.
— Ой, Аркадий Николаевич, — проговорила Аглая. — Александр Яковлевич вас прямо обыскался. По поводу вчерашней передачи по МТВ было столько звонков, столько звонков!
— А что спрашивали? — тут же полюбопытствовал я. Что ни говори, а приятно, когда публика не остается равнодушной.
— Разное, — самым любезным тоном сообщила Аглая. — Но в основном телезрители беспокоились, куда мы дели из эфира Димочку Игрунова. И что за неприятный тип объявился вместо него.
Я, увы, не был тверским аборигеном и довольно быстро запутался в этих исторических подвалах: вывески тут были маленькие, располагались на уровне колен прохожих, да к тому же еще были исполнены (по требованию опять-таки мэра) замысловатой славянской вязью с обязательным присовокуплением еров и ятей. Только через километр напряженных поисков я заметил маленькую вывеску «Табакъ», купил у хмурого продавца свою «Магну» и снова вышел из подвала на поверхность.
Здесь, в трехстах метрах от «Националя», и выворачивала, по обыкновению, на Тверскую какая-нибудь правительственная кавалькада. Сегодня в этом месте милиционеров было особенно много. Они деловито переговаривались, расставляя легкие металлические барьеры. Небольшой участок дороги был уже огорожен с двух сторон, как если бы по Тверской собирались выпускать крупных хищников. Однако на самом деле милиционеры просто-напросто готовились к предстоящему проезду Президента в аэропорт и обратно. Времени до торжественного проезда было более чем достаточно, поэтому люди в милицейской униформе работали сноровисто, но не торопясь. Их старший, судя по погонам, майор, между делом покрикивал на своих подчиненных. При каждом окрике бригада милиционеров картинно замирала по стойке смирно, все брали под козырек и, естественно, прекращали работу. Я нарочно остановился посмотреть, прикидывая: когда же майор сообразит, что задерживают всех именно его начальственные команды и распекания?
Мне пришлось выкурить три сигареты подряд, прежде чем до майора дошло, что от криков его толку не будет. После чего он погрозил кулаком своим милицейским работягам и стал, как и я двадцать минут назад, озираться в поисках табачного киоска. Видно было, что майор командует здесь недавно.
Взгляд милицейского начальника обежал окрестности и задержался на мне. Я доставал в этот момент очередную сигарету и жестом показал, где тут спрятан заветный «Табакъ». Майор кивком поблагодарил и нырнул в низенькую дверь подвальчика. В отсутствие начальника работа у милиционеров пошла побыстрее. Дело было нетрудное, привычное и веселое. Я засмотрелся, как они перебрасывают друг другу полосатые барьерчики, и не заметил, как ко мне подошли сзади.
— Чего стоишь? Посмотрел и проваливай! — сказал за спиной грубый голос. Судя по интонации, это не был просто случайный прохожий, которому нечем заняться.
Я обернулся. Сзади меня стоял плечистый парень лет тридцати в темных очках и в строгом темном костюме, немного странном для жаркого осеннего дня. Хотя, не будь пиджаков, где нашим доблестным охранцам прятать свое табельное оружие? А то, что перед мной рыцарь Управления Охраны, лично мне догадаться было нетрудно: парень, видимо, принят был недавно и при разговоре машинально отрабатывал все тот же коронный жест УО слегка коснувшись левого лацкана пиджака, небрежно теребил его. Будь на мне пиджак, я недолго думая ответил бы ему тем же жестом, но на мне была всего-навсего ковбойка с закатанными рукавами. Поэтому я невинно спросил:
— А что, посмотреть нельзя? Тебе можно, мне нельзя?
Я нарывался, но в меру. На глазах у десятков милиционеров охранец не станет лезть в драку. Так и случилось.
— Мне можно. Управление Охраны, — серьезно заявил парень в темных очках и вытащил из кармана удостоверение. При этом из кармана выпорхнула какая-то желтая бумажка, похожая на спецпропуск в метро. Парень в очках с неожиданной грацией подхватил карточку и водворил ее обратно в карман.
— А кого же ты охраняешь, родной? — спросил я. — Этих, что ли? — Я показал рукой на бригаду милиционеров-барьероукладчиков. — Так у них вроде свой начальник есть…
— Кого надо, того и… — грубо начал охранец, однако потом, присмотревшись к моему лицу, вдруг спросил: — Эй, ты не с телевидения? Что-то я тебя вроде видел…
Вот оно, бремя славы, гордо подумал я. Занюханный охранец — и тот смотрит мою передачу «Лицом к лицу». И еще кто-то смеет утверждать, что я делаю программу для одних только высоколобых интеллектуалов!…
— Точно! Я тебя по ящику вчера видел! — обрадованно продолжил охранец. — Ты теперь вместо Димы Игрунова, да? Ну, у тебя вчера вышло покруче. Соколов вы классно раздразнили, у них аж морды перекосились… Или это были не настоящие соколы, а ваши, телевизионщики? — вдруг недоверчиво поинтересовался он.
— Настоящие были соколы, в самом лучшем виде, — уверенно сказал я. — Не сомневайся. Мы не биржа, у нас не обманывают…
— То-то я смотрю, — обрадовался охранец, — соколы как живые, вашим так не сыграть. Особенно этот, с толстыми щеками… — Он радостно хихикнул. — Как они за вами погнались, умора…
Ну да, мрачно подумал я, вспоминая, как бились об стену хрустальные бокалы. Тебе-то умора, Алексан-Якличу — прямой эфир, а мне-то что? Славу сменщика Димочки Игрунова? Слабовато для утешения.
— Смешно было, — подтвердил я. — Веселые ребятки эти соколы.
— Куда уж веселее, — поддержал охранец и, наконец, позволил себе следовать команде вольно: снял свои дурацкие темные очки и закурил. Лицо у него было молодое, довольное, правый глаз сильно косил. — Ты все-таки уходил бы отсюда, — доверительно сказал охранец, затягиваясь. — Через полтора часа проедет Президент, и все будут бдить. Сунешь руку в карман за сигаретами, а кто-нибудь из наших подумает, что за бомбой… И — поминай как звали!
— Да у кого рука поднимется на нашего Президента?! — с пафосом произнес я. — На нашего любимого? На всенародно избранного? Неужто найдется такой изверг? Не поверю.
Я сильно переигрывал в стиле Димы Игрунова, но мой новый знакомец, похоже, привык к именно такой тональности разговора.
— Может, и найдется такой мерзавец, — важно сказал парень и, понизив голос, добавил: — У нас был сегодня ин-струк-таж (трудное слово он выговорил в три приема, но не напутал). Сказали, что все возможно. Вплоть до покушения…
— Ты что? — поразился я, уже без игры в Диму, а почти по-настоящему. Разговор приобретал какое-то необыкновенное направление.
— Вот тебе и что, — значительным голосом проговорил охранец. — Террористы куда хочешь могут проникнуть. Хоть в «Шереметьево», хоть даже в Большой театр. Сам генерал нам…
В этот момент охранец опомнился и понял, кажется, что свалял дурака. Я был телезвездой, почти что Димой Игруновым, но все-таки чужой, посторонний. Видимо, генерал ин-струк-тиро-вал их насчет строгой секретности.
— Ладно. — Охранец оборвал сам себя. — Забудь, что, сейчас слышал. И не вздумай кому-нибудь на своем телевидении протрепаться. Из-под земли найду, даром что ты «Ночную жизнь Москвы» ведешь…
— Могила, — с готовностью отозвался я, кивнул помрачневшему от своих дум охранцу и стал медленно отступать. Маленький переулок тут был очень кстати.
Странные дела проясняются, думал я, отыскивая телефон-автомат. Охранец, конечно, молодой дурак, но что-то происходит, это точно. Конечно, покушения никакого не будет… но с каких пор Управление Охраны стало заниматься всеми этими делами? Раньше-то безопасность Президента обеспечивали всегда именно соколы из СБ, а террористами должна была заниматься исключительна ФСК… Что-то тут не связывается, не будь я Аркадий Полковников. Опять же, до сих пор соперничество наших спецслужб все-таки не было связано с убийством. Смерть сына Дроздова — это симптом и символ… Но тогда чего?
У меня нехорошо заныло в желудке, как утром 19 августа и ночью 3 октября. Мой организм тоже что-то подозревал, вместе со мной.
Мне наконец попалась целая грибница телефонов-автоматов. Я вошел в первую же кабину, чтобы набрать один из оставленных мне генералом Дроздовым номеров. Жетон сразу провалился в щель, но гудка не последовало. Ну, начинается, недовольно подумал я и перешел ко второму пожирателю жетонов. На этот раз я действовал осмотрительнее. Сначала снял трубку, услышал гудок, потом набрал номер… В трубке щелкнуло. «Трест ресторанов и столовых», — сказал женский голос. Я стукнул кулаком по подлой металлической коробке и, зверея, перешел в третью кабину. Теперь я уже жалел, что не отнял у Натальи всю горсть жетонов… На этот раз было занято. Я набрал другой генеральский номер — и там занято. Третий — та же самая картина. Было такое впечатление, что генерал Дроздов разговаривает по трем телефонам одновременно. Я повторил свои попытки — с тем же результатом. Если не дозвонюсь, придется все-таки ехать на Солнцевское, безо всякого удовольствия думал я. Ума не приложу, как можно будет о ТАКИХ делах говорить с отцом возле могилы его сына… Вот положеньице! Я еще раз набрал все три номера. По-прежнему короткие гудки. Чтобы проверить автомат, я решил пожертвовать одним из двух оставшихся жетонов и позвонил себе на ТВ. Трубку сняла Аглая, секретарша Алексан-Яклича.
— Ой, Аркадий Николаевич, — проговорила Аглая. — Александр Яковлевич вас прямо обыскался. По поводу вчерашней передачи по МТВ было столько звонков, столько звонков!
— А что спрашивали? — тут же полюбопытствовал я. Что ни говори, а приятно, когда публика не остается равнодушной.
— Разное, — самым любезным тоном сообщила Аглая. — Но в основном телезрители беспокоились, куда мы дели из эфира Димочку Игрунова. И что за неприятный тип объявился вместо него.
Глава 54
ГЛАВНЫЙ ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ ПАВЛИК
— Вы не опоздаете, Павел Семенович? — очень вежливо сказал Митрофанов. — Через час президентский кортеж должен ехать в «Шереметьево»-2, встречать гостей. Странно будет, если Президент задержится из-за вас…