Страница:
— Милорд, миледи, — произнес он, — какой успех! — Собственный голос показался Ноуэлу каким-то неестественным.
— Так и было задумано, — согласилась леди Хардвик с улыбкой, ничего не заподозрив.
Однако Люк, окинувший постояльца понимающим взглядом, оказался более проницательным.
— Собираетесь на покой? Да, уже поздно. Полагаю, ваш слуга приготовил для вас ту же самую комнату, что и прежде.
— Я жажду поскорее оказаться в постели, — призналась леди Хардвик. — Идемте спать, а о сегодняшнем вечере поговорим завтра.
Ноуэл взглянул на Ровену, на лице которой застыла вежливая улыбка. Неужели она, как и он, была расстроена тем, что их прервали? Или ему это показалось?
Хотя он почти признался ей в любви, предложения все же не сделал. Она, судя по всему, его и не ожидала. Теперь, когда к Ноуэлу постепенно возвращалась способность мыслить, он вспомнил, что Ровена вообще не упоминала о собственных чувствах — по крайней мере, не выражала их в словесной форме. Он, несомненно, вложил другой смысл в ее приглашение. И как ему в голову пришло такое? Просто безумие!
Однако безумие, кажется, продолжалось. Когда они поднялись наверх и пожелали друг другу спокойной ночи, Ровена заглянула ему в глаза и беззвучно прошептала одними губами: «Позднее. Приходите ко мне».
Ноуэл едва заметно кивнул и, пожелав спокойной ночи хозяевам, убедился, что они не заметили безмолвного «разговора». Ровена вошла в комнату, Ноуэл скрылся за дверью своей спальни, а лорд и леди Хардвик прошли в угловые апартаменты в конце коридора.
Кемп, естественно, ждал его возвращения.
— Не желаете ли бренди перед тем, как лечь в постель, сэр? — спросил он, помогая Ноуэлу раздеться.
Единственное, чего желал Пакстон, так это остаться поскорее в одиночестве, чтобы как следует обдумать происходящее. Он был уверен, что Ровене известно, кто такой Мистер Р. Если он сейчас отправится к ней, то удастся ли убедить ее поделиться своей информацией? Или это всего лишь жалкий предлог сделать то, что ему все равно очень хотелось?
— Нет, Кемп, благодарю. Думаю, сегодня я буду хорошо спать и без бренди.
Слуга поклонился и ушел, а Ноуэл усмехнулся. Он был уверен, что, как бы ни развернулись дальнейшие события, уснуть этой ночью ему удастся не скоро.
— Достаточно, Матильда. Спасибо. — Ровена никогда в жизни так не нервничала. Однако она не могла бы сказать, чего опасалась больше: того ли, что Ноуэл придет к ней в комнату прежде, чем она успеет отослать горничную, или того, что он вообще не придет.
То, что он кивнул, означало — придет. А вдруг, оставшись один, передумает? Ей было трудно поверить, что она оказывает «отвлекающее» влияние на такого умного и решительного человека, как Ноуэл Пакстон, но и его слова, поступки, кажется, подтверждали, что так оно и было.
Матильда все еще копошилась в комнате — развешивала одежду, приводила в порядок туалетный столик, потом прикрутила фитиль масляной лампы на прикроватном столике. Ровена наконец потеряла терпение.
— Я сказала, что на сегодня достаточно, — сказала она резче, чем хотела бы. — Спокойной ночи, Матильда.
Горничная бросила на хозяйку удивленный взгляд, но ни о чем не спросила, а лишь присела в книксене.
— Спокойной ночи, мисс. Приятного сна.
Ровена знала, что у нее сегодня мало шансов провести спокойную ночь.
Она прислушалась к легким шагам Матильды, удаляющимся по коридору в направлении черной лестницы. Придет ли он? А если придет, то сможет ли она осуществить свой неслыханный план?
Стояла тишина, и Ровена постепенно расслабилась. Конечно, Ноуэл не придет. Ноуэл Пакстон — джентльмен, который соблюдает законы и не нарушает правил приличия. А она — леди, которой не подобает пытаться соблазнить мужчину, пусть даже ради такой благородной цели, как спасение от преследования закона Святого из Севен-Дайалса.
Она ведь преследует именно эту цель, не так ли?
Но теперь это в любом случае не имело значения. Ровена, несомненно, придала слишком большое значение тому, что он почти сказал. Вздохнув то ли с разочарованием, то ли с облегчением, она повернулась к постели и замерла на месте. Неужели шаги в коридоре? Нет, ей показалось. Но звук шагов раздался снова, а потом кто-то тихо поскребся в двери ее спальни.
С бешено бьющимся сердцем Ровена бросилась открывать дверь. На пороге стоял Ноуэл. Он был еще красивее, чем обычно: на нем были только брюки и сорочка с распахнутым воротом, открывающим треугольник горла и груди. Его волнистые волосы были влажными, как будто он уже вымылся, готовясь лечь спать. На мгновение ей показалось, что она может потерять сознание. Только этого не хватало!
— Я… я надеялась, что вы придете, — прошептала она и отступила в сторону, давая ему войти. Если она хотела должным образом воспользоваться этой возможностью, ей необходимо полностью владеть собой.
Тихо закрыв за собой дверь, Ноуэл, не отрывая взгляда от ее лица, шагнул в комнату.
— Я почти убедил себя в том, что все это мне почудилось или что я неправильно понял ваше приглашение. — В его словах звучала вопросительная нотка.
— Нет, вы все правильно поняли, — сказала девушка, надеясь, что он не заметит дрожь, начавшуюся где-то внутри и распространившуюся теперь на все тело. Она хотела задать такой же вопрос ему, но боялась, что ее подведет голос. И конечно, боялась его ответа. Поэтому Ровена лишь улыбнулась самой, как ей казалось, соблазнительной улыбкой.
Ноуэл перевел взгляд на ее губы, потом снова посмотрел в глаза, подошел на шаг ближе, и Ровена почувствовала тепло, которое излучало его тело.
— Вы уверены, что понимаете, о чем просите? Она была совсем не уверена в этом, однако решительно кивнула головой.
— Разумеется. Я, знаете ли, много читала.
— Это мне известно. — Он улыбнулся уголком губ. — Но есть вещи, о которых нельзя узнать из книг.
Он давал ей шанс передумать, и она, струсив, чуть не поддалась искушению воспользоваться им. Научившись бойко разбираться в политических интригах, она в действительности очень мало знала о том, что происходит между мужчиной и женщиной. Впервые она пожалела, что в круг ее чтения не входили любовные романы.
— Значит, настало время дополнить теорию практикой, не так ли? — заставила она себя сказать и, подняв голову, заглянула ему в глаза.
— Как всегда, научный подход, — пробормотал Ноуэл, придвигаясь ближе, пока ткань тонкой сорочки не соприкоснулась с тонким ситцем ее ночной рубашки.
Ровена подняла лицо, чтобы он ее поцеловал. Он исполнил ее желание: его теплые упругие губы завладели ее губами. Он обнял ее, и дрожь прекратилась, уступив место потребности в чем-то таком, чего она не могла определить. Забыв о своих благородных планах, Ровена прижалась к Ноуэлу, желая быть еще ближе, желая… всего.
Низкий гортанный звук, изданный Ноуэлом, воспламенил ее еще сильнее, потому что свидетельствовал о том, что он желает ее так же сильно, как она его. Его поцелуй стал крепче, язык все глубже проникал в рот, и его движения приобрели ритмичность, еще сильнее возбуждая желание.
Прижавшись к Ноуэлу всем телом, Ровена наслаждалась ощущением его твердой груди, сильных рук, обнимавших ее, и напряженной мужской плоти, натянувшей брюки и прикасающейся к ее животу, что, несомненно, доказывало силу его желания.
Ее тело ждало большего, но она и понятия не имела, как удовлетворить это желание. Что ей делать дальше?
Ноуэл сделал это за нее. Не прерывая поцелуя, он на ощупь развязал ленточки на ее ночной рубашке. Потом его губы проделали поцелуями дорожку до ямочки под горлом, а пальцы тем временем развязывали вторую ленточку.
Судорожно глотнув воздух, Ровена запрокинула голову, предоставив ему полную свободу действий. Она и представить себе не могла, что существуют подобные ощущения, и теперь боялась лишь, как бы они не прекратились.
В голове промелькнула смутная мысль о том, что в соответствии с планом она, кажется, должна была соблазнить его. Уцепившись одной рукой за его плечо, чтобы не упасть, она принялась другой расстегивать пуговицы на его сорочке.
— Это одна из моих любимых сорочек, — шепнул он ей на ухо. — Позволь я тебе помогу, пока оторванные пуговицы не разлетелись по всей комнате. — В его голосе слышался еле сдерживаемый смех.
Она понимала, что должна была бы смутиться, однако смущения не чувствовала. Ровена лишь с нетерпением ждала продолжения. Судя по скорости, с которой он расстегивал свою сорочку, Ноуэл разделял ее нетерпение. Они снова обнялись.
Верхняя часть его торса была обнажена. И хотя ее груди были все еще прикрыты тонким ситцем рубашки, кожа над ними оставалась открытой и прикосновение к этим чувствительным участкам волос на его груди еще больше увеличило ее желание.
Руки Ноуэла помассировали ее спину, спустились на талию, потом еще ниже. Ровена положила руки на его плечи и, откинув назад полы расстегнутой сорочки, обнажила новые участки его груди. Он на мгновение убрал руки, но даже эта кратковременная утрата контакта заставила ее недовольно застонать.
— Ш-ш-ш, — прошептал он. Быстро сняв с себя сорочку, он уронил ее на пол и снова обнял Ровену.
Теперь ее руки имели полный доступ к верхней части его торса, и она в полной мере воспользовалась этой свободой, исследуя его бока, грудь, твердые мышцы спины, на которых то там, то здесь прощупывались тонкие рубцы от шрамов.
Тем временем сквозь тонкую ткань ночной рубашки его руки проводили собственное исследование. Они прошлись по узкой талии, скользнули вниз и, обхватив ягодицы, крепче прижали ее к его телу. Он собрал в кулак тонкую ткань рубашки. Ровена почувствовала, как подол поднимается вверх, обнажая щиколотки, потом бедра.
Мгновение спустя рубашка была поднята до талии, и Ровена остро ощутила, что нижняя часть ее тела полностью открыта его рукам и глазам. Ее же глаза были плотно зажмурены. Однако как только он прервал поцелуй, она сразу же их открыла и увидела, что он серьезно смотрит на нее.
— Можно? — тихо спросил Ноуэл.
Ровена понимала, что он просит разрешения снять с нее ночную рубашку — удалить последнюю преграду для его прикосновений. Опасаясь, что подведет голос, она молча кивнула.
Быстрым, плавным движением он поднял вверх тонкую ткань и, сняв с нее рубашку через голову, бросил ее на пол.
— А ты еще красивее, чем я себе представлял.
Красивая. Никто, даже мать, никогда раньше не называл ее красивой. Но он, кажется, не шутил. В его глазах читалось восхищение, даже благоговение. И все же Ровена едва поборола желание прикрыть свое тело от его взгляда. Вопреки ее воле к ней возвращалась способность мыслить здраво. Что она делает?
Ах да. Она собирается убедить его оставить Святого в покое. Для этого, согласно плану, ей следовало признаться в своих чувствах и полностью, во всех отношениях отдать себя. Может, уже пора попросить об этом? А вдруг, если она позволит Ноуэлу овладеть собой, скомпрометировать себя, спрашивать будет поздно? Но что, если она заговорит слишком рано?
Ноуэл снова наклонился, чтобы поцеловать ее, взяв в ладонь одну грудь. Все мысли покинули сознание Ровены, уступив место ощущениям. И она, ухватившись за его плечи, крепко прижалась к нему. Это было ни с чем не сравнимое ощущение!
Не выпуская его из рук, она сделала шаг назад, направляясь к кровати. Ровена понятия не имела, что нужно делать, когда они доберутся до постели, но надеялась, что это знает Ноуэл. По спине пробежал холодок страха — страха перед неизведанным, — но Ровена не обратила на это внимания. Она была твердо намерена познать тайну.
Ноуэл попытался предупредить ее.
— Ровена, ты должна быть абсолютно уверена, — пробормотал он. — Боюсь, что через мгновение я уже не смогу остановиться.
— Я уверена, — сказала она, взглянув в его горящие страстью глаза. — Но сначала пообещай мне, что ты прекратишь свое расследование деятельности Святого из Севен-Дайалса.
Ноуэла словно окатили холодной водой.
— Так, значит, в этом все дело? — спросил он, не скрывая разочарования. — Ты готова отдать себя в обмен на мое обещание? — Он не мог бы сказать, на кого злится больше — на нее или на себя. Одно было ясно: явившись сюда, он свалял дурака.
Ровена широко распахнула серые глаза. В них были отчаяние, страх и желание. Именно желание чуть было не расслабило его снова, но он заставил себя отодвинуться от нее, не обращая внимания на то, как соблазнительно ее обнаженное тело.
— Нет! То есть я надеялась, что… если ты неравнодушен ко мне, то, возможно, захочешь изменить свое решение… чтобы сделать мне приятное.
Ее слова лишь подтвердили догадку Ноуэла.
— Может быть, произведем обмен другого рода? Скажи мне, кто такой Мистер Р., и я подумаю о том, чтобы прекратить преследование Святого.
Девушка долго смотрела на него, потом быстро присела, схватила с пола ночную рубашку и прижала ее к себе, прикрыв груди. Казалось, это могло бы помочь ему охладить пыл, однако не тут-то было.
Она довольно долго молчала, потом сказала:
— Значит, в твои планы входило прийти сюда, чтобы получить от меня эту информацию? Которой я, конечно, не обладаю.
Ноуэл помедлил, потому что это действительно был тот повод, которым он пытался оправдать свое присутствие в ее спальне — хотя был уверен, что на самом деле причина заключается совсем в другом. Эта его нерешительность была равносильна признанию, и в ее глазах появилась обида. Обида, за которой сразу же последовал гнев.
— Значит, ты собирался использовать меня — соблазнить, чтобы получить информацию? Этим и объясняется то, что ты сказал… что ты сделал там, внизу? — Глаза ее блестели уже не гневом. Она была готова расплакаться, и Ноуэл не знал, что делать, если она разразится слезами.
— Нет! Я хочу сказать… то есть… — Почему он оправдывается? Сейчас он должен быть вдвойне доволен, что вовремя остановился и не успел объясниться в любви. — Не возмущайся, ты тоже не без греха. Похоже, что у каждого из нас были не вполне честные мотивы для этого… рандеву.
— Честные? — Она резко отвернулась, предоставив Ноуэлу возможность полюбоваться своей аппетитной попкой, прежде чем спряталась позади кресла. Она торопливо кое-как натянула на себя ночную рубашку и, скрестив на груди руки, взглянула на него.
Она будто пыталась прочесть его мысли. Ноуэл сомневался, что ей удастся это сделать, потому что и сам не мог разобраться в своих чувствах. В нем боролись сожаление, гнев, чувство вины и, конечно, все еще не остывшее желание.
— Я… думала… — начала Ровена, протягивая к нему руку.
— Да, я тоже. Наверное, мы ошиблись. В любом случае я должен извиниться, потому что не имел никакого права приходить сюда, каковы бы ни были мотивы. Ты невинная девушка, но я-то человек опытный. Хорошо, что мы успели остановиться.
Ровена судорожно глотнула воздух, и в глазах у нее появилось такое отчаяние, что ему захотелось утешить ее. Но он не осмелился подойти ближе, зная, как сильно она на него действует и как легко он может утратить дорогой ценой обретенный контроль над собой.
— Ты действительно так думаешь? — прошептала она. Она и впрямь была очень наивной.
— Если бы мы не остановились, ты хочешь не хочешь считала бы себя связанной со мной на всю жизнь, — объяснил он. — Тебе хотелось бы этого?
Ровена отвела взгляд, и даже при слабом свете масляной лампы Ноуэл заметил, как зарделись ее щеки.
— Я, конечно, не стала бы надеяться, что ты женишься на мне. Я думаю, что, учитывая наши расхождения во взглядах, мы едва ли подошли бы друг другу.
— Тем не менее, если бы закончили то, что начали, мне пришлось бы жениться на тебе, — сказал он, зная, что это правда. — В противном случае я не смог бы уважать себя. По правде говоря, даже сейчас, учитывая, как далеко все зашло, мне следовало бы сделать тебе предложение.
— Вам не следует беспокоиться о моей репутации, — сказала Ровена, все еще не глядя ему в глаза. — Никто не знает, что вы здесь. А если бы кто и узнал, то я просто вернулась бы в Ривер-Чейз. Вы ничем мне не обязаны, сэр.
Обращение «сэр» отрезвило Пакстона. Ему оставалось лишь уйти.
— Хорошо, Ровена, я не буду настаивать. Но мы должны быть очень осторожны, так, чтобы никто об этом не узнал.
— Думаю, это будет нетрудно.
Возможно, ей это будет нетрудно, хотя он мог бы поклясться, что всего несколько минут назад она хотела его почти так же сильно, как он — ее. Но совершенно очевидно, что, какой бы страстной она ни была, сердце ее оставалось незатронутым.
— Нет. Наверное, нетрудно. Спокойной ночи, Ровена. — Пакстон потоптался на месте, надеясь, что Ровена посмотрит на него и он сможет догадаться по ее взгляду, что она чувствует на самом деле. Но девушка так и не подняла глаза. И он удалился из комнаты.
Пока его шаги не замерли в конце коридора, Ровена оставалась на месте, ухватившись рукой за спинку стула. Потом она рухнула на стул, закрыла лицо руками и расплакалась.
На следующее утро, проспав всего несколько часов, Ровена проснулась поздно и позавтракала в своей комнате. Ей было бы невыносимо видеть Ноуэла за столом напротив себя. По правде говоря, она не была уверена, что вообще сможет когда-нибудь видеть его. Прошлой ночью она все испортила!
Прежде всего ей не следовало приглашать Пакстона в свою комнату. План убедить его оставить в покое Святого был всего лишь предлогом для успокоения совести. А правда заключалась в том, что ей хотелось его поцелуев, прикосновений и чего-то еще большего — того, чего у нее теперь никогда не будет. Ей бы вести себя тихо…
Нет, так нельзя. Тогда бы она была обесчещена, и Ноуэл, по его собственному признанию, был бы вынужден на ней жениться, хотя он никогда не говорил, что хочет этого. Да и Ровена сама этого не хотела. Или хотела?
Конечно, нет. Они не были бы счастливы. Она слишком независима, а Ноуэл неподатлив. Ничего бы у них не получилось.
На сегодня был назначен еще один бал, но Ровена решила остаться в своей комнате, притворившись больной. Она подумывала, не лечь ли снова в постель, когда в дверь постучали и появилась Перл собственной персоной.
— Привет, соня! — воскликнула она. — Внизу уже ждут визитеры, некоторые из них спрашивают о тебе, а ты еще даже не одета.
— Я… я плохо спала, — ответила Ровена, что было истинной правдой. — Не передать ли им мои извинения?
Перл пристально посмотрела на подругу, так пристально, что та была уверена: Перл непременно поймет, что она сделала… вернее, не сделала — прошлой ночью.
— Ты чем-то расстроена, Ровена? У меня есть кое-что такое, что поднимет тебе настроение. Подожди минутку.
Перл на мгновение исчезла, потом вернулась с маленьким свертком.
— Это доставили всего час назад. Я боялась, что они не успеют доставить к балу. — Говоря все это, она развернула сверток и извлекла изящный ридикюль.
— Как странно: он в форме книги! — воскликнула Ровена.
— Когда я увидела его в пятницу в магазине Меллона, то сразу же подумала о тебе. Я надеялась подарить его тебе к балу, но оказалось, что все они распроданы. Мне пообещали доставить его сегодня. И нет худа без добра: он абсолютно того же цвета, как твое бальное платье!
И правда, элегантный ридикюль был того же синего цвета, что и новое платье Ровены. Полюбовавшись изящной вещицей, она открыла, закрыла его и с улыбкой поблагодарила Перл.
— Он великолепен, — сказала она, поняв, что теперь от присутствия на балу ей не отвертеться.
— Ну? Не я ли говорила, что это поднимет тебе настроение? Одевайся и спускайся вниз. А мне пора. Наверное, уже прибыли новые гости.
Перл умчалась, оставив Ровену с подарком в руках. Удивительно, что Перл выбрала для ридикюля такую форму, хотя раньше всячески скрывала ее любовь к книгам. Правда, все это было бесполезно. Ровена знала, что теперь почти все, с кем она познакомилась, считали ее «синим чулком».
Ну и что из этого? Ноуэл показал ей, насколько счастлива она может быть, оставаясь самой собой — играя в шахматы, споря о политике… целуясь с ним.
Нет! Последнее — не ее амплуа. Умненькая, начитанная Ровена Риверстоун и вдруг… распутница! Абсурд! Это случайность, не более того.
Но Пакстон похвалил ее последний очерк, пусть даже и понятия не имел, что его написала она. Ровена взяла в руки «Политикал реджистер», который попросила Матильду принести вместе с завтраком.
Сама того не желая, она улыбнулась, вспомнив, что Ноуэл сказал, будто это лучший очерк из всех написанных Мистером Р. Перечитав его, девушка не могла не согласиться. Да, ей нужно постараться доводить до сознания читателя собственные мнения, которые вполне могут выдержать конкуренцию со стороны взглядов других авторов.
Перевернув страницу, она заметила маленькое объявление в рамочке:
«М-ру Р. В редакции „П.Р.“ имеется 16 писем, адресованных вам. Просим вас сообщить, куда их отправить или где оставить, чтобы вы могли забрать эти послания, когда вам будет удобно. — У.К.».
Ровена наморщила лоб. Шестнадцать писем, адресованных автору? Ей никогда не приходило в голову, что читатели могут писать Мистеру Р. письма. Ведь писала же она письма мистеру Ричардсу, после того как прочла его монографию. Шестнадцать писем! Интересно, что в них написано? И как бы ей их получить, не раскрывая тайны своего псевдонима?
Она перечитала объявление. «Отправить или оставить». Предположим, она назовет место. Но как их забрать?
Грин-парк был расположен напротив Хардвик-Холла, по другую сторону Пиккадилли. Ровена вспомнила покрытый лишайником камень возле входа и группу деревьев рядом. Может быть, оставить эти письма за камнем? Кстати, и погода последние дни стояла хорошая. Если она возьмет их сразу же после того, как они там окажутся, то бумага не успеет размокнуть.
Приняв решение, Ровена направилась к письменному столу и быстро написала записку с просьбой оставить письма за этим камнем завтра к полудню. Сложив листок, она написала адрес, потом позвонила Матильде.
— Помоги мне надеть желтое платье, пожалуйста, — сказала она служанке. — Пора спуститься вниз.
Одевшись, девушка взяла записку и отдала ее Матильде.
— Отправь это как можно скорее. Никому об этом не говори и сразу же возвращайся назад.
— Хорошо, мисс. — Матильду разбирало любопытство, но она не задала ни одного вопроса. Просто взяла конверт и ушла.
А Ровена снова загрустила, однако теперь ситуация уже не казалась ей такой безнадежной, как раньше. При мысли о письмах и о том, что в них написано, у нее, как ни странно, улучшилось настроение. Может быть, даже они с Ноуэлом смогут прийти к взаимопониманию.
Однако подумав о том, что придется увидеться с ним после того, что произошло ночью, она покраснела от смущения. Что сказать ему? И что он может сказать ей?
Уходя из комнаты, Ровена надела очки. Перл не будет в претензии. Своим сегодняшним подарком она сама признала, что Ровена — большая любительница покопаться в книгах. К тому же неспособность ясно видеть окружающее вызывало у нее ощущение незащищенности, а она и без того чувствовала себя уязвимой.
Глава 16
— Так и было задумано, — согласилась леди Хардвик с улыбкой, ничего не заподозрив.
Однако Люк, окинувший постояльца понимающим взглядом, оказался более проницательным.
— Собираетесь на покой? Да, уже поздно. Полагаю, ваш слуга приготовил для вас ту же самую комнату, что и прежде.
— Я жажду поскорее оказаться в постели, — призналась леди Хардвик. — Идемте спать, а о сегодняшнем вечере поговорим завтра.
Ноуэл взглянул на Ровену, на лице которой застыла вежливая улыбка. Неужели она, как и он, была расстроена тем, что их прервали? Или ему это показалось?
Хотя он почти признался ей в любви, предложения все же не сделал. Она, судя по всему, его и не ожидала. Теперь, когда к Ноуэлу постепенно возвращалась способность мыслить, он вспомнил, что Ровена вообще не упоминала о собственных чувствах — по крайней мере, не выражала их в словесной форме. Он, несомненно, вложил другой смысл в ее приглашение. И как ему в голову пришло такое? Просто безумие!
Однако безумие, кажется, продолжалось. Когда они поднялись наверх и пожелали друг другу спокойной ночи, Ровена заглянула ему в глаза и беззвучно прошептала одними губами: «Позднее. Приходите ко мне».
Ноуэл едва заметно кивнул и, пожелав спокойной ночи хозяевам, убедился, что они не заметили безмолвного «разговора». Ровена вошла в комнату, Ноуэл скрылся за дверью своей спальни, а лорд и леди Хардвик прошли в угловые апартаменты в конце коридора.
Кемп, естественно, ждал его возвращения.
— Не желаете ли бренди перед тем, как лечь в постель, сэр? — спросил он, помогая Ноуэлу раздеться.
Единственное, чего желал Пакстон, так это остаться поскорее в одиночестве, чтобы как следует обдумать происходящее. Он был уверен, что Ровене известно, кто такой Мистер Р. Если он сейчас отправится к ней, то удастся ли убедить ее поделиться своей информацией? Или это всего лишь жалкий предлог сделать то, что ему все равно очень хотелось?
— Нет, Кемп, благодарю. Думаю, сегодня я буду хорошо спать и без бренди.
Слуга поклонился и ушел, а Ноуэл усмехнулся. Он был уверен, что, как бы ни развернулись дальнейшие события, уснуть этой ночью ему удастся не скоро.
— Достаточно, Матильда. Спасибо. — Ровена никогда в жизни так не нервничала. Однако она не могла бы сказать, чего опасалась больше: того ли, что Ноуэл придет к ней в комнату прежде, чем она успеет отослать горничную, или того, что он вообще не придет.
То, что он кивнул, означало — придет. А вдруг, оставшись один, передумает? Ей было трудно поверить, что она оказывает «отвлекающее» влияние на такого умного и решительного человека, как Ноуэл Пакстон, но и его слова, поступки, кажется, подтверждали, что так оно и было.
Матильда все еще копошилась в комнате — развешивала одежду, приводила в порядок туалетный столик, потом прикрутила фитиль масляной лампы на прикроватном столике. Ровена наконец потеряла терпение.
— Я сказала, что на сегодня достаточно, — сказала она резче, чем хотела бы. — Спокойной ночи, Матильда.
Горничная бросила на хозяйку удивленный взгляд, но ни о чем не спросила, а лишь присела в книксене.
— Спокойной ночи, мисс. Приятного сна.
Ровена знала, что у нее сегодня мало шансов провести спокойную ночь.
Она прислушалась к легким шагам Матильды, удаляющимся по коридору в направлении черной лестницы. Придет ли он? А если придет, то сможет ли она осуществить свой неслыханный план?
Стояла тишина, и Ровена постепенно расслабилась. Конечно, Ноуэл не придет. Ноуэл Пакстон — джентльмен, который соблюдает законы и не нарушает правил приличия. А она — леди, которой не подобает пытаться соблазнить мужчину, пусть даже ради такой благородной цели, как спасение от преследования закона Святого из Севен-Дайалса.
Она ведь преследует именно эту цель, не так ли?
Но теперь это в любом случае не имело значения. Ровена, несомненно, придала слишком большое значение тому, что он почти сказал. Вздохнув то ли с разочарованием, то ли с облегчением, она повернулась к постели и замерла на месте. Неужели шаги в коридоре? Нет, ей показалось. Но звук шагов раздался снова, а потом кто-то тихо поскребся в двери ее спальни.
С бешено бьющимся сердцем Ровена бросилась открывать дверь. На пороге стоял Ноуэл. Он был еще красивее, чем обычно: на нем были только брюки и сорочка с распахнутым воротом, открывающим треугольник горла и груди. Его волнистые волосы были влажными, как будто он уже вымылся, готовясь лечь спать. На мгновение ей показалось, что она может потерять сознание. Только этого не хватало!
— Я… я надеялась, что вы придете, — прошептала она и отступила в сторону, давая ему войти. Если она хотела должным образом воспользоваться этой возможностью, ей необходимо полностью владеть собой.
Тихо закрыв за собой дверь, Ноуэл, не отрывая взгляда от ее лица, шагнул в комнату.
— Я почти убедил себя в том, что все это мне почудилось или что я неправильно понял ваше приглашение. — В его словах звучала вопросительная нотка.
— Нет, вы все правильно поняли, — сказала девушка, надеясь, что он не заметит дрожь, начавшуюся где-то внутри и распространившуюся теперь на все тело. Она хотела задать такой же вопрос ему, но боялась, что ее подведет голос. И конечно, боялась его ответа. Поэтому Ровена лишь улыбнулась самой, как ей казалось, соблазнительной улыбкой.
Ноуэл перевел взгляд на ее губы, потом снова посмотрел в глаза, подошел на шаг ближе, и Ровена почувствовала тепло, которое излучало его тело.
— Вы уверены, что понимаете, о чем просите? Она была совсем не уверена в этом, однако решительно кивнула головой.
— Разумеется. Я, знаете ли, много читала.
— Это мне известно. — Он улыбнулся уголком губ. — Но есть вещи, о которых нельзя узнать из книг.
Он давал ей шанс передумать, и она, струсив, чуть не поддалась искушению воспользоваться им. Научившись бойко разбираться в политических интригах, она в действительности очень мало знала о том, что происходит между мужчиной и женщиной. Впервые она пожалела, что в круг ее чтения не входили любовные романы.
— Значит, настало время дополнить теорию практикой, не так ли? — заставила она себя сказать и, подняв голову, заглянула ему в глаза.
— Как всегда, научный подход, — пробормотал Ноуэл, придвигаясь ближе, пока ткань тонкой сорочки не соприкоснулась с тонким ситцем ее ночной рубашки.
Ровена подняла лицо, чтобы он ее поцеловал. Он исполнил ее желание: его теплые упругие губы завладели ее губами. Он обнял ее, и дрожь прекратилась, уступив место потребности в чем-то таком, чего она не могла определить. Забыв о своих благородных планах, Ровена прижалась к Ноуэлу, желая быть еще ближе, желая… всего.
Низкий гортанный звук, изданный Ноуэлом, воспламенил ее еще сильнее, потому что свидетельствовал о том, что он желает ее так же сильно, как она его. Его поцелуй стал крепче, язык все глубже проникал в рот, и его движения приобрели ритмичность, еще сильнее возбуждая желание.
Прижавшись к Ноуэлу всем телом, Ровена наслаждалась ощущением его твердой груди, сильных рук, обнимавших ее, и напряженной мужской плоти, натянувшей брюки и прикасающейся к ее животу, что, несомненно, доказывало силу его желания.
Ее тело ждало большего, но она и понятия не имела, как удовлетворить это желание. Что ей делать дальше?
Ноуэл сделал это за нее. Не прерывая поцелуя, он на ощупь развязал ленточки на ее ночной рубашке. Потом его губы проделали поцелуями дорожку до ямочки под горлом, а пальцы тем временем развязывали вторую ленточку.
Судорожно глотнув воздух, Ровена запрокинула голову, предоставив ему полную свободу действий. Она и представить себе не могла, что существуют подобные ощущения, и теперь боялась лишь, как бы они не прекратились.
В голове промелькнула смутная мысль о том, что в соответствии с планом она, кажется, должна была соблазнить его. Уцепившись одной рукой за его плечо, чтобы не упасть, она принялась другой расстегивать пуговицы на его сорочке.
— Это одна из моих любимых сорочек, — шепнул он ей на ухо. — Позволь я тебе помогу, пока оторванные пуговицы не разлетелись по всей комнате. — В его голосе слышался еле сдерживаемый смех.
Она понимала, что должна была бы смутиться, однако смущения не чувствовала. Ровена лишь с нетерпением ждала продолжения. Судя по скорости, с которой он расстегивал свою сорочку, Ноуэл разделял ее нетерпение. Они снова обнялись.
Верхняя часть его торса была обнажена. И хотя ее груди были все еще прикрыты тонким ситцем рубашки, кожа над ними оставалась открытой и прикосновение к этим чувствительным участкам волос на его груди еще больше увеличило ее желание.
Руки Ноуэла помассировали ее спину, спустились на талию, потом еще ниже. Ровена положила руки на его плечи и, откинув назад полы расстегнутой сорочки, обнажила новые участки его груди. Он на мгновение убрал руки, но даже эта кратковременная утрата контакта заставила ее недовольно застонать.
— Ш-ш-ш, — прошептал он. Быстро сняв с себя сорочку, он уронил ее на пол и снова обнял Ровену.
Теперь ее руки имели полный доступ к верхней части его торса, и она в полной мере воспользовалась этой свободой, исследуя его бока, грудь, твердые мышцы спины, на которых то там, то здесь прощупывались тонкие рубцы от шрамов.
Тем временем сквозь тонкую ткань ночной рубашки его руки проводили собственное исследование. Они прошлись по узкой талии, скользнули вниз и, обхватив ягодицы, крепче прижали ее к его телу. Он собрал в кулак тонкую ткань рубашки. Ровена почувствовала, как подол поднимается вверх, обнажая щиколотки, потом бедра.
Мгновение спустя рубашка была поднята до талии, и Ровена остро ощутила, что нижняя часть ее тела полностью открыта его рукам и глазам. Ее же глаза были плотно зажмурены. Однако как только он прервал поцелуй, она сразу же их открыла и увидела, что он серьезно смотрит на нее.
— Можно? — тихо спросил Ноуэл.
Ровена понимала, что он просит разрешения снять с нее ночную рубашку — удалить последнюю преграду для его прикосновений. Опасаясь, что подведет голос, она молча кивнула.
Быстрым, плавным движением он поднял вверх тонкую ткань и, сняв с нее рубашку через голову, бросил ее на пол.
— А ты еще красивее, чем я себе представлял.
Красивая. Никто, даже мать, никогда раньше не называл ее красивой. Но он, кажется, не шутил. В его глазах читалось восхищение, даже благоговение. И все же Ровена едва поборола желание прикрыть свое тело от его взгляда. Вопреки ее воле к ней возвращалась способность мыслить здраво. Что она делает?
Ах да. Она собирается убедить его оставить Святого в покое. Для этого, согласно плану, ей следовало признаться в своих чувствах и полностью, во всех отношениях отдать себя. Может, уже пора попросить об этом? А вдруг, если она позволит Ноуэлу овладеть собой, скомпрометировать себя, спрашивать будет поздно? Но что, если она заговорит слишком рано?
Ноуэл снова наклонился, чтобы поцеловать ее, взяв в ладонь одну грудь. Все мысли покинули сознание Ровены, уступив место ощущениям. И она, ухватившись за его плечи, крепко прижалась к нему. Это было ни с чем не сравнимое ощущение!
Не выпуская его из рук, она сделала шаг назад, направляясь к кровати. Ровена понятия не имела, что нужно делать, когда они доберутся до постели, но надеялась, что это знает Ноуэл. По спине пробежал холодок страха — страха перед неизведанным, — но Ровена не обратила на это внимания. Она была твердо намерена познать тайну.
Ноуэл попытался предупредить ее.
— Ровена, ты должна быть абсолютно уверена, — пробормотал он. — Боюсь, что через мгновение я уже не смогу остановиться.
— Я уверена, — сказала она, взглянув в его горящие страстью глаза. — Но сначала пообещай мне, что ты прекратишь свое расследование деятельности Святого из Севен-Дайалса.
Ноуэла словно окатили холодной водой.
— Так, значит, в этом все дело? — спросил он, не скрывая разочарования. — Ты готова отдать себя в обмен на мое обещание? — Он не мог бы сказать, на кого злится больше — на нее или на себя. Одно было ясно: явившись сюда, он свалял дурака.
Ровена широко распахнула серые глаза. В них были отчаяние, страх и желание. Именно желание чуть было не расслабило его снова, но он заставил себя отодвинуться от нее, не обращая внимания на то, как соблазнительно ее обнаженное тело.
— Нет! То есть я надеялась, что… если ты неравнодушен ко мне, то, возможно, захочешь изменить свое решение… чтобы сделать мне приятное.
Ее слова лишь подтвердили догадку Ноуэла.
— Может быть, произведем обмен другого рода? Скажи мне, кто такой Мистер Р., и я подумаю о том, чтобы прекратить преследование Святого.
Девушка долго смотрела на него, потом быстро присела, схватила с пола ночную рубашку и прижала ее к себе, прикрыв груди. Казалось, это могло бы помочь ему охладить пыл, однако не тут-то было.
Она довольно долго молчала, потом сказала:
— Значит, в твои планы входило прийти сюда, чтобы получить от меня эту информацию? Которой я, конечно, не обладаю.
Ноуэл помедлил, потому что это действительно был тот повод, которым он пытался оправдать свое присутствие в ее спальне — хотя был уверен, что на самом деле причина заключается совсем в другом. Эта его нерешительность была равносильна признанию, и в ее глазах появилась обида. Обида, за которой сразу же последовал гнев.
— Значит, ты собирался использовать меня — соблазнить, чтобы получить информацию? Этим и объясняется то, что ты сказал… что ты сделал там, внизу? — Глаза ее блестели уже не гневом. Она была готова расплакаться, и Ноуэл не знал, что делать, если она разразится слезами.
— Нет! Я хочу сказать… то есть… — Почему он оправдывается? Сейчас он должен быть вдвойне доволен, что вовремя остановился и не успел объясниться в любви. — Не возмущайся, ты тоже не без греха. Похоже, что у каждого из нас были не вполне честные мотивы для этого… рандеву.
— Честные? — Она резко отвернулась, предоставив Ноуэлу возможность полюбоваться своей аппетитной попкой, прежде чем спряталась позади кресла. Она торопливо кое-как натянула на себя ночную рубашку и, скрестив на груди руки, взглянула на него.
Она будто пыталась прочесть его мысли. Ноуэл сомневался, что ей удастся это сделать, потому что и сам не мог разобраться в своих чувствах. В нем боролись сожаление, гнев, чувство вины и, конечно, все еще не остывшее желание.
— Я… думала… — начала Ровена, протягивая к нему руку.
— Да, я тоже. Наверное, мы ошиблись. В любом случае я должен извиниться, потому что не имел никакого права приходить сюда, каковы бы ни были мотивы. Ты невинная девушка, но я-то человек опытный. Хорошо, что мы успели остановиться.
Ровена судорожно глотнула воздух, и в глазах у нее появилось такое отчаяние, что ему захотелось утешить ее. Но он не осмелился подойти ближе, зная, как сильно она на него действует и как легко он может утратить дорогой ценой обретенный контроль над собой.
— Ты действительно так думаешь? — прошептала она. Она и впрямь была очень наивной.
— Если бы мы не остановились, ты хочешь не хочешь считала бы себя связанной со мной на всю жизнь, — объяснил он. — Тебе хотелось бы этого?
Ровена отвела взгляд, и даже при слабом свете масляной лампы Ноуэл заметил, как зарделись ее щеки.
— Я, конечно, не стала бы надеяться, что ты женишься на мне. Я думаю, что, учитывая наши расхождения во взглядах, мы едва ли подошли бы друг другу.
— Тем не менее, если бы закончили то, что начали, мне пришлось бы жениться на тебе, — сказал он, зная, что это правда. — В противном случае я не смог бы уважать себя. По правде говоря, даже сейчас, учитывая, как далеко все зашло, мне следовало бы сделать тебе предложение.
— Вам не следует беспокоиться о моей репутации, — сказала Ровена, все еще не глядя ему в глаза. — Никто не знает, что вы здесь. А если бы кто и узнал, то я просто вернулась бы в Ривер-Чейз. Вы ничем мне не обязаны, сэр.
Обращение «сэр» отрезвило Пакстона. Ему оставалось лишь уйти.
— Хорошо, Ровена, я не буду настаивать. Но мы должны быть очень осторожны, так, чтобы никто об этом не узнал.
— Думаю, это будет нетрудно.
Возможно, ей это будет нетрудно, хотя он мог бы поклясться, что всего несколько минут назад она хотела его почти так же сильно, как он — ее. Но совершенно очевидно, что, какой бы страстной она ни была, сердце ее оставалось незатронутым.
— Нет. Наверное, нетрудно. Спокойной ночи, Ровена. — Пакстон потоптался на месте, надеясь, что Ровена посмотрит на него и он сможет догадаться по ее взгляду, что она чувствует на самом деле. Но девушка так и не подняла глаза. И он удалился из комнаты.
Пока его шаги не замерли в конце коридора, Ровена оставалась на месте, ухватившись рукой за спинку стула. Потом она рухнула на стул, закрыла лицо руками и расплакалась.
На следующее утро, проспав всего несколько часов, Ровена проснулась поздно и позавтракала в своей комнате. Ей было бы невыносимо видеть Ноуэла за столом напротив себя. По правде говоря, она не была уверена, что вообще сможет когда-нибудь видеть его. Прошлой ночью она все испортила!
Прежде всего ей не следовало приглашать Пакстона в свою комнату. План убедить его оставить в покое Святого был всего лишь предлогом для успокоения совести. А правда заключалась в том, что ей хотелось его поцелуев, прикосновений и чего-то еще большего — того, чего у нее теперь никогда не будет. Ей бы вести себя тихо…
Нет, так нельзя. Тогда бы она была обесчещена, и Ноуэл, по его собственному признанию, был бы вынужден на ней жениться, хотя он никогда не говорил, что хочет этого. Да и Ровена сама этого не хотела. Или хотела?
Конечно, нет. Они не были бы счастливы. Она слишком независима, а Ноуэл неподатлив. Ничего бы у них не получилось.
На сегодня был назначен еще один бал, но Ровена решила остаться в своей комнате, притворившись больной. Она подумывала, не лечь ли снова в постель, когда в дверь постучали и появилась Перл собственной персоной.
— Привет, соня! — воскликнула она. — Внизу уже ждут визитеры, некоторые из них спрашивают о тебе, а ты еще даже не одета.
— Я… я плохо спала, — ответила Ровена, что было истинной правдой. — Не передать ли им мои извинения?
Перл пристально посмотрела на подругу, так пристально, что та была уверена: Перл непременно поймет, что она сделала… вернее, не сделала — прошлой ночью.
— Ты чем-то расстроена, Ровена? У меня есть кое-что такое, что поднимет тебе настроение. Подожди минутку.
Перл на мгновение исчезла, потом вернулась с маленьким свертком.
— Это доставили всего час назад. Я боялась, что они не успеют доставить к балу. — Говоря все это, она развернула сверток и извлекла изящный ридикюль.
— Как странно: он в форме книги! — воскликнула Ровена.
— Когда я увидела его в пятницу в магазине Меллона, то сразу же подумала о тебе. Я надеялась подарить его тебе к балу, но оказалось, что все они распроданы. Мне пообещали доставить его сегодня. И нет худа без добра: он абсолютно того же цвета, как твое бальное платье!
И правда, элегантный ридикюль был того же синего цвета, что и новое платье Ровены. Полюбовавшись изящной вещицей, она открыла, закрыла его и с улыбкой поблагодарила Перл.
— Он великолепен, — сказала она, поняв, что теперь от присутствия на балу ей не отвертеться.
— Ну? Не я ли говорила, что это поднимет тебе настроение? Одевайся и спускайся вниз. А мне пора. Наверное, уже прибыли новые гости.
Перл умчалась, оставив Ровену с подарком в руках. Удивительно, что Перл выбрала для ридикюля такую форму, хотя раньше всячески скрывала ее любовь к книгам. Правда, все это было бесполезно. Ровена знала, что теперь почти все, с кем она познакомилась, считали ее «синим чулком».
Ну и что из этого? Ноуэл показал ей, насколько счастлива она может быть, оставаясь самой собой — играя в шахматы, споря о политике… целуясь с ним.
Нет! Последнее — не ее амплуа. Умненькая, начитанная Ровена Риверстоун и вдруг… распутница! Абсурд! Это случайность, не более того.
Но Пакстон похвалил ее последний очерк, пусть даже и понятия не имел, что его написала она. Ровена взяла в руки «Политикал реджистер», который попросила Матильду принести вместе с завтраком.
Сама того не желая, она улыбнулась, вспомнив, что Ноуэл сказал, будто это лучший очерк из всех написанных Мистером Р. Перечитав его, девушка не могла не согласиться. Да, ей нужно постараться доводить до сознания читателя собственные мнения, которые вполне могут выдержать конкуренцию со стороны взглядов других авторов.
Перевернув страницу, она заметила маленькое объявление в рамочке:
«М-ру Р. В редакции „П.Р.“ имеется 16 писем, адресованных вам. Просим вас сообщить, куда их отправить или где оставить, чтобы вы могли забрать эти послания, когда вам будет удобно. — У.К.».
Ровена наморщила лоб. Шестнадцать писем, адресованных автору? Ей никогда не приходило в голову, что читатели могут писать Мистеру Р. письма. Ведь писала же она письма мистеру Ричардсу, после того как прочла его монографию. Шестнадцать писем! Интересно, что в них написано? И как бы ей их получить, не раскрывая тайны своего псевдонима?
Она перечитала объявление. «Отправить или оставить». Предположим, она назовет место. Но как их забрать?
Грин-парк был расположен напротив Хардвик-Холла, по другую сторону Пиккадилли. Ровена вспомнила покрытый лишайником камень возле входа и группу деревьев рядом. Может быть, оставить эти письма за камнем? Кстати, и погода последние дни стояла хорошая. Если она возьмет их сразу же после того, как они там окажутся, то бумага не успеет размокнуть.
Приняв решение, Ровена направилась к письменному столу и быстро написала записку с просьбой оставить письма за этим камнем завтра к полудню. Сложив листок, она написала адрес, потом позвонила Матильде.
— Помоги мне надеть желтое платье, пожалуйста, — сказала она служанке. — Пора спуститься вниз.
Одевшись, девушка взяла записку и отдала ее Матильде.
— Отправь это как можно скорее. Никому об этом не говори и сразу же возвращайся назад.
— Хорошо, мисс. — Матильду разбирало любопытство, но она не задала ни одного вопроса. Просто взяла конверт и ушла.
А Ровена снова загрустила, однако теперь ситуация уже не казалась ей такой безнадежной, как раньше. При мысли о письмах и о том, что в них написано, у нее, как ни странно, улучшилось настроение. Может быть, даже они с Ноуэлом смогут прийти к взаимопониманию.
Однако подумав о том, что придется увидеться с ним после того, что произошло ночью, она покраснела от смущения. Что сказать ему? И что он может сказать ей?
Уходя из комнаты, Ровена надела очки. Перл не будет в претензии. Своим сегодняшним подарком она сама признала, что Ровена — большая любительница покопаться в книгах. К тому же неспособность ясно видеть окружающее вызывало у нее ощущение незащищенности, а она и без того чувствовала себя уязвимой.
Глава 16
Когда мисс Риверстоун вошла в гостиную, Лестер Ричардс заставил себя улыбнуться. Вчера он потерял самообладание и вспылил, но теперь, несколько поостыв, понял, что все же может использовать в своих интересах эту девушку, пусть даже она была явно со странностями.
Она уже сочувствует делу спенсианцев. С помощью лести ее можно заставить выудить у брата нужную Ричардсу информацию. Или ее можно убедить сообщать ему сведения о дальнейших шагах в расследованиях Пакстона, если такая информация случайно окажется в ее распоряжении. В любом случае ему необходимо втереться в ее доверие.
— Мисс Риверстоун! — воскликнул Лестер Ричардс, поднимаясь со стула. — Сегодня вы выглядите особенно привлекательно. — Это было, конечно, не так, потому что у нее на носу снова красовались очки, не говоря уже о выступивших веснушках. — Надеюсь, вы простите мне вчерашнюю несдержанность.
Как он и надеялся, девушка сразу же подошла к нему и уселась рядом, даже не удостоив вниманием Пакстона, который тоже поднялся на ноги.
— Спасибо, мистер Ричардс. Учитывая обстоятельства, вы поразительно любезны.
— Рад это слышать. В таком случае смею ли я надеяться, что вы позволите мне станцевать с вами сегодня? — Очаровать некрасивую книгочейку вроде вас, мисс Риверстоун, будет проще простого.
— Разумеется, — с улыбкой ответила Ровена.
В это время леди Хардвик привлекла ее внимание к другим гостям, включая этого невыносимо самонадеянного Галлоуэя, который продолжал упорно увиваться за ней. Встретившись наконец взглядом с Пакстоном, Ровена, как заметил Ричардс, покраснела и отвела взгляд в сторону. Ноуэл, кажется, тоже смутился, хотя постарался скрыть это.
Значит, вот как обстоят дела? Ну что ж, тем лучше. Когда Ричардс получит от этой девчонки все, что ему требуется, он использует ее в качестве приманки для Пакстона, чтобы убить одним выстрелом сразу двух зайцев, то есть решить две проблемы одновременно.
Ноуэл сохранял строго нейтральное выражение лица. Он бы с удовольствием вообще избежал этой встречи, если бы не чувствовал себя обязанным держать в поле зрения и Ричардса, и Ровену.
Он наблюдал, как девушка принимает комплименты от Ричардса, и едва подавил смехотворное желание немедленно выяснить отношения с этим типом. Но этот человек не сказал ничего такого, что могло бы вызвать подобную реакцию, а любые враждебные действия с его стороны по отношению к Ричардсу могли бы поставить под угрозу всю операцию.
Она уже сочувствует делу спенсианцев. С помощью лести ее можно заставить выудить у брата нужную Ричардсу информацию. Или ее можно убедить сообщать ему сведения о дальнейших шагах в расследованиях Пакстона, если такая информация случайно окажется в ее распоряжении. В любом случае ему необходимо втереться в ее доверие.
— Мисс Риверстоун! — воскликнул Лестер Ричардс, поднимаясь со стула. — Сегодня вы выглядите особенно привлекательно. — Это было, конечно, не так, потому что у нее на носу снова красовались очки, не говоря уже о выступивших веснушках. — Надеюсь, вы простите мне вчерашнюю несдержанность.
Как он и надеялся, девушка сразу же подошла к нему и уселась рядом, даже не удостоив вниманием Пакстона, который тоже поднялся на ноги.
— Спасибо, мистер Ричардс. Учитывая обстоятельства, вы поразительно любезны.
— Рад это слышать. В таком случае смею ли я надеяться, что вы позволите мне станцевать с вами сегодня? — Очаровать некрасивую книгочейку вроде вас, мисс Риверстоун, будет проще простого.
— Разумеется, — с улыбкой ответила Ровена.
В это время леди Хардвик привлекла ее внимание к другим гостям, включая этого невыносимо самонадеянного Галлоуэя, который продолжал упорно увиваться за ней. Встретившись наконец взглядом с Пакстоном, Ровена, как заметил Ричардс, покраснела и отвела взгляд в сторону. Ноуэл, кажется, тоже смутился, хотя постарался скрыть это.
Значит, вот как обстоят дела? Ну что ж, тем лучше. Когда Ричардс получит от этой девчонки все, что ему требуется, он использует ее в качестве приманки для Пакстона, чтобы убить одним выстрелом сразу двух зайцев, то есть решить две проблемы одновременно.
Ноуэл сохранял строго нейтральное выражение лица. Он бы с удовольствием вообще избежал этой встречи, если бы не чувствовал себя обязанным держать в поле зрения и Ричардса, и Ровену.
Он наблюдал, как девушка принимает комплименты от Ричардса, и едва подавил смехотворное желание немедленно выяснить отношения с этим типом. Но этот человек не сказал ничего такого, что могло бы вызвать подобную реакцию, а любые враждебные действия с его стороны по отношению к Ричардсу могли бы поставить под угрозу всю операцию.