— Ты уложила все новые платья? — Леон тоже вышел на балкон. Она взглянула на него и с удивлением обнаружила, что седина на его висках стала более заметной. — Ты взяла все, что я просил тебя взять?
— Да, я положила все, что ты велел. Я не подведу тебя, Леон.
Леон приблизился к ней, и у самого ее уха раздался его негромкий голос, в котором звучали угрожающие нотки.
— Я предупреждал тебя об осторожности, но ты, кажется, не хочешь принимать мои слова всерьез. — С этими словами он скрылся за дверью, оставив Элен на балконе. Она еще долго стояла там, сжав дрожащими руками перила и устремив взгляд на темную полоску горизонта.
Они выехали из дома сразу после того, как дети отправились в школу. Леону пришлось выбрать объездную дорогу в Никосию, так как они пропустили конвой. Утро было чудесным. Легкая дымка сначала скрывала вершины гор, но потом рассеялась под жаркими лучами солнца. Пейзаж менялся с каждым поворотом дороги: то это были горы, лишенные растительности, то поросшие густым лесом; то суровые и пугающие, то радующие глаз яркими красками весенних цветов. От этой красоты просто дух захватывало. Местами нагромождение скал образовывало почти вертикальные вершины, поднимавшиеся к самому небу.
Когда столица осталась позади, местность изменилась. Горы сменились равниной, на которой то тут, то там попадались крошечные, домов в десять, поселки. Почти возле каждого дома был привязан осел, во дворе сложен хворост, а овцы и козы паслись неподалеку. — Мы поедем прямо в гостиницу, а потом я покажу тебе старый город. — Леон не отрывал взгляда от дороги. Элен молча взглянула на мужа и продолжила смотреть в окно. — Ты ведь еще не видела старого города?
— Нет.
— Он необыкновенно красив. В нем сохранилась уникальная атмосфера прошлых веков.
— Я наслышана о его красоте. Будет интересно все это увидеть собственными глазами. — Элен говорила сдержанно и даже равнодушно. Леон на мгновение оторвал взгляд от дороги и посмотрел на жену, но она продолжала сидеть, отвернувшись к окну.
— Ты ненавидишь меня, Элен? — неожиданно спросил он. — Раньше этого не было; мы были вполне счастливы до того…
— …до того, как ты стал пользоваться мной для удовлетворения своих желаний? Да, Леон, нам было хорошо. Так могло продолжаться и дальше.
— Ты думаешь? — Горькая усмешка тронула его губы. — А ты, Элен, ты была бы довольна такой жизнью?
— Ты же знаешь, что я не стремилась к таким отношениям, которые затрагивали бы мои чувства. Я объяснила тебе это, когда рассказывала о Грегори, и о том, как он обошелся со мной.
— Ты не ответила на мой вопрос. У мужчин есть некоторые человеческие потребности, но они должны быть и у женщин.
— Женщины устроены иначе, особенно англичанки.
— Можешь не рассказывать мне об этом, — с горечью произнес Леон. — Но какими бы холодными они ни были, они все равно женщины. Ты не хочешь ответить на мой вопрос?
— Мне и в голову не приходило… заниматься любовью ради удовлетворения физической потребности.
— Уходишь от прямого ответа? — Леон сбавил скорость, чтобы дать пройти пожилой женщине в черном, несущей на спине тяжелую корзину. — Мне не нравится твой цинизм. Больше не говори так, пожалуйста. — Они уже въехали в Фамагусту. Дорожный знак указывал поворот в старый город, но Леон поехал прямо.
— Ты же не хочешь сказать, что я ошибаюсь? Ты ведь используешь меня именно таким образом? — Элен по-прежнему не смотрела на мужа, но она услышала, как он заскрежетал зубами от гнева.
— Я сказал, что мне не понравился твой циничный тон!
— Ты меня удивляешь, Леон, — язвительно заметила она. — Я не думала, что мой тон может так задеть тебя.
— Он мне не понравился. Грубость и цинизм не идут тебе.
Машина мчалась через густонаселенный район города. По дороге попадались белые особняки, окруженные садами, в которых буйно цвели гибискусы и жакаранды, бугенвиллии и мимозы. Опьяняющий аромат цветов проникал в открытое окно машины.
— Ты слишком высокого мнения обо мне.
— Сарказм тебе тоже не идет. Я бы просил тебя воздержаться и от него.
Элен порывисто повернулась к Леону.
— Выходит, я уже не могу говорить, что я думаю? — спросила она, покраснев от гнева.
— Можешь, если только при этом твои слова не оскорбляют меня.
Элен замолчала и до самой гостиницы не проронила ни слова. Наконец машина была поставлена на стоянку, вещи внесены в номер. В комнате царил полумрак — жалюзи оказались опущенными. Элен сразу же подняла их и открыла окна.
— Зачем они это делают? — сказала она, выходя на балкон. Перед ней простирались синие воды Средиземного моря и золотая полоска пляжа. Она почувствовала, что Леон стоит рядом.
— Таков обычай, — ответил он. — Ты просто еще не привыкла.
— Обычай… У мужчин здесь существует обычай обращаться со своими женами как с собственностью. — Элен оглянулась. В номере стояла двуспальная кровать. Леон сам попросил такой номер? Она всегда считала, что в номерах дорогих отелей стоят две односпальные кровати.
— Я, пожалуй, распакую свои вещи, — сказала она. Но Леон загораживал собой проход и даже не сделал попытки пропустить ее в комнату, поэтому Элен вновь повернулась к перилам балкона и стала смотреть на море. Она почувствовала, как руки мужа легли ей на плечи, и вся сжалась. Он, должно быть, понял, что она испытывает, но тем не менее тихо шепнул:
— Эти дни могут стать нашим медовым месяцем.
— Медовый месяц существует только для влюбленных.
— Ты права. — Элен послышались нотки сарказма в его голосе, а может быть, ей только показалось. Его руки стали настойчивее, а губы касались ее волос и ласкали шею. Некоторое время Элен стояла неподвижно с покорной обреченностью, потом резко повернулась; красные пятна гнева появились у нее на щеках.
— Неужели ты не можешь оставить меня в покое! Почему я должна терпеть твои ласки и днем и ночью? — Она отстранилась от него и бросилась в комнату. Леон последовал за ней.
— Элен! — Ее имя сорвалось с его побелевших губ. Он, казалось, был в шоке, даже руки у него безвольно опустились, но он тут же сумел побороть свою минутную слабость. Глаза Леона потемнели от сдерживаемого гнева, кулаки сжались. — Если ты так воспринимаешь мои ласки, то хочу напомнить тебе: я беру то, что принадлежит мне по праву, и тогда, когда захочу.
— Но ты же обещал. — Леон стоял очень близко. Гнев мешал Элен говорить, но в ее сердце уже закрался страх. Если бы она только могла убежать от этого человека, но что тогда станет с детьми. И Леон знал, что он сохранит над ней свою власть до тех пор, пока она будет нужна детям. — Неужели ты не испытываешь угрызений совести из-за того, что нарушил свое обещание?
— Что касается моих отношений с тобой, то у меня нет никаких угрызений совести. Ты моя жена, и поэтому я ничего не нарушаю…
— Нет необходимости еще раз напоминать мне, что жена здесь — всего лишь собственность мужа, — с горечью сказала Элен. Проникавшие в окно солнечные лучи слепили ее, и она резко задернула штору. Внезапно она ощутила ненависть и к солнцу и к безоблачному небу — то есть, ко всему этому еще недавно прекрасному острову, с которого она не могла убежать.
— Но ты не можешь держать здесь меня вечно. Как только дети подрастут, я уйду от тебя.
Слабый скрежещущий звук, исходивший от столика у стены, заставил их обоих прислушаться: Элен — удивленно, Леона — равнодушно.
— К тому времени у тебя уже могут появиться собственные дети, — спокойно сказал он, направляясь к этому столику.
— Ты хочешь удержать меня хотя бы так?
— Да, хотя бы так, — тихо ответил Леон, и Элен удивленно подняла на него глаза. Его голос как-то странно дрогнул; казалось, что он говорит через силу и ему трудно признаться в своих чувствах. Их взгляды встретились, и по совершенно непонятной причине Элен вспомнила, как заныло у нее сердце при виде Леона и Паулы Максвелл у отеля «Хилтон». Удивительно, но это воспоминание мгновенно стерло из памяти только что произошедшую между ними неприятную сцену, и поддавшись какой-то неведомой силе, Элен сделала шаг навстречу мужу, протягивая ему руку в неосознанном жесте примирения.
— Леон…
Он взял протянутую руку, и мертвенная бледность исчезла с его лица, морщины разгладились, и он даже улыбнулся.
— Что, Элен? — Но она не могла говорить, не могла найти слов, чтобы выразить свои чувства, описать волнение, порожденное уже отнюдь не страхом. — Что случилось? — Его голос был нежным, даже умоляющим. Таким необычным, подумала Элен, и в ее душе что-то дрогнуло, почти помимо ее воли.
— Этот короткий отпуск… Мы могли бы быть счастливы?
— Элен. — Не веря своим ушам, Леон смотрел на жену. Потом он очень бережно привлек ее к себе и обнял. — Да, дорогая, — прошептал он. — Да, мы можем быть счастливы.
Леон продолжал держать жену в своих объятиях, не делая попытки поцеловать ее и словно даже опасаясь ее крепко обнять. Необъяснимое чувство вины охватило Элен. Она поспешно заговорила, чтобы избавиться от него.
— Откуда этот звук, Леон? Это трещит дерево?
— Это жучки-древоточцы; они забираются в мебель. Я скажу горничной, чтобы она принесла какое-нибудь средство для борьбы с ними.
— Жучки? В самом деле? Но как они забираются сюда?
— Крышки столов — полые, насекомые легко туда проникают.
— Наверное, в таком климате, как здесь, приходится мириться с некоторыми недостатками. — Элен слабо улыбнулась. — На свете нет совершенства.
Леон опять взял ее руки в свои, несколько мгновений молча смотря в глаза жены, а потом грустно произнес:
— Да, Элен, на свете нет совершенства…
После ленча в ресторане гостиницы они поехали в старую часть Фамагусты. Леон назвал эту поездку деловой, и хотя он действительно заехал на свои склады, но пробыл там всего несколько минут.
— Мы поедем через апельсиновую рощу, — сказал он, садясь за руль. — Могу тебя заверить, что этого зрелища ты никогда не забудешь. — Леон был прав: бесконечные плантации фруктовых деревьев тянулись на многие мили.
Кроме апельсиновых деревьев там росли еще мандариновые и лимонные. Все они стояли в цвету; их пьянящий аромат кружил голову.
— Как чудесно! — вырвалось у Элен. — Я в жизни не видала ничего подобного!
Леон остановил машину, и они вышли.
— Красиво, правда? — Его голос звучал мягко, глаза утратили суровость, особенно это было заметно в те моменты, когда он смотрел на Элен, стоявшую под цветущими деревьями. Ее белокурые волосы развевал легкий ветерок, щеки горели румянцем, а глаза сияли от восторга. На ней было цветное платье из хлопка, выбранное для нее Леоном и выгодно подчеркивающее ее стройную фигуру. — Как ты хороша, Элен, — произнес Леон, и она покраснела от удовольствия. Потянувшись к дереву, он сломал небольшую ветку и протянул жене. — Цветы апельсина для невесты. — В этот момент Леон показался Элен таким молодым и даже немного неуверенным в себе. Впечатление было мимолетным, и она решила, что это ей просто показалось. Улыбнувшись, Элен поднесла цветущую ветку к лицу. — Да, — тихо и нежно сказал Леон, — ты очень хороша.
— Расскажи мне об апельсинах, Леон, — попросила Элен, когда они сели в машину. Она по-прежнему держала ветку в руке, время от времени поднося к лицу и вдыхая чудесный аромат. — Я хотела сказать — о работе на твоих складах.
— После сбора урожая все фрукты доставляют туда. Их моют и сортируют.
— Моют? Каждый апельсин?
— Да, перед отправкой на экспорт все фрукты моют. Обычно эту работу выполняют женщины. Потом плоды сортируют и упаковывают.
— Ты владеешь только складами или апельсиновыми плантациями тоже?
— Нет, только складами.
Некоторое время они ехали молча. Дорога шла по побережью, и вдоль нее Элен заметила незнакомые высокие растения.
— Что это? — поинтересовалась она. — Похоже на тростник.
— Это бамбук — его высаживают, чтобы защитить апельсиновые деревья от бриза. Роща простирается до самого моря, и для нее непременно нужна какая-то защита от морского ветра. А вон там растут, грейпфруты. Мы экспортируем их в Англию. — В голосе Леона явно звучала гордость за свой остров. Киприоты, которых встречала Элен, были большими патриотами своей земли, и все, что на ней производилось, они считали самым лучшим в целом мире.
Леон свернул на дорогу, ведущую к старому городу. Вскоре они уже были на месте. Леон поставил машину на площади и повел Элен в кафе. Как обычно, там находились одни мужчины. Все сразу повернули головы в сторону вошедших. Внимательно посмотрев на Элен и бросив лишь мимолетный взгляд на Леона, мужчины вернулись к своему занятию.
— Они играют на деньги? — поинтересовалась Элен, увидев, что мужчины за соседним столиком играют в карты. Леон покачал головой.
— Только на выпивку.
— Разве им больше нечем заняться? — Она бросила на него удивленный взгляд, и он рассмеялся.
— Опять забиваешь свою хорошенькую головку мыслями о бедных женщинах, которые работают не покладая рук, в то время как их мужчины бесцельно тратят время?
— Но ведь это правда! — воскликнула Элен, возмущенная тем, что мужчины в этой стране ничего не делают, только играют в карты. Но вместе с тем она слегка покраснела от удовольствия, когда Леон произнес слово «хорошенькая». Какой же все-таки она была непоследовательной! Сначала намеренно одевалась в мрачные одежды, чтобы не привлекать внимания мужчин, а теперь радуется при мысли, что Леон считает ее привлекательной. Интересно, а что он сам думает по этому поводу? Вероятно, он с самого начала догадался, что она решила держаться от него подальше. — Я бы очень не хотела быть женой какого-нибудь кипрского бедняка, — сказала она, заметив вопросительный взгляд Леона.
— Вот как?
— Ну, я не то хотела сказать. Я имела в виду, что не хотела бы родиться здесь и быть бедной… — Она смущенно улыбнулась. — Ты понял, что я хотела сказать?
— Да, понял. — Леон поднял голову, когда официант принес им две маленькие чашечки кофе и холодную воду в стаканах. — Но наши женщины ничего не имеют против, — продолжил развивать эту тему Леон, когда официант удалился. — Они привыкли к такой жизни, и если им удается к тому же найти себе мужа, они вполне счастливы. Элен взяла чашку и сделала пару глотков.
— Эти браки — те, что основаны не на любви — как они заключаются?
— Очень просто. Вот, например, мой двоюродный брат Павлос недавно женился на девушке из маленькой горной деревушки. К нему пришел брат этой девушки, рассказал ему о достоинствах своей сестры и о том, что в приданое за ней дают дом. Павлос согласился познакомиться с девушкой; она, очевидно, понравилась ему, потому что он сразу же на ней женился. — Леон поднес к губам стакан с водой. Он с легкой насмешкой смотрел на обескураженную Элен.
— И это все?
— Все!
— Брат пригласил молодого человека посмотреть на девушку, и вот ее уже выдают замуж! Ужасно!
— Это обычный порядок.
— А девушка… она может высказать свое мнение или как-то еще повлиять на ход событий?
— Не всегда, — ответил Леон. — Если она наотрез отказывается выйти замуж за того, кого выбрали ей в мужья, родители, конечно, могут выслушать ее, но это случается редко. Понимаешь, мужчина оказывает девушке честь, предлагая стать его женой; она признательна ему за это и даже не думает об отказе.
— Все это выглядит как сделка, — с жаром заявила Элен. — Девушка, наверное, чувствует себя очень неловко.
— Вовсе нет, — ответил Леон и весело добавил: — Таков обычай, моя дорогая.
Допив свой кофе, они вышли на площадь, где яркое солнце играло на белоснежных стенах величественного венецианского дворца, а напротив возвышалось сооружение не менее прекрасное.
— Это мечеть. Как ты знаешь, старый город — это турецкая часть Фамагусты. Хочешь зайти?
Элен кивнула. Сняв обувь, они вошли под своды мечети, раннее бывшей собором святого Николая, построенным много веков назад первыми правителями Кипра.
— А теперь мы осмотрим весь город, — сказал Леон, когда они вышли из мечети. Он показал Элен крепостную стену и цитадель со знаменитой башней, в которой разворачивались события, ставшие сюжетом трагедии «Отелло». Пока они ездили по городу, Элен стало казаться, что она увидела сотни церквей — и почти все в руинах.
— Кажется, мы уже проезжали мимо этой церкви? — удивленно спрашивала она, но Леон покачал головой.
— В городе их триста шестьдесят пять…
— Триста… о, нет, не может быть! В таком маленьком городе!
— И тем не менее это так. Многие из них, конечно, исчезли с лица земли, но значительная часть еще сохранилась. — Леон несколько раз останавливал машину, чтобы показать жене различные образцы старинных фресок и мозаик.
— Сохранились? По прошествии сотен лет? — удивленно воскликнула она. — Невероятно!
— Это все благодаря местному климату. У нас мало дождей. В Англии, например, они давно бы исчезли.
Потом Леон повез ее к Морским воротам, через которые Ричард Львиное Сердце вошел в город. Там они оставили машину и пошли пешком. Элен давно не чувствовала себя такой счастливой. Леон взял ее за руку, чтобы она не споткнулась на каменистой дорожке, да так и держал до конца прогулки.
Вернувшись в гостиницу, Элен решила поставить свою апельсиновую ветку в воду. Леон удивленно посмотрел на нее, когда она принесла из ванной стакан воды. Элен улыбнулась ему и поставила стакан с веткой на туалетный столик.
В этот вечер Леон пригласил своих деловых партнеров поужинать с ними в ресторане.
— Что мне надеть? — Элен привезла «с собой три новых платья, и сейчас все они лежали перед ней на кровати. Она сама удивилась тому, что задала этот вопрос, но Леон, кажется, еще больше. Всего несколько часов назад она бы даже и не подумала попросить у него совета. Взяв одно из платьев, Леон приложил его к Элен.
— Гм… — Он покачал головой и взял другое. — Дай-ка посмотреть… — Платье из лимонно-желтого хлопка с короткой пышной юбкой выглядело на Элен очень эффектно. — Вот это, — выбрал он наконец и положил платье на место. Потом очень нежно обнял жену и поцеловал. И в первый раз она не вздрогнула от его прикосновения.
Двое друзей Леона были англичанами, а третий — греком-киприотом.
Первым приехал Яннис. Он с восхищением смотрел на Элен, когда Леон их знакомил, а потом долго держал ее руку в своей.
— Что ты будешь пить? — спросил Леон, и Яннис заметил, что его друг слегка хмурится.
— Ревнуешь, Леон? Ну, только не ко мне! Я буду пить вино, если не возражаешь. — Он сел на высокий стул рядом с Элен, дожидаясь пока Леон принесет напитки.
Ревнует… Элен смотрела на мужа, одетого в строгий серо-голубой костюм, который безупречно сидел на нем. Белая рубашка оттеняла смуглое лицо Леона. Элен почувствовала, что начинает гордиться своим мужем, и немного смутилась. Леон совершенно спокойно взглянул на жену. Ревнует? Нет, откуда взяться ревности, если нет любви?
Что бы ни вызвало хмурое выражение на лице Леона, оно скоро прошло. Они с Яннисом увлеченно заговорили о делах. Вскоре к разговору присоединились два англичанина — Эрик и Стивен. Оба были счастливы познакомиться с Элен. Хотя на острове жило много англичан, они были рады каждому вновь прибывшему соотечественнику.
— Неужели на Кипре так много англичан? — удивилась Элен, а Эрик рассмеялся.
— Очень много. Их можно встретить в любой точке острова.
— Скоро англичан будет больше, чем киприотов, — спокойно заметил Леон. — Люди бегут из вашей страны, чтобы не платить налоги.
— А ваш муж и иже с ним делают на этом состояния. — Стивен посмотрел на Элен и улыбнулся. — Земля, — коротко добавил он.
Земля… и пакгаузы. Интересно, очень ли Леон богат? Странно, что жена находится в полном неведении о финансовом положении мужа и не имеет ни малейшего представления о его доходах.
После ужина все поехали в ночной клуб. Когда в три часа утра они вернулись в гостиницу, у Элен уже слипались глаза и она чувствовала себя такой усталой, что почти готова была попросить Леона отнести ее в номер.
Утром, довольно поздно позавтракав, они с Леоном вышли на пляж. Ласково светило солнце, и Леон предложил искупаться.
— Ты умеешь плавать? — спросил он, сам удивляясь тому, как же непростительна мало он знает о своей жене.
— Да, умею. — На удивление предыдущий вечер никак не сказался на самочувствии Элен: она выглядела бодрой и свежей. Они немного поплавали, а потом долго нежились на прогретом солнцем песке.
— Я должен тебя покинуть на пару часов, — сказал Леон за ленчем. — У меня дела, а тебе будет лучше остаться на пляже. — Показалось ли Элен, или Леона действительно раздражала необходимость заниматься делами? Нет, этого просто не могло быть, ведь именно дела привели его сюда.
Однако он отсутствовал всего полтора часа. Элен очень удивилась, когда открыв глаза, увидела, что он стоит рядом, уже переодетый в плавки, высокий, смуглый и необыкновенно красивый. Давно ли он стоит вот так, внимательно глядя на нее сквозь солнечные очки? Элен порывисто села.
— Ты вернулся раньше. — Внезапно она смутилась, и принялась что-то рисовать на песке.
— Я не могу поверить своим глазам, но, кажется, ты мне рада. — Леон вытянулся рядом с ней. Перевернувшись на бок, он пристально посмотрел на жену. — Ты рада мне, Элен, или я не должен задавать этот вопрос? — Он, кажется, и не ждал ее ответа, и Элен молча продолжала свое занятие. Ждал ли он от нее проявления чувств или желал, чтобы она была лишь его послушной рабыней? Леона наверняка не устраивали существовавшие между ними отношения. Он брал то, что, по его мнению, принадлежало ему по праву, но Элен ничего не хотела дать ему сама. Ее холодная покорность Леона явно не удовлетворяла. К тому же страдала его гордость; ведь оказалось, что не в его власти пробудить в Элен чувственность. От Труди Элен узнала, что все греки считают, что в любовном искусстве они достигли совершенства.
— Любой англичанин — новичок по сравнению с ними, — слегка покраснев, сказала Труди и добавила: — Если Леон когда-нибудь нарушит свое обещание, ты почувствуешь себя на седьмом небе!
Воспоминание об этом разговоре заставило Элен покраснеть, и именно в этот момент Леон взял ее за подбородок и повернул к себе. Его прикосновение было нежным, и Элен нисколько не возмутил этот жест.
— Отчего ты краснеешь, моя милая Элен?
Моя… Что-то в душе Элен противилось этому слову, но она не позволила своему раздражению разрушить те доброжелательные отношения, которые установились между ними, хотя и Элен, и Леон понимали, что когда закончится этот короткий отпуск, все опять может измениться.
— Я… я просто подумала кое о чем, — пробормотала Элен, стараясь разглядеть выражение его глаз, скрытых за темными стеклами очков.
— Что же это за мысли, которые заставляют тебя краснеть? — захотел узнать Леон, но Элен покачала головой. Он взял ее за руку, мешая ей чертить на песке. — Пока еще тепло пойдем искупаемся, — предложил он.
Обрадованная Элен сразу же встала; Леон тоже поднялся, продолжая держать ее за руку. Держась за руки, как влюбленные, они пошли к воде. Затем Леон поплыл подальше от берега, а Элен вышла на берег и села на горячий песок. Темная голова Леона мелькала среди волн. Он помахал жене, и та тоже помахала в ответ. Такие отношения явились для нее внове; с Грегори у нее все было иначе. Размышляя сейчас об этом, Элен с удивлением поняла, что они с ее первым мужем никогда не были по-настоящему близкими людьми. То, что она считала для себя счастливым браком, было лишь спокойным сосуществованием двух посторонних людей… Элен вспомнила Труди и ее сияющие глаза, когда та говорила о муже.
— А она замужем уже шесть лет, — задумчиво прошептала Элен. — Значит, чувства не всегда умирают, что бы там ни говорили. — Да, несомненно, Труди и Тасос и сейчас любили друг друга как в первые дни своей супружеской жизни.
Когда Леон подошел к жене, она опять что-то чертила на песке.
— Ты должна написать для меня картину, — сказал он, протягивая ей руку.
— У меня не очень хорошо получается, Леон. — Он помог ей встать на ноги. Капли воды блестели на его смуглом теле. — Мне следовало захватить полотенце, но я не думала, что мы будем купаться.
— Я скоро высохну. — Взгляд Леона скользнул по ее стройной фигурке, и он нарочно прижал свою мокрую руку к ее руке. Элен вздрогнула от неожиданности и рассмеялась веселым звонким смехом. У Леона даже дыхание перехватило. — А что касается твоей живописи, — поспешно произнес он, — то я сам составлю о ней свое мнение. Когда мы вернемся домой, ты напишешь мне картину.
— Да, я положила все, что ты велел. Я не подведу тебя, Леон.
Леон приблизился к ней, и у самого ее уха раздался его негромкий голос, в котором звучали угрожающие нотки.
— Я предупреждал тебя об осторожности, но ты, кажется, не хочешь принимать мои слова всерьез. — С этими словами он скрылся за дверью, оставив Элен на балконе. Она еще долго стояла там, сжав дрожащими руками перила и устремив взгляд на темную полоску горизонта.
Они выехали из дома сразу после того, как дети отправились в школу. Леону пришлось выбрать объездную дорогу в Никосию, так как они пропустили конвой. Утро было чудесным. Легкая дымка сначала скрывала вершины гор, но потом рассеялась под жаркими лучами солнца. Пейзаж менялся с каждым поворотом дороги: то это были горы, лишенные растительности, то поросшие густым лесом; то суровые и пугающие, то радующие глаз яркими красками весенних цветов. От этой красоты просто дух захватывало. Местами нагромождение скал образовывало почти вертикальные вершины, поднимавшиеся к самому небу.
Когда столица осталась позади, местность изменилась. Горы сменились равниной, на которой то тут, то там попадались крошечные, домов в десять, поселки. Почти возле каждого дома был привязан осел, во дворе сложен хворост, а овцы и козы паслись неподалеку. — Мы поедем прямо в гостиницу, а потом я покажу тебе старый город. — Леон не отрывал взгляда от дороги. Элен молча взглянула на мужа и продолжила смотреть в окно. — Ты ведь еще не видела старого города?
— Нет.
— Он необыкновенно красив. В нем сохранилась уникальная атмосфера прошлых веков.
— Я наслышана о его красоте. Будет интересно все это увидеть собственными глазами. — Элен говорила сдержанно и даже равнодушно. Леон на мгновение оторвал взгляд от дороги и посмотрел на жену, но она продолжала сидеть, отвернувшись к окну.
— Ты ненавидишь меня, Элен? — неожиданно спросил он. — Раньше этого не было; мы были вполне счастливы до того…
— …до того, как ты стал пользоваться мной для удовлетворения своих желаний? Да, Леон, нам было хорошо. Так могло продолжаться и дальше.
— Ты думаешь? — Горькая усмешка тронула его губы. — А ты, Элен, ты была бы довольна такой жизнью?
— Ты же знаешь, что я не стремилась к таким отношениям, которые затрагивали бы мои чувства. Я объяснила тебе это, когда рассказывала о Грегори, и о том, как он обошелся со мной.
— Ты не ответила на мой вопрос. У мужчин есть некоторые человеческие потребности, но они должны быть и у женщин.
— Женщины устроены иначе, особенно англичанки.
— Можешь не рассказывать мне об этом, — с горечью произнес Леон. — Но какими бы холодными они ни были, они все равно женщины. Ты не хочешь ответить на мой вопрос?
— Мне и в голову не приходило… заниматься любовью ради удовлетворения физической потребности.
— Уходишь от прямого ответа? — Леон сбавил скорость, чтобы дать пройти пожилой женщине в черном, несущей на спине тяжелую корзину. — Мне не нравится твой цинизм. Больше не говори так, пожалуйста. — Они уже въехали в Фамагусту. Дорожный знак указывал поворот в старый город, но Леон поехал прямо.
— Ты же не хочешь сказать, что я ошибаюсь? Ты ведь используешь меня именно таким образом? — Элен по-прежнему не смотрела на мужа, но она услышала, как он заскрежетал зубами от гнева.
— Я сказал, что мне не понравился твой циничный тон!
— Ты меня удивляешь, Леон, — язвительно заметила она. — Я не думала, что мой тон может так задеть тебя.
— Он мне не понравился. Грубость и цинизм не идут тебе.
Машина мчалась через густонаселенный район города. По дороге попадались белые особняки, окруженные садами, в которых буйно цвели гибискусы и жакаранды, бугенвиллии и мимозы. Опьяняющий аромат цветов проникал в открытое окно машины.
— Ты слишком высокого мнения обо мне.
— Сарказм тебе тоже не идет. Я бы просил тебя воздержаться и от него.
Элен порывисто повернулась к Леону.
— Выходит, я уже не могу говорить, что я думаю? — спросила она, покраснев от гнева.
— Можешь, если только при этом твои слова не оскорбляют меня.
Элен замолчала и до самой гостиницы не проронила ни слова. Наконец машина была поставлена на стоянку, вещи внесены в номер. В комнате царил полумрак — жалюзи оказались опущенными. Элен сразу же подняла их и открыла окна.
— Зачем они это делают? — сказала она, выходя на балкон. Перед ней простирались синие воды Средиземного моря и золотая полоска пляжа. Она почувствовала, что Леон стоит рядом.
— Таков обычай, — ответил он. — Ты просто еще не привыкла.
— Обычай… У мужчин здесь существует обычай обращаться со своими женами как с собственностью. — Элен оглянулась. В номере стояла двуспальная кровать. Леон сам попросил такой номер? Она всегда считала, что в номерах дорогих отелей стоят две односпальные кровати.
— Я, пожалуй, распакую свои вещи, — сказала она. Но Леон загораживал собой проход и даже не сделал попытки пропустить ее в комнату, поэтому Элен вновь повернулась к перилам балкона и стала смотреть на море. Она почувствовала, как руки мужа легли ей на плечи, и вся сжалась. Он, должно быть, понял, что она испытывает, но тем не менее тихо шепнул:
— Эти дни могут стать нашим медовым месяцем.
— Медовый месяц существует только для влюбленных.
— Ты права. — Элен послышались нотки сарказма в его голосе, а может быть, ей только показалось. Его руки стали настойчивее, а губы касались ее волос и ласкали шею. Некоторое время Элен стояла неподвижно с покорной обреченностью, потом резко повернулась; красные пятна гнева появились у нее на щеках.
— Неужели ты не можешь оставить меня в покое! Почему я должна терпеть твои ласки и днем и ночью? — Она отстранилась от него и бросилась в комнату. Леон последовал за ней.
— Элен! — Ее имя сорвалось с его побелевших губ. Он, казалось, был в шоке, даже руки у него безвольно опустились, но он тут же сумел побороть свою минутную слабость. Глаза Леона потемнели от сдерживаемого гнева, кулаки сжались. — Если ты так воспринимаешь мои ласки, то хочу напомнить тебе: я беру то, что принадлежит мне по праву, и тогда, когда захочу.
— Но ты же обещал. — Леон стоял очень близко. Гнев мешал Элен говорить, но в ее сердце уже закрался страх. Если бы она только могла убежать от этого человека, но что тогда станет с детьми. И Леон знал, что он сохранит над ней свою власть до тех пор, пока она будет нужна детям. — Неужели ты не испытываешь угрызений совести из-за того, что нарушил свое обещание?
— Что касается моих отношений с тобой, то у меня нет никаких угрызений совести. Ты моя жена, и поэтому я ничего не нарушаю…
— Нет необходимости еще раз напоминать мне, что жена здесь — всего лишь собственность мужа, — с горечью сказала Элен. Проникавшие в окно солнечные лучи слепили ее, и она резко задернула штору. Внезапно она ощутила ненависть и к солнцу и к безоблачному небу — то есть, ко всему этому еще недавно прекрасному острову, с которого она не могла убежать.
— Но ты не можешь держать здесь меня вечно. Как только дети подрастут, я уйду от тебя.
Слабый скрежещущий звук, исходивший от столика у стены, заставил их обоих прислушаться: Элен — удивленно, Леона — равнодушно.
— К тому времени у тебя уже могут появиться собственные дети, — спокойно сказал он, направляясь к этому столику.
— Ты хочешь удержать меня хотя бы так?
— Да, хотя бы так, — тихо ответил Леон, и Элен удивленно подняла на него глаза. Его голос как-то странно дрогнул; казалось, что он говорит через силу и ему трудно признаться в своих чувствах. Их взгляды встретились, и по совершенно непонятной причине Элен вспомнила, как заныло у нее сердце при виде Леона и Паулы Максвелл у отеля «Хилтон». Удивительно, но это воспоминание мгновенно стерло из памяти только что произошедшую между ними неприятную сцену, и поддавшись какой-то неведомой силе, Элен сделала шаг навстречу мужу, протягивая ему руку в неосознанном жесте примирения.
— Леон…
Он взял протянутую руку, и мертвенная бледность исчезла с его лица, морщины разгладились, и он даже улыбнулся.
— Что, Элен? — Но она не могла говорить, не могла найти слов, чтобы выразить свои чувства, описать волнение, порожденное уже отнюдь не страхом. — Что случилось? — Его голос был нежным, даже умоляющим. Таким необычным, подумала Элен, и в ее душе что-то дрогнуло, почти помимо ее воли.
— Этот короткий отпуск… Мы могли бы быть счастливы?
— Элен. — Не веря своим ушам, Леон смотрел на жену. Потом он очень бережно привлек ее к себе и обнял. — Да, дорогая, — прошептал он. — Да, мы можем быть счастливы.
Леон продолжал держать жену в своих объятиях, не делая попытки поцеловать ее и словно даже опасаясь ее крепко обнять. Необъяснимое чувство вины охватило Элен. Она поспешно заговорила, чтобы избавиться от него.
— Откуда этот звук, Леон? Это трещит дерево?
— Это жучки-древоточцы; они забираются в мебель. Я скажу горничной, чтобы она принесла какое-нибудь средство для борьбы с ними.
— Жучки? В самом деле? Но как они забираются сюда?
— Крышки столов — полые, насекомые легко туда проникают.
— Наверное, в таком климате, как здесь, приходится мириться с некоторыми недостатками. — Элен слабо улыбнулась. — На свете нет совершенства.
Леон опять взял ее руки в свои, несколько мгновений молча смотря в глаза жены, а потом грустно произнес:
— Да, Элен, на свете нет совершенства…
После ленча в ресторане гостиницы они поехали в старую часть Фамагусты. Леон назвал эту поездку деловой, и хотя он действительно заехал на свои склады, но пробыл там всего несколько минут.
— Мы поедем через апельсиновую рощу, — сказал он, садясь за руль. — Могу тебя заверить, что этого зрелища ты никогда не забудешь. — Леон был прав: бесконечные плантации фруктовых деревьев тянулись на многие мили.
Кроме апельсиновых деревьев там росли еще мандариновые и лимонные. Все они стояли в цвету; их пьянящий аромат кружил голову.
— Как чудесно! — вырвалось у Элен. — Я в жизни не видала ничего подобного!
Леон остановил машину, и они вышли.
— Красиво, правда? — Его голос звучал мягко, глаза утратили суровость, особенно это было заметно в те моменты, когда он смотрел на Элен, стоявшую под цветущими деревьями. Ее белокурые волосы развевал легкий ветерок, щеки горели румянцем, а глаза сияли от восторга. На ней было цветное платье из хлопка, выбранное для нее Леоном и выгодно подчеркивающее ее стройную фигуру. — Как ты хороша, Элен, — произнес Леон, и она покраснела от удовольствия. Потянувшись к дереву, он сломал небольшую ветку и протянул жене. — Цветы апельсина для невесты. — В этот момент Леон показался Элен таким молодым и даже немного неуверенным в себе. Впечатление было мимолетным, и она решила, что это ей просто показалось. Улыбнувшись, Элен поднесла цветущую ветку к лицу. — Да, — тихо и нежно сказал Леон, — ты очень хороша.
— Расскажи мне об апельсинах, Леон, — попросила Элен, когда они сели в машину. Она по-прежнему держала ветку в руке, время от времени поднося к лицу и вдыхая чудесный аромат. — Я хотела сказать — о работе на твоих складах.
— После сбора урожая все фрукты доставляют туда. Их моют и сортируют.
— Моют? Каждый апельсин?
— Да, перед отправкой на экспорт все фрукты моют. Обычно эту работу выполняют женщины. Потом плоды сортируют и упаковывают.
— Ты владеешь только складами или апельсиновыми плантациями тоже?
— Нет, только складами.
Некоторое время они ехали молча. Дорога шла по побережью, и вдоль нее Элен заметила незнакомые высокие растения.
— Что это? — поинтересовалась она. — Похоже на тростник.
— Это бамбук — его высаживают, чтобы защитить апельсиновые деревья от бриза. Роща простирается до самого моря, и для нее непременно нужна какая-то защита от морского ветра. А вон там растут, грейпфруты. Мы экспортируем их в Англию. — В голосе Леона явно звучала гордость за свой остров. Киприоты, которых встречала Элен, были большими патриотами своей земли, и все, что на ней производилось, они считали самым лучшим в целом мире.
Леон свернул на дорогу, ведущую к старому городу. Вскоре они уже были на месте. Леон поставил машину на площади и повел Элен в кафе. Как обычно, там находились одни мужчины. Все сразу повернули головы в сторону вошедших. Внимательно посмотрев на Элен и бросив лишь мимолетный взгляд на Леона, мужчины вернулись к своему занятию.
— Они играют на деньги? — поинтересовалась Элен, увидев, что мужчины за соседним столиком играют в карты. Леон покачал головой.
— Только на выпивку.
— Разве им больше нечем заняться? — Она бросила на него удивленный взгляд, и он рассмеялся.
— Опять забиваешь свою хорошенькую головку мыслями о бедных женщинах, которые работают не покладая рук, в то время как их мужчины бесцельно тратят время?
— Но ведь это правда! — воскликнула Элен, возмущенная тем, что мужчины в этой стране ничего не делают, только играют в карты. Но вместе с тем она слегка покраснела от удовольствия, когда Леон произнес слово «хорошенькая». Какой же все-таки она была непоследовательной! Сначала намеренно одевалась в мрачные одежды, чтобы не привлекать внимания мужчин, а теперь радуется при мысли, что Леон считает ее привлекательной. Интересно, а что он сам думает по этому поводу? Вероятно, он с самого начала догадался, что она решила держаться от него подальше. — Я бы очень не хотела быть женой какого-нибудь кипрского бедняка, — сказала она, заметив вопросительный взгляд Леона.
— Вот как?
— Ну, я не то хотела сказать. Я имела в виду, что не хотела бы родиться здесь и быть бедной… — Она смущенно улыбнулась. — Ты понял, что я хотела сказать?
— Да, понял. — Леон поднял голову, когда официант принес им две маленькие чашечки кофе и холодную воду в стаканах. — Но наши женщины ничего не имеют против, — продолжил развивать эту тему Леон, когда официант удалился. — Они привыкли к такой жизни, и если им удается к тому же найти себе мужа, они вполне счастливы. Элен взяла чашку и сделала пару глотков.
— Эти браки — те, что основаны не на любви — как они заключаются?
— Очень просто. Вот, например, мой двоюродный брат Павлос недавно женился на девушке из маленькой горной деревушки. К нему пришел брат этой девушки, рассказал ему о достоинствах своей сестры и о том, что в приданое за ней дают дом. Павлос согласился познакомиться с девушкой; она, очевидно, понравилась ему, потому что он сразу же на ней женился. — Леон поднес к губам стакан с водой. Он с легкой насмешкой смотрел на обескураженную Элен.
— И это все?
— Все!
— Брат пригласил молодого человека посмотреть на девушку, и вот ее уже выдают замуж! Ужасно!
— Это обычный порядок.
— А девушка… она может высказать свое мнение или как-то еще повлиять на ход событий?
— Не всегда, — ответил Леон. — Если она наотрез отказывается выйти замуж за того, кого выбрали ей в мужья, родители, конечно, могут выслушать ее, но это случается редко. Понимаешь, мужчина оказывает девушке честь, предлагая стать его женой; она признательна ему за это и даже не думает об отказе.
— Все это выглядит как сделка, — с жаром заявила Элен. — Девушка, наверное, чувствует себя очень неловко.
— Вовсе нет, — ответил Леон и весело добавил: — Таков обычай, моя дорогая.
Допив свой кофе, они вышли на площадь, где яркое солнце играло на белоснежных стенах величественного венецианского дворца, а напротив возвышалось сооружение не менее прекрасное.
— Это мечеть. Как ты знаешь, старый город — это турецкая часть Фамагусты. Хочешь зайти?
Элен кивнула. Сняв обувь, они вошли под своды мечети, раннее бывшей собором святого Николая, построенным много веков назад первыми правителями Кипра.
— А теперь мы осмотрим весь город, — сказал Леон, когда они вышли из мечети. Он показал Элен крепостную стену и цитадель со знаменитой башней, в которой разворачивались события, ставшие сюжетом трагедии «Отелло». Пока они ездили по городу, Элен стало казаться, что она увидела сотни церквей — и почти все в руинах.
— Кажется, мы уже проезжали мимо этой церкви? — удивленно спрашивала она, но Леон покачал головой.
— В городе их триста шестьдесят пять…
— Триста… о, нет, не может быть! В таком маленьком городе!
— И тем не менее это так. Многие из них, конечно, исчезли с лица земли, но значительная часть еще сохранилась. — Леон несколько раз останавливал машину, чтобы показать жене различные образцы старинных фресок и мозаик.
— Сохранились? По прошествии сотен лет? — удивленно воскликнула она. — Невероятно!
— Это все благодаря местному климату. У нас мало дождей. В Англии, например, они давно бы исчезли.
Потом Леон повез ее к Морским воротам, через которые Ричард Львиное Сердце вошел в город. Там они оставили машину и пошли пешком. Элен давно не чувствовала себя такой счастливой. Леон взял ее за руку, чтобы она не споткнулась на каменистой дорожке, да так и держал до конца прогулки.
Вернувшись в гостиницу, Элен решила поставить свою апельсиновую ветку в воду. Леон удивленно посмотрел на нее, когда она принесла из ванной стакан воды. Элен улыбнулась ему и поставила стакан с веткой на туалетный столик.
В этот вечер Леон пригласил своих деловых партнеров поужинать с ними в ресторане.
— Что мне надеть? — Элен привезла «с собой три новых платья, и сейчас все они лежали перед ней на кровати. Она сама удивилась тому, что задала этот вопрос, но Леон, кажется, еще больше. Всего несколько часов назад она бы даже и не подумала попросить у него совета. Взяв одно из платьев, Леон приложил его к Элен.
— Гм… — Он покачал головой и взял другое. — Дай-ка посмотреть… — Платье из лимонно-желтого хлопка с короткой пышной юбкой выглядело на Элен очень эффектно. — Вот это, — выбрал он наконец и положил платье на место. Потом очень нежно обнял жену и поцеловал. И в первый раз она не вздрогнула от его прикосновения.
Двое друзей Леона были англичанами, а третий — греком-киприотом.
Первым приехал Яннис. Он с восхищением смотрел на Элен, когда Леон их знакомил, а потом долго держал ее руку в своей.
— Что ты будешь пить? — спросил Леон, и Яннис заметил, что его друг слегка хмурится.
— Ревнуешь, Леон? Ну, только не ко мне! Я буду пить вино, если не возражаешь. — Он сел на высокий стул рядом с Элен, дожидаясь пока Леон принесет напитки.
Ревнует… Элен смотрела на мужа, одетого в строгий серо-голубой костюм, который безупречно сидел на нем. Белая рубашка оттеняла смуглое лицо Леона. Элен почувствовала, что начинает гордиться своим мужем, и немного смутилась. Леон совершенно спокойно взглянул на жену. Ревнует? Нет, откуда взяться ревности, если нет любви?
Что бы ни вызвало хмурое выражение на лице Леона, оно скоро прошло. Они с Яннисом увлеченно заговорили о делах. Вскоре к разговору присоединились два англичанина — Эрик и Стивен. Оба были счастливы познакомиться с Элен. Хотя на острове жило много англичан, они были рады каждому вновь прибывшему соотечественнику.
— Неужели на Кипре так много англичан? — удивилась Элен, а Эрик рассмеялся.
— Очень много. Их можно встретить в любой точке острова.
— Скоро англичан будет больше, чем киприотов, — спокойно заметил Леон. — Люди бегут из вашей страны, чтобы не платить налоги.
— А ваш муж и иже с ним делают на этом состояния. — Стивен посмотрел на Элен и улыбнулся. — Земля, — коротко добавил он.
Земля… и пакгаузы. Интересно, очень ли Леон богат? Странно, что жена находится в полном неведении о финансовом положении мужа и не имеет ни малейшего представления о его доходах.
После ужина все поехали в ночной клуб. Когда в три часа утра они вернулись в гостиницу, у Элен уже слипались глаза и она чувствовала себя такой усталой, что почти готова была попросить Леона отнести ее в номер.
Утром, довольно поздно позавтракав, они с Леоном вышли на пляж. Ласково светило солнце, и Леон предложил искупаться.
— Ты умеешь плавать? — спросил он, сам удивляясь тому, как же непростительна мало он знает о своей жене.
— Да, умею. — На удивление предыдущий вечер никак не сказался на самочувствии Элен: она выглядела бодрой и свежей. Они немного поплавали, а потом долго нежились на прогретом солнцем песке.
— Я должен тебя покинуть на пару часов, — сказал Леон за ленчем. — У меня дела, а тебе будет лучше остаться на пляже. — Показалось ли Элен, или Леона действительно раздражала необходимость заниматься делами? Нет, этого просто не могло быть, ведь именно дела привели его сюда.
Однако он отсутствовал всего полтора часа. Элен очень удивилась, когда открыв глаза, увидела, что он стоит рядом, уже переодетый в плавки, высокий, смуглый и необыкновенно красивый. Давно ли он стоит вот так, внимательно глядя на нее сквозь солнечные очки? Элен порывисто села.
— Ты вернулся раньше. — Внезапно она смутилась, и принялась что-то рисовать на песке.
— Я не могу поверить своим глазам, но, кажется, ты мне рада. — Леон вытянулся рядом с ней. Перевернувшись на бок, он пристально посмотрел на жену. — Ты рада мне, Элен, или я не должен задавать этот вопрос? — Он, кажется, и не ждал ее ответа, и Элен молча продолжала свое занятие. Ждал ли он от нее проявления чувств или желал, чтобы она была лишь его послушной рабыней? Леона наверняка не устраивали существовавшие между ними отношения. Он брал то, что, по его мнению, принадлежало ему по праву, но Элен ничего не хотела дать ему сама. Ее холодная покорность Леона явно не удовлетворяла. К тому же страдала его гордость; ведь оказалось, что не в его власти пробудить в Элен чувственность. От Труди Элен узнала, что все греки считают, что в любовном искусстве они достигли совершенства.
— Любой англичанин — новичок по сравнению с ними, — слегка покраснев, сказала Труди и добавила: — Если Леон когда-нибудь нарушит свое обещание, ты почувствуешь себя на седьмом небе!
Воспоминание об этом разговоре заставило Элен покраснеть, и именно в этот момент Леон взял ее за подбородок и повернул к себе. Его прикосновение было нежным, и Элен нисколько не возмутил этот жест.
— Отчего ты краснеешь, моя милая Элен?
Моя… Что-то в душе Элен противилось этому слову, но она не позволила своему раздражению разрушить те доброжелательные отношения, которые установились между ними, хотя и Элен, и Леон понимали, что когда закончится этот короткий отпуск, все опять может измениться.
— Я… я просто подумала кое о чем, — пробормотала Элен, стараясь разглядеть выражение его глаз, скрытых за темными стеклами очков.
— Что же это за мысли, которые заставляют тебя краснеть? — захотел узнать Леон, но Элен покачала головой. Он взял ее за руку, мешая ей чертить на песке. — Пока еще тепло пойдем искупаемся, — предложил он.
Обрадованная Элен сразу же встала; Леон тоже поднялся, продолжая держать ее за руку. Держась за руки, как влюбленные, они пошли к воде. Затем Леон поплыл подальше от берега, а Элен вышла на берег и села на горячий песок. Темная голова Леона мелькала среди волн. Он помахал жене, и та тоже помахала в ответ. Такие отношения явились для нее внове; с Грегори у нее все было иначе. Размышляя сейчас об этом, Элен с удивлением поняла, что они с ее первым мужем никогда не были по-настоящему близкими людьми. То, что она считала для себя счастливым браком, было лишь спокойным сосуществованием двух посторонних людей… Элен вспомнила Труди и ее сияющие глаза, когда та говорила о муже.
— А она замужем уже шесть лет, — задумчиво прошептала Элен. — Значит, чувства не всегда умирают, что бы там ни говорили. — Да, несомненно, Труди и Тасос и сейчас любили друг друга как в первые дни своей супружеской жизни.
Когда Леон подошел к жене, она опять что-то чертила на песке.
— Ты должна написать для меня картину, — сказал он, протягивая ей руку.
— У меня не очень хорошо получается, Леон. — Он помог ей встать на ноги. Капли воды блестели на его смуглом теле. — Мне следовало захватить полотенце, но я не думала, что мы будем купаться.
— Я скоро высохну. — Взгляд Леона скользнул по ее стройной фигурке, и он нарочно прижал свою мокрую руку к ее руке. Элен вздрогнула от неожиданности и рассмеялась веселым звонким смехом. У Леона даже дыхание перехватило. — А что касается твоей живописи, — поспешно произнес он, — то я сам составлю о ней свое мнение. Когда мы вернемся домой, ты напишешь мне картину.