Учитель Бэлшуну смотрел на ицхаков нос, как завороженный. Наверное, никогда не видел таких носов.
- Рассказывайте, - подбодрил его Ицхак. И положил руку ему на плечо.
Учитель Бэлшуну отдал пустую чашку Луринду и попросил ее сварить еще. Луринду ушла. Она была недовольна - ей хотелось послушать.
- Потом стали мне угрожать. Правда, я не понял, из-за чего. Так, бессвязные выкрики приматов... Затем... - Он потер скулу.
- Что, побили? - спросил я.
- В общем... - Он перевел взгляд на меня. Узнал. - Вы были у меня на двух, кажется, сеансах?
- Да.
Он помолчал немного.
- Так это ваша месть? - спросил он наконец.
- Месть?
- Да. За эту потаскуху, за Циру. Я наказал ее, а она сбежала, безответственно бросив ученичество...
- Кстати, за что вы избили ее?
- За вольномыслие, - отрезал Бэлшуну. - Ученик не имеет права на вольномыслие. Он должен только впитывать знания. Только!
- К сожалению, - сказал Изя, - Цира действительно мыслящая девушка. А мыслие, друг мой, бывает либо вольно-, либо недо-. Третьего не дано.
Учитель Бэлшуну сердито посмотрел на него и не ответил. Луринду явилась со второй чашкой кофе. Цира бесшумно отсиживалась наверху, в лаборатории. Наверняка злобилась. Еще немного - и по лестнице потечет концентрированная уксусная кислота.
- Нет, - сказал я, отвечая на первый вопрос учителя Бэлшуну. - Это не месть, поверьте. Конечно, не помешало бы проучить вас за гнусное поведение с нашей девушкой. Но в этом сейчас нет необходимости. Мы хотели просить вас об одолжении...
На лице Бэлшуну появилось такое глупое и растерянное выражение, что я едва не рассмеялся.
- Что? - вымолвил он наконец. - Попросить? Да вы... наглец... вы понимаете хоть, что после того, что вы... когда вы... натравить этих приматов... и после этого...
- Да, - сказал Ицхак твердо.
Бэлшуну опять замолчал.
Допил кофе. Уселся поудобнее. Пригладил волосы. Напустил на себя строгость. А что еще ему оставалось?..
- Я вас слушаю, - произнес он сухо.
- Обстоятельства складываются таким образом, - начал Изя, - что вынуждают нас забыть о личных обидах и амбициях. Не без помощи Циры и ее связей в храме Эрешкигаль...
Бэлшуну застонал.
- Еще и это! Я должен был догадаться... Нет, увольте. Я не стану сотрудничать с темными силами. Нет. Мое посвящение не позволяет мне даже приближаться...
Он дернулся, чтобы встать. При его упитанности выбраться из засасывающей трясины нашего дивана оказалось не так-то просто.
Ицхак вжал его обратно в диван.
- Сидеть, - властно сказал мой шеф. - Мы еще не закончили.
Учитель Бэлшуну затих. Выслушал все об Энкиду. Не поверил. Выслушал еще раз. Опять не поверил.
- Цира! - крикнул Ицхак.
Наверху не пошевелились. Ицхак повернулся к Луринду.
- Смоковка, позови Циру.
Луринду безмолвно повиновалась.
Цира спустилась по лестнице. Более кислого лица я у нее никогда не видел. Глядя в сторону, молвила:
- Ну.
- Покажи учителю Бэлшуну магический прибор.
- Сейчас.
И неторопливо повернулась обратно к лестнице. Поднялась. Цок-цок-цок. Мы ждали. Повозилась там, наверху. Снова спустилась, на этот раз с ящичком в руках. Протянула ящичек Ицхаку.
Полстражи ушло на ознакомление учителя Бэлшуну с магическим прибором. Изя не торопил его. Усердно пичкал кофе и комплиментами. Уговаривал. Ворковал.
Луринду под шумок незаметно убрала мешок и веревки, чтобы не травмировать психику нашего будущего провожатого.
Несмотря на уксусный вид, Цира торжествовала. Учитель Бэлшуну - это просто учитель Бэлшуну. Ну, царь Хаммурапи в одном из воплощений. Подумаешь! А она, Цира, - великий Энкиду! Вот так-то. Другой раз будет думать, прежде чем руку на учеников поднимать.
Бэлшуну был растерян. Потом он попросил принести ему гамбургер. Сказал, что хочет обдумать все случившееся.
К середине четвертой стражи в офис явился Мурзик с кривоногой коммунисткой.
- А, товарищ Хашта, - приветствовал я его. - И товарищ Хафиза с вами, я не ошибся?
- Вы не ошиблись, - сказала товарищ Хафиза. И уставилась мне прямо в глаза открытым, ненавидящим взором.
- Должен вам сказать, товарищ Хафиза, что ваши головорезы проявили изрядное партийное усердие, - сказал я. - Восхищен.
Мурзик заметно обеспокоился.
- А что они натворили?
- Избили учителя Бэлшуну и разгромили его дом, больше ничего.
- Блин... - выговорил Мурзик.
Товарищ Хафиза пожала плечами.
- Кровососом больше, кровососом меньше...
- Да нет, товарищ Хафиза, - сказал Мурзик, - это чрезвычайно нужный нашему делу кровосос. Нам необходимо его сотрудничество.
- Добровольное, - добавил я.
Мурзик вдруг фыркнул.
- А не будет Цирку ни за что по морде бить, - сказал он. - Так ему и надо, падле.
- Ты, десятник, ври да не заговаривайся. Сам знаешь. Заведет нас Бэлшуну в отместку куда-нибудь... куда не надо.
Я с содроганием представил себе, что снова окажусь в той жизни, где служил банщиком. А Мурзик лишь отмахнулся.
- Вы мне лучше товарища Хафизу получше устройте. Устала товарищ. Всю ночь корректуру вычитывала, не хотела партийную газету оставлять без последнего пригляду...
У товарища Хафизы и вправду были опухшие глаза, что отнюдь ее не красило.
- Ладно, - сказал я. И угораздило же великого Энкиду!..
Подошла тихая, как кошка, Цира. Цепко поглядела на товарища Хафизу. Направила рамку ей в спину. Хафиза дернулась.
- Что это?
- Пишталет, - мерзким голосом сказала Цира. - Не двигайся, сучка.
Рамка вращалась. Медленно, но вращалась.
- Все, - сказала Цира, убирая рамку в ящичек. И прищурилась. - Что, больно было?
Товарищ Хафиза не ответила. Заложила руки за спину, стала оглядываться по сторонам.
- Следи за ней, Хашта, - сказал я.
- Ясно уж, - пробормотал мой бывший раб. - Неровен час побьет здесь что-нибудь... Норов у нее бешеный. Говорю вам, отчаянная.
Он поглядел мне в глаза, вздохнул и пошел за товарищем Хафизой опекать.
А на черном диване Ицхак продолжал ворковать с учителем Бэлшуну. Тот внимал, одновременно с тем погружая лицо в огромный, податливо мнущийся под зубами гамбургер.
Я поднялся наверх, в лабораторию. Пора было будить Буллита.
Однако когда я вошел туда, Буллит уже бодрствовал. Вернее - негромко стонал и в ужасных количествах поглощал воду с лимонным сиропом. Цира бросала в стакан таблетки с витамином С, растворяла их в воде и передавала Луринду, а та заботливо поила Буллита.
- О-ох, - сказал Буллит, завидев меня.
- Что, Булька, худо? - спросил я.
- О-о-ох, - согласился Буллит.
Я присел рядом на диван, отобрал у него стакан и выпил сам. Буллит жадно смотрел, как я пью, и тяжело дышал. Потом перевел взгляд на Циру. Та поспешно соорудила для него еще стакан.
- Что это было? - задыхающимся шепотом спросил Буллит.
- Похмелье это было, - сказал я. - Вы с Иськой вчера нажрались, как две свиньи.
- Этот семит... коварный... Он-то не нажрался, - выдохнул Буллит. Он меня... нажрал... - Тут он огляделся, наконец, по сторонам и забеспокоился: - А где это я? И что это тут я?..
- Да в конторе ты, в конторе, - успокоил его я. - В "Энкиду прорицейшн".
Буллит рванулся с дивана, проявив неожиданную мощь.
- Пусти!.. Я его!.. Суку!..
Я догадался, что он хочет убить Ицхака, и повис у него на плечах. Мы вдвоем рухнули на пол и забарахтались у дивана, как две рыбы, выброшенные на берег. Буллит норовил дотянуться до меня зубами. Я то и дело уворачивался от слюнявой пасти нашего юриста.
- Да ты что!.. Булька!.. Тут такое дело!.. Заворачивается такое!..
- Пусти!.. - хрипел Буллит. - Я его!.. Я убью!..
Цира неспешно приблизилась к нам и вылила на нас стакан воды с сиропом.
Мы оба заорали и подскочили, выпустив друг друга, причем Буллит больно стукнулся о диван и тут же обвис.
- Ну ты, Цира, бля... - сказал я. Я был весь липкий.
- Иди умойся, - бросила мне Цира. И присела на корточки возле Буллита.
Я пошел в туалет. По дороге я обернулся и увидел, что Цира обтирает Буллита носовым платком, а он что-то ей рассказывает, захлебываясь, жалуется на Изю, не иначе. Цира сердито посмотрела на меня поверх головы Буллита. Я вышел.
Когда я вернулся, Буллит с влажными волосами, прибранный, пил кофе.
- Здорово же я набрался, - сказал он мне вполне миролюбиво.
Я на всякий случай сел подальше от него на стул. Пить кофе я больше не мог. Меня даже от запаха кофейного мутило.
- А что здесь, собственно, происходит? - спросил Буллит. - Почему мы все на работе? Выходной ведь, день Шамаша...
- Небольшой сейшн, - небрежно сказал я. Мы еще прежде условились с Ицхаком не открывать Буллиту всей правды. Булька с его здравомыслием способен все испортить.
Буллит нахмурился.
- Я не употребляю.
- Да брось ты, - сказал я как можно развязнее и покачал ногой. Помнишь, как нас директриса в сортире застукала? Ну, в восьмом классе...
В восьмом классе мы с Ицхаком и Буллитом втроем заперлись в туалете для мальчиков и раскурили трубку мира. Потом нас рвало, но впечатления остались что надо.
Я долго и старательно будил в бывшем троечнике, а ныне преуспевающем юристе ностальгические воспоминания. Буллит внимал мне затуманенным мозгом.
По лестнице вверх легко вбежал Ицхак. Бегло оглядел девушек: в порядке. Отеческим взором устремился на нас с Буллитом.
Завидев Ицхака, Буллит тихо зарычал и накренился - устремился в атаку.
- Тихо, тихо, - сказал я, потрепав Буллита по плечу. - Это же Изя.
- Вижу, что Изя!..
Ицхак ничуть не испугался. И даже не смутился.
- Ты как, Булька, в порядке?
- Я тебе... в порядке...
Ицхак безбоязненно плюхнулся на диван рядом с Буллитом. Начал врать. И каким-то хитрым образом - я даже не понял, как это произошло - соблазнил его поучаствовать в "сейшне". Мол, такой улет... Мол, улетим так, что... И, главное, привыкания нет. И химии никакой нет.
- Трава? - спросил Буллит, морщась с отвращением, но уже без враждебности.
- И не трава!
Ицхак зазывно засмеялся. Мне стало противно. Ни дать ни взять шлюха из притонов Нового Тубы. "Никакой гонореи, никакого СПИДа, одноразовый презерватив, мистер".
Буллит с подозрением посмотрел на Ицхака, потом на девиц - строгую Циру, утомленную Луринду.
- Если не трава и не химия, то что?
- Психология! - радостно объявил Ицхак и задвигал носом. Безболезненно, безвредно и никаких пагубных привычек.
- Сядешь ты, Иська, за свое экспериментаторство, - сказал Буллит. Дружески.
- Решено? - жадно спросил Ицхак. - Участвуешь?
Буллит кивнул и тут же схватился за лоб. У него болела голова.
- Луринду! - гаркнул Ицхак. - Таблетку господину юристу!
Луринду стремительно вынула из кармана таблетку от головной боли. Ицхак впихнул таблетку Буллиту за щеку.
- Что это? - спросил Буллит.
- Это для начала, - сказал Ицхак.
- Ты же обещал... никакой химии.
- Это от головной боли. Глотай.
Буллит послушно проглотил. Поприслушивался к себе. Сказал капризно:
- Все равно болит.
- Сейчас перестанет.
Ицхак кивнул девушкам, чтобы спускались вниз, подхватил Буллита под руку и сказал мне:
- Помогай.
Вдвоем с Ицхаком мы спустили Буллита на второй этаж. Там уже собрались Луринду, Цира, товарищ Хафиза и мой бывший раб Мурзик. Мурзик накачивал "грушей" надувные матрасы, купленные изобретательным Ицхаком нарочно для этого случая.
Учитель Бэлшуну, расхаживая взад-вперед, что-то втолковывал им. Объяснял, видать, про путешествия в прошлые жизни. Товарищ Хафиза сверлила Бэлшуну глазами: искала возможность вклиниться в гладкую речь учителя каким-нибудь ядовитым замечанием.
Завидев нас, учитель Бэлшуну прервал пояснения и махнул рукой.
- Все в сборе? Великолепно. У нас все готово. Прошу.
Он показал на матрасы. Мурзик заткнул пробкой последний, проверил не спускает ли воздух. К каждому матрасу прилагалось одеяло.
- Если вы задумали глумление... - начала товарищ Хафиза.
Мурзик вовремя прервал ее.
- А на что здесь мы с вами, товарищ Хафиза? Если кровососы и задумали глумление, то народ пресечет их коварные замыслы.
Это, как ни странно, успокоило товарища Хафизу. Она вызывающе глянула на учителя Бэлшуну и, прошипев что-то, первая улеглась на матрас. Вытянулась, уставилась в потолок. Мурзик заботливо закутал ее одеялом.
Я хотел попрощаться с Цирой, но она даже не смотрела в мою сторону. Легла на самый крайний матрас. Отвернулась к стене.
- Лягте на спину, - велел ей учитель Бэлшуну. Как незнакомой.
Цира послушалась, но закрыла глаза.
- Арргх, - ласково сказал Ицхак и поцеловал Луринду. Они улеглись рядом. Я видел, что они держались за руки.
- Руки отпустить, - велел учитель Бэлшуну. Он тоже, конечно же, это видел.
- Ну что, Булька, пошли? - сказал я Буллиту.
Он хмыкнул. Улегся. Поинтересовался:
- А что будет-то?
- Что надо, то и будет, - сказал я, натягивая одеяло до подбородка. Ты, Буллит, укройся. От этой штуки холодно будет.
- Не надейтесь обмануть народ! - неожиданно громко произнесла товарищ Хафиза, после чего опять затихла.
Учитель Бэлшуну прошелся перед нами. Мы лежали рядком на полу, закутанные в одеяла, и бессмысленно пялились в потолок. Только Цира не открывала глаз.
- Готовы? - еще раз спросил Бэлшуну. Он потер руки и начал: - Я хочу, чтобы все вы расслабились. Чтобы вы осознали, в каком спокойном, прекрасном месте вы находитесь...
Это было похоже на оргазм. На неистовое купание в океане света. Синева небес проламывалась в бесконечность. Ледниковая белизна облаков проносилась над головой. Мир был пронизан сиянием. Каждый лист, каждая травина трепетали. Море зелени разливалось вокруг. И каждая капля в этом море сама по себе была неповторимой жизнью.
Я шел по лесу. Я был огромен. Нет, я был просто человеком высокого роста и большой физической силы, но все мои чувства были обострены до предела. Я был чрезмерен, как и тот мир, в котором я оказался.
Я был - Энкиду. Я был истинный Энкиду, полный...
Боги Эсагилы! Если мое повседневное существование подобно оргазму, то каков же будет мой оргазм? Не разорвутся ли горы, не треснет ли земля, когда я войду своей плотью в женскую плоть и орошу ее семенами жизни?
Я засмеялся, подумав об этом. Я остановился, положил руки на бедра и расхохотался. Где-то наверху, над головой, заверещали обезьяны. Взлетели несколько птиц, розовых и золотых.
Да, я был полон.
И пришло знание. Завтра - да, завтра я войду в Город. Это будет гнилой, печальный Город. Поникли его золотые башни, и увяли некогда зеленые сады, иссякли его фонтаны, пали изразцы, сделанные по образу исступленного неба, что горит у меня над головой.
Я подниму Город, я сделаю его великим. Возлюбленной Царств. И еще я подумал о маленькой статуе пророка Даниила. О грустном чугунном пророке. Когда-то, когда я был умален и унижен, я встречался с этой фигурой. Я сохраню ее, а остальные - да, остальные я брошу в Евфрат. И поглотит их Великая Река.
И будет радостен и полон Вавилон, Столица Мира.
Я отвел ветви в сторону и шагнул на поляну.
И увидел второго человека.
Он спал.
Он не был полон, как я. Он был - не до конца, что ли, здесь... Я не мог найти слов, когда глядел на него, чтобы объяснить свои ощущения. Он, несомненно, был велик, как и я. Он был равен мне и превосходил меня, но он был здесь НЕ ВЕСЬ.
Потом он открыл глаза и улыбнулся мне.
- Энкиду, - сказал он.
Это было мое имя. Он знал его, и пленил меня. И я полюбил его. И бросился я в битву и стал сражаться с ним. И было нам обоим радостно.
- Гильгамеш, - сказал я ему. - Я помню тебя. Ты Гильгамеш.
- Ты говоришь это, - сказал он и засмеялся.
Мы долго бились, и взаправду, и шутейно, и просто катались по траве, и молотили друг друга кулаками, и гонялись друг за другом по первозданному лесу, а потом взялись за руки и поклялись быть друг другу братьями.
Но Город так и не встал перед нами.
И я рассыпался. Я пал со страшной высоты и грянулся о землю. Взлетели брызги бытия, взорвались искры, все мое существо разлетелось на куски и осело на землю бесформенными хлопьями. Я умирал и воскресал, умирал и воскресал бессчетно во время этого бесконечного падения. Я кричал и не слышал своего голоса. Я разлетался на части. Я всплескивал, как вода, и разбрызгивался по Вселенной. Я разбегался, как ртуть. Я делился, как амеба. Части меня то сползались, то расползались, то сливались, то вновь разделялись.
Я был мертв и жив, я жил ужасной жизнью по другую сторону бытия. И конца этому не было.
- Мама! - закричал я пронзительно и жалобно, остатками голоса.
И зазвенело что-то, будто разбились тысячи зеркал, и, изрезанный, искалеченный, я коснулся, наконец, земли и остался недвижим и мертв.
Когда я очнулся, было темно. Я медленно пошевелил пальцами. Двигались. Попытался понять, нет ли крови. Крови, вроде бы, не было. Я был тяжел, как чугунная плита.
Согнул ногу. Согнулась.
Набрался наглости и приподнял голову. Тут же уронил ее обратно.
- Ой, - прошептал я. Голоса у меня не было - сорвал.
Мне было холодно. Я был жив.
Я снова закрыл глаза.
И стал ждать.
Неожиданно рядом послышался стон. Очень тихий.
- Цира? - спросил я одними губами.
Но это стонала товарищ Хафиза. Ей было очень худо. Еще бы, ведь из всех в ней меньше всего было от Энкиду. Да и к такому путешествию она была не готова.
Шепот:
- Товарищ Хафиза! Вы живы?
- Хашта, - позвал я.
Мой бывший раб пошевелился и сел.
- Ох, - донесся сиплый голос Буллита. - Чем это мы так ушмыгались? И где этот главный шмыгала? Я ему зенки выдавлю...
- Ты сначала встань, - прошептал я.
- Иська! - с неожиданной силой закричал Буллит. - Иська! Я тебя, подлеца...
Ицхак и Луринду молчали. Померли, что ли?
- Изя, - просипел я.
- Хрр... - отозвался мой шеф.
Луринду спокойно проговорила, как будто ничего не случилось:
- Где мои очки?
- Цирка! - обеспокоенно звал Мурзик. - Цира!
- Да здесь я, - прозвучал раздраженный голос Циры. - А коновал этот где? Бэлшуну? Зажгите кто-нибудь свет!
Мурзик встал и, покачиваясь, побрел к выключателю.
Вспыхнул свет. Жалкая пародия на тот, в который окунулся Энкиду несколько страж назад.
Мы бессильно копошились на полу. Учитель Бэлшуну сидел на диване, запрокинув голову на спинку. Он был без сознания. Из ушей и носа у него сочилась кровь.
Мурзик бросился к нему, пал рядом на диван, зажал ему нос. Спустя несколько секунд учитель Бэлшуну громко застонал и качнул головой, пытаясь освободиться от мурзиковых пальцев.
- Живой, - сказал мой бывший раб успокоенно и отнял пальцы от бэлшунова носа. - Надо бы скорую вызвать.
- Что это было? - снова спросил Буллит. - Иська, чем ты нас потравил? Это галлюциногены?
- Я тебе... потом... - прохрипел Ицхак.
Мурзик уложил учителя Бэлшуну на диване, пристроил его голову на мягкий валик. Сходил к своему месту, взял одеяло и укрыл.
- Дать чего? - спросил он. - Может, воды?
Учитель Бэлшуну не ответил.
- Кончается, что ли? - снова озаботился Мурзик-Хашта.
- Дай гляну, - с трудом выговорила Цира. Приподнялась на четвереньки. Завалилась набок.
Мурзик подошел к ней. Подцепил ее за подмышку. Поднял.
- Ну, ты как? - спросил он, усмехаясь. - Живая?
Цира повисла на нем, как тряпка. Мурзик-Хашта потрепал ее по волосам.
- Эх, Цирка!..
Она сердито отстранилась.
- Чего лыбишься, дурак?
- Ну... так... - неопределенно ответил Мурзик.
Он подвел Циру к учителю Бэлшуну.
- Отпусти.
Цира высвободилась и встала. Мурзик на всякий случай остался рядом подхватить, если упадет.
Цира закрыла глаза и протянула над учителем руки с растопыренными пальцами. Поводила. Потом открыла глаза.
- Переутомление, - сказала она медицинским голосом. - Отдых. Покой. Хорошее белковое питание. Тепло.
- А, - понимающе сказал Мурзик. И еще раз поправил на учителе Бэлшуну свое одеяло. - Да нам всем бы выспаться не мешало...
- Я не останусь в этом притоне... кровососов... - забарахталась товарищ Хафиза. - Товарищ Хашта, отвезите меня в штаб!
- Какой вам штаб, - сказал Мурзик. - На ноги бы встали - и то ладно...
- Я... революционный процесс...
- Да будет вам, товарищ Хафиза, - сказал Буллит. - Отдохните здесь. Ничего с вашим процессом без вас не сделается за четыре стражи.
- Это провокация! - сказала товарищ Хафиза бессильно. - Завтра все народные массы будут оповещены о дьявольских оргиях, предпринимаемых кровососами ради удовлетворения своих низменных...
Она закашлялась.
- Дура, - прошипела Цира.
Мурзик выключил свет.
Почему-то я почувствовал облегчение. Я закрыл глаза и почти сразу заснул.
Наутро был в день Сина. Нас разбудил телефон. Звонил менеджер. Спрашивал, почему дверь закрыта и на звонки внизу никто не отвечает.
Ицхак выругался, извинился. Менеджер сказал, что через полчаса будет. Ицхак одобрил. Положил трубку. Оглядел разгром.
Учитель Бэлшуну спал на диване, страдальчески морщась во сне. Темные кровавые полоски уродовали его холеное барское лицо.
Товарищ Хафиза приподнялась на локте. Осведомилась, дозволено ли ей покинуть этот вертеп эксплоататорского разврата или кровососы желают задержать ее и подвергнуть пыткам.
Изя раздраженно сказал, что если дама просит подвергнуть ее пыткам, то это можно устроить. Хотя ему, Изе, больше бы понравилось, если бы она покинула-таки этот вертеп. Причем навсегда.
Товарищ Хафиза ледяным тоном поблагодарила и, забрав сумку, вышла. Внизу хлопнула дверь.
Мурзик и Цира спали, обнявшись. Когда хлопнула дверь, Цира пошевелилась и что-то пробормотала Мурзику в ухо, едва шевеля губами. Мурзик улыбнулся.
Луринду сонно потянулась. Без очков она была куда симпатичнее, чем в очках. Не такая сушеная, что ли. Однако она тут же их нашла и водрузила на нос.
- Что, уже утро? - спросила она. - Я пойду готовить кофе. Кто хочет кофе, господа?
Кофе хотели все. Луринду встала, охнула, засмеялась. Влезла в свои туфли на сбитых каблуках и поковыляла по лестнице в лабораторию, где осталась кофеварка.
Я сел. Потер виски. Растолкал Буллита. Мы убрали матрасы и одеяла. Попинали Мурзика с Цирой, чтоб вставали тоже. Те нехотя отлепились друг от друга и включились в уборку. То есть, включился Мурзик - добыл швабру и быстренько махнул пол, стирая пятнышки крови, накапавшие из бэлшунова носа. Цира тем временем, храня суровость, надзирала.
Через полстражи в офисе появился менеджер с пачкой заказов на текущую неделю. Изумленно поглядел на спящего на диване Бэлшуну. Никак не комментируя наличие в офисе окровавленного человека, Ицхак забрал заказы и ушел с ними в кабинет. Менеджер пошел с ним вместе.
Луринду понесла им туда кофе.
Начиналась обычная трудовая неделя.
Мы с Мурзиком проводили Циру и взяли с нее слово, что она ляжет в постель. И позвонит нам вечером и скажет, как себя чувствует. Цира велела нам убираться.
Мы взяли рикшу и поехали к себе, в квартал Литаму.
Всю дорогу мы молчали. Мурзик просто наслаждался поездкой, а я был придавлен смертельной усталостью и мечтал только о своем диване.
Моя маленькая квартира была, казалось, оставлена нами тысячу лет назад. Уютный забытый, почти несбыточный островок прошлого.
Я открыл дверь. Пустил кошку - она уже куда-то дела своих котят и теперь терлась с вполне независимым видом. Нашел на столе и разорвал записку, которую оставлял матушке.
В комнате было пыльно, очень обжито и спокойно.
Я лег на диван, вытянулся, закрыл глаза.
Я был ведущим специалистом фирмы "Энкиду прорицейшн". Бывшим рабовладельцем, а ныне свободным гражданином. Я был Аххе-Даяном, для одноклассников - "Баяном". И все. Больше я никем на данным момент не был.
Ну, еще я был полутрупом, сонно грезящим, лежа на диване.
В кухне шуршал мой бывший раб Мурзик, то есть Хашта. Вокруг него вилась кошка. Лязгала складная кровать - Хашта устраивался отдыхать.
В немытое окно бесполезно светило солнце.
День был полон суетных вещей, мелких проблем, несущественных забот. За окном догнивал печальный Вавилон, павшая Возлюбленная Царств. Неяркая весна медленно входила в Город, гнала по Евфрату тающий лед. Завтра я возьму пива и пойду смотреть на ледоход.
И со мной будут Хашта и Цира, эта строгая и бесполезная стерва. И Цира будет трахаться со мной и с Хаштой. И мы с Хаштой купим Цире мороженого.
В этих мыслях я заснул.
И - ничего не произошло.
Ровным счетом ничего.
Каждое утро мой бывший раб Хашта поднимался на три часа раньше меня, наспех жарил яичницу на двоих, съедал свою половину и убегал в офис "Энкиду прорицейшн" производить утреннюю уборку.
Я вставал с постели, съедал оставленный Хаштой холодный завтрак и шел на работу. Сидел над своими вычислениями. В день Иштар посещал массажистку. Работал над подготовкой к дню Мардука, когда мне предстояло взойти на крышу обсерватории. Диссертацию пописывал.
Кроме того, в мои обязанности теперь входили инструктирование и подготовка частных клиентов. Ицхак клялся взять на должность инструктора специального человека, а пока что поднял мне зарплату.
Все мы разговаривали друг с другом только по работе. Луринду поставила себе на стол второй компьютер, соединила их в локальную сеть и вообще выключилась из общения.
С Мурзиком-Хаштой я почти не виделся. О его присутствии в доме свидетельствовали только помытая после меня посуда и остывшие завтраки по утрам.
Кошка перебралась спать ко мне и по ночам шумно мурлыкала. Иногда я просыпался оттого, что она холодным мокрым носом обнюхивает мое лицо.
Так минула седмица.
В день Нергала ко мне явилась матушка. Я вытряхнул ее из гигантской шубы и провел в комнату. Матушка была разгневана. Я понял это сразу - по тому, как она отводила глаза, как поджимала губы. Даже по цвету ядовито-фиолетовой помады.
- Рассказывайте, - подбодрил его Ицхак. И положил руку ему на плечо.
Учитель Бэлшуну отдал пустую чашку Луринду и попросил ее сварить еще. Луринду ушла. Она была недовольна - ей хотелось послушать.
- Потом стали мне угрожать. Правда, я не понял, из-за чего. Так, бессвязные выкрики приматов... Затем... - Он потер скулу.
- Что, побили? - спросил я.
- В общем... - Он перевел взгляд на меня. Узнал. - Вы были у меня на двух, кажется, сеансах?
- Да.
Он помолчал немного.
- Так это ваша месть? - спросил он наконец.
- Месть?
- Да. За эту потаскуху, за Циру. Я наказал ее, а она сбежала, безответственно бросив ученичество...
- Кстати, за что вы избили ее?
- За вольномыслие, - отрезал Бэлшуну. - Ученик не имеет права на вольномыслие. Он должен только впитывать знания. Только!
- К сожалению, - сказал Изя, - Цира действительно мыслящая девушка. А мыслие, друг мой, бывает либо вольно-, либо недо-. Третьего не дано.
Учитель Бэлшуну сердито посмотрел на него и не ответил. Луринду явилась со второй чашкой кофе. Цира бесшумно отсиживалась наверху, в лаборатории. Наверняка злобилась. Еще немного - и по лестнице потечет концентрированная уксусная кислота.
- Нет, - сказал я, отвечая на первый вопрос учителя Бэлшуну. - Это не месть, поверьте. Конечно, не помешало бы проучить вас за гнусное поведение с нашей девушкой. Но в этом сейчас нет необходимости. Мы хотели просить вас об одолжении...
На лице Бэлшуну появилось такое глупое и растерянное выражение, что я едва не рассмеялся.
- Что? - вымолвил он наконец. - Попросить? Да вы... наглец... вы понимаете хоть, что после того, что вы... когда вы... натравить этих приматов... и после этого...
- Да, - сказал Ицхак твердо.
Бэлшуну опять замолчал.
Допил кофе. Уселся поудобнее. Пригладил волосы. Напустил на себя строгость. А что еще ему оставалось?..
- Я вас слушаю, - произнес он сухо.
- Обстоятельства складываются таким образом, - начал Изя, - что вынуждают нас забыть о личных обидах и амбициях. Не без помощи Циры и ее связей в храме Эрешкигаль...
Бэлшуну застонал.
- Еще и это! Я должен был догадаться... Нет, увольте. Я не стану сотрудничать с темными силами. Нет. Мое посвящение не позволяет мне даже приближаться...
Он дернулся, чтобы встать. При его упитанности выбраться из засасывающей трясины нашего дивана оказалось не так-то просто.
Ицхак вжал его обратно в диван.
- Сидеть, - властно сказал мой шеф. - Мы еще не закончили.
Учитель Бэлшуну затих. Выслушал все об Энкиду. Не поверил. Выслушал еще раз. Опять не поверил.
- Цира! - крикнул Ицхак.
Наверху не пошевелились. Ицхак повернулся к Луринду.
- Смоковка, позови Циру.
Луринду безмолвно повиновалась.
Цира спустилась по лестнице. Более кислого лица я у нее никогда не видел. Глядя в сторону, молвила:
- Ну.
- Покажи учителю Бэлшуну магический прибор.
- Сейчас.
И неторопливо повернулась обратно к лестнице. Поднялась. Цок-цок-цок. Мы ждали. Повозилась там, наверху. Снова спустилась, на этот раз с ящичком в руках. Протянула ящичек Ицхаку.
Полстражи ушло на ознакомление учителя Бэлшуну с магическим прибором. Изя не торопил его. Усердно пичкал кофе и комплиментами. Уговаривал. Ворковал.
Луринду под шумок незаметно убрала мешок и веревки, чтобы не травмировать психику нашего будущего провожатого.
Несмотря на уксусный вид, Цира торжествовала. Учитель Бэлшуну - это просто учитель Бэлшуну. Ну, царь Хаммурапи в одном из воплощений. Подумаешь! А она, Цира, - великий Энкиду! Вот так-то. Другой раз будет думать, прежде чем руку на учеников поднимать.
Бэлшуну был растерян. Потом он попросил принести ему гамбургер. Сказал, что хочет обдумать все случившееся.
К середине четвертой стражи в офис явился Мурзик с кривоногой коммунисткой.
- А, товарищ Хашта, - приветствовал я его. - И товарищ Хафиза с вами, я не ошибся?
- Вы не ошиблись, - сказала товарищ Хафиза. И уставилась мне прямо в глаза открытым, ненавидящим взором.
- Должен вам сказать, товарищ Хафиза, что ваши головорезы проявили изрядное партийное усердие, - сказал я. - Восхищен.
Мурзик заметно обеспокоился.
- А что они натворили?
- Избили учителя Бэлшуну и разгромили его дом, больше ничего.
- Блин... - выговорил Мурзик.
Товарищ Хафиза пожала плечами.
- Кровососом больше, кровососом меньше...
- Да нет, товарищ Хафиза, - сказал Мурзик, - это чрезвычайно нужный нашему делу кровосос. Нам необходимо его сотрудничество.
- Добровольное, - добавил я.
Мурзик вдруг фыркнул.
- А не будет Цирку ни за что по морде бить, - сказал он. - Так ему и надо, падле.
- Ты, десятник, ври да не заговаривайся. Сам знаешь. Заведет нас Бэлшуну в отместку куда-нибудь... куда не надо.
Я с содроганием представил себе, что снова окажусь в той жизни, где служил банщиком. А Мурзик лишь отмахнулся.
- Вы мне лучше товарища Хафизу получше устройте. Устала товарищ. Всю ночь корректуру вычитывала, не хотела партийную газету оставлять без последнего пригляду...
У товарища Хафизы и вправду были опухшие глаза, что отнюдь ее не красило.
- Ладно, - сказал я. И угораздило же великого Энкиду!..
Подошла тихая, как кошка, Цира. Цепко поглядела на товарища Хафизу. Направила рамку ей в спину. Хафиза дернулась.
- Что это?
- Пишталет, - мерзким голосом сказала Цира. - Не двигайся, сучка.
Рамка вращалась. Медленно, но вращалась.
- Все, - сказала Цира, убирая рамку в ящичек. И прищурилась. - Что, больно было?
Товарищ Хафиза не ответила. Заложила руки за спину, стала оглядываться по сторонам.
- Следи за ней, Хашта, - сказал я.
- Ясно уж, - пробормотал мой бывший раб. - Неровен час побьет здесь что-нибудь... Норов у нее бешеный. Говорю вам, отчаянная.
Он поглядел мне в глаза, вздохнул и пошел за товарищем Хафизой опекать.
А на черном диване Ицхак продолжал ворковать с учителем Бэлшуну. Тот внимал, одновременно с тем погружая лицо в огромный, податливо мнущийся под зубами гамбургер.
Я поднялся наверх, в лабораторию. Пора было будить Буллита.
Однако когда я вошел туда, Буллит уже бодрствовал. Вернее - негромко стонал и в ужасных количествах поглощал воду с лимонным сиропом. Цира бросала в стакан таблетки с витамином С, растворяла их в воде и передавала Луринду, а та заботливо поила Буллита.
- О-ох, - сказал Буллит, завидев меня.
- Что, Булька, худо? - спросил я.
- О-о-ох, - согласился Буллит.
Я присел рядом на диван, отобрал у него стакан и выпил сам. Буллит жадно смотрел, как я пью, и тяжело дышал. Потом перевел взгляд на Циру. Та поспешно соорудила для него еще стакан.
- Что это было? - задыхающимся шепотом спросил Буллит.
- Похмелье это было, - сказал я. - Вы с Иськой вчера нажрались, как две свиньи.
- Этот семит... коварный... Он-то не нажрался, - выдохнул Буллит. Он меня... нажрал... - Тут он огляделся, наконец, по сторонам и забеспокоился: - А где это я? И что это тут я?..
- Да в конторе ты, в конторе, - успокоил его я. - В "Энкиду прорицейшн".
Буллит рванулся с дивана, проявив неожиданную мощь.
- Пусти!.. Я его!.. Суку!..
Я догадался, что он хочет убить Ицхака, и повис у него на плечах. Мы вдвоем рухнули на пол и забарахтались у дивана, как две рыбы, выброшенные на берег. Буллит норовил дотянуться до меня зубами. Я то и дело уворачивался от слюнявой пасти нашего юриста.
- Да ты что!.. Булька!.. Тут такое дело!.. Заворачивается такое!..
- Пусти!.. - хрипел Буллит. - Я его!.. Я убью!..
Цира неспешно приблизилась к нам и вылила на нас стакан воды с сиропом.
Мы оба заорали и подскочили, выпустив друг друга, причем Буллит больно стукнулся о диван и тут же обвис.
- Ну ты, Цира, бля... - сказал я. Я был весь липкий.
- Иди умойся, - бросила мне Цира. И присела на корточки возле Буллита.
Я пошел в туалет. По дороге я обернулся и увидел, что Цира обтирает Буллита носовым платком, а он что-то ей рассказывает, захлебываясь, жалуется на Изю, не иначе. Цира сердито посмотрела на меня поверх головы Буллита. Я вышел.
Когда я вернулся, Буллит с влажными волосами, прибранный, пил кофе.
- Здорово же я набрался, - сказал он мне вполне миролюбиво.
Я на всякий случай сел подальше от него на стул. Пить кофе я больше не мог. Меня даже от запаха кофейного мутило.
- А что здесь, собственно, происходит? - спросил Буллит. - Почему мы все на работе? Выходной ведь, день Шамаша...
- Небольшой сейшн, - небрежно сказал я. Мы еще прежде условились с Ицхаком не открывать Буллиту всей правды. Булька с его здравомыслием способен все испортить.
Буллит нахмурился.
- Я не употребляю.
- Да брось ты, - сказал я как можно развязнее и покачал ногой. Помнишь, как нас директриса в сортире застукала? Ну, в восьмом классе...
В восьмом классе мы с Ицхаком и Буллитом втроем заперлись в туалете для мальчиков и раскурили трубку мира. Потом нас рвало, но впечатления остались что надо.
Я долго и старательно будил в бывшем троечнике, а ныне преуспевающем юристе ностальгические воспоминания. Буллит внимал мне затуманенным мозгом.
По лестнице вверх легко вбежал Ицхак. Бегло оглядел девушек: в порядке. Отеческим взором устремился на нас с Буллитом.
Завидев Ицхака, Буллит тихо зарычал и накренился - устремился в атаку.
- Тихо, тихо, - сказал я, потрепав Буллита по плечу. - Это же Изя.
- Вижу, что Изя!..
Ицхак ничуть не испугался. И даже не смутился.
- Ты как, Булька, в порядке?
- Я тебе... в порядке...
Ицхак безбоязненно плюхнулся на диван рядом с Буллитом. Начал врать. И каким-то хитрым образом - я даже не понял, как это произошло - соблазнил его поучаствовать в "сейшне". Мол, такой улет... Мол, улетим так, что... И, главное, привыкания нет. И химии никакой нет.
- Трава? - спросил Буллит, морщась с отвращением, но уже без враждебности.
- И не трава!
Ицхак зазывно засмеялся. Мне стало противно. Ни дать ни взять шлюха из притонов Нового Тубы. "Никакой гонореи, никакого СПИДа, одноразовый презерватив, мистер".
Буллит с подозрением посмотрел на Ицхака, потом на девиц - строгую Циру, утомленную Луринду.
- Если не трава и не химия, то что?
- Психология! - радостно объявил Ицхак и задвигал носом. Безболезненно, безвредно и никаких пагубных привычек.
- Сядешь ты, Иська, за свое экспериментаторство, - сказал Буллит. Дружески.
- Решено? - жадно спросил Ицхак. - Участвуешь?
Буллит кивнул и тут же схватился за лоб. У него болела голова.
- Луринду! - гаркнул Ицхак. - Таблетку господину юристу!
Луринду стремительно вынула из кармана таблетку от головной боли. Ицхак впихнул таблетку Буллиту за щеку.
- Что это? - спросил Буллит.
- Это для начала, - сказал Ицхак.
- Ты же обещал... никакой химии.
- Это от головной боли. Глотай.
Буллит послушно проглотил. Поприслушивался к себе. Сказал капризно:
- Все равно болит.
- Сейчас перестанет.
Ицхак кивнул девушкам, чтобы спускались вниз, подхватил Буллита под руку и сказал мне:
- Помогай.
Вдвоем с Ицхаком мы спустили Буллита на второй этаж. Там уже собрались Луринду, Цира, товарищ Хафиза и мой бывший раб Мурзик. Мурзик накачивал "грушей" надувные матрасы, купленные изобретательным Ицхаком нарочно для этого случая.
Учитель Бэлшуну, расхаживая взад-вперед, что-то втолковывал им. Объяснял, видать, про путешествия в прошлые жизни. Товарищ Хафиза сверлила Бэлшуну глазами: искала возможность вклиниться в гладкую речь учителя каким-нибудь ядовитым замечанием.
Завидев нас, учитель Бэлшуну прервал пояснения и махнул рукой.
- Все в сборе? Великолепно. У нас все готово. Прошу.
Он показал на матрасы. Мурзик заткнул пробкой последний, проверил не спускает ли воздух. К каждому матрасу прилагалось одеяло.
- Если вы задумали глумление... - начала товарищ Хафиза.
Мурзик вовремя прервал ее.
- А на что здесь мы с вами, товарищ Хафиза? Если кровососы и задумали глумление, то народ пресечет их коварные замыслы.
Это, как ни странно, успокоило товарища Хафизу. Она вызывающе глянула на учителя Бэлшуну и, прошипев что-то, первая улеглась на матрас. Вытянулась, уставилась в потолок. Мурзик заботливо закутал ее одеялом.
Я хотел попрощаться с Цирой, но она даже не смотрела в мою сторону. Легла на самый крайний матрас. Отвернулась к стене.
- Лягте на спину, - велел ей учитель Бэлшуну. Как незнакомой.
Цира послушалась, но закрыла глаза.
- Арргх, - ласково сказал Ицхак и поцеловал Луринду. Они улеглись рядом. Я видел, что они держались за руки.
- Руки отпустить, - велел учитель Бэлшуну. Он тоже, конечно же, это видел.
- Ну что, Булька, пошли? - сказал я Буллиту.
Он хмыкнул. Улегся. Поинтересовался:
- А что будет-то?
- Что надо, то и будет, - сказал я, натягивая одеяло до подбородка. Ты, Буллит, укройся. От этой штуки холодно будет.
- Не надейтесь обмануть народ! - неожиданно громко произнесла товарищ Хафиза, после чего опять затихла.
Учитель Бэлшуну прошелся перед нами. Мы лежали рядком на полу, закутанные в одеяла, и бессмысленно пялились в потолок. Только Цира не открывала глаз.
- Готовы? - еще раз спросил Бэлшуну. Он потер руки и начал: - Я хочу, чтобы все вы расслабились. Чтобы вы осознали, в каком спокойном, прекрасном месте вы находитесь...
Это было похоже на оргазм. На неистовое купание в океане света. Синева небес проламывалась в бесконечность. Ледниковая белизна облаков проносилась над головой. Мир был пронизан сиянием. Каждый лист, каждая травина трепетали. Море зелени разливалось вокруг. И каждая капля в этом море сама по себе была неповторимой жизнью.
Я шел по лесу. Я был огромен. Нет, я был просто человеком высокого роста и большой физической силы, но все мои чувства были обострены до предела. Я был чрезмерен, как и тот мир, в котором я оказался.
Я был - Энкиду. Я был истинный Энкиду, полный...
Боги Эсагилы! Если мое повседневное существование подобно оргазму, то каков же будет мой оргазм? Не разорвутся ли горы, не треснет ли земля, когда я войду своей плотью в женскую плоть и орошу ее семенами жизни?
Я засмеялся, подумав об этом. Я остановился, положил руки на бедра и расхохотался. Где-то наверху, над головой, заверещали обезьяны. Взлетели несколько птиц, розовых и золотых.
Да, я был полон.
И пришло знание. Завтра - да, завтра я войду в Город. Это будет гнилой, печальный Город. Поникли его золотые башни, и увяли некогда зеленые сады, иссякли его фонтаны, пали изразцы, сделанные по образу исступленного неба, что горит у меня над головой.
Я подниму Город, я сделаю его великим. Возлюбленной Царств. И еще я подумал о маленькой статуе пророка Даниила. О грустном чугунном пророке. Когда-то, когда я был умален и унижен, я встречался с этой фигурой. Я сохраню ее, а остальные - да, остальные я брошу в Евфрат. И поглотит их Великая Река.
И будет радостен и полон Вавилон, Столица Мира.
Я отвел ветви в сторону и шагнул на поляну.
И увидел второго человека.
Он спал.
Он не был полон, как я. Он был - не до конца, что ли, здесь... Я не мог найти слов, когда глядел на него, чтобы объяснить свои ощущения. Он, несомненно, был велик, как и я. Он был равен мне и превосходил меня, но он был здесь НЕ ВЕСЬ.
Потом он открыл глаза и улыбнулся мне.
- Энкиду, - сказал он.
Это было мое имя. Он знал его, и пленил меня. И я полюбил его. И бросился я в битву и стал сражаться с ним. И было нам обоим радостно.
- Гильгамеш, - сказал я ему. - Я помню тебя. Ты Гильгамеш.
- Ты говоришь это, - сказал он и засмеялся.
Мы долго бились, и взаправду, и шутейно, и просто катались по траве, и молотили друг друга кулаками, и гонялись друг за другом по первозданному лесу, а потом взялись за руки и поклялись быть друг другу братьями.
Но Город так и не встал перед нами.
И я рассыпался. Я пал со страшной высоты и грянулся о землю. Взлетели брызги бытия, взорвались искры, все мое существо разлетелось на куски и осело на землю бесформенными хлопьями. Я умирал и воскресал, умирал и воскресал бессчетно во время этого бесконечного падения. Я кричал и не слышал своего голоса. Я разлетался на части. Я всплескивал, как вода, и разбрызгивался по Вселенной. Я разбегался, как ртуть. Я делился, как амеба. Части меня то сползались, то расползались, то сливались, то вновь разделялись.
Я был мертв и жив, я жил ужасной жизнью по другую сторону бытия. И конца этому не было.
- Мама! - закричал я пронзительно и жалобно, остатками голоса.
И зазвенело что-то, будто разбились тысячи зеркал, и, изрезанный, искалеченный, я коснулся, наконец, земли и остался недвижим и мертв.
Когда я очнулся, было темно. Я медленно пошевелил пальцами. Двигались. Попытался понять, нет ли крови. Крови, вроде бы, не было. Я был тяжел, как чугунная плита.
Согнул ногу. Согнулась.
Набрался наглости и приподнял голову. Тут же уронил ее обратно.
- Ой, - прошептал я. Голоса у меня не было - сорвал.
Мне было холодно. Я был жив.
Я снова закрыл глаза.
И стал ждать.
Неожиданно рядом послышался стон. Очень тихий.
- Цира? - спросил я одними губами.
Но это стонала товарищ Хафиза. Ей было очень худо. Еще бы, ведь из всех в ней меньше всего было от Энкиду. Да и к такому путешествию она была не готова.
Шепот:
- Товарищ Хафиза! Вы живы?
- Хашта, - позвал я.
Мой бывший раб пошевелился и сел.
- Ох, - донесся сиплый голос Буллита. - Чем это мы так ушмыгались? И где этот главный шмыгала? Я ему зенки выдавлю...
- Ты сначала встань, - прошептал я.
- Иська! - с неожиданной силой закричал Буллит. - Иська! Я тебя, подлеца...
Ицхак и Луринду молчали. Померли, что ли?
- Изя, - просипел я.
- Хрр... - отозвался мой шеф.
Луринду спокойно проговорила, как будто ничего не случилось:
- Где мои очки?
- Цирка! - обеспокоенно звал Мурзик. - Цира!
- Да здесь я, - прозвучал раздраженный голос Циры. - А коновал этот где? Бэлшуну? Зажгите кто-нибудь свет!
Мурзик встал и, покачиваясь, побрел к выключателю.
Вспыхнул свет. Жалкая пародия на тот, в который окунулся Энкиду несколько страж назад.
Мы бессильно копошились на полу. Учитель Бэлшуну сидел на диване, запрокинув голову на спинку. Он был без сознания. Из ушей и носа у него сочилась кровь.
Мурзик бросился к нему, пал рядом на диван, зажал ему нос. Спустя несколько секунд учитель Бэлшуну громко застонал и качнул головой, пытаясь освободиться от мурзиковых пальцев.
- Живой, - сказал мой бывший раб успокоенно и отнял пальцы от бэлшунова носа. - Надо бы скорую вызвать.
- Что это было? - снова спросил Буллит. - Иська, чем ты нас потравил? Это галлюциногены?
- Я тебе... потом... - прохрипел Ицхак.
Мурзик уложил учителя Бэлшуну на диване, пристроил его голову на мягкий валик. Сходил к своему месту, взял одеяло и укрыл.
- Дать чего? - спросил он. - Может, воды?
Учитель Бэлшуну не ответил.
- Кончается, что ли? - снова озаботился Мурзик-Хашта.
- Дай гляну, - с трудом выговорила Цира. Приподнялась на четвереньки. Завалилась набок.
Мурзик подошел к ней. Подцепил ее за подмышку. Поднял.
- Ну, ты как? - спросил он, усмехаясь. - Живая?
Цира повисла на нем, как тряпка. Мурзик-Хашта потрепал ее по волосам.
- Эх, Цирка!..
Она сердито отстранилась.
- Чего лыбишься, дурак?
- Ну... так... - неопределенно ответил Мурзик.
Он подвел Циру к учителю Бэлшуну.
- Отпусти.
Цира высвободилась и встала. Мурзик на всякий случай остался рядом подхватить, если упадет.
Цира закрыла глаза и протянула над учителем руки с растопыренными пальцами. Поводила. Потом открыла глаза.
- Переутомление, - сказала она медицинским голосом. - Отдых. Покой. Хорошее белковое питание. Тепло.
- А, - понимающе сказал Мурзик. И еще раз поправил на учителе Бэлшуну свое одеяло. - Да нам всем бы выспаться не мешало...
- Я не останусь в этом притоне... кровососов... - забарахталась товарищ Хафиза. - Товарищ Хашта, отвезите меня в штаб!
- Какой вам штаб, - сказал Мурзик. - На ноги бы встали - и то ладно...
- Я... революционный процесс...
- Да будет вам, товарищ Хафиза, - сказал Буллит. - Отдохните здесь. Ничего с вашим процессом без вас не сделается за четыре стражи.
- Это провокация! - сказала товарищ Хафиза бессильно. - Завтра все народные массы будут оповещены о дьявольских оргиях, предпринимаемых кровососами ради удовлетворения своих низменных...
Она закашлялась.
- Дура, - прошипела Цира.
Мурзик выключил свет.
Почему-то я почувствовал облегчение. Я закрыл глаза и почти сразу заснул.
Наутро был в день Сина. Нас разбудил телефон. Звонил менеджер. Спрашивал, почему дверь закрыта и на звонки внизу никто не отвечает.
Ицхак выругался, извинился. Менеджер сказал, что через полчаса будет. Ицхак одобрил. Положил трубку. Оглядел разгром.
Учитель Бэлшуну спал на диване, страдальчески морщась во сне. Темные кровавые полоски уродовали его холеное барское лицо.
Товарищ Хафиза приподнялась на локте. Осведомилась, дозволено ли ей покинуть этот вертеп эксплоататорского разврата или кровососы желают задержать ее и подвергнуть пыткам.
Изя раздраженно сказал, что если дама просит подвергнуть ее пыткам, то это можно устроить. Хотя ему, Изе, больше бы понравилось, если бы она покинула-таки этот вертеп. Причем навсегда.
Товарищ Хафиза ледяным тоном поблагодарила и, забрав сумку, вышла. Внизу хлопнула дверь.
Мурзик и Цира спали, обнявшись. Когда хлопнула дверь, Цира пошевелилась и что-то пробормотала Мурзику в ухо, едва шевеля губами. Мурзик улыбнулся.
Луринду сонно потянулась. Без очков она была куда симпатичнее, чем в очках. Не такая сушеная, что ли. Однако она тут же их нашла и водрузила на нос.
- Что, уже утро? - спросила она. - Я пойду готовить кофе. Кто хочет кофе, господа?
Кофе хотели все. Луринду встала, охнула, засмеялась. Влезла в свои туфли на сбитых каблуках и поковыляла по лестнице в лабораторию, где осталась кофеварка.
Я сел. Потер виски. Растолкал Буллита. Мы убрали матрасы и одеяла. Попинали Мурзика с Цирой, чтоб вставали тоже. Те нехотя отлепились друг от друга и включились в уборку. То есть, включился Мурзик - добыл швабру и быстренько махнул пол, стирая пятнышки крови, накапавшие из бэлшунова носа. Цира тем временем, храня суровость, надзирала.
Через полстражи в офисе появился менеджер с пачкой заказов на текущую неделю. Изумленно поглядел на спящего на диване Бэлшуну. Никак не комментируя наличие в офисе окровавленного человека, Ицхак забрал заказы и ушел с ними в кабинет. Менеджер пошел с ним вместе.
Луринду понесла им туда кофе.
Начиналась обычная трудовая неделя.
Мы с Мурзиком проводили Циру и взяли с нее слово, что она ляжет в постель. И позвонит нам вечером и скажет, как себя чувствует. Цира велела нам убираться.
Мы взяли рикшу и поехали к себе, в квартал Литаму.
Всю дорогу мы молчали. Мурзик просто наслаждался поездкой, а я был придавлен смертельной усталостью и мечтал только о своем диване.
Моя маленькая квартира была, казалось, оставлена нами тысячу лет назад. Уютный забытый, почти несбыточный островок прошлого.
Я открыл дверь. Пустил кошку - она уже куда-то дела своих котят и теперь терлась с вполне независимым видом. Нашел на столе и разорвал записку, которую оставлял матушке.
В комнате было пыльно, очень обжито и спокойно.
Я лег на диван, вытянулся, закрыл глаза.
Я был ведущим специалистом фирмы "Энкиду прорицейшн". Бывшим рабовладельцем, а ныне свободным гражданином. Я был Аххе-Даяном, для одноклассников - "Баяном". И все. Больше я никем на данным момент не был.
Ну, еще я был полутрупом, сонно грезящим, лежа на диване.
В кухне шуршал мой бывший раб Мурзик, то есть Хашта. Вокруг него вилась кошка. Лязгала складная кровать - Хашта устраивался отдыхать.
В немытое окно бесполезно светило солнце.
День был полон суетных вещей, мелких проблем, несущественных забот. За окном догнивал печальный Вавилон, павшая Возлюбленная Царств. Неяркая весна медленно входила в Город, гнала по Евфрату тающий лед. Завтра я возьму пива и пойду смотреть на ледоход.
И со мной будут Хашта и Цира, эта строгая и бесполезная стерва. И Цира будет трахаться со мной и с Хаштой. И мы с Хаштой купим Цире мороженого.
В этих мыслях я заснул.
И - ничего не произошло.
Ровным счетом ничего.
Каждое утро мой бывший раб Хашта поднимался на три часа раньше меня, наспех жарил яичницу на двоих, съедал свою половину и убегал в офис "Энкиду прорицейшн" производить утреннюю уборку.
Я вставал с постели, съедал оставленный Хаштой холодный завтрак и шел на работу. Сидел над своими вычислениями. В день Иштар посещал массажистку. Работал над подготовкой к дню Мардука, когда мне предстояло взойти на крышу обсерватории. Диссертацию пописывал.
Кроме того, в мои обязанности теперь входили инструктирование и подготовка частных клиентов. Ицхак клялся взять на должность инструктора специального человека, а пока что поднял мне зарплату.
Все мы разговаривали друг с другом только по работе. Луринду поставила себе на стол второй компьютер, соединила их в локальную сеть и вообще выключилась из общения.
С Мурзиком-Хаштой я почти не виделся. О его присутствии в доме свидетельствовали только помытая после меня посуда и остывшие завтраки по утрам.
Кошка перебралась спать ко мне и по ночам шумно мурлыкала. Иногда я просыпался оттого, что она холодным мокрым носом обнюхивает мое лицо.
Так минула седмица.
В день Нергала ко мне явилась матушка. Я вытряхнул ее из гигантской шубы и провел в комнату. Матушка была разгневана. Я понял это сразу - по тому, как она отводила глаза, как поджимала губы. Даже по цвету ядовито-фиолетовой помады.