Страница:
Ричи уже хотел уходить домой из офиса, как раздался звонок от Дирка. Дирк очутился в полиции, но у них нет времени на сантименты, поэтому излагают только факты. Украли бумажник, ясно, обычное дело, случается ежедневно с десятками людей. Полицейский открыл книгу учета обращений потерпевших. Дирк может взглянуть сам, сколько человек сидело за последние дни на этом стуле по тому же поводу. Карманники процветают. Ошибкой Дирка было то, что он засветил свои деньги. Ему следовало быть наблюдательнее и… следовало задуматься над тем, как вести себя в дальнейшем, чтобы больше не попадать в такие истории. Но что бы там ни говорилось, результат налицо. Его счет пуст, деньги украдены, часы, видимо, тоже уже не принадлежат ему, как, впрочем, и Линда. Осталось только провалить экзамен, быть выселенным из квартиры и убедиться, что машину тоже украли. Но нет, хотя бы этого не случится. Машина Дирка даром никому не нужна, это его последний бастион в борьбе против несправедливости мира. И если уж из-за отсутствия денег он не сможет больше ездить на своей машине, в случае нужды он будет в ней спать.
Но для начала он должен попасть домой, и ему никто не приходит на ум, кроме Ричи. Служащий полиции записал номер телефона и попросил междугородную станцию соединить с Ричи, а когда тот снял трубку, представился: – Полицейский участок Центрального района. Ричи от неожиданности едва не выронил трубку из рук. Почему ему звонит служащий полиции из Штутгарта? Он с быстротой молнии прокрутил в голове все возможные нарушения правопорядка, которые мог совершить за последние дни, но в этот момент еще одно убийственное сообщение вывело его окончательно из равновесия. Полицейский сказал, что речь идет о Дирке Веттерштейне.
Он покончил с собой, с ужасом подумал Ричи. Но в этот момент он услышал на другом конце линии голос Дирка.
Попытка самоубийства, с облегчением решил Ричи.
– Ричи, прости, но не мог бы ты выручить меня?
Меня ограбили!
Ограбление! Ричи подскочил на стуле. В голове его начали возникать картины бандитского нападения на друга, одна ужаснее другой.
– Нет никаких сомнений! – крикнул в трубку Ричи. – Я немедленно спасу тебя! Ты сам в порядке? Можешь двигаться? Все цело?
– Все не так страшно, Ричи, только деньги украли, а у меня нет бензина, и я не могу заправиться.
– Ах вот в чем дело! – Ричи сел, успокаиваясь, на край стола. – Ты чуть не довел меня до инфаркта. Не проблема, я немедленно выезжаю, только точно скажи, где тебя искать.
Дирк объяснил ему и чуть тише добавил: – И привези немного денег, чтобы я выручил свои часы.
– Из ломбарда?
– Хуже. Из кабака, который держит какой-то бывший боксер или кто-то вроде этого.
– Кто-то вроде… – нервно повторил Ричи, кладя трубку.
Гюнтер избавился от радара, утопив его в реке, отогнал назад фургон, пересел в свою машину и в прекрасном настроении направился в квартал новостроек. Время близилось к восьми вечера, дождь прекратился, воздух свеж и прозрачен, и фонари светят, словно умытые дождем, совсем по-другому. Настроение у него улучшилось, Гюнтер включил радио и начал весело подпевать, думая о Линде.
Линда, расположившись на балконе, красила ногти на ногах. В этот момент с улицы во двор свернул его автомобиль. Первым желанием девушки было сделаться невидимой или такой маленькой, чтобы ее никто не заметил, и не реагировать на происходящее. Но тут она вспомнила огромный букет роз, стоящий на маленьком столике на кухне, и весы отклонились в другую сторону. Тридцать роз баккара в одном букете Линда видела лишь однажды в жизни, в витрине цветочного магазина. Но никогда и нигде в частной обстановке. Просто так, без повода.
Она вздрогнула и осторожно выглянула через балконный парапет. Конечно, следует поблагодарить Гюнтера, пригласив на бокал шампанского. Но что значит выразить свою признательность таким образом, если и шампанское это тоже от него?
Зазвонил телефон. Ну ясно, это он, старая игра. «Я сижу в машине, посмотри хоть краешком глаза вниз».
«А если у меня сейчас нет настроения?» – подумала Линда, но уже поднялась, чтобы подойти к телефону.
Она нажала два раза на выключатель в комнате в ответ на мигание фар «мерседеса». После этого машина исчезла в подземном гараже. Телефон перестал звонить, прежде чем Линда подошла к нему. Черт побери, он впервые прячет свою машину! Линда быстро взглянула на ноги: не смажется ли только что нанесенный на ногти лак, – запихнула в шкаф разбросанные по комнате вещи и нажала кнопку домофона.
Гюнтер выскочил из лифта с юношеской грацией, подбежал к двери квартиры, поцеловал Линде руку и, улыбаясь, спросил:
– Разве сегодня не прекрасный день?
– Прекрасный день? – переспросила она, закрывая дверь. – И это притом, что весь день шел проливной дождь!
– Я этого вообще не заметил! Так радовался предстоящему вечеру!
– А откуда вы знали, – в этот момент Линда вспомнила, что они перешли на ты, и быстро поправила себя, – откуда ты знал, что я буду дома?
Гюнтер остановился перед роскошным букетом.
– Внутренний голос нашептал мне это!
– Большое спасибо за потрясающие розы. – Линда наградила его легким поцелуем в щеку. – Я никогда в жизни не видела таких роскошных букетов! Это просто фантастика!
– Для меня это удовольствие, и я рад, что угодил тебе – впрочем, в ведре они смотрятся не очень стильно. Нет? – ухмыльнулся Гюнтер.
Линда взглянула на ведро, в которое поставила букет.
– Но это была единственная возможность, потому что я…
– Завтра я привезу тебе специальное ведерко для охлаждения шампанского, – прервал ее Гюнтер, – которое подходит для всех подобных случаев: кроме прямого назначения, его можно использовать как цветочную вазу и даже как ночной горшок.
Он громко засмеялся над своей шуткой. Линда откашлялась.
– Хочешь чего-нибудь выпить?
– Красное вино из холодильника?
– Можно и шампанское…
– У нас есть что праздновать? – спросил Гюнтер, бросив на Линду один из тех взглядов, про которые его жена много лет назад сказала, что они способны растопить лед.
Линда задрожала, зная, к чему это приведет, если она сейчас скажет «да». Она посмотрела на него. Он, конечно, не Леонардо Ди Каприо, но Гюнтер, кажется, уже перерос переходный возраст. Мысли об этом посещали ее чуть ли не каждый день последнее время.
– Может быть, – ответила она, наконец, с грустной улыбкой. – Кто знает, какую игру сыграет с нами жизнь в следующий момент.
«Бред, – подумала Линда, – вполне очевидно, какая это будет игра».
«Это будет игра по моим правилам, – решил Гюнтер и кивнул ей.
– Давай тогда просто удивлять друг друга.
Он открыл бутылку и наполнил бокалы, пока Линда поставила на балкон второй стул. «Здесь, на полуоткрытом месте, он не предложит мне тотчас начать раздеваться», – убеждала себя Линда, улыбаясь Гюнтеру, который вышел на балкон с двумя полными бокалами.
– Очень романтично, – обронил он.
– Вчера было не менее романтично, пока не случилась одна маленькая непредвиденная погрешность, – парировала она, взяв свой бокал.
– Жены обычно имеют очень слабое представление о романтике. – Гюнтер поднял бокал.
– О романтике с посторонними женщинами? – Линда сделала глоток и села на стул.
– Почему ты сегодня такая строгая? – Гюнтер расположился напротив нее.
Его лицо покрыто ровным красивым загаром, голубая рубашка-поло с белыми полосами на расстегнутом вороте придает ему свежесть, он весь светится изнутри, от него идут волны такой жизненной энергии, что не заразиться ею нельзя.
Линда подумала о Дирке, о том, как желает его, о постоянном влечении к нему, – но было ли ответное влечение? Ей приходилось обо всем заботиться, по возможности за все платить, быть предупредительной и готовой услужить, если Господин имел время. Но нашел ли он в нужный момент время для нее? То, что было у Линды на душе, не интересовало Дирка, ното, что интересовало его, должно было интересовать ее.
Собственно, она была лишь инструментом. Удовлетворенным, но инструментом.
– Думаю, – она взглянула на Гюнтера, – думаю о том, что будет дальше.
У Гюнтера перехватило дыхание. Все развивается быстрее, чем он предполагал. Гюнтер слега подался к Линде и положил свою руку поверх ее.
– Это будешь решать ты, – тихо ответил он. – Я влюбился в тебя с первого взгляда, когда увидел на моем дне рождения. Мысли о тебе не дают мне спокойно спать, у меня пропал аппетит, я не могу сосредоточиться даже на работе. Но ты решишь все сама!
Линда не знала, что сказать, и взяла бокал. Она-то нисколечко не любит его. Но можно ли признаться в этом? Не оскорбит ли это Гюнтера, особенно после того, как он так искренне и доверчиво раскрыл ей свои чувства?
– Я, – начинает Линда, но умолкает и делает глоток. Она смотрит на него сквозь бокал и чувствует себя как кролик перед удавом. – Я не знаю. – Линда поставила бокал. – Все это для меня слишком неожиданно. Ты женат, у меня – любовная связь. А я не люблю двусмысленностей, мне нужна ясность.
– А для меня ясно, что ты женщина, о которой я всегда мечтал!
– Но что это может означать? Я имею в виду для меня? – Линда подняла колени и обхватила их руками. Что она делает? Это же все равно, что спекулировать своей жизнью?
– То, что я буду носить тебя на руках, если ты позволишь!
«Если ты позволишь»? Ясно, что для этого должны быть предпосылки.
– Я должна подумать, Гюнтер, вот так, в один момент, я не способна решить этот вопрос. Да и о чувствах, я думаю, нельзя…
– У меня есть оно, это чувство, – прервал ее Гюнтер, – глубокое, искреннее чувство.
Линда освободила свою руку.
– Но речь идет и о моих чувствах! Гюнтер скрестил руки на груди.
– У тебя есть время. Я же сказал, что все будешь решать ты.
Они смотрели друг на друга в полном молчании, пока Линда не перевела взгляд в сторону улицы. Она смотрела на крыши домов. Там, в центре, под одной из крыш живет Дирк. Что же он творит? Почему не звонит ей больше?
– Ты все еще любишь его? – спросил Гюнтер внезапно и задержал дыхание. Если она скажет «да», можно убираться восвояси. Против этого бессильно самое мощное в мире оружие.
Но Линда медлит.
«Люблю ли? – размышляла она. – Не имею понятия. Я даже не знаю, какие чувства испытываю к нему. Злость? Нет, только глубокую обиду. Тоску?» Но прежде всего, хотелось бы узнать, что на него нашло, почему за одни сутки, с вечера до утра, Дирк совершенно забыл о ней, даже не попрощался, словно между ними ничего и не было.
Нет, это не любовь. Или уже не любовь.
Но вместе с тем Линда не могла вот так сразу перенести это понятие на Гюнтера.
Она оставила вопрос без ответа, и Гюнтер не настаивал.
– Ты свободна завтра вечером? – спросил он. Завтра Клаус отправится с его миллионом в Лихтенштейн. Вот он, великий поворотный момент! – Есть что отпраздновать, и я с радостью вывел бы тебя погулять. – Гюнтер засмеялся; глаза его лучились от удовольствия. – Отчасти это будет маленькой репетицией экскурсии по Парижу.
Линда промолчала и, сделав еще один глоток из бокала, с благодарностью кивнула.
– Это наверняка, будет великолепно!
– Это будет еще прекраснее, если ты купишь к завтрашнему вечеру красивое платье. – Гюнтер извлек из бумажника купюру в пятьсот марок и положил ее на стол рядом с бокалом.
– Это… – попыталась возразить Линда, но Гюнтер уже встал, чтобы уйти.
– К сожалению, у меня назначена деловая встреча, поэтому нет времени дискутировать. Принимай все как есть и считай, что это делается для нас обоих. – Гюнтер обошел вокруг стола, наклонился к ней и поцеловал в лоб.
Линда встала. Гюнтер заключил ее в объятия; она прижала голову к его плечу, вдыхая аромат одеколона, и подумала, что было бы неплохо стать чуточку мягче.
Отстранившись от Гюнтера, Линда поцеловала его в обе щеки.
– Большое спасибо. До завтра!
Через несколько минут она увидела с балкона, как его машина выехала из подземного гаража.
Марион сидела за накрытым к завтраку столом, когда на следующее утро, в семь часов, спустился Гюнтер. Не говоря ни слова, она положила перед ним местную газету. На первой странице большими буквами красовался заголовок: «Кто спилил радар?»
– «Очевидно, радарная установка подверглась нападению заезжих хулиганов», – улыбаясь, прочитала она. – А в роли хулигана – сам Гюнтер Шмидт. Это здорово!
Марион начала чистить яйцо.
– Что ты хочешь? – Гюнтер подвинул к столу свой стул.
На Марион небесно-голубой брючный костюм, и выглядит она для этого времени суток очень свежо и нарядно. Так же как и сам Гюнтер, у которого привычка выглядеть хорошо выработалась годами. К этому обязывало занимаемое в обществе положение.
– Да ничего я не хочу. – Марион подвинула ему коробочку с только что испеченными булочками. – Я просто развлекаюсь, В тебе, оказывается, есть черты, о которых я даже не подозревала. И это притом, что мы женаты так давно!
– Скажешь тоже, – пробормотал Гюнтер, взяв булочку. Он бросил на нее быстрый взгляд. «Что же ты хотела этим сказать? – подумал он. – Неужели ты снова следила за мной?» Гюнтер размышлял, не просмотрел ли чего.
– Оказывается, ты способен спилить радарную установку.
– Ах это! – Успокоившись, он разрезал булочку.
– А что ты подумал? – Марион бросила на мужа задумчивый взгляд и почувствовала необъяснимую тревогу. Название ей она уже знает: подозрение.
– Я думал, что ты имеешь в виду мои последние сделки. – Гюнтер попытался перевести разговор, прикидывая при этом, о каких сделках он расскажет жене, если она вдруг попросит его объяснить, что он имеет в виду.
Но Марион поняла: он говорит об этом участке земли. Видимо, успеет произойти очень многое, пока Манфред наконец придет к ней. Или пожелает сообщить. Сегодня она отправится в архив и выяснит, кому принадлежит эта земля. И разберется во всем сама. В конце концов, часть денег с их общего счета принадлежит ей. Она привнесла эти деньги, вступая в брак, и имеет право распоряжаться ими, не спрашивая у мужа разрешения. Деньги, с которыми она может делать все, что захочет. Даже если тем самым ущемит интересы мужа.
Клаус в этот ранний час сидел в своем автомобиле: ему предстояло отправиться в Лихтенштейн. В багажнике лежал маленький чемоданчик-сейф, который Гюнтер торжественно вручил ему накануне в офисе. Вместе они пересчитали купюры, рассортировали их по номиналам, уложили в кейс и ввели код замка. Так или иначе, они придумали очень ловкий трюк. Как английские почтовые грабители в 1963 году или Гекльберри Финн и Том Сойер. Общая тайна – это великая сила. Для друзей – тем более, независимо от того, взрослый ли ты мужчина или маленький мальчик.
Некоторое время это героическое чувство еще наполняло Клауса, но вот он поставил в магнитолу компакт-диск с записью классической музыки и начал наслаждаться ощущением того, что у него за спиной лежит огромное богатство. А что он мог бы сделать с этими деньгами? Сесть в ближайший самолет, улететь в Южную Америку и провести беззаботно и в удовольствиях остаток своих дней в обществе какой-нибудь местной прелестницы. Только хватит ли этих денет, чтобы спокойно прожить остаток дней? И позволит ли ему Гюнтер спокойно жить?
По трассе А8 Клаус направился к Ульму, а оттуда выехал на автомагистраль, ведущую на Брегенц. Он уже очень давно не был на Боденском озере и, проезжая мимо, решил во что бы то ни стало на обратном пути завернуть в Линдау и посидеть там в самом лучшем ресторане. У него есть полное право позволить себе все самое лучшее. В туннеле Пфендер, в Австрии, он попал в пробку, оказавшись запертым среди других машин. Через некоторое время ему пришло в голову, что затор инсценирован с целью совершить нападение на него и завладеть его деньгами. Что ему делать, если вдруг появятся вооруженные люди и нападут на него? Спасаться бегством? Даже и думать не стоит! Отбиваться? Но он же не Пирс Броснан. Клаус ослабил галстук, включил кондиционер и начал наблюдать за теми, кто находился в соседних машинах. Перед его машиной стоял зеленый «опель-кадет» неопределенного года выпуска, а позади – мини-вэн. Мало оснований опасаться нападения со стороны таких соседей. Или все-таки нет? Общее количество мест в мини-вэне как минимум равно шести. Клаус пытался разглядеть в зеркало заднего вида лицо водителя мини-вэна. Это женщина. Как хорошо! Клаус на время расслабился. Но стоп! Разве в сценах с террористическими актами не женщины показаны как самые кровожадные и беспощадные участницы? А разве не они оказываются зачастую вдохновителями и руководителями террористических актов? Тут он увидел, как дверца пассажира, сидящего рядом с водителем мини-вэна, открылась и из нее вышел мужчина. Пульс Клауса начал зашкаливать; этот тип направлялся прямо к нему. Клаус нажал на кнопку центрального замка и заблокировал все двери. Потом подумал, что стекла его машины не бронированные, поэтому такая мера предосторожности не спасет его от нападения. У этого парня есть что-то в руках? Клаус увидел бородатое лицо, приближающееся к его двери.
– Прочь! – заорал он, закрывая лицо руками. Потом надавил на кнопку сигнала. Помповое ружье разнесет стекло двери и его лицо в клочья за один момент! Но он же не стащил эти деньги. Он ничего плохого не имел в виду. Только пожить еще пару лет вместе с Региной под ясным небом, ничего больше! Парень начал что-то орать. Все! Вот и конец!
– Да заглушите вы наконец мотор! Вы, вонючка!
Клаус сидит как парализованный.
Мужчина начал стучать кулаком в стекло.
– Заглуши мотор, это же пробка, ты, алкоголик!
Заглушить мотор? До Клауса доходит, что это не он стал жертвой бандитов. Это люди в соседних машинах могут стать жертвами выхлопных газов его машины.
– О да, само собой разумеется, конечно, немедленно, простите меня. – Сердце его продолжает колотиться.
Показав ему характерный жест средним пальцем правой руки, мужчина пошел к своей машине. Но успокоиться быстро не удалось.
– Это не было покушением, – сказал Клаус себе. – Конечно, нет!
Потом увидел, что машина впереди него тронулась с места. Дрожащей рукой он повернул ключ и еще долго боялся посмотреть в зеркало заднего вида.
Манфред Бушельмейер сидел в своем кабинете и точил карандаши. Эта корова из ведомства по труду до сих пор не позвонила. Она что, хочет обломать его? Больше семнадцати марок он все равно не предложит. Потому что тогда зарежет себя без ножа. Платить больше семнадцати марок – огромный риск.
Зазвонил телефон.
Наконец! Манфред быстро снял трубку.
– Что нового на окрестных фронтах?
Тьфу ты, словно сама когда-нибудь служила, тупоумная генеральская дочка. И словно она уже тоже все точно разузнала. Тогда это конкуренция. И Марион прикинется, будто ничего не знает, чтобы как можно больше выведать у него.
Он постарался отвечать равнодушно:
– Это, кажется, не очень привлекательный объект. По крайней мере, в местном совете еще никто этот вопрос не обсуждал!
«Ого, – подумала Марион, – сейчас он попытается одурачить меня». Она посмотрела через окно в сад, день обещает быть замечательным, и в этот момент Марион заметила, как во двор вошел садовник.
Марион почему-то считала, что все садовники – убийцы.
– Значит, пустое колебание воздуха? – спросила она.
– Абсолютно, – ответил Манфред, сломав кончик карандаша. – Забудь об этом, Марион. Мне очень жаль!
А если она уже набавила цену? А если она действительно предложила больше семнадцати марок? А если Марион известно, что он ее тайный оппонент в этой игре? А если она только и ждет его краха, уже зная, что он неминуем?
– Жаль, – проговорила Марион. – Может, в следующий раз, Манфред. Играй и выигрывай. Ты знаешь.
«Я вообще ничего не знаю, – подумал он, со злостью бросая трубку. – Я знаю только, что эта дрянь из ведомства по труду до сих пор не позвонила. И она скорее всего не позвонит, потому что дело уже, похоже, улажено. Играй и выигрывай. Партия за Марион! Потерять столько денег! А как легко можно было их заработать. Да, они мастера своего дела! Надо их просто уничтожать, этих Шмидтов!»
Аннемари Розер расслабленно сидела в своем кресле и мечтала. Вот так иногда можно заработать деньги. 160 тысяч марок за один вечер. 160 тысяч марок. Чтобы получить такие деньги при ее теперешней зарплате, нужно не есть, не пить три года и восемь месяцев. 160 тысяч марок означало бы еще и новую мебель, новую кухню и новую машину. Или новую квартиру. Может, даже маленький домик в ближайших окрестностях города. Или отпуск каждый год, проведенный в путешествии по миру, а зимой – горные лыжи. Это понравилось ей больше. Она закрыла глаза, положила ноги на стол и погрузилась в мечты, пока вдруг в голове не сработал какой-то будильник. Ах да, в коридоре сидят люди, которые ищут работу. Аннемари с удовольствием предложила бы им свое рабочее место, а сама пустилась бы по волнам новой жизни.
Клаус приближался к границе. При подъезде к австрийской таможне сердце снова сильно забилось от необъяснимого волнения. Почему, он не мог понять, ведь ему ничто не угрожало. Он направляется в Лихтенштейн. Наличные деньги при пересечении границы в данном случае не декларируются. Только если Клаус захочет положить их там на счет. Тогда это придется сделать для предоставления информации в статистические органы. Необходимо будет заявлять и доходы с такого счета. Клаус также знал, что это декларирование затрагивает только внешнеэкономические активы, касающиеся международных обменных операций. То есть заявлять ввоз таких средств надо совсем в других ситуациях. И это известно всем: финансовому ведомству и другим органам.
Несмотря на осведомленность, нервы у Клауса на пределе. Потому что самые темные лошадки в его представлении – это служащие таможни. Как отреагирует простой таможенник, обнаружив в его кейсе некоторое количество пестрых денежных пачек на общую сумму в один миллион марок? Ему-то самому ничего в этой ситуации не угрожает, поскольку с помощью банковских документов он готов доказать легальное происхождение этих денег. Но тем не менее могут возникнуть неприятности, потому что служащий таможни имеет право проверить, не стоит ли за этими деньгами история с вымогательством, похищением или ограблением, не отмывание ли это денег от торговли наркотиками. Вот таким проверкам совсем не хотелось бы подвергаться, несмотря на то, что все налоги с миллиона, лежащего в кейсе, уже уплачены и это строго задокументировано.
От таких мыслей Клауса прошиб пот, и он решил немного успокоиться. Ему казалось, что знаки доллара прыгают у него перед глазами. Любой пограничник и таможенник тотчас заметят это, и тогда проблем не миновать. Клаус остановил машину на одной из стоянок и начал ходить вокруг нее, стараясь взять себя в руки. Отойти далеко от машины он не мог, боясь, что ее угонят. «БМВ» пользуются у населения большой популярностью – даже если в багажнике и не лежит миллион.
«Я должен думать о чем-то отвлеченном, не касающемся моей акции», – начал Клаус сеанс аутотренинга. Но ничего, кроме имущественного спора с первой женой, желания Регины поехать в отпуск, суммы на его опустевшем счете, на ум не приходит. И мысли возвращаются к лежащему в багажнике миллиону. После третьего круга возле машины Клаус почувствовал, что ему ничего не помогает. Рубашка прилипла к спине. На улице к тому же нестерпимо жарко.
Он снова сел в машину, вставил компакт-диск с вариациями на тему произведений Гайдна и начал постепенно успокаиваться. Через восемнадцать минут музыка закончилась, и Клаус запустил воспроизведение еще раз. К началу третьего прослушивания он готов был завести мотор и продолжить путь к границе. С музыкой Гайдна он пересек таможенный пост с австрийской стороны и через минуту с излишне любезной улыбкой, как у Алисы в стране чудес, приветствовал швейцарского таможенника.
– Ничего облагаемого пошлиной, – произнес Клаус и спокойно проехал границу поста.
Когда он вырулил на дорогу, ведущую в Вадуц, лицо его побелело, но широкая улыбка еще долго не сходила с него. Да, он сделал это. Деньги движутся по пути в «никуда».
Услышав, что ее зовут к телефону в парфюмерном магазине, Линда испугалась. Только бы не Гюнтер. Не хватало еще, чтобы он узнал, где она зарабатывает себе на хлеб.
Но это оказалась Грета Кремер, которая напомнила Линде, что ждет ее к себе на демонстрацию очередной коллекции белья.
– Я не забыла про вас! – обрадовалась Линда.
– Я пожелала еще раз убедиться, что вы придете. Собирается прекрасная компания, думаю, будет очень весело, и вам удастся выгодно продать большую партию.
– Спасибо, мне было бы это очень кстати!
– Надеюсь, все получится.
Линда положила трубку. Гюнтер вынул двумя пальцами из бумажника и дал ей то, ради чего она должна будет полночи кривляться непонятно перед кем, выслушивая глупые шутки, и улыбаться, делая при этом счастливое лицо.
«Ты опускаешься до уровня проститутки, – сказала она себе, – смотри же, Линда, не упади еще ниже, вместо того чтобы взлететь!»
Дирк провел бессонную ночь. Ричи, как настоящий друг, примчался вчера ему на помощь, забрал из полицейского участка и пошел вместе с ним в злополучный кабак в качестве группы силовой поддержки. Дирк, как и в прошлый раз, сразу разыскал это место и, исполненный энтузиазма, вошел внутрь. Как и в прошлый раз, глаза его не сразу привыкли к темноте. Но, едва освоившись, он узнал помещение, где был вчера.