Страница:
Натаниел привлек ее к себе и спросил:
– Вы боитесь?
Она отрицательно покачала головой, затем кивнула.
– Присядьте рядом со мной. Вам не надо ничего говорить. Мне не нужны слова, чтобы знать о вас все.
Однако слова все-таки произносились. Перед первым поцелуем он поинтересовался, замужем ли она и была ли влюблена.,
– Давно, – прошептала она. – Много лет назад я любила.
Он кивнул, словно сказанное ею подтверждало то, что он уже знал.
– Давно, – произнес Натаниел. – Слишком давно.
Страсть накатила жаркой волной, и она была продолжением соединившего их взгляда. Глубокому проникновению в души друг друга, казалось, не было конца, и оно вызывало инстинктивное доверие и делало каждое прикосновение священным. Ее обожгли чудесные ощущения, и скучная вуаль, окутывавшая ее повседневный мир, словно сгорела дотла.
Одно лишь воспоминание о той страсти больно сжало сердце. Шарлотта вытянула перед собой руки – и ощутила пустоту рядом на кровати. Пытаясь сохранить в памяти чудо, свершившееся тогда, она смежила веки и почувствовала, что ее глаза увлажнились. Ей хотелось, чтобы та ночь осталась в ее сознании необыкновенной и безупречной. Тогда этими воспоминаниями она сможет жить в будущем.
Но в сердце закрадывались вопросы, и она никак не могла от них отмахнуться. Шарлотта раз за разом отгоняла все сомнения, но они. упорно преследовали ее в неумолимом молчании ночи.
Она знала, что новая встреча поставит под угрозу очарование того свидания, и умудрялась избегать Натаниела целый месяц после вечера у Линдейла, Посетив же его на этой неделе, допустила ошибку, но она прекрасно знала, что испытывал Найтридж по мере приближения дня казни, и инстинктивно чувствовала, что этот день значил для него.
Ее сопереживание было эхом их близости. Помочь ему – это казалось гораздо важнее, чем собственная гордость и страхи, даже если он никогда не узнает истинной причины ее визита.
Когда она в тот день вошла к нему в гостиную вслед за Джейкобсом, Натаниел был очень раздосадован и встретил ее крайне неприветливо. «Что ж, так даже лучше», – решила Шарлотта. Ведь подобная встреча могла означать только одно: он не знал, с кем провел ту незабываемую ночь у Линдейла.
Впрочем, не исключено, что он пытался притворяться, и если дело обстояло именно так, то это совершенно все меняло,
Шарлотта не была уверена, что сможет вновь встретиться с ним лицом к лицу. Ее поведение на том вечере было шокирующим. Пагубным для нее. И все же ей казалось, что есть в мире один-единственный человек, который не осудит ее, – ночной любовник не увидит греха в ее поведении. Шарлотта вообразила, что мужчина, которого она обнимала, был так же далек от этого светского салона, как и она, однако сейчас ей пришлось признать что, возможно, лишь она испытала это волшебное чувство. Оно могло быть иллюзией, самообманом, к которому она прибегла, чтобы хоть как-то оправдать свое поведение.
Но если Найтридж знал, чье лицо скрывала маска в ту ночь у Линдейла? Что ж, если действительно знал, то это означало, что он не испытывал к ней никаких особых чувств. Возможно, решил, что она просто неразборчивая вдова, не ведающая стыда. Он мог вести себя так дерзко только потому, что предположил: ее визит вдень казни – всего лишь предлог для преследующей его распущенной женщины.
И если она не хочет рисковать, если не хочет узнать правду о той драгоценной для себя ночи, то ей лучше держаться от него подальше.
На рассвете следующего понедельника Натаниел вошел в тюрьму Ньюгейт. У входа уже собралась толпа любопытных, желавших получить пропуск, чтобы присутствовать на суде в Олд-Бейли.
Другие ждали, когда можно будет подать просьбу на посещение находящихся в тюрьме родных. В руках у женщин были корзинки с едой – они хотели хоть что-то добавить к скудному тюремному рациону. Некоторые казались взволнованными, но у большинства на лице застыло выражение безразличия, свидетельствовавшее о том, что они уже далеко не первый раз сюда приходят.
Натаниел вошел в холл и прошел мимо адвокатов, ожидавших появления обвиняемых, которых им предстояло защищать. Адвокаты приветствовали его как старого знакомого – члена их своеобразного братства.
Защита обвиняемых считалась в среде юристов не очень-то уважаемым занятием, и защитники, ожидавшие предстоящего суда, выглядели довольно скромно. Натаниел же, являвшийся сыном лорда, занимал среди них особое положение, и почти все эти люди завидовали ему, так как понимали, что он мог обойти их всех и немедленно получить доступ в канцелярию начальника тюрьмы.
Переходя из коридора в коридор, Натаниел Найтридж следовал за охранником, изредка поглядывая по сторонам. Повсюду стояли люди, ожидавшие свидания с родственниками, но он почти не обращал на них внимания. Когда они проходили мимо одной из женских камер, сидевшие там проститутки заговорили с ним вкрадчиво, но он, поморщившись, отвернулся и тотчас же услышал грубый смех и отборную брань в свой адрес. А в переполненной мужской камере в самом разгаре был боксерский поединок, и оттуда доносились громкие вопли зрителей.
Натаниел так и не смог привыкнуть к тюрьме: ему по-прежнему были отвратительны ее запахи. А раздававшиеся здесь звуки казались необыкновенно печальными и удручающими. И даже в смехе заключенных звучали нотки отчаяния; смех же этот очень напоминал вой диких зверей.
Финли поместили в крохотную камеру на самом верху тюрьмы, и это явно указывало на то, что его считали весьма опасным преступником. Он находился в одной из камер, где содержались осужденные на смерть, и был закован в кандалы и прикован к стене. Заключенный лежал на грязной соломе, одежда была вся в пятнах, а длинные темные волосы свисали засаленными прядями на лицо и короткую бородку. Услышав, как открывается дверь, он повернулся и посмотрел на входящего.
– Оставьте нас, – сказал Натаниел охраннику.
Тот несколько секунд колебался, затем пожал плечами и вышел в коридор. Дверь же оставалась приоткрытой. Заметил это, Финли взглянул на кандалы и засмеялся. Потом поднялся на ноги и проворчал:
– У мерзавцев ушло довольно много времени, чтобы прислать вас сюда. Суд сегодня.
– Меня никто не присылал, – возразил Натаниел. – И я вовсе не являюсь вашим адвокатом. Не думаю, что кто-то выступит в вашу защиту.
Финли громко выругался.
– Подозреваю, они все хотят, чтобы старину Джона поскорее вздернули.
– Да, похоже, – кивнул Натаниел.
– Черт побери, кто же вы тогда?
– В данном случае я судебный обвинитель.
Заключенный склонил голову к плечу и с усмешкой посмотрел на собеседника; казалось, он хотел спросить: «Так чего же ты сюда пришел?»
«А ведь он прав», – подумал Натаниел. Действительно, что привело его сюда? Может быть, любопытство? Нет, пожалуй, его привело сюда своеобразное чувство чести. Ведь сегодня Финли почти наверняка будет осужден. Ему будут предъявлены обвинения в убийстве, грабеже и шантаже. Поэтому Натаниелу казалось, что он должен посмотреть этому человеку в глаза, прежде чем оба они окажутся в зале суда.
Сейчас он смотрел в эти глаза, но они казались совершенно непроницаемыми. В них не было ни страха, ни раскаяния – в них вообще ничего не было.
Внезапно Финли сделал шаг вперед, вытянув перед собой руки. Натаниел невольно отступил, а преступник вдруг громко рассмеялся, оскалив зубы. Его пронзительный смех заполнил камеру и эхом прокатился по коридору.
Минуту спустя Финли повалился на солому и, уставившись в потолок спросил:
– Как вас зовут?
– Найтридж.
– Забавное имя. Наверное, вымышленное. Вы, должно быть, друг того, который будет лгать сегодня. Шантаж, черт побери! Я ведь рассказал ему о мальчишке и хотел, чтобы мне заплатили за это, вот и все. – Финли повернул голову и с усмешкой взглянул на Натаниела. – Ноя все объясню, когда мне дадут высказаться.
– Нет, вы не сделаете этого.
– Уверен, что сделаю. Даже старина Джон должен получить слово.
– Суд не позволяет преступнику безнаказанно клеветать. Ваше право выступить не должно заходить так далеко. Судья не позволит этого, и я тоже.
– Он говорит – шантаж. И я должен рассказать, как все было на самом деле. Я кормил парня, не так ли? Следил за ним. Если человек кормит золотого гуся, он должен получить за это хотя бы перышко.
– А что за мальчик? – Натаниел знал, что нельзя доверять словам негодяя, но все же задал этот вопрос.
– Этот парень… он более знатного рода, чем вы. Рожден, чтобы стать лордом. И я сказал об этом вашему другу. Сказал, что у меня есть золотой гусь и я могу его продать.
– Мальчик, случайно, не был похищен из колыбели эльфами? – спросил Натаниел с усмешкой.
Финли пожал плечами:
– Не знаю, как он потерялся. Знаю только, что именно я нашел его, понятно?
Найтридж пристально посмотрел на заключенного:
– Мистер Финли, у вас нет никакого мальчика. Вы не предлагали Марденфорду вернуть ребенка, поскольку никто никого не терял. Его сын сейчас, пока мы с вами разговариваем, находится дома.
Финли снова пожал плечами:
– Может быть, так, а может быть, и нет.
– Уверяю вас, он дома.
– Но я все равно выскажусь. Я должен все объяснить. И должен сообщить, что я сказал его светлости.
– Вы ничего не говорили о золотом гусе и о мальчике. Вы пришли к лорду Марденфорду и угрожали, что раскроете какие-то его тайны, если только он не заплатит вам за молчание. Ваша ошибка в том, что вы выбрали человека совершенно безупречного. В его семье никогда не было никаких скандалов, и, следовательно, нет и тайн, которые вы могли бы раскрыть. Сомневаюсь, что во всем королевстве найдется десяток столь же уважаемых и безупречных джентльменов. Повторяю, вы выбрали для шантажа совершенно неподходящего человека.
– Еще посмотрим, согласится ли с этим судья. – Финли внимательно посмотрел на собеседника и добавил: – Я абсолютно уверен в том, что меня не вздернут, вот увидите.
«Нет, его непременно повесят», – подумал Натаниел. Казнь виновных его обычно не беспокоила, но на сей раз ему показалось, что этот человек не вполне нормален. На такую мысль его навела не только странная история о мальчике, но и глаза заключенного. Глаза эти были… какие-то слишком уж яркие, неестественно яркие. Такие глаза обычно бывают у людей, изрядно хлебнувших рома, – но ведь было совершенно очевидно, что Финли не выпил ни капли.
Коротко кивнув, Натаниел вышел из камеры и тотчас же устремился к выходу на свежий воздух. Ему хотелось найти укромный уголок, где он смог бы спокойно подготовиться к новой для него роли обвинителя.
– Мертв?! – вскричал судья вне себя от удивления. Охранник несколько раз кивнул и тут же добавил:
– Самоубийство, сэр. Удавился.
– Это ужасно, – пробормотал судья. – Но как же так? Ведь вы отвечали за содержание заключенного. Если это ваша вина…
– Клянусь, я ни в чем не виноват, – перебил охранник. – Его охраняли даже лучше, чем других. Но если уж человек задумал покончить с жизнью, то ничто не может остановить его.
Натаниел приблизился к судье:
– Повесился? Видите ли, я посетил его камеру всего час назад и не заметил там ничего подозрительного. Как же он мог повеситься? Каким образом?
– Не повесился, а удушился, – пояснил охранник. – Использовал цепи от кандалов. Мы нашли его с цепью вокруг шеи. Цепь была намотана на сапог. Должно быть, он толкал ногой, чтобы затянуть…
– Не думаю, что это возможно, – высказался Натаниел.
– Идите и посмотрите сами, если не верите. Мы не трогали его, так как необходимо провести расследование.
– Думаю, расследование не займет много времени, – заявил судья. – Похоже, что мистер Финли, решив обмануть правосудие, украл у закона права на него. Зная этого человека, я не удивлен случившимся. А теперь продолжим разбор следующего дела…
Освобожденный от своих обязанностей еще до того, как взялся за них, Натаниел собрал свои бумаги и покинул зал суда следом за охранником. Тот оглянулся и пробурчал:
– Вы утверждали, что я лгал по поводу смерти заключенного, мистер Найтридж, но вы ошибаетесь.
– Если вы решили, что я обвинил вас во лжи, то прошу извинить меня, – ответил Натаниел. – Я просто не понимаю, как этот человек мог удушиться. Он непременно потеряет сознание, прежде чем умрет. А значит, не сможет продолжать тянуть цепь, понимаете?
– Пойдите и посмотрите сами, если вы так думаете. Его ноги были вытянуты, а цепь – туго натянута. Вы можете думать, что это невозможно, однако негодяй нашел способ покончить с жизнью. – Охранник вздохнул и покачал головой. – Скоро здесь появится полиция, прибудет следователь, который проводит дознание в случаях скоропостижной смерти. Но мне кажется, что слишком уж много суеты из-за человека, которого все равно должны были повесить.
Слово «смерть» быстро распространилось среди толпы, собравшейся на улице. Люди с радостью восприняли новость, и несколько человек даже поблагодарили охранника.
Натаниел же хмурился, глядя на этих людей. В их радостном возбуждении было что-то неподобающее и даже омерзительное.
Впервые он видел казнь, когда был еще ребенком, и шок от того зрелища так и не прошел до конца. Осужденные были молодыми людьми чуть постарше его, и это обстоятельство оставило особенно яркий след в его памяти. Один из них все время плакал и звал мать на пути к виселице, а та пронзительно молила Господа, чтобы помог спасти безвинного ребенка. Многие в толпе смеялись, но Натаниел никогда не смог забыть ужас бедной женщины.
Наставник взял его на казнь специально, чтобы, преподать ему урок, касающийся греха и правосудия, но мальчик усвоил совсем другое… Натаниел знал наверняка: будучи сыном графа, он никогда не окажется на виселице, что бы ни совершил. А его мать всегда выслушают, если она будет молить о милосердии к нему. Став постарше, Натаниел иногда посещал суды над преступниками и видел, что бедных и бесправных осуждали на смертную казнь за малейшие проступки. Но еще хуже казалось то, что смертные приговоры выносились людям, которые – он был в этом уверен – были невиновны.
Поэтому, став адвокатом, он брался за их защиту и пытался добиться того, чтобы правда была услышана и чтобы восторжествовала справедливость. Натаниел выиграл все процессы, на которых выступал защитником. Все, кроме одного.
Но тут, за стенами Ньюгейтской тюрьмы, люди радовались смерти Финли. Шагая по улице, Натаниел заметил шестерых мальчишек, стоявших у тюремной стены. Старшему на вид было лет пятнадцать, младшему – не более семи. Двое малышей плакали, а мальчик лет десяти успокаивал их, обняв за плечи.
Сначала внимание Натаниела привлекла картина горя и сострадания. Когда же он подошел ближе, его взгляд остановился на лице мальчика, утешавшего малышей, темноглазого и темноволосого. Мальчишки наконец-то заметили Натаниела и начали о чем-то шептаться. Затем один из них, довольно высокий, с волосами цвета соломы, отделился от стены и шагнул к Натаниелу. Указав на свернутые листы бумаги у него в руке, мальчик спросил:
– Вы адвокат?
– Да, адвокат.
Другие мальчики, явно заинтересовавшись, тоже приблизились. От них пахло бедностью, и одежда на них была вся в заплатах. Они чем-то напоминали Натаниелу тех юношей, которых он в детстве видел повешенными.
Самые маленькие перестали плакать, но мальчик, утешавший малышей, по-прежнему обнимал их за плечи. Он внимательно наблюдал за Натаниелом, и в его темных глазах сквозило беспокойство.
– Вы пришли оттуда? – Высокий парень указал на Олд-Бейли. – То, что мы слышали, – правда? Джон умер?
«Это, наверное, мальчики Финли, те, которых он подобрал и обучил воровству», – подумал Натаниел. Утвердительно кивнув, он ответил:
– Да, верно. Если вы говорите о Джоне Финли, то, боюсь, это правда.
Казалось, малыши вот-вот снова заплачут, и даже старшие мальчики выглядели подавленными.
– Тогда… Бог с ним, – произнес высокий мальчик. Он повернулся к остальным: – Джон ведь говорил, что никогда не будет качаться на веревке. Помните? И этого не случилось, вот так-то.
Мальчики закивали и пробормотали:
– Бог с ним.
Натаниел же вновь повернулся к темноволосому мальчику с темными глазами. В глазах этих были грусть и беспокойство; казалось, мальчик прекрасно понимал, что после смерти Финли все они, его «воспитанники», остались без покровителя.
И тут вдруг Натаниелу почудилось в этом мальчике что-то знакомое; казалось, он уже где-то видел эти глаза.
В следующее мгновение темноволосый мальчик отвернулся, и Натаниел сосредоточил внимание на его высоком светловолосом приятеле.
– Что же вы все теперь будете делать? – спросил он.
Парень усмехнулся и посмотрел на остальных мальчиков:
– Мы не пропадем, не так ли, парни? Старина Джон кое-чему нас научил. – Он взглянул на бумаги в руках Натаниела и с ухмылкой добавил: – Вы вот прикрываете этими бумажками свои карманы, но далеко не все так же предусмотрительны.
Мальчишки весело рассмеялись – слова друга показались им отличной шуткой. Подталкивая друг друга, они отошли от стены и зашагали по улице. Внезапно темноглазый мальчик обернулся, пристально взглянул на Натаниела, и тому снова почудилось, что он уже где-то видел эти глаза. «Рожден, чтобы стать лордом», – вспомнились Натаниелу слова Финли.
Глава 5
– Вы боитесь?
Она отрицательно покачала головой, затем кивнула.
– Присядьте рядом со мной. Вам не надо ничего говорить. Мне не нужны слова, чтобы знать о вас все.
Однако слова все-таки произносились. Перед первым поцелуем он поинтересовался, замужем ли она и была ли влюблена.,
– Давно, – прошептала она. – Много лет назад я любила.
Он кивнул, словно сказанное ею подтверждало то, что он уже знал.
– Давно, – произнес Натаниел. – Слишком давно.
Страсть накатила жаркой волной, и она была продолжением соединившего их взгляда. Глубокому проникновению в души друг друга, казалось, не было конца, и оно вызывало инстинктивное доверие и делало каждое прикосновение священным. Ее обожгли чудесные ощущения, и скучная вуаль, окутывавшая ее повседневный мир, словно сгорела дотла.
Одно лишь воспоминание о той страсти больно сжало сердце. Шарлотта вытянула перед собой руки – и ощутила пустоту рядом на кровати. Пытаясь сохранить в памяти чудо, свершившееся тогда, она смежила веки и почувствовала, что ее глаза увлажнились. Ей хотелось, чтобы та ночь осталась в ее сознании необыкновенной и безупречной. Тогда этими воспоминаниями она сможет жить в будущем.
Но в сердце закрадывались вопросы, и она никак не могла от них отмахнуться. Шарлотта раз за разом отгоняла все сомнения, но они. упорно преследовали ее в неумолимом молчании ночи.
Она знала, что новая встреча поставит под угрозу очарование того свидания, и умудрялась избегать Натаниела целый месяц после вечера у Линдейла, Посетив же его на этой неделе, допустила ошибку, но она прекрасно знала, что испытывал Найтридж по мере приближения дня казни, и инстинктивно чувствовала, что этот день значил для него.
Ее сопереживание было эхом их близости. Помочь ему – это казалось гораздо важнее, чем собственная гордость и страхи, даже если он никогда не узнает истинной причины ее визита.
Когда она в тот день вошла к нему в гостиную вслед за Джейкобсом, Натаниел был очень раздосадован и встретил ее крайне неприветливо. «Что ж, так даже лучше», – решила Шарлотта. Ведь подобная встреча могла означать только одно: он не знал, с кем провел ту незабываемую ночь у Линдейла.
Впрочем, не исключено, что он пытался притворяться, и если дело обстояло именно так, то это совершенно все меняло,
Шарлотта не была уверена, что сможет вновь встретиться с ним лицом к лицу. Ее поведение на том вечере было шокирующим. Пагубным для нее. И все же ей казалось, что есть в мире один-единственный человек, который не осудит ее, – ночной любовник не увидит греха в ее поведении. Шарлотта вообразила, что мужчина, которого она обнимала, был так же далек от этого светского салона, как и она, однако сейчас ей пришлось признать что, возможно, лишь она испытала это волшебное чувство. Оно могло быть иллюзией, самообманом, к которому она прибегла, чтобы хоть как-то оправдать свое поведение.
Но если Найтридж знал, чье лицо скрывала маска в ту ночь у Линдейла? Что ж, если действительно знал, то это означало, что он не испытывал к ней никаких особых чувств. Возможно, решил, что она просто неразборчивая вдова, не ведающая стыда. Он мог вести себя так дерзко только потому, что предположил: ее визит вдень казни – всего лишь предлог для преследующей его распущенной женщины.
И если она не хочет рисковать, если не хочет узнать правду о той драгоценной для себя ночи, то ей лучше держаться от него подальше.
На рассвете следующего понедельника Натаниел вошел в тюрьму Ньюгейт. У входа уже собралась толпа любопытных, желавших получить пропуск, чтобы присутствовать на суде в Олд-Бейли.
Другие ждали, когда можно будет подать просьбу на посещение находящихся в тюрьме родных. В руках у женщин были корзинки с едой – они хотели хоть что-то добавить к скудному тюремному рациону. Некоторые казались взволнованными, но у большинства на лице застыло выражение безразличия, свидетельствовавшее о том, что они уже далеко не первый раз сюда приходят.
Натаниел вошел в холл и прошел мимо адвокатов, ожидавших появления обвиняемых, которых им предстояло защищать. Адвокаты приветствовали его как старого знакомого – члена их своеобразного братства.
Защита обвиняемых считалась в среде юристов не очень-то уважаемым занятием, и защитники, ожидавшие предстоящего суда, выглядели довольно скромно. Натаниел же, являвшийся сыном лорда, занимал среди них особое положение, и почти все эти люди завидовали ему, так как понимали, что он мог обойти их всех и немедленно получить доступ в канцелярию начальника тюрьмы.
Переходя из коридора в коридор, Натаниел Найтридж следовал за охранником, изредка поглядывая по сторонам. Повсюду стояли люди, ожидавшие свидания с родственниками, но он почти не обращал на них внимания. Когда они проходили мимо одной из женских камер, сидевшие там проститутки заговорили с ним вкрадчиво, но он, поморщившись, отвернулся и тотчас же услышал грубый смех и отборную брань в свой адрес. А в переполненной мужской камере в самом разгаре был боксерский поединок, и оттуда доносились громкие вопли зрителей.
Натаниел так и не смог привыкнуть к тюрьме: ему по-прежнему были отвратительны ее запахи. А раздававшиеся здесь звуки казались необыкновенно печальными и удручающими. И даже в смехе заключенных звучали нотки отчаяния; смех же этот очень напоминал вой диких зверей.
Финли поместили в крохотную камеру на самом верху тюрьмы, и это явно указывало на то, что его считали весьма опасным преступником. Он находился в одной из камер, где содержались осужденные на смерть, и был закован в кандалы и прикован к стене. Заключенный лежал на грязной соломе, одежда была вся в пятнах, а длинные темные волосы свисали засаленными прядями на лицо и короткую бородку. Услышав, как открывается дверь, он повернулся и посмотрел на входящего.
– Оставьте нас, – сказал Натаниел охраннику.
Тот несколько секунд колебался, затем пожал плечами и вышел в коридор. Дверь же оставалась приоткрытой. Заметил это, Финли взглянул на кандалы и засмеялся. Потом поднялся на ноги и проворчал:
– У мерзавцев ушло довольно много времени, чтобы прислать вас сюда. Суд сегодня.
– Меня никто не присылал, – возразил Натаниел. – И я вовсе не являюсь вашим адвокатом. Не думаю, что кто-то выступит в вашу защиту.
Финли громко выругался.
– Подозреваю, они все хотят, чтобы старину Джона поскорее вздернули.
– Да, похоже, – кивнул Натаниел.
– Черт побери, кто же вы тогда?
– В данном случае я судебный обвинитель.
Заключенный склонил голову к плечу и с усмешкой посмотрел на собеседника; казалось, он хотел спросить: «Так чего же ты сюда пришел?»
«А ведь он прав», – подумал Натаниел. Действительно, что привело его сюда? Может быть, любопытство? Нет, пожалуй, его привело сюда своеобразное чувство чести. Ведь сегодня Финли почти наверняка будет осужден. Ему будут предъявлены обвинения в убийстве, грабеже и шантаже. Поэтому Натаниелу казалось, что он должен посмотреть этому человеку в глаза, прежде чем оба они окажутся в зале суда.
Сейчас он смотрел в эти глаза, но они казались совершенно непроницаемыми. В них не было ни страха, ни раскаяния – в них вообще ничего не было.
Внезапно Финли сделал шаг вперед, вытянув перед собой руки. Натаниел невольно отступил, а преступник вдруг громко рассмеялся, оскалив зубы. Его пронзительный смех заполнил камеру и эхом прокатился по коридору.
Минуту спустя Финли повалился на солому и, уставившись в потолок спросил:
– Как вас зовут?
– Найтридж.
– Забавное имя. Наверное, вымышленное. Вы, должно быть, друг того, который будет лгать сегодня. Шантаж, черт побери! Я ведь рассказал ему о мальчишке и хотел, чтобы мне заплатили за это, вот и все. – Финли повернул голову и с усмешкой взглянул на Натаниела. – Ноя все объясню, когда мне дадут высказаться.
– Нет, вы не сделаете этого.
– Уверен, что сделаю. Даже старина Джон должен получить слово.
– Суд не позволяет преступнику безнаказанно клеветать. Ваше право выступить не должно заходить так далеко. Судья не позволит этого, и я тоже.
– Он говорит – шантаж. И я должен рассказать, как все было на самом деле. Я кормил парня, не так ли? Следил за ним. Если человек кормит золотого гуся, он должен получить за это хотя бы перышко.
– А что за мальчик? – Натаниел знал, что нельзя доверять словам негодяя, но все же задал этот вопрос.
– Этот парень… он более знатного рода, чем вы. Рожден, чтобы стать лордом. И я сказал об этом вашему другу. Сказал, что у меня есть золотой гусь и я могу его продать.
– Мальчик, случайно, не был похищен из колыбели эльфами? – спросил Натаниел с усмешкой.
Финли пожал плечами:
– Не знаю, как он потерялся. Знаю только, что именно я нашел его, понятно?
Найтридж пристально посмотрел на заключенного:
– Мистер Финли, у вас нет никакого мальчика. Вы не предлагали Марденфорду вернуть ребенка, поскольку никто никого не терял. Его сын сейчас, пока мы с вами разговариваем, находится дома.
Финли снова пожал плечами:
– Может быть, так, а может быть, и нет.
– Уверяю вас, он дома.
– Но я все равно выскажусь. Я должен все объяснить. И должен сообщить, что я сказал его светлости.
– Вы ничего не говорили о золотом гусе и о мальчике. Вы пришли к лорду Марденфорду и угрожали, что раскроете какие-то его тайны, если только он не заплатит вам за молчание. Ваша ошибка в том, что вы выбрали человека совершенно безупречного. В его семье никогда не было никаких скандалов, и, следовательно, нет и тайн, которые вы могли бы раскрыть. Сомневаюсь, что во всем королевстве найдется десяток столь же уважаемых и безупречных джентльменов. Повторяю, вы выбрали для шантажа совершенно неподходящего человека.
– Еще посмотрим, согласится ли с этим судья. – Финли внимательно посмотрел на собеседника и добавил: – Я абсолютно уверен в том, что меня не вздернут, вот увидите.
«Нет, его непременно повесят», – подумал Натаниел. Казнь виновных его обычно не беспокоила, но на сей раз ему показалось, что этот человек не вполне нормален. На такую мысль его навела не только странная история о мальчике, но и глаза заключенного. Глаза эти были… какие-то слишком уж яркие, неестественно яркие. Такие глаза обычно бывают у людей, изрядно хлебнувших рома, – но ведь было совершенно очевидно, что Финли не выпил ни капли.
Коротко кивнув, Натаниел вышел из камеры и тотчас же устремился к выходу на свежий воздух. Ему хотелось найти укромный уголок, где он смог бы спокойно подготовиться к новой для него роли обвинителя.
– Мертв?! – вскричал судья вне себя от удивления. Охранник несколько раз кивнул и тут же добавил:
– Самоубийство, сэр. Удавился.
– Это ужасно, – пробормотал судья. – Но как же так? Ведь вы отвечали за содержание заключенного. Если это ваша вина…
– Клянусь, я ни в чем не виноват, – перебил охранник. – Его охраняли даже лучше, чем других. Но если уж человек задумал покончить с жизнью, то ничто не может остановить его.
Натаниел приблизился к судье:
– Повесился? Видите ли, я посетил его камеру всего час назад и не заметил там ничего подозрительного. Как же он мог повеситься? Каким образом?
– Не повесился, а удушился, – пояснил охранник. – Использовал цепи от кандалов. Мы нашли его с цепью вокруг шеи. Цепь была намотана на сапог. Должно быть, он толкал ногой, чтобы затянуть…
– Не думаю, что это возможно, – высказался Натаниел.
– Идите и посмотрите сами, если не верите. Мы не трогали его, так как необходимо провести расследование.
– Думаю, расследование не займет много времени, – заявил судья. – Похоже, что мистер Финли, решив обмануть правосудие, украл у закона права на него. Зная этого человека, я не удивлен случившимся. А теперь продолжим разбор следующего дела…
Освобожденный от своих обязанностей еще до того, как взялся за них, Натаниел собрал свои бумаги и покинул зал суда следом за охранником. Тот оглянулся и пробурчал:
– Вы утверждали, что я лгал по поводу смерти заключенного, мистер Найтридж, но вы ошибаетесь.
– Если вы решили, что я обвинил вас во лжи, то прошу извинить меня, – ответил Натаниел. – Я просто не понимаю, как этот человек мог удушиться. Он непременно потеряет сознание, прежде чем умрет. А значит, не сможет продолжать тянуть цепь, понимаете?
– Пойдите и посмотрите сами, если вы так думаете. Его ноги были вытянуты, а цепь – туго натянута. Вы можете думать, что это невозможно, однако негодяй нашел способ покончить с жизнью. – Охранник вздохнул и покачал головой. – Скоро здесь появится полиция, прибудет следователь, который проводит дознание в случаях скоропостижной смерти. Но мне кажется, что слишком уж много суеты из-за человека, которого все равно должны были повесить.
Слово «смерть» быстро распространилось среди толпы, собравшейся на улице. Люди с радостью восприняли новость, и несколько человек даже поблагодарили охранника.
Натаниел же хмурился, глядя на этих людей. В их радостном возбуждении было что-то неподобающее и даже омерзительное.
Впервые он видел казнь, когда был еще ребенком, и шок от того зрелища так и не прошел до конца. Осужденные были молодыми людьми чуть постарше его, и это обстоятельство оставило особенно яркий след в его памяти. Один из них все время плакал и звал мать на пути к виселице, а та пронзительно молила Господа, чтобы помог спасти безвинного ребенка. Многие в толпе смеялись, но Натаниел никогда не смог забыть ужас бедной женщины.
Наставник взял его на казнь специально, чтобы, преподать ему урок, касающийся греха и правосудия, но мальчик усвоил совсем другое… Натаниел знал наверняка: будучи сыном графа, он никогда не окажется на виселице, что бы ни совершил. А его мать всегда выслушают, если она будет молить о милосердии к нему. Став постарше, Натаниел иногда посещал суды над преступниками и видел, что бедных и бесправных осуждали на смертную казнь за малейшие проступки. Но еще хуже казалось то, что смертные приговоры выносились людям, которые – он был в этом уверен – были невиновны.
Поэтому, став адвокатом, он брался за их защиту и пытался добиться того, чтобы правда была услышана и чтобы восторжествовала справедливость. Натаниел выиграл все процессы, на которых выступал защитником. Все, кроме одного.
Но тут, за стенами Ньюгейтской тюрьмы, люди радовались смерти Финли. Шагая по улице, Натаниел заметил шестерых мальчишек, стоявших у тюремной стены. Старшему на вид было лет пятнадцать, младшему – не более семи. Двое малышей плакали, а мальчик лет десяти успокаивал их, обняв за плечи.
Сначала внимание Натаниела привлекла картина горя и сострадания. Когда же он подошел ближе, его взгляд остановился на лице мальчика, утешавшего малышей, темноглазого и темноволосого. Мальчишки наконец-то заметили Натаниела и начали о чем-то шептаться. Затем один из них, довольно высокий, с волосами цвета соломы, отделился от стены и шагнул к Натаниелу. Указав на свернутые листы бумаги у него в руке, мальчик спросил:
– Вы адвокат?
– Да, адвокат.
Другие мальчики, явно заинтересовавшись, тоже приблизились. От них пахло бедностью, и одежда на них была вся в заплатах. Они чем-то напоминали Натаниелу тех юношей, которых он в детстве видел повешенными.
Самые маленькие перестали плакать, но мальчик, утешавший малышей, по-прежнему обнимал их за плечи. Он внимательно наблюдал за Натаниелом, и в его темных глазах сквозило беспокойство.
– Вы пришли оттуда? – Высокий парень указал на Олд-Бейли. – То, что мы слышали, – правда? Джон умер?
«Это, наверное, мальчики Финли, те, которых он подобрал и обучил воровству», – подумал Натаниел. Утвердительно кивнув, он ответил:
– Да, верно. Если вы говорите о Джоне Финли, то, боюсь, это правда.
Казалось, малыши вот-вот снова заплачут, и даже старшие мальчики выглядели подавленными.
– Тогда… Бог с ним, – произнес высокий мальчик. Он повернулся к остальным: – Джон ведь говорил, что никогда не будет качаться на веревке. Помните? И этого не случилось, вот так-то.
Мальчики закивали и пробормотали:
– Бог с ним.
Натаниел же вновь повернулся к темноволосому мальчику с темными глазами. В глазах этих были грусть и беспокойство; казалось, мальчик прекрасно понимал, что после смерти Финли все они, его «воспитанники», остались без покровителя.
И тут вдруг Натаниелу почудилось в этом мальчике что-то знакомое; казалось, он уже где-то видел эти глаза.
В следующее мгновение темноволосый мальчик отвернулся, и Натаниел сосредоточил внимание на его высоком светловолосом приятеле.
– Что же вы все теперь будете делать? – спросил он.
Парень усмехнулся и посмотрел на остальных мальчиков:
– Мы не пропадем, не так ли, парни? Старина Джон кое-чему нас научил. – Он взглянул на бумаги в руках Натаниела и с ухмылкой добавил: – Вы вот прикрываете этими бумажками свои карманы, но далеко не все так же предусмотрительны.
Мальчишки весело рассмеялись – слова друга показались им отличной шуткой. Подталкивая друг друга, они отошли от стены и зашагали по улице. Внезапно темноглазый мальчик обернулся, пристально взглянул на Натаниела, и тому снова почудилось, что он уже где-то видел эти глаза. «Рожден, чтобы стать лордом», – вспомнились Натаниелу слова Финли.
Глава 5
Всю следующую неделю Натаниел места себе не находил. Мысли о темноглазом мальчике постоянно отвлекали его от дел, и временами он даже забывал, чем занимался несколько минут назад.
И еще ему не давали покоя мысли о Джоне Финли. Натаниел подозревал, что он в какой-то мере несет ответственность за самоубийство этого человека. Ведь если Финли действительно был сумасшедшим, то их разговор в камере мог вызвать у него очередной приступ безумия. Теперь, вспоминая этот разговор, он понимал: история про мальчика, рассказанная заключенным, выглядит не так уж странно, как казалось вначале.
Очень может быть, что Финли действительно заметил сходство мальчика с Марденфордом. И если он сообщил об этом барону, почему же тот заявил, что это был шантаж?
А может, Финли говорил лишь намеками? Может, потребовал денег до того, как рассказал про мальчика? Если так, то Марденфорд просто ничего не понял, так как, возможно, ничего не знал о своем маленьком родственнике.
Но что же это за мальчик? Возможно, он был отпрыском какого-нибудь кузена или дяди барона. Впрочем, сходство могло быть и случайным совпадением.
«И вообще, о каком сходстве можно говорить? – спрашивал себя Натаниел. – Ведь мне просто показалось, что я уже где-то видел такие же темные глаза. Да, глаза, не более того…»
Кроме того, он постоянно думал о Шарлотте и вспоминал их объятия и поцелуи, вспоминал, как ласкал ее обнаженную грудь. Эти воспоминания ужасно возбуждали его, и он долго не мог уснуть по ночам.
В конце недели, сидя в игорном доме Гордона, Натаниел снова думал о Шарлотте. Он уже решил, что непременно соблазнит эту самоуверенную даму, и теперь представлял, как все будет происходить. Временами ему вспоминалась объятая неподдельной страстью женщина в полумаске, которую он встретил на вечеринки у Линдейла, и в какой-то момент он вдруг сообразил, что в своих любовных мечтаниях уже не делает разницы между этой загадочной богиней и своей старой знакомой леди Марденфорд – в его воображении эти две женщины сливались воедино.
Внезапно в зал вошел высокий мужчина; осмотревшись, он подошел к карточному столу и присел рядом с Натаниелом.
– Ты оставил молодую жену? – спросил Натаниел. – Не ожидал, что увижу тебя здесь.
Граф пожал плечами:
– Разумеется, я бы предпочел остаться дома. Но к сожалению, сегодня к жене пришли ее сестры. Я решил оставить их одних, чтобы они могли наговориться вволю.
Линдейл сделал ставку, и ему сдали «десятку» и «девятку». Любой другой на его месте остался бы с этими картами, но граф попросил еще одну. Получив «двойку», он пробормотал:
– Поразительно… Как ни странно, у меня очко. Пытаюсь проиграть – и все же выигрываю.
– Удача улыбается тебе во всем. – Натаниел усмехнулся. – Странно, что ты протестуешь.
– О, я вовсе не возражаю. Просто хочется испытать судьбу. Интересно, куда она меня заведет?
– Надеюсь, не слишком далеко. Но мне кажется, тебе не следует рисковать. Ведь совсем недавно ты очень много выиграл. Тебе необыкновенно повезло с женой.
– Я никогда не буду искушать судьбу, когда речь идет о ней, Найтридж. Ты поймешь это, если встретишь женщину, которую сможешь полюбить.
И Натаниел тотчас же вспомнил о своей богине; он вдруг понял, что именно эта женщина ему нужна, что именно ее он, возможно, смог бы полюбить. И теперь он уже не был уверен, что действительно желал леди Марденфорд – просто она оказалась первой женщиной, которую он поцеловал после того, как встретил на вечеринке у Линдейла таинственную незнакомку в полумаске.
Впрочем, он, наверное, не возражал бы, если бы Шарлотта вдруг оказалась… той женщиной. Да, скорее всего не возражал бы.
Он тогда пришел к Линдейлу в отвратительном настроении, и в этом не было ничего удивительного, ведь накануне был осужден Гарри Бинчли, которого он пытался защитить. Но. Натаниел пришел на эту вечеринку вовсе не для того, чтобы развлечься. Ему не хотелось ни с кем общаться, но и не хотелось оставаться в одиночестве. Сидя в темном углу, он слушал музыку и лишь время от времени приоткрывал глаза. В какой-то момент он вдруг увидел женщину в белом платье и в маске. Дама стояла рядом, и казалось, что она не знала, что ей делать на этой вечеринке и зачем она пришла сюда. Минуту спустя, когда незнакомка в белом уже сидела на краешке его шезлонга, Натаниел тотчас же понял: она знала, что он сейчас испытывал и как на него повлиял смертный приговор, который вынесли на суде его подзащитному. Они не обмолвились об этом ни словом, но Натаниел не сомневался: она искренне ему сочувствовала. Кроме того, он понял, что эта женщина ужасно одинока и очень страдает от своего одиночества.
Да, они прекрасно понимали друг друга, и их взаимное влечение стало неизбежным. Более того, временами ему даже казалось, что эта ночь связала их навеки.
Он заказал себе и Линдейлу виски, и они продолжили игру.
– Хочу кое о чем спросить тебя, – сказал Натаниел. – Это касается твоей последней вечеринки.
– Совершенно верно – последней. Потому что их больше не будет. Меня уже многие об этом спрашивали. Похоже, мне надо дать объявление в «Тайме», чтобы всем все стало ясно и понятно.
– Но меня интересует совсем другое, – продолжал Натаниел. – Леди, которые присутствовали там… Полагаю, ты знаешь, кто они такие.
– Да, верно. Приглашения были разосланы.
– То есть каждая из дам, приехавших на твою вечеринку, получила приглашение?
– Именно так.
– Следовательно, ты знаешь, кто именно присутствовал?
Линдейл сделал большой глоток виски, затем ответил:
– Зачем нужна маска, если хозяин требует сообщить имя? Мои вечера были бы смешны без женщин, но я ни разу не скомпрометировал тех, кто приходил. Если, конечно, они хотели анонимности.
– Так что могла появиться женщина, которую ты не приглашал?
– Да, конечно. Такое не раз случалось, – но что я мог поделать? Полагаю, в этом не было ничего плохого. Более того, я считал, что будет даже лучше, если какая-нибудь леди появится без приглашения.
– Возможно, ты прав, Линдейл, – пробормотал Натаниел. – Я спросил только потому, что хочу узнать имя одной из женщин, присутствовавших на твоей последней вечеринке. Она была в белой маске, украшенной драгоценными камнями, и в белом платье. Может, ты знаешь, кто она?
– Право, не могу ничем помочь тебе. – Линдейл нахмурился и посмотрел в свои карты.
– Что-то не так? – спросил Натаниел. – Ты какой-то странный.
– Странный? Скорее спокойный и даже равнодушный.
– Именно это и удивляет. Ты никогда не бываешь равнодушным. Думаю, ты знаешь, кто она.
– Она?..
– Черт побери, ты прекрасно меня понял! Женщина, с которой я был на твоей последней вечеринке. Кто она?
Линдейл еще больше помрачнел.
– Понятия не имею. Откуда мне знать, кто она такая? Я ведь тогда почти все время играл в карты. – Граф вдруг бросил свои карты на стол. – Все, с меня довольно! Поеду сейчас домой, выпровожу сестер Камерон и отправлюсь с женой в спальню. – Он поднялся из-за стола.
– Кто она, Линдейл? Спрашиваю тебя как друга. Мне необходимо ее найти.
Граф опустил глаза и тихо проговорил:
– Если бы она действительно что-то значила для тебя ты узнал бы ее имя еще до того, как вы расстались. Ты умолял бы ее об этом. А я бы тебе ничего не сказал, даже если бы знал. Леди полагались на мою порядочность, неужели не понимаешь? Поэтому еще раз говорю: сожалею, но ничем помочь не могу.
Приводящие в смятение воспоминания не покидали Натаниела всю ночь, причудливо переплетаясь в снах.
А утром он решил, что должен хоть что-то выяснить, должен найти ответ хоть на один из вопросов, мучивших его. Наверное, он мог бы узнать, насколько правдива история, рассказанная Финли о мальчике. Чтобы получить ответ на этот вопрос, можно было бы обратиться к Марденфорду, но Натаниел понимал, что барону такой разговор не очень-то понравится. Значит, следовало обратиться к Шарлотте – возможно, она что-то об этом знала.
И еще ему не давали покоя мысли о Джоне Финли. Натаниел подозревал, что он в какой-то мере несет ответственность за самоубийство этого человека. Ведь если Финли действительно был сумасшедшим, то их разговор в камере мог вызвать у него очередной приступ безумия. Теперь, вспоминая этот разговор, он понимал: история про мальчика, рассказанная заключенным, выглядит не так уж странно, как казалось вначале.
Очень может быть, что Финли действительно заметил сходство мальчика с Марденфордом. И если он сообщил об этом барону, почему же тот заявил, что это был шантаж?
А может, Финли говорил лишь намеками? Может, потребовал денег до того, как рассказал про мальчика? Если так, то Марденфорд просто ничего не понял, так как, возможно, ничего не знал о своем маленьком родственнике.
Но что же это за мальчик? Возможно, он был отпрыском какого-нибудь кузена или дяди барона. Впрочем, сходство могло быть и случайным совпадением.
«И вообще, о каком сходстве можно говорить? – спрашивал себя Натаниел. – Ведь мне просто показалось, что я уже где-то видел такие же темные глаза. Да, глаза, не более того…»
Кроме того, он постоянно думал о Шарлотте и вспоминал их объятия и поцелуи, вспоминал, как ласкал ее обнаженную грудь. Эти воспоминания ужасно возбуждали его, и он долго не мог уснуть по ночам.
В конце недели, сидя в игорном доме Гордона, Натаниел снова думал о Шарлотте. Он уже решил, что непременно соблазнит эту самоуверенную даму, и теперь представлял, как все будет происходить. Временами ему вспоминалась объятая неподдельной страстью женщина в полумаске, которую он встретил на вечеринки у Линдейла, и в какой-то момент он вдруг сообразил, что в своих любовных мечтаниях уже не делает разницы между этой загадочной богиней и своей старой знакомой леди Марденфорд – в его воображении эти две женщины сливались воедино.
Внезапно в зал вошел высокий мужчина; осмотревшись, он подошел к карточному столу и присел рядом с Натаниелом.
– Ты оставил молодую жену? – спросил Натаниел. – Не ожидал, что увижу тебя здесь.
Граф пожал плечами:
– Разумеется, я бы предпочел остаться дома. Но к сожалению, сегодня к жене пришли ее сестры. Я решил оставить их одних, чтобы они могли наговориться вволю.
Линдейл сделал ставку, и ему сдали «десятку» и «девятку». Любой другой на его месте остался бы с этими картами, но граф попросил еще одну. Получив «двойку», он пробормотал:
– Поразительно… Как ни странно, у меня очко. Пытаюсь проиграть – и все же выигрываю.
– Удача улыбается тебе во всем. – Натаниел усмехнулся. – Странно, что ты протестуешь.
– О, я вовсе не возражаю. Просто хочется испытать судьбу. Интересно, куда она меня заведет?
– Надеюсь, не слишком далеко. Но мне кажется, тебе не следует рисковать. Ведь совсем недавно ты очень много выиграл. Тебе необыкновенно повезло с женой.
– Я никогда не буду искушать судьбу, когда речь идет о ней, Найтридж. Ты поймешь это, если встретишь женщину, которую сможешь полюбить.
И Натаниел тотчас же вспомнил о своей богине; он вдруг понял, что именно эта женщина ему нужна, что именно ее он, возможно, смог бы полюбить. И теперь он уже не был уверен, что действительно желал леди Марденфорд – просто она оказалась первой женщиной, которую он поцеловал после того, как встретил на вечеринке у Линдейла таинственную незнакомку в полумаске.
Впрочем, он, наверное, не возражал бы, если бы Шарлотта вдруг оказалась… той женщиной. Да, скорее всего не возражал бы.
Он тогда пришел к Линдейлу в отвратительном настроении, и в этом не было ничего удивительного, ведь накануне был осужден Гарри Бинчли, которого он пытался защитить. Но. Натаниел пришел на эту вечеринку вовсе не для того, чтобы развлечься. Ему не хотелось ни с кем общаться, но и не хотелось оставаться в одиночестве. Сидя в темном углу, он слушал музыку и лишь время от времени приоткрывал глаза. В какой-то момент он вдруг увидел женщину в белом платье и в маске. Дама стояла рядом, и казалось, что она не знала, что ей делать на этой вечеринке и зачем она пришла сюда. Минуту спустя, когда незнакомка в белом уже сидела на краешке его шезлонга, Натаниел тотчас же понял: она знала, что он сейчас испытывал и как на него повлиял смертный приговор, который вынесли на суде его подзащитному. Они не обмолвились об этом ни словом, но Натаниел не сомневался: она искренне ему сочувствовала. Кроме того, он понял, что эта женщина ужасно одинока и очень страдает от своего одиночества.
Да, они прекрасно понимали друг друга, и их взаимное влечение стало неизбежным. Более того, временами ему даже казалось, что эта ночь связала их навеки.
Он заказал себе и Линдейлу виски, и они продолжили игру.
– Хочу кое о чем спросить тебя, – сказал Натаниел. – Это касается твоей последней вечеринки.
– Совершенно верно – последней. Потому что их больше не будет. Меня уже многие об этом спрашивали. Похоже, мне надо дать объявление в «Тайме», чтобы всем все стало ясно и понятно.
– Но меня интересует совсем другое, – продолжал Натаниел. – Леди, которые присутствовали там… Полагаю, ты знаешь, кто они такие.
– Да, верно. Приглашения были разосланы.
– То есть каждая из дам, приехавших на твою вечеринку, получила приглашение?
– Именно так.
– Следовательно, ты знаешь, кто именно присутствовал?
Линдейл сделал большой глоток виски, затем ответил:
– Зачем нужна маска, если хозяин требует сообщить имя? Мои вечера были бы смешны без женщин, но я ни разу не скомпрометировал тех, кто приходил. Если, конечно, они хотели анонимности.
– Так что могла появиться женщина, которую ты не приглашал?
– Да, конечно. Такое не раз случалось, – но что я мог поделать? Полагаю, в этом не было ничего плохого. Более того, я считал, что будет даже лучше, если какая-нибудь леди появится без приглашения.
– Возможно, ты прав, Линдейл, – пробормотал Натаниел. – Я спросил только потому, что хочу узнать имя одной из женщин, присутствовавших на твоей последней вечеринке. Она была в белой маске, украшенной драгоценными камнями, и в белом платье. Может, ты знаешь, кто она?
– Право, не могу ничем помочь тебе. – Линдейл нахмурился и посмотрел в свои карты.
– Что-то не так? – спросил Натаниел. – Ты какой-то странный.
– Странный? Скорее спокойный и даже равнодушный.
– Именно это и удивляет. Ты никогда не бываешь равнодушным. Думаю, ты знаешь, кто она.
– Она?..
– Черт побери, ты прекрасно меня понял! Женщина, с которой я был на твоей последней вечеринке. Кто она?
Линдейл еще больше помрачнел.
– Понятия не имею. Откуда мне знать, кто она такая? Я ведь тогда почти все время играл в карты. – Граф вдруг бросил свои карты на стол. – Все, с меня довольно! Поеду сейчас домой, выпровожу сестер Камерон и отправлюсь с женой в спальню. – Он поднялся из-за стола.
– Кто она, Линдейл? Спрашиваю тебя как друга. Мне необходимо ее найти.
Граф опустил глаза и тихо проговорил:
– Если бы она действительно что-то значила для тебя ты узнал бы ее имя еще до того, как вы расстались. Ты умолял бы ее об этом. А я бы тебе ничего не сказал, даже если бы знал. Леди полагались на мою порядочность, неужели не понимаешь? Поэтому еще раз говорю: сожалею, но ничем помочь не могу.
Приводящие в смятение воспоминания не покидали Натаниела всю ночь, причудливо переплетаясь в снах.
А утром он решил, что должен хоть что-то выяснить, должен найти ответ хоть на один из вопросов, мучивших его. Наверное, он мог бы узнать, насколько правдива история, рассказанная Финли о мальчике. Чтобы получить ответ на этот вопрос, можно было бы обратиться к Марденфорду, но Натаниел понимал, что барону такой разговор не очень-то понравится. Значит, следовало обратиться к Шарлотте – возможно, она что-то об этом знала.