— Что-то случилось? Тео должен был привезти тебя через полчаса.
   — Из торгового центра я решила поехать прямо к тебе. — Она положила свертки в кресло, а сама устало опустилась в другое.
   Леон улыбнулся и нажал кнопку звонка.
   — Я попрошу принести чего-нибудь выпить. Сегодня очень жарко. Зачем ты несла все эти свертки? Покупки могли бы доставить прямо домой.
   — Мне вовсе не тяжело. — Она оглядела комнату. Картину еще не повесили. Наверное, Леон был слишком занят. Но где же она? В шкаф она не поместилась бы, а больше убрать ее было некуда.
   Тео принес кофе для Леона и апельсиновый сок для Элен.
   — Пожалуй, я закончу на сегодня, — сказал Леон, пробежав глазами несколько документов. — Допивай свой сок — мы едем домой.
   Может быть, спросить о картине? Нет, она решила, что этого делать не стоит. Она только спросила, не помешал ли ему ее приход.
   — Не нужно из-за меня прерывать работу, — сказала она, озабоченно глядя на мужа. — Я могу подождать.
   — Нет, дорогая, мы едем. — Леон взял свертки и понес их к машине. — Ты купила все, что хотела?
   — Да. А еще я купила детям купальные костюмы. Мы ведь будем на море?
   — Конечно. К западу от Пафоса есть великолепный пляж. Мы непременно побываем там.
   Узнав о предстоящей поездке, дети запрыгали от восторга, и Элен тоже передалось их настроение. Ни одного события в своей жизни она не ждала еще с таким волнением, и хотя приготовления к отъезду прибавили Элен работы, ей это не было в тягость.
   — Когда мы едем? — Фиона не могла скрыть своего нетерпения. — Скорее бы наступила пятница. Я не могу дождаться.
   — А подождать тебе все же придется, — спокойно сказал Леон. — У вас еще не кончились занятия в школе.
   — А на сколько дней мы поедем?
   — На неделю.
   — На целую неделю?
   — Если будете хорошо себя вести.
   — Мы будем хорошо себя вести, верно, Фиона?
   — Я и так веду себя всегда хорошо, — ответила девочка брату. — Это ты не слушаешься.
   Элен улыбнулась, ласково глядя на детей. Позднее Леон сказал ей:
   — Ты очень привязалась к ним, Элен.
   — Я их люблю, как своих, — ответила она. — Я рада, что осталась, Леон.
   — Причина только в детях? — Леон напряженно ждал ее ответа. Она улыбнулась мужу и мягко произнесла:
   — Нет, Леон, есть и другая причина.
   В четверг Элен отправилась в поселок в местную парикмахерскую.
   — Вымыть и уложить? — спросила ее Эфлани. — Или вы хотите немного подстричь волосы?
   — Нет, Эфлани, подстригать не надо; просто вымой их и уложи.
   — Вы, кажется, занимаетесь живописью? — начала разговор парикмахерша, расчесывая волосы Элен.
   — Немного. — Элен смотрела на свое отражение в зеркале и думала, не изменить ли ей прическу. Но вдруг Леон это не одобрит. Ему нравятся ее волосы такие как есть.
   — Я слышала, у вас очень хорошо получается. — Элен промолчала, а Эфлани добавила: — У приятельницы моей тетушки есть одна ваша работа… вы ведь, конечно, знаете об этом. Так вот, моя тетя с таким восторгом говорила о вашей картине.
   — Одна из моих работ? — Элен удивленно посмотрела на девушку. — Но это невозможно. — Она написала всего одну картину с тех пор, как приехала на Кипр, и это картина была у Леона. — Здесь какая-то ошибка.
   — Да нет же, — возразила Эфлани. — Там изображена старая мельница… та, что находится здесь, в Лапифосе. Так, по крайней мере, сказала моя тетя.
   — Но… — Элен побледнела. Не может быть! Леону так нравилась ее работа, он дорожил ей и даже не соглашался оставить картину в сарае! Нет, здесь все-таки какая-то ошибка. Леон никогда не расстался бы с картиной. — А кто эта женщина, что утверждает, будто у нее есть моя работа?
   — Она живет в Никосии… Паула Максвелл. Она училась вместе с моей тетей… — Внезапно Эфлани замолчала и чуть не выронила расческу. — Вам нехорошо, миссис Петру? Принести вам воды?
   Элен молча покачала головой. Она была бледна; даже казалось, что у нее остановилось сердце. Леон отдал ее картину… этой женщине. Значит, он по-прежнему встречается с ней. Но когда? Он уже давно никуда не отлучается по вечерам, и все свободное время проводит дома. Элен сделала вывод, что его отношения с Паулой прекратились. Боже, как она могла поверить, что для Леона жена стала дороже всех его знакомых! Зачем она позволила себе полюбить его?
   — Пожалуйста, Эфлани, продолжай. Я в полном порядке.
   — Вы уверены, миссис Петру? У вас очень бледный вид. Может быть, мне позвонить вашему мужу, чтобы он заехал за вами?
   — Со мной все в порядке, продолжай, пожалуйста, — повторила Элен.
   Как она выдержала все до конца, Элен не могла себе объяснить. Несколько раз она порывалась встать и уйти, но усилием воли заставляла себя оставаться на месте. Наконец, она вышла из парикмахерской, но идти домой не хотелось и встречаться с мужем тем более.
   Я сама во всем виновата, повторяла она себе, с трудом сдерживая слезы. Забыв о своих благих намерениях никогда вновь не влюбляться, она позволила себе поддаться обаянию Леона, поверить, что стала ему небезразличной, что он действительно искренне полюбил ее. Но сейчас Элен увидела, как глубоко заблуждалась. В отношении к ней Леона не было любви; ему нужна была лишь женщина, которая охотно делила бы с ним ложе. Холодность жены задевала его гордость, и он решил любыми способами добиться своего. При этом он совершенно не беспокоился о том, что может причинить ей боль… Сейчас Элен ненавидела его, но еще больше винила себя за свою слабость. Она вспомнила, как он почти молил ее о ласке, заставляя ее испытывать чувство вины. Он вызвал в ней сострадание, из которого родилась любовь.
   Но теперь она больше не любит его, с ожесточением подумала Элен. Она ненавидит Леона и будет ненавидеть его до конца своих дней.
   Едва переставляя ноги, она поднималась по склону холма. Идти домой не хотелось, но куда деваться? Дети… всегда на первом месте были дети. Они остались без родителей; она нужна им. Выхода не было. Слезы потекли из глаз Элен; она вытирала их рукой, чтобы Леон ничего не заметил. Он не должен знать, какую боль причинил ей.
   — Дорогая, что случилось? — Леон готовил машину к предстоящей поездке. — Элен, любовь моя, что с тобой?
   Какое лицемерие! Невероятно! Элен словно окаменела; казалось, что ее душа умерла. Оживет ли она вновь? Первым ее побуждением было закричать на Леона, выплеснуть свою обиду, бросить ему в лицо оскорбление. Но это приведет к крупной ссоре, тогда ни о каком отдыхе не могло бы быть и речи. А как же дети? Они так мечтали об этой поездке. Нет, она не может их разочаровать.
   — Со мной все в порядке, Леон. — Не говоря больше ни слова, Элен вошла в дом. Леон последовал за ней.
   — Дорогая, что-то все-таки случилось. Ты плохо себя чувствуешь?
   Сможет ли она достаточно убедительно притворяться? Она должна это сделать ради детей.
   — У меня болит голова, — ответила она. — Скоро все пройдет, не беспокойся, Леон.
   — Тебе надо прилечь. — Его заботливый тон действовал ей на нервы. Если бы только она могла поговорить с ним так, как он того заслуживает! — Пойдем, дорогая, я помогу тебе. — Леон уложил Элен в постель и снял с нее туфли. Потом задернул шторы, чтобы в комнате был полумрак. — Постарайся уснуть, родная. Если тебе станет хуже, позови меня, я принесу тебе лекарство.
   Оставшись одна, Элен дала волю слезам. Как Леон мог быть таким бездушным? Ведь он хвалил ее работу, настаивал на выставке, собирался повесить картину у себя в офисе, а потом взял и подарил Пауле. Казалось, он всегда говорил так искренне, а на деле все оказалось ложью. Как он, наверное, радуется, что добился у жены успеха. Ну и пусть пока наслаждается своей победой. Вскоре ему предстоит узнать горькое разочарование.
   И тогда он может отправляться к своей Пауле, потому что она, Элен, не потерпит его рядом с собой.
   Измученная душевными переживаниями, Элен постепенно погрузилась в сон. Она проснулась, когда уже смеркалось. Леон сидел у ее постели, и она попросила его раздвинуть шторы.
   — Уже стемнело, дорогая. Ты долго спала. — Как ловко он изображает заботу о ней! А ведь всего несколько часов назад она поверила бы в его искренность. Леон зажег свет. — Тебе стало лучше?
   — Да, спасибо, Леон. — Он помог ей сесть. — Дети поели?
   — Арате покормила их. Элен, дорогая, мы никуда не поедем, если ты плохо себя чувствуешь.
   — О нет, я в полном порядке. Это была лишь головная боль.
   — Ты уверена? Элен кивнула.
   — Конечно. Я уже встаю.
   — Не беспокойся за детей. Арате позаботится о них.
   — Она не любит их купать. Нет, мне надо встать.
   Шок все-таки не прошел бесследно. Элен по-прежнему была бледна, а за ужином почти не притронулась к еде. Леон заметно волновался за жену; сердце Элен наполнилось горечью, она больше не верила ему.
   На следующее утро дети поднялись в шесть часов. Леон велел им вернуться в свои комнаты и не шуметь.
   — Как ты себя чувствуешь? — спросил он Элен, увидев, что она проснулась. — Если тебе не стало лучше, мы никуда не поедем. — Он с нежностью обнял жену. Как он может быть таким лицемером? Может быть, его поступкам есть какое-то объяснение? Если он не влюблен в Паулу, зачем же тогда подарил ей картину Элен? И зачем та взяла ее? В этом не было никакого здравого смысла. Ни одна женщина не захотела бы иметь у себя картину, написанную женой своего любовника. Но тогда каким образом картина могла попасть к Пауле, если Леон не дарил ее? Элен почувствовала, что пальцы мужа нежно гладят ее по щеке. Может быть, спросить его о картине? Разрешится ли тогда эта загадка? А если Леон все же виноват? Тогда они наверняка поссорятся, а именно этого Элен и старалась избежать ради детей. Их голоса опять стали слышны в коридоре. Веселые возбужденные голоса…
 
   Первый день своего пребывания в Пафосе они провели у матери Леона, а после чая он повез Элен с детьми в Ктиму, где снял номер в современном отеле. В этот день детям разрешили подольше не ложиться спать, но когда те все же уснули, Леон предложил Элен прогуляться. Стояла чудесная восточная ночь. Небо было безоблачным, а над землей величаво проплывал серп луны. Море было спокойно, волны не спеша набегали на прибрежный песок. Элен молча шла рядом с Леоном и гадала, заметил ли тот произошедшую в ней перемену. Несмотря на все усилия, она не могла держаться так, будто бы ничего не случилось, и смотреть на мужа с прежней нежностью. Если Леон и заметил в поведении Элен что-то необычное, то не обмолвился об этом ни словом. Возможно, он решил, что жене просто нездоровится, хотя, когда он спросил Элен о ее самочувствии, она твердо заявила, что абсолютно здорова.
   — Море такое спокойное, — нарушил молчание Леон. — Завтрашнее утро мы проведем на пляже. А после обеда возьмем машину и поедем в лес.
   — Туда долго ехать, Леон? Как ты думаешь, детям там понравится?
   — Тебе понравится. — Он взял жену за руку. — Эта поездка для тебя, а не для детей. Они прекрасно проведут время на пляже, а если им не понравится в лесу, то им придется немного потерпеть.
   Элен подняла голову, пытаясь разглядеть выражение его лица, но было слишком темно. Как он может так искусно притворяться? Внезапно она вспомнила Грегори. Тот притворялся целый год, а у нее не возникло и тени сомнения. Его отношение к жене совершенно не изменилось; они даже никогда не ссорились между собой. Так что в поведении Леона не было ничего особенного. Нет, она не заблуждается на этот счет: просто он на редкость преуспел в искусстве обмана.
   Для детей поездка стала незабываемым событием. Они радовались каждому мгновению, проведенному в Пафосе, а Элен радовалась глядя на них. Детям был необходим отдых, ведь у них уже много лет не было нормальных каникул, и если бы эта поездка не состоялась, Элен никогда не простила бы себя. Однако сама она дошла до предела отчаяния, ведь она тоже с нетерпением ждала этой поездки. Они собирались провести это время всей семьей, и Элен представляла себе, как они будут счастливы все вместе. Но ничего не получилось. Каждый день отдыха приносил ей только боль разочарования.
   Утро последнего дня они провели на пляже, в маленькой бухточке к западу от Пафоса. Чиппи уже умел плавать, и Леон учил держаться на воде Фиону. Дети прекрасно загорели и окрепли.
   — Жаль, что мы возвращаемся домой, — сказала Фиона. — Может быть, задержимся еще на один день, дядя Леон?
   — К сожалению, нельзя, Фиона. Но мы приедем сюда снова… возможно, через несколько недель. — Леон повернулся к жене. — Как ты считаешь, Элен? Ты не возражаешь?
   — Нет… — Она опустила голову, чтобы скрыть свое расстроенное выражение лица. Она больше не выдержит таких мучений. К тому же по возвращении домой она собиралась высказать Леону все, что ей стало известно. А после этого никаких поездок уже не будет.
   — Ты говоришь как-то неуверенно, Элен. Тебе здесь не понравилось? — Никаких нежных слов в последние дни, подумала Элен. Взгляд Леона вновь стал суровым, будто его что-то тревожило.
   — Очень понравилось, — солгала Элен, видя как пристально смотрит на нее Фиона. — Мы все прекрасно провели время. Верно, Чиппи?
   Ее слова прозвучали не слишком убедительно. Дети, конечно, ничего не заметили, но Леон помрачнел.
   — Да, мы здорово отдохнули, но я не прочь вернуться домой, если мы опять когда-нибудь сюда приедем. Ты обещаешь, дядя Леон? — спросил Чиппи.
   — Обещаю, — ответил Леон и пристально посмотрел на жену. Он ясно давал ей понять, что скоро они опять предпримут такую поездку, нравится это ей или нет. Элен почувствовала, как сердце у нее учащенно забилось. Она была уверена, что после откровенного разговора с Леоном все пойдет так, как захочет она, и она сможет диктовать ему свои условия. Но не преувеличивает ли она свои возможности? Если Леон и раньше не оставлял ей выбора, то почему он сделает это сейчас? И чем больше Элен думала по этому поводу, тем яснее осознавала, что ее положение в браке никоим образом не изменится. Элен посмотрела на мужа. Он сидел на песке, глядя на нее своим строгим взглядом, который столько раз внушал ей страх.
   Как она могла хоть на минуту представить себе, что сможет диктовать свои условия этому мрачному киприоту, который по иронии судьбы является ее мужем? Сейчас Элен готова была посмеяться над своей самонадеянностью. Нет, она не сможет освободиться из-под власти Леона. То, что она узнала о нем, ничего не меняет и все останется так, как и прежде.

Глава восьмая

   Твердо решив объясниться с Леоном начистоту, Элен тем не менее постоянно откладывала этот разговор. Причина заключалась в обычной трусости. Она уже знала, каким бывает Леон в гневе, знала его жестокость, и поэтому заранее боялась предстоящего объяснения. Ему, конечно, не будет стыдно, да к тому же, как утверждал Роберт, ни один киприот не станет искать оправдания своим поступкам. Значит, никакого раскаяния она от него не дождется.
   Поэтому Элен отказалась от мысли рассказать Леону о том, что ей известно, у кого находится ее картина. Не имело смысла создавать ситуацию, в которой больше всех пострадает она сама. Но ее сдержанность привела к неожиданным последствиям. Леон не мог понять причины такой резкой перемены жены по отношению к нему. Некоторое время он молча это терпел, Элен казалось, что только гордость мешает ему потребовать от нее объяснений. Однако в конце концов Леон не выдержал.
   У детей продолжались каникулы, и они поехали погостить к Асмене и Василиосу. После ленча Элен ушла в гостиную. Она читала книгу, когда в комнату вошел Леон. Не говоря ни слова, он взял книгу у нее из рук и бросил на стол.
   — Я требую объяснений, Элен. Я думаю, что вправе это сделать, не так ли?
   — Объяснений? — Почему она вдруг задрожала? Он не может сделать ей ничего дурного. — Я не понимаю, что ты имеешь в виду, Леон.
   — Не понимаешь? — Он стоял возле жены, и его глаза полыхали, хотя он сам и пытался оставаться спокойным. — Ты же не станешь отрицать, что переменилась ко мне? Что ты больше… не хочешь меня?
   — Не хочу тебя? — Элен гордо вскинула голову и уверенно заявила. — Я никогда не хотела тебя.
   — Не лги! Какое-то время мы были счастливы. Я желаю знать, что случилось! Такие перемены не происходят без причины. Скажи мне, в чем дело; мы все обсудим и разрешим наши проблемы.
   Его слова вызвали горькую усмешку на губах Элен и лишь усилили ее презрение к мужу. Разрешим проблемы? Как он может спокойно требовать от нее объяснений, когда сам имеет любовницу? Элен хотела все высказать ему… но сдержалась. Она уже позволила Леону увидеть свою любовь к нему… и он втайне радуется своей победе. Добившись от жены любви, он достиг своей цели полностью подчинить ее себе. Если сейчас она скажет ему всю правду, ей не удастся скрыть обиду, и Леон решит, что она все еще любит его, и обида эта вызвана только ревностью. Но Элен не хотелось, чтобы у него создалось такое впечатление. Зачем она будет все ему рассказывать? Пусть лучше его самолюбие немного пострадает.
   — Я совсем не понимаю тебя, — спокойно произнесла Элен. — Наш брак был заключен без любви с обеих сторон. Мы достаточно хорошо ладим друг с другом. Я не понимаю, на что ты жалуешься, Леон?
   Его взгляд, словно острый клинок, проникал ей в душу.
   — Ты не ответила на мой вопрос, Элен. Что вызвало в тебе столь внезапную перемену?
   — Какую перемену? — переспросила она. Как холоден и спокоен был ее голос! Но как болело сердце!
   — Не играй со мной! Отвечай немедленно, или я все равно тебя заставлю! — Леон стоял совсем близко, его руки непроизвольно сжимались, как будто он хотел немедленно осуществить свою угрозу. — Ты же любила меня…
   — Любила? — Элен не могла доставить ему такого удовольствия. Леон должен был поверить, что она никогда не любила его, но как это сделать? Она тянула время, пытаясь найти выход. — Как ты мог такое подумать? Я только что сказала тебе, что между нами не было любви…
   — Верно, когда мы поженились, все обстояло именно так, но потом ты полюбила меня. Я не дурак, Элен, я знаю, что ты любила меня. Если бы я ошибался, ты никогда не смогла бы… — он не решался произнести вслух этих слов, и Элен, с удивившим ее саму спокойствием, подсказала:
   — …отвечать на твои ласки? — Она была буквально ошеломлена собственным желанием нанести ему удар, заставить его страдать не только за собственные поступки, но и за ту боль, которую причинил ей Грегори. И эти спокойно произнесенные слова навели ее на удачную мысль. — Ну и что? Неужели ты придаешь этому такое большое значение? О какой любви может идти речь? Просто так гораздо приятнее, ты не находишь? — Пятна гнева на его лице, сердито сжатые губы и стальной блеск глаз должны были подсказать Элен об опасности, но она была слишком ослеплена жаждой мести. Ей хотелось унизить его гордость, потому что это было единственное уязвимое место у такого бессердечного человека, как Леон. — А что касается перемены, о которой ты говорил, то ведь невозможно постоянно быть убедительной, когда притворяешься. К тому же все может наскучить…
   Элен замолчала, и несколько мгновений в комнате не раздавалось ни звука, кроме стрекота цикад, доносившегося из сада. Но эта звенящая тишина была столь пугающей, что дрожа всем телом, Элен шагнула к двери. Леон схватил ее за руку и резким движением вернул назад.
   — Значит, вот в чем дело? Убедительное притворство… Об этом ты хочешь мне сказать?
   — Леон, ты делаешь мне больно…
   — Отвечай мне, или я… — Он уже не мог сдерживаться и, схватив ее за плечи, встряхнул со всей силой. — Притворство, говоришь! Попомни мои слова, ты еще об этом пожалеешь! Ни одна женщина не может поставить меня в глупое положение и при этом остаться безнаказанной! — Леон продолжал крепко сжимать ее плечи. Элен побледнела как полотно и дрожала от страха. В нем нет ничего человеческого, подумала она, вспомнив, что однажды уже сделала для себя такой вывод. Но сквозь пелену страха до нее все же дошло, что своей цели она достигла. Леон искренне поверил в то, что она обманывала его, притворялась, а теперь его ласки ей наскучили. Какой удар по его самолюбию! Пусть он теперь сколько хочет изливает на нее свой гнев — она отомстила ему! Тем не менее Элен продолжала дрожать, недоумевая, что он имел в виду, когда угрожал ей, что она еще пожалеет о своем поступке.
   Элен взглянула на Леона и тут же опустила глаза. Его губы кривились в злобной усмешке, и она испугалась, ожидая жестокого отмщения с его стороны. Но, к удивлению Элен, Леон лишь резко оттолкнул ее от себя и вышел из комнаты. Через несколько минут она услышала, как хлопнула дверца машины, и вскоре шум двигателя умолк вдали.
   Куда он поехал? Стоит ли спрашивать. Элен опустилась на стул и закрыла лицо руками. Она продолжала дрожать всем телом, а ее сердце билось так сильно, словно хотело выскочить из груди. В доме было тихо как никогда… У Арате и Никоса был выходной. Внезапно Элен охватило острое желание покинуть этот дом, чтобы не оставаться в нем одной. Куда она могла пойти? Она пожалела, что детей не было дома. Впервые Элен осознала, как далеко она оказалась от своих прежних друзей, которые с радостью открыли бы перед ней двери своего дома. Здесь она никого даже не знала, кроме родственников Леона, и, конечно, Труди. Но она не могла заставить себя поехать сейчас к подруге, потому что та сразу бы поняла, что с Элен что-то произошло. А больше обратиться было не к кому…
   Роберт не сразу ответил на телефонный звонок, и поняв, что она оторвала его от работы в маленькой студии, которую он устроил на крыше своего дома, Элен стала извиняться.
   — Ничего страшного, — спокойно ответил он. — Я и сам хотел позвонить тебе. Этот англичанин — мистер Кроули — прислал мне ключ от своей виллы и просил связаться с тобой. Он хочет, чтобы мы начали работу немедленно, потому что уже осенью собирается туда переехать. — Роберт помедлил. — Ты сейчас свободна? Я мог бы заехать к тебе. Заказ, который я сейчас выполняю, можно и отложить. Это всего лишь очередной пейзаж для одного торговца из Кирении.
   — Сейчас я свободна, Роберт. Буду рада встретиться с тобой и обсудить работу у мистера Кроули. Ты можешь приехать немедленно?
   — Да. Но как же твой муж? У меня создалось впечатление, что он не очень жалует меня? — Элен наглядно представила себе, какую гримасу скорчил при этих словах Роберт.
   — Леона нет дома, — спокойно ответила она. — Я не думаю, что он вернется раньше полуночи.
   После минутной паузы Роберт самым будничным тоном произнес:
   — Тогда я буду через полчаса. Я захвачу с собой ключи, и мы сможем съездить на виллу и осмотреть место, где нам предстоит работать. Может быть, потом поедем куда-нибудь выпить чаю?
   — Это было бы здорово, Роберт. Я поеду с удовольствием.
   Верный своему слову Роберт приехал ровно через полчаса. Элен прошла в кухню, чтобы приготовить ему что-то освежающее, и она услышала, что зазвонил телефон. Она вышла, чтобы ответить на звонок и с удивлением увидела, что Роберт уже взял трубку. Голос на другом конце провода был таким громким и пронзительным, что Элен могла расслышать каждое слово.
   — …и Леон, мы поедем на твоей машине. Она гораздо удобнее моей. Захвати с собой сэндвичи и термос. Мы будем далеко от благ цивилизации. — Голос смолк. Посмотрев на Элен с очень странным выражением на лице, Роберт прикрыл трубку рукой и прошептал:
   — Это бывшая пассия твоего мужа — Паула Максвелл. Она думает, что разговаривает с Леоном. Что мне делать?
   Побледневшая Элен взяла трубку из рук Роберта и спокойно произнесла:
   — Миссис Петру у телефона. Моего мужа нет дома. Что ему передать? — Она замолчала, подумав на мгновенье, что их разъединили. Но Паула заговорила вновь и уже гораздо сдержаннее.
   — Так вы говорите, что Леона нет дома? А вы не знаете, когда он вернется?
   — К сожалению, не знаю. — Элен взглянула на часы. У Леона было достаточно времени, чтобы добраться до Никосии, если он направился именно туда. — Я не могу сказать, когда он вернется. Может быть, ему что-то передать? — повторила она.
   — Нет, спасибо. Я позвоню позднее… О, он уже здесь. — Последовала пауза, а потом голос Паулы зазвучал тихо и вкрадчиво: — А кто этот мужчина, миссис Петру? — Элен почувствовала одновременно страх и раздражение, но все-таки сумела спокойно ответить:
   — Это вас не касается, мисс Максвелл.
   — Конечно, конечно, — насмешливо произнесла Паула. — Вам нечего бояться, я ничего не скажу Леону.
   Положив трубку, Элен повернулась к Роберту. Ее руки заметно дрожали. Он извинился за то, что ответил вместо нее на телефонный звонок:
   — Я шел к машине за сигаретами, когда раздался звонок, и я машинально поднял трубку. Я пытался ей объяснить, что я не Леон, но она продолжала что-то говорить. Я почти ничего не понял, потому что был просто ошеломлен. Понимаешь, — произнес Роберт каким-то странным тоном, — как только она назвала свое имя, я вспомнил эту Паулу Максвелл. До того, как Леон женился на тебе, они часто появлялись вместе.
   — И все об этом знали? — Элен было трудно задать свой вопрос, и к тому же она уже догадывалась, каким будет ответ Роберта.
   — Они были достаточно близкими друзьями, — неохотно признался Роберт. — Да, Элен, боюсь, что все об этом знали. — Элен вернулась в кухню; Роберт пошел за ней. — Я знаю, что это не мое дело, но что происходит, черт возьми? Если ему нужна была Паула, какого дьявола он тогда женился на тебе?
   Элен наконец обрела способность говорить и откровенно поведала Роберту о своем браке с Леоном. Роберт удивленно присвистнул и в недоумении уставился на нее.