Страница:
Услышав, как она назвала его, Бретт рассмеялся. Его уже выдавали чуть ли не за гладиатора, который запросто сражается не на жизнь, а на смерть с дикими зверями. На самом деле все произошло до того быстро, что ему некогда было подумать, как к этому отнесутся окружающие. В тот момент Бретту было не до размышлений о решимости и храбрости; более того, он был напуган до смерти и думал лишь о том, как бы остаться живым в холодной коричневой воде. Никогда не забыть ему жуткого ощущения того, что вода вот-вот заполнит его легкие, никогда не забыть, как он судорожно разжимал огромные челюсти страшного животного, пытавшегося утащить его на дно…
Впрочем, Бретт ни с кем не стал делиться подробностями, и уж тем более ему не пришло в голову рассказывать эту историю прекрасной Маргит, которая поджидала его в тот вечер в увитой зеленью беседке на берегу реки. Бретт был просто поражен ее красотой. Закрыв глаза, он припомнил ее наряд – белое кружевное платье с глубоким вырезом, приоткрывавшим соблазнительную пышную грудь. Маргит благоухала сиренью; ее распущенные светлые волосы обрамляли милое, сердечком, личико.
Да, все началось именно в тот вечер. Она то и дело притягивала его к себе, дразнила, расстегивая рубашку, поглаживая длинными пальцами его мускулистую грудь и подставляя свои пухлые губы для поцелуев. Пытаясь не потерять окончательно голову, Бретт говорил ей, что им не следует больше встречаться, но Маргит клялась в вечной любви и требовала таких же клятв от него. Околдованный ее красотой, юноша в конце концов сдался.
А потом наступила та безлунная ночь, после которой пути назад уже не было. Маргит попросила его прийти в полночь, когда все в доме уже уснули. На ней были лишь тонкая ночная рубашка и пеньюар, который она скинула, ложась на пол беседки и приглашая его лечь рядом.
До того дня шестнадцатилетний Бретт имел дело лишь с дешевыми проститутками Виксбурга – он с приятелями часто по субботам наведывался в заведения под красными фонарями. Они всегда торопились, и он абсолютно ничего не чувствовал. С Маргит Лобаш все было по-другому. Развратная и страстная, она показывала ему такое, о чем он и думать прежде не смел, и неискушенный Бретт принимал все это за истинную любовь.
Недели переходили в месяцы, они встречались почти каждую ночь. Бретт выматывался до предела. Проработав весь день на жарком солнце, он спал всего по нескольку часов, а затем направлялся к неутомимой Маргит, чтобы оставить ее лишь на рассвете.
Когда начался сезон молотьбы, его заставили работать по восемнадцать часов в сутки. Костры под котлами, в которых варили сахар, не угасали ни на минуту, и работники неустанно хлопотали около них. Им позволяли отдыхать лишь шесть часов, а Маргит требовала, чтобы эти шесть часов он проводил с ней.
Силы Бретта были на исходе. Заметив, что сын исхудал и осунулся, его мать решила, что Бретт сильно пьет, и попросила его бросить пьянство. После этого ему пришлось дожидаться, пока отец с матерью уснут, и лишь потом он осмеливался выбраться из дома через окно.
Однажды матери все стало известно.
– Итак, это правда? – кричала она. – Правда то, что я слышала? Ты путаешься с этой девкой?! Посмотри на себя, – причитала мать, заливаясь слезами и держа в дрожащей руке свечу. – Ты высох как щепка, под глазами синяки! Я знаю, знаю, что все из-за этой потаскушки Лобаш!
– Она не потаскушка, – оправдывался Бретт.
– Да-а?! – вздернула брови мать. – Что ты говоришь? Не потаскушка? Так, может, это в обычаях ледиубегать по ночам из дома на свидания с мужчиной? Об этом сплетничают уже все рабы, сынок, и не сомневайся, что скоро слухи дойдут до Лобаша. Вот тогда не миновать беды, можешь мне поверить.
Бретт решил, что должен сказать матери правду:
– Лобаш и так все узнает, и очень скоро, мама. Маргит дождется конца сезона, а потом сообщит отцу, что мы хотим пожениться.
– Господи, да ты еще глупее, чем я думала! – вскричала несчастная женщина. – Девушки из высшего общества выходят замуж только за тех, кто им ровня, а не за каких-то там нищих работников!
Из горла матери стали вырываться странные булькающие звуки. Испугавшись, что она вот-вот потеряет сознание, Бретт взял у нее из рук свечу и принялся успокаивать:
– Мы обязательно поженимся. Вот увидишь. Маргит говорит правду…
И тут мать ударила его. Бретт вскрикнул – не от боли, разумеется, а от удивления: мать ударила его впервые в жизни.
– Да Лобаш скорее предпочтет увидеть тебя мертвым, как ты не понимаешь! Никогда, слышишь, – ни-ког-да! – этот человек не позволит своей дочери связать жизнь с каджуном!
– Но Маргит говорит, что для нее это не имеет значения, – попытался спорить Бретт. – Она говорит, что нет на свете такой силы, которая бы разлучила нас.
Всплеснув руками, Мэвлин Коди принялась молить Господа о том, чтобы тот не позволил ее сыну окончательно потерять рассудок.
– И куда, по-твоему, ты приведешь невесту, сынок? В этот дом? Ты думаешь, девушка знатного происхождения будет рада стать женой каджуна? Ох, сынок, сынок! – Мать зарыдала еще горше. – Неужели я вырастила тебя таким слепым и глупым? – Опустившись на скамью, стоявшую возле их хижины, она закрыла лицо руками.
Он тогда ушел от матери. Ушел, потому что знал: ему осталось всего лишь несколько драгоценных часов, которые он должен провести с Маргит. Он понимал, что слова в этой ситуации бесполезны – ими ничего не изменишь.
Маргит была в ярости из-за его опоздания. Бретт попытался объяснить ей, в чем дело, надеясь, что девушка опровергнет подозрения его матери, но та не захотела тратить время на пустую болтовню. Сорвав с него одежду, она заставила его упасть на пол рядом с ней…
Когда первые лучи восходящего солнца робко пробежали по хмурому ночному небу, любовники все еще лежали на полу, их влажные тела переплелись в тесных объятиях.
– Мне хочется все время быть с тобой, – прошептала Маргит. Ее язычок скользнул по его уху, трепетные пальцы погладили его живот. – Я хочу, чтобы мы занимались этим в доме, на настоящей кровати. Хочу, чтобы ты приходил, как только желание опалит мое тело. Эти наши ночные свидания, когда вокруг кишат москиты и всякая дрянь, просто ужасны.
– А я даже представить себе не могу, что нам может быть лучше еще где-нибудь, – хрипло прошептал он.
Бретт привык к тому, что Маргит то и дело говорит об их совместном будущем, но в эту ночь, встревоженный словами матери и опасаясь, что она могла оказаться права, он был на грани срыва.
– Думаю, мне удалось уговорить отца купить дом в городе, – ворковала Маргит. – Так что я смогу останавливаться там, когда начнется сезон или когда буду приезжать в Новый Орлеан за покупками. Вот где я смогу заполучить тебя всего! Разве это не замечательно? Правда, со мной там будет Мамма Люси – родители ни за что не отпустят меня в город одну, – но Люси будет молчать. Ей известно, что, если она только рот раскроет…
Бретт так резко приподнялся, что Маргит вздрогнула. Чувствуя, как гнев неотвратимо разрастается в нем, он решительно произнес:
– Погоди-ка! Ты же говорила, что мы поженимся, как только закончится сезон молотьбы. Так что за чепуху ты теперь несешь?!
Маргит села и принялась объяснять ему, натягивая на себя платье:
– Я должна дождаться подходящего момента. Сразу ни папа, ни мама не одобрят этот брак, так что тебе придется пожить в городе, пока я буду уговаривать их. Не беспокойся, я позабочусь о тебе.
– А что будет, если они не согласятся?
– Ну-у… – Она устремила вперед невидящий взор. – Мы все равно останемся вместе, как бы ни повернулись события. У тебя будет сытая, спокойная жизнь, Бретт. Можешь не сомневаться: я смогу обеспечить тебя самым лучшим. Тебе больше никогда не придется работать…
– Значит, мне останется только беспрестанно трахать тебя, да? – рявкнул Бретт.
– Эй, что с тобой случилось? Ты спятил? Тебе предлагают отличную сделку!
– Я – свободный человек, Маргит, а не один из рабов твоего отца. – Бретт отвернулся и стал натягивать штаны.
Но, к собственному удивлению, он не смог легко уйти от нее.
– Погоди, Бретт. Постой, пожалуйста. – Маргит сжала его в своих объятиях. – Ну как ты не понимаешь? Для нас это – единственный выход. Я буду приезжать в город очень часто. Мы все время сможем заниматься любовью.
Маргит принялась осыпать его лицо поцелуями, но Бретт стоял не шелохнувшись. Девушка приняла его молчание за согласие. Прижавшись к нему сильнее, она стала тереться грудью о его грудь.
– Все, что тебе придется делать, любимый, – хрипло прошептала она, – это наполнять меня своей любовью. – Ее рука погладила его плоть.
И тут Бретт неожиданно вырвался из ее объятий.
– Я не продаюсь, Маргит! Почему бы тебе не привести к себе в дом одного из рабов и не заставить его ублажать тебя день и ночь?
Второй раз за эту ночь он получил пощечину.
– Да кто ты такой?! – с искаженным от гнева лицом вскричала Маргит. – И как смеешь так разговаривать со мной?! Ты должен быть благодарен мне, черт бы тебя побрал! Я предлагаю тебе роскошную жизнь! – Она опять хотела его ударить, но Бретт перехватил ее руку.
– Нет, Маргит, – сурово сказал он.
– Скотина! Да ты просто… – Она осеклась.
– Каджун, да? – договорил за нее юноша.
– Да! Ты должен в ногах у меня валяться за то, что я сделала тебе такое предложение…
– И тайком спать с тобой. А ты будешь строить глазки красавцам с голубой кровью и прикидываться перед ними невинной овечкой. Перед кавалерами, которые бы понравились твоим родителям! Теперь только я понял: у тебя и в мыслях не было выходить за меня!
Губы Маргит сложились в презрительную улыбку. Оттолкнув его, она проговорила:
– А чего еще мог ждать грязный каджун вроде тебя? Неужто ты и впрямь подумал, что я могу выйти замуж за болотную крысу? Ведь ты и твой паршивый народец – именно болотные крысы. Вы убежали из своей родной страны, потому что никому там не нужны. Вас воспитывали вместе с неграми, индейцами и…
– …и лицемерными девками, которые днем прикидываются воспитанными робкими леди, а ночью превращаются в диких, распутных шлюх! – договорил за нее Бретт.
Дрожа от отвращения, он ударил ее. Ударил сильнее, чем хотел.
Маргит с воплем упала на пол.
– Ты еще пожалеешь об этом, грязный недоносок! – завизжала она.
Истеричные крики Маргит были слышны по всей округе, и юноша убежал из беседки…
Бретт покачал головой, пытаясь избавиться от навязчивых воспоминаний.
Маргит была права.
Он пожалел.
Очень пожалел, честное слово.
Ее вопли разбудили весь дом, и через несколько мгновений у беседки собралась толпа. Маргит кричала, что Бретт хотел изнасиловать ее, и от суда Линча его спасло лишь то, что девушка не смогла объяснить, что же она сама делала в беседке в столь неурочный час.
Впрочем, от этого Бретту было не легче. В тот же день Гаскил Лобаш послал слугу за Бреттом и его отцом.
Едва удерживаясь, чтобы не наброситься на Бретта, Лобаш ледяным тоном пояснил, что если они еще хоть раз осмелятся переступить границу его владений, их немедленно застрелят.
Лео пришел в ярость: ему ничего не было известно о похождениях сына. Лобаш платил ему гораздо больше, чем он мог заработать где бы то ни было; к тому же условия здесь были великолепными. Лео умолял Гаскила прогнать только Бретта, но хозяин и слушать ничего не хотел.
На следующую ночь, несмотря на уговоры матери, Лео жестоко избил Бретта.
Бретт не поднял на отца руки. Лежа на полу, он откашлялся кровью и поклялся, что отныне не будет иметь ничего общего с этим человеком.
– Не беспокойся, – прохрипел он, снова сплюнув кровавую слюну. – Я уезжаю. И больше не вернусь.
Клясться было легко, но Бретт не представлял, как сумеет выполнить обещание. Впрочем, на следующее же утро он нанялся на китобойное судно, которое отправлялось в плавание и должно было вернуться в Массачусетс лишь через год. Китовое масло, используемое в светильниках, было в то время в цене, а мысль о кругосветном путешествии приятно будоражила ум. Следующие три года Бретт почти не сходил на берег, побывав в Тихом, Атлантическом, Индийском и даже Северном Ледовитом океанах.
Вернувшись, наконец, в Америку, Бретт захотел увидеть мать, с которой у него сохранились хорошие отношения.
Он приехал в Блэк-Бау, однако выяснилось, что родители уехали оттуда. Бретт стал разыскивать их и наконец напал на их след в Луизиане, в Бау-Перо. Но на место он прибыл как раз к похоронам матери.
Отец рассказал о последних месяцах ее жизни. Он отвез жену в больницу в Новом Орлеане, но там ничего не смогли сделать, чтобы облегчить ее страдания. Когда она умерла, Лео даже не смог заплатить за гроб. Бретт не накопил денег, тратя все до последнего цента в портовых кабачках на виски и женщин. Но он поклялся почтить память матери и заплатить по всем ее счетам…
Бретт отставил бутылку в сторону – он больше не мог сидеть тут. Ему захотелось побродить по лесу, чтобы отогнать от себя тени прошлого.
Отцу нравилось в Бель-Клере, и он даже сумел стать здесь надсмотрщиком. Он уверял Бретта, что Элтон Синклер положил на него глаз и подумывает о том, чтобы уговорить его пойти по стопам отца. Но Бретт хотел лишь одного – рассчитаться с долгами и уехать подальше от этих мест, от отца, которого он презирал.
Услышав отдаленный свисток и увидев огни, Бретт понял, что забрел дальше, чем хотел. Оказалось, что он стоит возле реки, недалеко от той старой ивы, где ему повстречалась Анджела.
Вспомнив об этом, Бретт улыбнулся: у него поначалу сложилось неверное мнение о ней. Она оказалась вовсе не такой избалованной, как он подумал вначале. Скорее Анджела была из тех, кто влюблен в жизнь и жаждет познать все на свете.
Бретт повернул было назад, но тут его внимание привлекло подозрительное движение. Из темноты появилась фигура – кто-то явно шел сюда из особняка Бель-Клер. Бретт сумел разглядеть, что это была женщина, даже, пожалуй, девушка; ее длинные волосы, как живые, трепетали на ветру.
Тут из-за серебристых туч выглянула луна, и в ее зыбком свете заблестели огненные локоны Анджелы Синклер.
Бретт с интересом наблюдал за тем, как она нырнула в свое зеленое укрытие.
Он чувствовал, что надо уходить, и в то же время хотел остаться. В конце концов он уже не невинный шестнадцатилетний юноша, а взрослый мужчина, объездивший весь свет, ничто не могло испугать или удивить его. Значит, заключил он, не будет ничего дурного, если этой теплой, лунной ночью он поговорит с Анджелой Синклер. Приняв решение, Бретт направился к убежищу в ветвях ивы.
Для Анджелы это был невероятно скучный вечер. Реймонд и его мать пригласили ее с родными на ужин. Когда с едой было покончено, Ида настояла на том, чтобы девушка сыграла на пианино. У Анджелы не было ни малейшего желания музицировать, но ее слабые протесты слушать не стали. Клодия стояла рядом с перекошенной физиономией; но, как только Реймонд поворачивал голову в ее сторону, начинала приветливо улыбаться.
Мужчины со своими сигарами перешли в курительную, чтобы там, не чувствуя на себе осуждающих взглядов жен, спокойно продолжить беседу о политике и выпить по бокальчику бренди. Республиканская партия Иллинойса избрала в сенат Авраама Линкольна. В своей речи мистер Линкольн выступил против демократов с Юга, которые одобряли рабство; он сказал, что правительство больше не будет терпеть положения, при котором одна часть штатов отказалась от рабского труда, а другая использует его.
Анджела с радостью предпочла бы беседу мужчин бесконечному щебетанию матери и будущей свекрови по поводу предстоящего венчания.
Наконец все стали собираться, но Ида тут же назначила дату новой встречи, на которой они должны будут отпраздновать приближающуюся свадьбу.
– Рождество не за горами, – весело напомнила мать Реймонда, когда они прощались на крыльце.
– Похоже, молодежь нарочно назначила дату свадьбы именно на то время, когда на плантациях работа в самом разгаре, – прикидываясь недовольным, проворчал Элтон.
– Нет, только послушайте его! – усмехнулась Твайла. – Можно подумать, на плантациях когда-нибудь отдыхают!
– Вот поэтому я и радуюсь всякий раз, когда вспоминаю, что мой муж – доктор, а не плантатор, – проговорила Ида. – Мне куда больше нравится жить в Новом Орлеане. Но не беспокойся, дорогая. – Она повернулась к Анджеле. – Скоро и ты сможешь оставить поля и переехать в город.
Анджела с трудом заставила себя улыбнуться: мысль о расставании с Бель-Клером была невыносимой. Меньше всего ей хотелось жить в городе, но, кажется, ее мнением вообще никто не интересовался – ни раньше, ни теперь…
Наконец девушка осталась одна в своей комнате. Как только дом затих, она направилась к реке, чтобы посидеть в тиши своего тайного убежища. Хоть здесь она могла помечтать о другой жизни.
Следя за огнями проплывающего мимо парохода, Анджела представляла себе, что тоже путешествует по реке на север. Будь она мужчиной, ни за что не жила бы на одном месте, а постаралась объехать весь мир.
Услышав какой-то шум, Анджела вздрогнула и испуганно спросила:
– Кто здесь?
Густая листва раздвинулась, и появился Бретт.
– Я не хотел пугать вас, – извинился он. – Просто гулял по лесу и вдруг увидел, как вы пробрались сюда. Не возражаете, если мы проведем немного времени вместе?
Анджела была рада его видеть: ведь, несмотря ни на что, мысли ее то и дело возвращались к молодому человеку.
– Нет, конечно, – засмеялась она. – Странно, однако: я столько лет хожу сюда, но никто не знал о моем убежище, а вот вы сумели найти меня здесь…
– Я никому не расскажу, честное слово. – Улыбнувшись, Бретт опустился на землю возле нее. – Но, признаться, я удивлен, что никто до сих пор не догадался, где вы проводите время. Вы так хороши собой, что за вами все время кто-то должен наблюдать.
Слегка вздрогнув, Анджела отодвинулась в сторону, и Бретт заметил ее движение. На нем опять не было рубашки, и Анджела старалась не смотреть на его широкую грудь.
– Итак, что же привело вас сюда на этот раз? – с улыбкой поинтересовалась девушка. – Опять нашли что-то из моей одежды?
– Стало быть, вы опять переодевались и прятали вещи где-то недалеко? – парировал он.
– Нет, мне же запретили ходить к каджунам, разве вы не помните? – Анджела сделала вид, что страшно напугана. – Я ведь не посмею ослушаться бесстрашного покорителя аллигаторов.
Откинувшись назад, Бретт растянулся у ее ног, а потом перекатился на бок и подпер голову рукой, не сводя с Анджелы глаз.
Листья старой ивы весело колыхались на ветерке, дувшем с реки; голубоватые лунные лучи, проскальзывая сквозь листву, освещали убежище Анджелы.
– По-моему, вы смеетесь надо мной, – заметил Бретт.
– Я бы не стала этого делать, если бы знала ваше настоящее имя.
– В этом нет необходимости.
– Но мне неловко говорить с человеком, если я не знаю, кто он на самом деле.
Бретт беззаботно пожал плечами.
– Можно подумать, мы с вами каждый день встречаемся… хотя это было бы неплохо – видеть вас почаще, – добавил он.
Анджела наслаждалась их беседой, понимая, что в будущем таких встреч у нее не будет. Замужество. Дети. Званые вечера. Церковь. Вот каков ее будущий мир, из которого не ускользнуть и от которого не спрятаться под сенью старой ивы на берегу любимой Миссисипи. И уж, конечно, не поболтать вот так запросто с красивым молодым мужчиной.
– А если бы мы все-таки виделись чаще, – лукаво спросила Анджела, – то что бы вы стали делать? Вы же говорили, что ваш мир далек от Акадии. Так куда бы вы меня повезли?
– А вас надо куда-то везти? – И опять, в который уже раз, он поразился красоте ее чистого лица, блеску ее больших глаз, таинственно мерцавших в лунном свете. – Может, я словами помогу вам перенестись в желанное место? Куда бы вам хотелось попасть? – поинтересовался Бретт.
Анджела даже не подумала скрывать своего возбуждения. В этом не было нужды – ведь они оба знали, каково их место в жизни, и им не надо было притворяться друг перед другом.
– А где вы бывали? – задала она вопрос.
– Да везде. Целых три года плавал по морям; так что, кажется, нет на свете места, где бы я не бывал.
– Тогда расскажите, где вам больше всего понравилось, – попросила Анджела, думая при этом совсем не о дальних странах, а о его глазах. Ей так хотелось, чтобы было чуть посветлее – тогда она смогла бы разглядеть их получше, а заодно еще раз посмотреть на милые ямочки у рта, которые появлялись, когда Бретт улыбался.
На самом деле Бретту было интересно везде. Он описал Анджеле порты на Тихом океане, куда они привозили отловленных китов, и Атлантику, где всегда бывало до того светло, что можно было читать даже ночами, не включая света. Он рассказал ей также о своей работе, которая заключалась в том, чтобы спускать на воду легкую шлюпку, готовить гарпуны и поддразнивать кита, не давая ему уйти под воду.
– А это очень опасно? – прерывающимся от волнения голосом спросила Анджела.
– Крупные киты, конечно, могут представлять угрозу. Как-то мне довелось увидеть, как большой кашалот, разозлившись, напал на шлюпку и запросто перекусил ее пополам.
Девушка поежилась.
– Да уж, вы правильно поступили, что бросили это дело, – заметила она.
– Нет, я оставил китобойный промысел не из-за опасности. Просто… – Бретт хотел было объяснить ей, что произошло, но остановил себя: ведь он твердо решил, что никто не узнает его историю. – Возможно, когда-нибудь я и вернусь на море, – добавил он.
– Я так вам завидую, – вздохнула Анджела. – Будь моя воля, я бы всю жизнь путешествовала, вместо того чтобы сидеть дома и растить детей.
Бретту было известно о ее помолвке – наемные работники и рабы всегда сплетничали о том, что происходило в господском доме.
– А мне-то казалось, что все девушки мечтают выйти замуж, особенно за богатых господ, – поддразнил он Анджелу.
– Реймонд вовсе не богат. Правда, у его отца есть деньги, но сам Реймонд в жизни палец о палец не ударил, чтобы добиться чего-то. Вообще-то он неплохой человек. Добрый, мягкий, но… живет на всем готовом, и… – Смутившись, девушка замолчала. – Извините, я навязываю вам свои проблемы, – пробормотала она.
– У такой красавицы, как вы, не должно быть проблем, – проговорил Бретт, дивясь собственной искренности. – Мисс Синклер, отчего же вы выходите замуж за человека, которого не любите? Уверен, что многие мужчины с радостью боролись бы за ваше сердце.
Решив, что в данном случае ее искренность вряд ли ей повредит, Анджела продолжила свой рассказ:
– Я же не сама нашла Реймонда Дюваля. Его выбрали мои родители. Вот поэтому так все и вышло.
Бретт согласно кивнул: ему было известно, что именно таким образом заключаются браки в богатых семьях.
– Возможно, это бы не подействовало, но мог же он хоть что-нибудь сказать, – заметил он.
– Возможно… – эхом отозвалась девушка.
Несколько минут они сидели молча. Анджеле пришло в голову, что еще никогда разговор с мужчиной не доставлял ей такого удовольствия, а Бретт радовался тому, как хорошо заканчивается неприятно начавшийся вечер.
Наконец он вскочил на ноги и помог ей встать. Пальцы Анджелы слегка сжались, когда рука Бретта дотронулась до нее. Глаза их встретились. Чувства с такой силой захлестнули девушку, что она потеряла дар речи.
– По-моему, нам лучше разойтись, – откашлявшись, пробормотал Бретт. – А то как бы в доме не заметили, что вас нет, и не подняли тревогу.
– Этого не будет: я часто ухожу по ночам из дома. – Сказав это, Анджела сразу пожалела о своих словах: их можно было принять за приглашение в следующий раз опять присоединиться к ней.
Именно так Бретт ее и понял.
Едва сдерживаясь, чтобы не сжать девушку в объятиях, он заметил:
– Вообще-то я очень редко забредаю в эту часть леса, но теперь, возможно, изменю свои привычки. – Слегка дотронувшись рукой до ее щеки, Бретт растворился в темноте ночи.
Анджела почувствовала незнакомую ей прежде дрожь: с тех пор как Гатор появился в ее жизни, все так переменилось…
Похоже, покой для нее был утерян навсегда…
Глава 5
Впрочем, Бретт ни с кем не стал делиться подробностями, и уж тем более ему не пришло в голову рассказывать эту историю прекрасной Маргит, которая поджидала его в тот вечер в увитой зеленью беседке на берегу реки. Бретт был просто поражен ее красотой. Закрыв глаза, он припомнил ее наряд – белое кружевное платье с глубоким вырезом, приоткрывавшим соблазнительную пышную грудь. Маргит благоухала сиренью; ее распущенные светлые волосы обрамляли милое, сердечком, личико.
Да, все началось именно в тот вечер. Она то и дело притягивала его к себе, дразнила, расстегивая рубашку, поглаживая длинными пальцами его мускулистую грудь и подставляя свои пухлые губы для поцелуев. Пытаясь не потерять окончательно голову, Бретт говорил ей, что им не следует больше встречаться, но Маргит клялась в вечной любви и требовала таких же клятв от него. Околдованный ее красотой, юноша в конце концов сдался.
А потом наступила та безлунная ночь, после которой пути назад уже не было. Маргит попросила его прийти в полночь, когда все в доме уже уснули. На ней были лишь тонкая ночная рубашка и пеньюар, который она скинула, ложась на пол беседки и приглашая его лечь рядом.
До того дня шестнадцатилетний Бретт имел дело лишь с дешевыми проститутками Виксбурга – он с приятелями часто по субботам наведывался в заведения под красными фонарями. Они всегда торопились, и он абсолютно ничего не чувствовал. С Маргит Лобаш все было по-другому. Развратная и страстная, она показывала ему такое, о чем он и думать прежде не смел, и неискушенный Бретт принимал все это за истинную любовь.
Недели переходили в месяцы, они встречались почти каждую ночь. Бретт выматывался до предела. Проработав весь день на жарком солнце, он спал всего по нескольку часов, а затем направлялся к неутомимой Маргит, чтобы оставить ее лишь на рассвете.
Когда начался сезон молотьбы, его заставили работать по восемнадцать часов в сутки. Костры под котлами, в которых варили сахар, не угасали ни на минуту, и работники неустанно хлопотали около них. Им позволяли отдыхать лишь шесть часов, а Маргит требовала, чтобы эти шесть часов он проводил с ней.
Силы Бретта были на исходе. Заметив, что сын исхудал и осунулся, его мать решила, что Бретт сильно пьет, и попросила его бросить пьянство. После этого ему пришлось дожидаться, пока отец с матерью уснут, и лишь потом он осмеливался выбраться из дома через окно.
Однажды матери все стало известно.
– Итак, это правда? – кричала она. – Правда то, что я слышала? Ты путаешься с этой девкой?! Посмотри на себя, – причитала мать, заливаясь слезами и держа в дрожащей руке свечу. – Ты высох как щепка, под глазами синяки! Я знаю, знаю, что все из-за этой потаскушки Лобаш!
– Она не потаскушка, – оправдывался Бретт.
– Да-а?! – вздернула брови мать. – Что ты говоришь? Не потаскушка? Так, может, это в обычаях ледиубегать по ночам из дома на свидания с мужчиной? Об этом сплетничают уже все рабы, сынок, и не сомневайся, что скоро слухи дойдут до Лобаша. Вот тогда не миновать беды, можешь мне поверить.
Бретт решил, что должен сказать матери правду:
– Лобаш и так все узнает, и очень скоро, мама. Маргит дождется конца сезона, а потом сообщит отцу, что мы хотим пожениться.
– Господи, да ты еще глупее, чем я думала! – вскричала несчастная женщина. – Девушки из высшего общества выходят замуж только за тех, кто им ровня, а не за каких-то там нищих работников!
Из горла матери стали вырываться странные булькающие звуки. Испугавшись, что она вот-вот потеряет сознание, Бретт взял у нее из рук свечу и принялся успокаивать:
– Мы обязательно поженимся. Вот увидишь. Маргит говорит правду…
И тут мать ударила его. Бретт вскрикнул – не от боли, разумеется, а от удивления: мать ударила его впервые в жизни.
– Да Лобаш скорее предпочтет увидеть тебя мертвым, как ты не понимаешь! Никогда, слышишь, – ни-ког-да! – этот человек не позволит своей дочери связать жизнь с каджуном!
– Но Маргит говорит, что для нее это не имеет значения, – попытался спорить Бретт. – Она говорит, что нет на свете такой силы, которая бы разлучила нас.
Всплеснув руками, Мэвлин Коди принялась молить Господа о том, чтобы тот не позволил ее сыну окончательно потерять рассудок.
– И куда, по-твоему, ты приведешь невесту, сынок? В этот дом? Ты думаешь, девушка знатного происхождения будет рада стать женой каджуна? Ох, сынок, сынок! – Мать зарыдала еще горше. – Неужели я вырастила тебя таким слепым и глупым? – Опустившись на скамью, стоявшую возле их хижины, она закрыла лицо руками.
Он тогда ушел от матери. Ушел, потому что знал: ему осталось всего лишь несколько драгоценных часов, которые он должен провести с Маргит. Он понимал, что слова в этой ситуации бесполезны – ими ничего не изменишь.
Маргит была в ярости из-за его опоздания. Бретт попытался объяснить ей, в чем дело, надеясь, что девушка опровергнет подозрения его матери, но та не захотела тратить время на пустую болтовню. Сорвав с него одежду, она заставила его упасть на пол рядом с ней…
Когда первые лучи восходящего солнца робко пробежали по хмурому ночному небу, любовники все еще лежали на полу, их влажные тела переплелись в тесных объятиях.
– Мне хочется все время быть с тобой, – прошептала Маргит. Ее язычок скользнул по его уху, трепетные пальцы погладили его живот. – Я хочу, чтобы мы занимались этим в доме, на настоящей кровати. Хочу, чтобы ты приходил, как только желание опалит мое тело. Эти наши ночные свидания, когда вокруг кишат москиты и всякая дрянь, просто ужасны.
– А я даже представить себе не могу, что нам может быть лучше еще где-нибудь, – хрипло прошептал он.
Бретт привык к тому, что Маргит то и дело говорит об их совместном будущем, но в эту ночь, встревоженный словами матери и опасаясь, что она могла оказаться права, он был на грани срыва.
– Думаю, мне удалось уговорить отца купить дом в городе, – ворковала Маргит. – Так что я смогу останавливаться там, когда начнется сезон или когда буду приезжать в Новый Орлеан за покупками. Вот где я смогу заполучить тебя всего! Разве это не замечательно? Правда, со мной там будет Мамма Люси – родители ни за что не отпустят меня в город одну, – но Люси будет молчать. Ей известно, что, если она только рот раскроет…
Бретт так резко приподнялся, что Маргит вздрогнула. Чувствуя, как гнев неотвратимо разрастается в нем, он решительно произнес:
– Погоди-ка! Ты же говорила, что мы поженимся, как только закончится сезон молотьбы. Так что за чепуху ты теперь несешь?!
Маргит села и принялась объяснять ему, натягивая на себя платье:
– Я должна дождаться подходящего момента. Сразу ни папа, ни мама не одобрят этот брак, так что тебе придется пожить в городе, пока я буду уговаривать их. Не беспокойся, я позабочусь о тебе.
– А что будет, если они не согласятся?
– Ну-у… – Она устремила вперед невидящий взор. – Мы все равно останемся вместе, как бы ни повернулись события. У тебя будет сытая, спокойная жизнь, Бретт. Можешь не сомневаться: я смогу обеспечить тебя самым лучшим. Тебе больше никогда не придется работать…
– Значит, мне останется только беспрестанно трахать тебя, да? – рявкнул Бретт.
– Эй, что с тобой случилось? Ты спятил? Тебе предлагают отличную сделку!
– Я – свободный человек, Маргит, а не один из рабов твоего отца. – Бретт отвернулся и стал натягивать штаны.
Но, к собственному удивлению, он не смог легко уйти от нее.
– Погоди, Бретт. Постой, пожалуйста. – Маргит сжала его в своих объятиях. – Ну как ты не понимаешь? Для нас это – единственный выход. Я буду приезжать в город очень часто. Мы все время сможем заниматься любовью.
Маргит принялась осыпать его лицо поцелуями, но Бретт стоял не шелохнувшись. Девушка приняла его молчание за согласие. Прижавшись к нему сильнее, она стала тереться грудью о его грудь.
– Все, что тебе придется делать, любимый, – хрипло прошептала она, – это наполнять меня своей любовью. – Ее рука погладила его плоть.
И тут Бретт неожиданно вырвался из ее объятий.
– Я не продаюсь, Маргит! Почему бы тебе не привести к себе в дом одного из рабов и не заставить его ублажать тебя день и ночь?
Второй раз за эту ночь он получил пощечину.
– Да кто ты такой?! – с искаженным от гнева лицом вскричала Маргит. – И как смеешь так разговаривать со мной?! Ты должен быть благодарен мне, черт бы тебя побрал! Я предлагаю тебе роскошную жизнь! – Она опять хотела его ударить, но Бретт перехватил ее руку.
– Нет, Маргит, – сурово сказал он.
– Скотина! Да ты просто… – Она осеклась.
– Каджун, да? – договорил за нее юноша.
– Да! Ты должен в ногах у меня валяться за то, что я сделала тебе такое предложение…
– И тайком спать с тобой. А ты будешь строить глазки красавцам с голубой кровью и прикидываться перед ними невинной овечкой. Перед кавалерами, которые бы понравились твоим родителям! Теперь только я понял: у тебя и в мыслях не было выходить за меня!
Губы Маргит сложились в презрительную улыбку. Оттолкнув его, она проговорила:
– А чего еще мог ждать грязный каджун вроде тебя? Неужто ты и впрямь подумал, что я могу выйти замуж за болотную крысу? Ведь ты и твой паршивый народец – именно болотные крысы. Вы убежали из своей родной страны, потому что никому там не нужны. Вас воспитывали вместе с неграми, индейцами и…
– …и лицемерными девками, которые днем прикидываются воспитанными робкими леди, а ночью превращаются в диких, распутных шлюх! – договорил за нее Бретт.
Дрожа от отвращения, он ударил ее. Ударил сильнее, чем хотел.
Маргит с воплем упала на пол.
– Ты еще пожалеешь об этом, грязный недоносок! – завизжала она.
Истеричные крики Маргит были слышны по всей округе, и юноша убежал из беседки…
Бретт покачал головой, пытаясь избавиться от навязчивых воспоминаний.
Маргит была права.
Он пожалел.
Очень пожалел, честное слово.
Ее вопли разбудили весь дом, и через несколько мгновений у беседки собралась толпа. Маргит кричала, что Бретт хотел изнасиловать ее, и от суда Линча его спасло лишь то, что девушка не смогла объяснить, что же она сама делала в беседке в столь неурочный час.
Впрочем, от этого Бретту было не легче. В тот же день Гаскил Лобаш послал слугу за Бреттом и его отцом.
Едва удерживаясь, чтобы не наброситься на Бретта, Лобаш ледяным тоном пояснил, что если они еще хоть раз осмелятся переступить границу его владений, их немедленно застрелят.
Лео пришел в ярость: ему ничего не было известно о похождениях сына. Лобаш платил ему гораздо больше, чем он мог заработать где бы то ни было; к тому же условия здесь были великолепными. Лео умолял Гаскила прогнать только Бретта, но хозяин и слушать ничего не хотел.
На следующую ночь, несмотря на уговоры матери, Лео жестоко избил Бретта.
Бретт не поднял на отца руки. Лежа на полу, он откашлялся кровью и поклялся, что отныне не будет иметь ничего общего с этим человеком.
– Не беспокойся, – прохрипел он, снова сплюнув кровавую слюну. – Я уезжаю. И больше не вернусь.
Клясться было легко, но Бретт не представлял, как сумеет выполнить обещание. Впрочем, на следующее же утро он нанялся на китобойное судно, которое отправлялось в плавание и должно было вернуться в Массачусетс лишь через год. Китовое масло, используемое в светильниках, было в то время в цене, а мысль о кругосветном путешествии приятно будоражила ум. Следующие три года Бретт почти не сходил на берег, побывав в Тихом, Атлантическом, Индийском и даже Северном Ледовитом океанах.
Вернувшись, наконец, в Америку, Бретт захотел увидеть мать, с которой у него сохранились хорошие отношения.
Он приехал в Блэк-Бау, однако выяснилось, что родители уехали оттуда. Бретт стал разыскивать их и наконец напал на их след в Луизиане, в Бау-Перо. Но на место он прибыл как раз к похоронам матери.
Отец рассказал о последних месяцах ее жизни. Он отвез жену в больницу в Новом Орлеане, но там ничего не смогли сделать, чтобы облегчить ее страдания. Когда она умерла, Лео даже не смог заплатить за гроб. Бретт не накопил денег, тратя все до последнего цента в портовых кабачках на виски и женщин. Но он поклялся почтить память матери и заплатить по всем ее счетам…
Бретт отставил бутылку в сторону – он больше не мог сидеть тут. Ему захотелось побродить по лесу, чтобы отогнать от себя тени прошлого.
Отцу нравилось в Бель-Клере, и он даже сумел стать здесь надсмотрщиком. Он уверял Бретта, что Элтон Синклер положил на него глаз и подумывает о том, чтобы уговорить его пойти по стопам отца. Но Бретт хотел лишь одного – рассчитаться с долгами и уехать подальше от этих мест, от отца, которого он презирал.
Услышав отдаленный свисток и увидев огни, Бретт понял, что забрел дальше, чем хотел. Оказалось, что он стоит возле реки, недалеко от той старой ивы, где ему повстречалась Анджела.
Вспомнив об этом, Бретт улыбнулся: у него поначалу сложилось неверное мнение о ней. Она оказалась вовсе не такой избалованной, как он подумал вначале. Скорее Анджела была из тех, кто влюблен в жизнь и жаждет познать все на свете.
Бретт повернул было назад, но тут его внимание привлекло подозрительное движение. Из темноты появилась фигура – кто-то явно шел сюда из особняка Бель-Клер. Бретт сумел разглядеть, что это была женщина, даже, пожалуй, девушка; ее длинные волосы, как живые, трепетали на ветру.
Тут из-за серебристых туч выглянула луна, и в ее зыбком свете заблестели огненные локоны Анджелы Синклер.
Бретт с интересом наблюдал за тем, как она нырнула в свое зеленое укрытие.
Он чувствовал, что надо уходить, и в то же время хотел остаться. В конце концов он уже не невинный шестнадцатилетний юноша, а взрослый мужчина, объездивший весь свет, ничто не могло испугать или удивить его. Значит, заключил он, не будет ничего дурного, если этой теплой, лунной ночью он поговорит с Анджелой Синклер. Приняв решение, Бретт направился к убежищу в ветвях ивы.
Для Анджелы это был невероятно скучный вечер. Реймонд и его мать пригласили ее с родными на ужин. Когда с едой было покончено, Ида настояла на том, чтобы девушка сыграла на пианино. У Анджелы не было ни малейшего желания музицировать, но ее слабые протесты слушать не стали. Клодия стояла рядом с перекошенной физиономией; но, как только Реймонд поворачивал голову в ее сторону, начинала приветливо улыбаться.
Мужчины со своими сигарами перешли в курительную, чтобы там, не чувствуя на себе осуждающих взглядов жен, спокойно продолжить беседу о политике и выпить по бокальчику бренди. Республиканская партия Иллинойса избрала в сенат Авраама Линкольна. В своей речи мистер Линкольн выступил против демократов с Юга, которые одобряли рабство; он сказал, что правительство больше не будет терпеть положения, при котором одна часть штатов отказалась от рабского труда, а другая использует его.
Анджела с радостью предпочла бы беседу мужчин бесконечному щебетанию матери и будущей свекрови по поводу предстоящего венчания.
Наконец все стали собираться, но Ида тут же назначила дату новой встречи, на которой они должны будут отпраздновать приближающуюся свадьбу.
– Рождество не за горами, – весело напомнила мать Реймонда, когда они прощались на крыльце.
– Похоже, молодежь нарочно назначила дату свадьбы именно на то время, когда на плантациях работа в самом разгаре, – прикидываясь недовольным, проворчал Элтон.
– Нет, только послушайте его! – усмехнулась Твайла. – Можно подумать, на плантациях когда-нибудь отдыхают!
– Вот поэтому я и радуюсь всякий раз, когда вспоминаю, что мой муж – доктор, а не плантатор, – проговорила Ида. – Мне куда больше нравится жить в Новом Орлеане. Но не беспокойся, дорогая. – Она повернулась к Анджеле. – Скоро и ты сможешь оставить поля и переехать в город.
Анджела с трудом заставила себя улыбнуться: мысль о расставании с Бель-Клером была невыносимой. Меньше всего ей хотелось жить в городе, но, кажется, ее мнением вообще никто не интересовался – ни раньше, ни теперь…
Наконец девушка осталась одна в своей комнате. Как только дом затих, она направилась к реке, чтобы посидеть в тиши своего тайного убежища. Хоть здесь она могла помечтать о другой жизни.
Следя за огнями проплывающего мимо парохода, Анджела представляла себе, что тоже путешествует по реке на север. Будь она мужчиной, ни за что не жила бы на одном месте, а постаралась объехать весь мир.
Услышав какой-то шум, Анджела вздрогнула и испуганно спросила:
– Кто здесь?
Густая листва раздвинулась, и появился Бретт.
– Я не хотел пугать вас, – извинился он. – Просто гулял по лесу и вдруг увидел, как вы пробрались сюда. Не возражаете, если мы проведем немного времени вместе?
Анджела была рада его видеть: ведь, несмотря ни на что, мысли ее то и дело возвращались к молодому человеку.
– Нет, конечно, – засмеялась она. – Странно, однако: я столько лет хожу сюда, но никто не знал о моем убежище, а вот вы сумели найти меня здесь…
– Я никому не расскажу, честное слово. – Улыбнувшись, Бретт опустился на землю возле нее. – Но, признаться, я удивлен, что никто до сих пор не догадался, где вы проводите время. Вы так хороши собой, что за вами все время кто-то должен наблюдать.
Слегка вздрогнув, Анджела отодвинулась в сторону, и Бретт заметил ее движение. На нем опять не было рубашки, и Анджела старалась не смотреть на его широкую грудь.
– Итак, что же привело вас сюда на этот раз? – с улыбкой поинтересовалась девушка. – Опять нашли что-то из моей одежды?
– Стало быть, вы опять переодевались и прятали вещи где-то недалеко? – парировал он.
– Нет, мне же запретили ходить к каджунам, разве вы не помните? – Анджела сделала вид, что страшно напугана. – Я ведь не посмею ослушаться бесстрашного покорителя аллигаторов.
Откинувшись назад, Бретт растянулся у ее ног, а потом перекатился на бок и подпер голову рукой, не сводя с Анджелы глаз.
Листья старой ивы весело колыхались на ветерке, дувшем с реки; голубоватые лунные лучи, проскальзывая сквозь листву, освещали убежище Анджелы.
– По-моему, вы смеетесь надо мной, – заметил Бретт.
– Я бы не стала этого делать, если бы знала ваше настоящее имя.
– В этом нет необходимости.
– Но мне неловко говорить с человеком, если я не знаю, кто он на самом деле.
Бретт беззаботно пожал плечами.
– Можно подумать, мы с вами каждый день встречаемся… хотя это было бы неплохо – видеть вас почаще, – добавил он.
Анджела наслаждалась их беседой, понимая, что в будущем таких встреч у нее не будет. Замужество. Дети. Званые вечера. Церковь. Вот каков ее будущий мир, из которого не ускользнуть и от которого не спрятаться под сенью старой ивы на берегу любимой Миссисипи. И уж, конечно, не поболтать вот так запросто с красивым молодым мужчиной.
– А если бы мы все-таки виделись чаще, – лукаво спросила Анджела, – то что бы вы стали делать? Вы же говорили, что ваш мир далек от Акадии. Так куда бы вы меня повезли?
– А вас надо куда-то везти? – И опять, в который уже раз, он поразился красоте ее чистого лица, блеску ее больших глаз, таинственно мерцавших в лунном свете. – Может, я словами помогу вам перенестись в желанное место? Куда бы вам хотелось попасть? – поинтересовался Бретт.
Анджела даже не подумала скрывать своего возбуждения. В этом не было нужды – ведь они оба знали, каково их место в жизни, и им не надо было притворяться друг перед другом.
– А где вы бывали? – задала она вопрос.
– Да везде. Целых три года плавал по морям; так что, кажется, нет на свете места, где бы я не бывал.
– Тогда расскажите, где вам больше всего понравилось, – попросила Анджела, думая при этом совсем не о дальних странах, а о его глазах. Ей так хотелось, чтобы было чуть посветлее – тогда она смогла бы разглядеть их получше, а заодно еще раз посмотреть на милые ямочки у рта, которые появлялись, когда Бретт улыбался.
На самом деле Бретту было интересно везде. Он описал Анджеле порты на Тихом океане, куда они привозили отловленных китов, и Атлантику, где всегда бывало до того светло, что можно было читать даже ночами, не включая света. Он рассказал ей также о своей работе, которая заключалась в том, чтобы спускать на воду легкую шлюпку, готовить гарпуны и поддразнивать кита, не давая ему уйти под воду.
– А это очень опасно? – прерывающимся от волнения голосом спросила Анджела.
– Крупные киты, конечно, могут представлять угрозу. Как-то мне довелось увидеть, как большой кашалот, разозлившись, напал на шлюпку и запросто перекусил ее пополам.
Девушка поежилась.
– Да уж, вы правильно поступили, что бросили это дело, – заметила она.
– Нет, я оставил китобойный промысел не из-за опасности. Просто… – Бретт хотел было объяснить ей, что произошло, но остановил себя: ведь он твердо решил, что никто не узнает его историю. – Возможно, когда-нибудь я и вернусь на море, – добавил он.
– Я так вам завидую, – вздохнула Анджела. – Будь моя воля, я бы всю жизнь путешествовала, вместо того чтобы сидеть дома и растить детей.
Бретту было известно о ее помолвке – наемные работники и рабы всегда сплетничали о том, что происходило в господском доме.
– А мне-то казалось, что все девушки мечтают выйти замуж, особенно за богатых господ, – поддразнил он Анджелу.
– Реймонд вовсе не богат. Правда, у его отца есть деньги, но сам Реймонд в жизни палец о палец не ударил, чтобы добиться чего-то. Вообще-то он неплохой человек. Добрый, мягкий, но… живет на всем готовом, и… – Смутившись, девушка замолчала. – Извините, я навязываю вам свои проблемы, – пробормотала она.
– У такой красавицы, как вы, не должно быть проблем, – проговорил Бретт, дивясь собственной искренности. – Мисс Синклер, отчего же вы выходите замуж за человека, которого не любите? Уверен, что многие мужчины с радостью боролись бы за ваше сердце.
Решив, что в данном случае ее искренность вряд ли ей повредит, Анджела продолжила свой рассказ:
– Я же не сама нашла Реймонда Дюваля. Его выбрали мои родители. Вот поэтому так все и вышло.
Бретт согласно кивнул: ему было известно, что именно таким образом заключаются браки в богатых семьях.
– Возможно, это бы не подействовало, но мог же он хоть что-нибудь сказать, – заметил он.
– Возможно… – эхом отозвалась девушка.
Несколько минут они сидели молча. Анджеле пришло в голову, что еще никогда разговор с мужчиной не доставлял ей такого удовольствия, а Бретт радовался тому, как хорошо заканчивается неприятно начавшийся вечер.
Наконец он вскочил на ноги и помог ей встать. Пальцы Анджелы слегка сжались, когда рука Бретта дотронулась до нее. Глаза их встретились. Чувства с такой силой захлестнули девушку, что она потеряла дар речи.
– По-моему, нам лучше разойтись, – откашлявшись, пробормотал Бретт. – А то как бы в доме не заметили, что вас нет, и не подняли тревогу.
– Этого не будет: я часто ухожу по ночам из дома. – Сказав это, Анджела сразу пожалела о своих словах: их можно было принять за приглашение в следующий раз опять присоединиться к ней.
Именно так Бретт ее и понял.
Едва сдерживаясь, чтобы не сжать девушку в объятиях, он заметил:
– Вообще-то я очень редко забредаю в эту часть леса, но теперь, возможно, изменю свои привычки. – Слегка дотронувшись рукой до ее щеки, Бретт растворился в темноте ночи.
Анджела почувствовала незнакомую ей прежде дрожь: с тех пор как Гатор появился в ее жизни, все так переменилось…
Похоже, покой для нее был утерян навсегда…
Глава 5
Мысли о Гаторе ни на мгновение не оставляли Анджелу. Сколько ни говорила она себе, что должна забыть об этом человеке, с которым ей не суждено быть вместе, – воображение по-прежнему рисовало картины одну соблазнительнее другой. Вот он нежно обнимает ее своими крепкими руками, а теперь его чувственные губы приникают к ее губам в страстном поцелуе… Словом, сердце Анджелы отказывалось подчиняться голосу рассудка, и мечты о Гаторе уносили ее все дальше и дальше от действительности.
Мелора Рэбин, сидевшая за пианино рядом с девушкой, сокрушенно вздохнула.
Мелора Рэбин, сидевшая за пианино рядом с девушкой, сокрушенно вздохнула.