Акула между тем приблизилась к нашей лодке вплотную. Вероятно, она хотела узнать, что со мной случилось.
Но оказалось, что у нее были другие намерения. Она погрузила голову прямо под наш киль и начала о него тереться.
Махмуд взволнованно прыгал из стороны в сторону, и только теперь я понял, что он хотел выразить своими странными знаками. По-видимому, китовые акулы подплывают к рыбацким лодкам и чешутся о них, чтобы избавиться от надоедливых паразитов. При этом случается, что крупная акула поднимает и переворачивает лодку. Тор Хейердал рассказывая мне как-то, что у него были подобные опасения, когда в Тихом океане под плот Кон-Тики подплыла большая китовая акула и поскребла спину о руль.
И здесь сходство с мантами. Те тоже трутся о лодки, за что их так ненавидят рыбаки. Правда, у мант паразиты скапливаются на нижней стороне их серпообразных передних плавников; чтобы избавиться от них, животное особенно охотно использует цепи стоящих на якоре рыбачьих катеров. Манта охватывает цепь своими серпами и несется вдоль нее. При этом случается, что она срывает якорь и утаскивает с собой катер. Однако это всего лишь вполне понятная "гигиеническая" потребность животных, оказывающаяся столь роковой для рыбаков.
Я открыл камеру и осторожно вложил пленку. Перфорация снова порвалась. Я вставил новую кассету - и вдруг услышал над водой крик. Джерри, плывший немного в стороне, был вне себя.
- Вторая! Вторая!-кричал он.
Тогда я окончательно оставил дурацкий аппарат, снова взял телекамеру, в которую Вавровец тем временем вложил новую пленку, и спустился в воду.
Действительно, подплывала вторая китовая акула. Она была немного меньше первой и беззаботно приближалась, как будто хотела навестить подругу, висящую под лодкой. В десяти метрах она не спеша повернулась и двинулась в другом направлении. Я последовал за ней. Однако акула оказалась пугливой; она поплыла быстрее, и хотя я делал все возможное, чтобы возвратить ее, через двести метров мне пришлось от этого отказаться. Испуганное животное исчезло вдали.
Может быть, двое этих животных составляли пару? Я с трудом мог себе представить, как эти добродушные великаны несутся по огромным пространствам бездонного моря, преследуя друг друга, а рыбы испуганно смотрят на необычайное представление.
До последнего времени считали, что китовые акулы живородящи. Действительно, один американский ихтиолог ссылался на старый отчет с Цейлона, в котором говорится о яйцах, найденных при вскрытии трупа самки. Тем не менее трудно предположить, что эти акулы откладывают яйца. Едва ли они смогут укрепить их на дне моря. По-видимому, детеныши перед рождением полностью формируются в яйцах.
О возрасте китовых акул достоверно еще ничего не известно. У рыб возраст можно определить по кольцам на чешуе и по слоям слуховых косточек, однако у акул этого сделать нельзя. Вообще великаны живут очень долго, хотя бы уже потому, что должны пройти десятилетия, пока тело вырастет до таких размеров. Гигантские черепахи живут до трехсот лет, да и китам приписывают возраст более ста лет. Так как питающиеся планктоном китовые акулы не находят в тропиках обильной пищи, должно пройти много времени, прежде чем они достигнут половой зрелости.
Я поплыл обратно. Первая китовая акула находилась теперь в трех метрах от лодки. На спине акулы, словно на кушетке, сидел Джерри. Кроме того, я увидел несколько ржаво-красных полос, которых у животного раньше определенно не было. Они проходили наискось по его боку. Увидев, что я приближаюсь, Джерри соскользнул с акулы и торжествующе помахал гарпуном...
Острие железного наконечника, еще недавно покрытое ржавчиной, блестело, как зеркало! Джерри отшлифовал его о кожу акулы. Ржаво-красные полосы были еще одним свидетельством удивительного терпения животного!
Махмуд был вне себя от восторга. Когда мы вдвоем влезли акуле на спину, он запрыгал в лодке, словно одержимый. Держась за жесткий, будто из дубленой кожи спинной плавник, мы ехали верхом на акуле. Все, что я пережил за четырнадцать лет подводных приключений, блекло перед невероятной действительностью.
В старинной гавайской сказке рассказывается о двух потерпевших кораблекрушение, которые ухватились ночью , за спинной плавник большой акулы и были доставлены ею за несколько часов к какому-то острову. После того что мы испытали сами, это показалось вполне возможным.
- Слушай,- сказал я Джерри,- ты проплывешь сейчас v ад головой акулы, а когда услышишь, что я снимаю, ударишь ее по морде.
- О'кей..
Я проплыл немного вперед и направился с работающей камерой прямо к голове рыбы, затем повернул вверх к Джерри, который бил ладонью по морде нашей акулы. Славное животное широко раскрыло пасть, и я окончил сцену съемкой внутренней части его беловатой, мясистой глотки.
По поводу этих кадров кинокритик из "Нью-Йорк Тайме", весьма, впрочем, доброжелательный, писал, что съемка, по-видимому, производилась при помощи погруженной в море камеры, без людей. Я хотел бы дополнительно заверить здесь господина Босли Краузера, что его предположение не соответствует действительности. Сцена снималась точно так, как я рассказываю.
Должен также отвергнуть неверное суждение одного немецкого ихтиолога, который утверждал, что мы предварительно оглушили китовую акулу динамитом. Легко доказать, что это было не так. Если бы мы действительно применили взрывчатку, я едва ли смог бы заснять рыб-лоцманов перед пастью китовой акулы и прилипал под ее брюхом. При взрыве они погибли бы первыми.
Я знал, что есть акулы, которых можно испугать криком под водой, и попробовал крикнуть на нашу китовую акулу, но она никак не реагировала. Затем мы взяли один из маленьких кислородных баллонов от наших приборов для ныряния и выпустили газ под давлением в сто пятьдесят атмосфер ей в голову. Китовая акула лишь слегка повернула в сторону. Пожирателю планктона, тем более такому колоссу, можно и не замечать подобных пустяков; он едва ли имеет врагов и к тому же защищен надежной броней.
Лотта, Джерри и я быстро надели наши приборы для ныряния, чтобы в более спокойной обстановке продолжить изучение животного. Однако мы успели лишь попрощаться с ним. Большое тело медленно пришло в движение. Время визита окончилось, невидимые часы подсказывали акуле, что пора откланяться. Ее тело накренилось и уплыло наискось вниз.
С благоговением смотрели мы вслед большому животному. В медленном исчезновении великана было что-то величественное, торжественное. Он удалялся от нас в зияющую глубину, становясь меньше, расплывчатее, и вскоре был виден лишь его хвост, покачивающийся далеко внизу, в темно-синей бездне. Потом в бесконечной дали исчез и он, и пространство снова стало пустынным.
- Сидя в лодке и подкрепляясь сардинами с кисловатым местным хлебом, мы понемногу приходили в себя после пережитого. Мысли устремились через далекую сверкающую морскую гладь в прошлое.
Я вспомнил своих давних товарищей Иорга Велера и Альфреда фон Вурциана в тот день, одиннадцать лет назад, когда мы увидели в Карибском море первую плывущую на нас акулу. Там мы впервые испытали щекочущее чувство от встречи лицом к лицу с неведомым.
Акулы тогда представлялись нам страшными чудовищами из морских приключенческих историй. И все же мы ныряли в этих водах. Мы должны были както сладить с акулами, если хотели достичь цели: ближе изучить чудеса тропического морского дна.
Я начал заниматься подводной охотой в 1937 году на французской Ривьере и создал потом в Вене группу ныряльщиков-энтузиастов. В 1938 году мы сделали первые подводные снимки в Далмации. Уже в следующем, 1939 году мы ныряли и фотографировали во время восьмимесячной экспедиции к вест-индским коралловым рифам. Сделали четыре тысячи снимков, черно-белых и цветных, а также засняли наш первый фильм под водой. Тем самым мы надеялись показать, что здесь открываются новые возможности для научных исследований и что мы не просто приверженцы "сумасшедшего спорта".
До того времени морское дно было известно лишь по пробам, которые доставлялись из глубины тралами и грейферами. Немногие исследователи сами спускались под воду в неуклюжих скафандрах. Но лишь свободно ныряя, можно уподобиться амфибии и плавать вместе с животными, изучая не только их образ жизни, но и их реакции, функции органов чувств и мозговую деятельность.
Отсюда и вытекало мое решение. Я поставил на очередь изучение морских животных и приступил к созданию легкого дыхательного аппарата. Сначала мы экспериментировали со сжатым воздухом, но шум выдыхаемого воздуха пугает рыб. Мы обратились к Штельцнеру - главному инженеру завода Дрегер в Любеке, выдающемуся специалисту в интересующей нас области. По нашей просьбе он приспособил для ныряния спасательный прибор с подводной лодки. В нем мы дышали чистым кислородом, а выделяющаяся углекислота адсорбировалась химическим веществом. Таким образом, дыхание осуществлялось по замкнутому циклу, что не вызывало появления пузырей, и мы могли наблюдать за рыбами в полной тишине.
Во время экспедиции в Грецию в 1942 году эти приборы прекрасно себя оправдали. Мы проникали в глубокие подводные гроты и открывали там еще неизвестную фауну кораллов и губок. Я занимался исследованием законов роста " мшанок (Bryozoa) и благодаря поддержке со стороны общества императора Вильгельма смог продолжать работу на зоологической станции в Неаполе. В своем научном сообщении я указал на широкую применимость нашего метода к различным специальным областям исследования морей.
Меня не покидала мысль о собственном судне. Только с ним могли мы проводить исследования в отдаленных районах, особенно в тропических коралловых морях. На судне должны быть мастерская и научная библиотека, фотолаборатория, помещение для хранения коллекций и снаряжения для нашей подводной работы. Но откуда взять деньги?
Я писал книги, читал лекции. Мы основали институт. В 1943 году я добился своего и смог купить для института стопятидесятитонную моторнопарусную яхту "Морской дьявол", на которой граф Лукнер совершил свое последнее кругосветное путешествие под парусами. Это было как раз то, что нужно.
Но вышло иначе. Нам не пришлось плавать на "Морском дьяволе". Мы расстались с ним в конце войны. От института ничего не осталось, кроме нескольких красивых печатных бланков. Наша маленькая исследовательская группа распалась.
Конец мечтам? Нет. Я был полон решимости начать все сначала. У меня был еще один нырятельный прибор. После долгого ожидания я получил, что было еще важнее, визу. Осенью 1949 года я один уехал в Порт-Судан на Красное море. Спустя восемь недель я смог привезти назад первые черно-белые и цветные подводные снимки этого неизведанного морского района.
Одна из киностудий заинтересовалась организацией более крупной экспедиции, и через три месяца все приготовления были закончены. В январе я вернулся из поездки один, а в апреле мы появились в Порт-Судане уже вшестером.
Теперь все зависело от того, сделаем ли мы хороший фильм. Если бы это удалось, мечта о собственном исследовательском судне стала бы еще раз действительностью.
Но тут выяснилось, что наш профессиональный кинооператор не переносит жару. При пробных съемках на мелководье он внезапно упал в обморок. Потом начались нервные расстройства. Ему обязательно нужно было вернуться домой. Мы оставили его в Порт-Судане ожидать следующего судна, а сами направились в Суакин.
Через неделю пришло известие, что его состояние ухудшилось, и пароходная компания уже не принимала его на борт. Тогда я послал Альфонса Хохгаузера - мы звали его Ксенофоном - назад в Порт-Судан, чтобы организовать отправку больного домой на самолете.
Теперь я сам должен снимать фильм. Наша экспедиция финансировалась авансами киностудии, это налагало большую ответственность. Когда оператор был еще здоров, он успел объяснить мне правила обращения с большой камерой для пленки нормального размера. Сегодня, в решающую минуту, она отказала...
Видение собственного корабля снова растаяло вдали. Мы сидели в весельной лодке длиной в. шесть метров, и перед нами стояла пустая банка изпод сардин. Мечта и действительность были еще очень далеки друг от друга.
Три дня спустя я нырял с Лоттой у входа на рейд Суакина. Было воскресенье. Мы выезжали каждое утро до восхода солнца и безрезультатно бороздили море в поисках китовых акул. Сегодня каждый мог делать что ему хотелось. Ва-вровец и Джерри наняли верблюдов и собирались отправится в пустыню. Ксенофон, возвратившийся из Порт-Судана, решил навести порядок в нашем снаряжении. Лотта и Е выехали с Махмудом. Мне хотелось показать ей, как старым забытым способом можно добывать рыбу одной острогой.
У рифа, где мы бросили якорь, рыб было достаточно. Тем не менее мне не везло, вероятно не хватало тренировки. Рука потеряла гибкость, рыбы вовремя ускользали от удара. Стоило мне нырнуть, как они предупреждали друг друга ударами плавников.
Лотта следила за мной некоторое время, затем поплыла на мелководье и охотилась там с легким воздушным ружьем. Я ожесточенно продолжал свои попытки. У группы высоких коралловых кустов, возвышавшихся у самого края старого фарватера, я заметил хвостовой плавник неподвижно стоящего за скалой луциана. На некотором расстоянии я нырнул до дна и начал осторожно пробираться к кораллам.
Тут хвостовой плавник исчез и на этом месте появилась стройная бурая акула.
С досады я ударил акулу, и в следующий момент она потащила меня за собой. Это была сравнительно небольшая акула - такой же длины, как и я, но полная энергии. Конец гарпуна выскользнул из тела, зацепился за хвост и мог вырваться каждую секунду.
Недолго думая, я подтянулся на веревке ближе и схватил акулу за хвост. Обычно акулы не могут достать головой свой воет, и это место было вполне безопасным. Правда, моя акула составляла исключение. Она ловко изогнулась и через мгновение я почувствовал жгучую боль в правой руке. Я бросился к поверхности, поднял руку вместе с вцепившейся в ее акулой в воздух, и только тогда она меня отпустила, рука выглядела так, словно побывала в мясорубке. Мышца была прокушена до самой кости, и от меня распространять большое кровяное облако.
Я закричал в сторону нашей лодки, которая колыхалась на волнах в какихнибудь трехстах метрах. Махмуд поставил ее на якорь и лег спать, к тому же дул восточный и он все равно не мог услышать меня.
- Что случилось? - крикнула Лотта и поспешно поплыла ко мне.
- Оставайтесь на месте! - крикнул я, боясь, что кровь привлечет больших акул. Я поплыл на мелководье, таща за собой на гарпуне акулу.
Лотта бросила испуганный взгляд на мою руку, потом поплыла рядом со мной, и мы оба стали кричать изо всех сил. На мое счастье, артерия не была задета, иначе я по дороге истек бы кровью. Махмуд услыхал нас, когда мы уже подплывали. Он вскочил, быстро снялся с якоря и начал грести нам навстречу.
Почему я не выпустил гарпун, не знаю. Махмуд втащил акулу в лодку и убил палкой. Мы с Лоттой влезли в лодку с другой стороны. Она дала мне свое толстое мохнатое полотенце, и я крепко перевязал им рану. Но не прошло и минуты, как оно окрасилось в красный цвет. Тогда Махмуд взял пусковой шнур подвесного мотора и перевязал мне руку у плеча.
Теперь не было шнура для запуска двигателя. Наконец, после долгой возни мы двинулись к берегу. Приближаясь спустя двадцать минут к гостинице в Суакине - одному из немногочисленных сохранившихся на набережной зданий этого города руин, мы увидели три незнакомые фигуры, которые помахивали нам с террасы.
После неудачи с акулой мне чрезвычайно повезло. Это был пастор из ПортСудана, совершавший воскресную экскурсию в Суакин вместе со своей женой и ее подругой. Одна из женщин была медсестрой. Они сразу погрузили меня в машину, и мы поехали на перевязочный пункт ближайшего селения. Когда оказалось, что рана серьезна, они немедленно повезли меня оттуда в больницу Порт-Судана.
При укусах акул всегда может быть опасность заражения крови, так как неизвестно, что она ела до этого. К счастью, укус моей акулы был вполне стерильным. Рану зашили, и так как температура не повышалась, меня отпустили на следующий день с огромной повязкой. Правда, я не мог спускаться под воду в течение трех недель.
Новый тяжелый удар для нашей экспедиции! Левой рукой я отстукал свое первое сообщение для иллюстрированной газеты, с которой у нас был договор. То, чмем я там писал, звучало не очень правдоподобно. За четыре дня я держал за хвост двух акул. Первая - длиной в восемь метров стряхнула меня, но после этого мы ехали верхом на ее спине. Другая - длиной в метр восемьдесят и весом в пятнадцать килограммов - едва не отправила меня на тот свет.
БЕЛАЯ СМЕРТЬ
Защита от акул и других склонных к нападению морских животных была основной проблемой всех наших экспедиций. Она была жизненно важна для нас самих, а также для всех других ученых, которым мы хотели рекомендовать наш метод подводных исследований. Если до сих пор тропические моря были закрыты для человека, то основной причиной тому были подстерегающие его под водой опасности.
Должен сразу сказать, что мы никогда не встречали сказочного гигантского кальмара3. Несомненно, некоторые головоногие с восемью и десятью щупальцами дорастают до значительной величины - огромные экземпляры были найдены в желудках кашалотов, но они обитают на большой глубине и, повидимому, редко поднимаются в слои моря, доступные ныряльщикам. Большинство рассказов о борьбе со спрутами необходимо причислить к охотничьим историям. Гигантские спруты, много раз фигурировавшие в американских фильмах, сделаны из каучука и приводятся в движение искусственно.
По вашему мнению, наиболее опасные морские животные-акулы. Правда, их агрессивность сильно преувеличена, но все же они были причиной достаточного количества ранений и смертельных случаев. Их челюсть - один из наиболее убийственных инструментов в животном мире. Акула длиной в четыре метра может начисто откусить руку или ногу, а шестиметровая акула перекусывает человеческое тело пополам.
Челюсть акулы называют "револьверной челюстью". Подобно тому, как в револьвере автоматически заменяются патроны, так и в пасти акулы обновляются зубы. Они образуют несколько расположенных один за другим рядов - когда один ряд стирается, его функции начинает выполнять следующий. Как образуются эти зубы, можно наблюдать у зародышей некоторых видов акул. Это обыкновенная чешуя, вросшая сверху и снизу через края челюстей внутрь пасти и развившаяся там сильнее, чем на теле. В образовании зубов участвует кожа с прилегающей к ней тканью. Из ткани вырастает корень зуба, а из кожи образуется чрезвычайно твердая эмаль. Поскольку чешуя располагается рядами, зубы тоже образуют ряды. У акулы скопления чешуи могут непрерывно превращаться в зубы, поэтому челюсти у нее постоянно обновляются.
По нынешним научным воззрениям, от этих зубов акул - ведут свое начало зубы костистых рыб, земноводных, пресмыкающихся, млекопитающих, а также и зубы человека, В длинном ряду наших прямых и косвенных предков, по-видимому, у акул впервые образовались зубы - акулы "изобрели" зубы. Дальше они передались всем высшим позвоночным, видоизменяясь в связи с теми или иными условиями их жизни. В конечном счете и большие бивни слонов следует считать производными так называемых "плакоидных чешуй" акулы, которые покрывают ее кожу тысячами маленьких зубов.
Некоторые люди испытывают отвращение при мысли, что гордый человек должен иметь в ряду своих предков именно "безобразных" акул. Однако есть и другие доказательства такого родства. В развитии зародыша многих животных повторяются характерные черты их предков. Такие следы далекого прошлого есть и у человека; например, на четвертой неделе у зародыша человека образуются четыре жабры, которые позже исчезают или, вернее, превращаются в другие органы. Современный ныряльщик, который плавает в глуби не с тяжелыми приспособлениями для дыхания, может иногда сожалеть об этой утрате. Человек с жабрами на шее кажется нам, правда, порождением фантазии, однако если бы они у нас действительно были, то мы находили бы их такими же обычными, как наш заостренный нос и странные ушные раковины. Мы восхищались бы симпатичными жабрами красивой женщины, а мода и косметика получили бы еще одну задачу.
Оценка "безобразно" по отношению к природе в высшей степени субъективна. Каждое существо поразительно приспособлено к окружающему миру и к удовлетворению своих потребностей, и ни одно животное в действительности не "безобразно" - даже черви, пауки и мокрицы, тем более такое великолепное животное, как акула. Во время моих первых докладов обычно раздавался смех, когда я называл акул царственными и красивыми, однако и другие подводные охотники и спортсмены-ныряльщики находили их такими же. Вид акулы, легко преодолевающей сопротивление воды, силу тяжести, летящей через морские пространства, производит незабываемое впечатление. И если акулы принадлежат к нашим отдаленным предкам, то нет никакого основания стыдиться такого происхождения.
Зубы - удивительное связующее звено между человеком и акулой замечательны и тем, что могут служить наилучшим признаком для различения видов. Белая акула, самая опасная из всех, называемая "белой смертью", имеет большие треугольные зубы с неровными, как пила, краями. У тигровой акулы, тоже очень опасной, зубы изогнуты и несимметричны. У австралийской серой акулы каждый зуб похож на длинный обоюдоострый кинжал.
Поскольку у акул нет костей, а их скелет состоит из мягких хрящей, зубы - это то единственное, что от них остается после смерти. В глубоководном иле их находят в большом количестве, часть от ныне существующих видов, часть давно вымерших, достигавших иногда огромной величины. В меловом периоде примерно сто тридцать миллионов лет назад - жил предок нынешней белой акулы, который, судя по величине его зубов, должен был достигать длины в тридцатьсорок метров. Он мог целиком проглотить животное размером с вола! Возможно, эти предки живут еще и теперь. Результаты экспедиции "Челленджера" указывают на то, что они существовали сравнительно недавно, разумеется, в масштабе возраста земли. Ведь и простейшую кистеперую рыбу, знаменитого целакантуса, считали вымершим шестьдесят миллионов лет назад. Но в 1938 году у южноафриканского побережья с одного рыбацкого судна совершенно неожиданно выловили живое ископаемое" - кистеперую рыбу латимерию на глубине семидесяти метров. А английский охотник за большими рыбами Митчелл Хеджес рассказывает в своей книге, как у Кубы огромное неизвестное животное порвало его толстый манильский трос, словно нитку.
Мы правильно вели себя в присутствии акул, и поэтому в отчете мне приходится изображать их менее опасными, чем это считалось до сих пор. Все же необходима крайняя осторожность, особенно в тропических морях. Мы еще очень мало знаем о животных глубин. Везде и всегда нужно быть готовым к любой неожиданности.
В те дни мы не были очень осторожными. Когда я сегодня вспоминаю вторую экспедицию в Красное море, порой приходится упревать себя.
После того как моя рука зажила, мы ныряли у затонувшего судна вблизи Ата. Я ознакомился с этим судном еще ар время первой экспедиции. Лет шестьдесят назад оно наскочило во время бури на риф и затонуло на глубине пятнадцати- двадцати пяти метров. В то время как нос был совершенно разбит, корма и средняя часть хорошо сохранились. Палуба лежала почти горизонтально и с годами превратилась в прекрасный коралловый сад.
Я исследовал отдельные виды кораллов и снимал на кинопленку обитающих среди остатков судна рыб. Они и здесь, точно так же как в коралловом рифе, выбрали в качестве места жительства совершенно определенные, соответствующие их образу жизни места. Лотта работала с фотокамерой, а Джерри караулил с гарпуном, чтобы оградить нас от неприятных неожиданностей. У всех нас были легкие кислородные приборы, с которыми можно пробыть на глубине двадцати метров в течение часа.
Когда у меня кончилась пленка, я сделал обоим своим спутникам знак подождать меня и поплыл наверх. Ксенофон сменил пленку. Я вернулся вниз и нашел Лотту одну. Она сидела на корточках на большой железной плите и была растерянна. Заметив меня, она подала знак, что хочет немедленно подняться наверх. Я поплыл с ней. У лодки пришлось помочь ей снять дыхательный прибор. С глубоким вздохом облегчения она перевалилась через борт.
- Что случилось? - спросил я.- Где Джерри?
- Ах... он скоро вернется. Он увидел рыбу и поплыл за ней.
- Ну а вы?
- А, ничего особенного... Я чувствую себя теперь гораздо лучше. Но в то мгновение я так испугалась, что почти не могла двигаться. Увидев, что Джерри уплывает, я еще подумала: "Лишь бы теперь не появилась акула!" Я повернулась - и вот... одна уже была здесь. Я думаю, она была длиной метра в три. У нее были страшно коварные глаза! Она плыла прямо на меня и повернулась налево, чтобы осмотреть меня правым глазом, затем направо, созерцая меня левым глазом. Далее если бы я хотела, я не смогла бы двигаться. Все во мне застыло. Но, может быть, она хотела просто осмотреть меня?
- Теперь вы получили боевое крещение,- попытался утешить ее и извиниться за нас.
Она снова слегка улыбнулась:
- Да, но при этом мне было не по себе!
Я подумал о родителях Лотты, доверивших мне дочь и отпустивших ее в это необычное путешествие, и мне тоже стало не по себе. Три года назад Лотта сдала экзамен на аттестат зрелости и, интересуясь биологией, поступила в наш институт ассистенткой. Я тогда и понятия не имел, что она втайне готовится сама участвовать в экспедиции. Она упражнялась в нырянии и фотографировании и я в конце концов взял ее. Теперь, в суровых экспедиционных условиях, она удивляла нас своим мужеством и выдержкой. По прибытии в Порт-Судан я сказал ей:
Но оказалось, что у нее были другие намерения. Она погрузила голову прямо под наш киль и начала о него тереться.
Махмуд взволнованно прыгал из стороны в сторону, и только теперь я понял, что он хотел выразить своими странными знаками. По-видимому, китовые акулы подплывают к рыбацким лодкам и чешутся о них, чтобы избавиться от надоедливых паразитов. При этом случается, что крупная акула поднимает и переворачивает лодку. Тор Хейердал рассказывая мне как-то, что у него были подобные опасения, когда в Тихом океане под плот Кон-Тики подплыла большая китовая акула и поскребла спину о руль.
И здесь сходство с мантами. Те тоже трутся о лодки, за что их так ненавидят рыбаки. Правда, у мант паразиты скапливаются на нижней стороне их серпообразных передних плавников; чтобы избавиться от них, животное особенно охотно использует цепи стоящих на якоре рыбачьих катеров. Манта охватывает цепь своими серпами и несется вдоль нее. При этом случается, что она срывает якорь и утаскивает с собой катер. Однако это всего лишь вполне понятная "гигиеническая" потребность животных, оказывающаяся столь роковой для рыбаков.
Я открыл камеру и осторожно вложил пленку. Перфорация снова порвалась. Я вставил новую кассету - и вдруг услышал над водой крик. Джерри, плывший немного в стороне, был вне себя.
- Вторая! Вторая!-кричал он.
Тогда я окончательно оставил дурацкий аппарат, снова взял телекамеру, в которую Вавровец тем временем вложил новую пленку, и спустился в воду.
Действительно, подплывала вторая китовая акула. Она была немного меньше первой и беззаботно приближалась, как будто хотела навестить подругу, висящую под лодкой. В десяти метрах она не спеша повернулась и двинулась в другом направлении. Я последовал за ней. Однако акула оказалась пугливой; она поплыла быстрее, и хотя я делал все возможное, чтобы возвратить ее, через двести метров мне пришлось от этого отказаться. Испуганное животное исчезло вдали.
Может быть, двое этих животных составляли пару? Я с трудом мог себе представить, как эти добродушные великаны несутся по огромным пространствам бездонного моря, преследуя друг друга, а рыбы испуганно смотрят на необычайное представление.
До последнего времени считали, что китовые акулы живородящи. Действительно, один американский ихтиолог ссылался на старый отчет с Цейлона, в котором говорится о яйцах, найденных при вскрытии трупа самки. Тем не менее трудно предположить, что эти акулы откладывают яйца. Едва ли они смогут укрепить их на дне моря. По-видимому, детеныши перед рождением полностью формируются в яйцах.
О возрасте китовых акул достоверно еще ничего не известно. У рыб возраст можно определить по кольцам на чешуе и по слоям слуховых косточек, однако у акул этого сделать нельзя. Вообще великаны живут очень долго, хотя бы уже потому, что должны пройти десятилетия, пока тело вырастет до таких размеров. Гигантские черепахи живут до трехсот лет, да и китам приписывают возраст более ста лет. Так как питающиеся планктоном китовые акулы не находят в тропиках обильной пищи, должно пройти много времени, прежде чем они достигнут половой зрелости.
Я поплыл обратно. Первая китовая акула находилась теперь в трех метрах от лодки. На спине акулы, словно на кушетке, сидел Джерри. Кроме того, я увидел несколько ржаво-красных полос, которых у животного раньше определенно не было. Они проходили наискось по его боку. Увидев, что я приближаюсь, Джерри соскользнул с акулы и торжествующе помахал гарпуном...
Острие железного наконечника, еще недавно покрытое ржавчиной, блестело, как зеркало! Джерри отшлифовал его о кожу акулы. Ржаво-красные полосы были еще одним свидетельством удивительного терпения животного!
Махмуд был вне себя от восторга. Когда мы вдвоем влезли акуле на спину, он запрыгал в лодке, словно одержимый. Держась за жесткий, будто из дубленой кожи спинной плавник, мы ехали верхом на акуле. Все, что я пережил за четырнадцать лет подводных приключений, блекло перед невероятной действительностью.
В старинной гавайской сказке рассказывается о двух потерпевших кораблекрушение, которые ухватились ночью , за спинной плавник большой акулы и были доставлены ею за несколько часов к какому-то острову. После того что мы испытали сами, это показалось вполне возможным.
- Слушай,- сказал я Джерри,- ты проплывешь сейчас v ад головой акулы, а когда услышишь, что я снимаю, ударишь ее по морде.
- О'кей..
Я проплыл немного вперед и направился с работающей камерой прямо к голове рыбы, затем повернул вверх к Джерри, который бил ладонью по морде нашей акулы. Славное животное широко раскрыло пасть, и я окончил сцену съемкой внутренней части его беловатой, мясистой глотки.
По поводу этих кадров кинокритик из "Нью-Йорк Тайме", весьма, впрочем, доброжелательный, писал, что съемка, по-видимому, производилась при помощи погруженной в море камеры, без людей. Я хотел бы дополнительно заверить здесь господина Босли Краузера, что его предположение не соответствует действительности. Сцена снималась точно так, как я рассказываю.
Должен также отвергнуть неверное суждение одного немецкого ихтиолога, который утверждал, что мы предварительно оглушили китовую акулу динамитом. Легко доказать, что это было не так. Если бы мы действительно применили взрывчатку, я едва ли смог бы заснять рыб-лоцманов перед пастью китовой акулы и прилипал под ее брюхом. При взрыве они погибли бы первыми.
Я знал, что есть акулы, которых можно испугать криком под водой, и попробовал крикнуть на нашу китовую акулу, но она никак не реагировала. Затем мы взяли один из маленьких кислородных баллонов от наших приборов для ныряния и выпустили газ под давлением в сто пятьдесят атмосфер ей в голову. Китовая акула лишь слегка повернула в сторону. Пожирателю планктона, тем более такому колоссу, можно и не замечать подобных пустяков; он едва ли имеет врагов и к тому же защищен надежной броней.
Лотта, Джерри и я быстро надели наши приборы для ныряния, чтобы в более спокойной обстановке продолжить изучение животного. Однако мы успели лишь попрощаться с ним. Большое тело медленно пришло в движение. Время визита окончилось, невидимые часы подсказывали акуле, что пора откланяться. Ее тело накренилось и уплыло наискось вниз.
С благоговением смотрели мы вслед большому животному. В медленном исчезновении великана было что-то величественное, торжественное. Он удалялся от нас в зияющую глубину, становясь меньше, расплывчатее, и вскоре был виден лишь его хвост, покачивающийся далеко внизу, в темно-синей бездне. Потом в бесконечной дали исчез и он, и пространство снова стало пустынным.
- Сидя в лодке и подкрепляясь сардинами с кисловатым местным хлебом, мы понемногу приходили в себя после пережитого. Мысли устремились через далекую сверкающую морскую гладь в прошлое.
Я вспомнил своих давних товарищей Иорга Велера и Альфреда фон Вурциана в тот день, одиннадцать лет назад, когда мы увидели в Карибском море первую плывущую на нас акулу. Там мы впервые испытали щекочущее чувство от встречи лицом к лицу с неведомым.
Акулы тогда представлялись нам страшными чудовищами из морских приключенческих историй. И все же мы ныряли в этих водах. Мы должны были както сладить с акулами, если хотели достичь цели: ближе изучить чудеса тропического морского дна.
Я начал заниматься подводной охотой в 1937 году на французской Ривьере и создал потом в Вене группу ныряльщиков-энтузиастов. В 1938 году мы сделали первые подводные снимки в Далмации. Уже в следующем, 1939 году мы ныряли и фотографировали во время восьмимесячной экспедиции к вест-индским коралловым рифам. Сделали четыре тысячи снимков, черно-белых и цветных, а также засняли наш первый фильм под водой. Тем самым мы надеялись показать, что здесь открываются новые возможности для научных исследований и что мы не просто приверженцы "сумасшедшего спорта".
До того времени морское дно было известно лишь по пробам, которые доставлялись из глубины тралами и грейферами. Немногие исследователи сами спускались под воду в неуклюжих скафандрах. Но лишь свободно ныряя, можно уподобиться амфибии и плавать вместе с животными, изучая не только их образ жизни, но и их реакции, функции органов чувств и мозговую деятельность.
Отсюда и вытекало мое решение. Я поставил на очередь изучение морских животных и приступил к созданию легкого дыхательного аппарата. Сначала мы экспериментировали со сжатым воздухом, но шум выдыхаемого воздуха пугает рыб. Мы обратились к Штельцнеру - главному инженеру завода Дрегер в Любеке, выдающемуся специалисту в интересующей нас области. По нашей просьбе он приспособил для ныряния спасательный прибор с подводной лодки. В нем мы дышали чистым кислородом, а выделяющаяся углекислота адсорбировалась химическим веществом. Таким образом, дыхание осуществлялось по замкнутому циклу, что не вызывало появления пузырей, и мы могли наблюдать за рыбами в полной тишине.
Во время экспедиции в Грецию в 1942 году эти приборы прекрасно себя оправдали. Мы проникали в глубокие подводные гроты и открывали там еще неизвестную фауну кораллов и губок. Я занимался исследованием законов роста " мшанок (Bryozoa) и благодаря поддержке со стороны общества императора Вильгельма смог продолжать работу на зоологической станции в Неаполе. В своем научном сообщении я указал на широкую применимость нашего метода к различным специальным областям исследования морей.
Меня не покидала мысль о собственном судне. Только с ним могли мы проводить исследования в отдаленных районах, особенно в тропических коралловых морях. На судне должны быть мастерская и научная библиотека, фотолаборатория, помещение для хранения коллекций и снаряжения для нашей подводной работы. Но откуда взять деньги?
Я писал книги, читал лекции. Мы основали институт. В 1943 году я добился своего и смог купить для института стопятидесятитонную моторнопарусную яхту "Морской дьявол", на которой граф Лукнер совершил свое последнее кругосветное путешествие под парусами. Это было как раз то, что нужно.
Но вышло иначе. Нам не пришлось плавать на "Морском дьяволе". Мы расстались с ним в конце войны. От института ничего не осталось, кроме нескольких красивых печатных бланков. Наша маленькая исследовательская группа распалась.
Конец мечтам? Нет. Я был полон решимости начать все сначала. У меня был еще один нырятельный прибор. После долгого ожидания я получил, что было еще важнее, визу. Осенью 1949 года я один уехал в Порт-Судан на Красное море. Спустя восемь недель я смог привезти назад первые черно-белые и цветные подводные снимки этого неизведанного морского района.
Одна из киностудий заинтересовалась организацией более крупной экспедиции, и через три месяца все приготовления были закончены. В январе я вернулся из поездки один, а в апреле мы появились в Порт-Судане уже вшестером.
Теперь все зависело от того, сделаем ли мы хороший фильм. Если бы это удалось, мечта о собственном исследовательском судне стала бы еще раз действительностью.
Но тут выяснилось, что наш профессиональный кинооператор не переносит жару. При пробных съемках на мелководье он внезапно упал в обморок. Потом начались нервные расстройства. Ему обязательно нужно было вернуться домой. Мы оставили его в Порт-Судане ожидать следующего судна, а сами направились в Суакин.
Через неделю пришло известие, что его состояние ухудшилось, и пароходная компания уже не принимала его на борт. Тогда я послал Альфонса Хохгаузера - мы звали его Ксенофоном - назад в Порт-Судан, чтобы организовать отправку больного домой на самолете.
Теперь я сам должен снимать фильм. Наша экспедиция финансировалась авансами киностудии, это налагало большую ответственность. Когда оператор был еще здоров, он успел объяснить мне правила обращения с большой камерой для пленки нормального размера. Сегодня, в решающую минуту, она отказала...
Видение собственного корабля снова растаяло вдали. Мы сидели в весельной лодке длиной в. шесть метров, и перед нами стояла пустая банка изпод сардин. Мечта и действительность были еще очень далеки друг от друга.
Три дня спустя я нырял с Лоттой у входа на рейд Суакина. Было воскресенье. Мы выезжали каждое утро до восхода солнца и безрезультатно бороздили море в поисках китовых акул. Сегодня каждый мог делать что ему хотелось. Ва-вровец и Джерри наняли верблюдов и собирались отправится в пустыню. Ксенофон, возвратившийся из Порт-Судана, решил навести порядок в нашем снаряжении. Лотта и Е выехали с Махмудом. Мне хотелось показать ей, как старым забытым способом можно добывать рыбу одной острогой.
У рифа, где мы бросили якорь, рыб было достаточно. Тем не менее мне не везло, вероятно не хватало тренировки. Рука потеряла гибкость, рыбы вовремя ускользали от удара. Стоило мне нырнуть, как они предупреждали друг друга ударами плавников.
Лотта следила за мной некоторое время, затем поплыла на мелководье и охотилась там с легким воздушным ружьем. Я ожесточенно продолжал свои попытки. У группы высоких коралловых кустов, возвышавшихся у самого края старого фарватера, я заметил хвостовой плавник неподвижно стоящего за скалой луциана. На некотором расстоянии я нырнул до дна и начал осторожно пробираться к кораллам.
Тут хвостовой плавник исчез и на этом месте появилась стройная бурая акула.
С досады я ударил акулу, и в следующий момент она потащила меня за собой. Это была сравнительно небольшая акула - такой же длины, как и я, но полная энергии. Конец гарпуна выскользнул из тела, зацепился за хвост и мог вырваться каждую секунду.
Недолго думая, я подтянулся на веревке ближе и схватил акулу за хвост. Обычно акулы не могут достать головой свой воет, и это место было вполне безопасным. Правда, моя акула составляла исключение. Она ловко изогнулась и через мгновение я почувствовал жгучую боль в правой руке. Я бросился к поверхности, поднял руку вместе с вцепившейся в ее акулой в воздух, и только тогда она меня отпустила, рука выглядела так, словно побывала в мясорубке. Мышца была прокушена до самой кости, и от меня распространять большое кровяное облако.
Я закричал в сторону нашей лодки, которая колыхалась на волнах в какихнибудь трехстах метрах. Махмуд поставил ее на якорь и лег спать, к тому же дул восточный и он все равно не мог услышать меня.
- Что случилось? - крикнула Лотта и поспешно поплыла ко мне.
- Оставайтесь на месте! - крикнул я, боясь, что кровь привлечет больших акул. Я поплыл на мелководье, таща за собой на гарпуне акулу.
Лотта бросила испуганный взгляд на мою руку, потом поплыла рядом со мной, и мы оба стали кричать изо всех сил. На мое счастье, артерия не была задета, иначе я по дороге истек бы кровью. Махмуд услыхал нас, когда мы уже подплывали. Он вскочил, быстро снялся с якоря и начал грести нам навстречу.
Почему я не выпустил гарпун, не знаю. Махмуд втащил акулу в лодку и убил палкой. Мы с Лоттой влезли в лодку с другой стороны. Она дала мне свое толстое мохнатое полотенце, и я крепко перевязал им рану. Но не прошло и минуты, как оно окрасилось в красный цвет. Тогда Махмуд взял пусковой шнур подвесного мотора и перевязал мне руку у плеча.
Теперь не было шнура для запуска двигателя. Наконец, после долгой возни мы двинулись к берегу. Приближаясь спустя двадцать минут к гостинице в Суакине - одному из немногочисленных сохранившихся на набережной зданий этого города руин, мы увидели три незнакомые фигуры, которые помахивали нам с террасы.
После неудачи с акулой мне чрезвычайно повезло. Это был пастор из ПортСудана, совершавший воскресную экскурсию в Суакин вместе со своей женой и ее подругой. Одна из женщин была медсестрой. Они сразу погрузили меня в машину, и мы поехали на перевязочный пункт ближайшего селения. Когда оказалось, что рана серьезна, они немедленно повезли меня оттуда в больницу Порт-Судана.
При укусах акул всегда может быть опасность заражения крови, так как неизвестно, что она ела до этого. К счастью, укус моей акулы был вполне стерильным. Рану зашили, и так как температура не повышалась, меня отпустили на следующий день с огромной повязкой. Правда, я не мог спускаться под воду в течение трех недель.
Новый тяжелый удар для нашей экспедиции! Левой рукой я отстукал свое первое сообщение для иллюстрированной газеты, с которой у нас был договор. То, чмем я там писал, звучало не очень правдоподобно. За четыре дня я держал за хвост двух акул. Первая - длиной в восемь метров стряхнула меня, но после этого мы ехали верхом на ее спине. Другая - длиной в метр восемьдесят и весом в пятнадцать килограммов - едва не отправила меня на тот свет.
БЕЛАЯ СМЕРТЬ
Защита от акул и других склонных к нападению морских животных была основной проблемой всех наших экспедиций. Она была жизненно важна для нас самих, а также для всех других ученых, которым мы хотели рекомендовать наш метод подводных исследований. Если до сих пор тропические моря были закрыты для человека, то основной причиной тому были подстерегающие его под водой опасности.
Должен сразу сказать, что мы никогда не встречали сказочного гигантского кальмара3. Несомненно, некоторые головоногие с восемью и десятью щупальцами дорастают до значительной величины - огромные экземпляры были найдены в желудках кашалотов, но они обитают на большой глубине и, повидимому, редко поднимаются в слои моря, доступные ныряльщикам. Большинство рассказов о борьбе со спрутами необходимо причислить к охотничьим историям. Гигантские спруты, много раз фигурировавшие в американских фильмах, сделаны из каучука и приводятся в движение искусственно.
По вашему мнению, наиболее опасные морские животные-акулы. Правда, их агрессивность сильно преувеличена, но все же они были причиной достаточного количества ранений и смертельных случаев. Их челюсть - один из наиболее убийственных инструментов в животном мире. Акула длиной в четыре метра может начисто откусить руку или ногу, а шестиметровая акула перекусывает человеческое тело пополам.
Челюсть акулы называют "револьверной челюстью". Подобно тому, как в револьвере автоматически заменяются патроны, так и в пасти акулы обновляются зубы. Они образуют несколько расположенных один за другим рядов - когда один ряд стирается, его функции начинает выполнять следующий. Как образуются эти зубы, можно наблюдать у зародышей некоторых видов акул. Это обыкновенная чешуя, вросшая сверху и снизу через края челюстей внутрь пасти и развившаяся там сильнее, чем на теле. В образовании зубов участвует кожа с прилегающей к ней тканью. Из ткани вырастает корень зуба, а из кожи образуется чрезвычайно твердая эмаль. Поскольку чешуя располагается рядами, зубы тоже образуют ряды. У акулы скопления чешуи могут непрерывно превращаться в зубы, поэтому челюсти у нее постоянно обновляются.
По нынешним научным воззрениям, от этих зубов акул - ведут свое начало зубы костистых рыб, земноводных, пресмыкающихся, млекопитающих, а также и зубы человека, В длинном ряду наших прямых и косвенных предков, по-видимому, у акул впервые образовались зубы - акулы "изобрели" зубы. Дальше они передались всем высшим позвоночным, видоизменяясь в связи с теми или иными условиями их жизни. В конечном счете и большие бивни слонов следует считать производными так называемых "плакоидных чешуй" акулы, которые покрывают ее кожу тысячами маленьких зубов.
Некоторые люди испытывают отвращение при мысли, что гордый человек должен иметь в ряду своих предков именно "безобразных" акул. Однако есть и другие доказательства такого родства. В развитии зародыша многих животных повторяются характерные черты их предков. Такие следы далекого прошлого есть и у человека; например, на четвертой неделе у зародыша человека образуются четыре жабры, которые позже исчезают или, вернее, превращаются в другие органы. Современный ныряльщик, который плавает в глуби не с тяжелыми приспособлениями для дыхания, может иногда сожалеть об этой утрате. Человек с жабрами на шее кажется нам, правда, порождением фантазии, однако если бы они у нас действительно были, то мы находили бы их такими же обычными, как наш заостренный нос и странные ушные раковины. Мы восхищались бы симпатичными жабрами красивой женщины, а мода и косметика получили бы еще одну задачу.
Оценка "безобразно" по отношению к природе в высшей степени субъективна. Каждое существо поразительно приспособлено к окружающему миру и к удовлетворению своих потребностей, и ни одно животное в действительности не "безобразно" - даже черви, пауки и мокрицы, тем более такое великолепное животное, как акула. Во время моих первых докладов обычно раздавался смех, когда я называл акул царственными и красивыми, однако и другие подводные охотники и спортсмены-ныряльщики находили их такими же. Вид акулы, легко преодолевающей сопротивление воды, силу тяжести, летящей через морские пространства, производит незабываемое впечатление. И если акулы принадлежат к нашим отдаленным предкам, то нет никакого основания стыдиться такого происхождения.
Зубы - удивительное связующее звено между человеком и акулой замечательны и тем, что могут служить наилучшим признаком для различения видов. Белая акула, самая опасная из всех, называемая "белой смертью", имеет большие треугольные зубы с неровными, как пила, краями. У тигровой акулы, тоже очень опасной, зубы изогнуты и несимметричны. У австралийской серой акулы каждый зуб похож на длинный обоюдоострый кинжал.
Поскольку у акул нет костей, а их скелет состоит из мягких хрящей, зубы - это то единственное, что от них остается после смерти. В глубоководном иле их находят в большом количестве, часть от ныне существующих видов, часть давно вымерших, достигавших иногда огромной величины. В меловом периоде примерно сто тридцать миллионов лет назад - жил предок нынешней белой акулы, который, судя по величине его зубов, должен был достигать длины в тридцатьсорок метров. Он мог целиком проглотить животное размером с вола! Возможно, эти предки живут еще и теперь. Результаты экспедиции "Челленджера" указывают на то, что они существовали сравнительно недавно, разумеется, в масштабе возраста земли. Ведь и простейшую кистеперую рыбу, знаменитого целакантуса, считали вымершим шестьдесят миллионов лет назад. Но в 1938 году у южноафриканского побережья с одного рыбацкого судна совершенно неожиданно выловили живое ископаемое" - кистеперую рыбу латимерию на глубине семидесяти метров. А английский охотник за большими рыбами Митчелл Хеджес рассказывает в своей книге, как у Кубы огромное неизвестное животное порвало его толстый манильский трос, словно нитку.
Мы правильно вели себя в присутствии акул, и поэтому в отчете мне приходится изображать их менее опасными, чем это считалось до сих пор. Все же необходима крайняя осторожность, особенно в тропических морях. Мы еще очень мало знаем о животных глубин. Везде и всегда нужно быть готовым к любой неожиданности.
В те дни мы не были очень осторожными. Когда я сегодня вспоминаю вторую экспедицию в Красное море, порой приходится упревать себя.
После того как моя рука зажила, мы ныряли у затонувшего судна вблизи Ата. Я ознакомился с этим судном еще ар время первой экспедиции. Лет шестьдесят назад оно наскочило во время бури на риф и затонуло на глубине пятнадцати- двадцати пяти метров. В то время как нос был совершенно разбит, корма и средняя часть хорошо сохранились. Палуба лежала почти горизонтально и с годами превратилась в прекрасный коралловый сад.
Я исследовал отдельные виды кораллов и снимал на кинопленку обитающих среди остатков судна рыб. Они и здесь, точно так же как в коралловом рифе, выбрали в качестве места жительства совершенно определенные, соответствующие их образу жизни места. Лотта работала с фотокамерой, а Джерри караулил с гарпуном, чтобы оградить нас от неприятных неожиданностей. У всех нас были легкие кислородные приборы, с которыми можно пробыть на глубине двадцати метров в течение часа.
Когда у меня кончилась пленка, я сделал обоим своим спутникам знак подождать меня и поплыл наверх. Ксенофон сменил пленку. Я вернулся вниз и нашел Лотту одну. Она сидела на корточках на большой железной плите и была растерянна. Заметив меня, она подала знак, что хочет немедленно подняться наверх. Я поплыл с ней. У лодки пришлось помочь ей снять дыхательный прибор. С глубоким вздохом облегчения она перевалилась через борт.
- Что случилось? - спросил я.- Где Джерри?
- Ах... он скоро вернется. Он увидел рыбу и поплыл за ней.
- Ну а вы?
- А, ничего особенного... Я чувствую себя теперь гораздо лучше. Но в то мгновение я так испугалась, что почти не могла двигаться. Увидев, что Джерри уплывает, я еще подумала: "Лишь бы теперь не появилась акула!" Я повернулась - и вот... одна уже была здесь. Я думаю, она была длиной метра в три. У нее были страшно коварные глаза! Она плыла прямо на меня и повернулась налево, чтобы осмотреть меня правым глазом, затем направо, созерцая меня левым глазом. Далее если бы я хотела, я не смогла бы двигаться. Все во мне застыло. Но, может быть, она хотела просто осмотреть меня?
- Теперь вы получили боевое крещение,- попытался утешить ее и извиниться за нас.
Она снова слегка улыбнулась:
- Да, но при этом мне было не по себе!
Я подумал о родителях Лотты, доверивших мне дочь и отпустивших ее в это необычное путешествие, и мне тоже стало не по себе. Три года назад Лотта сдала экзамен на аттестат зрелости и, интересуясь биологией, поступила в наш институт ассистенткой. Я тогда и понятия не имел, что она втайне готовится сама участвовать в экспедиции. Она упражнялась в нырянии и фотографировании и я в конце концов взял ее. Теперь, в суровых экспедиционных условиях, она удивляла нас своим мужеством и выдержкой. По прибытии в Порт-Судан я сказал ей: