Хауэлл Ханна. Бесстрашный горец

   – А теперь позволь сказать тебе: я могу простить тебе то, что ты назвала меня девкой и посмела распустить руки, но вот то, что ты сказала про Мэб, я не стану пропускать мимо ушей.
   – Она… – начала было Клэр, однако Фиона еще силь­нее сжала ей горло, не давая и слова сказать.
   – Мэб милая и добрая женщина, взявшаяся за дело, которое никто другой не пожелал выполнять. И никакая она не сука. Она стала жертвой распутного прохиндея, ко­торый скрыл от нее, что у него есть жена. Так что советую тебе презирать тех, кто заслуживает презрения. И если не хочешь, чтобы я подрезала твой поганый язык, настоятель­но рекомендую тебе не говорить гадости о ее сыне. – От­толкнув Клэр, она отступила на шаг. – А если ты настолько тупа, что не желаешь принимать никаких новшеств, твое дело. Я сама выстираю свою одежду и белье.
   С трудом поднявшись, Клэр усмехнулась Фионе прямо в лицо, стараясь, однако, держаться от нее подальше.
   – Можно подумать, что такая белоручка, как ты, умеет стирать!
   – Опять берешься судить о том, чего не знаешь? Похо­же, ты еще тупее, чем кажешься. Я много чего умею: сти­рать одежду, покрывать соломой крышу, сажать растения, чинить сбрую и прочее. А еще я умею укорачивать злые языки. – Выхватив нож, которым обычно разрезали куски мыла, Фиона метнула его, аккуратно пригвоздив рукав пла­тья Клэр к столбу, возле которого та стояла. – Имей в виду, что я вонзила нож именно туда, куда хотела. – И взяв свое мыло, Фиона пошла было прочь, однако по дороге оберну­лась и бросила: – А со своим мылом можешь делать все, что пожелаешь. Советую тебе вымыть им твой гадкий рот.
   Как только Фиона ушла, Натан подошел к Клэр, смот­ревшей прямо перед собой широко раскрытыми глазами, и проговорил:
   – Она терпеть не может, когда ее называют девкой.
   – Кто она? – дрогнувшим голосом спросила Клэр.
   – Лэрд называет ее Фионой, Обладательницей Десяти Кинжалов. – Заметив, что женщина побледнела, Натан мрачно ухмыльнулся. – Именно столько кинжалов мы на­шли у нее, когда брали ее в плен. – Он наклонился к Клэр ближе и холодно продолжал: – Почти все мы любим Мэб, а ее сына считаем своим братом. Умная женщина наверня­ка бы вспомнила, сколько в Скаргласе незаконнорожден­ных детей, и не стала бы говорить о них с таким презрени­ем. Умная женщина держала бы ушки на макушке и сооб­разила бы, что эта малышка вполне может стать женой лэрда, следующей леди Скаргласа. – И, отвернувшись от дрожащей Клэр, он устремился за Фионой, но по дороге обернулся и прибавил: – Во всяком случае, я и почти все мои братья намереваемся сделать все возможное, чтобы это произошло.
   Натан увидел Фиону посередине двора замка. Она сто­яла, уперев руки в бока, и смотрела в небо. Подойдя к ней, Натан заметил, что она глубоко дышит.
   – Я не сумела сдержаться, – проговорила Фиона, не отрывая взгляда от темных дождевых туч.
   – Да, хорошую ты задала Клэр взбучку, – согласился Натан.
   Слова эти польстили Фионе, однако она тотчас же одер­нула себя: радоваться туг нечему.
   – Благовоспитанная леди должна уметь держать себя в руках. Наша Джилли говорит, что когда леди злится, она не должна бросаться на людей и метать в них ножи.
   – А каким образом она должна выражать свой гнев?
   – Наша Джилли говорит, что леди должна вежливо дать понять, что она недовольна, и говорить твердо, но спо­койно.
   – По-моему, ты не кричала.
   Взглянув на улыбающегося Натана, Фиона тоже улыб­нулась и вздохнула:
   – Как бы мне хотелось, чтобы я могла взглянуть на че­ловека и точно определить, какие чувства он испытывает. Наша Джилли обладает этим умением. Она видит человека насквозь.
   – Похоже, это очень полезное умение. Фиона кивнула:
   – Да. Если бы мне это было дано, я бы смогла понять, почему Клэр такая злюка и язва.
   – Почему вместо крови у нее желчь?
   Фиона хмыкнула, и Натан улыбнулся. Они вместе на­правились к замку.
   – Некоторые люди рождаются злыми и мрачными, но большинство становятся такими с возрастом. Если знать, почему это происходит, можно сделать так, что они снова станут милыми и доброжелательными или по крайней мере такими, что при общении с ними не хочется отрезать им язык. Клэр спала когда-нибудь с твоим отцом?
   – Нет, Ее муж жаловался, что она и с ним редко спит. – Взглянув на Фиону, Натан вспыхнул: – Прости. Я не дол­жен был тебе этого говорить.
   – Не извиняйся. До тринадцати лет я воспитывалась вместе с пятью братьями. Потом приехала Джилли, и наше грубое воспитание претерпело некоторые изменения к луч­шему, а суровая жизнь, которую мы вели, стала более ком­фортной. Но все равно некоторая грубость в нас осталась, поэтому сомневаюсь, что ты способен сказать мне что-то такое, чего я не слышала раньше или что могло бы меня шокировать. – Она нахмурилась. – А почему Клэр назвала Мэб ведьмой? – И, взглянув на Натана, удивилась: похо­же, этот вопрос смутил юношу.
   – Гм… Если ты поживешь здесь еще какое-то время, ты наверняка услышишь, что многих наших женщин называ­ют ведьмами, а мужчин колдунами. Думаю, эти слухи рас­пускают Грей. Видишь ли, почти у всех людей из нашего клана смуглая кожа, а наш замок Скарглас довольно мрач­ный. У моего отца было пять жен, четыре из которых умер­ли. Это тоже вызвало немало слухов. – Фиона презритель­но фыркнула, и он с облегчением вздохнул. – И даже то, что он любит посылать всех к черту, не помогает.
   Внезапно Фиона резко остановилась и взглянула на Натана широко раскрытыми глазами.
   – Теперь я знаю, кто вы такие! Я слышала сплетни о вас, но никогда не обращала внимания на то, как называет­ся ваш клан. Если эти черные слухи распускают Грей, они весьма в этом преуспели, ведь даже до меня они дошли. – Она покачала головой и вновь направилась к замку. – Не знаю, где была моя голова? Я должна была по крайней мере узнать ваш замок, поскольку, говоря о вашем клане, его очень подробно описывали. Когда я его впервые увидела, во мне даже шевельнулись какие-то неясные воспомина­ния, но я никак не могла попять, откуда они у меня. Реши­ла, что вид замка навевает мысли о колдовстве и убийстве.
   – А теперь ты не боишься?
   – Нет. Ведь ни того, ни другого мне видеть не довелось. Среди вас, конечно, живут странные люди, такие, как, на­пример, старик по имени Айан, который любит танцевать в лунном свете в круге, выложенном камнями. Или Питер, который настолько боится воды, что, должно быть, не мыл­ся уже лет десять.
   – Скорее двадцать.
   – Может быть. Но я не вижу в этом никакого колдовства. Странности, не более того. И хотя мне не слишком нравится ваш отец, не думаю, что он убил своих жен. Ско­рее всего бесконечные роды сократили их жизнь. Что же касается того, что он околдовывает женщин… Похоже, он и в самом деле обладает настоящим талантом заманивать их в постель, и я подозреваю, выбирает таких дурочек, которые верят в сказки, которые он им рассказывает.
   – Это верно. А еще он пользуется своим положением в замке, чтобы заставить женщин с ним спать. Они с Эваном часто спорят по этому поводу. – Остановившись, Натан взглянул в сторону ворот. – Кстати, вот и он. Легок на помине.
   Фиона постаралась не подать виду, насколько ей прият­но видеть Эвана. Она не хотела, чтобы Натан догадался о ее чувствах. Эван неловко спешился, поморщился и с трудом выпрямился. Фиона бросилась к нему, и он поспешно от­ступил на шаг, что ее покоробило, однако она постаралась это скрыть.
   – Ты ранен, – обеспокоено проговорила она, внима­тельно оглядывая его с головы до ног.
   – Вовсе нет, – ответил он, тронутый тем, что о нем беспокоятся, и ругая себя за это.
   Заметив, что штаны его насквозь пропитаны кровью, Фиона так и ахнула:
   – Да из тебя течет кровь, как из недорезанного поро­сенка! Нужно как можно скорее промыть рану и зашить.
   Прежде чем Эван сумел придумать подходящий пред­лог, чтобы отказаться от ее помощи, Натан взял его под руку и увлек в замок, а там отвел в спальню. Заметив, что оставляет за собой тонкую полоску крови, Эван понял, что никакой вразумительной причины для отказа он приду­мать не сможет. Оставалось только надеяться, что боль и потеря крови настолько лишат его сил, что Фиона, когда будет ухаживать за его раной, не вызовет у него никакого желания.
   Натан принялся стаскивать с него, одежду, и Эван по­нял, что в самом деле сильно ослаб, поскольку не смог ему помешать, а лишь что-то пробурчал себе под нос, выражая возмущение, и, застонав, почти рухнул на кровать. Натан осторожно накрыл его одеялом, оставив неприкрытыми ра­неную ногу и грудь. Внезапно Эван почувствовал сильный приступ головокружения, однако сумел побороть его.
   – Что случилось? – спросил Натан, когда Фиона при­нялась смывать с ноги Эвана кровь.
   – Мы поймали нескольких мужчин из клана Греев за кражей скота, – ответил Эван. – К сожалению, еще с пол­дюжины скрывались неподалеку, но мы их не видели. Пока мы преследовали воров, они пустились за нами в погоню. Несколько наших получили легкие ранения.
   – О Господи! Где же Мэб? – воскликнула Фиона. – Наверное, она не знает, что нужна.
   – Я схожу за ней, – сказал Натан и поспешил к двери.
   Эван хотел попросить его остаться, однако промолчал. В конце концов, он взрослый, сильный и решительный мужчина. Он вполне способен остаться с Фионой наедине и не поддаться низменным желаниям. Ведь она касается его ноги только затем, чтобы начать лечить его рану.
   Однако его решимость таяла с каждым прикосновением ее пальцев к бедру. Эван почти с радостью воспринял боль, которая нахлынула на него, когда Фиоиа прижгла рану спир­том и стала зашивать ее. Боль быстро остудила желание, но, к сожалению, ненадолго. Когда Фиона принялась бинто­вать рану, почти касаясь при этом его паха мягкими паль­чиками, желание вернулось с удвоенной силой. Эван по­спешно взглянул вниз и с облегчением вздохнул: одеяло надежно скрывало то, насколько он возбужден.
   – У тебя на лице кровь, – заметила Фиона, перевязав рану и выпрямляясь.
   – Чепуха, – отозвался он, – Легкая царапина.
   Она склонилась над ним, чтобы смыть кровь с пореза над ухом, и у Эвана перехватило дыхание от исходящего от нее аромата. Груди ее находились всего в нескольких дюй­мах от его рта. Эван поймал себя на том, что не в силах оторвать взгляда от нежных бугорков, выступающих под вырезом платья. Кожа Фионы оказалась прозрачная, с ме­довым отливом. Как ни старался Эван, он не мог подавить желание проверить, такая ли она сладкая и теплая на ощупь, какой кажется на вид.
   Когда Фиона обработала рану и начала выпрямляться, он поспешно обхватил рукой ее талию и принялся цело­вать груди, с удовольствием вдыхая чистый запах кожи. Фиона затрепетала, и Эван заметил, что дыхание ее стало прерывистым. Хотя ему очень не хотелось отрываться от ее груди, он оставил ее в покое и, пройдясь поцелуями по стройной шее, добрался до губ. Глаза Фионы были широ­ко распахнуты и говорили о всевозрастающем желании.
   Полные губы оказались слегка приоткрыты, и Эван вос­пользовался этим, прижавшись к ним со страстью, кото­рую не сумел скрыть.
   Когда язык его проник к ней в рот, Фиона почувствова­ла, что желание ее становится еще острее. Он провел рукой по ее спине, и ей показалось, что по ней пробежал огонь. Слабый стон сорвался с ее губ, когда рука его прошлась по ее боку, добралась до груди и легонько сжала ее. Это при­косновение вызвало в ней не страх, как это было с Мензисом, а жажду большего.
   Она уже собиралась забраться к Эвану в постель, как вдруг он резко оттолкнул ее. Обиженная и изумленная, Фиона с трудом выпрямилась и взглянула ему прямо в гла­за. На щеках его играл слабый румянец, дыхание было пре­рывистым. И то, и другое свидетельствовало о том, что Эван явно испытывал к ней страсть. В этот момент она услыша­ла, что ее зовет Мэб, и обида немного утихла. Прикрыв рукой глаза, Эван бросил: – Иди. Ты нужна Мэб.
   Секунду помешкав, Фиона выскочила из комнаты и в двери столкнулась с Мэб. Ей было неприятно, что Эван так резко оборвал свои ласки, однако она понимала, что это к лучшему. Эван ранен и не способен в полной мере отдаться страсти, которую они испытывают друг к другу. Кроме того, он все еще побаивается чувств, которые к ней испытывает. Так что сейчас не самое удачное время дать ему понять, что она вовсе не собирается его отталкивать. Безжалостно подавив остатки желания, Фиона принялась споро помогать Мэб оказывать помощь другим раненым. Еще несколько дней, до тех пор пока не заживет его рана, Эван не сможет ни сбежать от нее, ни избежать ее. У нее полным-полно времени для того, чтобы подавить его со­противление.

Глава 7

   — Я настоятельно рекомендую тебе не вставать с посте­ли, – сказала Фиона, когда, войдя в комнату Эвана, заме­тила, что тот пытается сесть. – Прошло всего два дня с тех пор, как тебя ранили, слишком маленький срок для того, чтобы рана затянулась.
   Несколько секунд Эван боролся с желанием сказать, что не собирается ей подчиняться, наконец разум возобладал над эмоциями, и он приказал себе не глупить. Голова у него все еще кружится, тело то и дело прошибает холодный пот, он даже сесть в постели не способен, не говоря уж о том, чтобы встать. Проклиная собственную слабость, он отки­нулся на подушки, которые Мэб совсем недавно положила ему под спину, и хмуро уставился на поднос, который Фи­она поставила на стол у кровати.
   – Опять жидкая овсянка или бульон! – буркнул он. – Осточертело!
   – Ни то и ни другое. Это баранье рагу, – ответила Фи­она.
   Она уселась на краешек кровати, держа в одной руке миску, а в другой ложку, и Эван вновь набросился на нее:
   – Я в состоянии сам поесть!
   Не проронив ни слова, Фиона протянула ему ложку, однако миску по-прежнему крепко держала в руках. Она посмотрела, как Эван тянет к ней руку с ложкой, и поняла: он изо всех сил пытается сдержать дрожь в руке. Наконец сообразив, что ему это не удастся, он швырнул ложку в миску и вновь откинулся на подушки.
   – Я слабый, как младенец, – пожаловался он. – А все потому, что два дня ты мне, кроме бульона, ничего не да­вала.
   Воздев глаза к потолку, Фиона помолчала, потом зачерп­нула полную ложку рагу и поднесла ее Эвану ко рту.
   – Слабость оттого, что ты потерял много крови. И от­того, что собрался встать с кровати, а сил на это у тебя еще нет. Да и удар по голове дает о себе знать.
   – Наверное, ты права. От этого удара я даже на не­сколько минут потерял сознание, – поспешно проговорил Эван, после чего съел еще одну ложку рагу.
   – Похоже, сильный был удар, хорошо еще тебе не про­били голову.
   Эван ничего на это не ответил. Он молча продолжал поглощать рагу, чувствуя себя несколько странно, оттого что Фиона кормит его с ложечки. Ему было бы гораздо спо­койнее, если бы за ним ухаживала Мэб, однако он не мог заставить себя об этом сказать, прекрасно понимая, что от­каз от помощи Фионы обидит и оскорбит ее, особенно по­тому; что он не сумеет придумать для этого вескую причи­ну. Не будешь же говорить женщине, что хочешь, чтобы она оставила тебя в покое, только потому, что одно ее при­сутствие вызывает в тебе безудержное желание. Стоит Фионе приблизиться к нему, как боль в раненой ноге прекра­щается, уступая место неукротимой страсти.
   Если он не станет стремиться поскорее встать с посте­ли, ко дню его рождения рана затянется, и тогда он отпра­вится в деревню, возьмет проститутку, пойдет с ней на по­стоялый двор и займется любовью, чтобы искоренить чув­ства, которые вызывает в нем Фиона. Однако не успел он об этом подумать, как понял, что это будет пустая трата времени и денег. Поскольку он уже год не спал с женщи­ной, он сможет получить физическое удовлетворение, од­нако страсть, которую испытывает к Фионе, нисколько не уменьшится.
   Прошло уже восемь лет с тех пор, как он испытывал такое умопомрачительное влечение к женщине, тогда это закончилось для Эвана плохо. Подобная яростная страсть лишает мужчину силы воли и заставляет совершать глупые поступки. Эван легонько коснулся шрама на лице. Хелена преподала ему хороший урок. Воспользовавшись любовью и страстью, которые он к ней испытывал, она выдала его врагам. Больше он не может себе позволить подобную сла­бость.
   Внутренний голос шептал ему, что Фиона не Хелена, однако Эван поспешно подавил его. Фиона честная и доб­рая девушка, это верно, однако она до сих пор не сказала ему, кто она такая. Может быть, для этого существуют вес­кие причины, однако Эван понимал, что не имеет права сбрасывать со счета тот факт, что лично для него эти при­чины могут оказаться губительными.
   Он уже собирался сказать Фионе, что сыт, как вдруг дверь в комнату распахнулась с такой силой, что ударилась о стену. Эван замер, увидев на пороге отца. Взгляд его, ус­тремленный на Фиону, без слов говорил о том, что отец пребывает в бешеной ярости. А когда сэр Фингел в таком состоянии, он непредсказуем. Эвану не хотелось думать, что отец может ударить девушку, однако от него всего можно ждать.
   – Ты лезешь в дела, которые тебя не касаются, женщи­на! – завопил сэр Фингел, тыча пальцем в Фиону.
   – И какие же это дела? – Голос Фионы прозвучал спо­койно, и она сама этому обрадовалась: признаться, ярость сэра Фингела ее немного испугала.
   – Ты разговаривала с женщинами.
   – Не думала, что это запрещено.
   – Не делай вид, что не понимаешь, о чем я говорю! Я только что приказал Бонни лечь со мной в постель, а она отказалась. Отказала! Мне!
   Эван уставился на отца, сосредоточенно жуя очередную порцию рагу, которую Фиона сунула ему в рот, хотя есть ему уже не хотелось. В голосе старика слышались и ярость, и раздражение, и изумление. Краешком глаза он взглянул на Фиону и заметил, что та улыбается. Похоже, она наме­ренно сделала то, что приведет отца в бешенство. Эван был поражен до глубины души. Но еще больше его поразило то, что на Фиону, похоже, гнев отца не произвел никакого впе­чатления.
   – Это ее право, верно? – невинным голоском осведо­милась она.
   – Она мне призналась, что ты ее этому научила. Сказа­ла ей, что нет такого закона, по которому она обязана ло­житься со мной в постель только потому, что у меня возни­кает такое желание.
   – Не думаю, что я в этом не права. Уверена, что и в самом деле не существует закона, по которому она не мо­жет тебе отказать.
   – Я сам устанавливаю законы! Это мой замок, я в нем хозяин, и мне нравятся порядки, которые я здесь завел! Если ты не прекратишь забивать головы женщин всякой чепу­хой, ты очень об этом пожалеешь. – Повернувшись, чтобы выйти из комнаты, он вдруг остановился, понюхал рубашку, которая была на нем, и выругался. – И я знаю, что именно из-за тебя все мое белье и одежда пахнут треклятой лавандой! Предупреждаю, не лезь в хозяйственные дела! – И он вышел, хлопнув дверью.
   Фиона зачерпнула ложкой рагу и протянула Эвану, но он покачал головой. Тогда она отставила миску в сторону и взяла высокую кружку. Эван пристально взглянул на Фио­ну: на лице ее было виноватое выражение. Она избегала смотреть ему в глаза, а на щеках появился румянец. Эван взял кружку за ручку, однако Фиона не выпустила ее из рук и стала сама поить его. Он пил, не спуская с нее глаз, и успел выпить почти весь напиток, когда Фиона наконец вздохнула и нехотя встретилась с ним взглядом.
   – Вот уж не думал, что ты станешь поучать женщин, – заметил он.
   Видя, что он не сердится, Фиона спокойно объяснила:
   – Я вовсе не собиралась выказывать неуважение твое­му отцу, но мне кажется, пытаться хоть немного вразумить его – это все равно что биться головой о стену.
   – Ты абсолютно права. – Эван улыбнулся ей и помор­щился, чувствуя отвращение к самому себе. – Признаться, мне никогда не приходило в голову, что женщины могут и не хотеть ложиться с моим отцом в постель. Знаешь, мой отец умеет уговорить кого угодно. Но мне всегда казалось, что все женщины потакают его прихотям по собственной воле, потому что ему удавалось их очаровать.
   – Думаю, в отношении некоторых из них это и в са­мом деле справедливо. Но я не читала им проповеди о нравственности и грехе. Просто сказала, что если им не хочется спать со старым лэрдом или вообще с кем-то из мужчин, они имеют право сказать им «нет». В конце кон­цов, церковь и священники приветствуют целомудренное поведение, а они обладают гораздо большей властью, чем старый лэрд.
   – Ты хочешь сказать, что в вашем клане женщины по­ступают именно так? Но ведь это распространенная прак­тика – владелец замка спит с живущими в его замке девуш­ками, которые ему понравились. А некоторых даже предла­гают гостям.
   – Но распространенная практика еще не значит пра­вильная. Там, откуда я приехала, к женщинам относятся с уважением, и они могут говорить «да» или «нет» по соб­ственному усмотрению. Мужчина не должен пользоваться своим положением хозяина, чтобы уложить женщину в по­стель. Женщины не должны бояться отказать лэрду или его отцу, или его брату, или любому другому мужчине, который ими руководит. Для этого существуют проститутки, готовые отдаваться за деньги. Вот их услугами мужчины и долж­ны пользоваться.
   – Или соблазнять девушек, как это делает мой отец? – спросил Эван и почувствовал, что ему любопытно узнать, какого мнения Фиона о его отце.
   – Может быть. – Видя, что он допил напиток, она по­ставила кружку на стол и, поудобнее усевшись на краешке кровати, повернулась к Эвану лицом. – Иногда мне кажет­ся, что женщина, которая позволяет мужчине соблазнить ее льстивыми словами и обворожительными улыбками, за­служивает того, чтобы понести наказание, которое за этим последует. А иногда я думаю, что любой мужчина, который ее соблазняет, а потом бросает, оставляя страдать в одино­честве, заслуживает наказания. – Она пожала плечами. – Понимаю, что сужу чересчур строго. Но слишком часто та­кие подлецы отнимают у девушки единственно ценное, что у нее есть. И меня это ужасно злит.
   – Но бывает, что и женщины ложатся с мужчиной в постель лишь для того, чтобы получить желаемое.
   – Согласна. Такие женщины не вызывают у меня ника­ких других чувств, кроме брезгливости. – Сцепив руки на коленях, Фиона наконец задала вопрос, который уже давно вертелся у нее на языке: – А почему твой отец выкрасился синей краской?
   Несколько секунд Эван молчал – слишком быстро Фи­она перевела разговор на другую тему, и он никак не мог сообразить, что ей ответить. Когда Фиона ни словом не упомянула о том, как выглядит его отец, Эван решил, что она просто не обратила на это внимания. На самом же деле от ее взгляда это не ускользнуло. Да и как можно было не заметить, что сэр Фингел весь, с головы до ног, вымазан синей краской.
   – Сегодня полнолуние, – ответил он. Фиона пепонимаюше уставилась на него, и он тихонько выругался; придется дать ей более подробное объяснение. – Мой отец и еще несколько мужчин красят тело синей краской всякий раз, когда бывает полнолуние, и танцуют в круге, выложен­ном камнями. Голые.
   – А что говорит священник по поводу такого языческо­го обряда?
   – Этот старый дурак танцует вместе с ними.
   Фиона едва сдержалась, чтобы не расхохотаться, пони­мая, что это было бы невежливо. Бедняга Эван, похоже, стыдится поведения отца.
   – Старый Айан уже там.
   – Да. Но он не красит тело синей краской до тех пор, пока не наступает полнолуние.
   – Понятно. – Голос Фионы дрогнул: сдержать смех оказалось не так-то просто. – А зачем они вообще это де­лают?
   – Кто-то рассказал моему отцу, что в древности мужчины таким образом просили богов, чтобы они даровали им силу в бою и… – Он замолчал, явно не желая продолжать.
   – И что?
   – И мужскую силу.
   Прижав руку к губам, Фиона уставилась на одеяло. Смех сотрясал все ее тело, и, чтобы сдержать его, ей пришлось прижать ко рту и другую руку. Нехорошо, конечно, и даже жестоко смеяться, но ничего поделать с собой она не могла. Перед глазами ее встала картина: группа голых стариков, размалеванных синей краской, самозабвенно танцует под полной луной, и, не в силах сдержаться, Фиона рухнула на кровать, корчась от смеха.
   «По крайней мере она не испугалась и не пришла в ужас, – подумал Эван. – Может быть, сделать вид, что я оскорблен, хотя бы из уважения к отцу? Нет, не стоит, – решил Эван. – То, чем старик собрался сегодня заняться, просто нелепо». Он бы и сам с удовольствием над ним посмеялся, если бы не неприятная мысль о том, что отца обвиняют в колдовстве. Однако смех Фионы оказался за­разительным, и спустя несколько секунд Эван хохотал вместе с ней.
   Отсмеявшись, Фиона заметила, что придвинулась по­чти вплотную к Эвану. Их лица оказались совсем рядом. Он улыбался и в этот момент показался Фионе потрясающе красивым. Интересно, понимает ли он это сам? Наконец улыбка на его губах погасла, и Фиона замерла. Что он сей­час сделает? Привлечет ее к себе или оттолкнет? Хорошо бы он наконец определился, чего от нее хочет. Ей уже стало действовать на нервы его непонятное поведение: то он, пылая страстью, заключает ее в объятия, то отталкивает.
   Осторожно ухватив Фиону одной рукой за подбородок, он другой вытер слезы смеха с ее пылающих щек и вперил­ся взглядом в ее губы. Она облизнула губы, и Эван, ругая себя за слабость, положил руку на ее стройную шею и при­влек к себе.
   «Только один поцелуй», – сказал он себе. Наверняка у него хватит сил сорвать с ее губ один поцелуй, не потеряв при этом власти над собой. Но как только губы его косну­лись ее губ, он уже в этом засомневался. Прикосновение ее теплых губ подействовало на него как удар хлыста. Жела­ние взметнулось в его груди яростной волной. Фиона слег­ка приоткрыла губы, и Эван, поспешно прижав ее к себе, жадно приник к ним, подчиняясь молчаливому приглаше­нию.