Хаецкая Елена Владимировна. Хальдор из Светлого города

   Они прошли Шлем Бриона и оказались возле ворот, ведущих в Желтые Камни. Хальдор ощутил, что сердце бьется у него где-то в области желудка. Он мог сколько угодно кричать в пьяном виде у «Зеленоглазой Блондинки», что хилые аристократишки по сути своей – выродки, недоумки и слабаки, но теперь, когда он стоял у ослепительно белой стойки и смотрел на подтянутых, стройных Рыцарей Ордена Шлема, одетых в легкие изящные доспехи, ему было не по себе. Он видел себя рядом с ними словно со стороны – паршивую дворнягу рядом с породистыми гончими. И рост не тот, и выправка не та, об осанке говорить не приходится, что касается манер – одни слезы…
   Гисли, слегка приседая и прижимая к груди руки, с чувством объяснял офицерам, кто они и зачем идут в Желтые Камни. Они еле слушали, изредка бросая на него незлобивые взгляды, словно желая еще раз удостовериться в том, что бывают же на земле подобные чудеса. Наконец, он им явно надоел, и начальник караула, зевнув, махнул рукой. Гисли и сопровождающий его Хальдор шмыгнули мимо и пошли по широкой, непривычно чистой улице. Хальдор сутулился больше обычного и загребал башмаками. Его мучило острое желание плюнуть на мостовую.
   А Гисли был в восторге. С наивной радостью он вертел головой, рассматривая высокие дома с большими окнами, голубыми и мутными, как глаза молочного щенка. Если бы у него был хвост, он непременно бы им вилял. Возле дома с позолоченными грифонами под красной кирпичной крышей на клумбе даже росли какие-то чахлые цветочки, чего Хальдор вообще никогда раньше не наблюдал в Светлом Городе.
   Они свернули за угол, потом прошли длинную, относительно прямую улицу, сплошь застроенную белыми домами с тонким узором каркасов – черных, красных и коричневых – и оказались на площади. Площадь была окружена легкими, изящными строениями с башенками и галереями. Арки капризно изгибались и ломались в высшей точке изгиба. По капителям колонн прыгали каменные рыбы и львы, обвитые каменным же виноградом, лозы спускались на колонны, заканчиваясь завитком. Мостовая здесь была выложена разноцветными плоскими камнями. Над колодцем стояла статуя богини с волосами из чистого золота, к которой ластился кот, вырезанный из какого-то светящегося в солнечном свете камня.
   Хальдор тихонько вздохнул и переложил корзину из правой руки в левую. У него стали уставать руки. Он прищурил глаза, чтобы получше рассмотреть удивительную статую.
   – Это Фригг, – пояснил Гисли, который все время искоса наблюдал за Хальдором, видимо, опасаясь какой-нибудь выходки с его стороны. – Покровительница нашего Светлого Города.
   Хальдор медленно перевел взгляд на него. На фоне этих чистых, ухоженных строений, в ослепительных лучах золотоволосой Фригг, чахлая фигура мастера в заношенной одежде, которая, видимо, лет десять назад была Гисли впору, но сейчас болталась мешком на его исхудавшем от пьянства и недоедания теле, выглядела на редкость выразительно. Хальдор был уверен,что и сам он выглядит не лучше. Страшная злоба захлестнула его.
   Гисли вздохнул и посмотрел в полыхавшие ненавистью глаза Хальдора с таким тихим покорным пониманием, что юноше стало не по себе. Пьянчуга Гисли был человеком чутким и по-своему беззащитным, в отличие от Хальдора, питомца городских окраин, где вырастают личности замкнутые, нервные и жестокие.
   – Когда разделаемся с твоей Торельв, мы пойдем куда-нибудь пожрать? – буркнул Хальдор, глядя себе под ноги.
   – Хорошо, – кивнул мастер. – Только веди себя тихо.
   С Торельв они разделались на удивление быстро. Служанка, открывшая дверь, едва взглянула на обоих, сунула Гисли заранее приготовленные деньги, забрала корзину и засеменила наверх, а неведомо откуда взявшийся кучер, толстый, могучий, пахнущий навозом, ловко выставил обоих вон. Гисли, оказавшись возле запертой двери, окинул ее последним взглядом и зашаркал прочь. Хальдор плелся за ним.
   Гисли остановился возле небольшого кабачка, который назывался «Автопортрет Дюрера». Из-за полуоткрытой двери доносились довольно аппетитные запахи. Хальдор, раздосадованный, раздраженный, уставший от самого себя, молча прошел мимо мастера в эту соблазняющую дверь. Мастер с опаской последовал за ним.
   Они оказались в помещении, сплошь обтянутом плюшем розового цвета. Несколько каминов серого резного мрамора выделялись на этом фоне, причем барельефы изображали странных животных, состоящих из львиной морды и львиной лапы. Туловище у этих созданий напрочь отсутствовало. Огня в каминах также не было и, судя по всему, они и не были предназначены для отпления. Дрова, лежавшие между львиных лап, были покрыты густым слоем пыли. Главным украшением заведения была картина, давшая название кабачку, – портрет молодого человека с длинными волосами и длинным носом, сработанный топорно, с удивительно наивным самодовольством. Вероятно, это и был пресловутый Дюрер.
   Гисли заказал пять кружек пива. Девушка, стоявшая за стойкой, медленно повернулась в сторону Гисли. Стойка была высокой, и Гисли едва был виден из-за стойки. Зато девушка была видна хорошо – в золотистом платье, с волосами, перевитыми серебряными шнурами, с удивленными, обведенными синим карандашом глазами.
   Ее нежные руки запорхали над пивными кружками. Хальдор вспомнил почему-то шрамы на запястьях Раварты. Гисли таскал кружки к занятому ими столику с таким видом, словно выполнял трудную работу. Он суетился, налетал на других посетителей и на их стулья, расплескивая на себя пену. Девушка, облокотившись на стойку, насмешливо смотрела на них, чуть приподняв круглые плечики. Гисли решительно не обращал на это никакого внимания, а Хальдор, изнемогая от досады, ответил ей прямым и наглым взглядом. Она усмехнулась так, что он покраснел.
   Гисли торопливо глотал пиво.
   – Пожрать бы лучше взял, – с досадой сказал Хальдор.
   – Траты те же, а удовольствия меньше, – отзвался мастер.
   Девица за стойкой еще раз смерила Хальдора взглядом и брезгливо поджала губы.
   Хальдор медленно опорожнил свою кружку, неторопливо размахнулся и запустил ею в плюшевую стену. Ему показалось, что осколки не сразу опали на пол, они всплеснули в воздухе, как брызги, подхваченные ветром, нежно и тихо зазвенев, а потом начали падать на мраморные львиные головы.
   Девушка в золотом платье, полуоткрыв розовый рот, смотрела на это замедленное падение стекла. Хальдор протянул руку ко второй кружке и так же невозмутимо размахнулся и швырнул и ее. Он попал в угол рамы автопортрета Дюрера, и картина перекосилась, забрызганная пивной пеной. Он не чувствовал ни гнева, ни ярости. Возбуждение, колотившее его все это время, улеглось, и теперь он понимал, что наконец-то делает именно то, что нужно. Третья кружка была еще полной. Он метнул ее, как снаряд, и по розовому плюшу расползлось безобразное пятно. Хальдор улыбнулся. Он не мог объяснить, зачем он это делает, но он был счастлив.
   Гисли опомнился первым из всех, кто был в кабачке. Он вскочил и бросился к выходу. Девица взвизгнула и попыталась его задержать, но запуталась в многочисленных перегородках и бочках, преграждавших ей путь из-за стойки в зал. Хальдор быстро глотнул пива из последней кружки и, бросив ее на столе, выскочил вслед за Гисли.
   Гисли не стал терять времени на разговоры и препирательства, схватил Хальдора за руку и потащил его в боковой переулок. Солдаты кольцевой охраны, мобилизованные девицей, топали где-то неподалеку, обсуждая на ходу планы поимки негодяев. Гисли внезапно бросил руку Хальдора и сказал ему негромко:
   – Слушай, придурок. Беги этой улицей до второго поворота налево, там будет дом с изображением солнца по всему фасаду. Свернешь за угол. Там единственный выход к воротам. Страже у ворот не хами, веди себя тихо.
   – А ты?
   – Мне ничего не будет. Не я же кружки бил. Давай.
   Хальдор помчался вверх по улице. У поворота он еще раз обернулся. Мастер помахал ему рукой: иди,мол.

5.

   – А почему ты один? – спросила Раварта, когда Хальдор сунулся на кухню и привычно пристроился в углу на перевернутом ящике.
   – Гисли скоро придет, – ответил Хальдор и потер нос кулаком.
   Раварта, глядя на него, покачала рыженькой головкой.
   – Вы что там, подрались? – проницательно спросила она.
   Хальдор мотнул волосами.
   – Что у нас на обед? – спросил он, явно уклоняясь от темы.
   – Вот Гисли придет – и будешь обедать, – злорадно заявила служанка. – Давай из кухни. Тебя тут не хватало…
   Хальдор не шевельнулся.
   – Я просто посижу, – сказал он. – Я буду нюхать и молчать.
   Нюхать ему пришлось довольно долго. Рыженькая ловко орудовала ножом, нарезая лук и глотая слезы, потом что-то шипело на сковородке, потом оказалось, что соли нет и денег на покупку драгоценного продукта тоже нет, так что придется жрать несоленое. Но Хальдор стерпел, поскольку был привычный.
   Гисли появился ближе к вечеру. Он скользнул в дом незаметно и на кухне возник, как призрак. Раварта тихонько охнула, пораженная внешним видом хозяина. Хальдор, ожидавший увидеть нечто подобное, только крепко сжал губы. Левый глаз Гисли был скрыт фиолетово-розовым, с кровавыми точками отеком безобразного вида. Правый, обведенный синяком, смотрел трагически.
   Хальдор встал.
   – Я принесу холодной воды.
   Гисли слабо махнул рукой.
   – Не выходи из дома. Пусть Раварта…
   Впервые за все время своей службы у портного девица не стала возражать и спорить, а молча подхватила жестяное ведро и вышла, осторожно притворив дверь.
   – Почему ты в таком виде? – хмуро спросил Хальдор.
   – Сам понимаешь, – ответил Гисли, пытаясь улыбнуться. – Они тебя искали. Хотели узнать, где ты живешь.
   – А ты не сказал?
   – Вот именно. – Гисли осторожно вздохнул. – Здорово бьют, гады…
   Хальдор недоверчиво покачал головой.
   – Слушай, Гисли, с чего вдруг такая самоотверженность?
   – Тебя посадят в мрачное-мрачное подземелье, – пояснил Гисли, – а работать кто будет? Мы же без тебя тут с голоду подохнем, Хальдор… Если бы у меня руки не тряслись, я первый бы сдал тебя властям, вонючка ты малолетняя…
   Хальдора вдруг осенило.
   – Раз ты им ничего не сказал, то почему же они отпустили тебя?
   – Они меня не отпускали, – фыркнул Гисли. – Я сбежал.
   – Та-ак, – сказал Хальдор и сел.
   В дверь забарабанили. Гисли побледнел пятнами – там, где на лице не было кровоподтеков, синяков или небритой щетины. Хальдор выпрямился, лихорадочно соображая, что ему делать – бежать, драться или прятаться.
   – Мастер Гисли! – крикнули за дверью.
   Хальдор вскочил, ударом ноги опрокинул табуретку и с треском выломал деревянную ножку – довольно увесистую, если использовать ее в качестве дубины. Гисли завозился, как мышь, пытаясь последовать его примеру и отломить вторую ножку. Оба они понимали,что сопротивление бесполезно, но сдаваться без боя почему-то не хотелось. В душе Хальдор приписывал эту внезапную вспышку воинственности ожившему в нем кельтскому духу.
   Судя по грохоту, входная дверь рухнула. Сапоги затопали по лестнице наверх.
   Хальдор встал возле входа на кухню, держа наготове ножку от табуретки. Гисли притаился возле плиты на совершенно открытом месте, однако вид у него был такой, словно он сидел в засаде. Сапоги осторожно протопали мимо входа. Потом остановились. Дверь, ведущая на кухню, приоткрылась, и всунулась каска, украшенная символическим зигзагом молнии. Хальдор от души обрушил на нее удар дубинки. Он слегка присел, словно рубил дрова. Гремя оружием и белой кирасой, офицер повалился на пол. Гисли бросил взгляд на распростертое тело, потом перевел глаза на бледного Хальдора, и стал похож на старую собаку, которую вывели, чтобы пристрелить.
   Хальдор бросил дубинку на пол и, перескочив через поверженного врага, бросился бежать из дома, пока стражники кольцевой охраны были заняты обыском в мастерской и спальне. Он помчался, петляя по знакомым узким лабиринтам Четырех Цветов, к воротам, выходящим на Мокруши. Стражники, охраняющие ворота, были ему знакомы – не далее, как шесть дней назад Хальдор спустил в кости все деньги, вырученные за штаны, сшитые им соседу Бранду, двум отъевшимся блюстителям порядка, и потому прошел через пост достаточно беспроблемно.
   Но в Мокрушах его внезапно охватило отчаяние. Он забрел на задний двор одного из самых густонаселенных домов этого квартала и, устроившись на разлохмаченной ломаной бочке, с которой сняли один обруч, глубоко задумался.
   Можно было какое-то время жить, скрываясь в Мокрушах, если бы речь шла только о разбитой посуде и нарушении общественного порядка в квартале Желтые Камни. Через некоторое время кольцевая охрана успокоится и перестанет его искать. Это было бы здорово. Но в последний момент он посягнул на жизнь, честь и достоинство офицера. Ладно бы солдата… Этого власти ему не простят и будут искать его в Мокрушах, пока не найдут, даже если для этого им придется благоустроить весь район. А выбраться отсюда возможности нет.
   Светлый город, построенный по кольцевому принципу, вырос вокруг Башни Светлых Правителей, и один квартал в нем отделен стеной от другого, а сам Город отделен высокой стеной от Леса. И если из квартала в квартал можно попасть, пройдя через ворота, то ворот, выходящих из Города в Лес, не существует. Последняя, внешняя стена – глухая. И потому деться из Светлого Города Хальдор никуда не мог. Разве что по лестнице перебраться – да где же взять такую лестницу? Рано или поздно его затравят и выловят, в какую бы нору он ни заполз. И Хальдор это понимал не хуже любого из тех стражников, которые рыскали по Четырем Цветам.
   Он подумал о Лесе и содрогнулся. Лес пугал его не меньше, чем смерть на эшафоте. С эшафотом-то все было ясно – выведут, поднимут к петельке, свитой из пеньки, которую, к слову сказать, продает их сосед Бранд, подвесят, потом похоронят на Северном кладбище, где хоронят таких, как он, Хальдор. А вот что ждет его в Лесу – непонятно. Скорее всего, тоже смерть, только гораздо более лютая и долгая. Если бы Хальдор был постарше, он выбрал бы спокойную и верную кончину как меньшее из двух зол. Но поскольку ему было всего только двадцать лет, он решил броситься навстречу неизвестности и попытаться выбраться за внешнюю стену. Только вот как это сделать?
   Хальдор встал, и бочка, на которой он сидел, рассыпалась с тихим вздохом. Он быстрыми шагами вышел из двора и пробрался к стене. Это было единственное место в Светлом Городе (если не считать той клумбы в аристократическом квартале), где он видел зелень. Были еще сельхозкварталы возле Башни Светлых Правителей, но в эту святая святых не пускали даже Рыцарей Шлема. Вероятно, зелень просачивалась из Леса – гигантские рваные лопухи, покрытые толстым слоем пыли и грязи, ромашка с жиденькими лепестками – неистребимое, как и Хальдор, дитя помойки, а также стройный подорожник, умевший сохранять достоинство даже среди глиняных черепков и разнообразного дерьма.
   Краем уха Хальдор слышал, что в Мокрушах уже загудели, возбужденные предвкушением погони. Он упрямо пробирался вдоль стены, зная, что ворот нет и что ему никогда в жизни не вскарабкаться по кирпичной кладке на высоту роста пяти человек. Правильнее всего было бы сейчас зарыться в какой-нибудь из многочисленных свалок и пересидеть хотя бы первое время.
   Красная стена из обожженного кирпича уползала вверх, к небу, уже угасшему по случаю догорающего заката. Глухая, совершенно безнадежная. Хальдор прижался к ней грудью, ладонями и, отвернув голову, безмолвно взмолился, обращаясь к Лесу. «Лес! – подумал он, напрягая все свои душевные силы, которых, к его ужасу, оказалось очень мало. – Лес! Забери меня и делай со мной все, что хочешь».
   – Вот он! – заорал восторженно-визгливый голос неожиданно близко.
   Хальдор не шевельнулся. Он только плотнее прижался к стене.
   – Не уйдешь, гадина! – крикнул второй голос.
   Залязгал металл, но Хальдору было наплевать. Он видел, что его рука по локоть ушла в стену. Он оттолкнулся ногами и неожиданно ловко, преодолевая слабое упругое сопротивление, прошел сквозь толщу ограды. Голоса за спиной сразу исчезли. Сильный, но не резкий толчок выбросил его наружу, и он упал лицом вниз на скользкую и колючую землю.

Часть вторая
Первопроходец Лоэгайрэ

6.

   Хальдор провел ладонью по этим колючкам. Некоторые из них впились в руку, но не больно, и не обидно. Потом он сел. Огромный закат светился величественно и тихо вдали, за черными стволами сосен. За спиной Хальдора была стена. Та самая, только снаружи. Она поросла мхом и выглядела сварливой и мелочной соседкой, с которой никто из окружающих не любит связываться – такой чужеродной была она среди молчаливых стройных деревьев, огромного неба и этого ясного света за краем леса.
   Хальдор встал на ноги, и ему стало по-настоящему страшно. Но это был не тот взрослый страх, который приходит уже после осознания своей смертности и подползает от живота к горлу, а детский, мальчишеский испуг, сухая и горячая волна, которая толкает кровь и стучит в висках.
   Совсем рядом кто-то неожиданно взвыл. Хальдор вздрогнул и бросился бежать, скользя по толстому слою хвои.
   Чистый лес давно кончился, а Хальдор все бежал – или ему казалось, что бежит. Во всяком случае, он двигался вперед, продираясь сквозь заросли кустарника, царапая лицо и руки и слабо соображая, куда его несет. Ночь вокруг не была безмолвной. Он постоянно слышал какие-то звуки, значение которых было ему непонятно и казалось угрожающим.
   Наконец он остановился, переводя дыхание. Ему было очень жарко и мучительно хотелось пить. Он сунул в рот палец, слизывая соленый пот. Потом осторожно огляделся. Перед ним было вросшее в землю покосившееся строение, похожее на избушку. Хальдор не знал, живут ли в Лесу люди и как выглядит быт лесной нечисти, которой он привык бояться, но развалюха явно была делом человеческих рук, и потому он осторожно приоткрыл дверь.
   Внутри была совершеннейшая темнота и пахло кислятиной и затхлостью. Запах этот, привычный с детства, действовал успокаивающе. Хальдор вошел и тут же больно ударился о невидимый в темноте предмет с острыми углами, предположительно стол. Вытянув руки, шаг за шагом Хальдор продвигался во мраке. Потом он остановился, нащупав нечто вроде кровати. Он осторожно обшарил руками доски, тряпки, забрался туда с ногами и блаженно растянулся. Шаткие, из ветхой фанеры сколоченные стены намертво отгородили его от чужого и страшного мира. Некоторое время он лежал, пытаясь в полном мраке разглядеть потолок, что ему, естественно, никак не удавалось, а потом из мрака выплыло разбитое лицо мастера Гисли, и начались уже какие-то угрызения. Хальдор даже простонал, мотнул головой, неожиданно ударившись скулой о голую доску, перевернулся на живот и мгновенно уснул.
   Проснулся он от шороха и тихой ругани. Он окаменел от страха. Ему показалось, что теперь он никогда уже не сможет шевельнуться, что воля его расплющена, как пирожок под сапогом. Скрипнуло и звякнуло железо о стекло. В окошко явно кто-то лез. Тупая игла ужаса пригвоздила Хальдора к доскам. «Нечисть» – мелькнуло в голове страшное слово. Кто-то тряс запертую раму, так что битые стекла слабо позвякивали.
   – Клянусь Косматым Бьярни, – ругался чей-то хриплый голос. – Ну я и влип! Захлопнулось.
   Хальдор набрался мужества и пошевелился. Заодно он приоткрыл один глаз. В хибарке плавал серый рассвет. Он увидел, что убогое жилище это было бесхозным, заброшенным и оттого навевало особую тоску – дом, никогда не знавший хозяина.
   – Ах ты, мясо Гендуль, – с расстановкой переживал все тот же хриплый голос.
   Хальдор осторожно повернулся к окну. Его тут же заметили и засуетились.
   – Эй, кто там! – угрожающе выкрикнул голос. – А ну открой, слышишь? Форайрэ, это ты, болван трехглазый?
   – Сам ты болван, – сорвался Хальдор неожиданно для себя и тут же притих, готовясь к смерти.
   – Ой, кто здесь? – удивился голос. – Открой окно, ты!
   Хальдор подумал немного, встал и с усилием снял двойную раму. В образовавшееся отверстие немедленно всунулся странный металлический предмет, небольшой по размеру, тяжелый, похожий на согнутую под прямым углом трубку.
   – Бери, что зеваешь? – сказал некто невидимый грубо. – Еще насмотришься.
   Хальдор подчинился и осторожно положил предмет на доски. Предмет этот деликатно стукнулся и затих среди тряпья – холодный, черный, хищный.
   В окно уже всовывался прозрачный нежно-сиревеный стеклянный кувшин с широким горлом. Хальдор взял и его. Затем последовали гнуные ложки из странно легкого светлого металла, несколько небольших, аппетитно хрустящих пакетов, помеченных красным крестом, и наконец рубашка из очень мягкой ткани в поперечную сине-белую полоску. Вслед за всем этим в окне показалось маленькое озабоченное лицо в ореоле растрепанных серых волос, со сверкающими ярко-синими глазками. Хальдор изумленно смотрел, как существо, ростом примерно ему до пояса, ловко втягивается в окно и заботливо стряхивает пылинки с кожаной курточки, из-под которой виднелась выбившаяся полотняная рубаха.
   – Ну?! – внезапно сказало существо, резко задрав голову к стоящему с полуоткрытым ртом Хальдору. – Чего уставился? Дылда! Откуда ты взялся? Сбежал?
   Хальдор сразу подобрался и настороженно кивнул. Гном фыркнул:
   – Я так и понял! Много вас тут… Если все будут так…
   – Кто – «все»?
   – Все, кто лазает в эту избушку. И назад вам, конечно, неохота. Ха. А Лес, между прочим, не резиновый. Самое гуманное – это перебить вас всех и отправить к Одину, в Вальхаллу…
   Хальдор побледнел и отступил на шаг.
   – Как это – «перебить»? То есть, мечами?
   Гном противно поскреб ногтем пятно на кожаном рукаве и проворчал:
   – Мечами, мечами… Чтоб вам умереть с оружием в руках. Доблестно. Таких и отправляют в Вальхаллу, где Один по доброте своей кормит вас, бездельников, козлятиной…
   – А без этого козлятины не дают? – спросил Хальдор, живо заинтересовавшись перспективами.
   – Ты сперва погибни с оружием в руках, – посоветовал гном и глубоко задумался. – Но ведь и Вальхалла не резиновая, – добавил он наконец.
   – Так что же, – упавшим голосом спросил Хальдор, – для меня нет никакой надежды?
   Гном удовлетворенно хмыкнул и, видимо, решив, что противник достаточно уже деморализован, снисходительно сказал, покачиваясь на носках:
   – Ну, не отчаивайся. Ты только второй. Первого мы нашли здесь лет эдак десять тому назад. Хочешь с ним повидаться?
   – С кем?
   – С земляком. С первым беглецом. Он, правда, ужасно нелюдимый, только с драконом и дружит… Но мне по старой памяти помогает. Лоэгайрэ – всем друг. Потому что он всем нужен. – Гном наставительно поднял палец и замер в торжественной позе.
   – Лоэгайрэ – это тебя так зовут? – Хальдор вдруг почувствовал, что страх его рассеивается, и улыбнулся. – А меня зовут Хальдор.
   – Дурацкое имя, – отрезал гном.
   Хальдор промолчал. Гном двинулся к выходу, бросив через плечо:
   – Захвати трофеи. Да будь с ними поосторожнее. Кто их знает, что я сегодня оттуда вынес.
   Хальдор аккуратно сложил наворованное в полосатую рубашку, подвернул подол, связал рукава и сунул узелок под мышку. Лоэгайрэ раздраженно крикнул от порога:
   – Ну, что ты там копаешься?
   Хальдор, пригнувшись, вышел из хибарки. Вокруг росли сосны и было чисто, ясно и красивою Гном топтался на мху, неодобрительно сверкая синими глазками.
   – Готов? – властно сказал он. – Тогда пошли.
   Хальдор поплелся за этим маленьким лесным созданием. Его не очень возмущало то обстоятельство, что он снова попал в рабство, да еще к какому-то сварливому гному. По правде говоря, ему было все равно, лишь бы не остаться опять одному в незнакомом мире, где все может оказаться враждебным и опасным.

7.

   Трехглавый дракон сидел на берегу реки и с чувством пел хором. Он был белого цвета, с жесткой, кучерявой на спине шерстью, с кисточками над ушами. Одна из голов попыталась взять партию второго голоса, но сорвалась и закашлялась, плюнув на траву вспышкой пламени.
   – А, смерть моя, – ругнулся дракон и затоптал огонек.
   – Лохмор! – позвал его гном.
   Все три шеи мгновенно вытянулись.
   – Это я, Лоэгайрэ, – поспешно сказал гном, появляясь из-за кустов. – А где твой дружок?
   Дракон склонил головы в разные стороны.
   – Зачем он тебе опять понадобился?
   – Да так, – небрежно сказал гном, проследив за бойким облачком, которое проплывало как раз над ними.
   – Опять за окно лазил, мародер? – спросил дракон.
   – Ну, лазил, тебе-то что?
   – Мне-то ничего. Застукают тебя те… заоконные… И придут сюда.
   – Ну и пусть придут. Мы им тут покажем. – Гном сжал пальцы в кулак.
   Лохмор непочтительно хихикнул.
   – Что, смешно стало? – окрысился на него Лоэгайрэ. – Да я старше тебя раз в пять. Сопляк. И я сто раз был за окном, а ты ни разу. И не знаешь…
   Карие глаза дракона вдруг сверкнули красноватым огнем, и Лоэгайрэ попятился.