- Когда они уехали-спросил я.
- Рано утром, - ответил Леггет. - Харперы остановились в гостинице-не знаю, в какой, - и Габриэла ночевала с ними, чтобы выехать с утра пораньше.
Я был сыт Харперами.
- Кто-нибудь из вас, вы или ваша жена, знали что-нибудь об Аптоне, сталкивались с ним до этой истории
- Нет, - сказал Леггет.
Надо было бы задать еще кое-какие вопросы, но ответы я получал невразумительные и, решив, что с меня хватит, встал. Мне очень хотелось сказать ему, что я о нем думаю, однако это не сулило никакой прибыли. Он тоже поднялся и с вежливой улыбкой сказал:
- Сожалею, что причинил страховой компании столько хлопот, тем более что всему виной моя халатность. Хочу знать ваше мнение: как вы думаете, должен я взять на себя ответственность за потерю бриллиантов и возместить ущерб
- В сложившейся ситуации, - ответил я, - думаю, что должны; но расследования это не остановит.
Леггет сказал:
- Благодарю вас. - Голос его был безразлично вежлив-. Я подумаю.
По дороге в агентство я зашел на полчаса к Фицстивену. Он сказал, что пишет статью в "Психопатологическое обозрение" (не помню, так ли в точности оно называлось, но похоже), где разоблачает гипотезу о подсознательном и бессознательном как западню и обман, как волчью яму для неосмотрительных и накладные усы для шарлатана, а также дыру в крыше психологии, из-за чего честные ученые теперь бессильны, или почти бессильны, выкурить из дома науки таких модных насекомых, как психоаналитик и бихевиорист. Он распространялся об этом минут десять, но наконец все же спустился на землю со словами:
- А как у вас дела с неуловимыми бриллиантами
- И так и сяк, - ответил я и рассказал ему о том, что выяснил и сделал за истекшее время.
- Вам безусловно удалось до предела все запутать, поздравил он меня, когда я кончил.
- Будет еще хуже до того, как прояснится, - пообещал я. - Хотелось бы провести с миссис Леггет минут десять наедине. Без мужа, по-моему, с ней можно будет договориться. Вы не могли бы кое-что у нее выведать Я хочу знать, почему уехала Габриэла, пусть нам даже не скажут куда.
- Попробую, - охотно согласился Фицстивен. - Скажем, завтра днем приду и попрошу книгу-хотя бы "Розовый крест" Уэйта. Они знают о моем интересе к таким предметам. Он будет в лаборатории, а я не захочу его беспокоить. Осведомлюсь у нее между прочим-возможно, что-то узнаю.
- Спасибо, - сказал я. - Увидимся завтра вечером.
Остаток дня я занимался тем, что заносил свои догадки и находки на бумагу и пытался привести их в систему. Дважды звонил Эрик Коллинсон и спрашивал, нет ли вестей о его Габриэле. Ни от Мики Линехана, ни от Ала Мейсона сообщений не было. В шесть часов я закончил рабочий день.
5. ГАБРИЭЛА
Следующий день принес события.
Рано утром пришла телеграмма из нашего нью-йоркского отделения. В расшифрованном виде она гласила:
"Луис Аптон бывший владелец сыскного агентства здесь тчк 1 сентября 1-3 года арестован за подкуп двух присяжных в деле об убийстве церковного сторожа тчк Пытался добиться оправдания выдав сообщника Гарри Рапперта служащего агентства тчк Оба осуждены тчк Оба освобождены Синг-Синга 6 февраля сего года тчк Сообщают Рапперт угрожал убить Аптона тчк Рапперт тридцати двух лет метр восемьдесят вес шестьдесят восемь шатен глаза карие лицо худое желтоватое нос длинный тонкий ходит сутулясь выставив подбородок тчк Фото почтой".
По описанию Рапперт определенно был тем человеком, которого видели миссис Пристли и Дейны, и тем, который, вероятно, убил Аптона.
Мне позвонил О'Гар:
- Вашего черного, Носорога Тингли, вчера вечером взяли в ломбарде-пытался сдать драгоценности. Бриллиантов россыпью там не было. Мы с ним еще не разобрались, только опознали. Я послал человека к Леггетам с кое. каким его добром-проверить, не оттуда ли, но они сказали, нет.
Получилась какая-то ерунда. Я предложил:
- Проверьте у Холстеда и Бичема. Скажите им, что, по вашему мнению, они принадлежат Леггету. Не говорите, что он это отрицал.
Через полчаса сержант позвонил мне снова, уже от ювелиров: Холстед уверенно опознал две вещи-нитку жемчуга и топазовую брошь, Леггет покупал их для дочери.
- Прекрасно, - сказал я. - А теперь можете вот что сделать: отправляйтесь к Носорогу домой и прижмите его подругу, Минни Херши. Обыщите квартиру, а с ней самой. покруче; чем сильнее напугаете, тем лучше. Посмотрите, нет ли у нее на пальце кольца с изумрудом. Если есть или если увидите другие украшения, которые могли принадлежать Леггетам, заберите их; но долго там не оставайтесь и ее больше не тревожьте. Мы за ней наблюдаем. Только вспугните и уходите.
- Она у меня станет белая, - пообещал О'Гар.
Дик Фоули был в комнате оперативников, писал отчет об ограблении склада, которым занимался всю ночь. Я отправил его на помощь к Мики-наблюдать за мулаткой.
- Если она покинет квартиру после ухода полицейских, отправляйтесь за ней вдвоем, - сказал я, - и если она где-то задержится, один из вас звонит мне.
Я вернулся в свой кабинет и стал переводить сигареты. От третьей остался уже окурок, когда позвонил Эрик Коллинсон и спросил, не нашел ли я его Габриэлу.
- Не совсем, но надежда есть. Вы свободны Тогда можете заглянуть ко мне, пойдем вместе-если выяснится, куда идти.
Он обрадованно сказал, что выходит.
Через несколько минут позвонил Мики Линехан:
- Мулатка пришла в гости. - И он назвал мне дом на Пасифик-авеню.
Едва я положил трубку, телефон зазвонил снова.
- Говорит Уотт Холстед. Вы могли бы зайти к нам на минутку
- Сейчас-нет. В чем дело
- Это касается Эдгара Леггета, и я в недоумении. Утром полицейские принесли ювелирные изделия и спросили, известны ли они нам. Я узнал нитку жемчуга и брошь, купленные Леггетом в прошлом году для дочери; брошь-весной, бусы-под Рождество. После ухода полицейских я, естественно, позвонил Леггету; он отнесся к моему звонку до чрезвычайности странно. Выслушал меня, а потом сказал: "Весьма благодарен вам за то, что вмешиваетесь в мои дела", - и повесил трубку. Как вы думаете, что с ним
- Бог его знает. Спасибо. Сейчас я убегаю, но зайду к вам, как только будет возможность.
Я нашел телефон Оуина Фицстивена, набрал номер и услышал протяжное: "Алло".
- Поторопитесь идти за книгой, если хотите, чтобы от этого был прок, - сказал я.
- Почему Что-то происходит
- Происходит.
- В частности-спросил он.
- Разное, но если кто хочет выведать тайны Леггета, то сейчас не время возиться со статейками о подсознательном.
- Хорошо. Бегу.
Пока я разговаривал с писателем, появился Эрик Коллинсон.
- Поехали, - сказал я, направившись к лифтам. - Надеюсь, что на этот раз тревога не ложная.
- Куда мы едем-нетерпеливо спросил он. - Вы ее нашли Она здорова
Я мог ответить только на один его вопрос и ответил, назвав адрес на Пасифик-авеню, который мне дал Мики. Оказалось, что он знаком Коллинсону:
- Это дом Джозефа.
С нами в кабине лифта было человек пять посторонних. Я ограничился неопределенным: "Вот как"
За углом стоял его двухместный открытый "Крайслер". Мы влезли и поехали к Пасифик-авеню, презирая прочий транспорт и светофоры.
Я спросил:
- Кто такой Джозеф
- Очередная секта. Он глава. Называет свой дом Храмом Святого Грааля. Сейчас его секта в моде. Вы же знаете, как они плодятся и исчезают в Калифорнии. Мне не нравится, что Габриэла у него-если она действительно там... хотя не знаю... может быть, там нет ничего плохого. Он как раз один из странных знакомых мистера Леггета. Вы уверены, что она там
- Может быть. Она в секте
- Да, она к ним ходит. Я бывал там с ней.
- Что за публика
- Ну, как будто бы ничего, - с некоторой неохотой отозвался он. - Публика достойная: миссис Пейсон Лоуренс и Ральф Колманс, миссис Ливингстон Родман-такого сорта люди. Холдорны-Джозеф и его жена Арония-кажется, вполне достойные люди, но... мне не нравится, что Габриэла там бывает. - Правое колесо его "Крайслера" едва не задело вагон фуникулера. - Она подпала под их влияние, и я считаю, что это нехорошо на ней сказывается.
- Вы там бывали-какого рода эта лавочка-спросил я.
- Не могу сказать, что это лавочка, - ответил он, морща лоб. - Я не очень хорошо знаю их учение и вообще не очень в этом разбираюсь, но на их службах бывал с Габриэлой. они не менее торжественны и даже красивы, чем англиканские и католические. Не думайте, что это какие-то Святые Вертуны или Дом Давида. Ничего похожего. Во всяком случае, обставлено все первоклассно. Холдорны люди более... словом, более культурные, чем я.
- Так чем же вы недовольны
Он хмуро покачал головой.
- Даже не могу сказать. Мне это не нравится. Не нравится, что Габриэла исчезает, ничего никому не сказав. Вы думаете, ее родители знают, куда она отправилась
- Нет.
- По-моему, тоже, - сказал он.
С улицы храм Святого Грааля представлялся тем, чем и был первоначально, - жилым шестиэтажным домом из желтого кирпича. Внешне ничто не указывало на его изменившееся назначение. Я велел Коллинсону проехать мимо, к углу, где, расслабленно привалившись к каменной стенке, стоял Мики Линехан. Как только мы остановились, он подошел.
- Черная ушла десять минут назад, - сообщил он. - Дик сопровождает. Из тех, кого ты описывал, никто как будто не выходил.
- Устраивайся в машине и следи за дверью, - велел я ему. А Коллинсону сказал: - Мы с вами идем туда. Разговаривать позвольте мне.
Когда мы подошли к двери Храма, мне пришлось попросить его:
- Постарайтесь не дышать так шумно. Может быть, все обойдется.
Я позвонил.
Дверь открылась немедленно: за ней стояла широкоплечая мясистая женщина лет пятидесяти. На добрых десять сантиметров выше меня-а во мне метр шестьдесят восемь. Лицо в мешочках и припухлостях, но ни в глазах, ни в губах. никакой мягкости и дряблости. Ее длинная верхняя губа была выбрита. Черное, очень черное платье закрывало ее тело от подбородка и мочек до самых ступней.
- Мы хотим видеть мисс Леггет, - сказал я.
Она сделала вид, что не понимает.
- Мы хотим видеть мисс Леггет, - повторил я, - мисс Габриэлу Леггет.
- Не знаю. - Говорила она басом. - Хорошо, войдите.
Без особого радушия она провела нас в маленькую сумрачную приемную, прилегавшую к вестибюлю, велела нам ждать и ушла.
- Кто этот тяжеловоз-спросил я Коллинсона.
Он сказал, что не знает ее. Ему не сиделось на месте. Я сел. Опущенные шторы пропускали мало света, и я не видел комнату целиком, но ковер был толстый и мягкий, а мебель, насколько мне удалось разглядеть, тяготела скорее к роскоши, чем к строгости.
Если не считать шагов Коллинсона, в доме не раздавалось ни звука. Я взглянул на открытую дверь и увидел, что за нами наблюдают. Там стоял мальчик лет двенадцати-тринадцати и смотрел на нас большими темными глазами, будто светившимися в полутьме. Я сказал:
- Привет.
Коллинсон рывком обернулся на мой голос.
Мальчик ничего не ответил. Целую минуту он смотрел на меня не мигая, бессмысленным, совершенно обескураживающим взглядом, какой бывает только у детей, потом повернулся и ушел так же бесшумно, как появился.
- Кто он? - спросил я у Коллинсона.
- Наверное, Мануэль, сын Холдорнов. Я его раньше не видел.
Коллинсон расхаживал по комнате. Я сидел и смотрел в проем двери. Наконец там появилась женщина и, ступая бесшумно по толстому ковру, вошла в приемную. Она была высокая, грациозная; ее темные глаза, казалось, тоже испускают свет, как у мальчика. Больше ничего я пока не мог разглядеть.
Я встал. Она обратилась к Коллинсону:
- Здравствуйте. Мистер Коллинсон, я не ошиблась. Более музыкального голоса я не слыхивал.
Коллинсон что-то пробормотал и представил меня женщине, назвав ее "миссис Холдорн". Она подала мне теплую твердую руку, а потом подошла к окну, подняла штору, и на пол лег прямоугольник сочного послеполуденного солнца. Пока я привыкал к свету и отмаргивался, она села и знаком предложила сесть нам.
Раньше всего я увидел ее глаза. Громадные, почти черные, теплые, опушенные густыми черными ресницами. Только в них я увидел что-то живое, человеческое, настоящее. В ее овальном, оливкого оттенка лице были и тепло и красота, но тепло и красота будто не имевшие никакого отношения к действительности. Будто это было не лицо, а маска, которую носили так долго, что она почти превратилась в лицо. Даже губы-а губы эти стоили отдельного разговора-казались не плотью, а удачной имитацией плоти-мягче, краснее и, наверное, теплее настоящей плоти. Длинные черные волосы, разделенные посередине пробором и стянутые в узел на затылке, туго обтягивали голову, захватывая виски и кончики ушей. Она была высокая, налитая, гибкая, с длинной, сильной, стройной шеей; темное шелковое платье обрисовывало тело. Я сказал:
- Миссис Холдорн, мы хотим повидать мисс Леггет.
Она с любопытством спросила:
- Почему вы думаете, что она здесь
- Это ведь не так важно, правда-быстро ответил я, чтобы Коллинсон не успел вылезти с какой-нибудь глупостью. - Она здесь. Мы хотели бы ее видеть.
- Не думаю, что это удастся, - медленно ответила она-. Ей нездоровится, она приехала сюда отдохнуть, в частности. от общества.
- Очень жаль, - сказал я, - но ничего не поделаешь. Мы бы сюда не пришли, если бы не было необходимости.
- Это необходимо
- Да.
Поколебавшись, она сказала:
- Хорошо, я узнаю. - Затем извинилась и покинула нас.
- Я не прочь и сам тут поселиться, - сказал я Коллинсону.
Он не понимал, что я говорю. Вид у него был возбужденный, лицо раскраснелось.
- Габриэле может не понравиться, что мы сюда пришли, - сказал он.
Я ответил, что это меня огорчит.
Вернулась Арония Холдорн.
- Мне, правда, очень жаль, - сказала она, встав в дверях и вежливо улыбаясь, - но мисс Леггет не хочет вас видеть.
- Очень жаль, - сказал я, - но нам придется ее увидеть.
Она выпрямилась, и улыбка исчезла.
- Простите
- Нам придется ее увидеть, - повторил я как можно дружелюбнее. - Это необходимо, я вам объяснил.
- Извините. - Даже холодность не могла испортить ее прекрасный голос. - Вы не можете ее видеть.
Я сказал:
- Мисс Леггет, как вам, вероятно, известно, - важный свидетель по делу о краже и убийстве. Нам надо ее видеть. Если вас это устраивает больше, я готов подождать полчаса, пока сюда придет полицейский со всеми полномочиями, которые вы сочтете необходимыми. И мы с ней увидимся.
Коллинсон произнес что-то невнятное, но похожее на извинения.
Арония Холдорн ответила легким поклоном.
- Можете поступать, как вам угодно, - холодно сказала она. - Я не согласна, чтобы вы беспокоили мисс Леггет против ее желания, и если речь идет о моем разрешении, я вам его не даю. Если же вы настаиваете-помешать вам я не могу.
- Спасибо. Где она
- Ее комната на пятом этаже, первая от лестницы, слева. - Она слегка наклонила голову и ушла.
Коллинсон взял меня под руку и забормотал:
- Не знаю, стоит ли мне... стоит ли нам идти. Габриэле это не понравится. Она не...
- Вы как хотите, - проворчал я, - а я иду. Ей это может не понравится, но мне тоже не нравится, что люди прячутся, когда я хочу спросить их о пропавших бриллиантах.
Он нахмурился, пожевал губами, сделал несчастное лицо, но со мной пошел. Мы отыскали лифт, поднялись на пятый этаж и по пурпурному ковру подошли к первой двери слева. Я постучался. Ответа не было. Я постучался снова, громче.
В комнате послышался голос. Вероятнее всего, женский, но мог принадлежать кому угодно. Он звучал настолько слабо, что мы не разобрали слов, и как бы придушенно-даже нельзя было понять, кто говорит. Я толкнул Коллинсона локтем и приказал:
- Позовите ее.
Он оттянул воротничок пальцем и прохрипел:
- Габи, это я, Эрик.
Ответа все равно не последовало. Я опять постучал:
- Откройте дверь.
Внутри что-то произнесли, я ничего не понял. Я снова крикнул и постучал. В коридоре открылась дверь, и высунулся старик с бледным лицом и жидкими волосами:
- Что происходит
- Не ваше дело, - сказал я и опять постучал в дверь.
Голос внутри стал громче, и мы уже слышали в нем жалобу, но слов по-прежнему разобрать не могли. Я повертел ручку, и оказалось, что дверь не заперта. Я еще погремел ручкой и приоткрыл дверь сантиметра на два. Голос стал более внятным. Я услышал мягкие шаги. Я услышал сдавленный всхлип. И распахнул дверь.
Эрик Коллинсон издал горлом странный звук-будто где-то очень далеко кто-то душераздирающе кричал.
Габриэла Леггет стояла у кровати, держась одной рукой за белую спинку, и покачивалась. Она была белая, как мел. Глаза, тусклые, без белков, смотрели в пустоту, а маленький лоб был наморщен. Казалось, она видит что-то впереди и пытается понять, что это. На ней был один желтый чулок, коричневая бархатная юбка, в которой она явно спала, и желтая рубашка. На полу валялись коричневые туфли, другой чулок, коричневая с золотом блузка, жакет и желто-коричневая шляпа.
Все остальное в комнате было белое: белые обои на стенах, белый потолок, крашенные белой эмалью стулья, кровать, двери, оконные рамы, даже телефон; белый войлок на полу. Мебель была не больничная, такую видимость ей придавала белая краска. В комнате было два окна и, кроме той двери, которую я открыл, еще две. Левая вела в ванную, правая. в маленькую гардеробную.
Я втолкнул Коллинсона в комнату, вошел за ним и закрыл дверь. Ключа в ней не было, и скважины не было, и каких. либо признаков замка. Коллинсон глазел на девушку, раскрыв рот, и лицо у него стало такое же бессмысленное, как у нее-разве только ужаса больше. Она прислонилась к спинке кровати и темными одурманенными глазами смотрела в никуда.
Я обнял ее одной рукой и усадил, а Коллинсону сказал:
- Соберите ее вещи. - Мне пришлось сказать это дважды, прежде чем он вышел из столбняка.
Коллинсон подал мне вещи, и я стал одевать ее. Он вцепился пальцами мне в плечо и запротестовал-таким тоном, будто я запустил лапу в церковную кружку.
- Нет! Нельзя же...
- Какого черта-сказал я, оттолкнув его руку. - Хотите-одевайте сами.
Коллинсон покрылся потом, сглотнул и забормотал:
- Нет, нет! Как я могу. - .-И, не закончив, отошел к окну.
- Она предупреждала меня, что вы идиот, - сказал я ему вдогонку и обнаружил, что надеваю на нее коричневую с золотом блузку задом наперед. Помощи от Габриэлы было как от манекена, но, по крайней мере, она не сопротивлялась.
К тому времени, когда я облачил ее в пальто и шляпу, Коллинсон отошел от окна и стал засыпать меня вопросами. Что с ней Не надо ли вызвать врача Не опасно ли вести ее на улицу А когда я поднялся, он забрал ее у меня и, поддерживая длинными сильными руками, залепетал:
- Габи, я Эрик. Ты меня узнаешь Скажи что-нибудь. Что с тобой, милая
- Накачалась наркотиком, больше ничего, - сказал я-. Вы ее сейчас не теребите. Отвезем сперва домой. Берем ее под руки... Идти она может. Если на кого-нибудь наткнемся, знайте себе идите, я сам разберусь. Пошли.
Никто нам не встретился. Мы добрались до лифта, спустились на первый этаж и вышли через вестибюль на улицу, не увидев ни души.
На углу в "Крайслере" нас ждал Мики.
- Ты свободен, - сказал я ему. И он ушел.
Габриэлу мы усадили между нами, и Коллинсон завел мотор. Когда мы проехали три квартала, он спросил:
- Вы уверены, что ее надо везти домой
Я ответил, что уверен. Он замолчал, а еще через пять кварталов повторил вопрос и добавил что-то насчет больницы.
- А может, в редакцию газеты-огрызнулся я.
Еще три квартала в молчании, и опять началось:
- Я знаю одного врача...
- У меня есть дело, - сказал я. - И у себя дома мисс Леггет в ее теперешнем виде будет мне в этом деле полезна. Поэтому она едет домой.
Он насупился и сердито напал на меня:
- Вы готовы ее унизить, опозорить, подвергнуть ее жизнь опасности ради какого-то...
- Ее жизнь в опасности не больше, чем моя и ваша. Просто она немного перебрала какой-то дряни. Сама перебрала.
Та, о ком шла речь, была жива и даже сидела с открытыми глазами, но от происходящего была так же далека, как если бы находилась в Финляндии.
Нам полагалось повернуть на следующем углу. Коллинсон, с отвердевшим лицом и устремленным вперед тяжелым взглядом, продолжал ехать прямо и довел скорость до семидесяти километров.
- На следующем углу поверните, - приказал я.
- Нет, - ответил он и не повернул. На спидометре было 80, и прохожие уже поворачивались нам вслед.
- Ну-сказал я, выпрастывая руку, прижатую к боку девушки.
- Мы едем по полуострову на юг, - твердо сказал он-. В таком состоянии она домой не вернется.
- Вон что. - .-проворчал я и быстро потянулся к приборному щитку. Он отбил мою руку и, держа руль левой, выставил правую, чтобы помешать, если я попытаюсь еще раз.
- Не надо, - предостерег он, увеличив скорость еще на десяток километров. - Вы знаете, что с нами будет, если вы...
Я обругал его, пространно, с досадой, от души. Он повернул ко мне лицо, полное праведного негодования-видимо, мои слова были не из тех, которые приличны в обществе дамы. И этого оказалось достаточно.
Голубой "седан" выскочил из поперечной улицы перед самым нашим носом. Коллинсон уже вернулся к своим водительским обязанностям и от столкновения уйти успел-только не успел сделать это аккуратно. От седана мы прошли сантиметрах в пяти, но нас занесло. Коллинсон сделал все, что мог, он попытался овладеть машиной, вывернул в сторону заноса, но в дело вмешался бордюрный камень. Высокий и твердый, он не пожелал посторониться. Мы налетели на него боком и опрокинулись как раз на фонарный столб. Столб переломился и грохнулся на тротуар. Открытый "Крайслер" выбросил нас. Из сломанного столба с шумом вырывался светильный газ.
Коллинсон с наполовину ободранным лицом пополз на карачках выключать зажигание. Я сел и поднял девушку: теперь она лежала у меня на груди. Правая рука и плечо у меня не действовали, онемели. Девушка всхлипывала, но никаких повреждений, кроме неглубокой царапины на щеке, я у нее не увидел. Амортизатором ей послужило мое тело. А о том, насколько хорошо оно послужило, свидетельствовала боль в груди, в животе, в спине и непослушная рука. Прохожие помогли нам подняться. Коллинсон стоял, обняв девушку, и умолял ее ответить, жива ли она, и так далее. Удар отчасти привел ее в чувство, и тем не менее она не понимала, в аварию мы попали или что. Я подошел, помог Коллинсону держать ее, хотя ни он, ни она в этой помощи не нуждались, и горячо обратился к разбухавшей толпе:
- Нам надо отвезти ее домой. Кто может...
Свои услуги предложил низенький толстяк в брюках гольф. Мы втроем забрались к нему на заднее сиденье, и я назвал адрес. Он заикнулся о больнице, но я сказал, что ей надо домой. Расстроенный Коллинсон даже не вмешивался. Через двадцать минут мы подъехали к дому Леггетов и извлекли девушку из машины. Я долго рассыпался в благодарностях, чтобы толстяк не вздумал проводить нас в дом.
6. БЕГЛЕЦ С ЧЕРТОВА ОСТРОВА
Дверь в дом Леггета, да и то после второго звонка, нам открыл Оуин Фицстивен. Никакой сонливости в его глазах не было: если жизнь казалась ему интересной, они всегда возбужденно поблескивали. Зная, какие события могут его заинтересовать, я понял-случилось что-то необычное.
- Где это вас так-спросил он, оглядывая нашу одежду, окровавленную физиономию Коллинсона и царапину на щеке Габриэлы.
- Автомобильная авария, - ответил я. - Ничего серьезного. А куда делись остальные
- Остальные, - сказал он с особым нажимом, - наверху в лаборатории. - И, обращаясь ко мне, добавил: - Отойдемка в сторону. 38 ъъ-| 0384-3-5 ПЛИЗ03-Ж 13 ОКТЯБРЯ ЪЪ||
Я бросил Коллинсона и девушку у дверей в прихожей и прошел за Фицстивеном к лестнице. Он наклонился ко мне:
- Леггет покончил с собой.
Я был скорее раздосадован, чем удивлен.
- Где он-спросил я.
- В лаборатории. Там же миссис Леггет и полиция. Застрелился полчаса назад.
- Мы поднимемся наверх все вместе, - сказал я.
- А есть нужда тащить туда Габриэлу-спросил он.
- Есть, - раздраженно ответил я. - Ей, скорее всего, придется несладко, но сейчас она приняла наркотик и в таком состоянии легче перенесет удар. - Я повернулся к Коллинсону. - Пойдемте в лабораторию.
Оставив Фицстивена, чтобы он помог Коллинсону вести девушку, я отправился на третий этаж первым. В лаборатории было шесть человек: у дверей стоял высокий рыжеусый полицейский в форме; в дальнем конце комнаты, ссутулившись на стуле и прижав к глазам платок, тихонько всхлипывала миссис Леггет; у одного из окон О'Гар и Редди бок о бок склонились над пачкой листков, которые сержант держал в толстых лапах; у цинкового стола, крутя в руке пенсне на черной ленточке, стоял щеголеватый человек с землистым лицом, в темном костюме, а за столом, раскинув руки и навалившись плечами и головой на столешницу, сидел Эдгар Леггет.
Когда я вошел, О'Гар и Редди оторвались от бумажек.
Шагая к ним мимо стола, я увидел кровь, маленький черный пистолет рядом с рукой Леггета и семь неоправленных бриллиантов у его головы.
- Нате, взгляните, - сказал О'Гар и протянул мне из пачки четыре плотных белых листка, исписанных мелким, ровным и ясным почерком. Я быстро начал с интересом читать, но тут в дверях появились Фицстивен и Коллинсон с Габриэлой Леггет.
Коллинсон бросил взгляд на Леггета. Его лицо побелело, и он тут же загородил мертвеца от девушки своим телом.
- Входите, - пригласил я.
- Мисс Леггет здесь не место, - резко сказал Коллинсон, собираясь увести ее.
- Рано утром, - ответил Леггет. - Харперы остановились в гостинице-не знаю, в какой, - и Габриэла ночевала с ними, чтобы выехать с утра пораньше.
Я был сыт Харперами.
- Кто-нибудь из вас, вы или ваша жена, знали что-нибудь об Аптоне, сталкивались с ним до этой истории
- Нет, - сказал Леггет.
Надо было бы задать еще кое-какие вопросы, но ответы я получал невразумительные и, решив, что с меня хватит, встал. Мне очень хотелось сказать ему, что я о нем думаю, однако это не сулило никакой прибыли. Он тоже поднялся и с вежливой улыбкой сказал:
- Сожалею, что причинил страховой компании столько хлопот, тем более что всему виной моя халатность. Хочу знать ваше мнение: как вы думаете, должен я взять на себя ответственность за потерю бриллиантов и возместить ущерб
- В сложившейся ситуации, - ответил я, - думаю, что должны; но расследования это не остановит.
Леггет сказал:
- Благодарю вас. - Голос его был безразлично вежлив-. Я подумаю.
По дороге в агентство я зашел на полчаса к Фицстивену. Он сказал, что пишет статью в "Психопатологическое обозрение" (не помню, так ли в точности оно называлось, но похоже), где разоблачает гипотезу о подсознательном и бессознательном как западню и обман, как волчью яму для неосмотрительных и накладные усы для шарлатана, а также дыру в крыше психологии, из-за чего честные ученые теперь бессильны, или почти бессильны, выкурить из дома науки таких модных насекомых, как психоаналитик и бихевиорист. Он распространялся об этом минут десять, но наконец все же спустился на землю со словами:
- А как у вас дела с неуловимыми бриллиантами
- И так и сяк, - ответил я и рассказал ему о том, что выяснил и сделал за истекшее время.
- Вам безусловно удалось до предела все запутать, поздравил он меня, когда я кончил.
- Будет еще хуже до того, как прояснится, - пообещал я. - Хотелось бы провести с миссис Леггет минут десять наедине. Без мужа, по-моему, с ней можно будет договориться. Вы не могли бы кое-что у нее выведать Я хочу знать, почему уехала Габриэла, пусть нам даже не скажут куда.
- Попробую, - охотно согласился Фицстивен. - Скажем, завтра днем приду и попрошу книгу-хотя бы "Розовый крест" Уэйта. Они знают о моем интересе к таким предметам. Он будет в лаборатории, а я не захочу его беспокоить. Осведомлюсь у нее между прочим-возможно, что-то узнаю.
- Спасибо, - сказал я. - Увидимся завтра вечером.
Остаток дня я занимался тем, что заносил свои догадки и находки на бумагу и пытался привести их в систему. Дважды звонил Эрик Коллинсон и спрашивал, нет ли вестей о его Габриэле. Ни от Мики Линехана, ни от Ала Мейсона сообщений не было. В шесть часов я закончил рабочий день.
5. ГАБРИЭЛА
Следующий день принес события.
Рано утром пришла телеграмма из нашего нью-йоркского отделения. В расшифрованном виде она гласила:
"Луис Аптон бывший владелец сыскного агентства здесь тчк 1 сентября 1-3 года арестован за подкуп двух присяжных в деле об убийстве церковного сторожа тчк Пытался добиться оправдания выдав сообщника Гарри Рапперта служащего агентства тчк Оба осуждены тчк Оба освобождены Синг-Синга 6 февраля сего года тчк Сообщают Рапперт угрожал убить Аптона тчк Рапперт тридцати двух лет метр восемьдесят вес шестьдесят восемь шатен глаза карие лицо худое желтоватое нос длинный тонкий ходит сутулясь выставив подбородок тчк Фото почтой".
По описанию Рапперт определенно был тем человеком, которого видели миссис Пристли и Дейны, и тем, который, вероятно, убил Аптона.
Мне позвонил О'Гар:
- Вашего черного, Носорога Тингли, вчера вечером взяли в ломбарде-пытался сдать драгоценности. Бриллиантов россыпью там не было. Мы с ним еще не разобрались, только опознали. Я послал человека к Леггетам с кое. каким его добром-проверить, не оттуда ли, но они сказали, нет.
Получилась какая-то ерунда. Я предложил:
- Проверьте у Холстеда и Бичема. Скажите им, что, по вашему мнению, они принадлежат Леггету. Не говорите, что он это отрицал.
Через полчаса сержант позвонил мне снова, уже от ювелиров: Холстед уверенно опознал две вещи-нитку жемчуга и топазовую брошь, Леггет покупал их для дочери.
- Прекрасно, - сказал я. - А теперь можете вот что сделать: отправляйтесь к Носорогу домой и прижмите его подругу, Минни Херши. Обыщите квартиру, а с ней самой. покруче; чем сильнее напугаете, тем лучше. Посмотрите, нет ли у нее на пальце кольца с изумрудом. Если есть или если увидите другие украшения, которые могли принадлежать Леггетам, заберите их; но долго там не оставайтесь и ее больше не тревожьте. Мы за ней наблюдаем. Только вспугните и уходите.
- Она у меня станет белая, - пообещал О'Гар.
Дик Фоули был в комнате оперативников, писал отчет об ограблении склада, которым занимался всю ночь. Я отправил его на помощь к Мики-наблюдать за мулаткой.
- Если она покинет квартиру после ухода полицейских, отправляйтесь за ней вдвоем, - сказал я, - и если она где-то задержится, один из вас звонит мне.
Я вернулся в свой кабинет и стал переводить сигареты. От третьей остался уже окурок, когда позвонил Эрик Коллинсон и спросил, не нашел ли я его Габриэлу.
- Не совсем, но надежда есть. Вы свободны Тогда можете заглянуть ко мне, пойдем вместе-если выяснится, куда идти.
Он обрадованно сказал, что выходит.
Через несколько минут позвонил Мики Линехан:
- Мулатка пришла в гости. - И он назвал мне дом на Пасифик-авеню.
Едва я положил трубку, телефон зазвонил снова.
- Говорит Уотт Холстед. Вы могли бы зайти к нам на минутку
- Сейчас-нет. В чем дело
- Это касается Эдгара Леггета, и я в недоумении. Утром полицейские принесли ювелирные изделия и спросили, известны ли они нам. Я узнал нитку жемчуга и брошь, купленные Леггетом в прошлом году для дочери; брошь-весной, бусы-под Рождество. После ухода полицейских я, естественно, позвонил Леггету; он отнесся к моему звонку до чрезвычайности странно. Выслушал меня, а потом сказал: "Весьма благодарен вам за то, что вмешиваетесь в мои дела", - и повесил трубку. Как вы думаете, что с ним
- Бог его знает. Спасибо. Сейчас я убегаю, но зайду к вам, как только будет возможность.
Я нашел телефон Оуина Фицстивена, набрал номер и услышал протяжное: "Алло".
- Поторопитесь идти за книгой, если хотите, чтобы от этого был прок, - сказал я.
- Почему Что-то происходит
- Происходит.
- В частности-спросил он.
- Разное, но если кто хочет выведать тайны Леггета, то сейчас не время возиться со статейками о подсознательном.
- Хорошо. Бегу.
Пока я разговаривал с писателем, появился Эрик Коллинсон.
- Поехали, - сказал я, направившись к лифтам. - Надеюсь, что на этот раз тревога не ложная.
- Куда мы едем-нетерпеливо спросил он. - Вы ее нашли Она здорова
Я мог ответить только на один его вопрос и ответил, назвав адрес на Пасифик-авеню, который мне дал Мики. Оказалось, что он знаком Коллинсону:
- Это дом Джозефа.
С нами в кабине лифта было человек пять посторонних. Я ограничился неопределенным: "Вот как"
За углом стоял его двухместный открытый "Крайслер". Мы влезли и поехали к Пасифик-авеню, презирая прочий транспорт и светофоры.
Я спросил:
- Кто такой Джозеф
- Очередная секта. Он глава. Называет свой дом Храмом Святого Грааля. Сейчас его секта в моде. Вы же знаете, как они плодятся и исчезают в Калифорнии. Мне не нравится, что Габриэла у него-если она действительно там... хотя не знаю... может быть, там нет ничего плохого. Он как раз один из странных знакомых мистера Леггета. Вы уверены, что она там
- Может быть. Она в секте
- Да, она к ним ходит. Я бывал там с ней.
- Что за публика
- Ну, как будто бы ничего, - с некоторой неохотой отозвался он. - Публика достойная: миссис Пейсон Лоуренс и Ральф Колманс, миссис Ливингстон Родман-такого сорта люди. Холдорны-Джозеф и его жена Арония-кажется, вполне достойные люди, но... мне не нравится, что Габриэла там бывает. - Правое колесо его "Крайслера" едва не задело вагон фуникулера. - Она подпала под их влияние, и я считаю, что это нехорошо на ней сказывается.
- Вы там бывали-какого рода эта лавочка-спросил я.
- Не могу сказать, что это лавочка, - ответил он, морща лоб. - Я не очень хорошо знаю их учение и вообще не очень в этом разбираюсь, но на их службах бывал с Габриэлой. они не менее торжественны и даже красивы, чем англиканские и католические. Не думайте, что это какие-то Святые Вертуны или Дом Давида. Ничего похожего. Во всяком случае, обставлено все первоклассно. Холдорны люди более... словом, более культурные, чем я.
- Так чем же вы недовольны
Он хмуро покачал головой.
- Даже не могу сказать. Мне это не нравится. Не нравится, что Габриэла исчезает, ничего никому не сказав. Вы думаете, ее родители знают, куда она отправилась
- Нет.
- По-моему, тоже, - сказал он.
С улицы храм Святого Грааля представлялся тем, чем и был первоначально, - жилым шестиэтажным домом из желтого кирпича. Внешне ничто не указывало на его изменившееся назначение. Я велел Коллинсону проехать мимо, к углу, где, расслабленно привалившись к каменной стенке, стоял Мики Линехан. Как только мы остановились, он подошел.
- Черная ушла десять минут назад, - сообщил он. - Дик сопровождает. Из тех, кого ты описывал, никто как будто не выходил.
- Устраивайся в машине и следи за дверью, - велел я ему. А Коллинсону сказал: - Мы с вами идем туда. Разговаривать позвольте мне.
Когда мы подошли к двери Храма, мне пришлось попросить его:
- Постарайтесь не дышать так шумно. Может быть, все обойдется.
Я позвонил.
Дверь открылась немедленно: за ней стояла широкоплечая мясистая женщина лет пятидесяти. На добрых десять сантиметров выше меня-а во мне метр шестьдесят восемь. Лицо в мешочках и припухлостях, но ни в глазах, ни в губах. никакой мягкости и дряблости. Ее длинная верхняя губа была выбрита. Черное, очень черное платье закрывало ее тело от подбородка и мочек до самых ступней.
- Мы хотим видеть мисс Леггет, - сказал я.
Она сделала вид, что не понимает.
- Мы хотим видеть мисс Леггет, - повторил я, - мисс Габриэлу Леггет.
- Не знаю. - Говорила она басом. - Хорошо, войдите.
Без особого радушия она провела нас в маленькую сумрачную приемную, прилегавшую к вестибюлю, велела нам ждать и ушла.
- Кто этот тяжеловоз-спросил я Коллинсона.
Он сказал, что не знает ее. Ему не сиделось на месте. Я сел. Опущенные шторы пропускали мало света, и я не видел комнату целиком, но ковер был толстый и мягкий, а мебель, насколько мне удалось разглядеть, тяготела скорее к роскоши, чем к строгости.
Если не считать шагов Коллинсона, в доме не раздавалось ни звука. Я взглянул на открытую дверь и увидел, что за нами наблюдают. Там стоял мальчик лет двенадцати-тринадцати и смотрел на нас большими темными глазами, будто светившимися в полутьме. Я сказал:
- Привет.
Коллинсон рывком обернулся на мой голос.
Мальчик ничего не ответил. Целую минуту он смотрел на меня не мигая, бессмысленным, совершенно обескураживающим взглядом, какой бывает только у детей, потом повернулся и ушел так же бесшумно, как появился.
- Кто он? - спросил я у Коллинсона.
- Наверное, Мануэль, сын Холдорнов. Я его раньше не видел.
Коллинсон расхаживал по комнате. Я сидел и смотрел в проем двери. Наконец там появилась женщина и, ступая бесшумно по толстому ковру, вошла в приемную. Она была высокая, грациозная; ее темные глаза, казалось, тоже испускают свет, как у мальчика. Больше ничего я пока не мог разглядеть.
Я встал. Она обратилась к Коллинсону:
- Здравствуйте. Мистер Коллинсон, я не ошиблась. Более музыкального голоса я не слыхивал.
Коллинсон что-то пробормотал и представил меня женщине, назвав ее "миссис Холдорн". Она подала мне теплую твердую руку, а потом подошла к окну, подняла штору, и на пол лег прямоугольник сочного послеполуденного солнца. Пока я привыкал к свету и отмаргивался, она села и знаком предложила сесть нам.
Раньше всего я увидел ее глаза. Громадные, почти черные, теплые, опушенные густыми черными ресницами. Только в них я увидел что-то живое, человеческое, настоящее. В ее овальном, оливкого оттенка лице были и тепло и красота, но тепло и красота будто не имевшие никакого отношения к действительности. Будто это было не лицо, а маска, которую носили так долго, что она почти превратилась в лицо. Даже губы-а губы эти стоили отдельного разговора-казались не плотью, а удачной имитацией плоти-мягче, краснее и, наверное, теплее настоящей плоти. Длинные черные волосы, разделенные посередине пробором и стянутые в узел на затылке, туго обтягивали голову, захватывая виски и кончики ушей. Она была высокая, налитая, гибкая, с длинной, сильной, стройной шеей; темное шелковое платье обрисовывало тело. Я сказал:
- Миссис Холдорн, мы хотим повидать мисс Леггет.
Она с любопытством спросила:
- Почему вы думаете, что она здесь
- Это ведь не так важно, правда-быстро ответил я, чтобы Коллинсон не успел вылезти с какой-нибудь глупостью. - Она здесь. Мы хотели бы ее видеть.
- Не думаю, что это удастся, - медленно ответила она-. Ей нездоровится, она приехала сюда отдохнуть, в частности. от общества.
- Очень жаль, - сказал я, - но ничего не поделаешь. Мы бы сюда не пришли, если бы не было необходимости.
- Это необходимо
- Да.
Поколебавшись, она сказала:
- Хорошо, я узнаю. - Затем извинилась и покинула нас.
- Я не прочь и сам тут поселиться, - сказал я Коллинсону.
Он не понимал, что я говорю. Вид у него был возбужденный, лицо раскраснелось.
- Габриэле может не понравиться, что мы сюда пришли, - сказал он.
Я ответил, что это меня огорчит.
Вернулась Арония Холдорн.
- Мне, правда, очень жаль, - сказала она, встав в дверях и вежливо улыбаясь, - но мисс Леггет не хочет вас видеть.
- Очень жаль, - сказал я, - но нам придется ее увидеть.
Она выпрямилась, и улыбка исчезла.
- Простите
- Нам придется ее увидеть, - повторил я как можно дружелюбнее. - Это необходимо, я вам объяснил.
- Извините. - Даже холодность не могла испортить ее прекрасный голос. - Вы не можете ее видеть.
Я сказал:
- Мисс Леггет, как вам, вероятно, известно, - важный свидетель по делу о краже и убийстве. Нам надо ее видеть. Если вас это устраивает больше, я готов подождать полчаса, пока сюда придет полицейский со всеми полномочиями, которые вы сочтете необходимыми. И мы с ней увидимся.
Коллинсон произнес что-то невнятное, но похожее на извинения.
Арония Холдорн ответила легким поклоном.
- Можете поступать, как вам угодно, - холодно сказала она. - Я не согласна, чтобы вы беспокоили мисс Леггет против ее желания, и если речь идет о моем разрешении, я вам его не даю. Если же вы настаиваете-помешать вам я не могу.
- Спасибо. Где она
- Ее комната на пятом этаже, первая от лестницы, слева. - Она слегка наклонила голову и ушла.
Коллинсон взял меня под руку и забормотал:
- Не знаю, стоит ли мне... стоит ли нам идти. Габриэле это не понравится. Она не...
- Вы как хотите, - проворчал я, - а я иду. Ей это может не понравится, но мне тоже не нравится, что люди прячутся, когда я хочу спросить их о пропавших бриллиантах.
Он нахмурился, пожевал губами, сделал несчастное лицо, но со мной пошел. Мы отыскали лифт, поднялись на пятый этаж и по пурпурному ковру подошли к первой двери слева. Я постучался. Ответа не было. Я постучался снова, громче.
В комнате послышался голос. Вероятнее всего, женский, но мог принадлежать кому угодно. Он звучал настолько слабо, что мы не разобрали слов, и как бы придушенно-даже нельзя было понять, кто говорит. Я толкнул Коллинсона локтем и приказал:
- Позовите ее.
Он оттянул воротничок пальцем и прохрипел:
- Габи, это я, Эрик.
Ответа все равно не последовало. Я опять постучал:
- Откройте дверь.
Внутри что-то произнесли, я ничего не понял. Я снова крикнул и постучал. В коридоре открылась дверь, и высунулся старик с бледным лицом и жидкими волосами:
- Что происходит
- Не ваше дело, - сказал я и опять постучал в дверь.
Голос внутри стал громче, и мы уже слышали в нем жалобу, но слов по-прежнему разобрать не могли. Я повертел ручку, и оказалось, что дверь не заперта. Я еще погремел ручкой и приоткрыл дверь сантиметра на два. Голос стал более внятным. Я услышал мягкие шаги. Я услышал сдавленный всхлип. И распахнул дверь.
Эрик Коллинсон издал горлом странный звук-будто где-то очень далеко кто-то душераздирающе кричал.
Габриэла Леггет стояла у кровати, держась одной рукой за белую спинку, и покачивалась. Она была белая, как мел. Глаза, тусклые, без белков, смотрели в пустоту, а маленький лоб был наморщен. Казалось, она видит что-то впереди и пытается понять, что это. На ней был один желтый чулок, коричневая бархатная юбка, в которой она явно спала, и желтая рубашка. На полу валялись коричневые туфли, другой чулок, коричневая с золотом блузка, жакет и желто-коричневая шляпа.
Все остальное в комнате было белое: белые обои на стенах, белый потолок, крашенные белой эмалью стулья, кровать, двери, оконные рамы, даже телефон; белый войлок на полу. Мебель была не больничная, такую видимость ей придавала белая краска. В комнате было два окна и, кроме той двери, которую я открыл, еще две. Левая вела в ванную, правая. в маленькую гардеробную.
Я втолкнул Коллинсона в комнату, вошел за ним и закрыл дверь. Ключа в ней не было, и скважины не было, и каких. либо признаков замка. Коллинсон глазел на девушку, раскрыв рот, и лицо у него стало такое же бессмысленное, как у нее-разве только ужаса больше. Она прислонилась к спинке кровати и темными одурманенными глазами смотрела в никуда.
Я обнял ее одной рукой и усадил, а Коллинсону сказал:
- Соберите ее вещи. - Мне пришлось сказать это дважды, прежде чем он вышел из столбняка.
Коллинсон подал мне вещи, и я стал одевать ее. Он вцепился пальцами мне в плечо и запротестовал-таким тоном, будто я запустил лапу в церковную кружку.
- Нет! Нельзя же...
- Какого черта-сказал я, оттолкнув его руку. - Хотите-одевайте сами.
Коллинсон покрылся потом, сглотнул и забормотал:
- Нет, нет! Как я могу. - .-И, не закончив, отошел к окну.
- Она предупреждала меня, что вы идиот, - сказал я ему вдогонку и обнаружил, что надеваю на нее коричневую с золотом блузку задом наперед. Помощи от Габриэлы было как от манекена, но, по крайней мере, она не сопротивлялась.
К тому времени, когда я облачил ее в пальто и шляпу, Коллинсон отошел от окна и стал засыпать меня вопросами. Что с ней Не надо ли вызвать врача Не опасно ли вести ее на улицу А когда я поднялся, он забрал ее у меня и, поддерживая длинными сильными руками, залепетал:
- Габи, я Эрик. Ты меня узнаешь Скажи что-нибудь. Что с тобой, милая
- Накачалась наркотиком, больше ничего, - сказал я-. Вы ее сейчас не теребите. Отвезем сперва домой. Берем ее под руки... Идти она может. Если на кого-нибудь наткнемся, знайте себе идите, я сам разберусь. Пошли.
Никто нам не встретился. Мы добрались до лифта, спустились на первый этаж и вышли через вестибюль на улицу, не увидев ни души.
На углу в "Крайслере" нас ждал Мики.
- Ты свободен, - сказал я ему. И он ушел.
Габриэлу мы усадили между нами, и Коллинсон завел мотор. Когда мы проехали три квартала, он спросил:
- Вы уверены, что ее надо везти домой
Я ответил, что уверен. Он замолчал, а еще через пять кварталов повторил вопрос и добавил что-то насчет больницы.
- А может, в редакцию газеты-огрызнулся я.
Еще три квартала в молчании, и опять началось:
- Я знаю одного врача...
- У меня есть дело, - сказал я. - И у себя дома мисс Леггет в ее теперешнем виде будет мне в этом деле полезна. Поэтому она едет домой.
Он насупился и сердито напал на меня:
- Вы готовы ее унизить, опозорить, подвергнуть ее жизнь опасности ради какого-то...
- Ее жизнь в опасности не больше, чем моя и ваша. Просто она немного перебрала какой-то дряни. Сама перебрала.
Та, о ком шла речь, была жива и даже сидела с открытыми глазами, но от происходящего была так же далека, как если бы находилась в Финляндии.
Нам полагалось повернуть на следующем углу. Коллинсон, с отвердевшим лицом и устремленным вперед тяжелым взглядом, продолжал ехать прямо и довел скорость до семидесяти километров.
- На следующем углу поверните, - приказал я.
- Нет, - ответил он и не повернул. На спидометре было 80, и прохожие уже поворачивались нам вслед.
- Ну-сказал я, выпрастывая руку, прижатую к боку девушки.
- Мы едем по полуострову на юг, - твердо сказал он-. В таком состоянии она домой не вернется.
- Вон что. - .-проворчал я и быстро потянулся к приборному щитку. Он отбил мою руку и, держа руль левой, выставил правую, чтобы помешать, если я попытаюсь еще раз.
- Не надо, - предостерег он, увеличив скорость еще на десяток километров. - Вы знаете, что с нами будет, если вы...
Я обругал его, пространно, с досадой, от души. Он повернул ко мне лицо, полное праведного негодования-видимо, мои слова были не из тех, которые приличны в обществе дамы. И этого оказалось достаточно.
Голубой "седан" выскочил из поперечной улицы перед самым нашим носом. Коллинсон уже вернулся к своим водительским обязанностям и от столкновения уйти успел-только не успел сделать это аккуратно. От седана мы прошли сантиметрах в пяти, но нас занесло. Коллинсон сделал все, что мог, он попытался овладеть машиной, вывернул в сторону заноса, но в дело вмешался бордюрный камень. Высокий и твердый, он не пожелал посторониться. Мы налетели на него боком и опрокинулись как раз на фонарный столб. Столб переломился и грохнулся на тротуар. Открытый "Крайслер" выбросил нас. Из сломанного столба с шумом вырывался светильный газ.
Коллинсон с наполовину ободранным лицом пополз на карачках выключать зажигание. Я сел и поднял девушку: теперь она лежала у меня на груди. Правая рука и плечо у меня не действовали, онемели. Девушка всхлипывала, но никаких повреждений, кроме неглубокой царапины на щеке, я у нее не увидел. Амортизатором ей послужило мое тело. А о том, насколько хорошо оно послужило, свидетельствовала боль в груди, в животе, в спине и непослушная рука. Прохожие помогли нам подняться. Коллинсон стоял, обняв девушку, и умолял ее ответить, жива ли она, и так далее. Удар отчасти привел ее в чувство, и тем не менее она не понимала, в аварию мы попали или что. Я подошел, помог Коллинсону держать ее, хотя ни он, ни она в этой помощи не нуждались, и горячо обратился к разбухавшей толпе:
- Нам надо отвезти ее домой. Кто может...
Свои услуги предложил низенький толстяк в брюках гольф. Мы втроем забрались к нему на заднее сиденье, и я назвал адрес. Он заикнулся о больнице, но я сказал, что ей надо домой. Расстроенный Коллинсон даже не вмешивался. Через двадцать минут мы подъехали к дому Леггетов и извлекли девушку из машины. Я долго рассыпался в благодарностях, чтобы толстяк не вздумал проводить нас в дом.
6. БЕГЛЕЦ С ЧЕРТОВА ОСТРОВА
Дверь в дом Леггета, да и то после второго звонка, нам открыл Оуин Фицстивен. Никакой сонливости в его глазах не было: если жизнь казалась ему интересной, они всегда возбужденно поблескивали. Зная, какие события могут его заинтересовать, я понял-случилось что-то необычное.
- Где это вас так-спросил он, оглядывая нашу одежду, окровавленную физиономию Коллинсона и царапину на щеке Габриэлы.
- Автомобильная авария, - ответил я. - Ничего серьезного. А куда делись остальные
- Остальные, - сказал он с особым нажимом, - наверху в лаборатории. - И, обращаясь ко мне, добавил: - Отойдемка в сторону. 38 ъъ-| 0384-3-5 ПЛИЗ03-Ж 13 ОКТЯБРЯ ЪЪ||
Я бросил Коллинсона и девушку у дверей в прихожей и прошел за Фицстивеном к лестнице. Он наклонился ко мне:
- Леггет покончил с собой.
Я был скорее раздосадован, чем удивлен.
- Где он-спросил я.
- В лаборатории. Там же миссис Леггет и полиция. Застрелился полчаса назад.
- Мы поднимемся наверх все вместе, - сказал я.
- А есть нужда тащить туда Габриэлу-спросил он.
- Есть, - раздраженно ответил я. - Ей, скорее всего, придется несладко, но сейчас она приняла наркотик и в таком состоянии легче перенесет удар. - Я повернулся к Коллинсону. - Пойдемте в лабораторию.
Оставив Фицстивена, чтобы он помог Коллинсону вести девушку, я отправился на третий этаж первым. В лаборатории было шесть человек: у дверей стоял высокий рыжеусый полицейский в форме; в дальнем конце комнаты, ссутулившись на стуле и прижав к глазам платок, тихонько всхлипывала миссис Леггет; у одного из окон О'Гар и Редди бок о бок склонились над пачкой листков, которые сержант держал в толстых лапах; у цинкового стола, крутя в руке пенсне на черной ленточке, стоял щеголеватый человек с землистым лицом, в темном костюме, а за столом, раскинув руки и навалившись плечами и головой на столешницу, сидел Эдгар Леггет.
Когда я вошел, О'Гар и Редди оторвались от бумажек.
Шагая к ним мимо стола, я увидел кровь, маленький черный пистолет рядом с рукой Леггета и семь неоправленных бриллиантов у его головы.
- Нате, взгляните, - сказал О'Гар и протянул мне из пачки четыре плотных белых листка, исписанных мелким, ровным и ясным почерком. Я быстро начал с интересом читать, но тут в дверях появились Фицстивен и Коллинсон с Габриэлой Леггет.
Коллинсон бросил взгляд на Леггета. Его лицо побелело, и он тут же загородил мертвеца от девушки своим телом.
- Входите, - пригласил я.
- Мисс Леггет здесь не место, - резко сказал Коллинсон, собираясь увести ее.