Страница:
Сквозь кошмарный звон он слышал небрежные переговоры своих целителей.
– Хороша бандура, а? Сволочи-грузчики везли ее как дрова с вокзала, да потом кидали-разгружали во дворе, да потом держали под открытым небом как лом, так что половина кнопок стала западать, так что половину операций приходится выполнять вручную.
– А это что?
– А это здесь располагается голографический дисплей, он не действует, который показывает любой физиологический орган человека в любом ракурсе (хоть навыворот), в уменьшенном, увеличенном виде, изнутри, извне, только он, увы, как бы сдвинулся на 360® и перевелся на негатив. Если тебе, к примеру, навести его на плечо, то он, скорее всего, покажет твое колено, но в негативном изображении и изнутри. Хотя иногда в него как будто что-то вступает, и он начинает работать нормально. Как живой.
Алеше помогли взойти на психотрон, правильно сесть и пристегнуть эластичные металлические браслеты к запястьям, щиколоткам и горлу.
"Как на эшафоте", – неправильно подумалось ему.
Тот старый санитар, которого Алеша принял за ночного людоруба, покряхтывая и невнятно бормоча матерную мантру, установил кресло в запрокинутое, наиболее беспомощное для Алеши положение, включил ослепительную лампу, настоящий белый прожектор, перед его глазами и крикнул коллегам:
– Можно!
Из своего неловкого положения (как на вертеле, черт бы их всех побрал) Алеша видел только алое пылание век, косматое рассеяние лучей на ресницах да непривычно близкий и подробный собственный нос.
По голосам испытатели казались очень далеко, словно через поле, среди которого возвышался психотрон.
– Удобно? – крикнул оттуда Спазман, но гулкое пространство съело часть слова и донесло лишь невразумительное "но-но?"
Алеша забылся и чуть не удавил себя резкой попыткой привстать и приблизиться к звуку.
– Удобно сидеть? – передал ему слова главдока людоруб откуда-то из-под бока.
Алеша ответил утвердительным хрипом.
– Когда вы почувствовали, что вы ненормальный человек, не такой, как все люди? – крикнул главдок, и людоруб, в идентичности которого
Алеша больше не сомневался, на всякий случай пересказал вопрос.
– Когда почувствовали что-то неладное?
Насколько позволял шейный зажим, Алеша отрицательно покачал скованной головой. Никогда.
– Нет! – крикнул за него старший санитар. – Еще не почувствовал!
– Повтори вопрос с кнопочкой, которую мы обычно используем в таких случаях, – рекомендовал Спазман. – Деления на два-три. "Только бы не закричать", – подумал Алеша.
– Скажешь? Нет? – спросил санитар.
– А если… – начал Алеша, и санитар без паузы чем-то щелкнул.
– А! – все-таки крикнул Теплин и сжался изо всех сил. Боль была сильной, глубокой, но, к счастью, не слишком длительной. Ее качество напоминало зверский железный клевок.
– Больно? – душевно поинтересовался санитар.
– Не очень, – тактично ответил Алеша.
– Так примерно и будет. Больнее не будет. Стул – это у нас не самое смертельное. У нас еще бывает карапетский сапог, ВЧ-дрель, тепловой шкаф, верблюжьи колючки, ногтеукалывание и прочее. А это называется Спазм-тест. Теперь вспомнил?
Алеша кивнул.
– В прошлом году. Летом. Почувствовал.
– Хорошо, хорошо, Алексей! Главное, не надо напрягаться и слишком задумываться! – подбодрил со своего места Спазман. – Так держать тестирование!
*СПАЗМ-ТЕСТ*
Тест разработан доктором медицины, философии и права, кандидатом
Карапет-Дагского национального округа Е. Д. Спазманом для определения наличия и степени субъективных отклонений, так называемых ненормальностей, у клиентов Центра нормализации имени
Днищева для их устранения. Вопросы Спазм-теста, сформулированные и расположенные, на первый взгляд, самым бессмысленным образом, иногда дублируют и исключают друг друга, но не смущайтесь. Область тестирования безгранична: от мелких недостатков здоровья, таких как насморк, до политических взглядов. Курс последующей нормализации предназначен для приведения всех субъективных характеристик к уровню абсолютной середины, принимаемому Спазманом за нормальный.
При ответах следует особенно опасаться напряжения. Естественная ложь, по Спазману, раскрывает личность более адекватно, чем вымученная правда. Если можете, будьте естественны, но если для вас естественно притворство, притворяйтесь откровенно. Помните, что важно не содержание ваших ответов, а процесс тестирования, смысл которого вам недоступен.
Спазм-тестирование может быть стимулировано вспомогательными средствами: щипцами, карапетским сапогом, спазм-креслом
(психотроном), высокочастотной дрелью, тепловым шкафом и т. д.
Спазм-тест проводится письменно, устно или мысленно, по просьбе клиента, его согласию или без них. Спасибо.
1. Когда вы почувствовали, что вы ненормальный человек, не такой, как все люди? Когда поняли, что это не так?
2. Ваше полное имя. Можно назвать настоящее имя, псевдоним или игнорировать этот пункт. Какое имя присвоили бы вы себе при возможности?
3. Пол. Служит ли он причиной вашего удовлетворения, недовольства, беспокойства? Умолчание рассматривается как желание что-то скрыть.
4. Возникает ли у вас чувство вины, если ваш эротический сон закончился поллюцией? Чувство досады, если этого не произошло?
5. Пол, противоположный вашему.
6. Если бы вы полюбили одновременно и равносильно двух женщин
(мужчин), что бы вы предпочли: сойтись с ними поочередно, одновременно или разойтись с одним (одной) из них?
7. Сколько видов половой принадлежности вам известно?
8. Могли бы вы изнасиловать свою мать (дочь, отца, сына, домашнего питомца)?
9. Возникают ли такие мысли (поступки, слова), в которых вам стыдно (страшно) признаться?
10. Признайтесь в них.
11. Онанизм – смешная привычка, драма или необходимость?
12. Хотелось ли вам кого-нибудь уничтожить?
13. Хотелось ли вам уничтожить своего отца (мать, ребенка, домашнего питомца)?
14. Смелее.
15. Пытались ли вы уничтожить себя?
16. Какие способы самоубийства кажутся вам наиболее разумными: мучительные, но чистоплотные или безобразные, но относительно безболезненные?
17. Что из перечисленного вы бы выбрали не задумываясь: станкостроительный завод, тампон, сокодавку, галстук, предсвадебное путешествие?
18. Ваш выбор: насиловать, быть изнасилованным или наблюдать за происходящим?
19. Вы живы?
– Всем встать! – скомандовал д-р Спазман, и все, кроме Алеши, который и без того кое-как стоял перед комиссией, приостановили болтовню и стали вразброд подниматься.
Теперь на всех медиках вместо белых колпаков красовались алые фески, напоминающие детские ведерки для песка, причем феска Евсея
Давидовича была орнаментирована причудливым золотым шитьем и увенчивалась золотою же кисточкой, а более скромные фески остальных были вовсе не орнаментированы и украшены более невзрачными малиновыми кистями. Кроме того, главдок не поленился надеть полосатый халат, подпоясанный полосатым же красно-зелено-желтым национальным шарфом, за который были заткнуты два длинных кремневых
(если не фитильных) пистолета и кинжал, я думаю, не совсем настоящие.
– Именем Карапет-Дагского национально-освободительного округа No
17, поселкового совета республики и естественной дисциплины…
Людоруб раскатисто кашлянул, как кашляют пожилые мужчины, выкуривающие по две пачки грубых папирос ежедневно в течение лет сорока, и Спазман успел за время горлового раската перевернуть страницу и пробежать глазами следующую.
"Что именем-то?" – подумал Алеша и мгновенно получил ответ в последующем чтении.
"Алексей Тимофеевич Теплин, человек мужского пола, тысяча девятьсот (ага) года рождения, добровольно поступил в Центр психофизической нормализации имени Днищева по подозрению в умышленной нравственной ненормальности со стороны ближайших родственников: Олимпиады Автономовны Теплиной (матери подозреваемого) и его легальных жен, Елен Ивановны и Петровны Теплиных.
До четырнадцати полных лет подозреваемый воспитывался в трехсоставной семье невралгического типа: отец, майор строительных сил с расстроенной пассивно-выжидательной психикой, и мать, педагог-строитель кирпичного техникума с бесконтрольной нервной системой типа "женщина-бум".
После алкогольно-сосудистой смерти мужского родителя воспитание подозреваемого производилось в ненормальной семье усеченного двухсоставного типа (мать + сын – отец x временные члены). Сознание ущербности и подсознательное стремление к нормализации семьи
(приведению ее к элементарной трехсоставности) обусловило патологический брак Теплина с двумя людьми женского пола по так называемой любви".
На этом предыстория Алешиной ненормальности, ограниченная неполной и произвольной семейной справкой, закончилась, и Спазман приступил к описанию самой ненормальности, как установленной и доказанной.
– "На предварительном дознании ненормальный Теплин указал среди любимых авторов таких психических эксцентриков, как Шопенгауэр
(ложь), Конфуций и параноидальный сказочник Уэллс. Кроме того,
Теплин признался в полигамии и физической недостаточности, в результате чего был предварительно распределен в высшую группу по нравственному исправлению, первую по умственной и вторую по физической регенерации.
В первый день наблюдения занял выжидательную позицию и инстинктивно посетил комнату ударной терапии "бокс", где для него была инсценирована процедура Битнера. Расчленение нормализованных объектов, продемонстрированное ненормальному после ужина, воспринято с пассивным недоумением в результате неполного или неадекватного понимания ситуации. Утром посетил отделение "О", где проявил бесцельную сексуальную активность относительно представительницы старшего персонала (Юлия напряженно улыбнулась) с кратковременной вялой эрекцией и незначительным нарушением логической последовательности поведения. Вид нормализованного тела привел к обмороку, вызванному не столько сочувствием к себе, сколько реакцией психического отторжения (так называемой психической рвотой).
Онанистических, суицидальных, эскапистских и прочих нормальных реакций за время предварительного наблюдения не замечено".
Доктор сделал освежительный глоток воды и перешел к чтению третьего, заключительного листка.
– "Теперь о результатах Спазм-теста. Физическое состояние ненормального оценивается минус семью баллами, умственный уровень – минус девятью и нравственный, самый удручающий из всех – минус десятью по шкале вашего покорного слуги, что примерно совпало с результатами нашей прикидки".
Алеша ничего не понял из сказанного, хотя это и имело для него решающее значение. По-мальчишески несдержанный Вениамин присвистнул
– все-таки ему далеко еще было до настоящего санитара, а людоруб заметил:
– Это прямо можно отводить за сараи и кончать.
Спазман пресек все это ограничительным, немного античным жестом поднятой длани.
– "А посему приказываю: приговорить Алексея Тимофеевича Теплина к бессрочным оздоровительным работам в каменоломне "Бодрость" (так вот что было "именем"), стимулировать нормализацию морально-хирургическим вмешательствам по системе Днищева, отходы лечебно-воспитательного процесса аннигилировать, имущество вернуть по адресу".
Спазман опустил большой палец правой руки и прикрыл глаза, дабы взглядом не навязывать своего решения коллегам. Вениамин, как и его старший товарищ по санитарии, тоже показал пальцем вниз. Облавина упоительно взглянула на Алешу и последовала их примеру, и только
Юлия, нахмурившись почти до слез, пробормотала что-то невнятное наподобие "…до выяснения некоторых аспектов…" и воздержалась.
– Ну вот. – Спазман легонько вздохнул и тут же начал снимать феску, разоружаться, разматывать кушак и разоблачаться. – Теперь ступайте, если можете, куда вам вздумается, хоть на улицу, но не забывайте, что ровно в шесть за вами придут.
– А как же с этим парнем? – с нескрываемой симпатией напомнил о трупе старший санитар.
Евсей Давидович комично хлопнул себя ладонью по лбу.
– Не поверите: забыл. Ну ничего, с этим, я думаю, мы долго не задержимся. Парень покладистый.
Все-таки усадка окоченевшего Полбина на психотрон потребовала немалых усилий. Прежде чем покинуть зал, Алеша успел услышать первый вопрос Спазмана: "Когда вы почувствовали, что вы нормальный человек, такой же, как все люди?" Затем людоруб щелкнул каким-то тумблером, достал из кармана халата плоскогубцы и вцепился в плечо покойного.
Алеша взглянул на часы и обнаружил, что тестирование продолжалось четыре часа.
До попадания в клинику Алеша знал о карапетах то же, что было известно всем и сообщалось средствами информации, то есть почти ничего. Когда-то немногочисленный, но свободо- и трудолюбивый этот народ обитал на лесистой территории нынешнего карапет-дагского заповедника, но в результате политического хищничества был сведен на нет, о чем неохотно, словно сквозь зубы, проговаривались исторические романы и этнографические справочники.
Вопреки своему физическому отсутствию, в молве карапеты слыли вредными, хитрыми, богатыми и, одним словом, неприятными людьми, которые за что-то "очень нас не любят". До поры Алеша не задумывался над столь явным противоречием официальной и устной версий и, в крайнем случае, готов был объяснить его тем, что карапетами называют действительно вздорное население клиники, при выборах, фестивалях фольклора и обменах делегациями символических стран играющее формальную роль карапет-дагского этноса, но на первых же занятиях с удивлением обнаружил, что это не так.
Со всей строгостью вынужденной конфиденциальности начинающим ненормалам поведали, что жалкая и бессильная (с одной стороны) и достаточно многочисленная и опасная (с другой) горсть отщепенцев во главе с самозванным авантюристом, тщетно выдающим себя за прямого наследника великого, но, как известно, бездетного партизана и гуманиста Днищева, а иногда и за самого матроса, пытается оспорить суверенные права нынешнего ненормального населения Карапет-Дага, давно ставшего коренным, на том шатком основании, что они-де и есть остатки мифических карапетов, которые полностью исчезли, точнее, были потоплены торпедой в бухте Карапет-бей, сразу же после их драматического исхода.
Секретный меморандум поселкового совета гласил: "Враждебные силы как за пределами нашего молодого округа, так, частично, и внутри его, пытаются распространить дикие слухи о том, что незначительная часть бывшего населения Карапет-Дага (этнических карапетов), поддавшись этнографическому угару и географическим пережиткам, пытается выдать себя за коренное население округа и потребовать на этом провокационном основании возврата исконных земель, выдворения подлинного населения и водворенья мнимого".
В случае нежелательных вопросов пациентам Днищева предлагалось отвечать, что требования этнических карапетов являются необоснованными, поскольку их не существует, а их лидер, Петр
Днищев, похоронен на мемориальном дворовом кладбище как легендарный основоположник собственной родины. При встречах с этническими карапетами (если таковые все же состоятся) рекомендовалось вести себя со сдержанным достоинством, не нападать первыми и сообщать о случившемся медицинскому руководителю, воспитателю или леснику.
Итак, руководство клиники повсеместно вещало об отсутствии карапетов, территорию, язык и традиции которых давно переняло не менее коренное население клиники, высмеивало, пресекало и припугивало любые попытки обсуждения и решения карапетского вопроса, но уделяло этой якобы фиктивной проблеме такое грандиозное внимание, что невольно (или вольно) подталкивало к противоположной мысли.
Скоро Алеша, как и все прочие пациенты Днищева, пришел, а точнее, был приведен к мысли, что племена (банды, шайки, отряды) карапетов, самозванных или подлинных, действительно скрываются в лесах заповедника и представляют угрозу для клиники. Впрочем, он не придал этому значения.
Лекции, беседы и, так сказать, коллоквиумы на тему карапетской угрозы или, точнее, на тему отсутствия таковой и представляли собой, как ни странно, содержание занятий по нравственной подготовке. Зато вариации этой, казалось бы, ограниченной темы были поистине бездонными и неисчерпаемыми.
Сегодня Грубер, тот самый пожилой медик, который совместительствовал раздельщиком туловищ и исполнителем Спазм-теста, читал типовую лекцию о половой культуре, и от первой же вступительной фразы "половая культура представляет собой такое половое взаимодействие, которое не может быть признано ни избыточным, ни недостаточным, то есть его отсутствие", переходил к критическому описанию сексуального прошлого карапетов со всеми его несуразностями, изуверствами и чрезмерностями, которые были бы навязаны коренным, т. е. ненормальным карапет-днищевцам в том случае, если бы подпольная фракция этно-карапетов действительно существовала, доказала свою реальность и вернулась к власти, а завтра шел семинар по экономической этике, на котором первым делом предлагался вопрос: "Почему вы считаете, что право на пользование собственным трудом может иметь только существующий народ?".
Напрашивалась парадоксальная схема поведения на этой скучноватой, но безусловно важной, первостепенной нефизической дисциплине. Надо было как можно серьезнее, полнее и убедительнее доказать несостоятельность карапетских воззрений по половым (этическим, философским) вопросам и плавно подвести свое доказательство к тому, что таковые воззрения просто не существуют да никогда и не существовали.
Умственное развитие, в котором Алеша был признан весьма отсталым, так переплеталось с дисциплиной нравственной, что иногда по содержанию лекции трудно было определить, на каком из двух гуманитарных предметов вы присутствуете, особенно если не справиться в расписании. Там лектор рекомендовал как можно усерднее трудиться, и здесь семинатор требовал большего бескорыстия, там объяснялась необходимость нравственной сдержанности, и здесь доказывалась польза целомудрия, там и здесь упрекали пациента в недостаточной покорности, терпеливости и доверчивости. Но на умственных занятиях основное внимание уделялось не критике фиктивного карапетского мировоззрения, а изучению реального основателя карапетской национально-освободительной державы Петра Днищева (подлинного, т. е. покойного) как умственного эталона.
Честно говоря, Алеша немного увлекся Учением. Оно, по крайней мере, начинало приоткрывать ему сущность того, что над ним предполагалось произвести, точнее, сущность представлений его нормализаторов о своих собственных намерениях. Сначала охотно, а затем все более подневольно он принялся выписывать, заучивать и пересказывать инструктору содержание основных днищевских положений и рекомендаций, так называемых Заветов, составляющих в основном теоретический раздел оригинальных высказываний "Исторического
Завета", якобы записанных с собственных слов матроса туземными партизанами, его единственными очевидцами и соратниками (заметьте, после потопления), и более доступную часть "Современного Завета", представляющую собой вольное и оригинальное в другом смысле этого слова толкование положений предыдущей книги с целью их применения в конкретном лечении, воспитании и исправлении ненормальных, т. е. то, о чем шла речь во всех беседах, семинарах, выступлениях и шутках
Спазмана. Автором второй части и был Евсей Давидович.
Коротко говоря, первая часть была более первобытной, поэтичной, несуразной и загадочной, поскольку была составлена неграмотными, суеверными, искренними людьми, неотторжимыми от природы, а вторая представляла собой просто-напросто хороший трактат. Вот всего несколько выдержек из Учения, взятых наугад из конспективных записей
Алеши.
/"//Чтобы вещь понять, ее надо вывернуть. Тулуп снутри греет". /(В другом, апокрифическом варианте: /"Тулуп преет снутри"./)
СОВРЕМЕННОЕ ПОНИМАНИЕ ПОЛОЖЕНИЯ ДНИЩЕВА О ПРИРОДЕ ВЕЩЕЙ
Сущность известного положения Днищева состоит в диалектическом противопоставлении понятия самому себе (гносеологическом отстранении). Вещь может быть познана лишь в сравнении с какой-либо другой вещью, причем такое сравнение приобретает тем большую адекватность, чем меньше сходство сравниваемых вещей (понятий).
Таким образом, наиболее точным определением малого будет большое, плохого – хорошее, твердого – мягкое, белого – черное и т. д. В то же время большое, естественно, измеряется (определяется) малым, хорошее – плохим, мягкое – твердым, черное – белым и т. д. Другими словами, черное, по Днищеву, представляет собой высшую степень белого, нет ничего более черного, чем снег, но и белое адекватно очень черному, т. е. снег может быть как черным, так и белым, в зависимости от намерений того, кто производит его оценку. Перенося оценку в другие морфологические плоскости, по Днищеву, не будет неверным заявить, что снег красный, круглый или, например, взаимовыгодный.
ДНИЩЕВ О СЧАСТЬЕ, СОБСТВЕННОСТИ И СТРЕМЛЕНИЯХ К НИМ
/"Надобность в том, чего нет, стало быть, и нет надобности.
Хочешь осчастливиться – отыми у врага и сделаешься несчастным, то-то. А по-честному, так никому ничего и не надо, кроме пустого места. Амба"./
ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
По Днищеву, достижение счастье в общем совпадает с окончанием физического существования пациента, т. е. так называемой смертью.
Этот неожиданный вывод вытекает из учения Днищева о стимуляции стремлений. Счастьем любого (читай – ненормального) человека представляется достижимая цель в форме чужой собственности в широком смысле, обладание которой невозможно в настоящем, но желательно в будущем. Обладание, по Днищеву, эквивалентно его отсутствию, и на этом аксиоматическом принципе строится вся система жизненного стимулирования пациента. В процессе достижения счастья (в нашем случае – психофизической нормализации) ненормальный клиент претерпевает сложную и непостижимую последовательность метаморфических этапов, на которых он мечтает лишь о приобретении того или иного имущества (одной из эрзац-форм которого является здоровье), которого и лишается в результате его наличия (см.
"Процессуально-оздоровительный катехизис", 1 экз., секретно).
Последним этапом по обеспечению счастья (нормализации) пациента, таким образом, является такое его состояние, при котором несчастный
(счастливый – по Днищеву) мечтает лишь о сохранении жизни и, как следствие, лишается ее. Метаморфически говоря, пациент достигает наивысшего счастья в наиболее несчастной фазе своего существования, логичной кульминацией которой может явиться только смерть – абсолютная жизнь по Петру Днищеву.
Занятия по умственному развитию и нравственной подготовке, а также по древнекарапетскому языку, фольклору и другим гуманистическим дисциплинам, представляющим собой, собственно, лишь разные ракурсы Учения, проводились в том же зале, где пациенты спали, питались, вели хозяйство и, одним словом, жили.
Никакого твердого графика занятий не существовало, вернее, этот график был слишком сложным и непредсказуемым. Как часть общего
Расписания он отпечатывался микроскопическим шрифтом на огромных листах ("простынях") бумаги и вывешивался на стенде, напоминающем всемирный график движения поездов или курс валюты на мировой бирже, на такой высоте и на таком отдалении из-за неизменной толпы пациентов, постоянно наводящих какие-то справки с блокнотиками и авторучками в руках, что-то торопливо переписывающих, высматривающих в театральные биноклики, оттягивающих для лучшей фокусировки углы глаз или просто неподвижно торчащих на самом обзоре, что разобрать что-либо при Алешином неважном зрении было совершенно невозможно. К тому же в последний момент перед самым сигналом (который всегда оставался под вопросом) приходил со стремянкой Вениамин или какой-нибудь другой младший санитар, забирался и делал исправления шариковой ручкой.
Занятия, таким образом, длились иногда по сорок пять-девяносто минут, а иногда и по шесть-восемь часов кряду, а проводились то ежедневно, то по четным (нечетным) числам месяца, то по выходным или в последний (первый) день каждой недели, то отменялись вообще или заменялись какими-нибудь другими дисциплинами в любом вообразимом порядке, представляемом правительством больницы как оптимальный.
Все начиналось с регулярной литургической речевки или коллективной Спазм-медитации. Впрочем, с этого же медицинского действа начиналось любое мероприятие дня. Весь персонал Днищева, включая санитаров, поваров, лесничего, почтальона, поселкового сторожа и продавца аптечного киоска, короче говоря, все "вольные" работники медицинского заповедника, кроме, разумеется, часовых и отпускников, в красочных национальных костюмах – халатах, шароварах, фесках, цвет которых варьировался в зависимости от даты, важности и содержания события, – собирались на той же самой лестнице, по которой людей уводили на процедуры.
– Хороша бандура, а? Сволочи-грузчики везли ее как дрова с вокзала, да потом кидали-разгружали во дворе, да потом держали под открытым небом как лом, так что половина кнопок стала западать, так что половину операций приходится выполнять вручную.
– А это что?
– А это здесь располагается голографический дисплей, он не действует, который показывает любой физиологический орган человека в любом ракурсе (хоть навыворот), в уменьшенном, увеличенном виде, изнутри, извне, только он, увы, как бы сдвинулся на 360® и перевелся на негатив. Если тебе, к примеру, навести его на плечо, то он, скорее всего, покажет твое колено, но в негативном изображении и изнутри. Хотя иногда в него как будто что-то вступает, и он начинает работать нормально. Как живой.
Алеше помогли взойти на психотрон, правильно сесть и пристегнуть эластичные металлические браслеты к запястьям, щиколоткам и горлу.
"Как на эшафоте", – неправильно подумалось ему.
Тот старый санитар, которого Алеша принял за ночного людоруба, покряхтывая и невнятно бормоча матерную мантру, установил кресло в запрокинутое, наиболее беспомощное для Алеши положение, включил ослепительную лампу, настоящий белый прожектор, перед его глазами и крикнул коллегам:
– Можно!
Из своего неловкого положения (как на вертеле, черт бы их всех побрал) Алеша видел только алое пылание век, косматое рассеяние лучей на ресницах да непривычно близкий и подробный собственный нос.
По голосам испытатели казались очень далеко, словно через поле, среди которого возвышался психотрон.
– Удобно? – крикнул оттуда Спазман, но гулкое пространство съело часть слова и донесло лишь невразумительное "но-но?"
Алеша забылся и чуть не удавил себя резкой попыткой привстать и приблизиться к звуку.
– Удобно сидеть? – передал ему слова главдока людоруб откуда-то из-под бока.
Алеша ответил утвердительным хрипом.
– Когда вы почувствовали, что вы ненормальный человек, не такой, как все люди? – крикнул главдок, и людоруб, в идентичности которого
Алеша больше не сомневался, на всякий случай пересказал вопрос.
– Когда почувствовали что-то неладное?
Насколько позволял шейный зажим, Алеша отрицательно покачал скованной головой. Никогда.
– Нет! – крикнул за него старший санитар. – Еще не почувствовал!
– Повтори вопрос с кнопочкой, которую мы обычно используем в таких случаях, – рекомендовал Спазман. – Деления на два-три. "Только бы не закричать", – подумал Алеша.
– Скажешь? Нет? – спросил санитар.
– А если… – начал Алеша, и санитар без паузы чем-то щелкнул.
– А! – все-таки крикнул Теплин и сжался изо всех сил. Боль была сильной, глубокой, но, к счастью, не слишком длительной. Ее качество напоминало зверский железный клевок.
– Больно? – душевно поинтересовался санитар.
– Не очень, – тактично ответил Алеша.
– Так примерно и будет. Больнее не будет. Стул – это у нас не самое смертельное. У нас еще бывает карапетский сапог, ВЧ-дрель, тепловой шкаф, верблюжьи колючки, ногтеукалывание и прочее. А это называется Спазм-тест. Теперь вспомнил?
Алеша кивнул.
– В прошлом году. Летом. Почувствовал.
– Хорошо, хорошо, Алексей! Главное, не надо напрягаться и слишком задумываться! – подбодрил со своего места Спазман. – Так держать тестирование!
*СПАЗМ-ТЕСТ*
Тест разработан доктором медицины, философии и права, кандидатом
Карапет-Дагского национального округа Е. Д. Спазманом для определения наличия и степени субъективных отклонений, так называемых ненормальностей, у клиентов Центра нормализации имени
Днищева для их устранения. Вопросы Спазм-теста, сформулированные и расположенные, на первый взгляд, самым бессмысленным образом, иногда дублируют и исключают друг друга, но не смущайтесь. Область тестирования безгранична: от мелких недостатков здоровья, таких как насморк, до политических взглядов. Курс последующей нормализации предназначен для приведения всех субъективных характеристик к уровню абсолютной середины, принимаемому Спазманом за нормальный.
При ответах следует особенно опасаться напряжения. Естественная ложь, по Спазману, раскрывает личность более адекватно, чем вымученная правда. Если можете, будьте естественны, но если для вас естественно притворство, притворяйтесь откровенно. Помните, что важно не содержание ваших ответов, а процесс тестирования, смысл которого вам недоступен.
Спазм-тестирование может быть стимулировано вспомогательными средствами: щипцами, карапетским сапогом, спазм-креслом
(психотроном), высокочастотной дрелью, тепловым шкафом и т. д.
Спазм-тест проводится письменно, устно или мысленно, по просьбе клиента, его согласию или без них. Спасибо.
1. Когда вы почувствовали, что вы ненормальный человек, не такой, как все люди? Когда поняли, что это не так?
2. Ваше полное имя. Можно назвать настоящее имя, псевдоним или игнорировать этот пункт. Какое имя присвоили бы вы себе при возможности?
3. Пол. Служит ли он причиной вашего удовлетворения, недовольства, беспокойства? Умолчание рассматривается как желание что-то скрыть.
4. Возникает ли у вас чувство вины, если ваш эротический сон закончился поллюцией? Чувство досады, если этого не произошло?
5. Пол, противоположный вашему.
6. Если бы вы полюбили одновременно и равносильно двух женщин
(мужчин), что бы вы предпочли: сойтись с ними поочередно, одновременно или разойтись с одним (одной) из них?
7. Сколько видов половой принадлежности вам известно?
8. Могли бы вы изнасиловать свою мать (дочь, отца, сына, домашнего питомца)?
9. Возникают ли такие мысли (поступки, слова), в которых вам стыдно (страшно) признаться?
10. Признайтесь в них.
11. Онанизм – смешная привычка, драма или необходимость?
12. Хотелось ли вам кого-нибудь уничтожить?
13. Хотелось ли вам уничтожить своего отца (мать, ребенка, домашнего питомца)?
14. Смелее.
15. Пытались ли вы уничтожить себя?
16. Какие способы самоубийства кажутся вам наиболее разумными: мучительные, но чистоплотные или безобразные, но относительно безболезненные?
17. Что из перечисленного вы бы выбрали не задумываясь: станкостроительный завод, тампон, сокодавку, галстук, предсвадебное путешествие?
18. Ваш выбор: насиловать, быть изнасилованным или наблюдать за происходящим?
19. Вы живы?
– Всем встать! – скомандовал д-р Спазман, и все, кроме Алеши, который и без того кое-как стоял перед комиссией, приостановили болтовню и стали вразброд подниматься.
Теперь на всех медиках вместо белых колпаков красовались алые фески, напоминающие детские ведерки для песка, причем феска Евсея
Давидовича была орнаментирована причудливым золотым шитьем и увенчивалась золотою же кисточкой, а более скромные фески остальных были вовсе не орнаментированы и украшены более невзрачными малиновыми кистями. Кроме того, главдок не поленился надеть полосатый халат, подпоясанный полосатым же красно-зелено-желтым национальным шарфом, за который были заткнуты два длинных кремневых
(если не фитильных) пистолета и кинжал, я думаю, не совсем настоящие.
– Именем Карапет-Дагского национально-освободительного округа No
17, поселкового совета республики и естественной дисциплины…
Людоруб раскатисто кашлянул, как кашляют пожилые мужчины, выкуривающие по две пачки грубых папирос ежедневно в течение лет сорока, и Спазман успел за время горлового раската перевернуть страницу и пробежать глазами следующую.
"Что именем-то?" – подумал Алеша и мгновенно получил ответ в последующем чтении.
"Алексей Тимофеевич Теплин, человек мужского пола, тысяча девятьсот (ага) года рождения, добровольно поступил в Центр психофизической нормализации имени Днищева по подозрению в умышленной нравственной ненормальности со стороны ближайших родственников: Олимпиады Автономовны Теплиной (матери подозреваемого) и его легальных жен, Елен Ивановны и Петровны Теплиных.
До четырнадцати полных лет подозреваемый воспитывался в трехсоставной семье невралгического типа: отец, майор строительных сил с расстроенной пассивно-выжидательной психикой, и мать, педагог-строитель кирпичного техникума с бесконтрольной нервной системой типа "женщина-бум".
После алкогольно-сосудистой смерти мужского родителя воспитание подозреваемого производилось в ненормальной семье усеченного двухсоставного типа (мать + сын – отец x временные члены). Сознание ущербности и подсознательное стремление к нормализации семьи
(приведению ее к элементарной трехсоставности) обусловило патологический брак Теплина с двумя людьми женского пола по так называемой любви".
На этом предыстория Алешиной ненормальности, ограниченная неполной и произвольной семейной справкой, закончилась, и Спазман приступил к описанию самой ненормальности, как установленной и доказанной.
– "На предварительном дознании ненормальный Теплин указал среди любимых авторов таких психических эксцентриков, как Шопенгауэр
(ложь), Конфуций и параноидальный сказочник Уэллс. Кроме того,
Теплин признался в полигамии и физической недостаточности, в результате чего был предварительно распределен в высшую группу по нравственному исправлению, первую по умственной и вторую по физической регенерации.
В первый день наблюдения занял выжидательную позицию и инстинктивно посетил комнату ударной терапии "бокс", где для него была инсценирована процедура Битнера. Расчленение нормализованных объектов, продемонстрированное ненормальному после ужина, воспринято с пассивным недоумением в результате неполного или неадекватного понимания ситуации. Утром посетил отделение "О", где проявил бесцельную сексуальную активность относительно представительницы старшего персонала (Юлия напряженно улыбнулась) с кратковременной вялой эрекцией и незначительным нарушением логической последовательности поведения. Вид нормализованного тела привел к обмороку, вызванному не столько сочувствием к себе, сколько реакцией психического отторжения (так называемой психической рвотой).
Онанистических, суицидальных, эскапистских и прочих нормальных реакций за время предварительного наблюдения не замечено".
Доктор сделал освежительный глоток воды и перешел к чтению третьего, заключительного листка.
– "Теперь о результатах Спазм-теста. Физическое состояние ненормального оценивается минус семью баллами, умственный уровень – минус девятью и нравственный, самый удручающий из всех – минус десятью по шкале вашего покорного слуги, что примерно совпало с результатами нашей прикидки".
Алеша ничего не понял из сказанного, хотя это и имело для него решающее значение. По-мальчишески несдержанный Вениамин присвистнул
– все-таки ему далеко еще было до настоящего санитара, а людоруб заметил:
– Это прямо можно отводить за сараи и кончать.
Спазман пресек все это ограничительным, немного античным жестом поднятой длани.
– "А посему приказываю: приговорить Алексея Тимофеевича Теплина к бессрочным оздоровительным работам в каменоломне "Бодрость" (так вот что было "именем"), стимулировать нормализацию морально-хирургическим вмешательствам по системе Днищева, отходы лечебно-воспитательного процесса аннигилировать, имущество вернуть по адресу".
Спазман опустил большой палец правой руки и прикрыл глаза, дабы взглядом не навязывать своего решения коллегам. Вениамин, как и его старший товарищ по санитарии, тоже показал пальцем вниз. Облавина упоительно взглянула на Алешу и последовала их примеру, и только
Юлия, нахмурившись почти до слез, пробормотала что-то невнятное наподобие "…до выяснения некоторых аспектов…" и воздержалась.
– Ну вот. – Спазман легонько вздохнул и тут же начал снимать феску, разоружаться, разматывать кушак и разоблачаться. – Теперь ступайте, если можете, куда вам вздумается, хоть на улицу, но не забывайте, что ровно в шесть за вами придут.
– А как же с этим парнем? – с нескрываемой симпатией напомнил о трупе старший санитар.
Евсей Давидович комично хлопнул себя ладонью по лбу.
– Не поверите: забыл. Ну ничего, с этим, я думаю, мы долго не задержимся. Парень покладистый.
Все-таки усадка окоченевшего Полбина на психотрон потребовала немалых усилий. Прежде чем покинуть зал, Алеша успел услышать первый вопрос Спазмана: "Когда вы почувствовали, что вы нормальный человек, такой же, как все люди?" Затем людоруб щелкнул каким-то тумблером, достал из кармана халата плоскогубцы и вцепился в плечо покойного.
Алеша взглянул на часы и обнаружил, что тестирование продолжалось четыре часа.
До попадания в клинику Алеша знал о карапетах то же, что было известно всем и сообщалось средствами информации, то есть почти ничего. Когда-то немногочисленный, но свободо- и трудолюбивый этот народ обитал на лесистой территории нынешнего карапет-дагского заповедника, но в результате политического хищничества был сведен на нет, о чем неохотно, словно сквозь зубы, проговаривались исторические романы и этнографические справочники.
Вопреки своему физическому отсутствию, в молве карапеты слыли вредными, хитрыми, богатыми и, одним словом, неприятными людьми, которые за что-то "очень нас не любят". До поры Алеша не задумывался над столь явным противоречием официальной и устной версий и, в крайнем случае, готов был объяснить его тем, что карапетами называют действительно вздорное население клиники, при выборах, фестивалях фольклора и обменах делегациями символических стран играющее формальную роль карапет-дагского этноса, но на первых же занятиях с удивлением обнаружил, что это не так.
Со всей строгостью вынужденной конфиденциальности начинающим ненормалам поведали, что жалкая и бессильная (с одной стороны) и достаточно многочисленная и опасная (с другой) горсть отщепенцев во главе с самозванным авантюристом, тщетно выдающим себя за прямого наследника великого, но, как известно, бездетного партизана и гуманиста Днищева, а иногда и за самого матроса, пытается оспорить суверенные права нынешнего ненормального населения Карапет-Дага, давно ставшего коренным, на том шатком основании, что они-де и есть остатки мифических карапетов, которые полностью исчезли, точнее, были потоплены торпедой в бухте Карапет-бей, сразу же после их драматического исхода.
Секретный меморандум поселкового совета гласил: "Враждебные силы как за пределами нашего молодого округа, так, частично, и внутри его, пытаются распространить дикие слухи о том, что незначительная часть бывшего населения Карапет-Дага (этнических карапетов), поддавшись этнографическому угару и географическим пережиткам, пытается выдать себя за коренное население округа и потребовать на этом провокационном основании возврата исконных земель, выдворения подлинного населения и водворенья мнимого".
В случае нежелательных вопросов пациентам Днищева предлагалось отвечать, что требования этнических карапетов являются необоснованными, поскольку их не существует, а их лидер, Петр
Днищев, похоронен на мемориальном дворовом кладбище как легендарный основоположник собственной родины. При встречах с этническими карапетами (если таковые все же состоятся) рекомендовалось вести себя со сдержанным достоинством, не нападать первыми и сообщать о случившемся медицинскому руководителю, воспитателю или леснику.
Итак, руководство клиники повсеместно вещало об отсутствии карапетов, территорию, язык и традиции которых давно переняло не менее коренное население клиники, высмеивало, пресекало и припугивало любые попытки обсуждения и решения карапетского вопроса, но уделяло этой якобы фиктивной проблеме такое грандиозное внимание, что невольно (или вольно) подталкивало к противоположной мысли.
Скоро Алеша, как и все прочие пациенты Днищева, пришел, а точнее, был приведен к мысли, что племена (банды, шайки, отряды) карапетов, самозванных или подлинных, действительно скрываются в лесах заповедника и представляют угрозу для клиники. Впрочем, он не придал этому значения.
Лекции, беседы и, так сказать, коллоквиумы на тему карапетской угрозы или, точнее, на тему отсутствия таковой и представляли собой, как ни странно, содержание занятий по нравственной подготовке. Зато вариации этой, казалось бы, ограниченной темы были поистине бездонными и неисчерпаемыми.
Сегодня Грубер, тот самый пожилой медик, который совместительствовал раздельщиком туловищ и исполнителем Спазм-теста, читал типовую лекцию о половой культуре, и от первой же вступительной фразы "половая культура представляет собой такое половое взаимодействие, которое не может быть признано ни избыточным, ни недостаточным, то есть его отсутствие", переходил к критическому описанию сексуального прошлого карапетов со всеми его несуразностями, изуверствами и чрезмерностями, которые были бы навязаны коренным, т. е. ненормальным карапет-днищевцам в том случае, если бы подпольная фракция этно-карапетов действительно существовала, доказала свою реальность и вернулась к власти, а завтра шел семинар по экономической этике, на котором первым делом предлагался вопрос: "Почему вы считаете, что право на пользование собственным трудом может иметь только существующий народ?".
Напрашивалась парадоксальная схема поведения на этой скучноватой, но безусловно важной, первостепенной нефизической дисциплине. Надо было как можно серьезнее, полнее и убедительнее доказать несостоятельность карапетских воззрений по половым (этическим, философским) вопросам и плавно подвести свое доказательство к тому, что таковые воззрения просто не существуют да никогда и не существовали.
Умственное развитие, в котором Алеша был признан весьма отсталым, так переплеталось с дисциплиной нравственной, что иногда по содержанию лекции трудно было определить, на каком из двух гуманитарных предметов вы присутствуете, особенно если не справиться в расписании. Там лектор рекомендовал как можно усерднее трудиться, и здесь семинатор требовал большего бескорыстия, там объяснялась необходимость нравственной сдержанности, и здесь доказывалась польза целомудрия, там и здесь упрекали пациента в недостаточной покорности, терпеливости и доверчивости. Но на умственных занятиях основное внимание уделялось не критике фиктивного карапетского мировоззрения, а изучению реального основателя карапетской национально-освободительной державы Петра Днищева (подлинного, т. е. покойного) как умственного эталона.
Честно говоря, Алеша немного увлекся Учением. Оно, по крайней мере, начинало приоткрывать ему сущность того, что над ним предполагалось произвести, точнее, сущность представлений его нормализаторов о своих собственных намерениях. Сначала охотно, а затем все более подневольно он принялся выписывать, заучивать и пересказывать инструктору содержание основных днищевских положений и рекомендаций, так называемых Заветов, составляющих в основном теоретический раздел оригинальных высказываний "Исторического
Завета", якобы записанных с собственных слов матроса туземными партизанами, его единственными очевидцами и соратниками (заметьте, после потопления), и более доступную часть "Современного Завета", представляющую собой вольное и оригинальное в другом смысле этого слова толкование положений предыдущей книги с целью их применения в конкретном лечении, воспитании и исправлении ненормальных, т. е. то, о чем шла речь во всех беседах, семинарах, выступлениях и шутках
Спазмана. Автором второй части и был Евсей Давидович.
Коротко говоря, первая часть была более первобытной, поэтичной, несуразной и загадочной, поскольку была составлена неграмотными, суеверными, искренними людьми, неотторжимыми от природы, а вторая представляла собой просто-напросто хороший трактат. Вот всего несколько выдержек из Учения, взятых наугад из конспективных записей
Алеши.
ДНИЩЕВ О ПРИРОДЕ ВЕЩЕЙ
/"//Чтобы вещь понять, ее надо вывернуть. Тулуп снутри греет". /(В другом, апокрифическом варианте: /"Тулуп преет снутри"./)
СОВРЕМЕННОЕ ПОНИМАНИЕ ПОЛОЖЕНИЯ ДНИЩЕВА О ПРИРОДЕ ВЕЩЕЙ
Сущность известного положения Днищева состоит в диалектическом противопоставлении понятия самому себе (гносеологическом отстранении). Вещь может быть познана лишь в сравнении с какой-либо другой вещью, причем такое сравнение приобретает тем большую адекватность, чем меньше сходство сравниваемых вещей (понятий).
Таким образом, наиболее точным определением малого будет большое, плохого – хорошее, твердого – мягкое, белого – черное и т. д. В то же время большое, естественно, измеряется (определяется) малым, хорошее – плохим, мягкое – твердым, черное – белым и т. д. Другими словами, черное, по Днищеву, представляет собой высшую степень белого, нет ничего более черного, чем снег, но и белое адекватно очень черному, т. е. снег может быть как черным, так и белым, в зависимости от намерений того, кто производит его оценку. Перенося оценку в другие морфологические плоскости, по Днищеву, не будет неверным заявить, что снег красный, круглый или, например, взаимовыгодный.
ДНИЩЕВ О СЧАСТЬЕ, СОБСТВЕННОСТИ И СТРЕМЛЕНИЯХ К НИМ
/"Надобность в том, чего нет, стало быть, и нет надобности.
Хочешь осчастливиться – отыми у врага и сделаешься несчастным, то-то. А по-честному, так никому ничего и не надо, кроме пустого места. Амба"./
ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
По Днищеву, достижение счастье в общем совпадает с окончанием физического существования пациента, т. е. так называемой смертью.
Этот неожиданный вывод вытекает из учения Днищева о стимуляции стремлений. Счастьем любого (читай – ненормального) человека представляется достижимая цель в форме чужой собственности в широком смысле, обладание которой невозможно в настоящем, но желательно в будущем. Обладание, по Днищеву, эквивалентно его отсутствию, и на этом аксиоматическом принципе строится вся система жизненного стимулирования пациента. В процессе достижения счастья (в нашем случае – психофизической нормализации) ненормальный клиент претерпевает сложную и непостижимую последовательность метаморфических этапов, на которых он мечтает лишь о приобретении того или иного имущества (одной из эрзац-форм которого является здоровье), которого и лишается в результате его наличия (см.
"Процессуально-оздоровительный катехизис", 1 экз., секретно).
Последним этапом по обеспечению счастья (нормализации) пациента, таким образом, является такое его состояние, при котором несчастный
(счастливый – по Днищеву) мечтает лишь о сохранении жизни и, как следствие, лишается ее. Метаморфически говоря, пациент достигает наивысшего счастья в наиболее несчастной фазе своего существования, логичной кульминацией которой может явиться только смерть – абсолютная жизнь по Петру Днищеву.
Занятия по умственному развитию и нравственной подготовке, а также по древнекарапетскому языку, фольклору и другим гуманистическим дисциплинам, представляющим собой, собственно, лишь разные ракурсы Учения, проводились в том же зале, где пациенты спали, питались, вели хозяйство и, одним словом, жили.
Никакого твердого графика занятий не существовало, вернее, этот график был слишком сложным и непредсказуемым. Как часть общего
Расписания он отпечатывался микроскопическим шрифтом на огромных листах ("простынях") бумаги и вывешивался на стенде, напоминающем всемирный график движения поездов или курс валюты на мировой бирже, на такой высоте и на таком отдалении из-за неизменной толпы пациентов, постоянно наводящих какие-то справки с блокнотиками и авторучками в руках, что-то торопливо переписывающих, высматривающих в театральные биноклики, оттягивающих для лучшей фокусировки углы глаз или просто неподвижно торчащих на самом обзоре, что разобрать что-либо при Алешином неважном зрении было совершенно невозможно. К тому же в последний момент перед самым сигналом (который всегда оставался под вопросом) приходил со стремянкой Вениамин или какой-нибудь другой младший санитар, забирался и делал исправления шариковой ручкой.
Занятия, таким образом, длились иногда по сорок пять-девяносто минут, а иногда и по шесть-восемь часов кряду, а проводились то ежедневно, то по четным (нечетным) числам месяца, то по выходным или в последний (первый) день каждой недели, то отменялись вообще или заменялись какими-нибудь другими дисциплинами в любом вообразимом порядке, представляемом правительством больницы как оптимальный.
Все начиналось с регулярной литургической речевки или коллективной Спазм-медитации. Впрочем, с этого же медицинского действа начиналось любое мероприятие дня. Весь персонал Днищева, включая санитаров, поваров, лесничего, почтальона, поселкового сторожа и продавца аптечного киоска, короче говоря, все "вольные" работники медицинского заповедника, кроме, разумеется, часовых и отпускников, в красочных национальных костюмах – халатах, шароварах, фесках, цвет которых варьировался в зависимости от даты, важности и содержания события, – собирались на той же самой лестнице, по которой людей уводили на процедуры.