Хауэлл Ханна. Под счастливой звездой

   Сжимая в своей ладони руку Джиорсал, Эмил задумалась над словами сестры. Что и говорить, в ее речах был смысл.
   Конечно, заставить Парлана полюбить себя не так просто, как думает Джиорсал. Не просто — но реально. И у нее куда больше возможностей, чем у любой другой женщины.
   — Что ж, я поняла. Хватит мне расходовать силы на бесполезные сожаления. Необходимо направить их к вожделенной цели и получить то, что мне дороже всего. Сердце Парлана.
   Приобняв сестру, Джиорсал встала и потянула ее за собой.
   — Тебе необходимо терпение. Море терпения.
   — Я очень постараюсь быть терпеливой, но об этом легче говорить, чем быть такой.
   — А мне кажется, что ты способна совершить даже невозможное — в случае, если что-то для себя решишь окончательно и бесповоротно. Ну а теперь пошли — никуда не годится опаздывать на собственное венчание.
   — Где эта женщина? — прокричал Парлан, входя в зал.
   Лаган покачал головой и, даже не пытаясь скрыть улыбку, ответствовал:
   — Заканчивает последние приготовления перед венчанием.
   — Если она задержится еще хотя бы на минуту, я сам притащу ее сюда. Священник уже начинает волноваться, — добавил он со значением.
   — Точно. Вот почему он посиживает с Лахланом и распивает с ним меды. Яркий пример человеческого волнения.
   Оглядев Лейта, Малколма и хихикающего Артайра, Парлан переключил внимание на Лагана:
   — Готов признать, что мне не терпится. Самую малость.
   — Именно. Самую малость.
   — Может быть, ты прекратишь играть у меня на нервах, Лаган Данмор? — Парлан негромко выругался, но приятель продолжал над ним потешаться.
   Парлан уже собрался было во всеуслышание пожаловаться, что в жизни не встречал большей копуши, когда открылась дверь и Эмил явила себя собравшимся. Взглянув на невесту, Парлан невольно затаил дыхание. Свободное платье, казалось, летело вслед за ней подобно облачку. Этот фасон был выбран не только по той причине, что платье не должно было бередить еще сравнительно свежие рубцы на спине, но и потому, что Парлан и старая Мег были убеждены — тесная одежда не должна сдерживать рост ребенка, шевелившегося в чреве. Темно-синий цвет платья подчеркивал голубизну глаз Эмил, но более всего Парлана поразили ее волосы. Пышные и яркие, они были украшены вплетенными в них синими и золотыми ленточками. В жизни она еще не выглядела столь великолепно.
   — Ай да Парлан! Какую женщину себе нашел — просто загляденье. — Да, Лаган, загляденье. Такой уж я удачливый. — Парлан не теряя времени двинулся к Эмил.
   Увидев Парлана, Эмил тоже изумилась. Она впервые видела его в роскошном платье — в подобном костюме не стыдно было явиться и пред светлые очи короля. Черный с серебром камзол подчеркивал его привлекательность. Нельзя сказать, чтобы подобное открытие сильно ее порадовало, — она ощутила большую, чем прежде, неуверенность.
   Нет, в самом деле, как ей удержать этого мужчину? Она всего-навсего молоденькая девушка из долины, у которой только и есть, что вздорный характер да острый как бритва язычок. А Парлан выглядел как настоящий вождь горцев и, казалось, был вполне достоин внимания женщин куда более красивых и умных, чем Эмил. Он имел вид истинного покорителя женских сердец. Когда жених взял ее руку и поднес к губам, она только тяжело вздохнула.
   — Твоя красота выше всяких похвал, Эмил Менгус. — Парлана удивила печаль в глазах девушки. — Но мне кажется, ей недостает твоей очаровательной улыбки.
   Она попыталась улыбнуться, но сразу поняла, что это ей не удалось.
   — Видишь ли, Парлан, я немного нервничаю.
   Тот не слишком поверил ее словам, однако решил ни о чем не спрашивать. И время и место было самым неподходящим для выяснения отношений. Кроме того, он тоже волновался. Ему хотелось поскорее завершить обряд венчания, произнести и выслушать в ответ соответствующие слова и клятвы и наконец закрепить свои права на эту женщину и на ребенка, которого она вынашивала. После венчания у них будет предостаточно времени, чтобы обсудить то, что угнетало Эмил. С широкой улыбкой, которая должна была приободрить невесту, он повел ее к священнику, уже готовившемуся к совершению обряда.
   Когда Парлан и Эмил опустились на колени перед алтарем, жених, сжимая в своей руке ее трепетавшие пальцы, в последний раз заглянул себе в сердце, чтобы выяснить, нет ли у него в душе сомнений или хотя бы тени недовольства тем, что должно было свершиться. Однако ни сомнений, ни недовольства в себе не обнаружил. Впрочем, ничего другого он и не ожидал, поскольку последние сомнения оставили его в тот самый момент, когда он решил, что обязательно женится на Эмил. Существовало нечто, что он охарактеризовал как глупые страхи, но он мгновенно отмел эти странные чувства в сторону. К происходившему они не имели ни малейшего отношения. Более того, он был уверен, что стоит ему сделаться законным мужем Эмил, как страхи отпадут сами собой.
   «Моя», — подумал он с гордостью собственника, завладевшего чем-то чрезвычайно дорогим и ценным, и улыбнулся своим мыслям. Ничего подобного по отношению к другим женщинам ему испытывать не доводилось. На его взгляд, Эмил ничего подобного не чувствовала, поскольку, когда они произносили заключительные слова брачного обета, в ее голосе звучала неуверенность. Взглянув на нее, он задумался о причине, но не смог ответить на этот вопрос.
   Хотя Эмил шевелила губами, произнося слова брачного обета, который должен был превратить Парлана в ее мужа перед Богом и людьми, сомнения ее не покидали и отчасти сковывали язык. То, что лежало теперь впереди, могло превратить ее жизнь в праздник или, наоборот, сделать из нее непрекращающийся кошмар.
   Да, она любила его сверх всякой меры, но не была уверена, что он сможет ей ответить любовью на любовь. Невостребованность ее чувств — вот что ее более всего волновало теперь. Нет худшей муки, чем жизнь с человеком, который тебя не любит, думала она.
   Взглянув на мужчину, стоявшего рядом, она поняла, что здравый смысл, как ни странно, стал к ней возвращаться.
   Выбора не было. Если она унизит его, публично отказавшись сделаться его женой, ей уже, конечно, не удастся завоевать его любовь в будущем. Кроме того, следовало подумать о ребенке. У Парлана были точно такие же права на дитя, как и у нее, и от этих прав — она в этом была уверена — он никогда бы не отказался. Даже если они сейчас не поженятся, то все равно будут связаны ребенком. Нет, лучше не торопиться, решила она. Глубоко вздохнув, Эмил одно за другим повторила во всеуслышание слова обета, превращавшего Парлана в ее законного супруга. Что же касалось ее сердца, оно принадлежало этому человеку уже давно.

Глава 18

   — Ты счастлива, дочка?
   Эмил подняла глаза, взглянула на отца и улыбнулась.
   Она радовалась, что они с отцом снова сделались близкими людьми, хотя в ее сердце все еще таился давний страх. Ей казалось, что Лахлан может в любой момент от нее отвернуться. Она опасалась новых обид и поэтому старалась сохранять между собой и отцом определенную дистанцию — даже несмотря на нынешнее сближение. Впрочем, Эмил надеялась, что время и установившиеся между ними отношения помогут эту дистанцию сократить, а впоследствии и совсем уничтожить.
   — Да, папа. Он хороший человек. — На ее вкус в подобном утверждении содержалась известная доля равнодушия, но ничего другого в данный момент сказать она не могла.
   — Разумеется, счастлива. Вот у тебя и голос дрожит — от радости, наверное.
   Эмил изобразила на лице гримаску. Глупо, конечно, было изображать несусветное счастье, выговаривая при этом пошлейшие в свете слова.
   — Да, я счастлива. Он — тот самый человек, которого я хотела себе в мужья. Есть, конечно, между нами кое-какие разногласия, но со временем и они так или иначе сгладятся…
   — Что ж, вполне разумные слова. Он ведь выбрал именно тебя.
   — Да, из-за ребенка.
   — Вот глупости! Неужели ты полагаешь, что беременность могла принудить Парлана к нежеланному браку!
   — А как же соображения чести?
   — Какие тут могли быть соображения? Не забывай, ты стала его пленницей. Разумеется, если бы он соблазнил представительницу дружественного клана, соображения чести имели бы значение, но с пленниками такие вещи обычно не срабатывают.
   Эмил продолжала размышлять над словами отца, но тут появились Джиорсал и Мэгги и повели ее в покои Парлана. Речь отца произвела на Эмил сильное впечатление, ведь ее отец рассматривал эту проблему с точки зрения мужчины. Чем больше Эмил думала, тем больше удивлялась, что подобные соображения не приходили в ее голову раньше. Она пришла к выводу, что прежде старательно пыталась отмести от себя всякую логику, чтобы не лелеять в душе напрасных надежд.
   В самом деле, хотел Парлан ребенка или нет — она, впрочем, была уверена, что хотел, — он не стал бы связывать себя узами брака лишь по этой причине. Делом чести с его стороны было вернуть ее в руки родственников живой после уплаты выкупа. То, что в ожидании выкупа она потеряла девственность и забеременела, не имело, по мнению людей, большого значения. Все решили бы, что это просто издержки пребывания в плену, а возможно, одно из условий освобождения. Продолжая прокручивать в голове все эти соображения и рассматривать их так и эдак, Эмил рассеянно Попрощалась с сестрой и Мэгги, но вдруг заметила, что служанка не торопится уходить.
   — У тебя что-нибудь случилось, Мэгги?
   — Наоборот, все очень хорошо. — Мэгги буквально лучилась от счастья. — Я все хотела поговорить с тобой — аж со вчерашнего утра. — Тут она слегка покраснела. — Я запомнила слово в слово все твои рассуждения о том, как нужно себя вести с Малколмом. Запомнила и, как ты советовала, сделала.
   — И что же? Сработало, да? Впрочем, глупый вопрос, поскольку ответ написан у тебя на личике.
   — Да, сработало. Хотя зажженные свечи и мои постоянно открытые глаза пару раз заставляли беднягу заливаться краской стыда. — Тут она принялась хихикать, Эмил ей вторила. — Но теперь мне не придется делать этого. Я поняла, что Малколм на самом деле меня любит, и все мои страхи рассеялись. Стоило зажечь свечу, как я настолько расхрабрилась, что у меня хватило смелости решиться на испытание любовью.
   — Я так рада за тебя, Мэгги. — Она поцеловала служанку в щеку. — Теперь что касается Малколма. Он хороший человек. Так когда же вы поженитесь?
   — Священник сказал, что окрутит нас, перед тем как уедет из Дахгленна. Я хотела поблагодарить тебя, миледи, от всего сердца.
   — Меня? Но почему? Здесь целиком заслуга Малколма.
   — Да, но ведь на это еще надо было решиться, а ты, миледи, помогла мне набраться мужества.
   — Не сомневаюсь, что ты и сама бы на это отважилась, но я с радостью принимаю твои благодарности.
   Мэгги улыбнулась и заспешила к двери.
   — На этом я оставляю тебя, миледи. Уверена, твой муж явится сюда с минуты на минуту.
   Эмил тоже в этом не сомневалась. Как только Мэгги ушла, она направилась к зеркалу, чтобы привести себя в порядок. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как Парлан в последний раз сжимал ее в объятиях, и она чувствовала острое, как боль, желание принадлежать ему.
   Сначала их утехам мешали раны, а потом понаехали родственники, и было необходимо соблюдать некоторые формальности, что, в свою очередь, потребовало продлить период воздержания. Более того, с появлением под крышей Дахгленна священника Эмил пришлось перебраться из спальни Парлана в другую комнату.
   Возможно, все это было к лучшему, но Эмил подобные перемены не понравились, поскольку ее раны быстро заживали и столь же быстро росло желание снова ощутить на губах привкус страсти. Рори вселил в ее душу ужас, от которого, как она думала, ей не удастся избавиться никогда. Он населял ее сны, вернее, ночные кошмары. Хотя в эти минуты Парлан часто появлялся у ее изголовья, чтобы успокоить невесту, он как будто не понимал, до какой степени Эмил в нем нуждается. Она нуждалась в его постоянном присутствии, когда — для того, чтобы успокоиться и стряхнуть призраки ночи, — ей достаточно было протянуть руку, чтобы убедиться: Парлан рядом и ей ничто не угрожает. С другой стороны, приходилось признавать, что страхи еще некоторое время будут отравлять ее сознание, и требовалась довольно длительная передышка, чтобы и тело ее, и душа могли избавиться от гнетущих воспоминаний о часах страданий и боли.
   Проскользнув под одеяло, она откинулась на подушки и принялась ждать Парлана. Поскольку они были любовниками В течение долгого времени и она носила под сердцем его ребенка, никакой церемонии освящения брачной постели не готовилось. Эмил, разумеется, не возражала против этого, поскольку по опыту своих сестер, которые прошли через подобную церемонию, знала, что это весьма грубый и до определенной степени непристойный обычай. Единственное, что оставалось, — лежать и ждать Парлана, чтобы они могли продолжить отношения, которые были грубо прерваны нападением Рори и с тех пор не возобновлялись. Зевнув, она понадеялась, что Парлан не слишком долго задержится в зале за кружкой эля с друзьями, иначе, подумала она, он застанет свою законную жену в объятиях Морфея.
   Парлан глубоко вздохнул, расправил плечи и вошел в спальню. Он никак не мог понять, почему его снедало волнение и непонятное чувство скованности. Эмил много раз лежала в его постели, кроме того, она уже давно не была девственницей, с которой требовалось проявлять такт. Тем не менее он не мог отделаться от ощущения, что ему предстоит нечто новое, неизведанное.
   .Заметив, что Эмил зевает, он не мог сдержать улыбку — уж больно виноватый был у нее вид.
   — Вижу, что меня здесь дожидаются с нетерпением.
   — Извини, у меня был трудный день, а сейчас я устаю быстрее, чем прежде. — Она наблюдала за тем, как он раздевался, и думала, что чувствовала бы себя куда увереннее, если бы ее муж не был столь привлекательным и желанным для женщин. — По причине беременности, по-видимому, — добавила Эмил.
   — Надеюсь, ты не больна, не ощущаешь излишней слабости? — Парлан принялся за умывание — больше по привычке, нежели по необходимости, поскольку совсем недавно принимал ванну.
   — Нет-нет. Я чувствую себя нормально. Но я теперь быстрее утомляюсь. Теперь мне и отдыхать надо чаще, чем раньше. Я понимаю, что все это вполне нормально.
   Заметив, что он уже возбудился, она с коварством в голосе произнесла:
   — Вполне вероятно, что мне уже пора спать.
   Скользнув под одеяло, он обнял Эмил и в ответ на ее ироническую усмешку сдвинул брови.
   — Мне кажется, с этим ты могла бы и подождать.
   — Правда? У тебя есть что-то такое, что не даст мне заснуть?
   Сорвав с нее ночную рубашку, он торопливо приник к ее шелковистому телу и с облегчением вздохнул — это было возвращением в его жизнь чего-то воистину важного, того, чего он долгое время был лишен и о чем скучал больше, нежели мог себе признаться.
   — Надеюсь, я в состоянии привлечь твое внимание и удерживать его некоторое время. — Он обнял ее и с силой к себе прижал, чтобы она почувствовала прикосновение его плоти.
   Она ощутила знакомое тепло, которое согрело ей живот и бедра и стало распространяться по всему телу.
   — Вы правильно мыслите, милорд. Ваше снаряжение безукоризненно, — прошептала она с одобрением.
   Когда он начал ее целовать, она обхватила его руками за шею и сцепила пальцы замком. На сей раз Парлану не удастся прервать поцелуй. Начав давать выход своей страсти, Эмил поняла ее истинную силу. Признаться, она не могла взять в толк — хорошо это или плохо так сильно желать мужчину. Впрочем, беспокойство на этот счет мгновенно было вытеснено из ее сознания ответной волной страсти, которую демонстрировал Парлан, опаляя своими прикосновениями ее нежную кожу.
   Поскольку они истосковались по близости, им понадобилось совсем немного времени, чтобы ощутить восторг блаженства от обладания друг другом. Эмил лишь удивилась тому, что Парлан, судя по всему, потерял голову, как и она.
   Она с облегчением застонала, когда он вошел в нее, и чрезвычайно быстро достигла пика наслаждения. Потом Эмил еще теснее прижалась к Парлану, не желая нарушать единство их тел и душ. Заметив, что муж на нее смотрит, она распахнула ему навстречу глаза и лениво улыбнулась:
   — Ты был прав. Этот предмет и в самом деле удерживал мое внимание в течение некоторого времени.
   В ответ он тоже ей улыбнулся.
   — Какая ты, однако, дерзкая девчонка. — Тут он от нее отодвинулся. — Извини, но мне кажется, я был грубоват. Надеюсь, я не причинил тебе боли? — Он положил ладонь ей на живот.
   — Нет. Подумай о том, что мы вытворяли еще до того, как я узнала, что вынашиваю ребенка. Тем не менее он растет и отлично себя чувствует. Вспомни, что только не делал со мной Рори, но и ему, как метко заявила старая Мег, не удалось стряхнуть яблочко с яблони. Нет, любовью ребенку не навредишь. Боюсь, у тебя преувеличенное мнение о собственной грубости. — Тут она криво улыбнулась:
   — Так что не беспокойся, то, из-за чего ты на мне женился, в полном порядке.
   — А ведь я заметил, что тебя что-то угнетает, еще тогда, во время венчания, — сказал он, смахнув с ее лица непокорную прядку.
   — В том смысле, в каком это понимаешь ты, меня ничего не угнетает. — Ей вовсе не хотелось вдаваться в полемику о природе человеческих чувств.
   — Тем не менее что-то все-таки тебя не устраивает. Я видел, как ты заколебалась, когда настало время произносить слова священного обета.
   — Выходить замуж — дело непростое. Только не говори мне, что у тебя в этот момент не было никаких сомнений.
   — У меня их не было. — Он ухмыльнулся, заметив, что Эмил с иронией прищурилась. — Нет, правда. Честно говоря, я стал подумывать о женитьбе на тебе с того самого момента, как ты впервые оказалась у меня в кровати.
   — Ты никогда не говорил мне об этом, — произнесла она с сомнением, хотя знала, что Парлан не относится к разряду людей, которые могут расточать нежности просто так. Врать он не стал бы, даже если бы знал, что ложь поможет успокоить ее.
   — Разумеется. С какой стати было об этом упоминать, когда я в то время еще только обдумывал этот вопрос. Мало ли чем все могло кончиться? Вдруг я решил бы, что вступать с тобой в брак все-таки не стоит? Нет, лучше промолчать, нежели говорить то, в чем ты не уверен.
   Эмил не могла сказать, что ей понравилось заявление Парлана, хотя она понимала, что, испытывая ее, он еще раз продемонстрировал мудрость. В самом деле, люди вступают в брак на всю жизнь, поэтому выбирать себе жену и будущую мать своих детей следовало с осторожностью. Скоропалительные браки, как правило, оказывались неудачными, поскольку у людей не было возможности проверить ни силы своих чувств, ни склонности к совместной жизни. Тем не менее, подумала она мрачно, выглядело это не слишком привлекательно. Он прекрасно проводил с ней время, при этом постоянно себя спрашивая, достойна она стать его женой или нет. В этом было для нее нечто оскорбительное.
   — Судя по всему, мои слова тебе не по вкусу. В таком случае, извини. Я вовсе не хотел тебя обидеть.
   — Знаю. Я понимаю суть твоих сомнений. Брак — вещь серьезная.
   — Но тем не менее…
   — Я не говорила «но».
   — Это понятно по твоему тону. Итак, поведай мне, в чем же суть этого «но»? — Хотя Парлан вовсе не намеревался говорить ей о том, чего сам не чувствовал, но ослабить вдруг возникшую между ними напряженность хотел — и даже очень.
   — Длани Господни! Неужели тебе понадобилось так много времени, чтобы решиться на брак со мной? — Она искренне надеялась, что в ее вопросе прозвучала лишь нотка уязвленного самолюбия.
   Он собрался было рассмеяться, но передумал, поняв, что смех лишь еще больше уязвит ее гордость.
   — Мне не требовалось много времени, чтобы решиться на брак с тобой, хотя ты, быть может, и не поверишь. Нет, правда. — Тут он не выдержал и улыбнулся, поскольку прочитал проступившее на лице Эмил выражение глубочайшего сомнения. Потом он поцеловал ее капризно изогнувшийся рот и добавил:
   — Я, если честно, не хотел тебе преждевременно сообщать о своем решении. Но понял, что нам с тобой следует серьезно побеседовать еще до того, как уехал в Данмор.
   — А потом вернулся и обнаружил, что я пыталась удрать? — Она наконец поняла, что своим побегом обидела его. Впрочем, она и раньше об этом подумывала, поскольку Парлан не смог скрыть оскорбленного самолюбия в ночь после побега.
   — Скорее, я обнаружил, что ты пытаешься утонуть.
   Так будет вернее.
   — Наш план был хорош. Просто в решающий момент он дал сбой.
   — Ну да, самую малость. — Он улыбнулся, вспомнив, как Эмил и Лейт пытались осуществить свой замысел. — Но даже твой побег не изменил моего решения. Помнишь нашу пирушку в тот самый день, когда на нас налетел Рори?
   — Помню, как ты меня соблазнял тогда. И у тебя получилось.
   — Не стану отрицать, что я думал и о любовных утехах.
   Но в тот самый день я как раз собирался просить тебя стать моей женой Она вдруг ужасно расстроилась, что тогда романтическое предложение не было сделано. Хотя не сомневалась, что говорить о любви Парлан не собирался А ведь ей так были нужны слова любви. Сказала она, впрочем, иное:
   — Бог мой, так значит, проклятый Рори тебе помешал?
   — Именно. Но я же сделал тебе предложение, когда ты вернулась в Дахгленн.
   — Да, но в какой форме? Ты так искусно скрыл при этом, как ко мне относишься, что я решила, будто твое намерение было продиктовано исключительно моей беременностью.
   — Да перестань ты. Я ведь сказал, что в этом браке для меня заключалось нечто большее.
   — Да, в определенном смысле… — она оплела шею Парлана руками и наградила его поцелуем, — но то, что ты собирался просить моей руки еще до того, как мы с тобой узнали, что я вынашиваю ребенка, несколько меня успокоило. Я не хотела становиться твоей женой только потому, что забеременела и твоя честь требует прикрыть эту беременность немедленным браком. Или потому, что у меня в животе укоренилось твое драгоценное семя. — Она слабо улыбнулась. — Словом, я не хотела, чтобы ты делал то, чего не особенно желал, поскольку догадываюсь о последствиях вынужденных браков.
   — Я не тот человек, которого можно склонить к тому, к чему не лежит душа, моя радость.
   — То же самое мне сказал отец.
   — Сейчас?
   — Совсем недавно. И тон, которым он произнес эти слова, меня успокоил, хотя, разумеется, я бы хотела услышать это от тебя.
   — Слушай, девочка! Не стану отрицать, что хочу заполучить ребенка, но главное — это мои чувства к тебе, поскольку ты и только ты помогла мне его зачать. Я хочу ребенка, потому что он — часть тебя самой. Мне двадцать восемь лет. И я лучше, чем кто-либо, знаю о том, что такое радости плоти. Иными словами, женщин у меня было больше, чем следовало. Это не хвастовство, тут хвалиться особенно нечем. Просто так случилось. И ни с одной из этих женщин я не собирался обзаводиться ребенком. Обыкновенно я говорил себе: послушай, парень, ты же не хочешь, чтобы твое семя укоренилось в этой утробе. Поэтому я был очень осторожен и почти уверен, что ублюдков, то есть незаконнорожденных, у меня нет. А вот с тобой — другое дело. Я не думал об осторожности. С самой первой нашей встречи не думал. Не видел в этом нужды. И не волновался, зная, что ты можешь забеременеть. Отдавая семя тебе, я не чувствовал ничего, кроме удовольствия и радости. Да, я хочу ребенка. Но и ребенок не смог бы меня принудить к браку, если бы я этого не хотел. Нет, твоя беременность, напротив, служила мне гарантией того, что ты согласишься на наш брак. Если кого и требовалось принудить к браку — так это тебя, не меня. Именно тебе возможность выбора не была предоставлена.
   Эмил была тронута словами Парлана. Конечно, он говорил не совсем то, что ей хотелось бы от него услышать, но это позволило Эмил отринуть на время сомнение, семена которого взошли в ее душе, когда поспешность, с которой ее склоняли к браку, сделалась очевидной. Кроме того, коль скоро Парлан искренне хотел жениться на ней, можно было надеяться, что и он приложит все силы, чтобы превратить их брак в прочный и счастливый союз.
   — По сути, нельзя сказать, что к браку меня принудили. Конечно, ты и мой отец обо всем договорились, но ведь никто из вас не слышал, чтобы я оглашала эти стены воплями, протестуя против своей горькой доли, — Что верно, то верно — ты не вопила. А почему, позволь тебя спросить, Эмил?
   Менее всего ей хотелось сейчас объяснять, почему она согласилась с диктатом отца и Парлана и без возражений направилась к алтарю.
   — Просто мне, в сущности, не на что было жаловаться.
   У тебя в замке я была счастлива — и ты это знаешь. Мне никогда особенно не хотелось отсюда уезжать, и не только потому, что дома меня поджидал брак с ненавистным Рори.
   Я с самого начала хотела остаться, и вот теперь могу это сделать на законных основаниях.
   Парлан, как ни странно, ощутил укол разочарования.
   Ему хотелось любви, но несправедливо было требовать от Эмил того, что он сам отказывался ей дать. Пока, по крайней мере. С другой стороны, он сам себе противоречил. Она признала, что была счастлива в Дахгленне и рада оставаться здесь и впредь. Этого вполне достаточно. Пока. Остальное придет со временем.