Хауэлл Ханна. Бесстрашный горец

   – Эвана нужно крепко привязать к лошади, – заметила она. – Дорога до Скаргласа неблизкая, да и спина его в ужасном состоянии.
   – Давайте посадим его позади меня, – предложил Си­гимор. – Он обнимет меня руками за талию, а запястья свяжем вместе. Если у него вдруг закружится голова, он не упадет.
   – У меня не закружится голова, – возразил Эван, но Сигимор лишь улыбнулся.
   Помогая Эвану встать на ноги, он мельком взглянул на его спину и поморщился:
   – Эта особа любила стегать хлыстом. За что она так тебя ненавидела?
   – Она обвинила меня в смерти ее матери и сестры, – сказал Эван, тяжело опираясь на руку Сигимора, который повел его к лошади – Саймон как раз выводил ее на поля­ну. – Но, насколько я могу судить по ее рассказу, ее отец сошел с ума, убил жену и дочь, а потом покончил жизнь самоубийством. Мне кажется, Хелена и сама это подозре­вала, но в тот день на Греев напали Макфингелы, и она решила обвинить нас.
   – А Хью хотелось заполучить Скарглас.
   – Да, но у него тоже все в голове перепуталось, и в результате он обвинил меня во всех смертных грехах и ре­шил расправиться со мной. – Видя, что Фиона отстала на несколько шагов и разговаривает с Саймоном, Эван спро­сил Сигимора: – А где те люди, которые жили в коттедже? Слава Богу, Хью о них забыл.
   – Ты имеешь в виду стариков и своего сына?
   – Черт подери! Фиона видела мальчика?
   – Он и старики в Скаргласе. Нужно было тебе сказать Фионе о ребенке, Эван.
   – Я сам только три дня назад узнал, что у меня есть сын. Я пытался придумать, как потактичнее рассказать о нем Фионе.
   – Что ж, теперь, пока ты будешь выздоравливать, у тебя будет время придумать, как ее успокоить.
   – Она очень рассердилась? Ну, конечно, рассердилась. Нелегко женщине узнать, что у ее мужа есть незаконно­рожденный ребенок, и принять его.
   – Она рассердилась на тебя вовсе не за то, что у тебя есть незаконнорожденный сын. У ее брата Дайермота их пятеро. Кроме того, Фиона прекрасно понимает, что все это произошло до того, как вы с ней встретились, что в то время она сама была еще девчонкой. Она разозлилась, что ты ей ничего не рассказал. Наверное, ей еще и больно от этого.
   – А ты, случайно, не знаешь, как мне загладить свою вину? Может, поунижаться перед ней, но так, чтобы она этого не заметила? – спросил Эван и, когда Сигнмор рас­хохотался, вздохнул.
   Когда Эвана усадили наконец на лошадь, заставили об­хватить Сигимора руками за талию и связали запястья, он понял, что ошибался: скоро у него наверняка закружится голова, и он потеряет сознание. В этот момент к нему подо­шла Фиона и дрожащей рукой принялась поглаживать его по ноге. Взглянув на нее, Эван увидел на лице ее гораздо более глубокие чувства, чем просто забота о муже, которую проявляет послушная жена.
   – Со мной будет все в порядке. Фиона, – проговорил он. – Садись на свою лошадь и поедем. И подтяни платье, у тебя соски видны.
   Он едва не расхохотался, когда Фиона вспыхнула, под­дернула платье и, окинув его яростным взглядом, поспеши­ла к лошади. Конечно, было бы лучше вытянуть из нее не­сколько ласковых слов, пока она находится в таком рас­слабленном состоянии, однако Эван понимал, что сейчас для этого не самое удачное время. Остается утешать себя тем, что Фиона испытывает к нему нежные чувства. Это было видно по ее лицу, по полным слез глазам. Потом, когда он выздоровеет, он попытается изыскать способ заста­вить ее признаться в том, что она его любит. Взгляд, кото­рым смотрела на него Фиона, вселял в него надежду, одна­ко ему требовалось и словесное подтверждение. Это была последняя трезвая мысль, которая его посетила. После того как Сигимор стегнул лошадь и они поскакали, спину прон­зила такая острая боль, что перед глазами Эвана все поплы­ло, и он потерял сознание.

Глава 20

   — Здравствуй, папа.
   Эван осторожно открыл глаза и взглянул на маленького мальчика, стоявшего у кровати. А в следующую секунду он почувствовал, что нестерпимая боль в животе и спине, ко­торая его мучила, исчезла. Он плохо помнил, как оказался в своей кровати и кто за ним ухаживал. Что-то подсказыва­ло ему, что прошло немало времени с тех пор, как он поте­рял сознание на обратном пути в Скарглас.
   – Здравствуй, Мальчик, – ответил он, чувствуя, что в горле так сильно першит, словно он наелся песка.
   – Меня теперь зовут не просто Мальчик. У меня есть имя.
   В голосе мальчугана звучали такая гордость и радость, что Эван невольно улыбнулся.
   – И как тебя зовут?
   – Сайаран Макфингел, или Сайаран Камерон. Сигимор с дедушкой все еще об этом спорят.
   – И то, и другое отличные имена. И кто тебе дал имя?
   – Моя новая мама. Она даже привела священника, и он меня окрестил, как полагается. Она хотела, чтобы и ты при этом был, но ты болел.
   – И долго я болел?
   – Очень долго. Мама и Мэб заставляли тебя пить ле­карства и мазали твою спину какой-то грязью, – ответил Сайаран.
   – Очень мило с их стороны. Слушай, Сайаран, ты не мог бы принести мне попить?
   – Я это сделаю.
   Бросив взгляд в сторону двери, Эван увидел, что в комнату вошла Фиона с кружкой в руке. Протянув Эвану круж­ку с прохладным сидром, она уселась на краешек кровати. Лицо ее было спокойным, пожалуй, даже чересчур спокой­ным. Да и прикосновение ее руки, когда она поддерживала голову Эвана, чтобы помочь ему напиться, было отнюдь не ласковым. Вне всякого сомнения, Фиона была на него сер­дита.
   – Сколько времени я болел? – спросил Эван, выпив всю кружку.
   – Три дня. – Фиона встала с постели и подошла к Саиарану. – Сначала я хотела дождаться, пока ты при­дешь в себя, чтобы вместе придумать имя нашему сыну и окрестить его, но почувствовала, что не в силах ждать больше одного дня. Да и это оказалось нелегко. Твой отец пообещал ему, что после того как ты поправишься, мы устроим большой праздник, на котором его официально представят всем дядям и кузенам и его имя занесут в Книгу.
   – Ах, в Книгу… – Эван улыбнулся Саиарану. – Это очень важное событие, когда твое имя заносят в большую Книгу, – пробормотал он, мысленно представив себе гроссбух, в который отец заносил сведения о своих сыновь­ях и их сыновьях: дату рождения, крещения, имя матери и прочую информацию, которую ему удавалось собрать. О своих дочерях он тоже делал записи, однако у него было всего три дочери, а сыновей – видимо-невидимо. – Я очень рад за тебя, Сайаран. Но мне кажется, ты не дожи­даешься официальной церемонии, чтобы со всеми позна­комиться.
   – Да. Лучше знакомиться с ними по одному, – заявил мальчуган очень серьезным голосом. – Их так много, и мне хочется запомнить, как их всех зовут. Очень важно знать, какое у человека имя.
   – Конечно. – Внезапно Эван почувствовал, что ему срочно необходимо облегчиться. – Нет ли поблизости кого-нибудь из моих братьев? Мне нужна их помощь.
   – Сейчас кого-нибудь позову, – пообещал Сайаран и, подбежав к двери, распахнул ее. – Эй, кто-нибудь из бра­тьев, подойдите сюда! – закричал он на весь замок. – Мой папа хочет писать!
   – О Господи! – прошептал Эван, разрываясь между смущением и желанием расхохотаться. Взглянув на Фиону, он заметил, что она тоже едва сдерживает смех. – Похоже, он вполне освоился.
   – Да, – ответила Фиона дрогнувшим от смеха голо­сом. – За последние три дня он уяснил себе, что именно в этом случае требуется помощь. Мне кажется, кто-то идет. Пойду принесу тебе чего-нибудь поесть.
   – Только не кашу! – крикнул ей вслед Эван. Схватив Сайарана за руку, Фиона вывела его из комна­ты, столкнувшись на пороге с Грегором.
   Эван бросил на брата мрачный взгляд, когда тот помо­гал ему справить нужду. Впрочем, он не чувствовал себя таким уж слабым и беспомощным, и это радовало. Скоро никакая помощь ему уже не потребуется. Усевшись на кро­вати, он принялся расспрашивать Грегора о том, что произошло за эти три дня и как получилось, что он провел их в беспамятстве.
   – У тебя был сильный жар, – принялся рассказывать ему Грегор, опустившись на стул возле кровати. – Ты ме­тался, и чтобы твоя спина не начала снова кровоточить, мы привязали тебя к кровати на целых два дня. Фиона нашла самые мягкие веревки.
   Как ни старался Эван скрыть смущение, он почувство­вал, что краснеет, однако, избегая смотреть в глаза Грегору, в которых светилось любопытство, заметил:
   – Очень мило с ее стороны, А на третий день?
   – Весь третий лень ты проспал. Мэб и Фиона напоили тебя микстурой, чтобы ты не просыпался и спокойно ле­жал. Это нужно было для того, чтобы ты лежал на животе и не переворачивался до тех пор, пока раны на твоей спи­не не затянутся. Правда, один раз ты проснулся, но очень скоро снова забылся сном. – Грегор взглянул на спину Эвана. — По-моему, они уже затянулись. Думаю, тебе ос­талось лежать на животе всего несколько дней. Раны у тебя не настолько глубокие, чтобы их зашивать, хотя Фиона очень расстроилась, что Хелена оставила на твоем теле еще несколько шрамов.
   – Я вижу, мой сын уже вполне освоился на новом мес­те, – заметил Эван и, уже не смущаясь, рассмеялся, вспом­нив, как мальчуган кричал во все горло, что его отец хочет в туалет, чтобы кто-нибудь пришел и помог ему.
   – Да. Фиона и наш отец не могли дождаться, пока ты придешь в себя, и сами выбрали мальчику имя. В кои-то веки они не спорили, а пришли к единодушному мнению, что преступное упущение должно быть немедленно устра­нено.
   – Похоже, имя ему поправилось.
   – Он называет его всем, с кем здоровается. И если кто-то зовет его «мальчик» или «паренек», он тотчас же их по­правляет. Только за то, что эта сука не удосужилась дать имя собственному ребенку, она заслуживает смерти.
   – Верно, Мне хотелось бы, чтобы не Фиона ее уби­ла. За последнее время она лишила жизни уже двух че­ловек.
   – И оба раза вопрос стоял так: или она убьет, или ее убьют. И я не думаю, что она слишком переживала по по­воду того, что убила Хелену, По правде говоря, ее даже не тошнило, как это было в первый раз.
   – Это точно.
   – Она желала Хелене смерти с того момента, как увиде­ла тебя распятым на столбе перед коттеджем. Мне кажется, она мечтала убить ее не один раз, особенно когда узнала, как она обращалась с твоим сыном.
   – С нашим сыном, – прошептал Эван, вспомнив, как Фиона именно так названа Сайарана: «Наш сын». – Он называет ее мамой.
   Грегор кивнул:
   – Не беспокойся по поводу того, примет она его или нет. Даже когда она впервые его увидела, она быстро опра­вилась от шока и была с ним чрезвычайно добра и привет­лива, И отец тоже отнесся к мальчугану великолепно. Зна­ешь, странно, но когда я смотрю на него и Сайарана и вспо­минаю, как он обращался со всеми своими детьми, мне, ка­жется, что, несмотря на все его недостатки, он был очень хорошим отцом.
   – А раньше ты так не думал?
   – – Я просто никогда об этом не задумывался. Все время считал его странным. Он и сейчас странноватый, хотя стал гораздо спокойнее. Такое впечатление, что он стал счаст­ливее.
   Эван кивнул, и в этот момент в животе у него забурча­ло, и он взглянул в сторону двери.
   – Как ты думаешь, она принесет мне кашу?
   – Только если захочет досадить тебе. На твоем месте я придумал бы правдоподобное объяснение, почему ты не рассказал ей о мальчике. Она пока не может решить, то ли ты сделал это, как она выражается, по своей мужской тупо­сти, то ли оттого, что решил, будто она разозлится и выме­стит свою злость на ребенке.
   – По своей мужской тупости? – переспросил Эван.
   – Ну да, – ухмыльнулся Грегор. – Сестра Сигимора Илза обожает это выражение, и, похоже, Фиона переняла у нее дурную привычку так говорить. А когда Сигимор стал бранить ее за это, Фиона заявила ему, что не только Илза, но и Джилли тоже частенько так выражается.
   – Фиона осмеливается перечить Сигимору? – Пред­ставив себе маленькую хрупкую Фиону, которая стоит пе­ред огромным Сигимором подбоченившись и смело гово­рит ему все, что думает, Эван ухмыльнулся.
   – Да, и наш отец всегда веселится, когда наблюдает такую картину. Отец принял Камеронов, которых столько лет проклинал. Так что ты, Эван, получил наконец союзни­ков, о которых так мечтал, причем союзников надежных.
   – Это хорошо. Но почему Камероны до сих пор здесь?
   – Сигимор говорит, что после стольких лет, в течение которых перед его носом всякий раз захлопывались ворота нашего замка, он намерен воспользоваться тем, что его впу­стили, и узнать нас всех получше. Говорит, что не только мы рады приобрести союзников. Он, правда, не находится в состоянии войны со всеми своими соседями, однако они не являются его союзниками. Если они с нашим отцом и спорят по любому поводу, то только потому, что это дос­тавляет им удовольствие. Если все то, что рассказал нам Сигимор, правда, то их клан такой же странный, как и наш.
   В этот момент дверь открылась, и в комнату вошла Фи­она с подносом в руках.
   – Похоже, дело твое не так уж плохо, – прошептал Грегор. – Она принесла тебе не кашу.
   Грегор помог Фионе поставить поднос на маленький столик и вышел из комнаты. Фиона уселась на стул возле кровати, чтобы помочь Эвану, если это потребуется. При­ятно было видеть, что он не настолько слаб. Несмотря на уверения Мэб, что раны у него несерьезные и нет ничего удивительного в том, что поднялась температура, она вол­новалась за него. Теперь, кажется, опасность миновала, и можно на него злиться.
   Когда Эван поел, Фиона помогла ему лечь на живот и хотела выйти из комнаты, но он схватил ее за руку и притя­нул к себе. Она уселась на кровать и взглянула на него. Заметив на его лице раскаяние, она почувствовала, что гнев ее немного утих.
   – Я беспокоился не из-за того, что ты не примешь маль­чика, – проговорил он, – а оттого, что тебе будет неприят­но, что у меня есть сын.
   Фиона пристально взглянула на Эвана, удивляясь тому, как всего одним предложением ему удалось успокоить ее.
   – Он появился на свет семь лет назад, Эван. Мне в то время было одиннадцать или двенадцать лет. Наша Джилли еще не приехала в Дейлкладач, а я воспитывалась вместе с братьями.
   – Сейчас я бы так не поступил, – продолжал Эван, – но тогда, похоже, что-то на меня нашло. Я не виделся с Хеленой с тех пор, как она выдала меня Хью Грею, и ниче­го о ней не слышал и вдруг получаю записку, в которой говорится, что она родили мне сына и он находится в кот­тедже старика Робби. Уверен, Грегор рассказал тебе о том, что мы думали, будто это ловушка, и я должен был туда отправиться, чтобы убедиться, что все, что написано в записке, правда. Одного взгляда на мальчика оказалось дос­таточно, чтобы попять: он мой сын.
   – Только это мне и нужно было знать.
   – Пойми, я пережил сильное потрясение. И потом, о Господи, Фиона, ты представляешь, какие чувства я испы­тал, узнав о том, что она даже не дала моему сыну имя и не окрестила его? Люди называли его ублюдком. – Он силь­нее сжал ее руку, когда она, подняв их сомкнутые руки к губам, поцеловала костяшки пальцев. – Он спросил, мож­но ли ему будет, когда я привезу его в Скарглас, спать в замке. – Фиона чертыхнулась, и Эван мрачно кивнул. – Если бы она сказала мне о существовании сына, я бы изба­вил его от всего этого.
   – Что ж, прошлого не поправить. Слава Богу, Сайаран очень сильный мальчик. Конечно, есть такие душенные рапы, которые никогда не затянутся, однако время – хо­роший лекарь. Он и сейчас смелый и бойкий, как и все семилетние мальчишки, а когда он освоится в замке окон­чательно и поймет, что его все здесь любят, все будет хо­рошо. Теперь я понимаю, почему он так обрадовался, уз­нав о том, что у него в детской будет своя маленькая кро­ватка. Хелена обращалась со своим собственным ребен­ком, как с бездомной собакой. Как может мать так поступать?
   – Я не могу ответить на этот вопрос, милая. Как не могу ответить на вопрос, почему я не рассказал тебе обо всем, как только мне самому стало об этом известно. Голо­ва у меня была забита самыми разными мыслями. Я даже припомнил многочисленные ссоры, которые происходили между моим отцом и его женами из-за незаконнорожден­ных детей.
   – Если бы какая-то женщина родила от тебя ребенка, в то время как ты был женат на мне, вот тогда тебе бы не поздоровилось. Я бы даже тебя кастрировала, причем мед­ленно, чтобы ты помучился.
   Ухмыльнувшись, Эван притянул ее к себе и легонько коснулся губами ее сердито сжатого рта. Подумать толь­ко, одна мысль о том, что он может ей изменить, рассер­дила ее! Эван пришел в восторг. Ревность, конечно, не самое лучшее из чувств, но ее проявление обычно дает знать, что сердце женщины принадлежит тебе. Когда он поправится настолько, что будет в состоянии вновь за­няться с Фионой любовью, им предстоит серьезный раз­говор о том, какие чувства они испытывают друг к другу. Пора догадок и боязни ответов прошла. Он как следует продумает предстоящий разговор, пока будет выздорав­ливать. К тому же бояться ему нечего: поступки Фионы ясно дали ему понять, что у него есть надежда на взаим­ность.
   – Я просто был в растерянности и не знал, что мне делать, Фиона. Только и всего. Никакого злого умысла я не таил. В тот день, когда Хелена и Хью меня поймали, я со­бирался привезти сына домой. – Он слегка нахмурился. – Сайаран знает, что его мать убили?
   – Да, я ему сказала. – Фиона вздохнула. – Сначала я хотела сказать не всю правду, быть может, даже солгать, но потом передумала и рассказала ему все. Об этом еще будут говорить, и не раз, так что он все равно все узнает, так лучше уж от меня. Он знает, что она хотела убить тебя и сколько зла она тебе причинила. Правда, я лишь упомяну­ла, что она отстегала тебя хлыстом, а вот о том, что она еще и изрезала тебе спину ножом, он и сам догадался. По соб­ственному опыту.
   – О Господи! Неужели она… – Фиона кивнула, преж­де чем он успел договорить, и Эван чертыхнулся. Правда, она не сильно его изувечила. Наверное, он слишком хоро­шо прятался или умеет быстро бегать, или нашлись добрые люди, которые ее остановили. Наверняка и Мэри его защищала. Он ее обожает, и, судя по его словам, она тоже его любит. Я сказала ему, что убила Хелену, потому что она пыталась меня убить. Он ни капли в этом не усомнил­ся. И потом, видимо, просто выкинул все это из головы. Во всяком случае, с тех пор он ни разу не упоминал о своей матери.
   – Я понимаю, как тебе пришлось нелегко, но мне ка­жется, ты поступила правильно: лучше горькая правда, чем сладкая ложь, А может быть, его не слишком волнует, что ее больше нет в живых.
   – Она ведь не была, по сути, его матерью, верно?
   – Не была. А ты ею будешь, правда? Он уже зовет тебя мамой.
   – Он сам так захотел. Я сказала ему, что он может на­зывать меня как пожелает, Фионой или мамой, что все рав­но он теперь наш сын.
   – Спасибо.
   – За что? Он ведь просто маленький мальчик, которому в своей короткой жизни пришлось многое пережить, а когда ты его зачал, мы с тобой еще ничего не значили друг для друга. Знаешь, Эван, он так радуется, что теперь у него есть отчий дом, имя, отец, дедушка, дяди, что у меня слезы наворачива­ются на глаза, когда я на него смотрю. Мне было так приятно слышать, когда он, распахнув дверь, стал кричать, призывая кого-нибудь на помощь, как сделал бы это на его месте любой мальчишка, что я даже не стала бранить его за то что он вы­сказался прямым текстом. Сейчас самое трудное – это не из­баловать его. А еще не обнимать его всякий раз, когда в глазах его мелькнет неуверенность или страх. Мне кажется, пройдет еще немало времени, прежде чем он поймет, что здесь его все любят. – Она зевнула. – Извини.
   Эван немного подвинулся и, осторожно повернувшись на бок, притянул Фиону к себе.
   – Отдохни здесь.
   – Но ведь у тебя болит спина, – попыталась вразумить его Фиона.
   – Я же не лежу на ней. Мы и раньше так спали, и я не поворачивался на спину до самого утра. Думаю, если бы вы с Мэб не дали мне микстуру, боль в спине еще долго мучи­ла бы меня.
   «Это верно», – подумала Фиона, закрывая глаза. Она знала, что является причиной ее усталости, и скоро ей при­дется рассказать о ней Эвану. Слишком многие уже начали замечать, что она теперь ест за двоих, а после обеда ложит­ся отдохнуть. Скоро начнутся разговоры, и не хватало еще, чтобы он – опять! – узнал из чужих уст, что ему предстоит стать отцом.
   – Хелена была очень красивой, – прошептала она.
   – Только внешне. Я давно ее не видел, а сейчас, когда посмотрел на нее, мне стало стыдно оттого, что я когда-то с ней спал.
   – Если бы ты этого не делал, Сайарана сейчас не было бы с нами.
   – Верно, и это было бы ужасно. – Эван поцеловал Фиону в макушку. – За время нашего знакомства был толь­ко один момент, когда лицо ее, исказившись от злости, стало уродливым. Я тогда был поражен, но очень быстро выкинул это из головы. Я был ослеплен страстью, и мне есть лишь одно оправдание – в то время я был совсем юнцом.
   – Гм… На которого, однако, можно было обратить вни­мание. Ведь Хелена сама к тебе пришла, а не ты к ней.
   – Совершенно верно. Выть может, я все-таки не на­столько туп?
   Фпона сонно хихикнула:
   – Может быть.
   – Я все еще не отругал тебя за то, что ты так рискова­ла, – заметил Эван. Протянув руку, он накрыл ее грудь и улыбнулся, когда Фиона возмущенно фыркнула.
   – Можешь сделать это через несколько минут.
   – Зачем мне так долго ждать?
   – Затем, что через несколько минут я буду крепко спать и не услышу тебя.
   – Ах ты негодница! Но ведь ты и в самом деле подвер­гала себя опасности, Фиона.
   – Ты бы точно так же поступил ради меня. И потом, никакая серьезная опасность мне не угрожала. Ты же пони­маешь, что они бы не стали убивать меня сразу, даже если бы догадались, кто я такая, а это было практически невоз­можно. Нам требовалось отвлечь их всего на несколько минут, чтобы твои люди и люди Сигимора преодолели от­крытое место. Нравится тебе это или нет, но даже ты дол­жен признать, что я была идеальным выбором.
   Эван поморщился, неохотно признавая справедливость ее слов:
   – Хоть это и в самом деле так, мне это не нравится.
   – Но я же обвела их вокруг пальца, верно?
   – Обвела, но если ты еще раз посмеешь подвергнуть себя такой опасности, я тебя выпорю.
   – Только попробуй!
   «И попробует», – подумала Фиона, уже засыпая. Как только она расскажет ему, что беременна, он сообразит, что в то время, когда она помогала его освобождать, она уже носила в себе его ребенка. Грегор с Сигимором тоже об этом, догадаются. И все станут читать ей нотации и бу­дут читать до тех пор, пока у нее в ушах не зазвенит. По­ложив свою руку на руку Эвана, которую он так и не убрал с ее груди, Фиона решила, что это небольшая цена за то, что он остался жив, а его самые злые враги разгромлены и убиты.
   Эван улыбнулся, почувствовав, что тело Фионы рассла­билось и она задремала. Он ей небезразличен. Теперь он в этом нисколько не сомневался. Потребуется еще какое-то время, чтобы она полюбила его, но сейчас он знает, что это может произойти.
   «Похоже, пришло время поговорить с Грегором», – ре­шил Эван. Как ни досадно ему было обращаться к младше­му брату за советом, однако ни для кого не секрет, что Гре­гор знает, как завоевать женщину, в то время как он об этом лишь догадывается. Пора завоевывать собственную жену, сделать так, чтобы нежные чувства, которые она к нему испытывает, превратились в любовь. Надо добиться того, чтобы она полюбила его всем сердцем, как он любит ее. Грегор может обучить его красивым словам, которые женщины обожают слушать.
   Кроме того, пришла пора перестать держать Фиону на расстоянии. Эван знал, что она хочет стать частью всей его жизни. Она никогда не показывала виду, но он часто чувствовал, как ее раздражает то, что он не все ей говорит, не посвящает ее в свои мысли, не делится с ней своими планами на будущее. Сама Фиона делилась с ним всем, что с ней происходит, что ее заботит, пора и ему ответить ей тем же.
   Послышался звук открывающейся двери, и Эван от­влекся от своих планов завоевать собственную жену. В комнату проскользнул Сайаран и тихонько подошел к кро­вати, Мальчуган взглянул на Фиону полными обожания глазами. Эван понимал, что Сайарану нужна мать, и луч­шей он не смог бы для него выбрать. Фиона будет вести себя с ним твердо и в то же время ласково. Кроме того, она знает, как залечить его душевные раны. А поскольку она воспитывалась вместе с мальчишками, она в отличие от других женщин будет снисходительно относиться к шалостям мальчугана.
   – Она заболела? – спросил Сайаран тихим, слегка дро­жащим голосом.
   – Нет, – прошептал Эван в ответ. – Просто легла от­дохнуть.
   – Она целыми днями за тобой ухаживала.
   – Я знаю.
   – Мне очень грустно, что моя старая мама пыталась обидеть тебя и мою новую маму.
   – Не стоит, малыш. Ведь не ты это сделал и не ты этого хотел, верно? – Сайаран энергично закивал головой, – Так что тебе не нужно извиняться за то, что она сделала. Пусть она была твоей матерью, но она взрослая женщина, кото­рая сама принимает решения и делает свой выбор.
   – Мама и дедушка сказали мне то же самое.
   – И они абсолютно правы. Ребенок не должен отвечать за ошибки взрослых.
   – Но мне грустно еще и оттого, что моя старая мама вынудила мою новую маму убить ее.
   – Мне тоже, но теперь этого уже не изменишь. Все осталось в прошлом, и постарайся об этом забыть.
   Сайаран кивнул, потом зевнул, только в последнюю минуту вспомнив, что следует прикрыть рот ладонью.
   – По-моему, я тоже немного устал. – Сайаран посмот­рел на кровать и на спящую Фиону.
   Эван с трудом подавил улыбку. Вряд ли мальчишке так уж хотелось отдохнуть, но ему, несомненно, хотелось, что­бы новая мама обняла его и прижала к себе. И Эван пре­красно его понимал.