– Я ничего плохого не делала, только разговаривала с ним!
   – Ты замужняя женщина, – заявил сэр Фингел, скре­стив руки на груди, – и не должна разговаривать с холос­тыми парнями, да еще такими красавчиками. Почему ты не сидишь рядом со своим мужем и не разговариваешь с ним?
   – Потому что он ничего не знает о детях моего брата Дайермота, а Лайам знает. Он некоторое время жил в Клахтроме, до того как уехал с Сигимором в Дейлкладач. В мо­настыре он много чему научился, а когда покинул его, при­ехал к Дайермоту и стал учить его детей.
   – Если в Клахтроме он был таким желанным и полез­ным гостем, почему они его отпустили, а? Ха! – злорадно воскликнул сэр Фингел, заметив, что Фиона покраснела. – Я тебе скажу почему, но думаю, ты и сама догадываешься. Твоему брату надоело смотреть на смазливого юнца и захо­телось отослать его подальше от своей жены.
   – Какая глупость! Илза и Джиллиан никогда бы не ста­ли изменять своим мужьям и я тоже. Эван по крайней мере это понимает. Он не возражал против того, чтобы я разго­варивала с Лайамом. – Однако в глубине души Фиону не­сколько задело то, что Эван не выказал в отношении нее никакой ревности в отличие от обоих ее братьев, которые ужасно ревновали своих жен, хотя и знали, что те их обожа­ют. – Но хватит о Лайаме. Ты поговорил с Сигимором? – Сэр Фингел хмыкнул, оттого что она так внезапно сменила тему разговора, и Фиона с трудом сдержала улыбку.
   – Немного, – буркнул он. – Хороший парень, только немного странный.
   Слова сэра Фиигела о том, что кто-то может быть стран­ным, позабавили Фиону, однако она лишь кивнула:
   – Это верно. К нему нужно привыкнуть. И тем не ме­нее он будет хорошим союзником.
   – Да. Эван прав, союзники нам нужны. И теперь он сможет встретиться лицом к лицу с врагом, зная, что за его спиной стоят два клана. Теперь они станут к нему прислу­шиваться. Может быть, в следующий раз, когда кому-то из моих сыновей понадобится куда-то ехать, он сделает это спокойно, а не будет красться от куста к кусту либо брать с собой полдюжины хорошо вооруженных людей.
   И Фиона вдруг поняла: сэр Фингел наконец-то осознал, что его клан уже давно находится в полной изоляции, и это стало его беспокоить. Должно быть, наблюдая за тем, с ка­кой тщательностью люди его клана готовятся к поездкам, когда в таковых возникает нужда, сколько оружия они с собой берут, он в конце концов пришел к выводу, что все это происходит из-за его необдуманных слов и действий. Одни люди с возрастом становятся жестче, а другие – муд­рее. И ей очень хотелось надеяться, что сэр Фингел отно­сится к числу последних.
   Час спустя Фиона почувствовала, что устала слоняться по большому залу. Спокойно сказав Эвану, что идет отды­хать, она поцеловала его в щеку, а когда Сигимор шутливо заявил ей, что она им пренебрегает, смеясь, поцеловала и его. Она направилась к двери, ощущая на себе пристальный взгляд Эвана. Похоже, скоро ей придется признаваться в том, что она беременна. И не потому, что Эвану не понравилось, что она поцеловала Сигимора, просто она заметила, что не­свойственная ей усталость не укрылась от него.
   Войдя в спою комнату, Фиона, тихонько чертыхаясь себе под нос, начала стелить постель. Была еще одна причини, по которой ей не хотелось говорить Эвапу, что он скоро станет отцом. Если он так трясся над ней, когда спас из рук Мензиса, то страшно подумать, как он станет себя вести, когда узнает, что она носит его ребенка. Он будет ходить за ней по пятам, не давая ни минуты покоя.
   – Ты бы лучше прекратил целовать мою женуг – бро­сил Эван Сигимору, налипая эля.
   Сигимор хмыкнул:
   – Да она меня просто клюнула в щеку, а не поцеловала. И потом, девушка должна время от времени чувствовать, что мужчина обращает на нее внимание.
   – Не думаю, чтобы Фиона когда-нибудь страдала от отсутствия мужского внимании.
   – Еще как страдала, После того как на щеках ее по­явились шрамы. Джиллиан мне об этом рассказывала. Многие мужчины, которые ухаживали за Фионой до того, как лицо ее обезобразили шрамы, нашли себе другие объек­ты для обожания, настоящих красавиц, естественно. На­шлись и такие, которые смотрели на нее с ужасом, словно она прокаженная. Конечно, Фиона не настолько тщеслав­на или глупа, чтобы поверить, когда ей говорят, что она писаная красавица. Однако Джиллиан считает, что Фиона вбила себе а голову, что ее шрамы уродливее, чем они есть на самом деле.
   – Какие же мужчины дураки, – пробормотал Эван, и Cигимор кивнул.
   Эвану знакома была боль, которую испытываешь, видя, как люди отворачиваются, взглянув на твое обезображен­ное шрамами лицо. И молодой красивой женщине наверняка было в тысячу раз больнее. По правде говоря, он по­дозревал, что отсутствие тщеславия у Фионы лишь услож­няло ее жизнь. Она была вынуждена признавать, что очень немногие люди замечали в ней не внешнюю, а внутрен­нюю красоту. А поскольку была умной женщиной, навер­няка видела, что те немногочисленные комплименты, ко­торыми ее награждали, говорились не от чистого сердца. «Перестанет ли она наконец испытывать эту боль, и хва­тит ли у меня умения и сил помочь ей?» – с грустью поду­мал Эван.
   Когда он отправился в постель, то был уже довольно пьян. «Может быть, и к лучшему, что Фиона крепко спит», – мельк­нула в голове у него мысль, когда он улегся с ней рядом, иначе он вполне мог бы опозориться, если бы решил занять­ся с ней любовью. Он притянул ее к себе, теплую, мягкую, и удовлетворенно вздохнул, когда она прошептала во сне его имя.
   Все шло настолько хорошо, что Эван даже ощутил смут­ное беспокойство. Отец, похоже, наконец-то превращается из ребенка во взрослого человека. Может быть, злость и боль, которые он носил в себе долгие годы, начали посте­пенно покидать его, после того как он рассказал всю прав­ду о своем прошлом, Эван был уверен, что когда отец уз­нал, что его ребенок не умер, с души его свалился тяжелый груз, о существовании которого Эван даже не подозревал. С тех пор как в замке появилась Фиона, отец очень изме­нился, причем изменился к лучшему, и Эван чувствовал, что после сегодняшнего разговора эти перемены еще более усилятся. Наконец-то отец сможет поставить на своем прош­лом крест.
   Воссоединение с Камеронами принесет их клану ог­ромную пользу, хотя к Сигимору не так-то просто будет привыкнуть. Эвана мало радовало, что в Скарглас теперь то и дело будут приезжать крупные, сильные, красивые мужчины, однако он понимал, что прилетел с этим сми­риться. Ecли он хочет иметь союзников. А иметь их Эван очень хотел, если судить по тому, что рассказал ему Сигимор, встреча с Макенроями, которая ему еще предсто­ит, тоже будет непростой равно как и с их многочислен­ными родственниками. Но если Сигимор прав, как толь­ко Джиллиан признает его своим, ее поддержат все Мюрреи, а родни у них полным-полно. Конечно, с Макенроямии Камеронами из Дабхайдленла союз будет крепче, однако приятно сознавать, что в случае необхо­димости можно обратиться за помощью не к одному кла­ну, а к очень многим.
   Подобные перемены открывают большие перспективы и для его братьев. Конечно, жизнь в Скаргласе неплоха и станет еще лучше, когда враги поостерегутся на них напа­дать, зная, что у них столько надежных союзников. Теперь братья смогут без опаски выезжать из замка, а это открыва­ет для них новые возможности. Может быть, некоторые из них даже найдут себе богатых невест, которые в качестве приданого принесут в семью земли и деньги либо укрепят союз Макфингелов с другими кланами.
   Никогда еще жизнь не сулила таких благ. Даже не ве­рится, что его ожидает столько перемен к лучшему. Он кос­нулся щекой мягких волос Фионы и приказал себе не бу­дить лиха, пока спит тихо. У него красивая, страстная жена, отец становится мягче и терпимее, две половинки семьи Камеронов воссоединились, у него появились союзники, о которых он всегда мечтал. Жизнь прекрасна. Остается лишь наслаждаться ею. Эван закрыл глаза, притянул к себе Фиону еще ближе и, заставив себя не думать о плохом, попы­тался заснуть.

Глава 17

   Напрасно Эван заставлял себя не думать о плохом, в десятый раз перечитывая безграмотно написанную запис­ку, которую держал в руке. Неужели вчера вечером он счи­тал, что жизнь прекрасна и сулит ему лишь блага? Кажется, с тех пор прошла целая вечность. А сегодня зловещий при­зрак прошлого, подкравшись незаметно, уже протянул руки, грозя отобрать его счастье.
   Хелена родила ему ребенка, по крайней мере так утверж­далось в записке. И этот ребенок живет сейчас с пожилой парой в одном из маленьких домишек, в изобилии разбро­санных по его, Эвана, землям. Удивляло не то, что Хелена бросила их ребенка, а то, что она сделала это спустя столько лет.
   Выйдя из комнаты, в которой обычно работал над гросс­бухом, Эван отправился на поиски Грегора. Это внезапное появление ребенка, о существовании которого он и не до­гадывался, было крайне подозрительно. Хелена принадле­жала к клану Греев и однажды уже предала его. Вполне вероятно, что никакого ребенка она не родила – по край­ней мере от него, – а ложь эта ей нужна, чтобы заманить его в ловушку.
   Грегора он обнаружил в его спальне с молоденькой слу­жанкой, с которой братец явно намеревался поразвлечься. Отослав девушку, Эван укоризненно взглянул на Грегора и покачал годовой. «Похоже, пора уже изыскать способ убе­речь женшин, работающих в замке, от посягательств Грего­ра и других мужчин, – решил он, – иначе ни о чем, кроме развлечений, эти олухи и думать не будут».
   – Не смотри на меня так сурово, – проговорил Грегор и улыбнулся. – Она и сама была не прочь.
   – Не сомневаюсь, – ответил Эван. – Мейзи любит одаривать мужчин своей благосклонностью. Поэтому у нее уже трое детей. Ты собрался сделать ей еще одного неза­коннорожденного? – Грегор удивленно взглянул на него, и Эван понял, что злость и беспокойство, вызванные соб­ственными проблемами, заставили его повысить на брата голос. – Я только что получил послание, которое испор­тило мне настроение. Оно как раз касается незаконнорож­денных детей.
   Прочитав записку, Грегор выругался:
   – И ты этому веришь?
   – И да, и нет. Очень может быть, что она и в самом деле родила от меня ребенка, хотя я старался сделать нее возможное, чтобы этого не случилось. Но сам понимаешь, всякое бывает.
   – Тогда почему она тебе никогда об этом не говорила? Почему не привезла его сюда? Быть того не может, чтобы Грей захотели оставить у себя твоего ребенка.
   – Я тоже так считаю. Но если это правда и если этот ребенок провел семь лет среди моих врагов, можно только догадываться, какой тяжелой была его жизнь. По правде говоря, меня удивляет, почему его не убили, как только он родился. Грей считают, что всех Макфингелов следует унич­тожить. Сомневаюсь, что они пощадили бы ребенка, даже если в его жилах текла кровь Хелены.
   – Значит, это ложь и ловушка.
   Подойдя к окну спальни Грегора, Эван уставился в него отсутствующим взглядом.
   – Боюсь, что да, но я должен в этом убедиться, верно? Что, если и том доме и в самом деле живет мой сын? Не могу же я его там бросить теперь, когда узнал о его суще­ствовании.
   – Тогда пошли туда несколько человек и прикажи им забрать мальчика и привезти сюда, – предложил Грегор.
   – И познакомить его с Фноной? Грегор вновь чертыхнулся.
   – Не думаю, что она будет к нему чересчур сурова, ведь он не виноват в том, что родился на свет. И потом, она же знает, что с Хеленой ты встречался целых восемь лет назад.
   – Все не так просто, – заметил Эван и вновь повернул­ся к Грегору лицом. – Фиона слышала о Хелене, так что нет никакой нужды скрывать от нее мою старую связь. Но вот что касается ребенка… Когда женщина узнает, что у другой женщины от ее мужа родился ребенок, она может себя повести очень странно. Мы, мужчины, воспринимаем это лишь как ошибку, даже если любим этого ребенка, а вот женщины видят в его рождении нечто большее: доказа­тельство того, что между ее мужем и соперницей установи­лась незримая связь. Может быть, ты не помнишь, какие скандалы закатывали отцу его жены, когда узнавали о его очередном незаконнорожденном ребенке, а я помню. Рож­дение внебрачных детей они считали для себя огромным оскорблением, гораздо большим, чем его связь с какой-то женщиной.
   Грегор поморщился – слова Эвана вызвали у него не­приятные воспоминания, – потом вздохнул.
   – Насколько я понял, ты сам собрался пойти в этот дом?
   – Да. Если это ловушка, я не хочу, чтобы в нее попали мои люди. А если это правда и Хелена в самом деле держит там моего сына, я должен его увидеть. Я не могу принять решения, пока не увижу ребенка и не удостоверюсь, что он мой сын.
   Грей А ты уверен, что сможешь в этом удостовериться?
   Грей Да. Мы, Макфингелы, рождаемся удивительно похо­жими друг на друга. Даже у малыша Неда, сына Мэб, черты лица такие, как у тебя и у меня, хотя волосы светлые. И отец прекрасно знает, что он его сын, несмотря на все его брюзжание. Так что моя задача – не попасться в ловушку, которую, вполне вероятно, для меня приготовили.
   – Я пойду с тобой, – заявил Грегор, надевая башмаки. – Если нас будет только двое, мы сможем незаметно подобрать­ся к домику и хорошенько оглядеться по сторонам, не подсте­регает ли нас опасность. Я знаю это место, там полно укры­тий. Нам с тобой останется лишь решить, где оставить лоша­дей, чтобы оттуда пробираться пешком.
   Эван кивнул:
   – Да, нужно выработать план действий. Я, как только узнал, что у меня, быть может, есть ребенок, похоже, со­всем голову потерял. Ни о чем другом думать не могу.
   Грегор успокаивающе похлопал его по спине и, напра­вившись к двери, проговорил:
   – Ничего, что-нибудь придумаем. Однако если ребенок все-таки существует, объясняться с Фионой тебе придется самому.
   «А вот это, – подумал Эван, – меня больше всего и беспокоит». Он уже достаточно хорошо изучил Фиону, что­бы почти не сомневаться – она примет ребенка, полюбит его и ни словом не упрекнет мужа в том, что у него когда-то была любовница, которая родила ему сына. Однако крохот­ная доля сомнения у него все же осталась. И Эван очень беспокоился, что, узнав о существовании ребенка, Фиона может, сама того не желая, отдалиться от него, и тогда им придется вновь налаживать с таким трудом созданные теп­лые отношения.
   Эван решил поразмыслить обо всем этом позднее, а сей­час надо придумать, как им с Грегором выехать из Скаргласа вдвоем, а не в сопровождении полудюжины вооружен­ных мужчин. Ведь если Грей приготовили для них ловушку, они наверняка будут поджидать именно группу людей, пре­красно зная, что ни один Макфингел не станет разъезжать по окрестностям в одиночку или вдвоем. Сказав, что им нужно съездить в деревню, Эван с Грегором оседлали ло­шадей и поскакали именно в этом направлении, чтобы никто не заподозрил их во лжи, но, как только почувствовали, что их уже никто не видит, повернули в другую сторону. Доб­равшись до леса, Эван с Грегором облегченно вздохнули, зная, что теперь даже сторожевые на башнях замка не смо­гут их заметить, если они будут оставаться в тени.
   До коттеджа было еще довольно далеко, когда они спе­шились, решив остаток пути проделать пешком. Все-таки они с Грегором молодцы, подумал Эван: пробирались по лесу и ползком преодолевали поляны с такой ловкостью, что отец наверняка лопнул бы от гордости. Наконец они остановились у какой-то полуразрушенной каменной сте­пы, расположенной неподалеку от коттеджа, и, прячась за ней, стали оглядываться по сторонам.
   – Я ничего не вижу, – проговорил Грегор. – И по дороге ничего не заметил.
   – Я тоже, а Грей никогда не отличались умением пря­таться, – сказал Эван.
   – Верно. Кроме того, если бы они так хорошо спрята­лись, что мы их не увидели, мы были бы уже покойниками либо пленными.
   А уже в следующий момент Эван замер; из коттеджа вышел сгорбленный седой старик. Дверь он оставил широ­ко открытой, и ни одного мужчины Эван в доме не увидел. Коттедж был маленький – всего одна комната с альковом, где стояла кровать – и хорошо просматривался. Даже если бы кто-то и захотел спрятаться, он бы просто не нашел для этого места. Да и чердака в этом коттедже тоже не было.
   – Старый Робби ведет себя совершенно спокойно, слов­но ничего плохого не произошло, и я не вижу в доме нико­го, кроме старухи. Правда, мне кажется, за столом сидит ребенок, но я в этом не уверен, слишком темно, – заметил Грегор. – Подождем еще или пойдем?
   – Пойдем. В доме никого нет, кроме старого Робби и его жены. – Эван встал, однако замешкался.
   – Передумал? – спросил Грегор.
   – Нет, я должен идти, верно? Просто я готовлюсь к тому, что меня ожидает. Конечно, я не был обрадован, что у меня где-то есть ребенок, однако теперь буду разочаро­ван, если его здесь не окажется.
   – Думаю, я тебя понимаю. – Грегор перелез через сте­пу и направился к коттеджу. – Есть лишь один способ ре­шить эту проблему. – И он направился к старому Робби, на ходу окликнув его.
   Эван глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и последо­вал за Грегором. Поздоровавшись со стариком, Эван почув­ствовал, как внутри у него все сжалось от страха. Старик Робби пристально взглянул на него и кивнул, словно отве­чая на его немой вопрос: является ли находящийся в кот­тедже мальчик его сыном. Выпрямив спину, он последовал за стариком в дом.
   – Вот он. – Старик Робби указал грязным крючкова­тым пальцем на мальчика, который сидел за столом и ел овсяную лепешку.
   Одного взгляда на него оказалось достаточно, чтобы Эван вес понял и чертыхнулся. Подойдя к столу, он уселся на скамью напротив мальчугана. Тот спокойно смотрел ему прямо в глаза. Он был красив – в Хелену, подумал Эван, – однако не настолько, чтобы назвать его смазливым. Густые черные волосы доходили до остреньких лопаток – еще одно подтверждение принадлежности к клану Макфингелов.
   Целая буря чувств взметнулась в душе Эвана, он с радо­стью схватил кружку с элем, которую старый Робби поста­вил перед ним на стол, и поспешно сделал несколько боль­ших глотков, пытаясь успокоиться. Если бы сейчас в ком­нату вошла Хелена, он бы задушил ее голыми руками. Как она могла так поступить? Как посмела не сказать о том, что родила от него сына? Почему не отправила мальчика к отцу? Нужно было давным-давно это сделать! А сейчас ребенку уже восьмой год, и он смотрит на него, Эвана, таким за­травленным взглядом, что сердце щемит. В то же время при взгляде на пего в душе поднимается теплая волна: ведь этот мальчуган его плоть и кровь, часть его самого, такая же, как рука или нога, И все-таки Эван не мог избавиться от беспо­койства. Как он скажет о том, что у него есть сын, Фионе? Как привезет мальчугана домой?
   – Как тебя зовут, мальчик? – спросил он, когда Грегор подошел к двери и остановился на страже.
   – Мальчик.
   – Ты уверен? Странное имя. А может быть, тебя назы­вают еще как-то?
   – Ублюдок. – Он взглянул на пожилую чету. – Они меня зовут Мальчик, и мне это имя нравится больше, чем Ублюдок.
   В груди Эвана поднялась такая волна злости, что ему пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы пога­сить ее. За спиной раздалась сдавленная ругань: похоже, Грегор тоже не выдержал. Мальчуган с испугом взглянул на Эвана, и он понял, что злость, охватившая его, от ребенка не укрылась, и попытался взять себя в руки. Он потом даст волю своему гневу и обратит его на ту особу, которая его заслужила.
   – Мы найдем тебе другое имя. Ты, случайно, не зна­ешь, тебя крестили?
   – Нет. Я слышал, как об этом говорили. Я проклят и отправлюсь прямо в ад, и меня нельзя будет похоронить в священной земле, и дьявол украдет мою душу, если уже не украл, и…
   – Довольно! Довольно! Хватит! Этого больше чем дос­таточно, – шепотом прибавил Эван и взглянул мальчику прямо в глаза. – Меня зовут Эван Макфингел. Я лэрд Скаргласа. Тебе знакомо это имя? Парнишка кивнул:
   – Ты тот, кого ненавидит моя мама. – Он нахмурился, – По-моему, тебя многие ненавидят. Например, Хью.
   – Мне на это наплевать. Знаешь, я твой отец. – Он спокойно сидел, давая мальчику возможность хорошенько рассмотреть его. Слишком хорошо знакомые глаза ребенка начали медленно расширяться.
   – Ты и в самом деле на меня похож.
   – Верно, только ты красивее. А тот мужчина, что стоит у двери, твой дядя Грегор.
   – Мама говорила, что вас, проклятых Макфингелов, полным-полно.
   – Это так. А твоя мама сказала тебе, почему не отпра­вила тебя ко мне? – На глаза мальчугана навернулись сле­зы, и Эван едва сдержался, чтобы не броситься к нему. И слава Богу, что Кейт, жена старика Робби, успела первой подскочить к ребенку, решил Эван: все-таки он мальчику совсем чужой.
   – Она сказала, что я ей до смерти надоел, – прошептал мальчуган. – Я сказал, что могу пожить с Мэри, которая меня любит, а она сказала, что видеть меня больше не хочет и собирается послать меня туда, где ей уже никогда не при­дется на меня смотреть.
   – Я обнаружил его на пороге моего дома вчера на рас­свете, – проговорил старик Робби. – На плечи его было накинуто тоненькое одеяло, а в руке он держал записку. Мы с Кейт грамоте не обучены, а потому понятия не име­ли, что делать с мальчишкой. А потом, перед тем как мы уложили его спать, он прочитал нам ее, и мы поняли, к кому его собирались отправить. И я послал к вам парня с этой запиской.
   – Значит, ты немного умеешь читать? – спросил Эван мальчика.
   – Немного. Мэри меня научила.
   – А кто такая Мэри?
   – Самая младшая сестра Хью. Он ее тоже не любит. Знаешь, она хромает, потому что он как-то раз столкнул ее с лестницы, и она сломала ногу. Я сказал ей, что мне ее жаль, а она сказала, что я не должен ее жалеть, ведь она сломала всего лишь ногу, а могла и шею.
   «О Господи!» – подумал Эван. Его мальчик провел семь лет в аду! Эти Грей еще хуже, чем он о них думал. Интерес­но, кто-нибудь из них будет ему благодарен, если он убьет их лэрда? А именно это он твердо намерен сделать. Во вся­ком случае, Мэри должна быть ему благодарна.
   – Я теперь пойду с тобой? – спросил мальчуган. Эван поморщился:
   – Не сегодня. Я совсем недавно узнал о том, что ты жи­вешь на белом свете, парень. Твоя мама никогда мне о тебе не говорила. Я не был уверен, что обнаружу тебя здесь и что ты действительно мой сын. Теперь я это знаю точно и должен вернуться в Скарглас и подготовиться к твоему приезду туда.
   – И придумать мне имя?
   – Да, у тебя будет имя, и я прослежу за тем, чтобы тебя окрестили.
   Глаза мальчугана расширились, в них блеснула робкая надежда.
   – И мне можно будет спать в замке?
   – Конечно, – ответил Эван и не удивился, что голос его дрогнул: он с трудом сдерживался, чтобы не распла­каться, понимая, что это было бы не по-мужски. – Скоро, мальчик. Обещаю тебе, это будет скоро.
   Заверив пожилую чету в том, что скоро им привезут продукты, Эван легонько потрепал мальчика по волосам и, выскочив из коттеджа, почти бегом помчался к лесу, слыша за спиной топот Грегора. Оказавшись наконец в тени дере­вьев, Эван остановился и уставился невидящими глазами на солнечные блики, играющие на листьях деревьев, пыта­ясь справиться с острым желанием тотчас же добраться до Хелены и Хью и убить их.
   – Ты не можешь пока их убить, – послышался за спи­ной у него голос Грегора. Эван обернулся: облокотившись о ствол дерева, брат изучающе смотрел на него.
   Поразившись тому, что Грегор читает его мысли, Эван с горечью заметил:
   – Она даже не дала ему имени. Что это за женщина, которая рожает ребенка и никак его не называет?
   – Мы же все прекрасно знаем, что Хелена сука, хо­лодная, злая, готовая на любое предательство. Не трави себе душу, Эван. Единственное, что ты можешь сейчас, – это придумать способ убийства Хелены и Хью. – Грегор поморщился. – Мне даже думать страшно о том, что мож­но убить женщину, но, видит Бог, она этого заслуживает.
   – А кто станет лэрдом, если Хью умрет?
   – Думаю, следующий сын, которого зовут Уоллас. А что?
   – Мне нужно узнать о нем все. Считай, что Хью уже мертв. Это лишь вопрос времени. Интересно, после смерти этого ублюдка мы сумеем наладить дружественные отноше­ния с новым лэрдом? У Хью есть сыновья?
   – Нет. Во всяком случае, мне о них ничего не известно. Ты знаешь, что он женился на Хелене? – Эван кивнул, и Грегор продолжал: – Может быть, поэтому с твоим сыном так бесчеловечно обращались? Насколько я знаю, Хелена не родила ему ребенка. Ни дочери, ни сына, о котором он так мечтает.
   Эван направился к тому месту, где они оставили лоша­дей.
   – Пора узнать о нашем противнике все, что только мож­но. Поскольку его сестра Мэри, похоже, хорошая женщина, очень может быть, что не все представители клана, а лишь Хью относится к нам с ненавистью. Я знаю, что его отец очень сердит на нас за то, что ему не достался Скарглас, но я не припомню, чтобы раньше между нашим кланом и Греями велись кровопролитные сражения по этому поводу.
   – Может, ты и прав. Поговори с нашим отцом. На­сколько мне известно, смертельная вражда с Греями нача­лась с тех пор, когда во главе клана встал Хью. В то время я был еще зеленым юнцом и не слишком прислушивался к разговорам, которые велись по этому поводу. А вот сейчас припоминаю, что много лет назад произошла резня, в кото­рой погибло много женщин и детей из клана Греев. И нача­лась она вскоре после того, как Хью стал лэрдом. Этот че­ловек умеет так ловко разжечь в людях ненависть и злость, что нашему отцу и не снилось.
   – Во мне разжечь эти чувства ему точно удалось, – заметил Эван. – До сих пор мы от него оборонялись, защи­щали наши жизни и земли, а теперь я хочу его уничтожить. И для начала надо узнать о Греях как можно больше.