Патриция Хэган
Рай в шалаше

Глава 1

    Новый Орлеан, Луизиана
    Лето 1858 года
   Одетая лишь в тонкую рубашку и панталоны, Анджела стояла у окна в своей комнате, подставляя лицо теплому ветерку, дувшему с веранды сквозь открытые двери. Предполагалось, что она спит или по крайней мере отдыхает в постели – вокруг свирепствовала желтая лихорадка, и люди верили, что полуденный отдых помогает предотвратить страшную болезнь.
   Анджеле вовсе не хотелось лежать в кровати в эту невыносимую жару. Ее так и тянуло прогуляться по тенистой дубовой аллее, которая вела к сонной реке, и с разбегу броситься в воду. Но манили ее отнюдь не темные, грязные воды бесконечной Миссисипи: Анджела мечтала оказаться около озерца, на которое они с Симоной и Эмили набрели несколько лет назад. Укрытое за каймой леса Бау-Перо, оно пополнялось ледяной водой из подземного источника, и вода в нем всегда была прохладной. Замечательно было и то, что девушки ни разу не видели там змей или аллигаторов.
   Любуясь открывавшимся из окна видом, Анджела с грустью подумала о том, что время летит все быстрее и ей скоро придется расстаться с плантацией и забыть о радостях, которые наполняли здесь ее жизнь. Минул уже почти месяц с тех пор, как Анджеле исполнилось шестнадцать лет, и как раз в день рождения было официально объявлено о ее помолвке с Реймондом Дювалем. С тех пор тоска не покидала девушку. Конечно, она давно знала о заключенном их родителями соглашении, но одно дело знать, что брак с Реймондом неминуем, а другое – готовиться к свадьбе. Это торжественное событие было назначено на Рождество, и теперь при мысли о переезде в Новый Орлеан и о том, что ей придется оставить любимые места, Анджела испытывала настоящее отчаяние.
   Все детство она провела с отцом, которого боготворила. Это он тайком от матери, которая, разумеется, не одобрила бы подобных занятий, научил ее скакать на лошади и стрелять из ружья не хуже любого мужчины. Стрельба и верховая езда стали секретом отца и дочери. А теперь к этим умениям добавилось еще одно – игра на фортепьяно.
   Ида Дюваль, мать Реймонда, настояла на том, чтобы Анджела училась музыке, хотя прежде девушка ни за что не соглашалась садиться за инструмент. Миссис Ида полагала, что хозяйка дома должна уметь развлекать гостей игрой на пианино, а поскольку у матери Анджелы не было времени давать дочери уроки, то в дом дважды в неделю стала приходить миссис Мелора Рэбин.
   Анджела улыбнулась, вспомнив, в какое изумление все пришли, узнав о ее таланте. Взяв всего несколько уроков, она уже могла подбирать услышанные ею мелодии. Ее названая сестра Клодия, давно учившаяся музыке, была уверена, что Анджела раньше занималась с учительницей, только скрывала это от окружающих; она доказывала всем, что так быстро освоить нотную грамоту невозможно. Анджела не пыталась ни опровергать, ни подтверждать слова сестры – она уже давно поняла, что с Клодией лучше не связываться.
   Ида также приставила к невесте сына наставницу по вышиванию, и Твайла – мать Анджелы – даже слушать не пожелала возражений дочери. Анджела заподозрила, что мать просто хочет занять все ее свободное время, чтобы она не убегала к Симоне или Эмили. Обе ее подруги были из Акадии. [1]Твайла не одобряла дружбы с ними, хотя и не думала, подобно Клодии, что миссис Ида не захочет иметь с Анджелой никаких дел, узнай она, что девушка водится с простолюдинками.
   Анджеле было известно, что многие воротят носы от переселенцев из Акадии, потому что те утеряли чистоту крови, но это ее не слишком волновало. Она сожалела лишь о том, что их предков, французских канадцев, изгнали из Акадии англичане и они были вынуждены искать пристанище в незнакомых землях. Некоторые семьи, в том числе семейства Эмили и Симоны, предпочли поселиться на плодородных и заболоченных землях южной Луизианы. Они жили небольшими замкнутыми общинами в самой глуши болот. Работать им приходилось на тростниковых или хлопковых плантациях, но в отличие от негров-рабов каджуны, как их называли в Луизиане, получали за свой труд деньги и при желании могли оставить плантацию и вернуться в общину, на болота.
   Слушая рассказы Эмили, Симоны и других девушек об их веселой, беззаботной жизни, Анджела завидовала им. Поставив на огонь котел с черепаховым или раковым супом, каджуны брались за скрипки, чтобы веселой мелодией поднять настроение после тяжелого дня. Не обходилось и без песен, и частенько Анджела мечтала принять участие в общем веселье, хоть это и было ей строго-настрого запрещено.
   Два года назад Симона вышла замуж, хотя ей было в ту пору всего четырнадцать. Правда, замужество не помешало им с Анджелой почти все свободное время проводить вместе. Обычно Анджела поджидала подруг на краю плантации сахарного тростника, и, когда надсмотрщик отворачивался, Симона с Эмили быстро пробирались к ней. Троица тут же скрывалась в старом лесу, направляясь к тому самому озеру, которое рисовала сейчас Анджела в своих мечтах.
   Вдруг от размышлений Анджелу оторвал скрип двери. Стараясь остаться незамеченной, в комнату крадучись вошла Клодия. Увидев пустую кровать, Клодия посмотрела по сторонам и с яростью воскликнула:
   – Ты должна спать до двух часов, а сейчас только половина первого!
   – Ты тоже, – напомнила ей Анджела.
   Господи, ну почему они вечно ссорятся! Анджела честно пыталась поладить с названой сестрой, но толку от этого было мало. Клодия презирала ее и всегда будет презирать.
   Голубые глаза Клодии сверкнули гневом; вздернув вверх подбородок, она ядовито улыбнулась:
   – Мама сказала, что я могу пойти с ней на чай к миссис Иде, так что мы скоро уходим.
   На ней тоже была рубашка; несколько пышных нижних юбок прикрывали панталоны. Пройдя через всю комнату, Клодия подошла к большому шкафу из красного дерева и рывком открыла зеркальную дверцу.
   Анджела оцепенела.
   – Что это ты делаешь? – изумленно спросила она.
   Не обращая внимания на сестру, Клодия стала нетерпеливо перебирать вешалки с платьями. Найдя наконец то, что искала, она торжествующе заявила:
   – Я надену вот это! В нем всегда прохладно, и к тому же мне оно идет больше, чем тебе.
   Анджела отрицательно покачала головой:
   – Нет, только не это. Я иду в нем вечером на бал к Ребекке Сондерс.
   – Ну и что с того! – воскликнула Клодия. – Иди ради Бога! Мы вернемся домой к пяти, так что ты сто раз успеешь переодеться. – И, перекинув платье через руку, Клодия направилась к дверям.
   Анджела бросилась ей наперерез. Она терпеть не могла ссор с сестрой, но каждый раз, одалживая одежду, та возвращала ее в ужасном состоянии. На этот раз Клодия посягнула на любимое платье Анджелы, которое так приятно было носить в изнуряющую жару. К тому же платье прекрасно сидело на ней, а нежно-зеленый цвет и легкие кружева изумительно подчеркивали девичью красоту.
   Впрочем, Анджела понимала, что жара для Клодии – лишь предлог. На самом-то деле она хотела, чтобы все обратили внимание на ее более полную, чем у Анджелы, грудь. И все это ради Реймонда. Кстати, Клодия и не пыталась скрыть своих чувств к жениху названой сестры. Но, как ни странно, Анджела ничуть не ревновала, и это даже немного пугало ее.
   Не желая уступать, Анджела повторила:
   – Я с радостью дам тебе платье – в другой раз.
   – Смотри, как бы не пришлось пожалеть, – процедила сквозь зубы Клодия, прищуриваясь.
   – Но у тебя же есть другие платья! – Это действительно было так – гардероб Клодии был куда богаче ее собственного. Дело в том, что мать Анджелы, опасаясь задеть чувства приемной дочери, баловала ее гораздо больше, чем родную.
   – Все дело в Реймонде, не так ли? – зло выкрикнула Клодия. – Ты боишься, что я покажусь ему более хорошенькой, чем ты, вот и не хочешь, чтобы я надевала платье, которое мне так идет!
   – Да что ты, Клодия, – пожала плечами Анджела, – я знаю – ты гораздо красивее меня…
   Анджела и вправду так считала. Она завидовала золотым кудрям Клодии и ее ясным голубым глазам, а свою внешность считала простоватой. Правда, мама не раз выговаривала Анджеле за то, что она не старается подчеркнуть свои достоинства, и против этого нечего было возразить. Девушка любила, чтобы ее длинные волосы развевались на ветру, а отбелить загорелую кожу не помогали ни розовая вода, ни лимонный сок. Впрочем, Анджела не видела в загаре большой беды.
   А Клодия распалялась все больше:
   – Если я такая хорошенькая, как ты говоришь, то почему же Реймонд собирается жениться на тебе, а не на мне?
   Вздохнув, Анджела лишь покачала головой. В который уже раз она спрашивала себя, почему они никак не могут найти общий язык. А ведь Клодия прекрасно знала ответ на свой вопрос еще до того, как задала его.
   – Ида с Винсоном всегда дружили с мамой и папой. Они давно решили нас поженить.
   – Но ты… Ты же не любишь его! – Клодия хотела добавить еще что-то, но тут в дверях появилась Джоби – девчонка-служанка.
   Испуганно переведя взгляд с одной сестры на другую, Джоби сунула поднос в руки Анджеле.
   – Я принесла вам лимонаду, мисси, – пропищала она.
   Анджела шагнула в сторону и поставила поднос на столик, не сводя при этом глаз с Клодии, которая так и норовила выскочить из комнаты с платьем.
   – Мне очень жаль, Клодия, но я не могу одолжить тебе этого платья. По крайней мере сегодня.
   Помолчав мгновение, Клодия резко повернулась и прошипела:
   – Ну что ж, отлично! Если я не смогу надеть его, то и тебе это не удастся!
   И не успела Анджела слова молвить, как Клодия подбежала к столу, подняла кувшин с лимонадом и приготовилась опрокинуть его на платье. Анджела в ужасе бросилась к ней, и в этот момент Клодия уронила кувшин на пол. Тот разлетелся вдребезги.
   – Ты с ума сошла! – завопила Клодия. – Твое платье! Я поверить в это не могу! И все из-за того, что я попросила его у тебя!
   Анджела поняла, что происходит, лишь в тот момент, когда ее мать, услышав шум, вошла в комнату.
   – Боже мой, что тут… – Она осеклась, увидев, как по подолу платья, которое ее дочь держит в руках, расползается большое темное пятно. Подойдя к Анджеле, мать выхватила у нее из рук платье.
   – Что ты наделала? – воскликнула она.
   Решив, что не позволит названой сестре одержать верх в их ссоре, Клодия выпалила:
   – Нет, только посмотрите, что она творит! Испортила платье – и все из-за того, что я попросила дать мне его ненадолго! Она заявила, что не допустит, чтобы ее дорогой Реймонд косился в мою сторону, вот и посадила пятно.
   – Анджела, да как ты могла? – возмутилась Твайла Синклер. – Уж этого я от тебя не ожидала. Почему ты не дала сестре платье?
   «Она мне вовсе не сестра», – пронеслось в голове у Анджелы. Однако она решила промолчать. Мать просто в ярость приходила при упоминании о том, что Клодия – не родная дочь ей, а стало быть, и не сестра Анджеле.
   – Ты собираешься отвечать? – сурово спросила Твайла.
   Встав так, чтобы Твайла не видела ее лица, Клодия состроила Анджеле гримасу.
   Анджела задумчиво прикусила губу. Подобные истории случались уже много раз, но всегда заканчивались одним и тем же – мать принимала сторону Клодии. Не сделать это – означало показать, что Твайла считает Клодию лгуньей, а значит, выгораживает родную дочь.
   Уже давно Анджела оставила попытки защититься – ей не хотелось поступаться своим достоинством и терять гордость, и этот случай ничем не отличался от остальных. Так что, пожав равнодушно плечами, она промолвила:
   – Вы можете поверить чему угодно, матушка, если это говорит Клодия. А на то, что скажу я, вы даже не обратите внимания.
   – Ну почему с тобой так трудно? – воскликнула Твайла. – Почему ты всегда устраиваешь скандалы?
   Клодия зажала рот ладонями, чтобы не расхохотаться, а потом, чувствуя, что не сумеет сдержаться, бросилась вон из комнаты, не забыв, однако, в дверях показать Анджеле язык.
   Плюхнувшись на кровать, Анджела опустила голову, готовясь выслушать очередную отповедь матери, и та не заставила себя долго ждать:
   – Ну почему ты получаешь удовольствие, обижая свою сестру? Еще немного – и я поверю в то, что ты так относишься к ней, потому что она не родная тебе. А ведь ты, Анджела, должна жалеть ее. Что если бы я, а не кузина твоего отца умерла при родах? Представь только, что это тебя обезумевший от горя отец бросил на попечение родственников! Ты была бы такой же злой? Захотела бы ты, чтобы с тобой обращались так же, как ты с Клодией? Полагаю, нет! Так что изволь пойти и извиниться перед бедняжкой.
   – Надо же, – продолжала Твайла, расхаживая взад-вперед по большой комнате, – я-то надеялась, что помолвка с Реймондом изменит твой скверный характер. Я наивно полагала, что ты станешь разумнее, мудрее… Но этого не произошло. Ты совсем не думаешь о грядущем замужестве. Похоже, твои мысли заняты лишь тем, как бы досадить сестре. Клодия все еще надеется, что произойдет чудо и она станет женой Реймонда, но он предпочитает тебя. А ты назло ей еще и поворачиваешь нож в ее сердце!
   Умудренная горьким опытом, Анджела молчала. Спорить с матерью было бесполезно, хотя молчание тоже считалось вызовом.
   Пытаясь отвлечься, девушка старалась не слушать Твайлу, а смотреть на прекрасное голубое небо, представляя, как колышутся на ветру, переливаясь всеми цветами радуги, волны сахарного тростника, который уже стал выше человеческого роста. Ах, как же ей хотелось оказаться там и… Анджелу вывели из задумчивости последние слова Твайлы:
   – …и этим ты будешь заниматься оставшуюся часть дня. – Гнев в голосе матери сменился разочарованием – это означало, что сцена, слава Богу, подходит к концу. – Миссис Мелора сказала, что тебе надо еще играть и играть эту вещь Бетховена. Она надеется, что к ее возвращению ты выполнишь задание. Миссис Мелора уехала в Батон-Руж всего на неделю.
   Стало быть, миссис Мелора сегодня не придет. Анджела зарылась лицом в подушку, чтобы мать не заметила радости, засиявшей на ее личике. Она не останется дома! Впервые за долгое время она сможет хоть ненадолго вырваться отсюда!
   Услышав, что ее мать уходит, Анджела с облегчением перевела дух. Но тут Твайла, задержавшись в дверях, вынесла окончательный приговор:
   – Я преподам тебе урок. Поскольку ты испортила платье, которое просила у тебя сестра, ты не пойдешь на бал. Вместо тебя туда отправится Клодия. В сопровождении Реймонда, разумеется. Мне очень жаль, Анджела, но ты должна быть наказана.
   Ну и наплевать, подумала девушка. Тут ей пришло в голову, что Реймонду такой поворот событий, пожалуй, не понравится. Он не раз говорил, что чувствует себя не в своей тарелке в компании Клодии.
   Дождавшись, пока коляска с матерью и Клодией отъехала от дома, Анджела быстро надела муслиновое платье. Дом затих: слуги, по всей видимости, скрылись в кухне, готовя ужин.
   Подойдя к задней лестнице, Анджела наткнулась на Мамму Кезию, только что вышедшую из комнаты.
   – Куда же это вы направились? – спросила старуха. – Ваша мамочка сказала, что вы будете играть на пианино до ее возвращения. Но, похоже, на уме у вас одно – убежать куда-нибудь из дома, а вовсе не стучать по клавишам.
   Анджела стала быстро соображать. С Кезией можно договориться, если только убедить ее, что неприятностей от такого поворота событий не последует.
   – А что ты собираешься делать днем? – спокойно спросила девушка.
   Кезия отлично знала, как обстоят дела, хоть ей и нравилось, что Твайла не выделяет родную дочь и не обижает приемную. Но мисс Клодия частенько врала и при этом всегда умудрялась избежать наказания. Так что, стараясь держаться строго, старуха заявила:
   – Я-то буду в саду собирать фасоль, вот что я буду делать! Возможно, я даже не услышу, играете вы на пианино или нет. – С этими словами она пошла прочь.
   – Благослови тебя Бог, – прошептала Анджела. Подождав несколько минут, она направилась к черному ходу – туда, где находилась отделенная от дома на случай пожара кухня. Рядом примостились голубятни и сарайчики садовников. Дальше двумя рядами тянулись хижины рабов. Самые старые были из кирпича, более новые – из побеленного дерева.
   Проходя мимо, Анджела весело помахала девушкам-рабыням, которые спасались от жары, обмахиваясь пальмовыми листьями.
   За усадьбой с правой стороны от дороги раскинулось хлопковое поле, а с левой – огромная плантация сахарного тростника. Изрезанная целой сетью каналов земля никогда не пересыхала, а излишки воды удерживались дамбой, построенной за полями.
   Сахарный завод был устроен в удобном месте – там, где сходились пути с плантации сахарного тростника и с дамбы. Впрочем, сейчас завод стоял – урожай начнут собирать только через несколько месяцев.
   Анджела знала, где искать Эмили с Симоной. Они обычно носили кувшины с водой работникам плантации. Согнувшись над разноцветными волнами тростника, работники под палящим солнцем срезали колючие стебли.
   Не желая попадаться на глаза отцу, который вполне мог быть где-то рядом, Анджела направилась к темной стене леса. Ноги приятно утопали в густом ковре мха, по которому можно было добежать до вековых дубов и сосен, уходящих высоко в небо. Но из осторожности Анджела брела по тропе. Здесь все ей было знакомо – ведь в лесу на краю плантации она проводила большую часть свободного времени.
   Пробираясь вперед, Анджела зорко оглядывалась по сторонам, пока наконец не увидела сквозь густую листву своих подруг. Дождавшись, когда они пойдут в ее сторону, Анджела тихо позвала их.
   Симона с Эмили не заставили себя ждать. Осмотревшись вокруг и убедившись, что надсмотрщик поглядывает в другую сторону, девушки добежали до леса и все трое принялись радостно обниматься.
   – Где ты была? – спросила Симона. – Мы несколько дней не видели тебя! Поди, прихорашивалась: заждалась встречи с женихом, а?
   Анджела состроила забавную гримасу:
   – Не совсем. Вам же известно, как мне хочется замуж!
   Фыркнув, она стала рассказывать подругам о последнем случае с Клодией и о том, как ей удалось ускользнуть из дома.
   – Может, сходим искупаться? – предложила Анджела, окончив рассказ.
   – Тебе не придется спрашивать дважды! – воскликнула Эмили, похлопав ее по спине. – Чего же мы ждем?
   Девушке нравилось слушать, как говорят каджуны – в их речи забавно сочетались французские слова и выражения, позаимствованные у индейцев и негров.
   Эмили уже повернулась, чтобы углубиться в лес, но Анджела замешкалась и вдруг увидела незнакомца.
   Человек, стоявший в зарослях напротив, был необычайно широкоплечим. Судя по загорелому обнаженному торсу, он привык подолгу бывать на солнце. Стальные мускулы так и переливались под золотистой кожей, тонкую талию обтягивали узкие штаны, подчеркивающие стройность сильных ног.
   С трудом оторвавшись от столь эффектного зрелища, Анджела подняла глаза и увидела, что незнакомец смотрит прямо на нее. Но это же невероятно! Этого не может быть, потому что она почти полностью скрыта густой листвой. Тем не менее девушка увидела, что на губах молодого мужчины играет улыбка. Даже на расстоянии можно было разглядеть, какое у него красивое лицо. Темные густые волосы, убранные назад, открывали мощную шею. Но почему же в его черных глазах светится такое холодное высокомерие?
   Эмили с Симоной прошли уже несколько шагов и только тут заметили, что Анджела отстала от них.
   – Эй, чего ждешь? Если заметят, что мы отлучились, надсмотрщик может выгнать нас с работы! А куда это ты смотришь? – крикнула одна из девушек.
   Смутившись, Анджела торопливо последовала за подругами, но Симона, похоже, успела кое-что разглядеть.
   – А-а, – многозначительно протянула она. – Стало быть, ты обратила внимание на Гатора. Да уж, все девчонки заглядываются на него. Красив, правда?
   – Очень, – не раздумывая, согласилась Анджела. И тут же ей пришло в голову, что она никогда прежде не говорила так откровенно о незнакомом мужчине. – Кто он? Кажется, я его никогда не видела.
   Они пошли вперед по дорожке. К сожалению, Симоне было известно лишь имя привлекательного незнакомца.
   – Он приехал всего несколько недель назад. Кто-то сказал, что его папаша – один из надсмотрщиков на тутошних полях, – сообщила подругам Эмили.
   Анджеле не хотелось показывать, что незнакомец заинтересовал ее, но, к собственному удивлению, она почувствовала, как любопытство разгорается все больше и больше.
   – А почему его называют Гатором? – спросила Анджела.
   – Я слышала, – отозвалась Эмили, – его так зовут потому, что в шестнадцать лет он сразился с аллигатором. Это было не здесь, а где-то в другом месте. Он вообще часто охотился на крокодилов, но этот аллигатор оказался уж очень крупным – около двадцати футов в длину. Такого огромного люди еще не видали. Гатор напал на него, но тот умудрился затащить парня в воду. Знаешь ведь: крокодилы треплют жертву в воде до тех пор, пока та не захлебнется.
   Анджела поежилась.
   – И что же дальше? – спросила она.
   – Ну так вот. Говорят, бой между ними длился минут двадцать. Крокодил все трепал смельчака, а потом тот вдруг всплыл на поверхность. А крокодил сдох. И с тех пор Гатора только так и кличут.
   – Удивительно, как это он не испугался! – восхищенно проговорила Анджела.
   Девушки рассмеялись, а Симона даже рискнула предположить:
   – Может… он за тобой подглядывает?
   – А вдруг она только его и хочет видеть? И ей этот красавчик нравится? – поддразнила Эмили.
   Привыкшая к дружеским шуткам, Анджела засмеялась.
   Сойдя с тропы, девушки пошли в обход дамбы к своему тайному озеру.
   – Никто нас не найдет, потому что никому не известно о нашем убежище, – радостно заметила Симона.
   Девушки быстро разделись и бросились в прохладную воду. Они смеялись, брызгались и ныряли, а когда утомились, вышли на берег и растянулись на песочке, обсыхая под жарким солнцем.
   Как обычно, разговор незаметно перешел на замужество Симоны, которая всегда с радостью рассказывала о своем избраннике.
   Подмигнув Анджеле, Эмили попросила Симону:
   – А ну-ка расскажи нам о нем. Скажи, какой он замечательный!
   Девушка с удовольствием принялась подробно расписывать прелести семейной жизни.
   Анджела слушала, с ужасом представляя себе, что ей придется то же самое делать с Реймондом. Позволять ему трогать себя везде… Ей вдруг стало не по себе.
   Скоро, однако, настала пора уходить. Анджела даже обрадовалась этому – рассказы Симоны нагоняли на нее тоску. Но настроение ее стало еще более мрачным, когда девушки принялись возбужденно болтать о грядущем вечере.
   – У нас будет раковый соус и огромный котел черепахового супа, – заявила Эмили. – А старый Сэм уже настроил свою скрипку.
   – Вы знаете, Фрэнк умеет танцевать такой удивительный танец!.. – воскликнула Симона. – Мужчина и женщина стоят совсем близко! Его научили в Бау-Теш. Он и меня научил, да! Мы плясали с ним и запарились до того, что стали красными, как вареные раки.
   На сей раз Анджела не присоединилась к общему веселью. Когда подруги спросили ее, в чем дело, она откровенно объяснила: ей не придется идти вечером на бал.
   – Вообще-то я не ревную. Пусть Реймонд идет туда с Клодией, – добавила она. – Мне никогда не хотелось проводить с ним время, а на бал я стремилась, чтобы хоть немного повеселиться.
   – Надо самой научиться развлекать себя, – с невеселой улыбкой заметила Симона. – Никто за тебя это не сделает, подружка! Послушай! – Она даже прищелкнула пальцами, такая ее осенила идея. – А что, если ты придешь на вечеринку к нам? Ведь никто не узнает, что ты тут!
   Анджеле предложение Симоны показалось заманчивым. У нее может и не быть другого шанса, а убегать вечерами с балкона для нее не внове. Да, она могла легко ускользнуть из дома. Тем более что родители непременно поедут к Ребекке, чтобы произнести тост в честь ее дня рождения. До плантации Сондерсов не меньше часа езды, так что они вернутся около полуночи.
   Девушки переглянулись, а затем Симона произнесла волшебные слова:
   – Мы просим тебя.
   И Анджела согласилась, мысленно сокрушаясь, что не в состоянии противиться соблазну. Она сказала себе, что вовсе не хочет еще раз увидеть красивого незнакомца, хотя – что правда, то правда – воспоминания о нем вызывали у нее какое-то особенное, теплое чувство.

Глава 2

   Элтон Синклер сразу понял: что-то произошло. Впрочем, за клубничным десертом Твайла не промолвила ни слова. Непривычно молчаливая Анджела почти не притронулась к своему печенью. Единственным человеком, который непринужденно вел себя за столом и ел с большим аппетитом, была Клодия. Глаза ее сияли, словно она только что узнала какой-то важный секрет. Почуяв неладное, Элтон предпочел молчать. У Твайлы было правило: избегать некоторых тем за едой; в их число входило и обсуждение семейных проблем.
   Тем не менее долго выдерживать такую напряженную обстановку хозяин дома не мог. Когда подали первое блюдо – жареные креветки с капустой, он кивком велел слуге наполнить бокал холодным мускатом и попытался сам завести разговор.
   – Кажется, в этом году сахар получится лучше, чем в прошлом, – с гордостью заявил Элтон, ни к кому конкретно не обращаясь. – Полагаю, что будет около тысячи бочек.
   Кисло улыбнувшись, Твайла равнодушно проговорила:
   – Просто чудесно, дорогой.
   – Это все, что вы можете сказать? – возмутилась Клодия. – Чудесно? Только и всего? Мама, да известно ли вам, что каждая бочка весит больше тысячи фунтов? Тысяча бочек! Да это же настоящий рекорд для Бель-Клера!