Страница:
– Фигейрас.
– Инспектор? – Это был голос старшего комиссара.
– Да, слушаю.
– Готова информация, которую вы просили. Во-первых, у нас нет никаких материалов на Хулию Альварес. Ни дорожных происшествий, ни штрафов за парковку, вообще ничего. Известно только, что она имеет докторскую степень по истории искусств и написала книгу о Пути святого Иакова под названием «Путь инициации». На мой взгляд, немного отдает эзотерикой. Собственно, и все.
– А вы хорошенько погуглили?
– За кого вы нас принимаете, инспектор? – недовольно отозвался шеф.
– Простите, вы правы, – засопел Фигейрас. – Продолжайте, прошу вас.
– А вот ее муж и вправду любопытная фигура.
– Да уж, представляю.
– Мартин Фабер – климатолог. Причем из лучших. Честно говоря, никто не может понять, что он здесь делает. В две тысячи шестом году он опубликовал работу о таянии вечных снегов в основных горных массивах Европы и Азии и даже получил за нее премию ООН. Его прогнозы, кажется, сбываются неукоснительно. У него впечатляющая репутация в научном мире. Но самое забавное, инспектор, это… Ладно, потом. Он закончил Гарвард и был завербован Агентством национальной безопасности США, где и работал вплоть до женитьбы на Хулии, после чего подал в отставку и переехал сюда, к жене.
– Ее муж – шпион?
– В буквальном смысле да. – Комиссар понизил голос. – Плохо то, что дальнейшая его биография засекречена.
– Как удачно.
Глазки инспектора бойко засверкали за стеклами очков. Ему показался любопытным совпадением тот факт, что тип, допрашивающий в настоящий момент свидетельницу, и ее муж работают на одну и ту же разведывательную службу. «Идет какая-то крупная игра», – пробурчал он себе под нос.
– А известно, когда они поженились, комиссар?
– Я пока не нашел запись в реестре актов гражданского состояния. Однако через архив материалов по гражданам США, проживающим в Испании, мне удалось выяснить, что они вступили в брак в Великобритании. И знаете, что еще? Крайне примечательный факт из таможенного архива…
– Давайте, комиссар, не томите…
– Похоже, супруги Фабер прожили год в Лондоне, занимаясь темой, весьма далекой от профессиональных интересов их обоих. Они заделались скупщиками антиквариата. Но при переезде сюда, чтобы не тащить лишних вещей, продали все. Все, за исключением двух камней Елизаветинской эпохи, которые они задекларировали в Комиссии по культурному наследию.
– Два камня?
– Два древних талисмана. Занятно, правда?
9
10
11
12
13
– Инспектор? – Это был голос старшего комиссара.
– Да, слушаю.
– Готова информация, которую вы просили. Во-первых, у нас нет никаких материалов на Хулию Альварес. Ни дорожных происшествий, ни штрафов за парковку, вообще ничего. Известно только, что она имеет докторскую степень по истории искусств и написала книгу о Пути святого Иакова под названием «Путь инициации». На мой взгляд, немного отдает эзотерикой. Собственно, и все.
– А вы хорошенько погуглили?
– За кого вы нас принимаете, инспектор? – недовольно отозвался шеф.
– Простите, вы правы, – засопел Фигейрас. – Продолжайте, прошу вас.
– А вот ее муж и вправду любопытная фигура.
– Да уж, представляю.
– Мартин Фабер – климатолог. Причем из лучших. Честно говоря, никто не может понять, что он здесь делает. В две тысячи шестом году он опубликовал работу о таянии вечных снегов в основных горных массивах Европы и Азии и даже получил за нее премию ООН. Его прогнозы, кажется, сбываются неукоснительно. У него впечатляющая репутация в научном мире. Но самое забавное, инспектор, это… Ладно, потом. Он закончил Гарвард и был завербован Агентством национальной безопасности США, где и работал вплоть до женитьбы на Хулии, после чего подал в отставку и переехал сюда, к жене.
– Ее муж – шпион?
– В буквальном смысле да. – Комиссар понизил голос. – Плохо то, что дальнейшая его биография засекречена.
– Как удачно.
Глазки инспектора бойко засверкали за стеклами очков. Ему показался любопытным совпадением тот факт, что тип, допрашивающий в настоящий момент свидетельницу, и ее муж работают на одну и ту же разведывательную службу. «Идет какая-то крупная игра», – пробурчал он себе под нос.
– А известно, когда они поженились, комиссар?
– Я пока не нашел запись в реестре актов гражданского состояния. Однако через архив материалов по гражданам США, проживающим в Испании, мне удалось выяснить, что они вступили в брак в Великобритании. И знаете, что еще? Крайне примечательный факт из таможенного архива…
– Давайте, комиссар, не томите…
– Похоже, супруги Фабер прожили год в Лондоне, занимаясь темой, весьма далекой от профессиональных интересов их обоих. Они заделались скупщиками антиквариата. Но при переезде сюда, чтобы не тащить лишних вещей, продали все. Все, за исключением двух камней Елизаветинской эпохи, которые они задекларировали в Комиссии по культурному наследию.
– Два камня?
– Два древних талисмана. Занятно, правда?
9
Замелькавшие перед глазами картинки, казалось, не имели никакого отношения к реальной действительности. Они напоминали фрагменты программы новостей или, хуже того, кадры из плохого фильма о войне в Персидском заливе. Честно говоря, я бы сразу отвела взгляд, если бы не узнала человека в оранжевом тряпье, сидящего в центре экрана. Боже мой! Как только я увидела его угловатую фигуру, черты лица, его большие сильные руки, связанные веревкой, и эту недовольную гримасу, в которую складывались его губы всякий раз, когда ситуация оборачивалась не так, как он хотел, я тотчас же поняла, что не в силах смотреть дальше.
– Что… что это? – пролепетала я.
Полковник Аллен остановил запись:
– Это видеодокумент, подтверждающий, что заложник жив. Он был получен на прошлой неделе из неизвестного пункта в турецкой провинции Северо-Восточная Анатолия. Как видите, здесь заснят…
– Мой муж, я вижу, – оборвала я, ощущая ком в горле от тоски и страха. Непроизвольно я крутила на пальце обручальное кольцо, пытаясь совладать с подступающими рыданиями. – Но как же это возможно? Кто его похитил? И зачем? Чего они хотят?
– Успокойтесь, прошу вас.
– Успокоиться? – хрипло проговорила я. – Как вы это себе представляете?
Официант кафе «Кинтана» бросил быстрый взгляд в нашу сторону, когда услышал мой истерический тон. Голос мой зазвенел от злости, слезы брызнули из глаз, а грудь сдавило от нехватки воздуха. Взяв меня за руки, полковник многозначительно посмотрел на официанта, то ли запрещая ему соваться не в свое дело, то ли убеждая, что все в порядке. Так или иначе, тот убрался в другой конец зала.
Аллен снова переключился на меня:
– Я отвечу на все ваши вопросы, сеньора Фабер. По крайней мере на то, что известно мне и моему правительству. Но мне нужно, чтобы и вы в свою очередь нам помогли. Вы понимаете?
Я не могла ответить. Мой взгляд был прикован к застывшему изображению Мартина. Его с трудом можно было узнать. Эта многодневная щетина, всклокоченные волосы, покрытая язвами кожа… Меня охватили мучительные угрызения совести. Как я могла быть такой бесчувственной? Почему отпустила его одного в такое путешествие? В моей памяти вспыхнули яркие воспоминания о нашей последней ссоре. Она произошла незадолго до его вылета в Ван, близ Арарата. Я бросила ему в лицо горькое обвинение в том, что целых пять лет он использовал меня в своих экспериментах, и поклялась, что никогда больше не буду принимать в них участие. «Даже во имя нашей любви?» – спросил он, удивленный моей яростью. «Ни за что на свете!» Теперь же я проклинала свой характер. Неужели это я довела его до такого положения?
– Во-первых, вы должны знать, что одна террористическая организация взяла на себя ответственность за его похищение, – уточнил Аллен, игнорируя мои стенания. – Это Рабочая партия Курдистана, нелегальное политическое движение марксистского толка, десятилетиями оказывающее сопротивление турецким властям. Хорошая новость состоит в том, – он улыбнулся, – что за ними числится длинный список похищений, но большинство заложников, в конце концов, остались живы. Менее хорошее известие – это то, что в данном случае они действовали на удивление безупречно. Не оставили никаких улик, никаких ниточек. По правде говоря, даже наши спутники не смогли их обнаружить.
– Спут…ники? – пробормотала я, подавляя всхлип и не веря своим ушам.
– Мое правительство обращается к вам, и это наша последняя надежда. – Полковник вновь разулыбался. – До знакомства с вами ваш муж сотрудничал в ряде проектов первостепенной важности для нашей страны. Он владеет деликатной информацией, которая никак не должна попасть в чужие ру ки, тем более в эти. Поэтому я здесь. Я хочу помочь вам спас ти его, но и вы должны нам помочь. Вы меня понимаете?
– Нет… не уверена.
Меня снова захлестнула волна сумбурных мыслей. Мартин никогда не проявлял особой откровенности, рассказывая о своей жизни в Вашингтоне. Скорее, он мельком упоминал о подобном этапе своей биографии. Словно бы что-то смущало его в этих воспоминаниях, подобно тому как мужчины считают политически некорректным говорить о бывших подружках в присутствии законной супруги.
Николас Аллен тем временем сменил тему, повергнув меня в еще большее недоумение.
– Я прошу вас досмотреть видео до конца, сеньора.
– Что?
– Поверьте, я делаю это не с целью усугубить ваши мучения, а для того, чтобы вы помогли нам расшифровать послание, адресованное вам.
– Мне? На этой записи?
Мои руки снова задрожали.
– Вам. Хотите посмотреть?
Экран компьютера вновь засветился, окрасив в голубые тона уголок кафе. Полковник прокрутил запись вперед и остановил ее на седьмой минуте. Я с силой прижала руки к груди, будто бы это могло помочь мне сдерживать эмоции. Контрастность изображения была выведена на максимум. Снова увидев изможденное лицо мужа, я приготовилась к худшему.
Первое, что я услышала, был мужской голос, говорящий по-английски с резким акцентом:
«Назовите свое имя!»
Голос принадлежал кому-то за экраном, в нем отчетливо звучали гневные нотки.
«Вы слышали? – настаивал мужчина. – Назовите свое имя!»
Мартин поднял глаза, словно только что очнулся.
«Меня зовут Мартин Фабер. Я ученый…»
«Хотите что-нибудь передать своим близким?»
Мой муж кивнул. Его собеседник выговаривал согласные с придыханием, а «с» у него звучало так же, как у русского негодяя в «Охоте за „Красным Октябрем“». Мартин обратил свой взгляд к камере и заговорил так, будто эта запись велась исключительно для меня:
«Хулия, быть может, мы больше не увидимся… Если я отсюда не выберусь, то хочу, чтобы ты вспоминала обо мне как о счастливом человеке, обретшем в тебе свою вторую половину…»
Я украдкой стерла слезу со щеки. Мартин держал в руках залог нашей любви. Предмет, из-за которого наша жизнь – по крайней мере, для меня – обрела совершенно неожиданный смысл. Дрожащим голосом, с паузами, он продолжал:
«…Если ты упустишь время, все пропало. Наши совместные открытия. Мир, открывшийся перед нами. Все. Сражайся за меня. С обороной и заступничеством Санта-Марии, о новой жизни мечтай. Используй свой дар. И знай, что, даже если тебя будут преследовать, чтобы отнять то, что принадлежит нам обоим, дорога к нашей новой встрече всегда тебе будет указана в виденьях».
Запись внезапно оборвалась.
– Больше ничего нет? – спросила я, задыхаясь, словно мне не хватало воздуха.
– Нет.
Я пребывала в растерянности. Скорее, в совершенном оше ломлении. А полковник Аллен, все это время державший мои ладони в своих руках, слегка сжал их.
– Сочувствую… – тихо сказал он. – От всей души… – И тут же, движимый не совсем понятным мне любопытством, задал неожиданный вопрос: – Что это за дар, сеньора?
– Что… что это? – пролепетала я.
Полковник Аллен остановил запись:
– Это видеодокумент, подтверждающий, что заложник жив. Он был получен на прошлой неделе из неизвестного пункта в турецкой провинции Северо-Восточная Анатолия. Как видите, здесь заснят…
– Мой муж, я вижу, – оборвала я, ощущая ком в горле от тоски и страха. Непроизвольно я крутила на пальце обручальное кольцо, пытаясь совладать с подступающими рыданиями. – Но как же это возможно? Кто его похитил? И зачем? Чего они хотят?
– Успокойтесь, прошу вас.
– Успокоиться? – хрипло проговорила я. – Как вы это себе представляете?
Официант кафе «Кинтана» бросил быстрый взгляд в нашу сторону, когда услышал мой истерический тон. Голос мой зазвенел от злости, слезы брызнули из глаз, а грудь сдавило от нехватки воздуха. Взяв меня за руки, полковник многозначительно посмотрел на официанта, то ли запрещая ему соваться не в свое дело, то ли убеждая, что все в порядке. Так или иначе, тот убрался в другой конец зала.
Аллен снова переключился на меня:
– Я отвечу на все ваши вопросы, сеньора Фабер. По крайней мере на то, что известно мне и моему правительству. Но мне нужно, чтобы и вы в свою очередь нам помогли. Вы понимаете?
Я не могла ответить. Мой взгляд был прикован к застывшему изображению Мартина. Его с трудом можно было узнать. Эта многодневная щетина, всклокоченные волосы, покрытая язвами кожа… Меня охватили мучительные угрызения совести. Как я могла быть такой бесчувственной? Почему отпустила его одного в такое путешествие? В моей памяти вспыхнули яркие воспоминания о нашей последней ссоре. Она произошла незадолго до его вылета в Ван, близ Арарата. Я бросила ему в лицо горькое обвинение в том, что целых пять лет он использовал меня в своих экспериментах, и поклялась, что никогда больше не буду принимать в них участие. «Даже во имя нашей любви?» – спросил он, удивленный моей яростью. «Ни за что на свете!» Теперь же я проклинала свой характер. Неужели это я довела его до такого положения?
– Во-первых, вы должны знать, что одна террористическая организация взяла на себя ответственность за его похищение, – уточнил Аллен, игнорируя мои стенания. – Это Рабочая партия Курдистана, нелегальное политическое движение марксистского толка, десятилетиями оказывающее сопротивление турецким властям. Хорошая новость состоит в том, – он улыбнулся, – что за ними числится длинный список похищений, но большинство заложников, в конце концов, остались живы. Менее хорошее известие – это то, что в данном случае они действовали на удивление безупречно. Не оставили никаких улик, никаких ниточек. По правде говоря, даже наши спутники не смогли их обнаружить.
– Спут…ники? – пробормотала я, подавляя всхлип и не веря своим ушам.
– Мое правительство обращается к вам, и это наша последняя надежда. – Полковник вновь разулыбался. – До знакомства с вами ваш муж сотрудничал в ряде проектов первостепенной важности для нашей страны. Он владеет деликатной информацией, которая никак не должна попасть в чужие ру ки, тем более в эти. Поэтому я здесь. Я хочу помочь вам спас ти его, но и вы должны нам помочь. Вы меня понимаете?
– Нет… не уверена.
Меня снова захлестнула волна сумбурных мыслей. Мартин никогда не проявлял особой откровенности, рассказывая о своей жизни в Вашингтоне. Скорее, он мельком упоминал о подобном этапе своей биографии. Словно бы что-то смущало его в этих воспоминаниях, подобно тому как мужчины считают политически некорректным говорить о бывших подружках в присутствии законной супруги.
Николас Аллен тем временем сменил тему, повергнув меня в еще большее недоумение.
– Я прошу вас досмотреть видео до конца, сеньора.
– Что?
– Поверьте, я делаю это не с целью усугубить ваши мучения, а для того, чтобы вы помогли нам расшифровать послание, адресованное вам.
– Мне? На этой записи?
Мои руки снова задрожали.
– Вам. Хотите посмотреть?
Экран компьютера вновь засветился, окрасив в голубые тона уголок кафе. Полковник прокрутил запись вперед и остановил ее на седьмой минуте. Я с силой прижала руки к груди, будто бы это могло помочь мне сдерживать эмоции. Контрастность изображения была выведена на максимум. Снова увидев изможденное лицо мужа, я приготовилась к худшему.
Первое, что я услышала, был мужской голос, говорящий по-английски с резким акцентом:
«Назовите свое имя!»
Голос принадлежал кому-то за экраном, в нем отчетливо звучали гневные нотки.
«Вы слышали? – настаивал мужчина. – Назовите свое имя!»
Мартин поднял глаза, словно только что очнулся.
«Меня зовут Мартин Фабер. Я ученый…»
«Хотите что-нибудь передать своим близким?»
Мой муж кивнул. Его собеседник выговаривал согласные с придыханием, а «с» у него звучало так же, как у русского негодяя в «Охоте за „Красным Октябрем“». Мартин обратил свой взгляд к камере и заговорил так, будто эта запись велась исключительно для меня:
«Хулия, быть может, мы больше не увидимся… Если я отсюда не выберусь, то хочу, чтобы ты вспоминала обо мне как о счастливом человеке, обретшем в тебе свою вторую половину…»
Я украдкой стерла слезу со щеки. Мартин держал в руках залог нашей любви. Предмет, из-за которого наша жизнь – по крайней мере, для меня – обрела совершенно неожиданный смысл. Дрожащим голосом, с паузами, он продолжал:
«…Если ты упустишь время, все пропало. Наши совместные открытия. Мир, открывшийся перед нами. Все. Сражайся за меня. С обороной и заступничеством Санта-Марии, о новой жизни мечтай. Используй свой дар. И знай, что, даже если тебя будут преследовать, чтобы отнять то, что принадлежит нам обоим, дорога к нашей новой встрече всегда тебе будет указана в виденьях».
Запись внезапно оборвалась.
– Больше ничего нет? – спросила я, задыхаясь, словно мне не хватало воздуха.
– Нет.
Я пребывала в растерянности. Скорее, в совершенном оше ломлении. А полковник Аллен, все это время державший мои ладони в своих руках, слегка сжал их.
– Сочувствую… – тихо сказал он. – От всей души… – И тут же, движимый не совсем понятным мне любопытством, задал неожиданный вопрос: – Что это за дар, сеньора?
10
Мигель Пасос и Сантьяго Мирас всего лишь год проработали в полиции Сантьяго-де-Компостела. Оба с великолепными результатами закончили академию и наслаждались назначением в этот городок, где, хотя и располагалось региональное правительство и отмечался самый большой уровень миграции на севере Испании, почти никогда не происходило ничего достойного внимания.
Инспектор Фигейрас отправил их наблюдать за лестницей, ведущей к главному входу в собор и к Портику Славы, откуда они с оживлением следили за происходящими событиями. Полицейские позволили себе расслабиться, поскольку перестрелка, по тревоге поднявшая их подразделение, уже стихла. Слава богу, в храме не начался пожар и, похоже, от выстрелов никто не пострадал. Тем не менее они получили приказ реагировать на любое подозрительное движение. Вооруженный беглец по-прежнему прятался на одной из узких улочек, выходивших на впечатляющий ансамбль площади Орбадойро, и задержать его необходимо было как можно быстрее.
У отеля «Рейес католикос» царил покой. Двери в гостиницу всегда в это время крепко запирались, и фонари окрашивали тусклым светом собор и фасад дворца Рахоя. Кроме того, полицейским на руку играл непрекращающийся дождь, позволявший им на законных основаниях не покидать салон патрульной машины, припаркованной на углу улицы Сан-Франсиско. Автомобиль являл собой прекрасный и, главное, сухой наблюдательный пункт, откуда можно было увидеть любого появившегося на площади человека.
Никто из них не был готов к тому, что примерно без двадцати час земля задрожала.
Вначале появилась легкая вибрация, словно от усилившегося дождя их «ниссан икс-трэйл» слегка задрожал. Агенты молча переглянулись. Но когда пронзительный гул раздался прямо над их головой, оба заерзали на сиденьях.
– Что за чертовщина?.. – пробормотал агент Пасос.
Напарник его успокоил:
– Наверное, это прибыл вертолет по приказу комиссара. Угомонись.
– А, тогда ладно.
– Нужно иметь стальные нервы, чтобы летать в такую погодку.
– И не говори.
Жужжание усилилось, и лужицы дождевой воды, скопившиеся на брусчатке, начали фонтанчиками подниматься вверх.
– Слушай… – агент Пасос почти уткнулся носом в ветровое стекло, следя за зависшим над ними летательным аппаратом, – а это точно наш вертолет?
Металлическая птица длиной пятнадцать метров, выкрашенная в черный цвет, с двумя диковинной формы винтами сверху и третьим – на хвосте, похожим на гребной винт корабля, опустилась рядом ними. Восходящий поток воздуха чуть не оторвал от земли их двухтонный внедорожник.
Площадь заполнил резкий оглушительный свист, заставивший полицейских заткнуть уши.
– Интересно, кто это вызвал армию? – пробурчал Пасос с видимым недовольством.
Напарник его не слушал.
Его взгляд был прикован к странному типу с бледным лицом, заплетенными в косу волосами и татуировкой на правой щеке. Мужчина постучал в окошко. Агент Мирас опустил стекло:
– Добрый вечер, чем могу?..
Договорить он не успел.
Два сухих щелчка слились с затихающим воем вертолета. Пули впечатали черепа полицейских в подголовники. Выстрелы из «зиг-зауэра» последней модели были столь точны, что агенты отправились в мир иной, сами того не заметив. Им даже не довелось услышать, как их палач прошептал что-то на незнакомом языке – своего рода отходную молитву, нечто вроде: «Nerir nrants, Ter, yeu qo girkn endhuni!» – после чего перекрестился и продолжил свой путь.
Инспектор Фигейрас отправил их наблюдать за лестницей, ведущей к главному входу в собор и к Портику Славы, откуда они с оживлением следили за происходящими событиями. Полицейские позволили себе расслабиться, поскольку перестрелка, по тревоге поднявшая их подразделение, уже стихла. Слава богу, в храме не начался пожар и, похоже, от выстрелов никто не пострадал. Тем не менее они получили приказ реагировать на любое подозрительное движение. Вооруженный беглец по-прежнему прятался на одной из узких улочек, выходивших на впечатляющий ансамбль площади Орбадойро, и задержать его необходимо было как можно быстрее.
У отеля «Рейес католикос» царил покой. Двери в гостиницу всегда в это время крепко запирались, и фонари окрашивали тусклым светом собор и фасад дворца Рахоя. Кроме того, полицейским на руку играл непрекращающийся дождь, позволявший им на законных основаниях не покидать салон патрульной машины, припаркованной на углу улицы Сан-Франсиско. Автомобиль являл собой прекрасный и, главное, сухой наблюдательный пункт, откуда можно было увидеть любого появившегося на площади человека.
Никто из них не был готов к тому, что примерно без двадцати час земля задрожала.
Вначале появилась легкая вибрация, словно от усилившегося дождя их «ниссан икс-трэйл» слегка задрожал. Агенты молча переглянулись. Но когда пронзительный гул раздался прямо над их головой, оба заерзали на сиденьях.
– Что за чертовщина?.. – пробормотал агент Пасос.
Напарник его успокоил:
– Наверное, это прибыл вертолет по приказу комиссара. Угомонись.
– А, тогда ладно.
– Нужно иметь стальные нервы, чтобы летать в такую погодку.
– И не говори.
Жужжание усилилось, и лужицы дождевой воды, скопившиеся на брусчатке, начали фонтанчиками подниматься вверх.
– Слушай… – агент Пасос почти уткнулся носом в ветровое стекло, следя за зависшим над ними летательным аппаратом, – а это точно наш вертолет?
Металлическая птица длиной пятнадцать метров, выкрашенная в черный цвет, с двумя диковинной формы винтами сверху и третьим – на хвосте, похожим на гребной винт корабля, опустилась рядом ними. Восходящий поток воздуха чуть не оторвал от земли их двухтонный внедорожник.
Площадь заполнил резкий оглушительный свист, заставивший полицейских заткнуть уши.
– Интересно, кто это вызвал армию? – пробурчал Пасос с видимым недовольством.
Напарник его не слушал.
Его взгляд был прикован к странному типу с бледным лицом, заплетенными в косу волосами и татуировкой на правой щеке. Мужчина постучал в окошко. Агент Мирас опустил стекло:
– Добрый вечер, чем могу?..
Договорить он не успел.
Два сухих щелчка слились с затихающим воем вертолета. Пули впечатали черепа полицейских в подголовники. Выстрелы из «зиг-зауэра» последней модели были столь точны, что агенты отправились в мир иной, сами того не заметив. Им даже не довелось услышать, как их палач прошептал что-то на незнакомом языке – своего рода отходную молитву, нечто вроде: «Nerir nrants, Ter, yeu qo girkn endhuni!» – после чего перекрестился и продолжил свой путь.
11
– Это долгая история, полковник. Я даже не уверена, стоит ли вам ее рассказывать. – Я сглотнула.
Николас Аллен с очень серьезным выражением лица отхлебнул кофе и наклонился вперед, положив большие ладони на стол.
– Ладно. Я хочу, чтобы, прежде чем продолжить, вы бы подумали вот о чем: ваш муж использовал видеозапись, предоставленную ему похитителями, чтобы передать вам сообщение. Но в то же время это предупреждение. Полагаю, вы уже сами догадались, так?
Я кивнула, все еще не совсем уверенно.
– Когда я смотрел эту запись в Вашингтоне несколько часов назад, – произнес он, поглаживая свой iPad, – я понял, что этот намек на то, что у вас могут похитить нечто принадлежащее вам, скрывает призыв к бдительности. У вас есть что-нибудь ценное, что нуждается в охране?
Аллен сформулировал этот вопрос таким образом, словно уже заранее знал ответ. По правде говоря, он даже не стал дожидаться, пока я открою рот.
– Ясно одно, – продолжал он, – ваш муж не ошибся, предполагая, что вам тоже грозит опасность.
Мои глаза заблестели от тревоги.
– Вы считаете, что тот «монах» в соборе хотел?..
– А вы как полагаете? Конечно он пришел за вами. В этом я ни секунды не сомневаюсь. Он успел поговорить с вами? Что-то сказал?
– Он упомянул Мартина…
– В каких выражениях, сеньора?
– Не знаю… – с отчаянием промолвила я. – Я не разобрала!
– Ладно, не расстраивайтесь. Давайте вспоминать все по порядку. Если вам не трудно, ответьте, пожалуйста, на мой первый вопрос.
Приходилось все начинать сначала.
– Хорошо, – вздохнула я.
– О каком даре говорил ваш муж на видеозаписи?
– Я обладаю даром ясновидения, полковник.
Я выпалила эти слова, не думая, словно сбросив непомерный груз. Неожиданно. Без долгих предисловий. Как я и предполагала, Николас Аллен сидел с таким видом, будто не верит собственным ушам. Как все и всегда.
– А это, конечно же, долгая история… – произнес он, пожимая плечами.
Прежде чем он успел продолжить, я прервала его:
– Это особая фамильная способность, знаете ли. Некий врожденный талант. У моей матери он был и у бабушки. Собственно, его в нашей семье наследовали все женщины по материнской линии, которых я помню. Порой мне казалось, что это какой-то генетический сбой. Я даже пыталась избавиться от этого, принимала лекарства, но и это не помогло. Не знаю как, но Мартин почувствовал мой дар с первого взгляда и помог мне смириться и научиться жить с ним.
– А в чем он состоит?
– Это сложно объяснить, сеньор Аллен, – ответила я, нащупывая салфетку, я всегда что-нибудь крутила в руках, когда нервничала. – В действительности я никогда не афишировала этот талант и, само собой, не устраивала публичных демонстраций. Дело в том, что Мартин как-то сам догадался, что я им обладаю. Например, он знал, что я могу взять в руки предмет и увидеть его историю, то есть где он находился раньше, кому принадлежал… Мартин сказал, что некоторые ученые называют эту способность психометрией. Но я к тому же могла в определенных обстоятельствах забыть свой родной язык и заговорить на каком-нибудь диковинном наречии. Однажды бабушка ввела меня в транс – и я долго излагала что-то на великолепной латыни. Это обозначается термином «ксеноглоссия». Дар к незнакомым языкам. Именно Мартин научил меня принять в себе это и перестать бояться подобных вещей.
Если полковника и удивили мои объяснения, он сумел не подать виду.
– И как это произошло? – спросил он.
– Что именно? Как мы встретились?
Аллен кивнул.
– А это так уж важно?
– Может статься.
– Хорошо. – Я глубоко вздохнула. – Это было несколько лет назад. Мартин пришел в мою деревню как простой паломник, следующий по Пути святого Иакова. А я тогда работала экскурсоводом в одной церквушке в Нойе, на Коста-да-Морте. Ему захотелось осмотреть ее, мы разговорились, понравились друг другу с первого взгляда… А потом он начал рассказывать мне о моей жизни. Очень личные вещи, о моей работе, подругах… Я подумала, что это какой-то трюк, которым он привык производить впечатление на девиц, и что этот паломник хочет всего лишь пофлиртовать со мной. Однако речь шла о вещах более серьезных. Он сказал мне, что я и сама в состоянии проделывать подобные штуки, что у меня врожденный дар. Мартин пообещал объяснить мне, на что я способна… так что постепенно, за те дни, что он провел в деревне, я окончательно влюбилась в него. Вот такая незамысловатая история.
Я заметила, что по лицу офицера пробежала тень. Сколько раз мне доводилось видеть это прежде! Всякий раз, когда мне приходилось рассказывать о тех событиях. Несмотря на это, я решилась продолжить:
– Я хочу, чтобы вы освободили Мартина, полковник. Если вы пообещаете найти его, я подробно объясню вам все о моем даре. Но вы должны мне помочь.
Впервые за весь вечер взгляд Аллена смягчился сочувствием. Даже какой-то нежностью. Седоватые брови разгладились, и лицо приняло умиротворяющее выражение.
– Обещаю вам, – произнес он. – Для этого я и здесь. – И с прямодушием, ранее у него не замечавшимся, добавил: – Полагаю, что это все связано каким-то образом с камнем, который Мартин держит в руках в кадре, я не ошибся?
– Нет. Вы правы. Но позвольте мне рассказать так, как я это сама понимаю.
– Конечно. Откуда начнем?
– С дара ясновидения.
– Ах, ну да.
– Смотрите: это очень похоже на то, что люди порой называют телепатией, но не совсем то же самое. Как вы сами понимаете, к подобного рода делам следует относиться с крайней деликатностью. Я, к примеру, все время, пока училась, скрывала и от сокурсников, и от преподавателей то, что со мной происходит. Каждый раз, когда я входила в музей или древнее здание, у меня открывалось второе зрение. Вначале я предчувствовала, что что-то должно произойти. Что картины нашепчут мне секреты своих создателей, прототипов героев, эпохи, и постепенно в моем мозгу всплывали целые сцены, определенно принадлежавшие воспоминаниям людей, которых я никогда не знала. Я понимала надписи на экзотических языках, с первого взгляда мне открывался тайный смысл скульптурных ансамблей… Вы не представляете себе, как больно, когда делишься с кем-нибудь этим знанием, а тебе никто не верит! Сколь невыносимо в нашем картезианском мире, основанном на материи и рациональности, осознание того, что один человек способен на это, а все остальные нет! Этот дар всегда заставлял меня ощущать себя чужой и странной. Мудрой – да, но чужой и странной. Я прекрасно отдавала себе отчет в том, что если каким-то образом не задушу в себе эти способности, то рано или поздно сойду с ума.
– А Мартина Фабера интересовал ваш дар?
– В высшей степени.
– А вы догадываетесь почему?
– Да… – неуверенно пробормотала я.
– Прошу вас, – улыбнулся Аллен, заметив мою нерешительность, – не скрывайте от меня ничего. Я дал слово, что помогу вам отыскать Мартина, но мне необходимо ваше содействие.
– Это семейная тайна.
– Еще одна семейная тайна?
– Семьи Фабер на этот раз.
– И что это за секрет?
– Камень в руках у Мартина на записи обладает невероятной силой. Мощью ядерного оружия.
Аллен сурово взглянул на меня, но промолчал.
– Впервые я узнала о его существовании за день до нашей с Мартином свадьбы. Уверяю, это очень долгая история… Даже в общих чертах этот рассказ займет всю ночь.
– Не важно. Я жажду услышать его.
Николас Аллен с очень серьезным выражением лица отхлебнул кофе и наклонился вперед, положив большие ладони на стол.
– Ладно. Я хочу, чтобы, прежде чем продолжить, вы бы подумали вот о чем: ваш муж использовал видеозапись, предоставленную ему похитителями, чтобы передать вам сообщение. Но в то же время это предупреждение. Полагаю, вы уже сами догадались, так?
Я кивнула, все еще не совсем уверенно.
– Когда я смотрел эту запись в Вашингтоне несколько часов назад, – произнес он, поглаживая свой iPad, – я понял, что этот намек на то, что у вас могут похитить нечто принадлежащее вам, скрывает призыв к бдительности. У вас есть что-нибудь ценное, что нуждается в охране?
Аллен сформулировал этот вопрос таким образом, словно уже заранее знал ответ. По правде говоря, он даже не стал дожидаться, пока я открою рот.
– Ясно одно, – продолжал он, – ваш муж не ошибся, предполагая, что вам тоже грозит опасность.
Мои глаза заблестели от тревоги.
– Вы считаете, что тот «монах» в соборе хотел?..
– А вы как полагаете? Конечно он пришел за вами. В этом я ни секунды не сомневаюсь. Он успел поговорить с вами? Что-то сказал?
– Он упомянул Мартина…
– В каких выражениях, сеньора?
– Не знаю… – с отчаянием промолвила я. – Я не разобрала!
– Ладно, не расстраивайтесь. Давайте вспоминать все по порядку. Если вам не трудно, ответьте, пожалуйста, на мой первый вопрос.
Приходилось все начинать сначала.
– Хорошо, – вздохнула я.
– О каком даре говорил ваш муж на видеозаписи?
– Я обладаю даром ясновидения, полковник.
Я выпалила эти слова, не думая, словно сбросив непомерный груз. Неожиданно. Без долгих предисловий. Как я и предполагала, Николас Аллен сидел с таким видом, будто не верит собственным ушам. Как все и всегда.
– А это, конечно же, долгая история… – произнес он, пожимая плечами.
Прежде чем он успел продолжить, я прервала его:
– Это особая фамильная способность, знаете ли. Некий врожденный талант. У моей матери он был и у бабушки. Собственно, его в нашей семье наследовали все женщины по материнской линии, которых я помню. Порой мне казалось, что это какой-то генетический сбой. Я даже пыталась избавиться от этого, принимала лекарства, но и это не помогло. Не знаю как, но Мартин почувствовал мой дар с первого взгляда и помог мне смириться и научиться жить с ним.
– А в чем он состоит?
– Это сложно объяснить, сеньор Аллен, – ответила я, нащупывая салфетку, я всегда что-нибудь крутила в руках, когда нервничала. – В действительности я никогда не афишировала этот талант и, само собой, не устраивала публичных демонстраций. Дело в том, что Мартин как-то сам догадался, что я им обладаю. Например, он знал, что я могу взять в руки предмет и увидеть его историю, то есть где он находился раньше, кому принадлежал… Мартин сказал, что некоторые ученые называют эту способность психометрией. Но я к тому же могла в определенных обстоятельствах забыть свой родной язык и заговорить на каком-нибудь диковинном наречии. Однажды бабушка ввела меня в транс – и я долго излагала что-то на великолепной латыни. Это обозначается термином «ксеноглоссия». Дар к незнакомым языкам. Именно Мартин научил меня принять в себе это и перестать бояться подобных вещей.
Если полковника и удивили мои объяснения, он сумел не подать виду.
– И как это произошло? – спросил он.
– Что именно? Как мы встретились?
Аллен кивнул.
– А это так уж важно?
– Может статься.
– Хорошо. – Я глубоко вздохнула. – Это было несколько лет назад. Мартин пришел в мою деревню как простой паломник, следующий по Пути святого Иакова. А я тогда работала экскурсоводом в одной церквушке в Нойе, на Коста-да-Морте. Ему захотелось осмотреть ее, мы разговорились, понравились друг другу с первого взгляда… А потом он начал рассказывать мне о моей жизни. Очень личные вещи, о моей работе, подругах… Я подумала, что это какой-то трюк, которым он привык производить впечатление на девиц, и что этот паломник хочет всего лишь пофлиртовать со мной. Однако речь шла о вещах более серьезных. Он сказал мне, что я и сама в состоянии проделывать подобные штуки, что у меня врожденный дар. Мартин пообещал объяснить мне, на что я способна… так что постепенно, за те дни, что он провел в деревне, я окончательно влюбилась в него. Вот такая незамысловатая история.
Я заметила, что по лицу офицера пробежала тень. Сколько раз мне доводилось видеть это прежде! Всякий раз, когда мне приходилось рассказывать о тех событиях. Несмотря на это, я решилась продолжить:
– Я хочу, чтобы вы освободили Мартина, полковник. Если вы пообещаете найти его, я подробно объясню вам все о моем даре. Но вы должны мне помочь.
Впервые за весь вечер взгляд Аллена смягчился сочувствием. Даже какой-то нежностью. Седоватые брови разгладились, и лицо приняло умиротворяющее выражение.
– Обещаю вам, – произнес он. – Для этого я и здесь. – И с прямодушием, ранее у него не замечавшимся, добавил: – Полагаю, что это все связано каким-то образом с камнем, который Мартин держит в руках в кадре, я не ошибся?
– Нет. Вы правы. Но позвольте мне рассказать так, как я это сама понимаю.
– Конечно. Откуда начнем?
– С дара ясновидения.
– Ах, ну да.
– Смотрите: это очень похоже на то, что люди порой называют телепатией, но не совсем то же самое. Как вы сами понимаете, к подобного рода делам следует относиться с крайней деликатностью. Я, к примеру, все время, пока училась, скрывала и от сокурсников, и от преподавателей то, что со мной происходит. Каждый раз, когда я входила в музей или древнее здание, у меня открывалось второе зрение. Вначале я предчувствовала, что что-то должно произойти. Что картины нашепчут мне секреты своих создателей, прототипов героев, эпохи, и постепенно в моем мозгу всплывали целые сцены, определенно принадлежавшие воспоминаниям людей, которых я никогда не знала. Я понимала надписи на экзотических языках, с первого взгляда мне открывался тайный смысл скульптурных ансамблей… Вы не представляете себе, как больно, когда делишься с кем-нибудь этим знанием, а тебе никто не верит! Сколь невыносимо в нашем картезианском мире, основанном на материи и рациональности, осознание того, что один человек способен на это, а все остальные нет! Этот дар всегда заставлял меня ощущать себя чужой и странной. Мудрой – да, но чужой и странной. Я прекрасно отдавала себе отчет в том, что если каким-то образом не задушу в себе эти способности, то рано или поздно сойду с ума.
– А Мартина Фабера интересовал ваш дар?
– В высшей степени.
– А вы догадываетесь почему?
– Да… – неуверенно пробормотала я.
– Прошу вас, – улыбнулся Аллен, заметив мою нерешительность, – не скрывайте от меня ничего. Я дал слово, что помогу вам отыскать Мартина, но мне необходимо ваше содействие.
– Это семейная тайна.
– Еще одна семейная тайна?
– Семьи Фабер на этот раз.
– И что это за секрет?
– Камень в руках у Мартина на записи обладает невероятной силой. Мощью ядерного оружия.
Аллен сурово взглянул на меня, но промолчал.
– Впервые я узнала о его существовании за день до нашей с Мартином свадьбы. Уверяю, это очень долгая история… Даже в общих чертах этот рассказ займет всю ночь.
– Не важно. Я жажду услышать его.
12
Несмотря на столь поздний час, инспектор Антонио Фигейрас решил заехать в комиссариат, чтобы написать рапорт о случившемся и разослать приказ о розыске и аресте человека, ускользнувшего от полиции в соборе. В старом городе не было ни души. Включив мигалку своего «Пежо-307», он поехал по улице Фонсека, навстречу одностороннему движению, предварительно дав указания патрулю не спускать глаз с кафе «Кинтана». Инспектор распорядился сразу же доставить свидетельницу в его кабинет, как только американец закончит с ней беседовать. «Пусть, если потребуется, переночует в камере, – сказал он. – Но ее нужно держать под наблюдением, пока она не объяснит, что за чертовщина там творится».
С холма, откуда еще виднелись шпили собора, Фигейрас различил огромный веретенообразный силуэт, возвышавшийся прямо в центре площади. Присмотревшись сквозь бешено молотящие дворники, он сделал вывод, что это прибыл вызванный им вертолет. Наверное, при таком жутком ливне пилот решил совершить посадку и подождать, пока погода не позволит продолжить полет.
«Ну и хорошо», – с облегчением подумал инспектор.
Все то время, пока он ехал по проспекту Родриго де Падрона, уже за пределами исторического центра, и парковал автомобиль на подземной стоянке главного полицейского управления, его голова была занята только одной мыслью: выяснить, какую роль во всей этой заварухе играют талисманы супругов Фабер. А какую-то роль они точно играют, он это нюхом чуял. Тот факт, что неизвестный стал стрелять в Хулию Альварес, мог иметь одно-единственное объяснение: эти люди замыслили похитить у нее нечто ценное. Нечто, размышлял он, более ценное, чем жизнь. Чтобы быть точнее, два миллиона фунтов стерлингов согласно таможенной декларации.
– Драгоценные камни шестнадцатого века? – Человек на другом конце провода не мог поверить, что его среди ночи вытащили из постели на предмет профессиональной консультации.
– Да-да, Марсело. Елизаветинской эпохи, ну, английские.
Марсело Муньис считался лучшим ювелиром во всем Сантьяго. Любой мало-мальски необычный камень, всплывавший в пределах Галисии, обязательно проходил через его опытные руки.
– Не помню, чтобы мне попадалось что-то подобное, – произнес он тоном квалифицированного оценщика. – А ты знаешь, кто владелец?
Фигейрас назвал имя.
Через несколько минут, включив ноутбук и сверившись со своей базой данных, Муньис выдал неутешительные сведения:
– Сожалею, но уверен, что здесь эти камни не появлялись. Может, их не продавали…
– Может быть, – согласился Фигейрас. – А скажи мне одну вещь: если бы ты переезжал из Англии в Испанию и в твоем хозяйстве было бы что-то подобное, по какой причине ты стал бы включать эти камни в таможенную декларацию?
– Из-за страховки, естественно, – ответил тот, ни секунды не колеблясь. – Если у тебя есть ценности и ты хочешь, чтобы компания поддерживала страховой полис при переезде, ты обязан иметь подтверждающий документ.
– А если бы у тебя были подобные сокровища, ты бы продолжал работать? То есть вставал бы ни свет ни заря, делал бы все по расписанию? Ты бы смог вести нормальную жизнь?
– Знаешь, – задумался ювелир, – вероятно, владельцы не хотят привлекать к себе внимание. А может, для них ценность камней не сводится к их денежной стоимости. Ты бы удивился, узнав, по каким причинам люди начинают коллекционировать драгоценности, – тут дело далеко не только в рыночной цене.
– Возможно, – вздохнул Фигейрас разочарованно. На него внезапно навалилась усталость. – Это я выясню завтра.
И повесил трубку.
С холма, откуда еще виднелись шпили собора, Фигейрас различил огромный веретенообразный силуэт, возвышавшийся прямо в центре площади. Присмотревшись сквозь бешено молотящие дворники, он сделал вывод, что это прибыл вызванный им вертолет. Наверное, при таком жутком ливне пилот решил совершить посадку и подождать, пока погода не позволит продолжить полет.
«Ну и хорошо», – с облегчением подумал инспектор.
Все то время, пока он ехал по проспекту Родриго де Падрона, уже за пределами исторического центра, и парковал автомобиль на подземной стоянке главного полицейского управления, его голова была занята только одной мыслью: выяснить, какую роль во всей этой заварухе играют талисманы супругов Фабер. А какую-то роль они точно играют, он это нюхом чуял. Тот факт, что неизвестный стал стрелять в Хулию Альварес, мог иметь одно-единственное объяснение: эти люди замыслили похитить у нее нечто ценное. Нечто, размышлял он, более ценное, чем жизнь. Чтобы быть точнее, два миллиона фунтов стерлингов согласно таможенной декларации.
– Драгоценные камни шестнадцатого века? – Человек на другом конце провода не мог поверить, что его среди ночи вытащили из постели на предмет профессиональной консультации.
– Да-да, Марсело. Елизаветинской эпохи, ну, английские.
Марсело Муньис считался лучшим ювелиром во всем Сантьяго. Любой мало-мальски необычный камень, всплывавший в пределах Галисии, обязательно проходил через его опытные руки.
– Не помню, чтобы мне попадалось что-то подобное, – произнес он тоном квалифицированного оценщика. – А ты знаешь, кто владелец?
Фигейрас назвал имя.
Через несколько минут, включив ноутбук и сверившись со своей базой данных, Муньис выдал неутешительные сведения:
– Сожалею, но уверен, что здесь эти камни не появлялись. Может, их не продавали…
– Может быть, – согласился Фигейрас. – А скажи мне одну вещь: если бы ты переезжал из Англии в Испанию и в твоем хозяйстве было бы что-то подобное, по какой причине ты стал бы включать эти камни в таможенную декларацию?
– Из-за страховки, естественно, – ответил тот, ни секунды не колеблясь. – Если у тебя есть ценности и ты хочешь, чтобы компания поддерживала страховой полис при переезде, ты обязан иметь подтверждающий документ.
– А если бы у тебя были подобные сокровища, ты бы продолжал работать? То есть вставал бы ни свет ни заря, делал бы все по расписанию? Ты бы смог вести нормальную жизнь?
– Знаешь, – задумался ювелир, – вероятно, владельцы не хотят привлекать к себе внимание. А может, для них ценность камней не сводится к их денежной стоимости. Ты бы удивился, узнав, по каким причинам люди начинают коллекционировать драгоценности, – тут дело далеко не только в рыночной цене.
– Возможно, – вздохнул Фигейрас разочарованно. На него внезапно навалилась усталость. – Это я выясню завтра.
И повесил трубку.
13
Это была долгая история. Я честно его предупредила. Но Николас Аллен твердо вознамерился выслушать ее, предварительно заказав еще крепкого кофе и опустошив скудные запасы булочек, остававшихся на кухне. Официант тоже смирился с неизбежным. К делу подключилась полиция. У дверей стояли патрульные машины жандармерии и национальной полиции, и бедняге не оставалось другого выхода, как коротать за стойкой столько времени, сколько потребуется.
– Начинайте откуда хотите, – ободрил меня Аллен.
– Я начну с того дня, когда впервые увидела эти камни, ладно?
– Давайте.
– Это случилось накануне моей свадьбы с Мартином…
Мне никогда не доводилось видеть своего жениха в столь приподнятом настроении, как в то летнее утро. Это было в последний день июня две тысячи пятого года, мы приехали в отель в Вест-Энде с запасом, чтобы успеть отдохнуть перед началом церемонии. Само действо должно было состояться в крошечной норманнской церкви графства Уилтшир, удивительной красоты месте. Процедура предполагалась очень простая, без протокола, в присутствии небольшой горстки приглашенных. Церемонию собирался провести местный священник, давний друг семейства Мартина; мы ему позвонили заранее и сообщили о своих намерениях.
– Начинайте откуда хотите, – ободрил меня Аллен.
– Я начну с того дня, когда впервые увидела эти камни, ладно?
– Давайте.
– Это случилось накануне моей свадьбы с Мартином…
Мне никогда не доводилось видеть своего жениха в столь приподнятом настроении, как в то летнее утро. Это было в последний день июня две тысячи пятого года, мы приехали в отель в Вест-Энде с запасом, чтобы успеть отдохнуть перед началом церемонии. Само действо должно было состояться в крошечной норманнской церкви графства Уилтшир, удивительной красоты месте. Процедура предполагалась очень простая, без протокола, в присутствии небольшой горстки приглашенных. Церемонию собирался провести местный священник, давний друг семейства Мартина; мы ему позвонили заранее и сообщили о своих намерениях.