Хадсон Дженис. Память сердца

   — …занимает в моей жизни так много места. Кажется, так ты сказал?
   — Бейкер, когда-нибудь тебя возьмут в «Нью-Йорк таймс». Может быть, — проскрежетал Бретт, уводя Дженни по направлению к дому.
   Поднявшись в спальню, он включил ночник, в свете которого волосы Дженни казались золотыми.
   — Ты знаешь, мне подумалось сейчас, что Бейкер кое в чем права. — Он нервно сжал пальцы.
   — В чем именно? — прижалась к нему Дженни. — В том, что убежденный холостяк заговорил книжными экспромтами?
   — И в этом тоже. — Он ухмыльнулся. — Ах Бейкер, Бейкер. Все-таки ей удалось меня смутить. Я хотел сказать, что… — Он задумался, пытаясь сформулировать, в чем же, по его мнению, права Таня, но не успел.
   — Бретт! — резко прервала его Дженни, отталкивая от себя. — Когда мы последний раз были в комнате, ты закрывал дверь в ванную? Ты не помнишь?
   Он обернулся и посмотрел на приоткрытую дверь.
   — Не помню, — ответил он с тревогой.
   Дженни метнулась к ванной. Ее глаза засветились яростным огнем.
   — Нет! Дженни, стой!
   Его предостерегающий вопль прозвучал слишком поздно. Дженни толкнула приоткрытую стеклянную дверь, и темнота ванной засосала ее вовнутрь. В неярком свете ночника Бретт еще успел заметить фигуру, одетую во что-то темное. Лицо прикрывала трикотажная лыжная шапочка с прорезями для глаз, натянутая до самого подбородка. Как при замедленной съемке, рука в перчатке, сжимавшая огромные ножницы, поднялась вверх. Словно туго скрученная пружина развернула Бретта и бросила вперед. Он зацепился за столик с ночником, тот закачался и с грохотом рухнул на пол. Бретт растянулся рядом. В абсолютном мраке раздался душераздирающий крик Дженни. За короткие мгновения Бретту успела прийти в голову ужасающая мысль: его жизнь без Дженни станет такой же непроглядной тьмой. Он набрал в грудь воздуха и закричал:
   — Джен!!!
   Господи, он же так и не успел сказать ей, что любит ее!
   Бретту, еще не успевшему подняться на ноги, казалось, что он до сих пор видит перед глазами тускло блестящий хром ножниц. Но как еще далеко до дверей в ванную! Как чертовски далеко! В темноте послышался звук падающего тела.
   Кто-то вихрем пронесся мимо, задев его краем одежды, и дверь, ведущая на веранду, гулко хлопнула. Даже не подумав метнуться следом, Бретт сбил по дороге еще что-то, со звоном упавшее на пол. Его рука находилась в дюйме от выключателя, когда Дженни вскрикнула еще раз, значительно слабее, чем в первый.
   Она лежала в дверях между ванной и холлом. Бретт вдруг осознал, что не может вздохнуть. Он опустился на колени, делая судорожные попытки набрать в легкие воздуха. В голове шумело, и золотисто-красные круги плыли перед глазами.
   Дженни перевела взгляд с потолка на лицо Бретта и сделала попытку улыбнуться.
   — Мне жаль, — произнесла она свистящим шепотом. — Боже мой! — Бретт обрел способность дышать. — Это же была Кэй! — Дженни задыхалась.
   Он не обратил внимания на топот трех пар ног позади.
   — Кто-нибудь! Вызовите «скорую помощь». И полицию.
   Сью и Джон стояли, не в силах пошевелиться.

Глава 23

   Рассветало. Наконец Бретт почувствовал в себе достаточно сил, чтобы очень аккуратно присесть на постель Дженни. Ему ужасно хотелось лечь рядом с ней, обнять и затихнуть, отрешившись от всего земного. Или просто заснуть, заранее зная, что его разбудит запах кофе, принесенного Дженни снизу. Сердце раздирала отчаянная режущая боль, и Бретт не был уверен, что эта боль теперь когда-нибудь пройдет.
   Кэй! Черт возьми! Ему и в голову не могло прийти, что робкая и застенчивая Кэй способна на такое. Слава Богу, ее надежно охраняли, и Дженни находилась теперь в полной безопасности, больше ей ничего не угрожало. Только бы все закончилось хорошо! Ночные кошмары прекратятся! Больше ее не будут мучить сны о Моди! Только бы рана оказалась не слишком опасной!
   Полиция и «скорая помощь» приехали почти одновременно, с разницей не более чем в полминуты. К тому времени, когда Кэй в наручниках слушала полицейского, который монотонным голосом сообщал ей о ее правах, врач уже осматривал Дженни.
   — Большая потеря крови, — констатировал доктор. — Если вы сможете обеспечить ей полный покой, думаю, можно обойтись без госпитализации. Но только при гарантии полного покоя в течение нескольких дней, — еще раз подчеркнул он.
   — Мы сделаем все, что в наших силах, — заверил Джон и посмотрел на Бретта.
   Тот, глупо улыбаясь, кивнул.
 
   Бретт сидел у ее постели, рассматривая заострившиеся черты любимого лица.
   Что он чувствовал по отношению к Кэй? Ярость… Бешенство… Нет, не так. Невозможно было найти слова, которые он был готов высказать ей. Кроме того, его беспрестанно грызла совесть, он обвинял во всем случившемся только себя. Это чувство собственной вины буквально разрывало его на части, не давая ни минуты покоя. Болван! Безмозглый кретин! Даже Грейс обратила внимание на странное поведение Олсен в последнее время.
   Разве стал бы он прислушиваться к чьим-либо советам на этот счет, он, всезнающий мистер Бретт Мак-Кормик? Черта с два! Он бы и внимания не обратил на подобные предупреждения. И за эту небрежность Дженни чуть было не расплатилась собственной жизнью!
   Эй, Мак-Кормик! А ведь твоя небрежность убивает не в первый раз, не так ли?
   — Неправда, Бретт!
   Он вздрогнул, увидев, что Дженни уже очнулась после введенного ей болеутоляющего.
   — Что неправда? — спросил он, еще не веря в то, что слышит ее родной слабый голос.
   — Ты обвиняешь себя в том, что сделала Кэй.
   — Дженни, ты начала читать мысли?
   — Очень может быть. — Слабое подобие улыбки промелькнуло на ее измученном лице. — Но скорее всего я прочла это на твоем лице. Видишь, оказывается, история не всегда повторяется. — Она устала говорить, но, чуть подождав, продолжила: — Я, как видишь, жива, а Кэй арестована.
   — Дженни, если бы не я, этого никогда бы не произошло… — Он удержал ее от попытки приподняться. — Послушай, тот док сказал, что самое главное для тебя сейчас — отдых и покой.
   Он наклонился к ней и очень осторожно поцеловал.
   — Хорошо. Я прилягу, как только ты посмотришь мне в глаза и скажешь, что не чувствуешь за собой ни капли вины за то, что случилось.
   — Дженни, не трать сил на бесполезные разговоры. В последние восемь часов…
   — Ну, что я сказала, — перебила она Бретта. — Наклонись ко мне. Так, так, еще ближе. А теперь повторяй за мной. — Дженни закашлялась, но быстро справилась с собой. — Итак, начинай. — Я, Бретт Мак-Кормик, признаю себя совершенно непричастным к тому, что сделала Кэй. Ну, что же ты?
   Дженни неожиданно сильно и зло ущипнула его за плечо.
   — Джен! Ой! — подпрыгнул он.
   — Я сказала: повторяй. — Она не могла кричать, но ее голос был властным, ясно было, что она не потерпит никаких возражений. — Повторяй, или я ущипну тебя еще сильнее.
   — Хорошо. — Бретт глубоко вздохнул и обреченной скороговоркой повторил слова Дженни. — Я, Бретт Мак-Кормик, признаю себя совершенно непричастным к тому, что сделала Кэй. Ну что, ты довольна?
   — Очень хорошо. Осталось только сказать это таким тоном, чтобы я поверила в твою искренность.
   — Ты будешь наконец отдыхать или нет? — взорвался потерявший терпение Бретт.
   Дженни с трудом повернула голову и взглянула на него:
   — Я уже назвала свое условие. Месть разъяренной женщины — жуткая штука, и не тебе обвинять себя в том, что Кэй, ослепленная любовью, решила убрать соперницу таким страшным способом. А вот я могла бы предвидеть поведение Кэй, поставив себя на ее место. Что бы, например, сделала я, если бы ты начал обращать внимание на какую-нибудь другую женщину? — Она хитро прищурилась.
   — На какую еще другую?
   — Бретт, хоть ты и писатель, но тупой. Я говорю чисто гипотетически.
   Он захлопал глазами:
   — Ну и что? Все равно у меня нет никакой другой женщины.
   Дженни не выдержала и засмеялась, но черные круги тут же поплыли перед глазами, и ее лицо исказила гримаса боли.
   — Знаю. Просто я хочу, чтобы ты перестал винить себя во всех неприятностях, случающихся со мной в последнее время.
   Вот чертовщина! Бретт готов был поверить, что Дженни научилась читать его мысли.
   — Ты знаешь, я постараюсь, но это будет непросто. — Он заметил, как легкая улыбка тронула ее губы. — Эта ночь подвела меня к одной мысли. Увидев, как над тобой взметнулись ножницы, я понял, что жизнь потеряет для меня всякий смысл, если тебя не будет рядом. И я очень надеюсь, что ты и есть та самая единственная женщина, которую я смог полюбить. Мне никто не нужен, кроме тебя. Ни одна женщина на свете. К сожалению, я понял это слишком поздно и не могу себе простить этой ошибки.
   Дженни посмотрела в его темно-синие глаза. Какими словами объяснить Бретту, что эти глаза она полюбила раз и навсегда, очень давно, больше сотни лет назад?
   — Бретт, ничего не поздно. У нас все будет хорошо, мой любимый.
   Она устало закрыла глаза и уже через мгновение спала глубоким спокойным сном и во сне улыбалась. Бретт почувствовал, что он расслабляется и, кажется, даже начинает хотеть спать. Впервые за полтора месяца он обрел покой. Безопасность Дженни, лежащей здесь, рядом с ним, была столь очевидна, что только сейчас Бретт понял, насколько он устал в последнее время, и утомленно прилег рядом.
   Ему показалось, что он закрыл глаза лишь на секунду, однако, проснувшись и взглянув на часы, Бретт убедился, что уже за полдень. Дженни безмятежно посапывала около него.
 
   Ее разбудил сумасшедший аромат. Даже не открывая глаз, Дженни поняла, что вдыхает чудесный запах свежих роз. Она повернула голову туда, где должен был находиться Бретт, но ничего не увидела из-за огромного красного букета.
   Бретт. Она осторожно провела тонкими пальцами по бархатистым нежным лепесткам. Господи, как же она любит его! Боль в груди, тяжело давящая повязка… Но они с Бреттом оба живы, и это главное. Может быть, в прошлом веке мир был добрей и спокойней, но и в нынешнем не так уж плохо.
   Дженни пошевелилась, и Бретт сразу заметил ее пробуждение:
   — С добрым утром! — приветствовал он.
   — Я думаю, точнее — с добрым днем, — поправила она, поглядывая на часы.
   — Для тебя сейчас утро. — Он показал ей стоящий на столике поднос. — А вот и завтрак в постель.
   По ее голодному взгляду Бретт понял, что попал в самую точку.
   — О Боже! Бекон, яйца и… сахарные хлопья? Слушай, я теперь точно знаю, что ты любишь меня, раз специально ездил в город за хлопьями. По-моему, на кухне Темплтонов не держат этой гадости.
   — Привет, мисс Франклин! — послышался детский голос из-за полуоткрытой двери. Никогда еще Бретт не слышал, чтобы голос Джеффа звучал так тихо.
   — Привет! — Дженни повернула голову в его сторону. — Ты кого-нибудь ищешь?
   — Я… Вот. — Он, ничего больше не объясняя, вынул из-за спины потрепанный букет полевых цветов.
   — Ой, Джефф! Какие красивые! — воскликнула Дженни.
   — Да, мэ-эм. Я собирал их сам. Мама сказала, что, если я принесу эти цветы, это может помочь вам поскорее выздороветь.
   — Конечно, дорогой, — улыбнулась Дженни. — Твои цветы мне обязательно помогут.
   Мальчик очень осторожно обошел кровать с другой стороны и протянул букет:
   — Это… Это вам от меня. — Он поднес цветы совсем близко к лицу Дженни, чтобы она могла почувствовать их пряный запах. — Только я боюсь толкнуть вашу кровать.
   Бретт помог Джеффу положить цветы около Дженни. Он обратил внимание на его поцарапанные и, как всегда, грязные руки.
   — Спасибо, малыш, — искренне поблагодарил он мальчика.
   — Ну, я пойду? Мама сказала, что я не должен здесь долго находиться. До свидания, мисс Франклин.
   — Пока, Джефф. Твой букет замечателен.
   — Хестер обещала надавать мне подзатыльников, если я опять опоздаю к ленчу, — доверительно сообщил он, пятясь к дверям.
   Было слышно, как он быстро топает по ступенькам.
   Где-то внизу зазвонил телефон. Звонок едва доносился до их комнаты наверху. Бретт подошел к двери со странным выражением лица — смесью надежды и страха. Дженни отставила поднос в сторону и внимательно посмотрела на Бретта.
   — Бретт?
   — Послушай, ты когда-нибудь задумывалась о том, что такое ребенок в семье? Или даже два? Какова их роль в судьбе родителей?
   — Какого черта спрашивать об этом? Или ты опять вспомнил о своем отце? Хватит, Бретт! Пора закончить казнить себя за тот… За несчастный случай.
   — Дженни, я никогда не смогу избавиться от чувства вины. Несколько раз я пытался переубедить себя, но ничего не вышло. Я думаю, что всегда буду жить с этим. — Он грустно усмехнулся. — Ничего не поделаешь, Джен. И если мой ребенок когда-нибудь спросит меня о судьбе своего деда… Нет, никогда!
   Дженни посмотрела на Бретта с любовью и нежностью.
   — Нет, Бретт. Ты не прав. Что же, мне так и твердить тебе, что ты не виновен в гибели отца, до тех пор, пока ты не поверишь?
   — Это было бы бесполезной тратой времени, не надо меня ни в чем убеждать. — Он опустил голову и тяжело вздохнул.
   Голос Дженни зазвучал жестче:
   — Договорились. Можешь думать все что хочешь. Я не буду вмешиваться. Держи свою боль в себе, живи с ней, черт с тобой! Пусть она грызет тебя! Бретт! Ты же не виноват, совсем не виноват!
   — Что ты хочешь сказать?
   — Я хочу сказать, что чувствую твою полную непричастность. Посмотри мне в глаза! Ну! Вспоминай, давай же!
   Бретт окунулся во всепоглощающую глубину ее потрясающих глаз, переливающихся как два драгоценных камня, и словно поплыл в них. Его несло назад во времени, в даль прошлого. Картинка из далекого детства встала у него перед глазами. И на первом плане этой картинки были его собственные руки, запирающие на щеколду калитку в загоне.
   — Боже правый! — прошептал он. — Что это?
   — Вспоминай! — голос Дженни стал еще требовательнее.
   — Я… Я уже… Вспомнил. Вспомнил, как запер калитку…
   — Повтори это еще раз!
   — Что? — Бретт вздрогнул и пришел в себя.
   — Я сказала, чтобы ты повторил свою последнюю фразу еще раз, черт тебя побери!
   — Я не убивал своего отца, — произнес Бретт так, словно впервые научился разговаривать.
   Он никогда не видел Дженни по-настоящему рассерженной, и сейчас казалось, что она готова схватить с подноса вилку и ткнуть его под ребра.
   — Э-э! Потише. Не хватало еще подраться перед свадьбой!
   Теперь она посмотрела на него как на сумасшедшего:
   — Какой свадьбой?
   — Нашей, конечно!
   — Пардон, не поняла?
   — Послушай, я же не просто так начал разговор о детях. Посмотрев на сына Темплтонов, я подумал, что ведь можно иметь вот такого же собственного Джеффа… И… Я подумал, почему бы нам с тобой не пожениться?
   Сердце Дженни подпрыгнуло и заколотилось. Что это? Неужели мечты и грезы сбываются так просто?
   — Бретт? Ты уверен, что действительно хочешь этого? — прошептала она.
   — Мне совершенно все равно, сколько мы с тобой знакомы, Джен. Несколько недель? Больше месяца? Когда ты рядом со мной, я не ощущаю течения времени. Я просто знаю, что люблю тебя и не смогу жить, если тебя со мной не будет. Мне нужно, чтобы каждую ночь ты спала на моем плече, чтобы, проснувшись, я говорил тебе: «С добрым утром!». И еще я хочу иметь детей. От тебя. Я хочу быть твоим мужем. Джен?
   По ее щекам текли слезы, а губы дрожали.
   — Да. Господи, конечно — да!
 
   Погода начала стремительно портиться. По быстро темнеющему вечернему небу проплывали рваные клочья лиловых облаков, подгоняемые неожиданно поднявшимся сильным ветром. Но даже это не омрачило праздничного настроения гостей «Грандиозного открытия пансионата „Дупло дуба“ с костюмированным балом». Именно такое название всему происходящему придумала Грейс.
   С каждой минутой оживление, царящее внизу, все возрастало.
   Когда Дженни встала с кровати и попросила Бретта принесли ей бальное платье, он недоуменно спросил:
   — Это еще зачем? Не хочешь ли ты сказать, что встанешь с постели и примешь участие в празднестве?
   — Прошу прощения, а ты думал, что я буду валяться в кровати, так и не посмотрев на бал?
   — Дженни, будь благоразумна! Док сказал, что тебе необходимо полежать хотя бы несколько дней, чтобы прийти в норму.
   — Мое благоразумие подсказывает совсем обратное, — возразила она.
   — Вот оно, началось, — пробормотал Бретт в сторону. — Джен, надеюсь, ты не хочешь сказать, что будешь танцевать и все такое?
   — Так далеко я не зайду, можешь не беспокоиться. Но я ни за что не пропущу праздник.
   — Ну хорошо, хорошо. Поговорим об этом после. Не хочу получить скалкой по голове еще до женитьбы!
   Проходившая мимо Сью всунула голову в приоткрытую дверь:
   — Это кто же, интересно, тут женится?
   — Мы, — улыбнулся он в ответ, а Дженни, хитро стрельнув глазами в сторону Бретта, добавила:
   — Может быть.
   — Джен! — жалобно заныл Бретт.
   — Нет, серьезно? Вы не шутите?
   — Она сказала мне «да», — торжественно заверил он Сью. — Кстати, я ей тоже.
   Через секунду Сью уже бежала по коридору, крича на весь дом:
   — Джон! Хестер! Идите сюда! Бретт и Дженни решили пожениться.
   — Пожениться? Что, кто женится? — Хестер, Джон и Грейс появились в дверях.
   Дженни открыла было рот, чтобы ответить, но Бретт опередил ее.
   — Вот так номер! — воскликнул Джон. — Так давайте прямо на бале и объявим о вашей помолвке. Представляете, как это будет здорово?
   — Объявим о чем? — не поняла стоявшая поодаль Грейс.
   — Грейс, я должен с тобой кое о чем поговорить, если ты выкроишь для меня пару минут. — Бретт повернулся к Дженни и шепнул ей на ухо: — Извини, это не займет много времени. Через пару минут я буду опять с тобой.
 
   Дженни не собиралась спать, поскольку Бретт обещал вернуться очень скоро. Она просто прилегла на постель, чтобы доказать и себе, и Бретту, что готова появиться на балу в полном порядке…
   …Проснувшись от собственного крика, она с ужасом убедилась, что зовет Сэза. Тень Моди стояла над ней и злобно ухмылялась.
   — О дьявол! Нет! Не надо снова! — Дженни была близка к панике, она даже не заметила, что проспала больше часа.
   Почему? Почему опять?
   Эйфория от предложения Бретта и сознания, что Кэй находится под стражей, бесследно улетучилась. Чертов сон вернулся! И это сейчас, когда она была так счастлива! Ощущение безмятежности ушло, и вместо него снова возник привычный страх, так ненадолго оставивший ее в покое.
   События прошедшей ночи вдруг перестали казаться завершением преследующих ее кошмаров. Перед мысленным взором Дженни вставала знакомая картина горящего склада, отблески всепожирающего пламени, удушливый дым от горящего хлопка. И Моди. Улыбающаяся, бессмертная Моди — все то, что, казалось, должно было уйти навсегда…
   Зыбкое счастье улетучилось, унося с собой пьянящую радость освобождения. Что произошло? Почему подсознание не выпускало ее из цепкого плена мрачных воспоминаний? Страх и недоумение, горечь, обиду принесло Дженни знакомое видение.
   Зачем к ней вернулся уже закончившийся ужас? Настроение Дженни напоминало небо, чистое и безмятежно голубое с утра и наполнившееся рваными тяжелыми тучами ближе к праздничной ночи.

Глава 24

   Плавные и чарующе чистые звуки вальса Штрауса доносились снизу, проникая в комнату даже через закрытые двери. Дженни снова прилегла, не понимая, почему так долго не идет Бретт.
   Ни один мужчина еще никогда не делал ей предложения. Мысль о том, что он сейчас вальсирует внизу с кем-нибудь, скажем, с Грейс, Дженни сразу же с негодованием отбросила.
   Она все еще находилась под впечатлением вернувшегося сна, когда в дверях появился Бретт.
   — Ну и как Грейс восприняла твое сообщение? — был ее первый вопрос.
   — Выглядела она так, словно предпочитала видеть меня кастрированным, но отнюдь не женатым.
   — Что, прямо так она и сказала?
   — Конечно, нет! Все время, пока я находился с Грейс, ее больше всего занимал вопрос: как лучше с точки зрения рекламы преподнести гостям сообщение о нашей предстоящей свадьбе. Кажется, ей очень хочется представить наше решение как чуть ли не собственную заслугу.
   Дженни скривилась и, подумав немного, поинтересовалась самым невинным тоном:
   — Послушай, мне хочется выяснить вот что. Как ты относишься к идее побега влюбленных под покровом ночи? Теоретически?
   — Ты имеешь в виду именно эту ночь?
   Дженни почесала кончик носа и приблизилась к Бретту:
   — Иногда мне кажется, что она действительно тебя кастрирует. А что? Кругом бальная суета, твой журнал привлекает к себе внимание окружающих ротозеев, Темплтоны, одуревшие от толп гостей и до сих пор не верящие, что смогли организовать такой праздник… Даже сам губернатор собирается пожаловать. Кто заметит в этой суматохе, что ты остался без яиц? Придется мне неусыпно следить за их сохранностью.
   — Джен, даже не думай выбираться из постели, я настаиваю, слышишь? — встревоженно сказал Бретт, не принимая шутки.
   — А что, доктор запретил мне вставать?
   — Доктор запретил тебе активно двигаться, поэтому лучше лежи и как можно меньше думай о костюмированном бале.
   — Я тебе уже объяснила, что я вовсе не собираюсь активно двигаться!
   — Дженни, крошка, тебе лучше остаться.
   Как она ненавидела, когда ее называли крошкой!
   — Посмотри на себя в зеркало, — продолжал Бретт. — Ты же бледная как бумага, тебя заносит на каждом повороте! Пожалуйста, не капризничай.
   — Значит, ты собираешься веселиться всю ночь, оставив меня одну? — В ее голосе зазвучала обида.
   — Веселиться? Джен, я спущусь вниз поздороваться с гостями, дать интервью и пару раз сфотографироваться для прессы. Ладно, мы спустимся вместе. Затем мы возвратимся назад, и ты немного отдохнешь. Когда начнется банкет, мы опять присоединимся к гостям. Как тебе нравится такой план?
   — Он отвратителен. Бретт, ты разговариваешь со мной, как с двухлетним ребенком!
   Дженни уже решила для себя, что если уступит ему сейчас, то всю жизнь будет проклинать себя за бесхребетность. Ее мнение тоже должно что-то значить в их будущей семье! Кроме того, несмотря на беспокойный сон, она не чувствовала себя усталой, наоборот. Дженни пришла в голову мысль, что ее рассудок, привыкший к ночному кошмару, просто не смог сразу освободиться из его цепкого и ужасного плена. Это взбодрило Дженни, чувство безмятежной радости стало постепенно возвращаться назад.
   Ее движения еще были немного замедленными, но если бы не периодически возникающая боль, Дженни могла бы сказать, что чувствует себя весьма сносно. Она отвернулась от Бретта, чтобы скрыть торжествующую улыбку: ей удалось его обмануть! Она будет танцевать с ним сегодня на балу, и пусть только он попробует отказаться!
   Дженни встала перед зеркалом, косясь на Бретта, который, всем своим видом выражая неодобрение, смотрел, как она осторожно натягивает на себя желтое шелковое бальное платье. К счастью, его фасон позволял не снимать повязки, которую док категорически запретил трогать еще пару дней, не меньше.
   — Ну ладно, — вздохнул Бретт. — Я подчиняюсь грубой силе, и мне ничего не остается делать, как идти переодеваться. Встретимся внизу. — Он поцеловал Дженни и вышел, изо всех сил сохраняя сердитый вид под его насмешливым взглядом.
   Причесав вьющиеся локоны и еще раз критически осмотрев себя в зеркало, Дженни пришла к выводу, что выглядит несколько лучше, чем можно было предположить. Итак, все было в порядке, за одним маленьким исключением. Ей показалось, что шея на фоне блестящего шелка смотрится слишком уж голой. Как бы чудесно выглядело сейчас на ней какое-нибудь колье… Нет! Лучше — медальон.
 
   « — Ну хорошо. — Он поправил ей выбившийся из прически локон. — Знаешь, у меня есть еще один подарок — медальон. Но ты получишь его только в день свадьбы.
   Она запустила тонкие пальцы ему в волосы.
   — Мне кажется, это уже излишество, ты слишком заботишься обо мне.
   — Этот медальон в форме сердца, — продолжал Сэз, как будто не слыша.
   — Да? Ну тогда — ладно, так уж и быть. — Анна притворно вздохнула. — Если он в форме сердца, то я согласна.
   Он снова поцеловал ее в губы.
   — Золотой медальон как символ нашей вечной любви…»
 
   Дженни тряхнула головой, отгоняя наваждение. Бедные Анна и Сэз! Он так и не успел сделать ей свадебный подарок.
   Колесо судьбы, о котором ей поведала Ля Рю, гадая на картах Таро, завершало свой очередной оборот. Совсем немного оставалось до той точки, после которой жизнь должна пойти по другой дороге. Трагическая история Анны уходила в небытие, уступая место новой линии судьбы. Неожиданно она поняла, что ее бальный наряд — точная копия платья Анны. Как же ей раньше не пришло это в голову? Еще один каприз колеса судьбы?
   Дженни остановились на полдороге, пораженная зрелищем, открывшимся перед ней. Два зала, объединенных в один, были полны народа. Люди смеялись, разговаривали, танцевали, все, за редким исключением, в костюмах той далекой эпохи. На балюстраде одного из залов располагался оркестр. Дирижер, очевидно, признавал только вальсы Штрауса, и они звучали беспрестанно, один за другим. Столовая, временно превращенная в буфет, была полна гостей. Несколько молодых девушек обслуживали их, и, хотя самой Хестер не было видно, везде чувствовалась ее железная рука.
   Несмотря на обилие людей, Дженни сразу нашла взглядом Бретта в окружении почитателей, желающих сфотографироваться с известным романистом. На Бретте был обычный темный костюм, но, черт побери, как он был красив! Представительница «Пипл», увешанная разнообразной фотоаппаратурой, о точном назначении которой знала, очевидно, только она сама, естественно, крутилась рядом. Бретт, стоя спиной к Бейкер и не обращая на нее ни малейшего внимания, увлеченно беседовал с губернатором.