Страница:
Все и так было ясно, стоило на них поглядеть – грязные, усталые, голодные, растерянные. Они не поладили с отцом и мачехой и уехали из Далласа "навсегда".
– Мы же не знали, мама, что ты собралась продавать дом. Теперь нам с Донни придется поискать что-нибудь другое – потому что туда мы не вернемся.
– Не спеши. Никто вас на улицу не гонит. Да, этот дом я собираюсь продать, но мы поселимся под другой крышей. Кстати о продаже: я говорила Джорджу Стронгу – он занимается недвижимостью, – что он сможет купить наш участок, как только Сьюзен выйдет замуж. – Я подошла к видеофону и набрала номер компании "Гарриман и Стронг".
На экране появилась женщина.
– Гарриман и Стронг, инвестиции. Предприятия Гарримана. Промышленный союз. Чем могу служить?
– Я Морин Джонсон. Хочу поговорить с мистером Гарриманом или с мистером Стронгом.
– Их сейчас нет. Можете оставить им телефонограммуконфиденциальную, если пожелаете. Или поговорите с мистером Уоткинсом.
– Нет. Соедините меня с Джорджем Стронгом.
– К сожалению, не могу. Вы будете говорить с мистером Уоткинсом?
– Нет. Передайте мистеру Стронгу следующее: "Джордж, говорит Морин Джонсон. Усадьба продается, и я говорю это тебе первому, как обещала.
Обещание я выполнила, но продажу собираюсь оформить сегодня, поэтому сейчас позвоню в компанию Дж.К.Николса".
– Прошу вас, подождите минуточку. – Лицо на экране сделалось ангельским, а голос наполнился сладостью, как у хозяйки салона восемнадцатого века. Затем появился Джордж Стронг. – Привет, миссис Джонсон. Рад видеть.
– Морин, старина. Позвонила сказать, что переезжаю. Можешь забирать дом, если хочешь. Он тебе еще нужен?
– Сгодится. Ты уже назначила цену?
– А то как же. Ровно в два раза больше той, что ты намерен предложить.
– Начало хорошее. Теперь и поторговаться можно.
– Минутку, Джордж. Мне нужен другой дом, поменьше, с тремя спальнями, поблизости от Юго-Западной средней школы. Есть у тебя такой на примете?
– Найдется. А еще есть дом в соседнем штате, рядом со школой "Миссия Шоуни". Хочешь сменять старый дом на новый?
– Нет, хочу обобрать тебя до нитки. Сдашь мне новый дом в аренду на год с автоматическим возобновлением контракта, если от меня не поступит предупреждения за девяносто дней.
– Ладно. Я заеду к тебе завтра в десять. Хочу осмотреть твою усадьбу, указать тебе на ее недостатки и сбить твою цену.
– Договорились, в десять. Спасибо, Джордж.
– Всегда пожалуйста, Морин.
– В Далласе вифоны все объемные, – сказал Дональд. – Почему в Канзас-Сити до сих пор плоские? Почему их не модернизируют?
– Дорого, – ответила я. – На все вопросы, которые начинаются с "почему", ответ всегда звучит "дорого". Но на твой вопрос могу ответить подробнее. Далласский эксперимент себя не оправдывает, и трехмерные видеофоны скоро выйдут из обращения. Если хочешь знать, почему, посмотри "Уолл-стрит Джорнэл". Номера за последний квартал лежат в библиотеке.
Шестая серия, первая страница.
– Да нет, мне все равно. По мне, пусть хоть дымовые сигналы передают.
– Раз ты об этом заговорил, воспользуйся возможностью, которую я тебе предлагаю. Если хочешь выжить в мире джунглей, Дональд, читай вместо комиксов "Уолл-стрит Джорнэл" и другие такие же издания, например "Экономист". Ну что теперь – мороженое и торт?
Я поместила Присциллу в комнату Сьюзен, а Дональда – в комнату Патрика, как раз рядом с моей ванной. Мы рано легли спать. Около полуночи я встала в туалет, не зажигая света – в окно светила луна. И уже собралась спустить воду, как услышала за стеной характерный ритмичный скрип кровати.
Я с головы до ног покрылась гусиной кожей.
Присс и Дони уехали отсюда совсем маленькими – двух и четырех лет, и не знают, наверное, что этот старый дом звукопроницаем, как палатка. Боже!
Бедные дети.
Я затихла. Ритм учащался. Потом Присцилла запричитала, а Дональд заворчал. Скрип прекратился, и оба вздохнули. Присцилла сказала:
– Мне это было просто необходимо. Спасибо, Донни.
Я гордилась ею. Но надо было спешить: как мне это ни претит, надо захватить их на месте преступления. Иначе я не смогу им помочь.
Секунду спустя я стучалась в дверь Дональда.
– Дорогие, можно мне войти?
Глава 19
– Мы же не знали, мама, что ты собралась продавать дом. Теперь нам с Донни придется поискать что-нибудь другое – потому что туда мы не вернемся.
– Не спеши. Никто вас на улицу не гонит. Да, этот дом я собираюсь продать, но мы поселимся под другой крышей. Кстати о продаже: я говорила Джорджу Стронгу – он занимается недвижимостью, – что он сможет купить наш участок, как только Сьюзен выйдет замуж. – Я подошла к видеофону и набрала номер компании "Гарриман и Стронг".
На экране появилась женщина.
– Гарриман и Стронг, инвестиции. Предприятия Гарримана. Промышленный союз. Чем могу служить?
– Я Морин Джонсон. Хочу поговорить с мистером Гарриманом или с мистером Стронгом.
– Их сейчас нет. Можете оставить им телефонограммуконфиденциальную, если пожелаете. Или поговорите с мистером Уоткинсом.
– Нет. Соедините меня с Джорджем Стронгом.
– К сожалению, не могу. Вы будете говорить с мистером Уоткинсом?
– Нет. Передайте мистеру Стронгу следующее: "Джордж, говорит Морин Джонсон. Усадьба продается, и я говорю это тебе первому, как обещала.
Обещание я выполнила, но продажу собираюсь оформить сегодня, поэтому сейчас позвоню в компанию Дж.К.Николса".
– Прошу вас, подождите минуточку. – Лицо на экране сделалось ангельским, а голос наполнился сладостью, как у хозяйки салона восемнадцатого века. Затем появился Джордж Стронг. – Привет, миссис Джонсон. Рад видеть.
– Морин, старина. Позвонила сказать, что переезжаю. Можешь забирать дом, если хочешь. Он тебе еще нужен?
– Сгодится. Ты уже назначила цену?
– А то как же. Ровно в два раза больше той, что ты намерен предложить.
– Начало хорошее. Теперь и поторговаться можно.
– Минутку, Джордж. Мне нужен другой дом, поменьше, с тремя спальнями, поблизости от Юго-Западной средней школы. Есть у тебя такой на примете?
– Найдется. А еще есть дом в соседнем штате, рядом со школой "Миссия Шоуни". Хочешь сменять старый дом на новый?
– Нет, хочу обобрать тебя до нитки. Сдашь мне новый дом в аренду на год с автоматическим возобновлением контракта, если от меня не поступит предупреждения за девяносто дней.
– Ладно. Я заеду к тебе завтра в десять. Хочу осмотреть твою усадьбу, указать тебе на ее недостатки и сбить твою цену.
– Договорились, в десять. Спасибо, Джордж.
– Всегда пожалуйста, Морин.
– В Далласе вифоны все объемные, – сказал Дональд. – Почему в Канзас-Сити до сих пор плоские? Почему их не модернизируют?
– Дорого, – ответила я. – На все вопросы, которые начинаются с "почему", ответ всегда звучит "дорого". Но на твой вопрос могу ответить подробнее. Далласский эксперимент себя не оправдывает, и трехмерные видеофоны скоро выйдут из обращения. Если хочешь знать, почему, посмотри "Уолл-стрит Джорнэл". Номера за последний квартал лежат в библиотеке.
Шестая серия, первая страница.
– Да нет, мне все равно. По мне, пусть хоть дымовые сигналы передают.
– Раз ты об этом заговорил, воспользуйся возможностью, которую я тебе предлагаю. Если хочешь выжить в мире джунглей, Дональд, читай вместо комиксов "Уолл-стрит Джорнэл" и другие такие же издания, например "Экономист". Ну что теперь – мороженое и торт?
Я поместила Присциллу в комнату Сьюзен, а Дональда – в комнату Патрика, как раз рядом с моей ванной. Мы рано легли спать. Около полуночи я встала в туалет, не зажигая света – в окно светила луна. И уже собралась спустить воду, как услышала за стеной характерный ритмичный скрип кровати.
Я с головы до ног покрылась гусиной кожей.
Присс и Дони уехали отсюда совсем маленькими – двух и четырех лет, и не знают, наверное, что этот старый дом звукопроницаем, как палатка. Боже!
Бедные дети.
Я затихла. Ритм учащался. Потом Присцилла запричитала, а Дональд заворчал. Скрип прекратился, и оба вздохнули. Присцилла сказала:
– Мне это было просто необходимо. Спасибо, Донни.
Я гордилась ею. Но надо было спешить: как мне это ни претит, надо захватить их на месте преступления. Иначе я не смогу им помочь.
Секунду спустя я стучалась в дверь Дональда.
– Дорогие, можно мне войти?
Глава 19
КОШКИ И ДЕТИ
Было больше часу ночи, когда я ушла от детей, – столько времени пришлось убеждать их, что я не сержусь, что я на их стороне и беспокоюсь только, как бы с ними что-нибудь не случилось: ведь то, что они делают, крайне опасно во всех отношениях – о некоторых сторонах этой опасности они, разумеется, знают, но о других могут не знать или просто не думают.
Идя к ним, я не стала надевать халат. Пошла как есть – совершенно голая; ведь одетая, воплощающая власть и закон родительница, застающая двух детей за преступным деянием, способна напугать их до опорожнения мочевого пузыря и кишок. Но человек, такой же голый и уязвимый, как и они, просто не может быть "фараоном". Отец учил меня: "Если хочешь знать, куда прыгнет лягушка, поставь себя на ее место".
Им, конечно, все равно не понравится, что их застукали – но, если я сейчас не поймаю их в постели, потом они будут отпираться. Есть такое старое правило касательно щенят: если не захватили щенка на месте провинности, потом уж бесполезно поднимать шум.
Итак, я постучалась и спросила, можно ли войти.
За дверью сдавленно ахнули, и настала мертвая тишина.
Я подождала еще, сосчитала до десяти и снова постучалась.
– Дональд! Присцилла! Можно я войду?
Они пошептались, и Дональд ответил сильным мужественным баритоном, дав под конец петуха.
– Входи, мать.
Я открыла дверь. Свет не горел, но светила луна, и мои глаза уже привыкли к темноте. Оба лежали в постели, прикрывшись простыней. Дональд, готовый защищать сестру от всего на свете, обнимал ее сильной рукой и одновременно делал вид, что ее тут нет, а он просто ждет трамвая. Сердце мое сжалось от любви к ним.
В комнате так и разило сексом – мужской секрецией, женской секрецией, свежим семенем, потом. В запахах секса я эксперт, за мной годы богатого опыта. Не знай я, в чем дело, можно было подумать, что здесь предавались оргии человек шесть.
Должна добавить, что некую долю в букет ароматов вносила и я. Можно счесть извращенным возбуждение, которое я испытала, застав сына с дочерью за самым тяжким из сексуальных прегрешений, но это происходит помимо воли.
Узнав знакомый скрип и поняв, в чем дело, я так и поплыла. Если бы мимо проходил Кинг-Конг, я бы пала его жертвой. А Пол Ревир <герой Войны за независимость, оповестивший окрестности Бостона о выступлении англичан>ради меня слез бы с лошади.
Но я не обращала на это внимания – дети меня все равно бы не учуяли.
– Привет, мои милые. А для меня местечка в середке не найдется?
Помолчав, они отодвинулись друг от друга. Я быстро, пока они не одумались, откинула простыню, перелезла через Дональда, легла между ними, обняла за шею Присциллу и протянула руку к Дональду.
– Обопрись на подушку, милый, и повернись ко мне.
Он послушался и застыл в неловкой позе. Я молча прижала обоих к себе, глубоко дыша и стараясь замедлить биение сердца. Вскоре мне это удалось, и ребята, как будто, тоже немного отошли.
– Как хорошо лежать с вами вот так, – сказала я, покрепче прижала их к себе и отпустила.
– Мама, ты не злишься на нас? – робко спросила Присцилла.
– Ну что ты, конечно, нет. Я беспокоюсь за вас, но не сержусь. Я люблю вас, милые – обоих люблю.
– Хорошо, что ты не злишься. – Потом ее одолело любопытство. – А как ты нас засекла? Я была так осторожна. Послушала у твоей двери и убедилась, что ты спишь, а потом уж пробралась к Дональду.
– Может, я ничего и не заметила бы, не выпей я на ночь лимонаду. Мне захотелось в туалет, милая. А вот эта стенка выходит в мою ванную и пропускает все звуки. И я вас услышала. – Я снова прижала дочку к себе. Похоже, вам было хорошо.
Короткая пауза.
– Так и есть.
– Я тебе верю. Ничего нет лучше, чем полновесный оргазм, когда он тебе вправду нужен. А ты, кажется, в нем нуждалась. Я слышала, ты благодарила Дональда.
– Да. Он заслужил.
– Ты умница, что сказала ему спасибо. Нет ничего приятнее для мужчины, чем слова благодарности за любовь. Делай так всю жизнь – тогда и ты, и твой любимый будете счастливы. Запомни мои слова.
– Я запомню.
Дональд, похоже, не верил своим ушам.
– Мать, я правильно понимаю? Ты не против того, что мы делали?
– А что вы делали?
– Что-что – трахались! – с вызовом ответил он.
– Трахаются только собаки. Ты любил Присциллу, занимался с ней любовью. А если использовать медицинскую терминологию, вы совершили половой акт и достигли оргазма – но это все равно, что описывать великолепный закат в частотах электромагнитного спектра. Ты любил Присциллу, дорогой, и ее есть за что любить. Она была прелестной крошкой, а взрослой стала еще прелестнее. – Теперь пора было дергать зуб, и я продолжала: – Хорошо любить друг друга. Но я все же очень беспокоюсь за вас. Вы, должно быть, знаете, что общество, в котором мы живем, резко осуждает то, чем вы занимаетесь, против вас существуют суровые, даже жестокие законы, и вы будете строго наказаны, если попадетесь. Тебя, Присцилла разлучат с Дональдом и со мной и поместят в колонию для девочек-подростков, где тебе будет очень плохо. Тебя, Дональд, если повезет, будут судить как несовершеннолетнего и поместят, как и Присциллу, в исправительную школу до двадцати одного года – а потом возьмут под надзор, как сексуально опасного субъекта. А могут судить и как взрослого за изнасилование и инцест, и приговорить к двадцати годам каторжных работ… а потом ты до конца жизни будешь под надзором. Знаете ли вы об этом, дорогие мои?
Присцилла молча плакала. Дональд буркнул:
– Да знаем, знаем.
– Что же ты скажешь мне на это?
– Но мы же любим друг друга, мать. Присс любит меня, а я ее.
– Знаю – и уважаю вашу любовь. Но ты не ответил мне – ты ушел от ответа. Как решить вашу проблему?
Он испустил глубокий вздох.
– Наверное, надо это прекратить.
Я потрепала его за ребра.
– Ты рыцарь, Дональд, и я горжусь тобой! Но спрошу тебя напрямик.
Клялся ты себе, что больше не будешь мастурбировать? Принимал решение навсегда отказаться от этой привычки?
– Да, было.
– И как долго ты выдерживал?
– Дня полтора, – простодушно ответил он.
– А долго ли ты выдержишь с Присциллой, если вам представляется удобный случай, вы в полной безопасности, и она прижимается к тебе и уговаривает не быть слюнтяем, и от нее так хорошо пахнет, а обнимать ее еще лучше?
– Я так не делаю, мама!
– Черта с два. Девочка Наоборот, – вздохнул Дональд. – Как раз это ты и сделала только что. Ты попала в точку, мама. Ну и что ты со мной будешь делать? Забьешь в бочку или отправишь в Кемпер?
– Кемпер недостаточно далеко. Лучше уж в Цитадель. Дети, это не ответ. Я сказала правду, что не сержусь на вас. Давайте-ка составим заговор, чтобы уберечь вас от беды. Во-первых, какими контрацептивами вы пользуетесь?
Вопрос я адресовала обоим. Наступило продолжительное молчание каждый, видимо, ждал, что ответит другой.
– У нас были резинки, – сказал наконец Дональд. – Но они кончились, а денег у меня нет.
(О Господи!) – Вот тебе и повод взять меня в союзники. В доме есть любые презервативы – можешь брать, что захочешь. Присцилла, когда у тебя была последняя менструация? Когда она началась?
– Четырнадцатого, в понедельник, так что…
– Нет, Присс. Четырнадцатого мы ездили в форт Уорд – помнишь, еще проезжали французское консульство…
– Торговую миссию.
– Ну, в общем, что-то французское, и там были вывешены флаги в честь Дня Бастилии. У тебя в тот день точно ничего не было, потому что – ну, сама помнишь. Так что у тебя, наверное, началось в следующий понедельник, если это был понедельник.
– Присцилла, а ты ведешь календарь? – спросила я.
– Ну а как же, конечно, веду.
– Ты не сходишь за ним? Мы включим свет.
– Да он в Далласе остался.
(А, чтоб тебе!) – Ну что ж, звонить Мериэн среди ночи мне не хочется. Может, вы совместными усилиями вспомните, когда это было, и звонить не придется.
Знаешь, Присцилла, зачем мне нужно это число?
– Да, наверное. Ты хочешь подсчитать, могла я залететь сегодня или нет.
– Хорошо. А теперь слушайте мой приказ. Высекаю на камне закон мидиев и персов. Когда мы определимся с числами, Присцилла, в лень своей овуляции, а также три дня до и три дня после ты будешь спать у меня, а днем в течение этой недели все время будешь у меня на виду. Каждую минуту.
На благие намерения полагаться нечего – я не морализирую, а просто подхожу к делу практически. Остальные три недели месяца я не стану удерживать вас, но вы каждый раз будете пользоваться презервативами… поскольку тысячи католичек и некоторое количество не принадлежащих к этой вере забеременели только потому, что полагались только на "график". Любовью будете заниматься только здесь и только в том случае, когда я дома, а посторонних нет и все двери на запоре. При людях будете относиться друг к другу как всякие брат и сестра – дружески, но чуть небрежно. Никогда не станете проявлять друг к другу ревность – это собственническое чувство сразу же выдаст вас. Но ты, Дональд, всегда должен быть рыцарем своей сестры и вправе дать любому придурку кулаком в челюсть или двинуть его ногой, если надо ее защитить. Это и долг, и привилегия брата.
– Так все и вышло, – пробурчал Дональд.
– Что вышло?
– Гас ее повалил и стал измываться над ней. Ну, я его оттащил и отдубасил как следует, а он наврал тете Мериэн, и она поверила ему, а не нам, и сказала папе, а папа поддержал ее – в общем, ночью мы смылись. На автобус у нас не хватило, поэтому мы голосовали, а деньги экономили на еду. А потом… – Дональда пробрала дрожь, – трое парней отняли у меня все, что осталось и… Но Присс убежала! – он подавил рыдание, а я притворилась, что не слышу этого.
– Он вел себя замечательно, – подтвердила Присцилла. – Это было прошлой ночью, мама, когда мы уезжали из Талсы, на Сорок четвертой дороге.
Они напали на нас, и Донни крикнул мне "Беги", а сам держался, пока я добежала до заправочной станции, еще открытой, и упросила хозяина вызвать полицию. Он стал звонить, тут показался Донни, и хозяин посадил нас на машину, которая шла в Джоплин. Там мы просидели всю ночь в автоматической прачечной, пока не рассвело, а потом уж на двух попутках добрались сюда.
(Боже милосердный, если Ты есть, почему Ты так поступаешь с детьми?
Это спрашиваю Тебя я, Морин Джонсон, и придется Тебе ответить.) Я сжала сына за плечо.
– Я горжусь тобой, Дональд. Выходит, ты дал себя избить и ограбить, чтобы спасти сестру от изнасилования. Тебе сильно досталось? Я вижу, на лице у тебя синяк – где еще?
– Может, ребро сломали. Один меня пнул, когда я упал.
– Завтра сходим к доктору Рамси. Вас обоих нужно осмотреть.
– Донни правда нужно показать свое ребро, а мне доктор не нужен. Я не люблю, когда во мне ковыряются, мама.
– Никто не любит, дорогая, но пока ты живешь у меня, придется потерпеть, когда я сочту нужным показать тебя доктору. И давай не будем спорить. Да и с доктором Рамси ты давно знакома – он тебя принимал вот на этой самой кровати.
– Правда?
– Да. Его отец был нашим первым семейным врачом, а нынешний доктор Рамси пользует меня с рождения Элис Вирджинии, и принимал вас обоих. Его сын только что окончил интернатуру и, может статься, будет принимать твоего первенца. Ведь Рамси тоже говардовцы и практически члены нашей семьи. Отец и Мериэн рассказывали вам про Фонд Говарда?
– Про что?
– Я слышал, но мельком, – сказал Дональд. – Папа сказал – забудь об этом и подожди еще пару лет.
– Думаю, что пара лет уже прошла. Что скажешь, Присцилла, если тебе исполнится шестнадцать, а тебе, Дональд, восемнадцать? Прямо сейчас, а не через два года?
– Как это, мама?
Я вкратце объяснила им, что такое Фонд.
– Поэтому говардовцам приходится часто менять свой возраст, чтобы не попасть на заметку. Поговорим об этом утром. Я иду спать. Маме нужно отдохнуть – завтра трудный день. Поцелуйте меня на ночь еще раз, милые.
– Да, мама. Я тоже пойду к себе – и прости, что побеспокоили тебя.
– Переживем. Тебе не обязательно возвращаться к себе, если сама не хочешь.
– Правда?
– Правда. Снявши голову, по волосам не плачут. (Если первый биллион живчиков тебя не достал, милая, у следующего биллиона шансов уже не будет.
Так что наслаждайся, пока можно – ведь если ты беременна, нас ждет целый букет неприятностей. Мы еще не обсуждали истинную причину недопустимости инцеста – но погоди, скоро ты услышишь страшную лекцию бабушки Морин о жуткой опасности совмещения рецессивных генов – мне кажется, я ее читаю через некоторые промежутки уже много веков подряд.) Ну, кажется, попала я из огня да в полымя. Совсем недавно я сидела в своей камере, гладила Пикселя (он пропадал три дня, я уже стала волноваться) и смотрела от нечего делать какую-то дурацкую порнушку. Тут ввалились страхидлы – четыре штуки в масках и балахонах, схватили меня, надели, как водится, ошейник с четырьмя поводками, но никуда не повели, а пристегнули к кольцам на стенах.
Пиксель, как увидел их, сразу улизнул. Двое стражников, один слева, другой справа, начали сбривать мне волосы за ушами.
– Могу я спросить, что происходит?
– Стой смирно. Это для электродов, чтобы оживить тебя на церемонию.
– Какую еще церемонию?
– После суда и казни. Не дергайся.
Я стала дергаться еще пуще, страхидла смазал меня по лицу, потом вошли еще четверо, убили первых четверых и засунули под мою койку. Меня отстегнули, и один из новых чуть слышно сказал:
– Мы из Комитета Эстетического Устранения. Делайте вид, что боитесь и сопротивляйтесь, когда мы вас поведем.
Сделать вид, что я боюсь, оказалось нетрудно. Меня вывели в коридор и повели мимо "зала суда", потом резко свернули налево и через служебную дверь вошли в грузовую камеру, где меня втолкнули в фургон и захлопнули за мной дверь. Открыли дверь снова, кинули ко мне кота, захлопнули дверь, грузовик дернулся и поехал. Я упала, кот на меня.
– Это ты. Пиксель?
– Мрру! (Не будь дурочкой!) Мы все еще едем. О чем бишь я? Ах, да. Утром я пробудилась от кошмара, в котором один из моих сыновей трахал свою сестру, а я говорила:
"Дорогой, не надо этого делать на лужайке перед домом – соседи увидят".
Проснувшись и поняв, что это только сон, я вздохнула с облегчением.
Но потом вспомнила, что не такой уж это и сон – слишком реальная под ним основа, мозг послал в кровь порцию адреналина, и я окончательно пришла в себя. Господе Иисусе! Мать твоя богородица! Дональд, неужели ты обрюхатил свою сестру? Дети, я искренне хочу вам помочь – но если вы допустили до этого, помочь будет нелегко.
Сидя в туалете, я вновь услышала ритмичную музыку – ту же, что и ночью, и с тем же эффектом: опять возбудилась. Зато сразу полегчало такого еще не бывало, чтобы возбуждение уживалось во мне с депрессией. Они что, всю ночь этим занимались?
Когда скрип прекратился, я спустила воду – раньше не хотелось их беспокоить. Потом воспользовалась биде, чтобы не начинать день воняющей мускусом, почистила зубы, наскоро умылась и причесалась.
Порывшись в гардеробе, я нашла старый летний халат Патрика, который в свое время конфисковала у него, подарив ему к медовому месяцу новый. Один из своих халатов взяла для Присциллы, другой – для себя и постучалась к ним.
– Входи, мама! – счастливым голосом крикнула Присцилла.
Я открыла дверь и протянула им халаты.
– Доброе утро, милые. Разбирайте. Завтрак через десять минут.
Присцилла выскочила из постели и поцеловала меня. Дональд немного замешкался, но тоже не постеснялся предстать нагишом перед своей строгой мамашей. Запах в комнате был еще гуще, чем мне помнилось.
Что-то потерлось об мои ноги – ее светлейшее высочество. Она вскочила на кровать и громко замурлыкала. Присцилла сказала:
– Мама, ночью она стала ломиться в дверь и подняла жуткий шум, так что мне пришлось встать и впустить ее. Она побыла с нами немножко, потом спрыгнула и потребовала, чтобы ей снова открыли. Я ее выпустила и опять закрыла дверь. Не прошло и получаса, как она явилась снова и давай скандалить. Но тут уж я оставила ее без внимания – мы были заняты.
– Закрытые двери ее возмущают, – объяснила я. – Свою я оставляю приоткрытой, и остаток ночи она провела со мной. Она ведь кошка Сьюзен, а вы спали в ее комнате. Может, перейдете в другую? Иначе она постоянно будет вас будить.
– Нет, я просто выдрессирую Донни, чтобы вставал и открывал ей дверь.
– Ну ты. Девочка Наоборот…
Я замесила оладьи, вылила их на огнеупорную стеклянную сковородку и сунула в печку на шесть минут. Пока они пеклись, завернула в бекон вареные яйца и положила на другую сковородку. По свистку переставила оладьи в подогреватель, снова включила цикл и поставила в печку яйца. Разлила всем апельсиновый сок и молоко, включила самовар. Постелила на стол веселые салфетки, поставила яркую мексиканскую посуду – пусть завтрак будет праздничным. Появилась Присцилла.
– Донни сейчас спустится. Тебе помочь?
– Да, дорогая. Выйди на задний двор и нарежь желтых роз вот в эту вазу. Да побыстрее – сейчас подаю завтрак. Полли! Кыш со стола! Возьми ее, пожалуйста, с собой. Она прекрасно знает, что на стол лазить нельзя, и постоянно лезет.
Я поставила на стол еду и села. Пришел Дональд.
– Тебе помочь?
– Да. Гоняй кошку со стола.
– Да нет, по-настоящему помочь?
– Эта работа займет тебя целиком.
Через полчаса я уже вкушала вторую чашку чая, а Присцилла испекла еще одну сковородку оладий, приготовила еще бекону и открыла еще одну банку "Фермерского мармелада". Я чувствовала себя столь же умиротворенной, как Принцесса Полли. В сущности, дети и кошки приносят больше радости, чем акции, боны и прочие ценные бумаги. Вот поженю этих двоих (только не друг на друге), и настанет время Морин взяться за империю Гарримана, сказав ей:
"Кошелек или жизнь!"
– Полли! Кыш от мармелада! Дональд, тебе было велено следить за кошкой.
– Я слежу, мама, но она шустрее меня.
– И умнее.
– Кто это сказал? Девочка Наоборот, ты пожалеешь об этом дне…
– Тихо, дети! Поговорим о Фонде Говарда.
– Давай уточним, – сказал Дональд чуть попозже. – Значит, я должен жениться на девушке из своего списка, а Присс – выйти замуж за парня из своего?
– Нет-нет-нет! Ничего подобного. Никто ничего не должен. Присцилла сама выберет себе мужа, а ты – жену – не обязательно говардовцев. Есть только один брак, в который вам нельзя вступать, – и это друг с другом.
Впрочем, пожениться вы можете – у нас в стране заключаются тысячи кровосмесительных браков, судя по исследованиям Кинси <известный американский сексолог>. Можете уехать куда-нибудь и сами зарабатывать себе на жизнь, пока немного не подрастете и не сумеете убедить какого-нибудь регистратора, что вам уже двадцать один. Это возможно – и я не стану чинить вам препятствий. Но и помогать не стану, и не дам вам ни цента.
Сейчас, с утра пораньше, я не буду читать вам лекцию по генетике, но позднее прочту. А пока согласимся, что инцест противоречит не только библейским законам, не только законам штата Миссури и всех остальных пятидесяти пяти штатов, но и законам природы, поскольку от него рождается неполноценное потомство.
– Знаю – но я могу сделать вазектомию.
– Можешь. Только где возьмешь деньги на операцию? Я за нее платить не стану! Дональд, мне больно это слышать. Уж лучше бы тебе вынули глаза, чем стерилизовали. Ты пришел в мир не только для того, чтобы прожить свою жизнь, но и чтобы передать эту жизнь потомкам. У тебя очень ценные гены вот почему Фонд платит за тех детей, которые родятся у тебя от говардской девушки. То же относится и к тебе, Присцилла: вы оба несете в себе гены долгой жизни. Если не произойдет несчастного случая, вы можете прожить больше ста лет. Насколько больше, неизвестно, но срок жизни увеличивается с каждым поколением. А теперь посмотрим, по какой системе действует Фонд Говарда. По вашей просьбе вам выдается список говардских женихов или невест примерно вашего возраста, а каждому из вашего списка тоже будут известны ваши имя и адрес. В мое время в списке числились только те, кто жили поблизости – в пределах пятидесяти – ста миль или одного штата.
Теперь, когда крылатые ракеты могут облететь всю Северную Америку за полчаса и люди мечутся туда-сюда, как в потревоженном муравейнике, можно по желанию сообщить свое имя всем холостым говардским парням или незамужним девушкам на континенте и получить взамен список толщиной с телефонную книгу. Ну, не совсем так – кажется, зараз выдается не более двух дюжин кандидатов, по географическому принципу, но можно продолжать поиск, пока не найдешь того мужчину или ту женщину, с которой тебе захочется прожить всю жизнь. И вот еще что. Когда встречаешься с очередным кандидатом, это очень серьезно, хотя, может быть, и приятно. Ты, Присцилла, будешь смотреть на каждого из них, как на будущего мужа. Если он тебя почему-либо не устроит, надо будет сказать ему, чтобы больше не возвращался… или ты скажешь мне, а я ему. Но если он тебе понравится, и ты сможешь представить его себе будущим мужем – значит, надо будет лечь с ним в постель, прямо здесь, дома, и я устрою так, чтобы вам никто не мешал.
Идя к ним, я не стала надевать халат. Пошла как есть – совершенно голая; ведь одетая, воплощающая власть и закон родительница, застающая двух детей за преступным деянием, способна напугать их до опорожнения мочевого пузыря и кишок. Но человек, такой же голый и уязвимый, как и они, просто не может быть "фараоном". Отец учил меня: "Если хочешь знать, куда прыгнет лягушка, поставь себя на ее место".
Им, конечно, все равно не понравится, что их застукали – но, если я сейчас не поймаю их в постели, потом они будут отпираться. Есть такое старое правило касательно щенят: если не захватили щенка на месте провинности, потом уж бесполезно поднимать шум.
Итак, я постучалась и спросила, можно ли войти.
За дверью сдавленно ахнули, и настала мертвая тишина.
Я подождала еще, сосчитала до десяти и снова постучалась.
– Дональд! Присцилла! Можно я войду?
Они пошептались, и Дональд ответил сильным мужественным баритоном, дав под конец петуха.
– Входи, мать.
Я открыла дверь. Свет не горел, но светила луна, и мои глаза уже привыкли к темноте. Оба лежали в постели, прикрывшись простыней. Дональд, готовый защищать сестру от всего на свете, обнимал ее сильной рукой и одновременно делал вид, что ее тут нет, а он просто ждет трамвая. Сердце мое сжалось от любви к ним.
В комнате так и разило сексом – мужской секрецией, женской секрецией, свежим семенем, потом. В запахах секса я эксперт, за мной годы богатого опыта. Не знай я, в чем дело, можно было подумать, что здесь предавались оргии человек шесть.
Должна добавить, что некую долю в букет ароматов вносила и я. Можно счесть извращенным возбуждение, которое я испытала, застав сына с дочерью за самым тяжким из сексуальных прегрешений, но это происходит помимо воли.
Узнав знакомый скрип и поняв, в чем дело, я так и поплыла. Если бы мимо проходил Кинг-Конг, я бы пала его жертвой. А Пол Ревир <герой Войны за независимость, оповестивший окрестности Бостона о выступлении англичан>ради меня слез бы с лошади.
Но я не обращала на это внимания – дети меня все равно бы не учуяли.
– Привет, мои милые. А для меня местечка в середке не найдется?
Помолчав, они отодвинулись друг от друга. Я быстро, пока они не одумались, откинула простыню, перелезла через Дональда, легла между ними, обняла за шею Присциллу и протянула руку к Дональду.
– Обопрись на подушку, милый, и повернись ко мне.
Он послушался и застыл в неловкой позе. Я молча прижала обоих к себе, глубоко дыша и стараясь замедлить биение сердца. Вскоре мне это удалось, и ребята, как будто, тоже немного отошли.
– Как хорошо лежать с вами вот так, – сказала я, покрепче прижала их к себе и отпустила.
– Мама, ты не злишься на нас? – робко спросила Присцилла.
– Ну что ты, конечно, нет. Я беспокоюсь за вас, но не сержусь. Я люблю вас, милые – обоих люблю.
– Хорошо, что ты не злишься. – Потом ее одолело любопытство. – А как ты нас засекла? Я была так осторожна. Послушала у твоей двери и убедилась, что ты спишь, а потом уж пробралась к Дональду.
– Может, я ничего и не заметила бы, не выпей я на ночь лимонаду. Мне захотелось в туалет, милая. А вот эта стенка выходит в мою ванную и пропускает все звуки. И я вас услышала. – Я снова прижала дочку к себе. Похоже, вам было хорошо.
Короткая пауза.
– Так и есть.
– Я тебе верю. Ничего нет лучше, чем полновесный оргазм, когда он тебе вправду нужен. А ты, кажется, в нем нуждалась. Я слышала, ты благодарила Дональда.
– Да. Он заслужил.
– Ты умница, что сказала ему спасибо. Нет ничего приятнее для мужчины, чем слова благодарности за любовь. Делай так всю жизнь – тогда и ты, и твой любимый будете счастливы. Запомни мои слова.
– Я запомню.
Дональд, похоже, не верил своим ушам.
– Мать, я правильно понимаю? Ты не против того, что мы делали?
– А что вы делали?
– Что-что – трахались! – с вызовом ответил он.
– Трахаются только собаки. Ты любил Присциллу, занимался с ней любовью. А если использовать медицинскую терминологию, вы совершили половой акт и достигли оргазма – но это все равно, что описывать великолепный закат в частотах электромагнитного спектра. Ты любил Присциллу, дорогой, и ее есть за что любить. Она была прелестной крошкой, а взрослой стала еще прелестнее. – Теперь пора было дергать зуб, и я продолжала: – Хорошо любить друг друга. Но я все же очень беспокоюсь за вас. Вы, должно быть, знаете, что общество, в котором мы живем, резко осуждает то, чем вы занимаетесь, против вас существуют суровые, даже жестокие законы, и вы будете строго наказаны, если попадетесь. Тебя, Присцилла разлучат с Дональдом и со мной и поместят в колонию для девочек-подростков, где тебе будет очень плохо. Тебя, Дональд, если повезет, будут судить как несовершеннолетнего и поместят, как и Присциллу, в исправительную школу до двадцати одного года – а потом возьмут под надзор, как сексуально опасного субъекта. А могут судить и как взрослого за изнасилование и инцест, и приговорить к двадцати годам каторжных работ… а потом ты до конца жизни будешь под надзором. Знаете ли вы об этом, дорогие мои?
Присцилла молча плакала. Дональд буркнул:
– Да знаем, знаем.
– Что же ты скажешь мне на это?
– Но мы же любим друг друга, мать. Присс любит меня, а я ее.
– Знаю – и уважаю вашу любовь. Но ты не ответил мне – ты ушел от ответа. Как решить вашу проблему?
Он испустил глубокий вздох.
– Наверное, надо это прекратить.
Я потрепала его за ребра.
– Ты рыцарь, Дональд, и я горжусь тобой! Но спрошу тебя напрямик.
Клялся ты себе, что больше не будешь мастурбировать? Принимал решение навсегда отказаться от этой привычки?
– Да, было.
– И как долго ты выдерживал?
– Дня полтора, – простодушно ответил он.
– А долго ли ты выдержишь с Присциллой, если вам представляется удобный случай, вы в полной безопасности, и она прижимается к тебе и уговаривает не быть слюнтяем, и от нее так хорошо пахнет, а обнимать ее еще лучше?
– Я так не делаю, мама!
– Черта с два. Девочка Наоборот, – вздохнул Дональд. – Как раз это ты и сделала только что. Ты попала в точку, мама. Ну и что ты со мной будешь делать? Забьешь в бочку или отправишь в Кемпер?
– Кемпер недостаточно далеко. Лучше уж в Цитадель. Дети, это не ответ. Я сказала правду, что не сержусь на вас. Давайте-ка составим заговор, чтобы уберечь вас от беды. Во-первых, какими контрацептивами вы пользуетесь?
Вопрос я адресовала обоим. Наступило продолжительное молчание каждый, видимо, ждал, что ответит другой.
– У нас были резинки, – сказал наконец Дональд. – Но они кончились, а денег у меня нет.
(О Господи!) – Вот тебе и повод взять меня в союзники. В доме есть любые презервативы – можешь брать, что захочешь. Присцилла, когда у тебя была последняя менструация? Когда она началась?
– Четырнадцатого, в понедельник, так что…
– Нет, Присс. Четырнадцатого мы ездили в форт Уорд – помнишь, еще проезжали французское консульство…
– Торговую миссию.
– Ну, в общем, что-то французское, и там были вывешены флаги в честь Дня Бастилии. У тебя в тот день точно ничего не было, потому что – ну, сама помнишь. Так что у тебя, наверное, началось в следующий понедельник, если это был понедельник.
– Присцилла, а ты ведешь календарь? – спросила я.
– Ну а как же, конечно, веду.
– Ты не сходишь за ним? Мы включим свет.
– Да он в Далласе остался.
(А, чтоб тебе!) – Ну что ж, звонить Мериэн среди ночи мне не хочется. Может, вы совместными усилиями вспомните, когда это было, и звонить не придется.
Знаешь, Присцилла, зачем мне нужно это число?
– Да, наверное. Ты хочешь подсчитать, могла я залететь сегодня или нет.
– Хорошо. А теперь слушайте мой приказ. Высекаю на камне закон мидиев и персов. Когда мы определимся с числами, Присцилла, в лень своей овуляции, а также три дня до и три дня после ты будешь спать у меня, а днем в течение этой недели все время будешь у меня на виду. Каждую минуту.
На благие намерения полагаться нечего – я не морализирую, а просто подхожу к делу практически. Остальные три недели месяца я не стану удерживать вас, но вы каждый раз будете пользоваться презервативами… поскольку тысячи католичек и некоторое количество не принадлежащих к этой вере забеременели только потому, что полагались только на "график". Любовью будете заниматься только здесь и только в том случае, когда я дома, а посторонних нет и все двери на запоре. При людях будете относиться друг к другу как всякие брат и сестра – дружески, но чуть небрежно. Никогда не станете проявлять друг к другу ревность – это собственническое чувство сразу же выдаст вас. Но ты, Дональд, всегда должен быть рыцарем своей сестры и вправе дать любому придурку кулаком в челюсть или двинуть его ногой, если надо ее защитить. Это и долг, и привилегия брата.
– Так все и вышло, – пробурчал Дональд.
– Что вышло?
– Гас ее повалил и стал измываться над ней. Ну, я его оттащил и отдубасил как следует, а он наврал тете Мериэн, и она поверила ему, а не нам, и сказала папе, а папа поддержал ее – в общем, ночью мы смылись. На автобус у нас не хватило, поэтому мы голосовали, а деньги экономили на еду. А потом… – Дональда пробрала дрожь, – трое парней отняли у меня все, что осталось и… Но Присс убежала! – он подавил рыдание, а я притворилась, что не слышу этого.
– Он вел себя замечательно, – подтвердила Присцилла. – Это было прошлой ночью, мама, когда мы уезжали из Талсы, на Сорок четвертой дороге.
Они напали на нас, и Донни крикнул мне "Беги", а сам держался, пока я добежала до заправочной станции, еще открытой, и упросила хозяина вызвать полицию. Он стал звонить, тут показался Донни, и хозяин посадил нас на машину, которая шла в Джоплин. Там мы просидели всю ночь в автоматической прачечной, пока не рассвело, а потом уж на двух попутках добрались сюда.
(Боже милосердный, если Ты есть, почему Ты так поступаешь с детьми?
Это спрашиваю Тебя я, Морин Джонсон, и придется Тебе ответить.) Я сжала сына за плечо.
– Я горжусь тобой, Дональд. Выходит, ты дал себя избить и ограбить, чтобы спасти сестру от изнасилования. Тебе сильно досталось? Я вижу, на лице у тебя синяк – где еще?
– Может, ребро сломали. Один меня пнул, когда я упал.
– Завтра сходим к доктору Рамси. Вас обоих нужно осмотреть.
– Донни правда нужно показать свое ребро, а мне доктор не нужен. Я не люблю, когда во мне ковыряются, мама.
– Никто не любит, дорогая, но пока ты живешь у меня, придется потерпеть, когда я сочту нужным показать тебя доктору. И давай не будем спорить. Да и с доктором Рамси ты давно знакома – он тебя принимал вот на этой самой кровати.
– Правда?
– Да. Его отец был нашим первым семейным врачом, а нынешний доктор Рамси пользует меня с рождения Элис Вирджинии, и принимал вас обоих. Его сын только что окончил интернатуру и, может статься, будет принимать твоего первенца. Ведь Рамси тоже говардовцы и практически члены нашей семьи. Отец и Мериэн рассказывали вам про Фонд Говарда?
– Про что?
– Я слышал, но мельком, – сказал Дональд. – Папа сказал – забудь об этом и подожди еще пару лет.
– Думаю, что пара лет уже прошла. Что скажешь, Присцилла, если тебе исполнится шестнадцать, а тебе, Дональд, восемнадцать? Прямо сейчас, а не через два года?
– Как это, мама?
Я вкратце объяснила им, что такое Фонд.
– Поэтому говардовцам приходится часто менять свой возраст, чтобы не попасть на заметку. Поговорим об этом утром. Я иду спать. Маме нужно отдохнуть – завтра трудный день. Поцелуйте меня на ночь еще раз, милые.
– Да, мама. Я тоже пойду к себе – и прости, что побеспокоили тебя.
– Переживем. Тебе не обязательно возвращаться к себе, если сама не хочешь.
– Правда?
– Правда. Снявши голову, по волосам не плачут. (Если первый биллион живчиков тебя не достал, милая, у следующего биллиона шансов уже не будет.
Так что наслаждайся, пока можно – ведь если ты беременна, нас ждет целый букет неприятностей. Мы еще не обсуждали истинную причину недопустимости инцеста – но погоди, скоро ты услышишь страшную лекцию бабушки Морин о жуткой опасности совмещения рецессивных генов – мне кажется, я ее читаю через некоторые промежутки уже много веков подряд.) Ну, кажется, попала я из огня да в полымя. Совсем недавно я сидела в своей камере, гладила Пикселя (он пропадал три дня, я уже стала волноваться) и смотрела от нечего делать какую-то дурацкую порнушку. Тут ввалились страхидлы – четыре штуки в масках и балахонах, схватили меня, надели, как водится, ошейник с четырьмя поводками, но никуда не повели, а пристегнули к кольцам на стенах.
Пиксель, как увидел их, сразу улизнул. Двое стражников, один слева, другой справа, начали сбривать мне волосы за ушами.
– Могу я спросить, что происходит?
– Стой смирно. Это для электродов, чтобы оживить тебя на церемонию.
– Какую еще церемонию?
– После суда и казни. Не дергайся.
Я стала дергаться еще пуще, страхидла смазал меня по лицу, потом вошли еще четверо, убили первых четверых и засунули под мою койку. Меня отстегнули, и один из новых чуть слышно сказал:
– Мы из Комитета Эстетического Устранения. Делайте вид, что боитесь и сопротивляйтесь, когда мы вас поведем.
Сделать вид, что я боюсь, оказалось нетрудно. Меня вывели в коридор и повели мимо "зала суда", потом резко свернули налево и через служебную дверь вошли в грузовую камеру, где меня втолкнули в фургон и захлопнули за мной дверь. Открыли дверь снова, кинули ко мне кота, захлопнули дверь, грузовик дернулся и поехал. Я упала, кот на меня.
– Это ты. Пиксель?
– Мрру! (Не будь дурочкой!) Мы все еще едем. О чем бишь я? Ах, да. Утром я пробудилась от кошмара, в котором один из моих сыновей трахал свою сестру, а я говорила:
"Дорогой, не надо этого делать на лужайке перед домом – соседи увидят".
Проснувшись и поняв, что это только сон, я вздохнула с облегчением.
Но потом вспомнила, что не такой уж это и сон – слишком реальная под ним основа, мозг послал в кровь порцию адреналина, и я окончательно пришла в себя. Господе Иисусе! Мать твоя богородица! Дональд, неужели ты обрюхатил свою сестру? Дети, я искренне хочу вам помочь – но если вы допустили до этого, помочь будет нелегко.
Сидя в туалете, я вновь услышала ритмичную музыку – ту же, что и ночью, и с тем же эффектом: опять возбудилась. Зато сразу полегчало такого еще не бывало, чтобы возбуждение уживалось во мне с депрессией. Они что, всю ночь этим занимались?
Когда скрип прекратился, я спустила воду – раньше не хотелось их беспокоить. Потом воспользовалась биде, чтобы не начинать день воняющей мускусом, почистила зубы, наскоро умылась и причесалась.
Порывшись в гардеробе, я нашла старый летний халат Патрика, который в свое время конфисковала у него, подарив ему к медовому месяцу новый. Один из своих халатов взяла для Присциллы, другой – для себя и постучалась к ним.
– Входи, мама! – счастливым голосом крикнула Присцилла.
Я открыла дверь и протянула им халаты.
– Доброе утро, милые. Разбирайте. Завтрак через десять минут.
Присцилла выскочила из постели и поцеловала меня. Дональд немного замешкался, но тоже не постеснялся предстать нагишом перед своей строгой мамашей. Запах в комнате был еще гуще, чем мне помнилось.
Что-то потерлось об мои ноги – ее светлейшее высочество. Она вскочила на кровать и громко замурлыкала. Присцилла сказала:
– Мама, ночью она стала ломиться в дверь и подняла жуткий шум, так что мне пришлось встать и впустить ее. Она побыла с нами немножко, потом спрыгнула и потребовала, чтобы ей снова открыли. Я ее выпустила и опять закрыла дверь. Не прошло и получаса, как она явилась снова и давай скандалить. Но тут уж я оставила ее без внимания – мы были заняты.
– Закрытые двери ее возмущают, – объяснила я. – Свою я оставляю приоткрытой, и остаток ночи она провела со мной. Она ведь кошка Сьюзен, а вы спали в ее комнате. Может, перейдете в другую? Иначе она постоянно будет вас будить.
– Нет, я просто выдрессирую Донни, чтобы вставал и открывал ей дверь.
– Ну ты. Девочка Наоборот…
Я замесила оладьи, вылила их на огнеупорную стеклянную сковородку и сунула в печку на шесть минут. Пока они пеклись, завернула в бекон вареные яйца и положила на другую сковородку. По свистку переставила оладьи в подогреватель, снова включила цикл и поставила в печку яйца. Разлила всем апельсиновый сок и молоко, включила самовар. Постелила на стол веселые салфетки, поставила яркую мексиканскую посуду – пусть завтрак будет праздничным. Появилась Присцилла.
– Донни сейчас спустится. Тебе помочь?
– Да, дорогая. Выйди на задний двор и нарежь желтых роз вот в эту вазу. Да побыстрее – сейчас подаю завтрак. Полли! Кыш со стола! Возьми ее, пожалуйста, с собой. Она прекрасно знает, что на стол лазить нельзя, и постоянно лезет.
Я поставила на стол еду и села. Пришел Дональд.
– Тебе помочь?
– Да. Гоняй кошку со стола.
– Да нет, по-настоящему помочь?
– Эта работа займет тебя целиком.
Через полчаса я уже вкушала вторую чашку чая, а Присцилла испекла еще одну сковородку оладий, приготовила еще бекону и открыла еще одну банку "Фермерского мармелада". Я чувствовала себя столь же умиротворенной, как Принцесса Полли. В сущности, дети и кошки приносят больше радости, чем акции, боны и прочие ценные бумаги. Вот поженю этих двоих (только не друг на друге), и настанет время Морин взяться за империю Гарримана, сказав ей:
"Кошелек или жизнь!"
– Полли! Кыш от мармелада! Дональд, тебе было велено следить за кошкой.
– Я слежу, мама, но она шустрее меня.
– И умнее.
– Кто это сказал? Девочка Наоборот, ты пожалеешь об этом дне…
– Тихо, дети! Поговорим о Фонде Говарда.
– Давай уточним, – сказал Дональд чуть попозже. – Значит, я должен жениться на девушке из своего списка, а Присс – выйти замуж за парня из своего?
– Нет-нет-нет! Ничего подобного. Никто ничего не должен. Присцилла сама выберет себе мужа, а ты – жену – не обязательно говардовцев. Есть только один брак, в который вам нельзя вступать, – и это друг с другом.
Впрочем, пожениться вы можете – у нас в стране заключаются тысячи кровосмесительных браков, судя по исследованиям Кинси <известный американский сексолог>. Можете уехать куда-нибудь и сами зарабатывать себе на жизнь, пока немного не подрастете и не сумеете убедить какого-нибудь регистратора, что вам уже двадцать один. Это возможно – и я не стану чинить вам препятствий. Но и помогать не стану, и не дам вам ни цента.
Сейчас, с утра пораньше, я не буду читать вам лекцию по генетике, но позднее прочту. А пока согласимся, что инцест противоречит не только библейским законам, не только законам штата Миссури и всех остальных пятидесяти пяти штатов, но и законам природы, поскольку от него рождается неполноценное потомство.
– Знаю – но я могу сделать вазектомию.
– Можешь. Только где возьмешь деньги на операцию? Я за нее платить не стану! Дональд, мне больно это слышать. Уж лучше бы тебе вынули глаза, чем стерилизовали. Ты пришел в мир не только для того, чтобы прожить свою жизнь, но и чтобы передать эту жизнь потомкам. У тебя очень ценные гены вот почему Фонд платит за тех детей, которые родятся у тебя от говардской девушки. То же относится и к тебе, Присцилла: вы оба несете в себе гены долгой жизни. Если не произойдет несчастного случая, вы можете прожить больше ста лет. Насколько больше, неизвестно, но срок жизни увеличивается с каждым поколением. А теперь посмотрим, по какой системе действует Фонд Говарда. По вашей просьбе вам выдается список говардских женихов или невест примерно вашего возраста, а каждому из вашего списка тоже будут известны ваши имя и адрес. В мое время в списке числились только те, кто жили поблизости – в пределах пятидесяти – ста миль или одного штата.
Теперь, когда крылатые ракеты могут облететь всю Северную Америку за полчаса и люди мечутся туда-сюда, как в потревоженном муравейнике, можно по желанию сообщить свое имя всем холостым говардским парням или незамужним девушкам на континенте и получить взамен список толщиной с телефонную книгу. Ну, не совсем так – кажется, зараз выдается не более двух дюжин кандидатов, по географическому принципу, но можно продолжать поиск, пока не найдешь того мужчину или ту женщину, с которой тебе захочется прожить всю жизнь. И вот еще что. Когда встречаешься с очередным кандидатом, это очень серьезно, хотя, может быть, и приятно. Ты, Присцилла, будешь смотреть на каждого из них, как на будущего мужа. Если он тебя почему-либо не устроит, надо будет сказать ему, чтобы больше не возвращался… или ты скажешь мне, а я ему. Но если он тебе понравится, и ты сможешь представить его себе будущим мужем – значит, надо будет лечь с ним в постель, прямо здесь, дома, и я устрою так, чтобы вам никто не мешал.