Хайнлайн Роберт Энсон. Будет скафандр — будут и путешествия

   Единственным доказательством того, что я и вправду на Луне, был мой вес. Высокую силу тяжести можно имитировать где угодно при помощи центрифуг. Другое дело — низкая. В земных условиях можно добиться ослабления ее лишь на несколько секунд — во время затяжного прыжка с парашютом, или когда самолет ныряет в воздушной яме.
   А если ослабление силы тяжести чувствуется постоянно, вывод один — вы не на Земле.
   На Луне я должен весить немногим более двадцати пяти фунтов. Примерно таким я себя и чувствовал — вполне способным пройти по газону, не примяв травы.
   Я пришел в такой восторг, что забыл и его, я трудное положение, в котором мы очутились; носился кубарем по всей каюте, наслаждаясь волшебством полета, отлетая от стенок и изрядно стукаясь при этом головой в потолок, а потом медленно, медленно, медленно опускаясь на пол. Крошка, присев на корточки, пожала плечами и улыбнулась краешком губ рассчитанно снисходительной улыбкой. «Старый Лунный волк» — со стажем, большим, чем у меня, на целых две недели.
   У слабой силы тяжести есть свои отрицательные стороны. Между ногами и поверхностью нет никакой силы сцепления. Мышцам и рефлексам приходилось усваивать то, что я давно уже усвоил разумом: уменьшение веса отнюдь не связано с уменьшением массы и инерции. Чтобы изменить направление даже при ходьбе, надо всем телом наваливаться в нужную сторону, но и при этом, если нет силы сцепления (а где ее взять ногам в носках на гладком полу?), ноги вылетят из-под вас сами.
   Падение при одной шестой силы тяжести боли не причинило, но Крошка хихикнула. Я сел и сказал:
   — Смейся, смейся, гений. Что же тебе не посмеяться, в теннисных-то туфлях.
   — Извини, пожалуйста. Но ты так смешно висел и хватался за воздух — прямо как замедленная киносъемка.
   — Не сомневаюсь, что смешно.
   — Я уже извинилась. Слушай, можешь надеть мои туфли.
   Взглянув на ее ноги, а потом на мои, я только усмехнулся.
   — Вот спасибо!
   — Ну, можешь задники отрезать, или еще что придумать. Меня это не смутит. Меня вообще ничто и никогда не смущает. Кстати, где твои туфли?
   — Где-то в четверти миллиона миль отсюда, если, конечно, мы не сошли не на той остановке.
   — Вот как. Что ж, здесь они тебе вряд ли понадобятся.
   — Угу. — Я пожевал губу. — Крошка, что делать-то будем?
   — С кем?
   — С ним.
   — Ничего. Что мы можем-то?
   — Так что будем делать?
   — Спать.
   — Что?
   — Спать. Все равно мы сейчас абсолютно беспомощны. Наша основная задача сейчас — выжить, а главный закон выживания — никогда не беспокоиться о невозможном и сосредоточиться на достижении возможного. Я голодна, хочу пить, и очень-очень устала… Сон — единственное, что мне доступно. И если ты соизволишь замолчать, я усну.
   — Я вполне способен понять намек. Нечего рычать.
   — Извини. Но когда я устаю, я становлюсь ужасной грубиянкой, и папа всегда говорит, что я особенно невыносима перед завтраком.
   Она свернулась в клубочек и сунула свою затасканную тряпичную куклу под подбородок.
   — Спок ночи. Кип.
   — Спокойной ночи, Крошка.
   Тут мне пришла одна мысль, я открыл было рот, чтобы заговорить… и увидел, что она уже уснула. Дышала она ровно, лицо ее разгладилось, она больше не выглядела уверенной в себе, постоянно настороженной всезнайкой. По-детски оттопыренная губа делала ее похожей на неумытого херувимчика. По грязи на лице пролегали полоски — явные следы слез, хотя я ни разу не видел ее плачущей.
   Кип, сказал я себе, вечно ты влипаешь в истории. Это ведь куда сложнее, чем подобрать брошенного котенка.
   Но я должен заботиться о ней… Или погибнуть, пытаясь это делать.
   Что ж, может, так оно и будет. Может, и погибну. Я и о себе самом-то толком никогда позаботиться не мог. Я зевнул. Потом зевнул еще раз. Похоже, что эта фитюлька сообразительней меня, в жизни я так не уставал, отродясь мне не было так голодно и плохо. Я решил было начать барабанить кулаками по дверной панели, чтобы заставить прийти сюда либо толстяка, либо тощего, но потом подумал, что разбужу Крошку и уж точно обозлю его.
   Так что я растянулся на спине, как, бывало, на ковре у нас в гостиной, и обнаружил, что одна шестая силы тяжести — матрац куда лучший, чем любая пенорезина; даже капризуле-принцессе из сказки Андерсена не на что было бы пожаловаться.
   Я мгновенно уснул.
   Снилось мне черт-те что — космическая опера', и только. Драконы, ______________________________________________________________________ ' Жанр научной фантастики, построенный на авантюрном сюжете,
   космических приключениях. ______________________________________________________________________ Арктурианские принцессы, рыцари в сверкающей космической броне, и все по телевизору. Вот только диктор пришелся мне не по душе — с голосом Туза Квиггла и с лицом его. Он высунулся с экрана, червяки, вылезающие изо рта вместо языка, угрожающе шевелились:
   — Победит ли Беовульф дракона? Вернется ли Тристан к Изольде? Найдет ли Крошка свою куклу? Включайте нашу программу завтра в это же время, а пока что просыпайтесь и бегите в ближайшую аптеку за жидкостью для чистки брони фирмы «скайвей» — лучшей жидкостью для самых лучших рыцарей без страха и упрека. Просыпайтесь! — Он высунул из экрана трясущуюся руку и схватил меня за плечо.
   Я проснулся.
   — Проснись, Кип, проснись, пожалуйста, — трясла меня за плечо Крошка.
   — Отстань!
   — Тебя мучают кошмары!
   — Принцесса угодила в заварушку. А теперь я не узнаю, как она оттуда выберется. Ты зачем меня разбудила? Сама ведь говорила, что надо спать.
   — Ты уже несколько часов проспал, а сейчас, пожалуй, настало время…
   — Завтракать?
   Она пропустила шпильку мимо ушей.
   — … попытаться удрать.
   Я резко сел, подпрыгнул, отлетел от пола, опустился обратно.
   — Это как?
   — Толком сама не знаю. Но, по-моему, они ушли. Если так, то лучшей возможности не представится.
   — С чего ты взяла, что они ушли?
   — Прислушайся как следует.
   Я прислушался так тщательно, что услышал собственное сердцебиение, потом сердцебиение Крошки.
   Такой тишины мне не доводилось слышать ни в одной пещере.
   Достав складной нож, я зажал его в зубах и приложил лезвие к стене. Ничего. Потом к полу и к противоположной стене. Опять ничего. Никаких толчков, шума, вибраций.
   — Ты права, Крошка. Но ведь мы заперты.
   — Я в этом не уверена.
   Я ткнул стену ножом. Пластик, не пластик, металл, не металл. Но ножу этот материал не поддавался никак. Может, граф Монте-Кристо и провертел бы дырку, но у него времени было больше.
   — Так как же?..
   — Каждый раз, когда они раздвигали и задвигали входную панель, я слышала щелчок. Поэтому, когда увели тебя, я прилепила кусок жвачки к косячку, в который панель упирается в закрытом положении. Прилепила высоко, чтобы они не заметили.
   — У тебя есть жвачка?
   — Есть. Помогает, когда жажда совсем замучает. Так я…
   — Еще кусочек есть? — спросил я жадно. В жизни так пить не хотел.
   Крошка расстроилась.
   — Ой, Кип, бедняжка! Больше ничего нет. А этот изжеванный комочек я носила на внутренней стороне поясной пряжки и сосала, когда становилось совсем невмоготу. Могу предложить его.
   — Гм, Крошка, спасибо, конечно, но, пожалуй, не стоит.
   Вид у нее был оскорбленный.
   — Смею заверить вас, мистер Рассел, что я не страдаю инфекционными заболеваниями. Я всего лишь пыталась…
   — Ну да, ну да, — сказал я поспешно. — Я понимаю. Просто…
   — В столь чрезвычайных обстоятельствах можно считать, что это было бы не более антигигиенично, чем целоваться с девушкой, хотя вам вряд ли когда-нибудь доводилось целоваться.
   — Не в последнее время, — уклончиво ответил я. — Просто, чего я действительно хочу, так это глоток чистой холодной воды. Или мутной теплой воды. Любой воды. К тому же ты все равно уже прилепила жвачку к двери. На что ты рассчитываешь?
   — Так вот, щелчок. Папочка всегда говорит, что когда перед человеком встает дилемма, следует изменить один из поддающихся изменениям факторов, и вновь рассмотреть проблему. Я попыталась внести изменение в картину своей жвачкой.
   — То есть?
   — Когда они зашвырнули тебя обратно и закрыли дверь, щелчка не было.
   — Что?! Так ты еще несколько часов назад знала, что дверь не заперта, и молчала?
   — Вот именно.
   — Отшлепать тебя надо!
   — Не советовала бы, — ответила она ледяным голосом. — Я кусаюсь.
   Я ей поверил сразу. И царапается, небось. И бог знает, что еще. Я сменил тему.
   — Но почему же ты мне ничего не сказала?
   — Боялась, что ты попробуешь выбраться отсюда.
   — Само собой попытался бы!
   — Вот то-то и оно-то. Но я ни в коем случае не хотела даже пытаться открыть дверь, пока… пока не уйдет он.
   Пожалуй, она и впрямь гений. Во всяком случае, по сравнению со мной уж точно.
   — Вас понял. Ну ладно, давай поглядим, как нам удастся ее открыть.
   Я внимательно осмотрел панель. Комочек жвачки, который Крошка прикрепила насколько могла высоко, помешал панели полностью войти в паз, но панель все равно плотно прилегала к стене, даже щели не было видно.
   Я упер в панель острие большого лезвия и навалился. Она, казалось, сдвинулась на одну восьмую дюйма, и — лезвие сломалось. Я закрыл обломок лезвия и убрал нож.
   — Есть предложения?
   — Может, попробуем прижаться к панели ладонями и отвести ее в сторону?
   — Годится. — Я вытер пот с ладоней о рубашку.
   — Ну, давай.
   Панель отъехала вправо примерно на дюйм — и замерла.
   Но от потолка до пола теперь шла щель толщиной с волос.
   На этот раз я доломал обломок большого лезвия. Щель не расширилась ни на йоту.
   — Ох, — вздохнула Крошка.
   — Еще не конец, — я отошел назад и побежал к двери.
   Вернее, в направлении двери, потому что ноги у меня вылетели вперед кузнечиком. На этот раз Крошка не смеялась.
   Я встал, отошел к задней стене, уперся в нее ногой и попробовал изобразить стартовый толчок.
   Упал я перед самой дверью, так что особенно сильно ее не задел. Однако почувствовал, как она пружинит. Она немного прогнулась, потом выгнулась обратно.
   — Погоди-ка, Кип, — сказала Крошка. — Сними лучше носки. А я стану позади тебя и буду толкать. В теннисных туфлях я не упаду.
   Она была права. На Луне, если у вас нет туфель на резине, лучше ходить без носков. Мы отошли к задней стене. Крошка стала позади меня, упершись руками мне в бедра.
   — Раз… два… три… Пошел!
   Мы рванулись с грацией гиппопотама.
   Я здорово зашиб плечо. Зато панель вылетела из нижнего паза, образовав отверстие дюйма в четыре.
   Рубаха моя разорвалась, на двери остались куски моей кожи, а язык был скован присутствием девочки.
   Зато отверстие расширялось. Когда в него смогла пролезть голова, я выглянул наружу. Никого нет; хотя это можно было заранее предположить, учитывая поднятый мною шум; если, конечно, им не вздумалось поиграть в кошки-мышки. С них станется. Особенно с него.
   Крошка попыталась было вылезти наружу, но я не дал:
   — Сиди смирно, я первый полезу.
   Еще два рывка, и можно лезть. Я открыл малое лезвие и протянул нож Крошке:
   — Со щитом или на щите, солдат.
   — А тебе?
   — Мне он ни к чему. В темных аллеях я известен как «Кип — Смертельный кулак».
   С моей стороны это была чистейшей воды пропаганда, чтобы ее успокоить. Рыцарь без страха и упрека, спасаем девушек по умеренным расценкам, для вечеринок специальная скидка.
   огляделся. — Выходи, — сказал я тихо.
   Она полезла, но отпрянула назад. Потом показалась в проходе снова, сжимая в руках свою занюханную куклу.
   — Чуть было не оставила мадам Помпадур, — объяснила она, запыхавшись.
   Я даже не улыбнулся.
   Крошка огляделась.
   — Похоже, что это корабль, который за мной гнался. Но он точно такой же, как тот, который я угнала.
   — Так что, пойдем в рубку?
   — В рубку?
   — Ну да. Ты же пилотировала тот корабль. Справишься с этим?
   — Д-да, наверное… Справлюсь, конечно!
   — Тогда пошли.
   Я шагнул в ту сторону, куда меня тащили на допрос.
   — Но в прошлый раз Материня подсказывала мне, что надо делать. Давай найдем ее.
   — Ты можешь поднять корабль?
   — Пожалуй, что да.
   — Тогда поищем ее, когда будем в воздухе, то есть в космосе, я хотел сказать. Если она на борту, мы ее найдем. Если нет, то нет.
   — Что ж, логично, хоть логика твоя мне и не нравится. — Она зашагала вслед за мной. — Кип, какое ускорение ты можешь выдержать?
   — Понятия не имею. А что?
   — То, что корабль может лететь со скоростью намного большей, чем та, с которой я пыталась удрать. В этом и заключалась моя ошибка.
   — Твоя ошибка заключалась в том, что ты махнула в Нью-Джерси.
   — Но я хотела найти папу!
   — Правильно, в конечном счете. Но сначала надо было просто перелететь на Лунную базу и поднять по тревоге Космический корпус Федерации. Пугачом здесь не обойдешься, нужна сила. Ты не знаешь, где мы сейчас?
   — Если он доставил нас обратно на свою базу, то знаю. Место можно уточнить по звездам.
   — Значит, если сумеем определить, в каком направлении находится Лунная база, отправимся туда. Если нет… Тогда на полной скорости рванем в Нью-Джерси.
   Дверь в рубку не поддавалась, и я никак не мог сообразить, как открыть ее.
   Крошка сказала, что для этого надо сунуть палец в специальное отверстие. Мой палец не влезал, и она попробовала сама, но дверь все равно не открылась. Должно быть, замок был заперт.
   Поэтому я тщательно огляделся по сторонам и обнаружил металлический лом, прикрепленный к стене в коридоре — длинную такую штуковину футов в пять, заостренную с одной стороны и с четырьмя медными держалками с другой. Я, конечно, толком не понял, что это такое — может, у этих уродов он сходил за пожарный топор, но я решил, что это лом, потому что ломать им дверь было очень сподручно. Я разнес ее в клочья с нескольких ударов, и мы вошли в рубку.
   Поначалу у меня по коже мурашки поползли, потому что именно здесь он меня и допрашивал. Я постарался этого не показывать и решил, что если напорюсь на него, сразу врежу ломом промеж глаз.
   Посреди комнаты я обнаружил (в первый-то раз было не до осмотра) нечто вроде гнезда, окруженного конструкцией странного вида: не то кофеварка, не то велосипед для осьминога. Хорошо хоть Крошка знает, где какую кнопку нажимать.
   — Здесь наружный обзор есть?
   — Ага. Вот. — Она сунула палец в отверстие, которого я и не заметил.
   Потолок был полусферический, как в планетарии. В общем, я и очутился в планетарии, да в таком, что только рот разинул.
   Вдруг оказалось, что стоим мы вовсе не на полу, а на платформе футов тридцати высотой и в открытом пространстве. Меня окружали изображения тысяч звезд, а в черном «небе» прямо передо мной огромная, зеленая и прекрасная висела Земля!
   — Очнись, Кип, — тронула меня за локоть Крошка.
   — Не поэтичный ты человек, — выдавил я.
   — Поэтичный, да еще какой. Но у нас нет времени. Кип, я знаю, где мы. Там же, откуда я бежала. Их база. Вон, видишь, те скалы, отбрасывающие длинную тень? Некоторые из них — замаскированные корабли. А вон там, левее, такой высокий пик с седловиной. Если взять левее его, почти прямо на запад, то можно выйти к станции Томба, сорок миль отсюда. А еще через двести миль — Лунная база, а за ней Луна-сити.
   — Как долго туда лететь?
   — Взлетать и садиться на Луне я еще не пробовала. Думаю, что несколько минут.
   — Надо лететь! Они в любую минуту могут вернуться.
   — Да, Кип, — она влезла в гнездо и склонилась над приборами.
   Через минуту она вылезла обратно. Лицо ее побледнело, осунулось, стало совсем детским.
   — Прости, Кип. Никуда мы с тобой не полетим.
   — Что случилось, почему? Ты что, забыла, как им управлять?
   — Нет. Они унесли «мозг».
   — Унесли что?
   — "Мозг". Маленький прибор размером с орех, который помещается вот сюда, — она показала мне паз. — Тогда нам удалось бежать, потому что Материня сумела его стащить. Нас заперли в пустом корабле, так же, как сейчас. Но у нее был «мозг», и мы сумели улететь. — Крошка выглядела совершенно отчаявшейся и растерянной. — Следовало мне догадаться раньше, что он не оставит его в рубке. Пожалуй, что я и догадывалась, только не хотела себе в этом признаваться. Извини.
   — Слушай, Крошка, мы так просто не сдадимся. Может, я сумею что-нибудь соорудить.
   — Нет, Кип, — покачала она головой. — Не так-то это просто. Автомобиль ведь не поедет, если вместо генератора поставить макет. Я толком не представляю себе функций этого приспособления и прозвала его «мозгом», потому что оно такое сложное.
   — Но… — я замолчал. Дайте туземцу с острова Борнео новехонький автомобиль и выньте свечи — заведет он его? — Что можно придумать взамен полета, Крошка? Есть предложения? Если нет, покажи мне, где входной люк. Я стану там с этой штукой, — я потряс ломом, — и размозжу голову каждому, кто сунется.
   — Я в растерянности, — сказала она. — Надо искать Материню. Если она здесь, то что-нибудь придумает.
   — Ладно. Но сначала все-таки покажи мне люк. Я покараулю, пока ты будешь ее искать.
   Меня охватил безрассудный гнев отчаяния. Выбраться отсюда уже не казалось больше возможным, ну и пусть! Все равно, мы еще за кое-что поквитаемся.
   Пусть он знает, что люди просто так не позволят помыкать собой. Я был уверен, — ну, почти уверен, — что успею как следует врезать ему, прежде чем у меня ослабнут поджилки. Размозжу его отвратительную голову.
   Если, конечно, не посмотрю ему в глаза.
   — Есть еще один выход… — тихо пробормотала Крошка.
   — Какой?
   — Мне даже предлагать его противно. Ты еще подумаешь, что я хочу бросить тебя одного.
   — Не глупи. Если есть идея, выкладывай.
   — Станция Томба всего в сорока милях отсюда. Если мой скафандр здесь, в корабле… Что ж, может удастся сыграть еще один тайм!
   — Мы пойдем туда пешком!
   — Нет, Кип, — печально сказала она. — Потому-то я и не хотела даже говорить. Я смогу дойти… если найду скафандр. Но на тебя ведь он все равно не налез бы.
   — Нужен мне твой скафандр! — ответил я гордо.
   — Ты забыл, Кип? Ведь мы на Луне, а на Луне нет воздуха.
   — Что я, идиот, по-твоему? Просто, если они оставили твой скафандр, то и мой висит где-нибудь рядышком.
   — Твой? У тебя есть скафандр? — не веря, спросила она.
   Последующий диалог был настолько путаным, что нет смысла его приводить.
   В конце концов я заставил ее поверить, что двенадцать часов назад в четверти миллиона миль отсюда я связался с ней по радио на волне космического диапазона только потому, что вышел прогуляться в скафандре.
   — Разнесем эту лавочку в клочья, — сказал я. — То есть нет, сначала покажи мне входной шлюз, а потом разноси ее сама.
   — Идет.
   Она отвела меня к шлюзу, комнате такого же типа, как наш карцер, только поменьше размером и с внутренней дверью, специально сделанной, чтобы принять на себя давление атмосферы корабля. Дверь не была заперта. Мы осторожно отворили ее. Наружная дверь шлюза была закрыта, в противном случае нам никогда бы не открыть внутреннюю.
   — Будь Черволицый действительно предусмотрительным, он, конечно, оставил бы внешнюю дверь открытой, — подумал я вслух, — даже если бы был уверен, что из карцера нам не выбраться. Потому что… Слушай-ка! А нельзя ли внутреннюю дверь закрепить так, чтобы она не закрывалась?
   — Не знаю.
   — Что ж, поглядим.
   Ага, вот она, элементарная защелка. На всякий случай, чтобы ее не могли открыть извне нажатием какой-нибудь кнопки, я заклинил защелку ножом.
   — Другого шлюза нет?
   — В том корабле не было, значит, и здесь нет.
   — Через этот-то уже никто не войдет.
   — Но вдруг он все-таки сумеет взломать наружную дверь? — нервно спросила Крошка. — Мы ведь лопнем, как воздушные шарики.
   Я улыбнулся ей в ответ.
   — Кто здесь у нас гений? Конечно, нас разорвало бы, удайся ему открыть люк, но… ему не удастся. Люк удерживает давление тонн в двадцать-двадцать пять. Как ты только что мне напомнила сама, мы на Луне, а на Луне нет воздуха, так ведь?
   Крошка даже смутилась.
   Итак, мы взялись за поиски. Я с удовольствием взламывал двери. Симпатий ко мне у Черволицего это не прибавит. Мы сразу же наткнулись на вонючую конуру, где обитали Толстяк и Тощий. Жаль, что их дверь не была заперта. Комната могла рассказать многое о нашей парочке, прежде всего то, что они — грязные свиньи. А также и то, что они не пленники: комната была переоборудована для людей. Их отношения с Черволицым, какими бы они ни были, начались, очевидно, не вчера. Я обнаружил две пустые стойки-вешалки для скафандров, несколько десятков консервных банок с рационами армейского образца, которые обычно продают в магазинах списанных армейских избытков, и, самое главное, — питьевую воду и что-то типа умывальника. Более того, я нашел ценность, не сравнимую ни с золотом, ни с ладаном (если конечно, мы найдем и свои скафандры) — два заряженных баллона с гелиево-кислородной смесью.
   Я отпил воды, вскрыл для Крошки банку консервов (она открывалась ключом; мы избежали участи Троих в лодке" с их банкой ананасов), велел ей поесть, а потом продолжать обыск. Сам же отправился дальше — найденные баллоны просто подзуживали меня разыскать и скафандры, и унести отсюда ноги, пока не вернулся Черволицый.
   Я вскрыл с дюжину дверей быстрее, чем Плотник с Моржом' вскрывали ______________________________________________________________________ ' Персонажи повести-сказки Льюиса Кэррола «Алиса в Стране Чудес». ______________________________________________________________________ раковины, и много чего обнаружил, в том числе и жилые помещения черволицых. Но там я уже не стал задерживаться — этим займется Космический Корпус, когда (и если) прибудет сюда. Я только проверил, нет ли там скафандров.
   И, наконец, нашел их — в комнате рядом с нашим узилищем.
   До того я обрадовался, увидев Оскара, что чуть его не расцеловал.
   — Привет, дружище, — заорал я. — Какая встреча! — И понесся за Крошкой. Ноги опять полетели вперед меня, но я уже внимания не обращал.
   Крошка взглянула на меня, когда я ворвался в комнату:
   — Я уже собиралась идти за тобой.
   — Нашел! Нашел!
   — Кого нашел? Материню? — спросила она жадно.
   — Да нет же, нет! Я нашел скафандр! И твой, мой! Пошли!
   — А-а-а… — она выглядела огорченной, и я даже обиделся. — Здорово, но… надо найти Материню.
   Чувство беспредельной усталости охватило меня. У нас появился, хоть и слабый, но все-таки шанс спастись от участи худшей, чем смерть (и это отнюдь не метафора), а она не желает уходить, пока не найдет свое пучеглазое чудовище. Будь это человек — я бы тоже не колебался ни секунды, даже если бы у него изо рта дурно пахло.
   Будь это кошка или собака — я поколебался бы, но остался.
   Но что мне это пучеглазое? И вообще, я ему обязан только одним, то есть тем, что здорово влип, как еще не влипал никогда в жизни.
   Сгрести, что ли, Крошку и сунуть ее в скафандр? Но вместо этого я лишь спросил:
   — Ты в своем уме? Мы уходим. Прямо сейчас.
   — Мы не уйдем, пока не найдем ее.
   — Ну теперь-то уж ясно, что ты не в себе. Мы даже не знаем, здесь ли она… А если мы ее найдем, все равно не сможем взять с собой.
   — Сможем!
   — Как? Мы ж на Луне, забыла? В безвоздушном пространстве. У тебя, что скафандр для нее припасен?
   — Но… — она растерялась, но ненадолго. — Поступай, как знаешь. А я пошла ее искать. Держи, — и она кинула мне консервную банку.
   Следовало, разумеется, применить силу, но… издержки воспитания! С детства ведь приучают, что женщину бить нельзя, как бы сильно она этого ни заслуживала. Поэтому, пока я разрывался между здравым смыслом и воспитанием, возможность действовать и вместе с нею Крошка выплыли за дверь. Я просто застонал от беспомощности.
   Но тут мое внимание привлек невероятно приятный запах. Крошка ведь сунула мне в руки банку с консервами. То есть, вернее сказать с вареной подметкой в сером соусе, но запах!
   Я доедал консервы, осматривая Крошкины трофеи. Моток нейлонового шнура я с удовольствием прицепил рядом с баллонами; у Оскара на поясе висело, правда, пятьдесят футов веревки, но запас карман не оторвет.
   Прихватил я и геологический молоток, и пару батарей, которые сгодятся и для нашлемных фар, и для много чего другого.
   Больше ничего интересного не попалось, кроме брошюрки с названием «Предварительные данные по селенологии», проспекта урановых рудников и просроченных водительских прав, выданных штатом Юта на имя Тимоти Джонсона. Я узнал на фотографии лицо Тощего. Брошюрки интересные, но сейчас не до лишнего багажа.
   Мебель состояла в основном из двух кроватей, изогнутых по очертанию человеческого тела и толсто обитых. Отсюда вывод, что Тощему и Толстяку доводилось путешествовать на этом корабле при изрядных ускорениях.
   Подобрав пальцем остатки подливы, я как следует напился, умылся, не жалея воды, потому что мне было без разницы, помрет эта парочка от жажды, или нет, собрал свою добычу и пошел туда, где лежали скафандры.
   Войдя туда, я наткнулся на Крошку, повеселевшую и с ломом в руках.
   — Я нашла ее!
   — Где?
   — Пошли, взломаешь дверь, у меня сил не хватает.
   Я сложил все барахло подле скафандров и пошел за ней. Она остановилась перед дверной панелью чуть дальше того места по коридору, куда меня завел мой вандализм.
   — Здесь ?