Страница:
Джилл прижал ее к себе.
– Он не вернется, Тори, девочка моя. Он теперь попадет только прямой дорогой в ад! – в голосе Джилла звучали гнев и удовлетворение. – Я наткнулся на его лошадь. Она возвращалась на ранчо и все еще тащила за собой этого койота. Он мертв и больше никому хлопот не доставит.
Вытащив из сапога нож, он разрезал веревки, стягивающие ей запястья.
– О Джилл, это было так страшно! – восклицала Тори, обращая к нему залитое слезами лицо. – Лошадь понеслась, а нога Реда застряла в стремени и… О Боже, как же это было ужасно!
– Ну-ну, не трать слез на этого негодяя, – сурово произнес он. – Он был злом, Тори, сгустком зла, а нам есть над чем поплакать и без его никому не нужной шкуры!
Что-то в тоне его голоса насторожило ее, отозвалось в голове сигналом тревоги. Ее ясные зеленые глаза впились в него.
– Джекоб! – со страхом прошептала она. – Что-то случилось с Джекобом!
Джилл печально кивнул, ненавидя себя за то, что должен нанести ей еще удар, после всего, что она пережила:
– Он в очень плохом состоянии, девочка. Они с Монтгомери попали на обратном пути в засаду, и их подстрелили. Монтгомери получил пулю в бок, у него сломаны два ребра, но он сумел добраться и доставить Джейка к доктору в Санта-Фе.
– А что с Джейком? – дрожащим голосом спросила она.
– Неважно было. Он получил пулю в бедро, но это не самое плохое. Ему попало по голове, и пока это дока очень тревожит.
– Что значит «попало по голове»? Пулей? Он получил пулю в голову? – голос Тори истерически зазвенел.
– Нет, она лишь вроде как скользнула по черепу, а плохо то, что он до сих пор не очнулся.
– Они знают, кто это сделал?
Джилл кивнул, и глаза его яростно сверкнули.
– В него стрелял Ред, так что не жалей эту гадюку. Он получил то, что заработал, хотя мне бы хотелось самому вручить ему награду. Тори сделала глубокий дрожащий вдох, стараясь утихомирить свое бешено бьющееся сердце, сдержать рвущийся из груди крик. Она понимала, что теперь ради Джейка должна мыслить четко и ясно.
Она не могла позволить себе впасть в истерику. Вот когда она узнает, что с ним все в порядке, она запрется в своей комнате и хорошенько наревется. Но не теперь. Теперь она нужна Джекобу.
– Тори! Тори! – стонал Джейк, снова и снова повторяя ее имя. Он звал ее, нуждался в ней. У него болела голова, болела нога, казалось, болели даже волосы. Он пытался вспомнить, что случилось, где он находится, но, как только начинал думать, голову разрывало от боли. Когда он перекатывал голову из стороны в сторону, ее пронзала боль такой силы, что он начинал задыхаться. Цветные огни вспыхивали в закрытых глазах и взрывались мукой. Затем подступающая темнота скручивала разноцветье в бесконечное вращение, которое катилось куда-то, увлекая Джейка за собой вниз… вниз… вниз…
Когда он очнулся в следующий раз и открыл глаза, вокруг был темно. Почему-то постоянно его окружала темнота. Джейк как-то понял, что находится в доме, а не снаружи. Он не ощущал движения воздуха, и не было ночных звуков. В нос ему ударил какой-то непонятный запах. Джейк сосредоточился на нем, стараясь не обращать внимания на непрекращающееся гуденье в голове. Затем он догадался: это запах лекарств, запах спирта! Он, должно быть, у доктора.
Он попытался подняться, но при малейшем движении в голове начинало стучать так, что, казалось, она сейчас расколется. Медленно, осторожно он поднял руку к голове и нащупал повязку. Да, судя по всему, ему как-то удалось добраться до врача, хотя он не мог вспомнить, как и когда. Блейк. Должно быть, это сделал Блейк. Он помнил, как в него стреляли, но больше не помнил ничего до этой минуты. Он старался сосредоточиться, вспомнить все, что произошло, но это требовало слишком больших усилий. Он не мог даже толком вспомнить, как в него стреляли и кто, память сохранила лишь молниеносный удар боли и мгновенное осознание того, что пуля попала в него.
Рядом раздался звук, скрип дерева, и Джейк весь напрягся. Кто-то находится поблизости. Кто? Где? Проклятье! Почему здесь так темно?! Он с усилием стал прислушиваться, и его ухо уловило скрип кожаной подошвы, кто-то задвигался.
– Кто здесь? – тихо окликнул Джейк.
– Бэннер! Вы очнулись? – Голос дока Грина донесся из темноты, приблизился. – Пора, сынок. Я думал, ты так и будешь спать сутками напролет, хотя тебе, конечно, стоило отдохнуть после такого-то удара по голове… Как ты себя чувствуешь?
Вырвавшееся у Джейка проклятье в точности описало, как он себя чувствует. Раздался ответный смешок доктора.
– Док, почему вы не зажжете лампу или что-нибудь такое? – спросил Джейк. – Здесь темно, как в кишках у козла. Вы что, экономите на ламповом масле?
После его слов наступила странная тишина, и у Джейка зашевелились волосы на затылке. Он нг совсем соображал, в чем дело, но что-то явно было не так.
– Джейк – тихо спросил врач. – Ты сейчас что-нибудь видишь?
Холодный страх ворохнулся у Джейка в животе.
– Нет. А что? – Когда быстрого ответа не последовало, он настойчиво переспросил: – А что?
– Джейк, я не знаю, как тебе сказать. Вероятно, это следствие того выстрела в голову, скорей всего, временное. Я хочу, чтоб ты это понял.
– К дьяволу все, док! Что вы пытаетесь мне сказать? – Внутренне Джейк уже знал, что ему скажут, но ему нужно было услышать все до конца. Руки его сжались в кулаки, и он приготовился к худшему.
– Ты сейчас лежишь у меня в кабинете, и занавески отдернуты. Джейк, сейчас ясный день, и солнце светит прямо в комнату.
Хотя он уже ждал этого, удар был сокрушительным. У Джейка возникло ощущение, что его ударили в живот кувалдой. Как зверь, попавший в капкан, он взвыл в мучительной агонии.
– Нет! Нет! Будь оно проклято, н-е-е-е-е-е-т!!! Слезы полились у него из глаз, глаз, которые больше ничего не видели. Руки его взлетели к лицу, чтобы вырвать эти слепые ненужные бельма. Но страшная боль, ударившая ему в голову, соединившись с душевной болью, милосердно стала непереносимой, и он потерял сознание.
Руки его бессильно упали на постель.
– Ты должен повидаться с ней, Джейк, – говорил Блейк своему другу несколько часов спустя. – Она там снаружи исходит тревогой за тебя.
– Повидать ее! – рявкнул Джейк и засмеялся невеселым смехом. – Прекрасно звучит, Монтгомери! Умеешь ты подбодрить, нечего сказать.
– Пропади все пропадом! Ты же знаешь, доктор сказал, что, возможно, это временное. Когда опухоль спадет, скорей всего, ты снова будешь видеть. Просто должен пройти какой-то срок. Но ты ведь не можешь все это время совершенно игнорировать свою жену. Она тебя любит.
– Я не хочу, чтобы она меня любила. Не теперь. Не тогда, когда я такой.
– Ты несешь чепуху, Бэннер. Сейчас больше, чем когда-либо, тебе нужна любовь этой женщины. Будь благодарен ей хотя бы за то, что она убила человека, который повинен в твоей беде.
– Что?! – воскликнул Джейк, разинув от удивления рот.
– Я так и думал, что это тебя заинтересует, – самодовольно заметил Блейк.
– Она убила Реда? Каким образом?
^Очнувшись на этот раз, Джейк вспомнил большую часть случившегося. Его встревожило, что Ред может причинить вред Тори, или Кармен, или Мегэн. С большим облегчением он узнал, что они в безопасности и что Тори в соседней комнате ожидает, когда сможет его увидеть.
Блейк рассказал Джейку все события – как Ред похитил Тори, как она отпугнула его своими словами и вуду-амулетом, как ее не попавший в цель выстрел привел к тому, что лошадь понесла и потащила за собой Реда, что и стало причиной его жуткого конца. Он также рассказал Джейку о нападении на ранчо «индейцев» за несколько часов до нападения на них и о том, как женщины и работники ранчо отразили бандитов и спасли конюшню от пожара.
Может, она и маленькая, и хрупкая, но эта •
твоя жена – одна из самых храбрых маленьких леди, каких я знаю. Ты должен ею гордиться, – заключил Блейк.
Джейк содрогнулся, представив себе опасность, которой подвергалась Тори, и как она, наверное, была напугана.
– Мне просто ненавистна мысль, что она увидит меня таким беспомощным, – признался он. – Как я смогу защитить ее, Блейк, если буду слепым? Что за мужем ей я буду? Я стану камнем у нее на шее, от меня будет теперь не больше толка, чем от двуногого коня!
– Опасности пока нет. Виновником был Ред, а он мертв, – напомнил ему Блейк.
Джейк покачал головой, и лицо его исказилось от боли, которую причиняло ему каждое движение.
– Не знаю, Блейк. Кто-нибудь просмотрел личные вещи Реда? Нашли пистолет отца?
– Нет. Пистолета Роя там не было.
– Ив вещах Фрэнка его не было тоже, Блейк, на свободе остался еще один убийца. Я это знаю.
– Может быть. Или они продали пистолет, зная, что он свяжет их с убийством Роя, или спрятали его где-то, или потеряли, – предположил Блейк. – Если он не нашелся, это еще не означает, что его у них не было.
– Ладно. А что скажешь об остальных бандитах, тех, которые нападали на ранчо и пугали наш скот на перегоне? Тебе не пришло в голову задуматься, кто им заплатил? Держу пари, что не Ред, не Фрэнк и не Тэнди. Ни у кого из них таких денег не нашлось бы. Нет, за всем этим есть кто-то еще…
Кто-то с деньгами… Возможно, кто-то вроде Эдвардса, – нахмурившись, настаивал Джейк.
– А вдруг этот человек не нравится тебе просто потому, что он ухаживает за Кармен, тогда как еще свежа в памяти смерть Роя. Может, ты с самого начала настроился против него и хочешь найти его вину. Он ведь, в сущности, не сделал ничего плохого, на что можно было бы указать или что можно было бы предъявить. А если он ни в чем не виноват? Может быть, кто-то еще сговорился с Редом по неизвестным нам причинам. Если все эти неприятности устраивал Ред, то теперь, когда его нет, наверняка другие побоятся лезть сюда. Сейчас, когда столько их людей убито, вряд ли станут еще рисковать.
От всех этих рассуждений и размышлений голова у Джейка совсем разболелась.
– Полагаю, что это мы точно узнаем, если неприятности прекратятся, – вздохнул он. – Чертовски надеюсь, что ты прав, подумать только, как я теперь сумею защитить Тори и ребенка, если даже не увижу, откуда идет опасность?
– Подожди, Джейк, потерпи, – советовал ему друг. – Может, доктор прав. Может быть, зрение к тебе вернется.
– Да еще и в самый срок для того, чтобы уберечь нас от гибели? – иронически пробормотал Джейк.
– Эй, ты вообще мог умереть там, на перегоне, – напомнил ему Блейк. – Посчитай, насколько могло быть хуже!
– Я должен благодарить небо, что ослеп? – недоверчиво переспросил Джейк. – Не смеши меня, партнер! У меня и так голова раскалывается!
В конце концов Джейк согласился увидеться с Тори, хотя весь внутренне сжался при мысли об этом. Проклятье, не хватало еще, чтобы она видела его таким беспомощным, как черепаха на спине! Он услышал ее легкие шаги, торопливо приближавшиеся к нему, а через мгновение ее руки нежно обвились вокруг него.
Она прижалась щекой к его щеке, и он почувствовал на своем лице горячие слезы.
– О Джекоб! Я так волновалась! Они сказали, что ты слишком долго был без сознания. Я боялась, что потеряю тебя, мой дорогой! Я так боялась, что ты умрешь!
– Может, было бы лучше, если б я умер, – эти горькие слова сорвались с его уст раньше, чем он заставил себя их проглотить.
– Нет, Джекоб! Нет! Никогда не говори такого! Даже думать не смей!
– Я слепой, Тори, – без обиняков сказал он. – Беспомощный, как дитя. Каким мужем тебе я буду? Говорю тебе, – продолжал он прежде, чем она успела возразить, – я буду скорее обузой. Пройдет немного времени, и ты станешь ненавидеть меня, отвергать меня за то, что я тебя связываю, а тебе ведь нужен не калека, а защитник.
Тори проглотила боль, которую причинили ей его слова.
– Но ты, возможно, снова будешь видеть, Джекоб. Мне так сказал доктор.
– Это еще неизвестно. Может быть, я останусь слепым до конца жизни.
– Даже если так, я не стану от этого меньше любить тебя, – убеждала она. – Джекоб, разве ты меньше любишь маму из-за того, что ее ноги изуродованы огнем?
– Нет.
– А любил бы ты меня меньше, если бы я потеряла ногу или руку или не могла дать тебе больше детей?
– Не говори глупости, Тори, – прорычал он.
– Почему не говорить? – возразила она. – Ты же говоришь! Джекоб, я люблю тебя всем сердцем. Я люблю тебя всего целиком, а не только твои глаза, какими красивыми они бы ни были. Я буду любить тебя до смертного своего часа, и ничто в мире не способно это изменить.
Его руки поднялись и обняли ее, его губы слепо стали искать ее губы.
– О Боже, Тори! Я просто боюсь, – признался он, и его слезы смешались с ее слезами. – Ума не приложу, что мне делать, если зрение не вернется.
– Мы как-нибудь справимся, – пообещала она. – Ты и я вместе сможем все, все преодолеем. Я молюсь, Джекоб. Я очень сильно молюсь.
Он выдавил слабый смешок.
– Ты снова молишься духам вуду, дорогая. Она покраснела, хотя он не мог этого видеть.
– Ох, ты уже слышал?
– Да, и я по-настоящему горжусь тобой, милая. Ты не потеряла голову в такой трудной ситуации.
Она глубоко вздохнула и выпалила:
– Если б я думала, что это тебе поможет, я бы молилась самому дьяволу, Джекоб. Я душу отдала бы взамен за твои глаза.
Он крепко прижал ее к себе, сердце его готово было разорваться от любви.
– Я никогда не приму от тебя такой дорогой жертвы, мой ангелочек. Я уже достаточно ограбил Бога, когда украл твое сердце.
ГЛАВА 23
– Он не вернется, Тори, девочка моя. Он теперь попадет только прямой дорогой в ад! – в голосе Джилла звучали гнев и удовлетворение. – Я наткнулся на его лошадь. Она возвращалась на ранчо и все еще тащила за собой этого койота. Он мертв и больше никому хлопот не доставит.
Вытащив из сапога нож, он разрезал веревки, стягивающие ей запястья.
– О Джилл, это было так страшно! – восклицала Тори, обращая к нему залитое слезами лицо. – Лошадь понеслась, а нога Реда застряла в стремени и… О Боже, как же это было ужасно!
– Ну-ну, не трать слез на этого негодяя, – сурово произнес он. – Он был злом, Тори, сгустком зла, а нам есть над чем поплакать и без его никому не нужной шкуры!
Что-то в тоне его голоса насторожило ее, отозвалось в голове сигналом тревоги. Ее ясные зеленые глаза впились в него.
– Джекоб! – со страхом прошептала она. – Что-то случилось с Джекобом!
Джилл печально кивнул, ненавидя себя за то, что должен нанести ей еще удар, после всего, что она пережила:
– Он в очень плохом состоянии, девочка. Они с Монтгомери попали на обратном пути в засаду, и их подстрелили. Монтгомери получил пулю в бок, у него сломаны два ребра, но он сумел добраться и доставить Джейка к доктору в Санта-Фе.
– А что с Джейком? – дрожащим голосом спросила она.
– Неважно было. Он получил пулю в бедро, но это не самое плохое. Ему попало по голове, и пока это дока очень тревожит.
– Что значит «попало по голове»? Пулей? Он получил пулю в голову? – голос Тори истерически зазвенел.
– Нет, она лишь вроде как скользнула по черепу, а плохо то, что он до сих пор не очнулся.
– Они знают, кто это сделал?
Джилл кивнул, и глаза его яростно сверкнули.
– В него стрелял Ред, так что не жалей эту гадюку. Он получил то, что заработал, хотя мне бы хотелось самому вручить ему награду. Тори сделала глубокий дрожащий вдох, стараясь утихомирить свое бешено бьющееся сердце, сдержать рвущийся из груди крик. Она понимала, что теперь ради Джейка должна мыслить четко и ясно.
Она не могла позволить себе впасть в истерику. Вот когда она узнает, что с ним все в порядке, она запрется в своей комнате и хорошенько наревется. Но не теперь. Теперь она нужна Джекобу.
– Тори! Тори! – стонал Джейк, снова и снова повторяя ее имя. Он звал ее, нуждался в ней. У него болела голова, болела нога, казалось, болели даже волосы. Он пытался вспомнить, что случилось, где он находится, но, как только начинал думать, голову разрывало от боли. Когда он перекатывал голову из стороны в сторону, ее пронзала боль такой силы, что он начинал задыхаться. Цветные огни вспыхивали в закрытых глазах и взрывались мукой. Затем подступающая темнота скручивала разноцветье в бесконечное вращение, которое катилось куда-то, увлекая Джейка за собой вниз… вниз… вниз…
Когда он очнулся в следующий раз и открыл глаза, вокруг был темно. Почему-то постоянно его окружала темнота. Джейк как-то понял, что находится в доме, а не снаружи. Он не ощущал движения воздуха, и не было ночных звуков. В нос ему ударил какой-то непонятный запах. Джейк сосредоточился на нем, стараясь не обращать внимания на непрекращающееся гуденье в голове. Затем он догадался: это запах лекарств, запах спирта! Он, должно быть, у доктора.
Он попытался подняться, но при малейшем движении в голове начинало стучать так, что, казалось, она сейчас расколется. Медленно, осторожно он поднял руку к голове и нащупал повязку. Да, судя по всему, ему как-то удалось добраться до врача, хотя он не мог вспомнить, как и когда. Блейк. Должно быть, это сделал Блейк. Он помнил, как в него стреляли, но больше не помнил ничего до этой минуты. Он старался сосредоточиться, вспомнить все, что произошло, но это требовало слишком больших усилий. Он не мог даже толком вспомнить, как в него стреляли и кто, память сохранила лишь молниеносный удар боли и мгновенное осознание того, что пуля попала в него.
Рядом раздался звук, скрип дерева, и Джейк весь напрягся. Кто-то находится поблизости. Кто? Где? Проклятье! Почему здесь так темно?! Он с усилием стал прислушиваться, и его ухо уловило скрип кожаной подошвы, кто-то задвигался.
– Кто здесь? – тихо окликнул Джейк.
– Бэннер! Вы очнулись? – Голос дока Грина донесся из темноты, приблизился. – Пора, сынок. Я думал, ты так и будешь спать сутками напролет, хотя тебе, конечно, стоило отдохнуть после такого-то удара по голове… Как ты себя чувствуешь?
Вырвавшееся у Джейка проклятье в точности описало, как он себя чувствует. Раздался ответный смешок доктора.
– Док, почему вы не зажжете лампу или что-нибудь такое? – спросил Джейк. – Здесь темно, как в кишках у козла. Вы что, экономите на ламповом масле?
После его слов наступила странная тишина, и у Джейка зашевелились волосы на затылке. Он нг совсем соображал, в чем дело, но что-то явно было не так.
– Джейк – тихо спросил врач. – Ты сейчас что-нибудь видишь?
Холодный страх ворохнулся у Джейка в животе.
– Нет. А что? – Когда быстрого ответа не последовало, он настойчиво переспросил: – А что?
– Джейк, я не знаю, как тебе сказать. Вероятно, это следствие того выстрела в голову, скорей всего, временное. Я хочу, чтоб ты это понял.
– К дьяволу все, док! Что вы пытаетесь мне сказать? – Внутренне Джейк уже знал, что ему скажут, но ему нужно было услышать все до конца. Руки его сжались в кулаки, и он приготовился к худшему.
– Ты сейчас лежишь у меня в кабинете, и занавески отдернуты. Джейк, сейчас ясный день, и солнце светит прямо в комнату.
Хотя он уже ждал этого, удар был сокрушительным. У Джейка возникло ощущение, что его ударили в живот кувалдой. Как зверь, попавший в капкан, он взвыл в мучительной агонии.
– Нет! Нет! Будь оно проклято, н-е-е-е-е-е-т!!! Слезы полились у него из глаз, глаз, которые больше ничего не видели. Руки его взлетели к лицу, чтобы вырвать эти слепые ненужные бельма. Но страшная боль, ударившая ему в голову, соединившись с душевной болью, милосердно стала непереносимой, и он потерял сознание.
Руки его бессильно упали на постель.
– Ты должен повидаться с ней, Джейк, – говорил Блейк своему другу несколько часов спустя. – Она там снаружи исходит тревогой за тебя.
– Повидать ее! – рявкнул Джейк и засмеялся невеселым смехом. – Прекрасно звучит, Монтгомери! Умеешь ты подбодрить, нечего сказать.
– Пропади все пропадом! Ты же знаешь, доктор сказал, что, возможно, это временное. Когда опухоль спадет, скорей всего, ты снова будешь видеть. Просто должен пройти какой-то срок. Но ты ведь не можешь все это время совершенно игнорировать свою жену. Она тебя любит.
– Я не хочу, чтобы она меня любила. Не теперь. Не тогда, когда я такой.
– Ты несешь чепуху, Бэннер. Сейчас больше, чем когда-либо, тебе нужна любовь этой женщины. Будь благодарен ей хотя бы за то, что она убила человека, который повинен в твоей беде.
– Что?! – воскликнул Джейк, разинув от удивления рот.
– Я так и думал, что это тебя заинтересует, – самодовольно заметил Блейк.
– Она убила Реда? Каким образом?
^Очнувшись на этот раз, Джейк вспомнил большую часть случившегося. Его встревожило, что Ред может причинить вред Тори, или Кармен, или Мегэн. С большим облегчением он узнал, что они в безопасности и что Тори в соседней комнате ожидает, когда сможет его увидеть.
Блейк рассказал Джейку все события – как Ред похитил Тори, как она отпугнула его своими словами и вуду-амулетом, как ее не попавший в цель выстрел привел к тому, что лошадь понесла и потащила за собой Реда, что и стало причиной его жуткого конца. Он также рассказал Джейку о нападении на ранчо «индейцев» за несколько часов до нападения на них и о том, как женщины и работники ранчо отразили бандитов и спасли конюшню от пожара.
Может, она и маленькая, и хрупкая, но эта •
твоя жена – одна из самых храбрых маленьких леди, каких я знаю. Ты должен ею гордиться, – заключил Блейк.
Джейк содрогнулся, представив себе опасность, которой подвергалась Тори, и как она, наверное, была напугана.
– Мне просто ненавистна мысль, что она увидит меня таким беспомощным, – признался он. – Как я смогу защитить ее, Блейк, если буду слепым? Что за мужем ей я буду? Я стану камнем у нее на шее, от меня будет теперь не больше толка, чем от двуногого коня!
– Опасности пока нет. Виновником был Ред, а он мертв, – напомнил ему Блейк.
Джейк покачал головой, и лицо его исказилось от боли, которую причиняло ему каждое движение.
– Не знаю, Блейк. Кто-нибудь просмотрел личные вещи Реда? Нашли пистолет отца?
– Нет. Пистолета Роя там не было.
– Ив вещах Фрэнка его не было тоже, Блейк, на свободе остался еще один убийца. Я это знаю.
– Может быть. Или они продали пистолет, зная, что он свяжет их с убийством Роя, или спрятали его где-то, или потеряли, – предположил Блейк. – Если он не нашелся, это еще не означает, что его у них не было.
– Ладно. А что скажешь об остальных бандитах, тех, которые нападали на ранчо и пугали наш скот на перегоне? Тебе не пришло в голову задуматься, кто им заплатил? Держу пари, что не Ред, не Фрэнк и не Тэнди. Ни у кого из них таких денег не нашлось бы. Нет, за всем этим есть кто-то еще…
Кто-то с деньгами… Возможно, кто-то вроде Эдвардса, – нахмурившись, настаивал Джейк.
– А вдруг этот человек не нравится тебе просто потому, что он ухаживает за Кармен, тогда как еще свежа в памяти смерть Роя. Может, ты с самого начала настроился против него и хочешь найти его вину. Он ведь, в сущности, не сделал ничего плохого, на что можно было бы указать или что можно было бы предъявить. А если он ни в чем не виноват? Может быть, кто-то еще сговорился с Редом по неизвестным нам причинам. Если все эти неприятности устраивал Ред, то теперь, когда его нет, наверняка другие побоятся лезть сюда. Сейчас, когда столько их людей убито, вряд ли станут еще рисковать.
От всех этих рассуждений и размышлений голова у Джейка совсем разболелась.
– Полагаю, что это мы точно узнаем, если неприятности прекратятся, – вздохнул он. – Чертовски надеюсь, что ты прав, подумать только, как я теперь сумею защитить Тори и ребенка, если даже не увижу, откуда идет опасность?
– Подожди, Джейк, потерпи, – советовал ему друг. – Может, доктор прав. Может быть, зрение к тебе вернется.
– Да еще и в самый срок для того, чтобы уберечь нас от гибели? – иронически пробормотал Джейк.
– Эй, ты вообще мог умереть там, на перегоне, – напомнил ему Блейк. – Посчитай, насколько могло быть хуже!
– Я должен благодарить небо, что ослеп? – недоверчиво переспросил Джейк. – Не смеши меня, партнер! У меня и так голова раскалывается!
В конце концов Джейк согласился увидеться с Тори, хотя весь внутренне сжался при мысли об этом. Проклятье, не хватало еще, чтобы она видела его таким беспомощным, как черепаха на спине! Он услышал ее легкие шаги, торопливо приближавшиеся к нему, а через мгновение ее руки нежно обвились вокруг него.
Она прижалась щекой к его щеке, и он почувствовал на своем лице горячие слезы.
– О Джекоб! Я так волновалась! Они сказали, что ты слишком долго был без сознания. Я боялась, что потеряю тебя, мой дорогой! Я так боялась, что ты умрешь!
– Может, было бы лучше, если б я умер, – эти горькие слова сорвались с его уст раньше, чем он заставил себя их проглотить.
– Нет, Джекоб! Нет! Никогда не говори такого! Даже думать не смей!
– Я слепой, Тори, – без обиняков сказал он. – Беспомощный, как дитя. Каким мужем тебе я буду? Говорю тебе, – продолжал он прежде, чем она успела возразить, – я буду скорее обузой. Пройдет немного времени, и ты станешь ненавидеть меня, отвергать меня за то, что я тебя связываю, а тебе ведь нужен не калека, а защитник.
Тори проглотила боль, которую причинили ей его слова.
– Но ты, возможно, снова будешь видеть, Джекоб. Мне так сказал доктор.
– Это еще неизвестно. Может быть, я останусь слепым до конца жизни.
– Даже если так, я не стану от этого меньше любить тебя, – убеждала она. – Джекоб, разве ты меньше любишь маму из-за того, что ее ноги изуродованы огнем?
– Нет.
– А любил бы ты меня меньше, если бы я потеряла ногу или руку или не могла дать тебе больше детей?
– Не говори глупости, Тори, – прорычал он.
– Почему не говорить? – возразила она. – Ты же говоришь! Джекоб, я люблю тебя всем сердцем. Я люблю тебя всего целиком, а не только твои глаза, какими красивыми они бы ни были. Я буду любить тебя до смертного своего часа, и ничто в мире не способно это изменить.
Его руки поднялись и обняли ее, его губы слепо стали искать ее губы.
– О Боже, Тори! Я просто боюсь, – признался он, и его слезы смешались с ее слезами. – Ума не приложу, что мне делать, если зрение не вернется.
– Мы как-нибудь справимся, – пообещала она. – Ты и я вместе сможем все, все преодолеем. Я молюсь, Джекоб. Я очень сильно молюсь.
Он выдавил слабый смешок.
– Ты снова молишься духам вуду, дорогая. Она покраснела, хотя он не мог этого видеть.
– Ох, ты уже слышал?
– Да, и я по-настоящему горжусь тобой, милая. Ты не потеряла голову в такой трудной ситуации.
Она глубоко вздохнула и выпалила:
– Если б я думала, что это тебе поможет, я бы молилась самому дьяволу, Джекоб. Я душу отдала бы взамен за твои глаза.
Он крепко прижал ее к себе, сердце его готово было разорваться от любви.
– Я никогда не приму от тебя такой дорогой жертвы, мой ангелочек. Я уже достаточно ограбил Бога, когда украл твое сердце.
ГЛАВА 23
Спустя три дня они забрали обоих своих больных домой. Доктор Грин предостерег, что Джейку нельзя трясти головой, и поэтому в фургон нагромоздили матрацев и вели коней всю дорогу до «Ленивого Би» шагом. В хозяйской спальне была поставлена еще дневная кровать для Джейка.
– Это чтобы два наших раненых воина могли составить друг другу компанию при выздоровлении, – сообщила им с усмешкой Мегэн.
– Но, милая, я предполагал, что компанию мне составишь ты, – жалобно возражал Блейк. – Ты жестокосердная женщина, запираешь меня с этим ворчуном. Джейк сейчас вредный, как сердитая змея.
Но Мегэн его жалобы не растрогали.
– Мне надо кончать работу с домом тети Хосефы. Теперь ведь безопасно ездить в город и обратно.
Приятели нахмурились.
– Менгэн, ради моего спокойствия, берите все-таки в провожатые кого-нибудь с ранчо, – попросил Джейк, и Блейк его поддержал. Фрэнк, Тэнда и Ред были мертвы, но это не означало, что в деле не замешаны другие, которые только и ждут случая, чтобы снова нанести удар. Ни один из мужей не хотел рисковать жизнью женщин, пока не было абсолютной уверенности в их безопасности. В конце концов, как сказал Джейк, до сих пор оставалась неясной судьба пропавшего пистолета Роя.
В последующие дни Тори много раз приходило на ум, что ее сироты взрослее – если не по годам, то по терпению, – чем двое этих мужчин, за которыми она ухаживала. Если один из них не хотел чего-то, то другой хотел именно этого, и они совершенно загоняли ее бесконечными требованиями. Она дала им колокольчик – звать себя, если им что-то понадобится, и теперь ей хотелось затолкать его им в глотку, единственным препятствием было то, что она не могла решить, который из них больше заслуживает этой чести. Они вели себя как избалованные ребятишки, она так им и сказала.
– Избалованные ребятишки! – уязвленно повторил Джейк. – Мужчине нужно иногда немножко доброго участия, дорогая. Особенно, когда он вынужден лежать. Я не считаю, что это делает нас избалованными детишками!
– Да уж, – поддержал его Блейк. – Немного нежной ласковой заботы – и боль становится терпимее.
Тори закатила глаза к небу, молясь о выдержке.
– Ваши постоянные сетования тоже, знаете ли, нелегко выносить, – заявила им она. – На простынях складки, в матрасе комки, кофе слишком слабый, суп слишком горячий, одеяло съехало, подушки примялись, их надо взбить, комната очень душная, очень жаркая, очень холодная! Мне продолжать?
У обоих хватило совести смутиться.
– Неужели мы такие несносные? – спросил Блейк.
– Да.
– Прости нас, ангел, но так скучно просто лежать целый день напролет, – сказал Джейк. – И потом, мне нравится твое общество.
– Означает ли это, что мое тебя не устраивает? – возмутился Блейк.
– Ну-у, знаешь ли, приятно услышать время от времени милый женский голосок, а не твое ворчание.
– Если кто-то и ворчит последние дни, так это ты! – возразил Блейк. Эти двое пререкались и спорили, как дети.
– У тебя, по крайней мере, есть еще чем занять время, – защищался Джейк. – Ты можешь смотреть в окно или читать.
– Жалеешь себя? Не так ли? – спросил Блейк.
– Да, жалею. И думаю, что имею на это право. Если бы у меня была только хромая нога или только слепота, куда ни шло! Но оба увечья одновременно… Это слишком! Если я должен быть слепым, то мне хотелось бы иметь возможность немного подниматься; а если я должен лежать в постели, то хорошо было бы иметь возможность смотреть вокруг! Я мог бы читать, или заниматься приходно-расходными книгами ранчо, или любоваться своей женой.
– И это твоя благодарность за то, что я составляю тебе компанию? – огрызнулся Блейк. – Адские колокола! Я читал тебе вслух до хрипоты!
– Да, Шекспира! Не все из нас такие высоколобые, как ты, Монтгомери: знаешь ли, десятицентовый' романчик тебя бы не убил!
Блейк громко застонал:
– фу! Тори, как ты выдерживаешь жизнь с таким плебеем?
– Потому что по сравнению с ним я кажусь очень умной! – хихикнула она, не в силах подавить свое веселье.
– Ты заплатишь за эти слова, – прорычал Джейк. – Погоди только, вот нога заживет, и я отшлепаю тебя как следует. Я делал так раньше, сделаю и теперь.
От этих его слов Тори вспыхнула, вспомнив последний раз, когда он ее отшлепал, и чем именно этот эпизод закончился. Но если Джейк не мог видеть ее пылающие щеки, то Блейк мог, и он провел несколько интересных минут, размышляя, что бы это значило.
А в целом Джейк принял свою слепоту довольно спокойно. Были времена, когда он мрачнел и падал духом, не поддаваясь на уговоры и уловки, которыми пытались его развеселить. Часто его охватывала жалость к себе, но он старался ради Тори отделаться от мрачных мыслей, пока они не вошли в привычку.
Ему было противно, что его кормили с ложечки, как ребенка, и скоро он потребовал, чтоб ему дали есть самому. Тори прикусила язык и тихо поменяла постельное белье, которое он перемазал едой, понимая, что ему надо дать возможность справиться с этим. Она не попадет в ловушку, не начнет его заласкивать, хотя временами ей очень этого хотелось. Он даже настаивал, чтоб самому купаться, позволяя ей отмывать себя только там, куда не мог дотянуться из-за раненой ноги. По крайней мере он пытался полагаться только на себя, хотя возможности его были крайне ограничены.
Присутствие Блейка невероятно помогало.
Мужчины либо пикировались, либо предавались воспоминаниям о прошлых годах. Это помогало более приятно проводить долгие часы. Привлеченная как-то взрывами смеха, Тори обнаружила, что они обмениваются неприличными анекдотами и непристойными историями. В первый раз смутившись, она затем всегда заботилась, чтобы они слышали ее приближение, буквально топая по коридору, чтобы предупредить их.
Распознав ее тактику, Джейк не мог не поддразнить ее:
– Что, Тор, набрала вес?
Она, конечно, набрала, но поддразнивание все равно заставило ее покраснеть. Однако это было такой малой платой за то, чтобы снова услышать его смех!
От скуки и отчаяния Блейк пометил колоду карт, но не для шулерства. Он сделал метки таким образом, что Джейк мог определять прикосновением каждую карту. Джейк быстро запомнил маркировку, и мужчины проводили долгие часы, поставив столик между кроватями и играя на спички.
Тори была бесконечно благодарна Блейку за его выдумку. Это занимало время Джейка и его ум и оставляло Тори несколько часов, так нужных ей. Несмотря на то, что мадам Дювалье сшила ей платья с расчетом на расширяющуюся талию, такие наряды не предназначались для повседневной жизни на ранчо. Поэтому она использовала высвободившееся время на то, чтобы сшить несколько простых платьев для себя и крохотные платьица для будущего ребенка. А еще она много часов посвятила молитвам. Она просила Бога вернуть Джейку зрение, чтобы он имел счастье увидеть своего ребенка, когда тот родится.
Поскольку Мегэн была занята, заканчивая паковку вещей Хосефы, на долю Тори выпало регулировать продолжающиеся визиты Эдвардса к Кармен. Как-то, когда гость уходил от них, Тори остановила его для разговора.
– Мистер Эдвардс, мне неприятно выглядеть назойливой или чересчур щепетильной, но должна спросить вас, что означают ваши посещения моей матери?
Он ошеломленно уставился на Тори, а потом лицо его медленно расплылось в улыбке.
– Виктория, вы спрашиваете о моих намерениях в отношении Кармен? – спросил он так, как будто вопрос его позабавил.
Тори решила, что его снисходительный тон ей не нравится. Она ответила ему сухо и чопорно:
– Да, в общем, именно это. Вы должны согласиться, сэр, что последнее время ваши визиты стали неподобающе частыми, а ведь после смерти отца прошло не так уж много времени.
– Вы обеспокоены тем, что я за ней ухаживаю? Я вам совсем не по душе?
Тори ответила, осторожно подбирая слова:
– Дело, скорее, не в том, по душе вы мне или нет. Меня не устраивает выбранное вами время, если вы действительно ухаживаете за моей матерью. Ведь, знаете ли, есть на свете такое понятие, как подобающий период траура.
– Тогда позвольте мне успокоить вас, – ответил так же официально Эдвардс. – Мне доставляет удовольствие общество вашей матери. Кармен – очаровательная женщина, и я давно не проводил столь приятных часов в обществе такой милой дамы. Нам нравится разговаривать друг с другом, может быть, вам покажется странным, но мы интересны друг другу. У меня нет намерения ухаживать за Кармен, пока она не подаст мне какого-то знака, что настало время и она перестала горевать. Я удовлетворил ваше любопытство?
Он стоял перед ней с усмешкой, подбоченясь, отчего полы его сюртука встопорщились и распахнулись.
Любопытство ее удовлетворено не было. Ей не нравился ни он, ни его манеры, но что еще оставалось сделать, как не согласиться?
– Полагаю, что так, мистер Эдвардс. Спасибо, что уделили мне время, – и в порыве неприязни небрежно закруглила разговор, как будто отпуская слугу. – Всего хорошего, мистер Эдвардс.
– Всего и вам хорошего, миссис Бэннер, – тем же тоном ответил он. Его улыбка расплылась еще шире, и он приподнял перед ней свой стетсон, словно это был цилиндр. Язвительная насмешка сверкнула в его глазах, заставив ее заподозрить, что он хотел отвесить ей вычурный поклон, но устоял перед этим желанием, чтобы не разъярить ее еще больше.
Тори оставалось только гадать, как ей понимать Эдвардса. Не так уж много было людей, которых она бы невзлюбила с первого взгляда. Всегда она старалась истолковать свои сомнения в пользу другого, но что-то в этом их соседе ее раздражало, гладило против шерсти. Она не могла определить, что именно в нем так на нее действовало, кроме этой его торжествующей, самодовольной манеры держаться. Была, пожалуй, в нем какая-то хитреца, неискренность во взгляде, которая вызывала в ней чувство глубокого интуитивного недоверия.
Кроме того, сегодня в нем особенно чувствовалось что-то такое, что мучило ее. То ли он что-то сказал, то ли что-то в его внешности… она не была уверена, но у нее возникло ощущение, словно что-то упустила или, может быть, даже заметила… но это снова от нее ускользнуло. Так, как будто какая-то вещь в доме попала не на свое место! Вы знаете, что она лежит где-то неподалеку, но не можете вспомнить где, и это продолжает вас мучить, пока вы ее не найдете.
«Ну ладно, – подумала она со вздохом. – Полагаю, рано или поздно я соображу, в чем тут дело».
Прошло две недели. За это время Мегэн кончила работу по дому Хосефы и закрыла его. Больше ничто ее здесь не удерживало, кроме мужа. Как только рана Блейка достаточно подживет, Монтгомери уедут на свое ранчо под Таксоном Мегэн уже переходила половину своего срока и торопилась добраться домой до того, как путешествие станет для нее очень тяжким. Ребра Блейка заживали хорошо, как и огнестрельная рана у Джейка на бедре. К счастью, ни кость, ни основные мышцы задеты не были. Для такой телесной раны требуется просто время, чтобы зарубцеваться.
Вскоре Джейк уже встал на ноги и начал ходить с помощью трости. Его проклятия, когда он спотыкался о мебель и натыкался на стены, гремели по всему дому, и постоянно, потому что раненая нога мешала ему сохранять равновесие, особенно в его незрячем состоянии. Однако упрямый характер не позволял ему сдаться. Он решительно настроился на то, чтобы обрести какую-то самостоятельность, несмотря на свое увечье. Когда он в первый раз действительно сам, не сбив ничего и не ударившись, без чьей-либо помощи прошел от спальни до внутреннего дворика, он был так собой доволен, что у Тори слезы навернулись на глаза. После этого он часто выходил на воздух, впитывал в себя осеннее солнце, наслаждаясь тем, как шевелит ему волосы легкий ветерок.
Конечно, ему приходилось беречь поврежденную голову. Ясно было, что еще одно сотрясение может привести к окончательной, постоянной слепоте – если это уже не произошло. Каждый раз, когда доктор Грин приезжал осматривать его, он казался все более довольным при виде того, как опадает У него постепенно опухоль вокруг раны на голове.
– Это чтобы два наших раненых воина могли составить друг другу компанию при выздоровлении, – сообщила им с усмешкой Мегэн.
– Но, милая, я предполагал, что компанию мне составишь ты, – жалобно возражал Блейк. – Ты жестокосердная женщина, запираешь меня с этим ворчуном. Джейк сейчас вредный, как сердитая змея.
Но Мегэн его жалобы не растрогали.
– Мне надо кончать работу с домом тети Хосефы. Теперь ведь безопасно ездить в город и обратно.
Приятели нахмурились.
– Менгэн, ради моего спокойствия, берите все-таки в провожатые кого-нибудь с ранчо, – попросил Джейк, и Блейк его поддержал. Фрэнк, Тэнда и Ред были мертвы, но это не означало, что в деле не замешаны другие, которые только и ждут случая, чтобы снова нанести удар. Ни один из мужей не хотел рисковать жизнью женщин, пока не было абсолютной уверенности в их безопасности. В конце концов, как сказал Джейк, до сих пор оставалась неясной судьба пропавшего пистолета Роя.
В последующие дни Тори много раз приходило на ум, что ее сироты взрослее – если не по годам, то по терпению, – чем двое этих мужчин, за которыми она ухаживала. Если один из них не хотел чего-то, то другой хотел именно этого, и они совершенно загоняли ее бесконечными требованиями. Она дала им колокольчик – звать себя, если им что-то понадобится, и теперь ей хотелось затолкать его им в глотку, единственным препятствием было то, что она не могла решить, который из них больше заслуживает этой чести. Они вели себя как избалованные ребятишки, она так им и сказала.
– Избалованные ребятишки! – уязвленно повторил Джейк. – Мужчине нужно иногда немножко доброго участия, дорогая. Особенно, когда он вынужден лежать. Я не считаю, что это делает нас избалованными детишками!
– Да уж, – поддержал его Блейк. – Немного нежной ласковой заботы – и боль становится терпимее.
Тори закатила глаза к небу, молясь о выдержке.
– Ваши постоянные сетования тоже, знаете ли, нелегко выносить, – заявила им она. – На простынях складки, в матрасе комки, кофе слишком слабый, суп слишком горячий, одеяло съехало, подушки примялись, их надо взбить, комната очень душная, очень жаркая, очень холодная! Мне продолжать?
У обоих хватило совести смутиться.
– Неужели мы такие несносные? – спросил Блейк.
– Да.
– Прости нас, ангел, но так скучно просто лежать целый день напролет, – сказал Джейк. – И потом, мне нравится твое общество.
– Означает ли это, что мое тебя не устраивает? – возмутился Блейк.
– Ну-у, знаешь ли, приятно услышать время от времени милый женский голосок, а не твое ворчание.
– Если кто-то и ворчит последние дни, так это ты! – возразил Блейк. Эти двое пререкались и спорили, как дети.
– У тебя, по крайней мере, есть еще чем занять время, – защищался Джейк. – Ты можешь смотреть в окно или читать.
– Жалеешь себя? Не так ли? – спросил Блейк.
– Да, жалею. И думаю, что имею на это право. Если бы у меня была только хромая нога или только слепота, куда ни шло! Но оба увечья одновременно… Это слишком! Если я должен быть слепым, то мне хотелось бы иметь возможность немного подниматься; а если я должен лежать в постели, то хорошо было бы иметь возможность смотреть вокруг! Я мог бы читать, или заниматься приходно-расходными книгами ранчо, или любоваться своей женой.
– И это твоя благодарность за то, что я составляю тебе компанию? – огрызнулся Блейк. – Адские колокола! Я читал тебе вслух до хрипоты!
– Да, Шекспира! Не все из нас такие высоколобые, как ты, Монтгомери: знаешь ли, десятицентовый' романчик тебя бы не убил!
Блейк громко застонал:
– фу! Тори, как ты выдерживаешь жизнь с таким плебеем?
– Потому что по сравнению с ним я кажусь очень умной! – хихикнула она, не в силах подавить свое веселье.
– Ты заплатишь за эти слова, – прорычал Джейк. – Погоди только, вот нога заживет, и я отшлепаю тебя как следует. Я делал так раньше, сделаю и теперь.
От этих его слов Тори вспыхнула, вспомнив последний раз, когда он ее отшлепал, и чем именно этот эпизод закончился. Но если Джейк не мог видеть ее пылающие щеки, то Блейк мог, и он провел несколько интересных минут, размышляя, что бы это значило.
А в целом Джейк принял свою слепоту довольно спокойно. Были времена, когда он мрачнел и падал духом, не поддаваясь на уговоры и уловки, которыми пытались его развеселить. Часто его охватывала жалость к себе, но он старался ради Тори отделаться от мрачных мыслей, пока они не вошли в привычку.
Ему было противно, что его кормили с ложечки, как ребенка, и скоро он потребовал, чтоб ему дали есть самому. Тори прикусила язык и тихо поменяла постельное белье, которое он перемазал едой, понимая, что ему надо дать возможность справиться с этим. Она не попадет в ловушку, не начнет его заласкивать, хотя временами ей очень этого хотелось. Он даже настаивал, чтоб самому купаться, позволяя ей отмывать себя только там, куда не мог дотянуться из-за раненой ноги. По крайней мере он пытался полагаться только на себя, хотя возможности его были крайне ограничены.
Присутствие Блейка невероятно помогало.
Мужчины либо пикировались, либо предавались воспоминаниям о прошлых годах. Это помогало более приятно проводить долгие часы. Привлеченная как-то взрывами смеха, Тори обнаружила, что они обмениваются неприличными анекдотами и непристойными историями. В первый раз смутившись, она затем всегда заботилась, чтобы они слышали ее приближение, буквально топая по коридору, чтобы предупредить их.
Распознав ее тактику, Джейк не мог не поддразнить ее:
– Что, Тор, набрала вес?
Она, конечно, набрала, но поддразнивание все равно заставило ее покраснеть. Однако это было такой малой платой за то, чтобы снова услышать его смех!
От скуки и отчаяния Блейк пометил колоду карт, но не для шулерства. Он сделал метки таким образом, что Джейк мог определять прикосновением каждую карту. Джейк быстро запомнил маркировку, и мужчины проводили долгие часы, поставив столик между кроватями и играя на спички.
Тори была бесконечно благодарна Блейку за его выдумку. Это занимало время Джейка и его ум и оставляло Тори несколько часов, так нужных ей. Несмотря на то, что мадам Дювалье сшила ей платья с расчетом на расширяющуюся талию, такие наряды не предназначались для повседневной жизни на ранчо. Поэтому она использовала высвободившееся время на то, чтобы сшить несколько простых платьев для себя и крохотные платьица для будущего ребенка. А еще она много часов посвятила молитвам. Она просила Бога вернуть Джейку зрение, чтобы он имел счастье увидеть своего ребенка, когда тот родится.
Поскольку Мегэн была занята, заканчивая паковку вещей Хосефы, на долю Тори выпало регулировать продолжающиеся визиты Эдвардса к Кармен. Как-то, когда гость уходил от них, Тори остановила его для разговора.
– Мистер Эдвардс, мне неприятно выглядеть назойливой или чересчур щепетильной, но должна спросить вас, что означают ваши посещения моей матери?
Он ошеломленно уставился на Тори, а потом лицо его медленно расплылось в улыбке.
– Виктория, вы спрашиваете о моих намерениях в отношении Кармен? – спросил он так, как будто вопрос его позабавил.
Тори решила, что его снисходительный тон ей не нравится. Она ответила ему сухо и чопорно:
– Да, в общем, именно это. Вы должны согласиться, сэр, что последнее время ваши визиты стали неподобающе частыми, а ведь после смерти отца прошло не так уж много времени.
– Вы обеспокоены тем, что я за ней ухаживаю? Я вам совсем не по душе?
Тори ответила, осторожно подбирая слова:
– Дело, скорее, не в том, по душе вы мне или нет. Меня не устраивает выбранное вами время, если вы действительно ухаживаете за моей матерью. Ведь, знаете ли, есть на свете такое понятие, как подобающий период траура.
– Тогда позвольте мне успокоить вас, – ответил так же официально Эдвардс. – Мне доставляет удовольствие общество вашей матери. Кармен – очаровательная женщина, и я давно не проводил столь приятных часов в обществе такой милой дамы. Нам нравится разговаривать друг с другом, может быть, вам покажется странным, но мы интересны друг другу. У меня нет намерения ухаживать за Кармен, пока она не подаст мне какого-то знака, что настало время и она перестала горевать. Я удовлетворил ваше любопытство?
Он стоял перед ней с усмешкой, подбоченясь, отчего полы его сюртука встопорщились и распахнулись.
Любопытство ее удовлетворено не было. Ей не нравился ни он, ни его манеры, но что еще оставалось сделать, как не согласиться?
– Полагаю, что так, мистер Эдвардс. Спасибо, что уделили мне время, – и в порыве неприязни небрежно закруглила разговор, как будто отпуская слугу. – Всего хорошего, мистер Эдвардс.
– Всего и вам хорошего, миссис Бэннер, – тем же тоном ответил он. Его улыбка расплылась еще шире, и он приподнял перед ней свой стетсон, словно это был цилиндр. Язвительная насмешка сверкнула в его глазах, заставив ее заподозрить, что он хотел отвесить ей вычурный поклон, но устоял перед этим желанием, чтобы не разъярить ее еще больше.
Тори оставалось только гадать, как ей понимать Эдвардса. Не так уж много было людей, которых она бы невзлюбила с первого взгляда. Всегда она старалась истолковать свои сомнения в пользу другого, но что-то в этом их соседе ее раздражало, гладило против шерсти. Она не могла определить, что именно в нем так на нее действовало, кроме этой его торжествующей, самодовольной манеры держаться. Была, пожалуй, в нем какая-то хитреца, неискренность во взгляде, которая вызывала в ней чувство глубокого интуитивного недоверия.
Кроме того, сегодня в нем особенно чувствовалось что-то такое, что мучило ее. То ли он что-то сказал, то ли что-то в его внешности… она не была уверена, но у нее возникло ощущение, словно что-то упустила или, может быть, даже заметила… но это снова от нее ускользнуло. Так, как будто какая-то вещь в доме попала не на свое место! Вы знаете, что она лежит где-то неподалеку, но не можете вспомнить где, и это продолжает вас мучить, пока вы ее не найдете.
«Ну ладно, – подумала она со вздохом. – Полагаю, рано или поздно я соображу, в чем тут дело».
Прошло две недели. За это время Мегэн кончила работу по дому Хосефы и закрыла его. Больше ничто ее здесь не удерживало, кроме мужа. Как только рана Блейка достаточно подживет, Монтгомери уедут на свое ранчо под Таксоном Мегэн уже переходила половину своего срока и торопилась добраться домой до того, как путешествие станет для нее очень тяжким. Ребра Блейка заживали хорошо, как и огнестрельная рана у Джейка на бедре. К счастью, ни кость, ни основные мышцы задеты не были. Для такой телесной раны требуется просто время, чтобы зарубцеваться.
Вскоре Джейк уже встал на ноги и начал ходить с помощью трости. Его проклятия, когда он спотыкался о мебель и натыкался на стены, гремели по всему дому, и постоянно, потому что раненая нога мешала ему сохранять равновесие, особенно в его незрячем состоянии. Однако упрямый характер не позволял ему сдаться. Он решительно настроился на то, чтобы обрести какую-то самостоятельность, несмотря на свое увечье. Когда он в первый раз действительно сам, не сбив ничего и не ударившись, без чьей-либо помощи прошел от спальни до внутреннего дворика, он был так собой доволен, что у Тори слезы навернулись на глаза. После этого он часто выходил на воздух, впитывал в себя осеннее солнце, наслаждаясь тем, как шевелит ему волосы легкий ветерок.
Конечно, ему приходилось беречь поврежденную голову. Ясно было, что еще одно сотрясение может привести к окончательной, постоянной слепоте – если это уже не произошло. Каждый раз, когда доктор Грин приезжал осматривать его, он казался все более довольным при виде того, как опадает У него постепенно опухоль вокруг раны на голове.