Когда я затормозил, мужчина поднял голову.
   - Я только что из мэрии, - заученно повторил я. - Нам нужно срочно переговорить напрямую. Садись.
   - Пойдем в дом, - ответил он. - В машине нас могут увидеть.
   Я хотел отказаться, но этот тип уже повернулся и пошел к дому. Когда я догнал его, он прошептал:
   - Осторожно. Женщина пока не с нами.
   - Твоя жена?
   - Да.
   Мы остановились на крыльце, и мужчина сказал:
   - Дорогая, это мистер О'Киф. Нам нужно обсудить кое-какие дела. Мы будем в кабинете.
   - Хорошо, дорогой, - ответила она с улыбкой. - Добрый вечер, мистер О'Киф. Душно сегодня, правда.
   Я согласился, и она снова занялась своим вязанием. Мы прошли в дом и направились в кабинет. Поскольку маскарад еще соблюдался, он пропустил меня вперед, как гостя. Мне не хотелось поворачиваться к нему спиной, и, наверно, поэтому я был готов к удару, когда он двинул меня ребром ладони по шее. Я рухнул вперед, хотя удар не причинил мне вреда, и перекатился на спину.
   В учебном центре, если мы, оказавшись на полу, пытались встать, нас били мешками с песком, и наука запомнилась. Я остался лежать, приготовившись ударить его ногами, если он на меня набросится. Очевидно, у него не было оружия, но свой лучемет я достать не мог. Однако в кабинете оказался настоящий камин - с кочергой, лопаткой и щипцами - и мужчина боком продвигался туда. Чуть дальше, чем я мог дотянуться стоял маленький журнальный столик. Я дернулся на полу, схватил столик за ножку и швырнул. Попал ему прямо в лицо, когда он уже схватился за кочергу. А мгновение спустя я налетел на него сам.
   Его хозяин умирал в моих сжатых пальцах, человека, получившего последний жуткий приказ, сотрясали конвульсии, и тут вдруг с диким испуганным воплем в дверях появилась жена. Я вскочил, ударил ее, и она, мгновенно умолкнув, повалилась на пол.
   Потерявшего сознание человека на удивление трудно поднять с пола, а он еще и тяжелый оказался. К счастью, я тоже силой не обижен и, переваливаясь, затрусил со своим пленником на руках к машине. Очевидно, звуков борьбы не слышал никто, кроме его жены, но ее крики встревожили чуть не весь квартал. Из домов по обеим сторонам улицы выскакивали люди. Пока они были еще далеко, но я благодарил судьбу, что догадался оставить дверцу открытой.
   Спустя секунду я об этом пожалел: мальчишка вроде того, что морочил мне голову у реки, влез на сиденье и тыкал пальцем кнопки на приборной панели. Ругаясь на чем свет стоит, я бросил пленника в салон и схватил мальчишку. Тот упирался, но я все же выдернул его с сиденья и швырнул - прямо в руки первому из преследователей. Пока он отдирал от себя мальчишку, я успел прыгнуть в машину и рванул с места, даже не закрыв дверь и не пристегнув ремни. На первом же повороте дверца захлопнулась сама, но и я чуть не слетел с сиденья. Проехав какое-то время прямо, я умудрился пристегнуть ремень, затем срезал еще угол и, едва не сбив наземную машину, дал ходу.
   Выскочил на широкий бульвар - кажется, Пасео, - и ткнул кнопку "Взлет". Возможно, из-за меня столкнулись несколько машин, но беспокоиться об этом было некогда. Еще не набрав высоты, я повернул на восток. Над Миссури шел на ручном управлении и истратил все запасные стартовые ускорители. Видимо, эти безответственные действия и нарушение всех правил движения и спасли мне жизнь. Где-то над Колумбией, едва я спалил последний движок, машину тряхнуло взрывной волной. Кто-то пустил ракету-перехватчик, и она взорвалась чуть ли не у меня на хвосте.
   Больше, к счастью, по мне не стреляли, а то без дополнительных ускорителей я был как утка на воде. Правая турбина начала перегреваться - возможно, от близкого взрыва или просто от натужной работы, - но еще минут десять я гнал с прежней скоростью и молча молился, чтобы она не развалилась. Когда Миссисипи осталась позади, а индикатор перегрева уполз в "опасную" часть шкалы почти до конца, пришлось-таки турбину отключить, и машина полетела на одной только левой. Больше трехсот миль она вытянуть так не могла, но красная зона уже осталась позади.
   Все случилось так быстро, что мне даже некогда было взглянуть, как там мой пассажир. Он лежал, раскинув руки, на полу салона, и я не знал, мертв он или только без сознания. Но теперь мы оказались в зоне, контролируемой свободными людьми, да и мощности уже не хватало на незаконное превышение скорости, так что никаких причин вести машину вручную не было. Я включил ответчик, дал запрос на регистрацию в общем транспортном потоке и, не дожидаясь ответа, переключил управление на автоматику. Затем перебрался в салон и осмотрел своего пленника.
   Он еще дышал. На лице краснела здоровенная ссадина, но вроде бы я ничего ему не сломал. Хотел привести его в чувства - шлепнул пару раз по щекам, пощипал за мочки ушей - однако ничего не помогало. Мертвый паразит уже начал вонять, но его просто некуда было деть. В конце концов я оставил пассажира в покое и вернулся на водительское сиденье.
   Часы на панели показывали 21:37 по Вашингтону, а лететь оставалось больше шестисот миль. Даже без учета того, что нужно еще сесть, добраться до Белого дома, и разыскать Старика, получалось, что я смогу доложиться чуть позже полуночи, а значит, слишком поздно, и Старик, как пить дать, устроит мне разнос.
   Я попытался завести правую турбину. Черта с два. Возможно, она замерзла. Но может быть, это и к лучшему: скоростной двигатель, если он неисправен или разбалансирован, может просто взорваться. Оставив турбину в покое, я попробовал вызвать Старика по оперативной связи.
   Оказалось, мой аппарат не работает. Наверно, я ударил его во время одной из "разминок", что навязали мне паразиты. Сунув аппарат обратно в карман, я подумал, что день складывается на редкость неудачно - в такие дни, как говорят, даже с постели вставать не стоит. Затем включил коммуникатор на приборной панели и принялся вызывать наземную транспортную службу.
   Экран засветился, и передо мной возникло изображение молодого человека - я с облегчением отметил, что он сидит по пояс голый.
   - Наземная служба. Зона Фокс-одиннадцать. Какого черта вы делаете в воздухе? Я пытался связаться с вами с того самого момента, как вы вошли в мою зону.
   - Сейчас некогда объяснять, - резко сказал я. - Срочно соедините меня с ближайшим армейским подразделением. Дело не терпит отлагательств!
   На лице у него появилась неуверенность, но тут экран мигнул, и сразу возникло новое изображение, на этот раз военный центр связи. На душе стало тепло и спокойно, потому что все как один там сидели тоже по пояс голые, включая и молодого офицера на первом плане. Я готов был расцеловать его, но вместо этого лишь сказал:
   - У меня важное сообщение. Соедините меня через Пентагон с Белым домом.
   - Кто вы такой?
   - Сейчас нет времени! Я агент секретной службы, но мои документы вам все равно ничего не скажут. Поторопитесь!
   Возможно, я уговорил бы этого офицера, но его вытеснил из поля зрения камеры командир.
   - Немедленно приземляйтесь!
   - Послушайте, капитан, - сказал я. - У меня срочное сообщение. Вы должны соединить...
   - А у меня приказ! - отрубил он. - Уже три часа, как гражданским машинам запрещено подниматься в воздух. Немедленно приземляйтесь!
   - Но я должен...
   - Если вы не приземлитесь, вас собьют. Мы отслеживаем вашу траекторию. Я запускаю ракету - она взорвется в полумиле впереди. Любой другой маневр, кроме захода на посадку, и следующая будет ваша.
   - Да послушайте же вы наконец! Я приземлюсь, но мне нужно...
   Он просто отключился, и я остался перед пустым экраном.
   Первая ракета взорвалась даже ближе чем в - полумиле. Пришлось садиться.
   Посадка вышла не очень удачная, но все обошлось: и я, и пассажир остались целы. Ждать пришлось недолго. Меня осветили ракетами и, не успел я проверить приборы, как рядом начали приземляться военные машины. Меня потащили в штаб, где я лично встретился с тем капитаном. Он даже дал мне поговорить с Белым домом. Правда, уже после того, как его психологи допросили меня под гипнозом и привели в чувство дозой стимулятора. К тому времени в Вашингтоне было 1:13. Операция "Ответный удар" началась один час и тридцать минут назад.
   Старик выслушал мои выводы, пробурчал что-то неразборчиво и мрачно, затем сказал, чтобы я отыскал его утром.
   19
   Операция "Ответный удар" провалилась, как не проваливалась никакая другая в истории американской армии. Не операция, а "пшик". Десант планировался ровно в полночь, сразу более чем в 9600 точках, в перечень которых входили редакции газет, диспетчерские транспортные службы, релейные телестанции и прочие важные учреждения. Группы состояли из отборных парашютистов-десантников и техников последние, чтобы наладить связь с захваченными пунктами.
   После чего все местные станции должны были передать обращение Президента. Предполагалось, что на отвоеванных у врага территориях сразу же вступит в силу режим "Голая спина".
   И все. Война закончена, останется мелкая подчистка.
   В двадцать пять минут после полуночи начали поступать первые доклады о том, что такие-то и такие пункты захвачены. Чуть позже пошли просьбы о подкреплениях с других точек. К часу ночи были высланы последние резервные подразделения, но в Вашингтоне по-прежнему считали, что операция развивается успешно - настолько успешно, что в некоторых случаях командиры сами вылетали в районы боевых действий и докладывали с мест.
   Больше о них никто ничего не слышал.
   Красная зона поглотила ударную группировку, словно ее и не было. Одиннадцать тысяч с лишним боевых машин, более ста шестидесяти тысяч десантников и техников, семьдесят один старший офицер - стоит ли продолжать? Соединенные Штаты потерпели самое страшное со времен Черного Воскресенья поражение. Я не собираюсь критиковать Мартинеса, Рекстона, объединенный штаб и, тем более, этих бедолаг десантников. Операция планировалась исходя из представлений, которые в то время казались правильными; положение требовало быстрых, решительных действий с привлечением лучших людей.
   Наверно, только после рассвета, как я понимаю, до Мартинеса и Рекстона наконец дошло, что победные рапорты попросту сфабрикованы их же людьми. Нашими людьми, но уже захваченными в рабство и участвующими в маскараде. После моего доклада, который опоздал больше чем на час и уже не мог остановить операцию, Старик пытался убедить их не посылать в красную зону подкрепления, но они несколько ошалели от успеха и хотели поскорее добиться чистой победы.
   Старик просил Президента, чтобы тот настоял на визуальных проверках, однако связь с операционными группами поддерживалась через орбитальную станцию "Альфа", и каналов для видеоинформации не хватало.
   - Что вы паникуете? - огрызнулся Рекстон. - Как только мы отберем у них местные релейные телестанции, наши парни подключатся к наземной трансляционной сети, и у вас будет столько видеоподтверждений, сколько вы захотите.
   Когда Старик попытался объяснить, что к тому времени будет уже поздно, Рекстон не выдержал:
   - Черт бы вас побрал! Вы что, хотите, чтобы я положил еще тысячу человек только для того, чтобы у вас не тряслись поджилки?
   Президент его поддержал.
   К утру они получили свои "видео-подтверждения". Телевизионные станции в центральных регионах страны гнали в эфир все те же заезженные передачи: "Мэри-Солнышко желает вам доброго утра", "Завтрак с Браунами" и прочую чепуху. Обращение Президента не прозвучало ни по одному каналу, и ни одна станция не признала, что произошло что-то необычное. К четырем утра доклады десантных подразделений вообще перестали поступать, а лихорадочные попытки Рекстона связаться с ними ни к чему не привели. Ударная группировка "Освобождение" просто прекратила свое существование. Spurlos versenkt [бесследно исчезла; как в воду канула (нем.)].
   Со Стариком я увиделся только в одиннадцать. Он выслушал мой, теперь уже более обстоятельный доклад, ни разу не перебив, и даже не отчитав меня отчего я почувствовал себя совсем гнусно.
   Но едва он собрался вернуться к своим делам, я спросил:
   - Как насчет пленного? Он подтвердил мои выводы?
   - Он-то? Пока без сознания. Врачи полагают, он не выживет.
   - Я бы хотел его увидеть.
   - Занимайся лучше своим делом.
   - Э-э-э... У тебя есть для меня какое-то дело?
   - Думаю, тебе нужно... Нет, лучше вот что: сгоняй в зоопарк. Там тебе кое-что покажут, и ты сразу увидишь все, что узнал в Канзас-Сити, в новом свете.
   - В смысле?
   - Найдешь доктора Хораса, заместителя директора. Скажешь, что ты от меня.
   Доктор Хорас, небольшого роста, приятный, общительный человечек, здорово напоминавший одного из своих бабуинов, сразу направил меня к доктору Варгасу, специалисту по экзобиологии, тому самому Варгасу, что участвовал во второй экспедиции на Венеру. Он-то и показал мне, что случилось. Если бы мы со Стариком вместо того, чтобы рассиживаться на скамейке у Белого дома, отправились в Национальный зоопарк, мне просто не пришлось бы летать в Канзас-Сити. Десяток паразитов, что мы поймали в Конгрессе, плюс еще два, пойманные на следующий день, были отправлены в зоопарк и пересажены на человекоподобных обезьян - в основном, на шимпанзе и орангутангов. С гориллами решили не рисковать. Директор распорядился запереть их в больничном корпусе. Двух шимпанзе, Абелардо и Элоизу, которые раньше жили вместе, разделять не стали и поместили в одну клетку. Это, кстати, лишний раз доказывает, как трудно нам перестроить свою психологию, когда мы имеем дело с титанцами. Даже люди, которые пересаживали паразитов, воспринимали результат как обезьян, а не как титанцев.
   В соседнем вольере размещалась семья больных туберкулезом гиббонов. Из-за болезни их не использовали в качестве носителей, и никакого сообщения между вольерами не было. Друг от друга они отделялись выдвижной перегородкой на замке, а вентиляция у каждого была отдельная. Однако на следующее утро перегородка оказалась выдвинута, а гиббоны и шимпанзе - вместе. Каким-то образом Абелардо и Элоиза открыли замок. Замки там специальные, обезьяны открыть их не могут, но против "обезьяны-плюс-титанцы" они не устояли.
   Итак, пять гиббонов, два шимпанзе и два титанца. Но на следующий день ученые обнаружили семь обезьян и семь паразитов.
   Известно об этом стало за два часа до моего отлета в Канзас-Сити, но Старику вовремя не сообщили, иначе он бы уже знал, что Канзас-Сити наводнен пришельцами. Да и я бы, видимо, догадался. Если бы Старику сказали про гиббонов, операция "Ответный удар" так бы и не началась.
   - Я видел обращение Президента, - сказал доктор Варгас. - Не вы ли тот человек... Я имею в виду, не вы ли...
   - Да-да. Тот самый, - ответил я коротко.
   - Тогда вы очень многое можете рассказать нам об этом феномене.
   - Наверно, должен бы, но, к сожалению, не могу, - медленно признался я.
   - Хотите сказать, что, пока вы были их... э-э-э... пленником, вам не доводилось наблюдать размножение делением?
   - Верно. - Я задумался. - Во всяком случае, мне так кажется.
   - Но насколько я понял, после разделения э-э-э... жертвы сохраняют все воспоминания.
   - Это и так, и не так... - Я попытался объяснить ему то странное, как бы отрешенное состояние, в котором пребывает человек во власти хозяина.
   - Возможно, это случается во время сна.
   - Может быть. Но кроме сна, есть другие периоды, которые трудно вспомнить. Это их прямые "конференции".
   - Конференции?
   Я объяснил, и у него загорелись глаза.
   - О, вы имеете в виду конъюгации!
   - Нет, я имею в виду "конференции".
   - Очевидно, мы говорим об одном и том же. Как же вы не понимаете? Конъюгации и деление... Они размножаются по собственной воле, когда позволяет наличие свободных носителей. Надо полагать, один контакт на одно деление. Затем, когда появляется возможность, происходит деление, и буквально в считанные часы появляются два новых взрослых паразита. Может быть, даже быстрее.
   Если он прав - а глядя на гиббонов, в этом трудно было усомниться, - тогда почему мы в Конституционном клубе так зависели от поставок? Или может быть, я ошибаюсь? На самом деле, я мало что тогда понимал. Делал только то, что приказывал хозяин, и видел только то, что попадало на глаза. Но, во всяком случае, стало понятно, откуда в Канзас-Сити столько паразитов. Имея в наличии космический корабль с запасом транзитных ячеек и достаточно большое "стадо" носителей, титанцы просто начали размножаться, пока не догнали числом землян.
   Допустим, в том корабле, который, по нашим предположениям, приземлился около Канзас-Сити, прилетела тысяча паразитов. Допустим также, что при благоприятных условиях они делятся каждые двадцать четыре часа.
   Первый день - тысяча паразитов.
   Второй день - две тысячи.
   Третий день - четыре тысячи.
   К концу первой недели, то есть на восьмой день, их будет сто двадцать восемь тысяч.
   Через две недели - больше шестнадцати миллионов.
   Однако нам ничего о них не известно точно. Может быть, они способны делиться чаще. Может, один корабль способен доставить десять тысяч ячеек. Или больше. Или меньше. Допустим, они начали с десяти тысяч и делятся каждые двенадцать часов. Через две недели получится...
   БОЛЬШЕ ДВУХ С ПОЛОВИНОЙ ТРИЛЛИОНОВ!!!
   Цифра просто не укладывалась в голове. Совершенно чудовищная цифра. На всей Земле не наберется столько носителей, даже если к людям приплюсовать обезьян.
   Похоже, на нас обрушится целая лавина паразитов. Причем очень скоро. Даже в Канзас-Сити я не чувствовал себя так скверно.
   Доктор Варгас представил меня доктору Макилвейну из Смитсоновского института. Макилвейн занимался сравнительной психологией и, по словам доктора Варгаса, именно он написал книгу "Марс, Венера, Земля: исследование побудительных мотиваций". Варгас ожидал, что это произведет на меня впечатление, но я книгу не читал. И вообще, как можно изучать мотивации марсиан, если все они вымерли еще до того, как мы слезли с деревьев?
   Ученые принялись спорить о чем-то своем, а я продолжал наблюдать за гиббонами. Затем Макилвейн спросил:
   - Мистер Нивенс, а как долго длятся эти "конференции"?
   - Конъюгации, - поправил его Варгас.
   - Конференции, - повторил Макилвейн. - Этот аспект более важен.
   - Но позвольте, доктор, - не уступал Варгас, - конъюгация это способ обмена генами, посредством которого мутации распространяются на...
   - Антропоцентризм, доктор! Вы не можете с уверенностью утверждать, что эта форма жизни имеет гены.
   Варгас покраснел.
   - А вы хотите предположить что-то еще?
   - Сейчас нет. Но повторяю, доктор, вы оперируете недостоверными аналогиями. У всех, без исключения, форм жизни есть только одна общая характеристика, и эта характеристика - стремление выжить.
   - И размножаться, - добавил Варгас.
   - А предположим, существо бессмертно и ему не нужно размножаться?
   - Но... - Варгас пожал плечами и махнул рукой в сторону обезьян. - Мы ведь уже знаем, что они размножаются.
   - Я все же думаю, - ответил Макилвейн, - что это не размножение. Мне кажется, что мы имеем дело с единым организмом, который стремится захватить для себя побольше жизненного пространства. Согласитесь, доктор, зиготы, гаметы - к этому порой так привыкаешь, что начисто забываешь о возможности существования и других принципов.
   - Но во всей Солнечной системе... - начал было Варгас.
   - Антропоцентризм, терроцентризм, солоцентризм, - перебил его Макилвейн, это все провинциальные подходы. Возможно, эти существа прилетели к нам из другой звездной системы.
   - Ничего подобного! - вставил я. В мозгу вдруг вспыхнуло изображение Титана, и одновременно мне снова сдавило горло.
   На мою реплику никто не обратил внимания. Макилвейн продолжал:
   - Возьмите, к примеру, амебу. Кстати, по сравнению с нами, эта форма жизни проще, но гораздо более успешна в плане эволюции. Мотивационная психология амебы...
   Дальше я слушать не стал. Свобода слова есть свобода слова, и если человеку хочется, он может сколько угодно рассуждать о "психологии" амебы, но слушать это никто не обязан.
   Затем они занялись экспериментами, что несколько подняло их в моих глазах. Варгас распорядился перевести бабуина с паразитом на спине в клетку с шимпанзе и гиббонами. Едва новичок оказался в клетке, они все сошлись в круг спиной к спине и устроили переговоры от паразита к паразиту.
   - Вот видите! - Макилвейн ткнул пальцем в сторону клетки. - Эти "конференции" нужны им не для размножения, а, прежде всего, для обмена информацией. Временно разделенный на части организм вновь соединился.
   То же самое мог сказать им и я, только без этой трескучей терминологии: хозяин, который долго был без контакта со своими, первым делом вступает в прямые переговоры.
   - Гипотеза! Где доказательства? - фыркнул Варгас. - Сейчас у них просто нет возможности размножаться. Джордж!
   Он подозвал бригадира лабораторных рабочих и велел доставить еще одну обезьяну.
   - Маленького Эйба? - спросил бригадир.
   - Нет, мне нужна обезьяна без паразита. Знаешь что, пусть будет Краснокожий.
   - Док, может, не надо Краснокожего? Жалко, - попытался возразить бригадир.
   - Ничего с ним не сделается.
   - Может, лучше Сатану? Все равно противный, зараза.
   - Ладно, давай его сюда.
   Привезли Сатану, черного как уголь шимпанзе. Возможно, в других обстоятельствах он бывал агрессивен, но сейчас вел себя очень тихо. Когда его запустили в клетку к обезьянам с паразитами, он прижался спиной к дверце и жалобно заскулил. Мы словно казнь наблюдали. Я держал себя в руках - человек, в конце концов, ко всему привыкает, - но панический страх обезьяны оказался заразительным: захотелось сбежать.
   Поначалу обезьяны с паразитами просто смотрели на Сатану, не отрывая глаз, - ну прямо суд присяжных, - и продолжалось это довольно долго. Повизгивание Сатаны сменилось низкими стонами, и он закрыл лицо руками.
   - Смотрите, доктор! - вдруг воскликнул Варгас.
   - Что? Где?
   - Люси, старая самка. Вон там. - Он указал рукой.
   Видимо, у чахоточных гиббонов она была за главного. Люси стояла спиной к нам, и мы увидели, что паразит у нее на загривке собрался в ком, а затем на нем появилась радужная линия - прямо посередине.
   Паразит начал делиться. Сначала появилась трещина как на лопнувшем яйце, и всего через несколько минут процесс деления закончился. Один из новых паразитов устроился по центру на позвоночнике Люси, второй медленно пополз вниз. Обезьяна присела на корточки, почти касаясь задом пола, и паразит с легким шипением плюхнулся на бетон. Затем заскользил к Сатане. Тот хрипло взвыл и полез под потолок.
   И что вы думаете? Они отрядили команду, чтобы его притащили обратно - двух гиббонов, шимпанзе и бабуина. Сатану оторвали от решетки, стащили вниз и разложили на полу.
   Паразит подполз ближе.
   Когда до Сатаны осталось фута два, он медленно вырастил псевдоподию гибкое щупальце, которое тянулось и извивалось, словно змея. Щупальце взвилось в воздух и хлестнуло Сатану по ноге. Остальные обезьяны тут же его отпустили, но черный шимпанзе продолжал лежать без движения.
   Титанец притянул себя щупальцем, устроился на ноге, а затем медленно пополз вверх. Когда он добрался до основания позвоночника, Сатана сел. Потом встряхнулся и двинулся к остальным обезьянам.
   Варгас и Макилвейн опять затеяли яростный спор. Происшедшее их, видимо, совсем не тронуло, а у меня возникло дикое желание крушить и уничтожать мстить за себя, за Сатану, за всех обезьяноподобных.
   Макилвейн утверждал, что мы стали свидетелями совершенно нового, в принципе незнакомого человеку явления: разумное существо, достигшее в ходе эволюции бессмертия и продолжающее себя в каждой отдельной личности. Или в групповой личности - здесь они сами начали путаться. Макилвейн предположил, что это существо хранит воспоминания с момента его формирования как вида. Затем он сравнил паразитов с четырехмерным червем в пространстве-времени, отдельные части которого переплетены в единый организм, и тут их понесло в такие дебри, что слушать это стало просто невыносимо.
   Я же своего мнения не имел, но и не особенно на этот счет беспокоился. Паразитов я воспринимал только в одном плане: мне хотелось убивать их и как можно больше.
   20
   Как ни странно, когда я вернулся в Белый дом, Старик оказался свободен: Президент отбыл на закрытую сессию ООН. Я рассказал Старику, что видел, и какое впечатление произвели на меня Варгас и Макилвейн.
   - Ну прямо как бойскауты, которые хвастаются друг перед другом альбомами с марками. По-моему, они даже не понимают, насколько все серьезно.
   Старик покачал головой.
   - Ты их недооцениваешь, сынок. Если кто и сумеет найти выход, то на них надежды больше, чем на нас с тобой.
   - Ха! - сказал я (хотя, может быть, тогда прозвучало более крепкое словцо). - Дай бог, чтобы они паразитов своих не растеряли.
   - А тебе уже рассказали про слона?
   - Про какого слона? Они мне вообще ничего не рассказали. Я их, похоже, мало интересовал; они больше друг другом занимались.
   - Ты просто не понимаешь, что такое "увлеченность исследователя". А насчет слона... Одна обезьяна с наездником каким-то образом сбежала. Позже раздавленный труп обезьяны нашли в слоновнике. И один из слонов исчез.
   - Ты хочешь сказать, что где-то в окрестностях бродит слон с паразитом? Мне чуть плохо не стало, когда я представил себе эту картину: все равно что танк с кибернетическим мозгом.